Текст книги "Цепная реакция (CИ)"
Автор книги: Ая Баранова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
ЭММА
Мы наконец-то дома. В безопасности. Уже два дня, как вернулись в Москву ОТТУДА. Мы все – не в самом лучшем состоянии. Честно говоря, в паршивейшем. Но радует, что мы наконец-то дома, с родными, живые и здоровые. Хотя нет. Тут я неточна. Не все здоровы и не все живы. Но об этом не надо. Не хочу. Не сейчас. Хорошо, что чувство страха, что было нашим спутником на протяжении последних нескольких дней, наконец-то отпустило нас. Но все равно еще долго, очень долго мы будем помнить о том, что с нами произошло. Дома – отвратительная атмосфера. Всё время приходят чужие люди, пахнет алкоголем, табаком, зеркала занавешены чёрными тканями. Я провела двое суток в этом кошмаре, после чего мы с родителями решили, что мне лучше на несколько дней переехать к Коноплёвым, пока все не уладится. А улаживаться будет долго.
У них обстановка не лучше. Такие же занавешенные черным зеркала, свечи и алкоголь. Но здесь Глеб и Оля. Подруга сидит на снотворном и сигаретах, ничего не ест, почти не спит и ни с кем, кроме меня, брата и Саши, не разговаривает. Она боится оставаться одна, поэтому я сплю с ней в её кровати. Она даже в туалет боится ходить одна, думая, что сейчас на неё упадет водосточная труба и убьет её. Родители считают, что ей нужна помощь специалиста, но Глеб заверил их, что всё будет хорошо. Мы все хотим верить, что когда-нибудь все будет хорошо.
Сегодня мы с Олей почти весь день провели у неё в комнате и разговаривали. О будущем. Нашем будущем. Болтали и курили. Комната вся пропахла табаком, на прикроватной тумбочке – переполненная окурками чашка. Здесь так накурено, что даже любимая Олина кошка не решается сюда зайти. Глеба весь день с утра – часов в 11 уехал куда-то, не сказав нам куда, и не отвечает на телефон. Только час назад он прислал смс, что навешал ребят, и скоро будет дома.
– Мог бы написать и пораньше, думает, что только он один за всех волнуется, – шипит Ольга и смотрит на меня. Я сижу напротив неё и пожимаю плечами. У нее несчастное выражение лица, которое усугублено тем, что у неё перевязана половина головы. Издалека кажется, что на ней маленькая белая шапочка, но я-то знаю, при каких обстоятельствах Оля получила 4 шва на голове.
– Это же Глеб. Пить хочешь?
– Хочу. В холодильнике кола есть, принесешь?
Я иду на кухню и чувствую в кармане шорт вибрацию.
– Привет, Саш, – говорю я, подойдя к окну.
– Привет, Эм. Как вы? Как Оля?
– Нормально. Оля в комнате отдыхает, Глеб уехал, скоро вернется. Ты как?
– Все в порядке. Во сколько похороны?
– Завтра, в 12 утра все встречаются у нашего дома, – тихо говорю я. От частого курения у меня стал сиплый и низкий голос.
– Помощь моя нужна?
– Будь рядом. Больше ничего не прошу. Сейчас главное это как-то пережить, потом будет легче.
НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ НАЗАД
ГЛЕБ
В нашей компании вопросами о проведении вечеринок, Новых Годов и закрытий-открытий сезонов всегда занимался я. Это повелось ещё с давних бородатых времён, когда мы дружили втроём: я, Олег и Рома, а нашей компании не было и в помине. Поэтому неудивительно, что когда мы по истечении многих лет выросли до полноценного коллектива, с меня эту роль не сняли. Честно говоря, я не в восторге от того, что на меня вечно возлагают столь ответственные миссии. И потом, одно дело, когда вас три студента и скоординироваться друг с другом проще простого, а другое – когда на тебе 20 человек. Им всем нужно отзвонить и написать по десять раз, чтобы все всё точно поняли и ничего не перепутали.
Чтобы это делал кто-то другой – да ни за что. Рома отмазывается, что у него ненормально длинный рабочий день, а вечером его дома с ужинами ждет любимая девушка Ксюша, поэтому ему «ну ой как неохота всех обзванивать». Мечтательный Олег для роли организатора не годится, нагловатый подросток Саша меня откровенно послал с этой просьбой, а с Себой мы познакомились всего полгода назад, он выучил далеко не всю нашу компанию и ему это не доверили. О том, чтобы это делала моя сестра или другие девушки, не может быть и речи – нам ещё матриархата не хватало!
Последние несколько дней вместо того, чтобы получать все удовольствия жизни, какие только возможны летом во время отпуска, я почти не выходил из дома. Сидел на телефоне и постоянно возился в бумагах. Мама шутила, что мой офис переехал к нам на кухню, потому что везде валялись какие-то бумажки. Как сказала мамуля, чтобы не закапать маслом прекрасную фотографию красавчика Олега на паспорте или не испачкать кетчупом свидетельство рождения Себы, она готовить в эти дни не станет, и питаться мы будем готовой едой из ресторанов и супермаркетов.
Я веду переговоры с совершенно бестолковой администрацией дома отдыха «Ручеек», куда мы должны уехать через 2 дня. Мы едем не просто отдыхать – мы решили поучаствовать в тамошних роллерских соревнованиях. Я нашёл объявление на одном из форумов ещё в апреле. Меня это привлекло, и я организовал встречу «Вконтакте», куда с охами и ахами сбежалась вся наша компания. Однако когда надо было дать точный ответ и писать заявку на участие, половина отсеялась. В итоге нас поедет 9 человек.
– В общем, Глеб! Я желаю вам и вашим ребятам успеха! Если что-то у вас поменяется, я на связи, всего доброго, – попрощался со мной менеджер после двухчасового разговора.
Телефон капризно запищал: пора ставить мою «Нокию» на зарядку и переходить на городской. Однако посмотрев на экран домашней трубки, понимаю, что это невозможно. Сестра до сих пор с кем-то болтает! Она разговаривает с половины 10 утра, а сейчас уже около часа дня. Я почему-то думал, что она уже закончила и давно уехала по делам, но нет, из соседней комнаты доносится её звонкий смех. Я улыбаюсь: на душе мне всегда становится спокойнее, если я уверен, что у неё все хорошо и она счастлива. А сейчас все обстоит именно так: она нашла замечательного парня, получила продвижение по службе и закончила вуз. Чем не начало нового счастливого периода в жизни?
– Оль, заканчивай трёп! – кричу я. – Мне телефон нужен, Ольга!
Сестра меня не слышит – а если бы и услышала, то все равно не отдала бы мне телефон. Поэтому мне придется и дальше подвергать «Нокию» дикому насилованию. Я набираю парням – Рома на работе, дико занят, говорит, что наберёт мне сам через часок другой. Саша рад меня слышать: внимательно всё слушает, благодарит и извиняется, что не может долго болтать, у него дела. Олег и так всё знает, его нет надобности беспокоить ещё раз. Себе я дозвониться не могу, поэтому откладываю беседу с ним до лучших времен и начинаю обзванивать женскую половину компании.
– Привет, Вероника, – говорю я девушке и вздрагиваю от сухости в своём голосе. – В общем, мы уезжаем уже через 2 дня, ты помнишь, запиши кое-что, я сейчас администратору звонил.
– Да, Глеб. Хорошо.
Разговор проходит без эмоций. Закончив повествование, я умолкаю. Она ничего не отвечает. Возникает пауза. На секунду. На десять секунд. На полминуты.
– М-м, в общем, вот так, – я начинаю что-то бормотать, сделав вид, что эти полминуты я не тупо ждал от неё хоть какой-то реакции, а пролистывал документы. – Да, я всё тебе сказал. Ну, если что-то поменяется, я позвоню.
– Хорошо, пока.
Она вешает трубку. Вот и поговорили. Минута, 32 секунды. Вместо того, чтобы попробовать все наладить, попросить поговорить, встретиться – у нас минута 32 секунды разговора по телефону, из которого совершенно ясно, что у нас всё умерло. Осталось только раскопать могилу и написать на плите «здесь покоятся отношения Вероники Немковой и Глеба Коноплёва, умершие из-за взаимной тупости партнеров».
Мы встречались почти 2 года, но отношения наши всегда были довольно непрочными: мы могли неделями не писать и не звонить друг другу, но когда пересекались в компании, то, конечно, не отходили друг от друга. С ней было хорошо, но если её долго не было рядом, я не скучал. Мне было всё равно. Вероника нравилась мне тем, что внешне похожа на Ольгу, только ниже ростом и носила гладкие прически, а не буйные кудри. Но в целом же мимика её лица удивительно напоминала мне сестру: они одинаково улыбались, смеялись, хмурились и играли бровями. Но характеры у них совершенно разные, можно сказать, что Оля и Ника – это две полярности, одна из которых совершенно неуравновешенная и активная, другая же молчаливая и более склонная к анализу, нежели к активным действиям.
Последний раз мы разговаривали по телефону весной, сейчас же – почти середина лета. Мы едва ли писали что-то друг другу в Интернете, а встречи в компании ограничивались фразой «привет, как дела?». Когда настал тот момент, что наше «общение» затухло до такой степени, что стало ясно, что никакая мы не пара, я не знаю. Ника перестала звонить, я перестал звать её на свидания: у неё вроде как был институт, экзамены, сессия, репетиции в театре, новая работа, новые роли, у неё не хватало на меня времени; у меня было по горло работы в банке и домашние проблемы. Экзамены сдали, роли выучили, с кредитами разобрались, но отношения умерли. Тут, я думаю, была скорее моя вина, но если я не испытывал к ней никакого желания, значит, она не та, кто мне нужен?
Пару минут я смотрю в окно, уставившись в одну точку: лето в этом году выдалось слишком жарким. Уже третью неделю подряд столбик термометра не опускается ниже 30 градусов, а какое пекло стоит на открытом солнце, одному Богу известно. В квартире прохладно: в каждой комнате установлен кондиционер, поэтому мы с семьей жару переживаем не очень тяжело. Но природа явно недополучала воды: газон перед нашим домом, некогда яркий и свежий, растет проплешинами, пожух и иссох. На деревьях пооблетало около трети листвы: если не знать, что сейчас июль месяц и стоит страшное пекло, можно подумать, что на дворе осень.
Мне хочется кофе. Я ставлю чайник, и пока греется вода, набираю последний в телефонной книжке номер – номер Беркетовой, лучшей Никиной подруги.
– Привет, Глеб! – раздается в трубке громкий голос, который после сипенья Ники кажется мне почти ором. Её экспрессивная манера говорить ничуть не изменилась со времени нашей последней встречи. Удивительно, как тихая Ника может дружить с такой шумной девицей. – Слушай, насчёт «Ручейка», я в ДТП попала, сдала машину в ремонт, но мне её не починят к поездке! В общем, прости, что раньше не набрала! Это очень непредусмотрительно с моей стороны! У меня тут большая неприятность произошла, я обо всем напрочь забыла!
Беркетова – уже сама по себе большая неприятность. Громкая, шумная, активная и грубая девица. Я её никогда не переваривал, и могу разговаривать с ней только в слишком хорошем настроении, когда уже ничто не в силах мне его испортить. Другие ребята из компании к ней относятся вполне неплохо: её грубость нивелируется внешней привлекательностью. Эта барышня считает, что раз природа наградила её красотой, то можно говорить и делать, что хочется. Я какое-то время сдерживал себя, и пока Беркетовой было лет 15-16, на её грубые замашки реагировал спокойно, считая её маленькой. Но это было давно, прошло уже три года, а она не меняется, ведет себя как подросток: ругается матом и что самое страшное, дерётся! Я долго был с ней любезен, потом меня эта театрализация достала, и я придумал отличную тактику, как не иметь с ней дела. Просто не замечал её в упор. Демонстративно не здоровался, делал вид, что её нет. И называл исключительно по фамилии. Это сработало, я свел общение с ней просто до минимума.
– Ясно. Плохо, что в плане машины не получилось на тебя положиться, но я думаю, что двух машин на 9 человек и вещи хватит. Все-таки ехать на автобусе это как-то мало приятно, согласись.
– Ага, – односложно соглашается она.
– Запиши кое-что, это про поездку. Возьми с собой все документы, потому что там с этим строго, просто не пустят на территорию и всё, – я диктую ей всю необходимую информацию. – А что у тебя случилось, что ты так забегалась и не сказала, что твоя «Ауди» стоит на ремонте?
– Жопа случилась! – неожиданно громко кричит она, и я чуть не уронил сотовый. – Потом всё узнаешь! Ой, мне на домофон звонят. Пиццу принесли. Чао!
Я не успеваю пожелать «счастливо подавиться», как в ухо начинают бить гудки. Мой чайник же как раз вскипел – самое время для кофе и телевизора.
Я листаю каналы и натыкаюсь на какой-то фильм. Американский ужастик 70-х годов, «Призраки минувшего детства». Самая жуткая сцена фильма, где друг главного героя умирает. Он спит в кровати, в темной комнате. Играет страшная музыка, воет ветер, идёт дождь – достаю с полки банку кофе и сыплю порошок в чашку. Музыка становится громче и тревожнее – парень ворочается в кровати – потом камера меняет ракурс. Нам показывают, что потолок крепится к стенам с помощью балок. В месте, где она крепится к стене, отходит гвоздь. Ветер дует в окно, и балка раскачивается – я наливаю кипяток в чашку и, не отрываясь, смотрю в экран. Засмотревшись, я начинаю лить мимо чашки – коричневая горячая вода течет по разделочному столу на пол – горячие капли капают на ноги. Я дергаюсь, ошпарившись, и отвлекаюсь от сцены в фильме – в это мгновенье до меня доносится крик с экрана – на бедного парня упала эта балка и мгновенно убивает, разбив ему голову.
– Глеб, что ты смотришь дерьмо всякое! – на кухню входит моя младшая сестра Ольга. Не смотря на то, что мы только собираемся ехать на отдых, вид у неё словно она только-только вернулась с курорта. Загар, выгоревшая копна каштановых волос, ярко-бирюзовые шорты с майкой и, конечно же, любимые изумрудные вьетнамки. Сестра долго и с удовольствием тянется, потом принюхивается и окидывает взглядом кухню: – Ты кофе что ли пьешь? Глеб, ты упал что ли, за окном сорок градусов жары! – она отнимает у меня чашку и выливает коричневую водицу в раковину, после чего недовольно лезет за тряпкой в шкафчик. – Минералки попей, на худой конец кока-колы, но слушай, горячий кофе пить, он воду задерживает в организме и на сердце нагрузку дает, тебе плохо станет! Вот мужики! Вы все тупые! Ни одна нормальная девушка не станет пить кофе в жару!
Сестра ликвидирует следы безобразия, а я молча наблюдаю за ней, думая, почему вокруг развелось слишком много активных говорливых женщин.
– Глеб, ну что ты такой кислый! Такое ощущение, что ты меня сейчас убьёшь за эту чашку! А я, между прочим, о тебе забочусь!
Она моет тряпку и вешает её сушиться на кухонную батарею. После чего достаем из холодильника миску с виноградом и черешней и пакет кефира и ставит всё на стол. Как такового обеденного стола у нас не имеется, посреди огромной кухни, обложенной салатовой и оранжевой плиткой, у нас возвышается широкая расписная барная стойка. Оля нашла её на каком-то блошином рынке и просто влюбилась в эти витиеватые тонкие оранжевые и розовые цветы на угольно-чёрном фоне. Позже она притащила 4 высоких барных стула и собственноручно расписала их в тон кухне и столешнице. Теперь у нас такая креативная кухня, имитация бара, где Ольга, кстати, работала пару лет назад.
– Я думаю, кефир с ягодами тебе принесут больше пользы, чем этот дурацкий кофе. И вообще, ты даже не завтракал с утра. Все на телефоне висишь с этими придурками! – говорит она с негодованием и лезет за стаканами. Интересно, кого подразумевала под придурками, администрацию «Ручейка» или наших друзей?
Она садится напротив меня и разливает кефир по стаканам.
– Ты звонил народу? Я считаю, что нам надо встретиться всем завтра и обсудить нашу поездку. Пойдем в «Алейхан» и всё там обсудим.
– Да, я звонил всем.
Оля ставит пакет на стол и выразительно смотрит на меня:
– И Нике тоже.
– И Нике тоже.
– Глеб, хочешь знать мое мнение? Вы не пара сейчас и никогда ею не были. Вы уже 4 месяца не видитесь и прекрасно обходитесь друг без друга. Хватит киснуть! Появится у тебя кто-то другой и поймешь, что отношения с ней это было не более, чем неплохая дружба.
Она как всегда права, но я не люблю давать ей понять, что согласен с ней.
– Оль, не у всех такие страстные и горячие романы, как у тебя. Отношения разные бывают.
– Глеб, вы не любили друг друга. Точнее, вам кажется, что это любовь. А на самом деле это так. Просто... вы для кого-то другого. Вы не горели друг с другом! Вы...
– Оль, как «горишь» ты с каждым парнем, так для тебя скоро нужно будет вызывать пожарную бригаду, – ухмыляюсь я, а она обижается.
– Пей кефир. И помолчи лучше, коли сегодня ты не настроен на конструктивную беседу, – шипит она и замечает, что я не притрагиваюсь к напитку. – Если не хочешь, я твой стакан выпью. Мне больше достанется.
– На здоровье, – киваю я, решив жевать черешню раз с желанным кофе мне сегодня не судьба.
– Кстати! – начинает она, сделав очередной глоток. – Позвони Себе, он хотел с тобой поговорить! У него там машина поломана, из-за жары масло протекло и на ней ездить нельзя, в общем, тебе и Беркетовой нас везти.
– Что!? Оля, что ты говоришь? У него тоже машина не на ходу?
– Что значит «тоже»? – хмурится она.
– Это значит, что я десять минут назад звонил Беркетовой, и она сказала, что её «Ауди» тоже не на ходу.
– Это сегодня произошло?
– Нет, видимо пару дней назад.
– Почему она раньше не позвонила? – ворчит Оля, копаясь в миске в поиске самой большой и вкусной ягоды. – О чём она думает?
– Ну, у неё случилось что-то.
– Что там такое?
– Не интересовался.
– Значит, тем более, завтра надо всем собраться и решать, что делать с транспортом. Сегодня мы уже не соберем никого. Вообще обидно, что не едут другие девчонки, – Оля имеет в виду, что не будет её лучших подружек из этой же компании, Маргариты и Маши.
– Ну, я думаю, ты там скучать не будешь! – улыбаюсь я, а Оля розовеет от удовольствия. – А теперь, сударыня, разрешите откланяться, мне нужно Себе позвонить, пока вы не заняли телефон для очередной беседы с Марией.
– Только ненадолго! – предупреждает сестра и ставит стаканы в посудомоечную машину. Я улыбаюсь и с нарочито внимательным видом слушаю её. – Мы с ней по магазинам вечером идём, не занимай телефон надолго, мне ей позвонить надо!
ЭММА
Кондиционеры и вентилятор не справляются даже вдвоём. Надо сказать отцу, чтобы поставил ещё парочку, на кухню и в гостиную. Невозможно. Я думаю, что я сойду с ума. Я хожу по дому в одном белье, но мне так душно, словно на мне надета шуба! Я по три раза в день принимаю душ и хожу с мокрыми волосами, уже смирившись с тем, что они будут кудрявиться, но ничего не помогает спастись от духоты. Ужасное жаркое лето после ужасного года. Я так долго его ждала, столько надежд на него возлагала, а эта гребанная жара всё портит.
Я до сих пор с ужасом вспоминаю ту поездку в роллердром, после которого моя жизнь пошла наперекосяк. Я помню, что тогда меня вывел из себя старший брат Олега, Андрей, который еще на тот момент тусил с нами. Он пытался доказать мне, что я плохо катаюсь и не смотря на то, что на роликах давно, рампу я не осилю. Я поспорила с ним и решительно полезла наверх. Моя смелость привлекла внимание многих: мне освободили всю рампу, кабы поглядеть, на что я способна. Это был мой первый опыт. Я выдохнула и полетела вниз – когда ног оторвались от круглой поверхности деревянной постройки, я ощутила страх, но быстро подавила его в себе. Я пролетела так несколько раз – на 6 раз я поняла, что это потрясающе и что мне подвластно всё! Но я увлеклась. Не рассчитав, что я спрыгну слишком близко к концу рампы, я не развернулась вовремя и упала с неё – с высоты 10 метров, на спину. Я не сломала позвоночник, потому что упала на чьи-то рюкзаки, но травма была серьёзная. Я потеряла сознание и пришла в себя только в больнице – Олег, Глеб, Ольга и Ника сидели со мной до последнего, пока уже врачи и охрана силой не прогнали их.
Декабрь, Новый год, январь и февраль я провела в больнице. Март и апрель – дома. Сессию, зимнюю и летнюю, я не сдавала, на лекции не ходила. Чтобы не стать первокурсницей снова, пришлось дать взятку декану. Учитывая, что я не появлялась в вузе с первого месяца зимы, можно представить, сколько отец дал ему бумажек. Меня он за это не упрекал ни разу. Деньги, говорит, уходят и приходят, главное, что ты здорова. Я так ждала лето, потому что летом мне можно было бы много гулять, снова кататься на роликах и видеться с друзьями.
И вот сейчас наступило это лето. Казалось бы, всё должно быть замечательно и ничего не предвещало беды – но вчерашнее письмо по электронной почте испортило ВСЁ. Завтра должна прилететь моя сестра из Парижа, с которой я не виделась больше года в силу того, что это время мы жили порознь. Учитывая, какие плохие отношения и у нас первые 17 лет нашей жизни и как страшно мы поругались перед тем, как она и Рошель, наша мама, уехали во Францию, я не рада Мари совсем.
Мы близнецы. Любимый приём режиссеров бразильских сериалов: лихо закрутить сюжет вокруг двух одинаковых девиц, чтобы потом 100 серий зритель недоумевал, что же происходит. А потом бы неожиданно выяснилось, что это не Луиза занималась денежными махинациями и вымогала у Педро деньги, а её близнец Катрин. Нас, правда, никогда не путали. По одной простой причине, что ни мои, ни её друзья не знали о существовании сестры, для них существовала только одна девушка с фамилией Беркетова. Но мне думается, что если бы и люди, знавшие нас обеих (кроме родственников), то нас не путали бы всё равно.
Бог сделал нас слишком разными, и над моим «вариантом» он явно старался меньше. Притом, что внешне мы одинаковые, красавицей в семье считают её, и все комплименты видимо, рассчитанные Свыше на нас двоих, забирала себе Мари. Все тёти, дяди и бабушки её считали распрекрасной, премилой барышней, любящей детей и маленьких животных. Я же в их глазах была злым оборвышем, который не ходил на семейные праздники, а «бегал по улицам с наркоманами». Поклонников у Мари было столько, что хватило бы на 5 девушек, и все они были довольны таким количеством парней. Меня же в компаниях особо не жаловали, считая грубой и угрюмой, врагов и неприятелей, мечтавших задушить меня в один прекрасный момент, у меня много больше, чем друзей. Надо сказать, я не сильно ценила этих людей и не лезла вон из кожи, чтобы им понравиться. В отличие от Мари, говорить вежливо и льстить я не умела в принципе, потому что меня все всегда бесили своей тупостью и тормознутостью, и мне никогда не хватало терпения ужиться с кем-либо. Во мне, конечно, есть хорошие качества, но это всё не считается, потому что лучшей, первой и любимой всегда была только Мари.
Лет до 13 я ревновала ужасно. Мне казалось ужасно несправедливым, что её все любят больше, хотя себя я, естественно, считала лучше. Одно время я старалась походить на неё, но мои попытки стать «второй Мари» не обернулись ничем хорошим. Когда я вела себя мягко и по-дружески, меня начинали подминать под себя и пользоваться. Поэтому к 15 годам у меня сформировался жестокий нрав, некая грубая маска, которая со временем приросла ко мне. Ведь престижнее вести себя грубо и независимо, чем показывать, что тебе больно и из кожи лесть вон, чтобы всем понравиться.
Год назад Мари совершила поступок, напрочь перечеркнувший всю её добрую репутацию: она, будучи 11классницей, забеременела от своего парня. Я с ним знакома не была, даже его имени не знала. У родителей произошла из-за её залёта жуткая ссора; настолько жуткая, что отец подал на развод, мол, мать недосмотрела за ребёнком. Рошель в принципе никогда не была озабочена нами. Мари, правда, она любила больше меня и больше давала ей материнской любви – но видимо, увлекшись болтовней о прическах и макияже, забыла сказать ей, что надо предохраняться, иначе будут печальные последствия.
Мари лежала в больнице, родители ругались каждый день и орали друг на друга, мне же нужно было поступать в университет. Я хотела поступить на физтех. В те непростые дни я жила у Ники, моей лучшей подруги. Я рассказала половину истории: родители разводятся из-за того, что Рошель не занимается домом и мной, и отец от этого устал. О сестре она не знала, хотя она была мне самым близким человеком, и мне было стыдно это утаивать. Ровно как и от всех прочих: Ольги, Глеба, Олега, Саши, Андрея... Всей этой компании, с которой я познакомилась три года назад, и с которой общалась до сих пор. Ника помогла мне пережить их развод; дала понять, что я не одна и всегда будут люди, которые меня любят и поддерживают. Она не знала о том, как я чувствовала себя на фоне более успешной сестры и не знала, что на тот момент дала понять мне самое главное: что меня можно любить и уважать, как любят и уважают Мари.
Я успешно сдала экзамены: дура не дура, но я смогла поступить, пусть и не на самый престижный по местным меркам факультет. Это известие Рошель не обрадовало: в ответ на мои слова она лишь кивнула и сказала, что она и Мари здесь больше не живут, они переезжают в Париж, к бабушке и дедушке. Она даже не добавила, что будет по мне скучать, и я в любой момент могу приехать к ним в гости. Я не услышала, что я для неё такая же любимаядочь и для неё больно осознавать, что теперь мы будем жить не то, что в разных комнатах, а в разных странах. Нет, она просто поставила меня перед фактом и попросила помочь собрать вещи Мари, потому что та чувствовала себя очень плохо после операции.
Мари, конечно же, не хотела уезжать. Я помню последний день, который мы провели вместе. Она плакала в нашей комнате и много курила, даже не боясь быть застуканной родителями. Она постоянно бормотала себе под нос, «как я без него, как я без него?», перебирала смс-ки в телефоне и много плакала. Потом вроде успокаивалась, делала новую затяжку, но стоило раздаться какой-то «неправильно» песни по радио, как она снова давилась слезами. Она ужасно сентиментальная, всегда придавала словам в песнях слишком много значения. Я гладила сестру по голове и что-то говорила. Что-то. Я не знала, что должна была говорить в такой ситуации, но я хотя бы была с ней рядом. Я бы с большей радость провела это время с Никой и Сашей, на тот момент моими лучшими друзьями, но я не могла вот так оставить её. Я даже предложила поехать с ними в аэропорт, чтобы попрощаться – всё-таки это были моя мама и сестра! – но Мари восприняла это предложение в штыки. Рошель равнодушно сказала: «Не нужно, милая. Тебе предстоит потом трудная дорога домой и ты устанешь. Береги себя и будь умницей».
Опустела двухэтажная квартира. Ко мне заходили друзья, но это не могло заполнить той пустоты, которая осталась после их отлета. Мне всё время казалось, что я до невозможного одинока. Мама и сестра не звонили нам. Лишь два месяца спустя Мари написала первое письмо. Небольшое. Она написала, что чувствует себя нормально, больше живот у неё не болит, месячные приходят регулярно. Просила передать привет папе и поцеловать любимую кошку Рапунцель. Потом в августе поздравила с днём рождения, а потом от неё не было вестей вплоть до зимы. Когда я попала в больницу, она писала чаще: волновалась. Искренне. Понимала меня. Понимала эту боль и эти давящие стены в больничной палате. Нас это немного, но сблизило, но всё равно мы не делились ничем сокровенным. Всё самое личное мы оставляли для своих дневников, лучших подруг и сигарет.
И вот позавчера Мари прислала очередное письмо, в котором написала, что приедет в Москву, до конца лета. Её прилет как раз по времени совпал с нашей поездкой, и я уверена, что это была инициатива папы, чтобы она поехала с нами. Он хотел, чтобы весной я поехала на недельку в Париж, пообщаться с мамой и Мари, но тогда этого не вышло по причине моего самочувствия, и сейчас Мари прилетает сюда на два месяца. Лето испорчено.
Я открываю коробку с пиццей и беру первый кусок. Некогда любимое блюдо сейчас кажется мне почти безвкусным. Аппетит у меня пропал, и я ограничиваюсь одной чашкой кофе. Мне всё равно, что в жару вредно пить кофе, мне необходимо собраться с мыслями и вспомнить, что мне нужно сделать перед поездкой. У меня нет подходящих вещей для отдыха, потому что тем летом я весила на добрых пять килограмм больше и сейчас мне все велико. Раз никто меня сегодня никто никуда не позвал, поеду в «СтарМаркет». До него ехать на метро недалеко, но неудобно, с пересадкой на кольце. Вообще, я бы сейчас с большим удовольствием сидела в салоне своей «Ауди», чем толкалась в душном вагоне. Ненавижу общественный транспорт. Мастерам нужна какая-то деталь из Америки, а ждать её не меньше трёх недель, поэтому сейчас воспользоваться личным авто невозможно. Плохо, что я не позвонила Глебу сразу же и подвела ребят с машиной: мы-то надеялись, что на 9 человек будет три автомобиля и все с удобством смогут расположиться.
Для меня звонок Коноплёва стал большой неожиданностью: мы с ним практически не общались, только если нужно было обговорить какие-то вопросы, касающиеся компании. Он меня раздражает, потому что он ведет себя как страшный зануда. Ну, подумать только, 24 года парню, а по тому, как себя ведет, можно дать все 30. И главное, что внешне совершенно нельзя предположить, что этот человек достоин звания офисного планктона. Он и его сестра Ольга – настоящие красавцы. Когда я увидела их первый раз, то была просто поражена. Я думала, такие лица можно увидеть только в фильмах и просто влюбилась в них обоих, поддавшись очарованию красивых черт. Но через месяц разобравшись, что это за люди, я лишний раз поняла, что внешность обманчива. Красавец Глеб оказался скучнее сухаря из серого хлеба, а обладающая кукольной внешностью Ольга на практике скорее напоминала Чаки из ужасного старого фильма. Ольга шабутная, непредсказуемая, без царя в голове, с несколько экстремальной биографией, непростым характером, довольно своеобразным чувством юмора и красивой модельной внешностью. Мне нравится, как она выглядит, и я даже переживала какое-то время, что мы с ней совершенно не похожи. Такая изысканно тонкая, худая, с изящными длинными руками, ногами, шеей, вытянутым лицом – ей не бухгалтером быть, а моделью. У неё бы получилось, потому что вся она (что касается внешности) получилась. Лицо у неё правильное, аккуратное, выразительное – всякий раз, когда я сталкиваюсь с ней взглядом, я невольно вздрагиваю: в её глазах, больших, карих, всегда слегка подведенных, есть что-то дьявольское... Взгляд уверенный, сильный, как посмотрит – точно вдарит промеж глаз. Потрясающая личность в целом, единственное, что она совершенно не шла со мной на контакт. Обидно.
Глеб был другим: правильным, всегда одинаковым и предсказуемым. У него всё всегда должно быть идеально, и если что-то не отвечало нормативам и правилам, то для него это неприемлемо. Приходить нужно во время, как поезд на вокзал, алкоголя выпивать не больше своей нормы, спать не больше конкретного количества часов в день, делать утрам зарядку и закаляться. Ему моя натура, не отвечающая стандартам поведения девушки, мягко говоря, не нравилась, но я из-за этого сильно не страдала. Странно, учитывая, что он бок обок живёт с девицей с похожим нравом вот уже 20 лет, он всё никак не может дать таким девушкам «право на существование».
