Текст книги "Цепная реакция (CИ)"
Автор книги: Ая Баранова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)
Она направляет меня к кабинету, где проходит операция. Я сажусь на банкетку и, прислонившись спиной к холодной стене, начинаю ждать. Я не знаю, сколько часов мне предстоит провести здесь, но время словно перестаёт существовать. Я смотрю в одну точку, не думая ни о чем. Я вижу в конце пустого коридора медленно приближающегося Семёна. В зловеще тишине слышно, как скрипят его сырые кроссовки. Он садится рядом со мной, ничего не говоря, но взяв меня за руку. Все его царапины и раны обработаны, и сейчас он выглядит немного лучше. Не таким болезненным. Мы оба молчим. Мне хочется спать. У меня нет сил сидеть, и я ложусь на банкетку, положив голову Семену на колени. В какой-то момент я проваливаюсь в сон и не знаю, сколько времени прошло, прежде чем открылась Дверь.
– Вы сестра Марии Беркетовой? – спрашивает мужчина в длинном белом халате, местами испачканным кровью. Мне передергивает от мысли, что я знаю, чья это кровь.
– Да, – тихо говорю я.
– К сожалению, вынужден вам сообщить, что Марию мы не спасли… – всё, что дальше говорит доктор, я слышу словно в тумане. Как сказали мне уже ранее, чудес не бывает. И все же, и тем не менее, и вопреки этому, я ждала, я была уверена, что все закончится хорошо.
Я глубоко выдыхаю, после чего начинаю рыдать. Это последний раз, когда я плачу из-за Мари. Я даю себе слово, что не буду реветь на похоронах, не буду лить слёзы на 9, на 40 день после похорон, не буду рыдать на первой годовщине. Я мужественно переживу её кончину. Эх, сестрёнка. Когда ты была жива, я много проплакала из-за тебя, но сейчас всё кончится. Моя красивая Мари. Мне будет не хватать тебя, но я научусь жить с мыслью, что больше у меня нет красивой, замечательной, совершенной сестры.
Семён представляется врачу, как её парень, и просит разрешения попрощаться с ней. У меня нет желания видеть её, и я остаюсь одна в холодном коридоре. На лестнице раздается звук топающих ног, и я вижу, что это идут Ольга и Глеб.
– Ну как она? – тихо спрашивает Ольга, крепко обняв меня. Глеб стоит чуть поодаль и вопросительно смотрит на меня.
– Она умерла. Мари не спасли, – так же тихо говорю я. Её кудрявые волосы щекотят мне лицо.
– Мы сейчас едем домой, к нам, твой отец просил, чтобы ты поехала с нами, потому что рейс твоей мамы задержат на час, а потом они оба приедут в больницу, – говорит Глеб. – Тебе надо поесть, выспаться и...
– Спасибо,– перебиваю его я. – Спасибо большое.
Я чуть отталкиваю Ольгу от себя, беру её за маленькую холодную руку, и мы втроем уезжаем из этого ужасного места, где наши страдания, наконец, закончились.
ОКОЛО ШЕСТИ МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ.
ЭММА
– Сегодня Новый Год. Мне если честно, даже не верится в это, – говорит Глеб, глядя падающие в свете фонаре на снежинки. Мы сидим на подоконнике в его кухне, пьём кофе из огромных керамических кружек и смотрим в окно. Сейчас Оля не попрекает нас за чрезмерную любовь к этому напитку, потому что в квартире стоит лютый холод: за два дня до великого праздника в их доме отключили отопление. К новогодней ночи его обещали починить, но пока это не произошло, и мы стучим зубами от холода. Конечно, на кухне сидеть холоднее, чем в гостиной, откуда сейчас раздаются вопли Оли и Саши, которые опять в припадке чувств дерутся подушками. Сейчас мы пытаемся согреться, и уже жалею, что потратила много денег на красивое новогоднее платье, ибо все равно сижу в теплой толстовке Глеба. Кофе меня ни черта не согревает, для такого дела надо пить чай, но сейчас только восемь вечера, а нужно зарядиться энергией на всю ночь! На самую лучшую, красивую, бессонную ночь в году!
Новый год всегда был для людей чем-то большим, чем просто праздник. Эта новогодняя суета часто становится настоящим спасением. Все поругавшиеся мирятся, одинокие находят свое счастье, трудоголики получают заслуженное повышение, скромняги находят силы признаться своему объекту обожания в любви, в общем, чудесный волшебный праздник – Новый Год. Эта, о, дивная пора снега, ярко-красных обёрток от подарков, эти коробочки с золотыми шнурками, мандарины, алкоголь, который приносит радость, а не является ядом, от которого спиваются массы. О нет. Чудесный Новый год. Ставит все точки над «и», позволяет тратить много денег, много есть, не думая о диете, и даже одеваться не по погоде. В Новый год никто не кутается в повседневные зимние свитера с натирающим шею горлом. Они остаются лежать на полке, а в ход идут сверкающие лёгкие ткани: сливочный шелк, пурпурный атлас, иссиня-чёрный бархат. Хочется блестеть ярче бенгальского огня, ярче огромного салюта на ночном новогоднем небе. Хочется, чтобы вокруг все были такие же красивые, счастливые, держали в руках высокие бокалы, почти до краев наполненные шампанским, и пили за любовь в Новом году. Пили за здоровье, за богатство, за красоту, за любимых, дорогих людей. За тех, кто сейчас рядом, за тех, кто далеко и тех, кого никогда больше не суждено увидеть. Замечательный Новый год. Замечательная тишина, замечательные 12 курантов. Замечательный грохот салюта, замечательно, когда пытаешься их перекричать словами счастья и любви к тем, кто сейчас рядом с тобой дрожит от радости, что начался новый замечательный год...
Этот год обязательно будет хорошим. Я уверена. Я знаю. Я иду в Новый Год с отличным настроением. Я оставлю всю горечь и все переживания в прошлом, и шагну в будущее уверенной в том, что все будет хорошо. Потому что точно будет!
Мы с Глебом любуемся на падающий снег и думаем о празднике. У меня всегда такое волнение накануне Новогодней ночи, всегда все так бурлит внутри, радуется, рвется наружу!
– И не говори. Тяжелый же был год.
– Очень, – соглашается Глеб. – Какие подарки купила своим?
– Ну, раз теперь родители снова живут вместе, я купила им билеты в театр. Мама очень любит мюзиклы, а отцу всё некогда ходить. Пусть хорошо время проведут. А то мама до сих пор иногда плачет.
– А ты нет, надеюсь?
– Нет, конечно, – улыбаюсь я. – У меня всё хорошо.
– Самое главное.
Надо сказать, что у нас всех всё хорошо. Первое время, конечно, было трудно, но через пару недель всё встало на свои места, и начало налаживаться. Наши многочисленные раны и ушибы потихоньку заживали, и уже через месяц мы собрались все вместе, чтобы куда-то сходить. Осенью мы стали встречаться чаще, не смотря на то, что у всех появились институты, работы и прочее. Мы сами не заметили, как стали жить нормальной жизнью. Единственное, что отравляло существование, это навязчивое внимание журналистов. Нам всем постоянно звонили, атаковали на улицах, фотографировали, просили приехать на ток-шоу, чтобы мы рассказали, что там произошло, но мы всем отказывали. Мы решили, что всё, что было там , останется там, и никто об этом не узнает. Никто и никогда. От нас отстали только ближе к зиме, потому что всех начали интересовать другие проблемы: почему в январе все ещё нет снега, какими будут результаты выборов и готов ли Лондон к Олимпиаде. Мы перестали быть актуальной темой для разговоров.
Сейчас мы ждём всех ребят: из наших приехал пока только Саша, а я у Коноплевых ещё с утра. Мне иногда кажется, что я здесь живу – так много времени я здесь торчу. Вообще все по идеи должны были приехать час назад, но как видите… нас только четверо. Глеб уже хочет звонить Олегу, как мы видим его внизу, подходящих к подъезду. С ним Ника, Катя, Алина и Стас. Они машут нам рукой, а Олег решает бросить нам в окно снежок, но тот не долетает метра два и падает.
– Слабак,– с улыбкой говорит Глеб и машет друзьям рукой.
– Как будто ты бросил бы лучше!
– Конечно, бросил! Ты сомневаешься?
– Сомневаешься! – в тон ему отвечаю я и смеюсь. Он делает обиженное лицо, отчего я смеюсь еще больше и, чуть не упав с подоконника, иду встречать гостей.
Из гостиной слышна музыка, кто-то поставил Фрэнка Синатру. Я не могу удержаться и начинаю танцевать, и буквально через минуту в дверь раздается звонок. И я, и Оля, и её кошка несёмся к двери и начинаем лихорадочно отпирать замки. С той стороны от двери нам еще громче поют легендарную « let it snow », после чего мы все пищим от восторга, хохочем и обнимаемся.
Надо сказать, что в том отдыхе, каким бы отвратительным не был… все-таки что-то хорошее имело место. Не верится, что я это говорю, но, тем не менее, это так. В нашей компании появилось трое замечательных ребят, которые нам полюбились и быстро стали своими. Так, например, Олег наконец-то нашел свою любовь в лице красавицы Кати, с которой у них что-то там несерьезное было на первой вечеринке в «Ручейке» (что именно, не знает никто!), но потом они случайно встретились в Москве и решили, что это судьба. Я очень рада за Олега, потому что мне потом долго было стыдно перед ним за то, что я сделала ему больно. Мы некоторое время ощущали эту неловкость, но как только он начал встречаться с Кэт, всё вернулось на круги своя, и мы снова стали отличными приятелями. Ника больше не убивается по Глебу. Вообще. Они спокойно сосуществуют в одном коллективе, не действуют друг другу на нервы и не ностальгируют по совместному прошлому. Стас оказался отличным чуваком, веселым, компанейским и очень подходящим для Ники – после Нового Года они планируют снимать вместе квартиру, так что за них можно не волноваться, у них точно все отлично.
Последний новый человек, которого мы приняли в свои ряды, это шумная, громкая и очень говорливая Алина. В каком бы настроении не была группа, при появлении этой девочки мы все заряжаемся безумной любовью к жизни, и начинаем дурачиться, как малые дети. А надо сказать, с позитивом у нас в этом году было туговато, так что она для нас – настоящий подарок. Нам всем порою приходилось отвлекаться на что-то, чтобы не думать о том, какой страшной участи мы избежали… Впрочем, зачем я начала вспоминать об этом сейчас? Сейчас уже давно всё хорошо.
Мы с Олей и Катей, в куртках, тихонько выскакиваем на лестничную клетку, покурить и обсудить последние новости. Парни в коридоре гремят бутылками из-под шампанского, а Глеб, кажется, кричит, что надо позвонить Роме и Ксюше, и если они не поторопятся, то алкоголь выпьют без них. Мы смеёмся, закутываемся поплотнее в пуховики и почти синхронно достаем пачки сигарет.
Но что плохо, то плохо. Я стала активным курильщиком, и с тех пор не нашла сил в себе бросить это дело. Сейчас я стандартно выкуриваю по пачке в день, и как бы Глеб меня не ругал, с этим ничего нельзя поделать. На Олю он тоже сердится, но Олиным воспитанием занимается Саша. Кстати, о Саше. Он все-таки добился своего – Оля уже около пяти месяцев считается его официальной девушкой. Они совершенно счастливы друг с другом, а мы в свою очередь счастливы за них… Что с Семёном – честно, я не знаю. Какое-то время он звонил мне, чтобы узнать как я и как родители, но потом мы утратили связь. Олег сказал, что сейчас Себа снимает квартиру где-то на Белорусской и живёт вполне спокойно. Но без нас. Нам он не звонит, не пишет, не дает о себе знать, мы вообще не в курсе, чем он сейчас занимается, есть ли у него кто-то и прочее. Грустно. На самом деле я скучаю по нему, но он так сильно связан с моей сестрой, что при мысли о нём я невольно начинаю думать о Мари и о том, как бы сейчас всё сложилось, будь она жива.
Но чем примечательна история, у нее нет сослагательного наклонения. Что уже имело место в нашем прошлом, то невозможно поменять – и в хорошем, и в плохом смысле. Я знаю, что всё могло бы быть по-другому, но я рада, что сейчас, в этот момент, я курю на лестнице со своими лучшими подругами, и скоро мы окунемся в потрясающий волшебный праздник.
