Текст книги "Цепная реакция (CИ)"

Автор книги: Ая Баранова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Мимо нашего стола проходит девушка – высокая, очень красивая, с длинными белыми волосами. Красавица кому-то из нас машет рукой и бросает очень милое «привет». Олег, сидящий рядом со мной, вдруг становится пунцовым и как-то странно втягивает голову в плечи. Чего он так испугался? Девушка несколько озадачена. Она с удивлением смотрит на Олега и снова с ним здоровается:

– Привет?

Ольга не спускает с неё глаз и внимательно следит за её реакцией. Похоже, что данная ситуация её забавляет. Саша и Рома обмениваются хитрыми взглядами и слегка прыскают в кулаки. Блондинка поджимает губы и пожимает плечами. Рядом с ней видимо её подружка – невысокая девочка в ярко-оранжевой футболке; обе, косясь в нашу сторону, уходят и садятся в другом конце столовой.

Рома, убедившись, что они ушли и ничего не могут слышать, начинает дико хохотать. Его лицо краснеет от смеха, на глазах даже слезы выступают. От хохота его колотит так сильно, что некоторые даже оборачиваются и испугом смотрят на парня. Саша даже не пытается сдержать хохот и начинает ржать вместе с ним. Олег сжимается до невозможного размера и как-то беспомощно косится по сторонам, словно ищет, не видит ли кто, как над ним «угорают» друзья.

– Вау! – кричит Ольга, вытянувшись вперёд к бедному Олегу. – Дружище, ты завёл себе подружку? Так ты не голубой?

Олег краснеет до корней волос.

– А она красивая! – оценивающе кивает Мари и с наигранным понимаем во взгляде смотрит на парня. – Губа не дура. Ну, что же ты боишься, давай, подсядь к ней, а то упустишь.

– Отвалите от меня, – злобно бурчит Олег.

– Да ладно, Олег, ты же с ней всю ночь потом провел, а то мы не знаем, плейбой! – говорит Саша сквозь смех. – Вы там успели занять кабинку или просто перебрались к ней в номер? Кстати, ты же не ночевал сегодня дома! Я точно помню, что после того, как мы проводили Глеба, пришёл только Семён!

Поняв, на что намекает друг, Олег резко начинает качать головой:

– Ничего не было! Ничего не подумайте!

Гвалт смеха.

– Да уж, друг, ну ладно, мути с кем хочешь, мы ж не против, – подливает масла в огонь Рома и смотрит на друга чуть ли не с жалостью. – Но слушай, подошёл бы сейчас что ли поздоровался с ней! А то девица решит, что ты из этих, которые поматросят и бросят!

Вот тут уже даже я не могу удержаться от хохота.

– Да! – смеётся Ольга. – Или слушай, тебе парни всё же больше нравятся? Да ладно тебе, голубая луна, ну тебя и так, и так любим, какого бы цвета ты не был! Просто жалко, если ты такую девушку упустишь!

– Ммм, мне всё же больше верится, что он не голубой! – с опаской в голосе говорит Саша. – А то мне как-никак с ним в одной комнате жить!

– Каждому, каждому, в лучшее верится... Катится, катится голубой вагон! – дурашливо напеваю я, чем вызываю новую волну истерического хохота.

Внезапно Олег резко меняется в лице и порывисто встаёт из-за стола:

– Хватит! – рявкает он. Ольга умолкает и с интересом смотрит на него. – Спасибо, милые любимые друзья, если я ничего более приятного, чем обвинения в бисексуализме, сегодня не услышу, я, пожалуй, пойду покататься. Всего доброго!

Накинув рюкзак с коньками на плечо, он уходит, по пути доставая из кармана сигареты. За столом на некоторое время задерживается неловкая тишина. Олег на самом деле очень добрый парень; он первый бежит, когда кто-то падаем, всегда провожает девочек до дома, если мы катаемся допоздна, всегда поддается в салочки, в общем, воистину золотой парень, доброту которого просто не ценят. Воспитание не позволяет ему хамить, поэтому он просто отмалчивается, если у народа появляется настроение поиздеваться нал Олегом.

– Да, доигрались вы, уроды. И какое удовольствие стебать его за то, что ему кто-то понравился? Вы на его свадьбе тоже ржать будете? – недовольно подает голос Глеб, рассеянно рассматривая своё отражение в чашке с кофе. Чуть прищурившись, он интересуется: – А что я, правда, такой коричневый? Как там?

Ника кривит рот и с упрёком в голосе говорит:

– Ты хуже, поверь! Зачем было так нажираться?

Оля вздрагивает при звуке Никиного голоса и метает в её сторону быстрый, неприятный взгляд. Её карие глаза сужаются, как у змеи – первый признак того, что она злится.

– Ой, ладно тебе, Ника, сама хороша! Тебя в баре-то толком с нами не было, ушла с тем красавчиком почти сразу же, причем не скажу, что ты была при этом, «сама трезвость!» Вот сиди молча, нечего на Глеба баллоны катить!

Оля всегда в глубине души недолюбливала всех девушек своего брата. Особенно её раздражает, если те начинают учить его жизни и указывать Глебу, что ему делать: Оля считает, что такой прерогативой имеет права обладать только она. Глеб же относилось ко всем парням Оли довольно лояльно, считая, что та вправе сама решать, с кем ей встречаться и когда. Правда, если кто-то её обижает, брат всегда за неё вступается. Вообще, здорово наверно, иметь старшего брата. Во всяком случае, намного лучше, чем сестру близнеца.

– О, кто-то вчера славно провел время, – безжизненным голосом говорит Глеб, мгновенно меняясь в лице. Вероника, кажется, сейчас заплачет – она сидит слишком далеко от меня, и я не могу взять её за руку. Но Глеб не видит сей перемены в её лице и продолжает дальше. – Ну и отлично, Ника загуляла, Олег загулял, и я напился. Можно с уверенностью сказать, что у троих из нас отдых вчера удался.

Ника с ненавистью смотрит на ухмыляющуюся Олю.

– Да, немного потанцевала с одним парнем и всё. Тоже мне, мировое веселье.

– Потанцевала? О да, милая у вас там мазурка за деревом вышла! А какой вальс дальше наверно был, об этом вообще умолчим!

– Ты еще скажи, что следила за мной?

– Не следила, конечно, ты никогда не была мне близким человеком, чтобы за тебя беспокоиться. Не была и не будешь, Ника.

Глеб издает какой-то жалобный протяжный звук – Оле совсем не хватает такта не говорить это хотя бы при всех, не говоря о том, что могла бы не давать им повода лишний раз друг на друга обижаться. Они же искренне скучают по тому, что было между ними раньше, Ника плачет постоянно потому, что не может привыкнуть к тому, что у них с Глебом сейчас. Я много думаю над тем, как помирить их, но день ото дня становится очевиднее, что скорее летом снег выпадет, чем они снова станут парой.

– Да ладно тебе, Ольга, месячные у тебя что ли? – спрашиваю я, надеясь шуткой в её адрес разбавить обстановку и перевести всё на юмор. Рома уже открыл рот, чтобы весело прокомментировать это, как Коноплёва, отбросив всякую вежливость и церемонность, начинает кричать:

– Деточка, я тебе месячные сейчас на морде нарисую!

– Ну-ну, как же. Пойдем, выйдем, – ухмыляюсь я, прекрасно зная, что она очень слабая.

– Да хватит вам сраться, бабье тупое! Ольга, перестань обвинять Нику во всех смертных грехах, она свободный человек и вправе делать, что хочет. Ты и в правду ведешь себя так, словно у тебя ПМС! – рявкает на неё Глеб, от чего мы хором тихо окосеваем. Если уже Глеб начинает кричать, значит, его это слишком сильно задело.

Утро началось не самым лучшим образом.

Я решаю, что завтрака сегодня достаточно, и быстро со всеми прощаюсь – пусть они как-нибудь дальше без меня выяснят, кто виноват, а кто нет, я лучше на роликах разомнусь. Семён прав, сегодня первый старт, к нему нужно подготовиться, как следует раскатать ролики. Я планирую участвовать во всех дисциплинах, кроме катания на рампе, которая, увы, потеряна для меня навсегда. У меня невольно начинают ныть мышцы спины, как только я подхожу к этой конструкции. Сейчас её оккупировало человек двадцать, половина из которых – девчонки. Ужасно завидно, потому что если бы не моя проклятая спина, я бы сейчас показала такой класс, что все их детские понты просто бы сошли на нет. Но я боюсь рисковать, поэтому еду до главной бетонной площадки, на большей части которой сейчас чертят разметки для слалома и спидскейтинга.

На небольшом пятачке катается человек пятнадцать. Они поставили несколько дорожек из конусов и выполняют витиеватые слаломные элементы под музыку. Не скажу, что дико круто, но довольно забавно. Иногда вызывает улыбку: выражение лица и музыка свое делают. Из больших колонок чьей-то матёрой магнитолы играет простенькая попса, типа «Duck Sauce», которая всем уже успела надоесть, но здесь играет новыми красками. Мелодия сменяется популярным хитом прошлого лета, потом народ и вовсе рубится под какой-то безыдейный «клубняк». Я же всё это время топчусь на месте, потому что мне неловко занимать чужую дорожку, а свои конусы я забыла забрать у Олега.

-Не стой, замерзнешь! – кричит голос из толпы. – Ты, блондинка! Да-да! Ты! Давай изобрази что-нибудь, если умеешь, конечно!

– Ты думаешь, кишка тонка? – со смехом отвечаю я, и, попросив разрешения поставить свою музыку, с легкостью начинаю двигаться. Народу явно нравится, а я просто счастлива от мысли, что я на своем месте, среди людей, которые так же сильно любят ролики, как и я. После долгих лет, проведенных с Мари, относящейся к любому спорту пренебрежительно, я очень ценю единомышленников. После моего небольшого, но очень зажигательного катания раздаются бурные аплодисменты – не скажу, что я на них рассчитывала, но мне бесспорно очень приятно. Девицы и парни явно в восторге и начинают вытанцовывать что-то похожее, и только Саша среди этой толпы выделяется своей кислой физиономией.

– Ничего особенного, просто круто эти чуваки придумали включать музло под каталово, а так слалом и слалом.

– Ну ладно, признай, что я была крута? – задорно бросаю я.

– Я признаюсь, что я был бы не против, чтобы ты пошла в жопу.

– Что с тобой? – он начинает меня раздражать. – Ты чего хамишь?

– Ты сегодня участвуешь в артистик слаломе?

– Да, конечно!

– Вот и отлично. Там и померяемся, кто круче. А сейчас, прости, голос Гуфа для меня приятней, чем твой, – одев наушники, мой некогда друг поворачивается ко мне спиной и уезжает.

Гуфа? Черт возьми, Гуфа?

МАРИ

– Ну вы даете, честное слово! Вроде в кафе вы такие дружные были, а сегодня за завтраком склока на склоке просто! Неужели это всегда так? – с удивлением спрашиваю я Семена. Мы решили немного погулять после завтрака. Здесь на редкость красивые виды, особенно в той части, где находятся наши коттеджи. Вокруг них высажено плотное кольцо из деревьев, которое потом переходит в природный лес, но тот уже находится за железной оградой. Нам выдали ключи от калитки, но предупредили, что там может быть опасно, хищные животные здесь не редкость, не говоря уже о том, что лес путанный, заблудиться в нем проще простого. Мы с Семёном решили не искать приключений перед соревнованиями, поэтому в качестве маршрута выбрали тропинку, ведущую от небольшого пруда до наших коттеджей.

– На самом деле, иногда бывало и хуже, что все ругались, а потом целыми неделями не разговаривали. Ну, это на моем веку было, я с этой компанией всего несколько месяцев. Это тебе лучше у Эммы узнать, она с ними почти с самого зарождения этой тусовки.

Он не может не заметить, как у меня скривилось лицо, когда он говорит о сестре.

– Ты так не любишь её? – с каким-то сожалением спрашивает он и достает из кармана сигареты.

– Ну, вроде того. Мы с ней не очень близкие люди, Сём. Да, я тоже буду, спасибо! – я вытягиваю сигарету из полупустой пачки и ищу в клатче зажигалку, потому что я больше, чем уверена, что он свою забыл. Так и есть: не успела я прикурить, как он почти сразу же отнимает огниво у меня.

– Плохо это. Вон Ольга с Глебом, ругаясь не ругаясь, а обожают друг друга, и если что не так, они на одной стороне. У тебя же ближе, чем она, никого нет, а ты её так не ценишь.

Что-то похожее говорил мне отец. Что-то похожее говорила мне мама перед отъездом. Это начинает действовать на нервы, и я меняю тему.

– Да, наверно. Во сколько у тебя первые соревнования?

– Хороший вопрос, кстати! – Семён начинает рыться по карманам. Он достает оттуда пару купюр, ключи, после чего хмурится. – Черт, подожди! Я забыл телефон, вот зараза! Мари, у тебя будет позвонить?

– Да, конечно! Держи! – я отдаю ему свой «Айфон», и он, немного подумав, набирает какой-то номер.

– Да, Глеб! Это Себа! Привет! Слушай, тут такое дело, ты мне не скажешь... – он углубляется в выяснение каких-то очень важных вопросов, касающихся соревнований, до которых мне нет дела, и я его почти не слушаю. Он долго спорит с Глебом, после чего, как ужаленный, подскакивает на месте: – Черт возьми, я же не записался! Я забыл вчера! Совершенно забыл! До скольки? До трех часов можно? Отлично, а это где надо делать? А, я понял, понял, я пойду туда наведаюсь! Да, друг, спасибо! Ты как вообще чувствуешь себя? Нормально? Голова не болит? Сегодня катать-то будешь? А, ну отлично, найдёмся с тобой сегодня! Пока, старина! – не успев договорить с Глебом, он кивает мне и тарахтит: – Слушай, я забыл записаться на соревнования, там до трёх надо успеть, я пойду, сбегаю по-быстрому, хорошо?

Он быстро целует меня в щёку и убегает – ролики всегда играли в его жизни важнейшую роль. Даже когда он встречался со мной, эти штучки на колесах и для него все – досуг, хобби, смысл жизни, он и после того, как я уехала, не бросил их.

Дел сейчас у меня особых никаких нет, и я решаю зайти домой, попить чего-нибудь холодного. У нас все-таки отличные номера, здорово, что ребята придумали забронировать именно коттежди, а не комнаты. На первом этаже у нас небольшая прихожая, переходящая в просторную кухню с холодильником, баром, огромным телевизором и многочисленными полками, куда можно поставить свою еду. Мы ими не пользуемся, а вот холодильник заполнили литровыми бутылками с соками и холодным чаем, чтобы всякий раз, когда нам захотелось попить, нам не бегать по жаре на другой конец территории.

Сейчас в кухне, единственной комнате, в которой есть вентилятор, просто невозможно находиться. Я открываю самое большое окно настежь, но легче от этого не становится. Старая мебель скрипит высокими тонами, от этого звука мне становится неуютно. Над головой раздается какой-то протяжный, жалобный треск – я не могу понять его источник. Кажется, что от большой и тяжелой люстры. В мою душу прокрадываются смутные подозрения, что люстра плохо привинчена, и я делаю несколько шагов от нее.

В эту же минуту дверь резко открывается, и, впустив поток ветра, входит Семён! Он что, соскучился так быстро?

– Я твой телефон забыл отдать, Мари! Прости! – он делает несколько шагов, после чего как-то странно замирает и с исказившимся выражением лица кричит: – Мари! Осторожно! Сзади меня раздается жуткий грохот – ощущение, что упал, по меньшей мере, слон, после чего я получаю сильный толчок в спину. Семён быстрым движением оттаскивает меня сначала к себе, потом куда-то в сторону – буквально секунда, и меня бы раздавил огромный навесной кухонный шкаф. Полки катятся несколько метров в сторону двери, после чего с жутким грохотом останавливаются. Я громко кричу. Меня колотит дрожь, и я чувствую, что сейчас у меня начнется истерика. По щекам текут слезы, Семён странно топчется на месте, переводя взгляд с меня на полку, после чего задумчиво так говорит:

– Да, мать, считай, что повезло тебе. Они килограмм сто весит, не меньше... Мари, ну не плачь! – его голос тонет в потоке моих воплей. Я сажусь на корточки, хватаюсь за голову и рыдаю – да меня же убить могло, как он может говорить мне, чтобы я не плакала? Меня просто трясет от страха, в какой-то момент я ощущаю что-то странное в своем горле, быстро несусь к раковине, и меня обильно тошнит. Меня всегда со страху просто выворачивает наизнанку, прямо-таки уже рефлекс выработался. Я умываюсь ледяной водой, потом пью и перевожу дух.

– Все в порядке? – говорит Семён некоторое время спустя.

– Да, – я сдавленно плачу и сильно-сильно обнимаю его. – Сёма, как хорошо, что ты пришел! Я не знаю, что бы было, если…

– Ничего не случилось, хватит плакать, Мари, – сухо говорит Семён, но чувствую, что его голос предательски дрожит. Он обещает мне вызвать слесаря, чтобы тот все починил, и через какое-то время я успокаиваюсь. Мы так и стоим в обнимку, как неожиданно входная дверь резко открывается и на пороге появляется… удивленная Ника! Я понимаю, что отскакивать от Семена поздно, она нас увидела вместе обнимающихся, и с перепугу вываливаю ей:

– Привет, моя хорошая!

У неё меняется выражение лица – удивление сменяется радостью, после чего она произносит что-то невнятное и уходит. Я тихо выдыхаю и сильнее прижимаюсь к Семёну. То ли я поправилась, то ли он сильно похудел, но сейчас физически он кажется мне немного меньше, чем год назад.

– Что ты вцепилась в меня, как в последнюю соломинку? – улыбается парень и треплет меня по голове. Меня обижает этот жест, потому что так обычно делают младшим братьям или друзьям, но никак не девушкам. Я недовольно поджимаю губы и отворачиваюсь. – Иди наверх, успокойся, приди в себя, я вызову мастера и все улажу. Слышишь? – он берет меня за лицо и заставляет смотреть на себя. – Иди наверх. Я всё улажу.

Понимая, что страх еще не покинул меня, я неуверенно киваю ему. Семён видит мой страх, и делает непростительную вещь – он целует меня. Прекрасно, замечательно, почти точно так же, как год назад. Теперь мне, конечно же, становится всё равно, убила ли бы меня та полка или нет. Мне, правда, плевать.

ОЛЬГА

День начинается не самым лучшим образом: начать с того, что в кровати я провела всего часа три, и то, учитывая малоприятный факт, что меня зверски зажрали комары, я практически не спала. Завтрак сил мне не прибавил, я просто напилась кофе, от которого теперь во рту неприятный горьковатый вкус, и стала участником грандиозной роллерской срачки. Причем я больше чем уверена, что все сейчас сыплют тонну проклятий на голову Кудрявой и считают, что она ведьма и всегда всех ссорит.

Хорошо у нас народ устроился. Люди, я все понимаю, давайте свалим на Олю, она у нас вечно левая и кудрявая по всем вопросам. Я что, виновата что ли, что Веронике ударило с другим парнем пофлиртовать у всех на виду? Я ненавижу, когда кто-то обманывает Глеба – ненавижу. Он добрый и наивный, верит им всем, а от Вероники лжи я вообще не потреплю: Глеб так из-за неё убивается, страдает, она же поддерживает статус великой брошенной и обиженной, а сама ходит по мужикам. Я к Веронике всегда нормально относилась – во всяком случае, лучше, чем к её тупорылой подружке – до того, как она начала гулять с Глебом. Я считала её неплохой, весёлой девчонкой, до того, как Глеб любезно поставил меня перед фактом, что они теперь пара. Я считаю, что Глебу нужна другая девушка, но я никогда ему об этом не говорила. Зато он в свою очередь мне все уши уже прожужжал, что Сёма мне не подходит. С Сёмой у нас хотя бы настоящие, сильные, взаимные отношения – а у этих голубей был только треп по аське и телефону и поцелуи по первым числам месяца.

И вообще, у нас во всех конфликтах всегда виновата Оля. Нормально. Оля у нас злой тиран, ведьма, кто угодно. А я нормальная баба. Нормальная. Остроумная, конечно, злая (ну куда ж!), но в целом нормальная. Нечего из меня монстра делать.

Уже на подходе к коттеджу столовой вижу Олега – тот демонстративно отводит глаза, показывая, что не желает иметь со мной дела. С его ужимками бабьими и совершенно немужским поведением иначе, чем голубым, не назовешь. Да знаю я, черт возьми, что он нормальной ориентации, но задолбал вести себя, как тёлка. Обижаться на каждое слово, вечно замолкать, никогда ничего не говорить в свою защиту. Беркетова эта, которая, кстати, ему так уж безумно нравится, хоть и овца та ещё, так хотя бы не молчит, если чего не по ней. Мне, конечно, жилось бы на свете чуть спокойней, если бы её белокурая башка вместе с противным языком держались от меня подальше, но в целом я не могу про неё ничего плохого сказать. Эмма защищает себя, эту девицу так просто с гавном не смешаешь, либо что покруче завернет в ответ, либо вообще по роже заедет – а Олег это ж просто баба с яйцами.

Вхожу в наш дом и сладко потягиваюсь – у меня немного кружится голова от недосыпа, наверно, стоит поваляться, часок, другой в кровати. Достаю из чемодана плеер и к нему – огромные наушники. Земфира, Сплин, Несчастный Случай, Смысловые Галлюцинации – любимые голоса как нельзя лучше успокаивают меня, и уже через два часа я чувствую себя другим человеком. Время около двух – если так валяться весь день, то можно весь отдых проспать. В городе буду отлеживаться. Принимаю быстрое решение привести в порядок лицо и волосы, но понимаю, что у меня совсем нет с собой косметики! Никакой! Сука Глеб, на весь отдых оставить меня без кремов, масок и туши. Не то, чтобы я отличаюсь природной уродливостью, как раз нет, Боженька одарил меня по всем параметрам, и меня смело можно назвать красавицей, но уход он и в Африке уход. У меня даже шампуня с собой нет. Мои волосы капризные, их надо мыть через день, всякими штучками обрабатывать, иначе они не будут меня слушаться.

Как раз в пике моих размышлений и смачного лежания на кровати открывается дверь и в комнату входит Мари. Сестра Эм очень легко вписалась к нам. Мы знакомы всего пару дней, а мне кажется, что Мари нам почти родной человек, и она уже очень давно в роллерских рядах. Мне с Мари очень легко. Честно говоря, мне даже жаль, что она в конце лета улетит во Францию. А Эмма, похоже, ждёт не дождётся этого. Поразительно, как родные люди могут друг друга не любить. Почему-то когда я смотрю на них, таких кудрявых, белокурых и изумительно похожих, я невольно думаю о нас с Глебом. Мы тоже похожи, не как близнецы, конечно, но всё же, но с годами мы стали отдаляться друг от друга. Меньше проводить времени вместе, куда-то ходить и мне даже кажется, что нас больше связывает общая компания, чем факт, что мы брат и сестра.

– Привет! – киваю я ей, отвлекаясь от своих мыслей. Я замечаю, что она чем-то опечалена. – Что с тобой, что-то случилось, Мари?

Она трёт лицо и ложится рядом.

– Да не, Оль, все нормально. Просто на меня сейчас полка чуть не упала, если я не увернулась, то махина весом в сто килограмм меня бы прибила, как комара – тапок.

– Да ты что! – пугаюсь я, вмиг забыв про свою косметику, Глеба и прочую лирику. – Какой кошмар, а вдруг тут что-нибудь ещё на нас упадет! Надо мастера вызвать, чтобы починили! Кошмар! – я с опаской разглядываю нашу комнату, словно ища тот предмет мебели, который может свалиться на меня и убить. – Надо позвонить Стасу, пусть он нам пришлет мастера какого-нибудь! И желательно, чтобы он весь дом пересмотрел! – у меня начинается небольшой приступ паники.

– Не переживай ты так, Олюшка, – уставшим голосом говорит Мари. – Что тебя так волнует? Я когда зашла, у тебя был вид, словно ты узнала, что будет конец Света.

Как бы грустно это не звучало, перспектива Апокалипсиса меня сейчас волнует куда меньше, чем отсутствие косметики.

– Да Глеб мою косметичку забыл! Я вещи разобрала и так и не нашла её!

– Ну, ты можешь попросить кого-то отправить её тебе по почте!

– Родителей нет в городе, а больше ни у кого наших ключей нет. Так что не получится.

– Ну, тогда пользуйся моей. Бери всё и сколько тебе надо, я очень много косметики с собой беру. Обычно не зря, – она лезет в тумбочку и достает оттуда пакет. – Тут я думаю хватит, чтобы накрасить все женское население «Ручейка». Поэтому без всякого стеснения бери!

Мне кажется, или огромная гора свалилась с моих плеч. Я не могу поверить в свое счастье.

– О, боже мой, Мари, ты настоящий человек!

– Не вопрос! Подождешь минут десять, сейчас я макияж немного освежу и красься сколько душа влезет... Там, правда, только по-французски написано, но я думаю, ты сообразишь, что есть что. Или тебе перевести?

Мне очень нравится её забота, но я не могу не похвастаться:

– Я владею языком, и много раз была в Париже. Если хочешь, можем болтать с тобой иногда по-французски.

Мари снисходительно поднимает брови – точь-в-точь, как Эмма! Я вздрагиваю, и мне на секунду кажется, что сейчас я разговариваю со старой доброй роллершей. Честно говоря, я скорее различаю их по волосам, у Эммы они длинные, блестящие, ниже лопаток, а у Мари что-то типа каре.

– Bon idea! – кивает Мари и смотрит в потолок. После чего резко встает с кровати и, прихватив сумку-спасение, идет в нашу ванну. – Оль, минут десять подождешь?

– Не торопись, я пока принесу нам что-нибудь попить! – у нас стояло несколько бутылок холодного чая в холодильнике, чтобы если нам ночью захотелось попить, не бежать через всю территорию дома отдыха. Я быстро спускаюсь по лестнице и попадаю – боже мой! – в некогда нормальную, а сейчас разгромленную кухню. Дверь на улицу открыта, что несколько нервирует меня. Мари, наверно, не закрыла её? Или сквозняк? Я захлопываю её, но на замок не запираю – пока кто-то в доме есть, мы не закрываем её на случай, если кто-то забудет ключи от коттеджа.

Я иду очень осторожно в опаске, что вслед за кухонным шкафом упадет что-нибудь еще. Но слава Богам, я добираюсь сначала до холодильника, в цельности и сохранности, а потом и до нашей комнаты.

Мари возится в ванной минут двадцать, после чего выходит с лицом, достойным обложки модного журнала. Косметика на нем практически не видна, кажется, что она не накрашена, но при этом она выглядит просто потрясающе.

– Какое у тебя терпение! – смеётся Мари. – Эмма никогда не может спокойно подождать, пока я накрашусь, начинает ныть, давай быстрее, в итоге ничего не получилось. Знаешь, как трудно делать естественный макияж?

– Могу только предположить! – с улыбкой отвечаю я.

– Ну вот, всё твоё. Я в ванной, на столике все разложила. Слушай, там кран плохой напор дает, может, пока Эм и Ники нет, ты у них душ примешь?

– Это просто не дом, а какая-то старая развалина! – ворчливо говорю я. – Я не за это плачу 4 тысячи в день, чтобы тут всё ломалось!

– Я сейчас свяжусь с администрацией и попрошу их починить, – Мари целует меня в щёку. – А ты тут давай, не кисни! Увидимся на соревнованиях!

Я остаюсь одна. Я пытаюсь зайти в «контакт», чтобы пожаловаться Маргарите и Маше о том, как здесь все плохо, но у меня это не получается. Провоевав десять минут с Интернетом, я бросаю это дело. Сгребаю в охапку шампунь, гель для душа, чистую одежду, полотенце и осторожно продвигаюсь к выходу. Как неудобно! У меня заняты руки, и я не могу повернуть ручку двери у девчонок – те закрыли её, чтобы она не хлопала при сквозняке. Я сую бутылку с пеной себе под подбородок и уже почти касаюсь рукой ручки, как раздается мужской голос и пугает меня:

– Помощь не нужна?

От неожиданности я роняю все, что было в руках.

– Эх ты, лохушка! – справа от меня, скрестив руки, стоит Семён. Он подходит ко мне, легко открывает дверь, после чего подбирает все упавшие флакончики. Ему, конечно же, не хватает тактичности, не поднимать мои упавшие трусы и бюстгальтер. – О, мой любимый комплектик. Больше всех тебе идёт. А чем тебе твоя комната не угодила, что ты бегаешь мыться к подружкам?

Я окидываю его суровым взглядом и захожу в комнату, куда меня тактично и по-джентельменски пропускает вперёд Сема.

– У нас кран плохо льет. Ну не кран, а этот, душ. Вообще дом отвратительный!

– Ну, как раз под стать такой ворчунье как тебе! – он целует меня, и плохое настроение улетучивается сразу же.

Как давно мы не были вместе – до «Ручейка» он отдыхал две недели в Испании, после чего у нас не было времени побыть с ним вдвоём. Я скучала по нему – по этому крепкому телу около себя, этим губам, прикосновениям. Кажется, что за время разлуки я отвыкла от его рук, но сейчас стоило ему ко мне прикоснуться, как я сразу же ощутила это бешеное желание. Казалось бы уже подзабытая нежность снова поднялась во мне, наполнила теплом – я всё так же хочу его. Меня просто душит желание поскорее сблизиться с ним, и все же где-то задним умом я понимаю, что что-то в нем по отношению ко мне изменилось. Он целует и ласкает меня иначе, чем раньше – шаблонно и рабоче, словно мы чужие люди, которые решили предаться эротичным фантазиям среди серых рабочих будней. Он грубо целует меня в шею, хотя я всегда говорила ему, что ненавижу это – из-за того, что в детстве на меня напали и чуть не задушили, и я просто не переношу, если кто-то прикасается к этому месту. Мне становится неприятно и даже больно, и я быстро придумываю повод, чтобы охладить его пыл:

– Сёма, ты не боишься, что ты сейчас все силы оставишь тут на мне, а на своих драгоценных соревнованиях будешь из-за этого слаб и проиграешь? Тому же Саше? – издеваюсь я.

– Ну и что? У Саши все равно нет того, что есть у меня! – он целует меня чуть пониже шеи, что поднимает во мне целую волну негатива, после чего вдруг замирает и говорит: – Вообще, ты права. Мне надо поторопиться, чтобы успеть к началу соревнований, а я еще хотел вам мастера вызвать, чтобы он кухонную полку вашу посмотрел. Ну и душ.

– Вот и славненько – чуть привстав с кровати, говорю я и ищу свою футболку, которую Семён в порыве страсти успел с меня стащить.

– Тогда вечером продолжим с этого места, – он снова целует меня губы.

– Договорились. А в лес ты со мной гулять пойдёшь когда-нибудь?

Я очень люблю лесную природу – наверно, это было самой веской причиной, почему я согласилась сюда приехать. Ролики мне были по боку, а вот возможность 24 часа в сутки дышать свежим воздухом меня прельщала.

Мы еще давно хотели найти какое-нибудь местечко за городом, чтобы отдохнуть – Глеб нашёл объявление и, подумав немного, написал в контакте о такой возможности отлично провести время летом. Первые о его задумке узнали мы с Семой: мы сидели тогда у нас дома, втроём, Глеб искал что-то в Интернете, Семён спорил с ним о какой-то ерунде, а я, сидя у него на коленях, играла с нашим котом. Помню, был тогда замечательный апрельский день, уже по-весеннему теплый, мы решили дистанционироваться от нашей компании с её вечными орущими девицами и малахольными молодыми людьми. Глеб, помню, был не в духе из-за очередной ссоры с Вероникой, поэтому всячески издевался надо мной и Сёмой, но ни меня, ни его это не волновало.

– Вот, смотри, что интересного я нашёл! Я думаю, нам летом стоит туда поехать... Семён, будь так любезен, не целуйся с моей сестрой, когда я с тобой разговариваю!

– Интересно! – хмыкнула я тогда. – Что еще за мужские выезды?

– Не мужские, Оля! – в тон мне ответил Глеб и с плутоватой улыбкой посмотрел на Семёна. – Это Дом Отдыха, «Ручеёк». Тут в июле будут соревнования на роликах, я-то думаю этим Сёму туда заманить. Думаю, нашему народу эта идея понравится, мы отдохнем от города, плюс получим новые спортивные навыки.

– Вау, – кивнула я и почесала кота за ухом. – Только мне, прости, чем там заниматься?