Текст книги "Антология реалистической феноменологии"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанр:
Философия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 56 страниц)
Акты вчувствования лучше всего проявятся для нас в их своеобразии, если мы сопоставим их с другими актами чистого сознания (образующего поле наших исследований после описанного осуществления редукции). Возьмем один пример, чтобы сделать наглядной сущность акта вчувствования. Ко мне приходит друг и рассказывает, что он потерял своего брата, и я вижу его боль. Что же это за виденье? На чем оно основывается, из чего я вывожу эту боль, на этом я не хотела бы здесь детально останавливаться. Может быть, его лицо бледно и испугано, его голос глух и сдавлен, может быть, он также словами выражает свою боль: все это, естественно, темы для исследований, но не это для меня здесь важно. Не каким путем я прихожу к этому, но что само по себе есть это виденье, вот что я хотела бы знать.
Едва ли нужно говорить о том, что я не обладаю внешним восприятием боли. Внешнее восприятие – это название для актов, в которых пространственно-временное, вещное бытие и происходящее становится мне доступно в живой данности, находится передо мной как здесь и сейчас само по себе наличествующее, обращенное ко мне той или иной стороной, причем эта обращенная ко мне сторона в специфическом смысле живо или изначально наличествует здесь, в отличие от также воспринимаемых, но скрытых от меня сторон. Боль – не вещь, и она мне не дана этим способом, не дана и тогда, когда я вижу ее «в» искаженном болью выражении лица, которое я воспринимаю извне и с которым боль дана «в единстве». Сравнение со скрытыми сторонами увиденной вещи напрашивается. И все же это не более, чем весьма неточное сравнение, поскольку в продолжающемся восприятии я всегда могу привести к изначальной данности все новые стороны вещи, в принципе, каждая из них может принимать этот предпочтительный способ данности; искаженное же болью выражение лица – точнее говоря, изменение выражения лица, которое я при вчувствовании постигаю как искаженное болью, – я могу рассматривать с такого количества различных сторон, с какого захочу, но принципиально я никогда не сумею прийти к некоей «ориентации», в которой вместо этого выражения лица изначально дана сама боль. Следовательно, вчувствование не обладает характером внешнего восприятия, но все же имеет с ним нечто общее: то, что его объект сам наличествует теперь и здесь. Мы ознакомились с внешним восприятием как с изначально дающим актом. Хотя вчувствование и не является внешним восприятием, это еще не означает, что оно лишенохарактера «изначального».
Помимо внешнего мира, нам дано изначально еще нечто. Изначально дающей является также идеация, в которой мы интуитивно схватываем сущностные положения дел, изначально дающим является, например, постижение геометрической аксиомы, восприятие ценности; наконец, и, прежде всего, характером изначальности обладают наши собственные переживания, как они даны нам в рефлексии. То, что вчувствование не является идеацией, тривиально – ведь речь идет о схватывании сущего hic et nunc. (Может ли вчувствование быть основой для идеации, для приобретения сущностного познания о переживании – это другой вопрос.) Но остается еще вопрос: обладает ли вчувствование изначальностью собственного переживания? Прежде чем мы сможем подойти к ответу на этот вопрос, необходимо произвести дальнейшую дифференциацию смысла изначальности. Изначальны все собственные актуальные переживания как таковые – что может быть изначальнее, чем само переживание?[358]358
Употребление термина «изначальные» для переживания, рассматриваемого как акт, может показаться необычным. Я использую его, поскольку считаю, что фактически здесь имеет место тот же характер, который обозначается таким же образом, когда он обнаруживается в корреляте акта. Употребительным, насколько мне известно, выражением «актуальное переживание» я не пользуюсь намеренно, поскольку оно необходимо мне для другого феномена (для «акта» в специфическом смысле, для переживания в форме «cogito», «направленности-на»), и я хотела бы избежать эквивокации.
[Закрыть] Но не все переживания являются изначально дающими, не все изначальны по содержанию: воспоминание, ожидание, фантазия не имеют перед собой своего объекта в качестве актуального, но лишь реактуализируют его; и характер реактуализации есть имманентный сущностный момент этих актов, а не некое определение, полученное от объектов. Наконец, нужно еще принять в расчет саму данность собственных переживаний: всякое переживание может быть дано изначальным образом, т. е. оно может само быть здесь и живо наличествовать для рефлектирующего взгляда живущего им Я. Собственные переживания, кроме того, могут быть даны неизначальным образом: в воспоминании, ожидании, фантазии. Теперь мы вновь можем поставить вопрос: присуща ли изначальность вчувствованию, и в каком смысле?
Мы обнаруживаем глубокую аналогию актов вчувствования с актами, в которых пережитое собственным образом дано неизначально. Воспоминание о радости изначально как теперь осуществляющийся акт реактуализации, но его содержание – радость – неизначально; воспоминанию полностью доступен характер радости, так что я могла бы изучать последний на основе воспоминания, однако радость наличествует не изначально и живо, но как однажды живо бывшая (причем это «однажды», момент прошлого переживания, может быть определенным или неопределенным). Неизначальность «теперь» отсылает к изначальности «тогда». «Тогда» имеет характер прежнего «теперь», таким образом, воспоминание имеет характер полагания, а вспоминаемое – характер бытия. Кроме того, существует двойная возможность: Я, субъект акта воспоминания, в этом акте реактуализации может возвращаться к прошлой радости, – тогда она дана ему как интенциональный объект, а вместе с ней и в ней – ее субъект, прошлое Я; теперешнее Я и Я тогдашнее в таком случае противостоят друг другу как субъект и объект, не происходит никакого совпадения того и другого, хоть и имеется сознание их тождества. Однако это сознание тождества не является выраженной идентификацией и, кроме того, имеется различие между изначальным вспоминающим и неизначальным вспомянутым Я. Воспоминание может принимать в таком случае другие модальности осуществления. Единый акт реактуализации, в котором вспомянутое предстает передо мной как целое, заключает в себе тенденции, которые по мере раскрытия обнаруживают содержащиеся в нем «черты», – обнаруживают в их временном протекании – так, как ранее подлинно конституировалась вспоминаемая совокупность переживания.[359]359
Протекание прошлых переживаний, правда, преимущественно представляет собой «конспект» изначального течения переживаний (за несколько минут мы можем вспомнить события нескольких лет) – феномен, заслуживающий самостоятельного исследования.
[Закрыть] Этот процесс раскрытия может проходить «во мне» пассивно сам по себе, или же я могу активно осуществлять его шаг за шагом. Кроме того, возможно также, что как пассивное, так и активное течение воспоминания я осуществляю совершенно нерефлективно, не обращая никакого внимания на Я в настоящем, на субъект акта воспоминания; или же что я явным образом мысленно переношусь назад в соответствующий момент в континуальном потоке переживаний и позволяю снова пробудиться тогдашней последовательности переживаний, живя вспоминаемым переживанием, вместо того, чтобы относиться к нему как к объекту: воспоминание все-таки всегда остается реактуализацией, его субъект не-изначален, в отличие от субъекта, осуществляющего воспоминание. Ре-продуцирующее осуществление бывшего переживания – это наполняющее прояснение прежде смутно интендированного. В конце этого процесса появляется новая объективация: прошлое переживание, которое сперва обнаруживается передо мной как целое, я затем, погружаясь в него, расчленяю и, в конце концов, вновь объединяю в «апперцептивном схватывании». Воспоминание (в различных формах осуществления) может обнаруживать разнообразные пробелы. Так, например, возможно, что я реактуализирую в воспоминании какую-либо ситуацию из прошлого, но не могу вспомнить моего внутреннего отношения к этой ситуации; и по мере того, как я мысленно переношусь в эту ситуацию, образуется суррогат отсутствующего воспоминания, образ прежнего отношения, который возникает не как реактуализация прошлого, но как требуемое смыслом целого восполнение картины воспоминания. Это восполнение может иметь характер сомнения, предположения, правдоподобности, но никогда не обладает характером бытия. Случай ожидания до такой степени параллелен воспоминанию, что едва ли стоит отдельно на нем останавливаться. Зато о свободной фантазии можно было бы сказать кое-что еще. Здесь также имеются различные возможности осуществления: возникновение переживания фантазии как целого и постепенная реализация имплицитно присутствующих в нем тенденций. Живя переживанием фантазии, я не обнаруживаю наполненной непрерывностью переживаний временной дистанции между фантазирующим и сфантазированным Я (если только речь идет не о сфантазированном воспоминании или ожидании). Но и здесь необходимо указать на одно различение: Я, которое создает мир фантазии, – изначально, Я, которое в нем живет, – не-изначально. И фантазируемые переживания по отношению к вспоминаемым характеризуются тем, что даются не как реактуализация действительных переживаний, но как неизначальная форма актуальных переживаний, причем «актуальное» здесь указывает не на Теперь объективного времени, но на пережитое Теперь, которое может объективироваться в этом случае только в «нейтральном».[360]360
В отношении понятия нейтрализации ср. Гуссерль, «Ideen», S. 222 ff.
[Закрыть] Теперь времени фантазии. Этой нейтрализованной (т. е. не-полагающей) форме актуального воспоминания (реактуализации теперь действительного, но не живо данного) противостоит нейтрализованное ретроспективное и предвосхищающее воспоминание, т. е. фантазия о прошлом и будущем, реактуализация недействительных прошлых и будущих событий. Также возможно, что я, обращаясь в область фантазии (так же, как и в воспоминание и ожидание), нахожу там саму себя, т. е. Я, которое я признаю в качестве себя, – хотя никакая связующая непрерывность переживания и не конституирует единство – словно свое отражение в зеркале (в этой связи можно упомянуть происшествие, о котором рассказывает Гёте в «Поэзии и правде», – как он после расставания с Фредерикой фон Зезенхайм в пути встречается со своим будущим образом). Этот случай, впрочем, представляется мне не подлинной фантазией собственных переживаний, а аналогом вчувствования, и, исходя из вчувствования, его и можно понять. Итак, теперь перейдем к самому вчувствованию. Здесь также речь идет об акте, который является изначальным как актуальное переживание, но неизначальным по содержанию. И это содержание является переживанием, которое, в свою очередь, может осуществляться в различных формах, как то: воспоминание, ожидание, фантазия. В первый момент своего возникновения оно противостоит мне как объект (например, печаль, которую я «читаю на лице» другого), однако по мере того, как я следую за имплицитными тенденциями (например, пытаюсь привести к ясной данности настроение, в котором пребывает другой), оно перестает быть объектом в собственном смысле, я уже вовлеклась в него, я уже больше не обращена к нему самому, но обращена в нем к его объекту, нахожусь при его субъекте, на месте его субъекта; и только после прояснения, достигнутого в ходе осуществления, оно снова оказывается противостоящим мне в качестве объекта.[361]361
То что «объективация» доступного через вчувствование переживания, которое контрастирует с моим собственным переживанием, относится к постижению чужого переживания, неоднократно подчеркивалось, например, Дессуаром (Beiträge, S. 477). Если, с другой стороны, Ланге (Wesen der Kunst, S. 139 ff.) проводит различие между «субъективной иллюзией движения», движением, которое мы думаем, что совершаем относительно объекта, и «объективной иллюзией движения», т. е. движением, которое мы приписываем объекту (например, изображенному всаднику), то это не два способа рассмотрения, которые не имеют друг с другом ничего общего и на основе которых можно было бы построить абсолютно противоположные теории (эстетику вчувствования и эстетику иллюзии), но две описанные стадии или формы осуществления вчувствования.
[Закрыть]
Итак, во всех рассмотренных случаях реактуализации переживаний мы имеем три ступени или три модальности осуществления, и поскольку в каждом конкретном случае не всегда проходятся все ступени, часто оказывается достаточно одной из низших: 1. обнаружение переживания, 2. наполняющая экспликация, 3. обобщающее опредмечивание эксплицированного переживания. На первой и третьей ступенях реактуализация переживаний является неизначальной параллелью по отношению к восприятию, на второй ступени – к осуществлению переживания. Но субъект доступного через вчувствование переживания – и это фундаментальное новшество по сравнению с воспоминанием, ожиданием, фантазией собственных переживаний – не тот же самый, что осуществляет вчувствование, но иной, они разделены, не связаны, как там, сознанием тождества, континуальностью переживания. Переживая такую радость другого, я не ощущаю изначальной радости, она не исходит живо из моего Я, не обладает она и характером однажды-бывшего-живым, как, например, вспоминаемая радость, хоть в еще меньшей степени она похожа на нечто чисто сфантазированное, лишенное действительной жизни. Не я, но тот другой субъект в данном случае имеет в своем распоряжении изначальность. И хотя я не переживаю эту изначальность, его проистекающая из него самого радость – это изначальная радость, даже если я и не переживаю ее как первозданную. В своем неизначальном переживании я ощущаю себя словно бы ведомой изначальным переживанием, которое пережито не мной, но все же наличествует, дает о себе знать в моем неизначальном переживании. Таким образом, мы имеем во вчувствовании sui generis разновидность актов опыта. Выявить их своеобразие – в этом заключалась задача, которую необходимо было решить, прежде чем можно было бы заняться каким-либо другим вопросом (например, имеет ли такой опыт законную силу или каким образом он реализуется). И мы провели это исследование в самой чистой всеобщности: вчувствование, которое мы рассматривали и стремились описать, – это опыт чужого сознания вообще, независимо как от вида осуществляющего этот опыт субъекта, так и от вида субъекта, чье сознание является предметом опыта. Речь шла только о чистом Я, о субъекте переживания – о субъективной и об объективной стороне; ничего другого в это исследование не вовлекалось. Так выглядит опыт, который одно Я вообще имеет о другом Я вообще. Так человек постигает душевную жизнь ближнего своего, но так же, будучи верующим, он постигает любовь, гнев, заповедь своего Бога и только так, а не иначе способен Бог постичь его жизнь. Бог как обладатель совершенного познания не заблуждается по поводу переживаний людей, как ошибаются относительно переживаний друг друга сами люди. Но и для Бога людские переживания не становятся его собственными и не принимают тот же самый вид данности.
Этим отвлеченным выделением сущности «вчувствования вообще», конечно же, достигнуто немногое; теперь, по всей видимости, необходимо исследовать, как она отличается в качестве опыта от психофизических индивидов и их переживаний, от индивидуальности и т. д. Но уже, исходя из достигнутых результатов, можно подвергнуть критике некоторые исторические теории об опыте чужого сознания и на основании этой критики – дополнить проведенный анализ еще в некоторых направлениях. Описание, которое дает Липпс вчувствованному переживанию (мы отказываемся от описания каузально-генетической гипотезы о течении вчувствования – теории внутренней имитации – которая у него почти всегда связана с чистым описанием), во многих отношениях совпадает с нашим. Он проводит свое исследование, конечно, не в чистой всеобщности, но ограничивается примером психофизического индивида и случаем «символической данности», но достигнутые им при этом результаты все же частично можно обобщить.
Липпс характеризует вчувствование как «внутреннее соучастие» в чужих переживаниях, что соответствует описанной нами более высокой стадии осуществления вчувствования – когда мы находимся «при» другом субъекте и вместе с ним обращены к его объекту. Он подчеркивает объективность или «требовательный» характер вчувствования и тем самым выражает то же самое, что и мы, когда мы характеризуем вчувствование как один из эмпирических актов. Кроме того, Липпс указывает на родство вчувствования с воспоминанием и ожиданием. Но при этом мы сейчас подходим к месту, где наши пути расходятся.
Липпс говорит о том, что всякое пережитое, которое мне известно – как вспомянутое, ожидаемое, так и вчувствованное —, имеет тенденцию к тому, чтобы стать полностью пережитым, и становится таковым, если ему во мне ничто не сопротивляется, тем самым Я, которое прежде было объектом, будь то прошлое Я, свое будущее Я или чужое Я, становится пережитым Я. И это полное переживание чужого пережитого он также называет вчувствованием, ведь в нем он усматривает полное вчувствование, по отношению к которому всякое другое вчувствование является несовершенной предварительной стадией. С нашей точкой зрения совпадает то, что в этой второй форме воспоминания, ожидания, вчувствования субъект вспоминаемого, ожидаемого, вчувствованного пережитого не есть в подлинном смысле объект, но мы опровергаем, что наступает полное совпадение с вспоминающим, ожидающим, вчувствующим Я, когда оба становятся тождественными. Липпс смешивает вовлечение в первоначально объективно данное пережитое и наполнение имплицитными тенденциями с переходом от не первичного переживания к первичному. Воспоминание полностью наполнено и выражено, если выявлены все экспликационные тенденции и установлена непрерывность переживания до настоящего момента. Но при этом вспомянутое переживание не стало первичным. С вспомянутой оценкой не имеет ничего общего оценка в настоящем в отношении вспомянутых фактов. Я могу вспомнить какое-то свое восприятие и теперь быть убежденной, что я тогда впала в иллюзию. Я могу вспомнить свою неловкость в неприятной ситуации и теперь с удовольствием посмеяться над этой ситуацией. Воспоминание в этом случае нельзя считать менее совершенным, нежели если я снова повторю ту же оценка, что и раньше. Мы согласны, что переход от вспомянутого, ожидаемого, вчувствованного к собственному первичному переживанию возможен – но мы оспариваем, что после осуществления этой тенденции еще существует воспоминание, ожидание, вчувствование. Рассмотрим этот случай ближе. Я реально представляю себе какую-то прежнюю радость, например, сданный экзамен, при этом я преисполняюсь ею, т. е. я в радости обращаюсь к радостному событию, расписываю его себе во всей его радостности – и вдруг замечаю, что я являюсь первичным вспоминающим себя Я, полным радости; я вспоминаю радостное событие и обладаю во вспомянутом событии первичной радостью – но вспомянутая радость и вспомянутое Я исчезли или в крайнем случае продолжают существовать, наряду с первичной радостью и первичным Я. Эта первичная радость в отношении прошлых событий, естественно, также возможна непосредственно путем простого припоминания события, при этом я не вспоминаю прежнюю радость и вначале переход от вспомянутого к первичному переживанию не происходит. Наконец, существует возможность, что я имею в прошлых событиях первичную радость, причем их различие проявляется особенно отчетливо. Вот параллельное переживание вчувствования: мой друг входит ко мне, сияя от радости, и рассказывает мне, что он сдал экзамен. Вчувствуя, я ощущаю его радость, и тем, что я в нее вхожу, я ощущаю радостность события и сама при этом получаю первичную радость. Также эта радость возможна в случае, когда я вначале не ощущаю радость другого: например, когда сдавший экзамен войдет в напряженно ожидающий семейный круг и сообщит радостный результат, то все сначала первично обрадуются этому результату, и только, когда сами «достаточно нарадуются», станут радоваться произошедшей с ним радости, и иногда – третья возможность – будут радоваться его нынешней радости,[362]362
Такие чувства, которые относятся к чувствам другого, Гротгейзен назвал «сочувствие» (Das Mitgefühl S. 233). От этого понятия нужно строго отличать наше «сочувствие», которое направлено не на чувства другого, а на их коррелят; сочувствуя, я радуюсь не радости другого, но тому, чему радуется он сам.
[Закрыть] но то, благодаря чему его радость нам дана, не есть ни первичная радость от события, ни первичная радость от его радости, но тот не первичный акт, который мы определили как вчувствование и более подробно описали. Если же мы, наоборот, поставим себя на место чужого Я, описанным ранее в отношении воспоминания способом вытесняя его и погружаясь в его ситуацию, то мы достигнем «соответствующего» этой ситуации переживания и, затем снова уступая чужому Я его место и приписывая ему это переживание, мы приобретем знание об этом переживании. (По Адаму Смиту – это разновидность данности чужого переживания). Этот метод может быть использован как дополнение, если вчувствование окажется бессильным, но это не есть собственно опыт. Этот суррогат вчувствования можно было бы причислить к «гипотезам», но не к самому вчувствованию, как хочет Майнонг.[363]363
О предположениях. S. 233 ff.
[Закрыть] И вчувствование должно иметь строго определенный нами смысл: опыт чужого сознания, в таком случае только не первичное переживание есть вчувствование, первичное же, будучи «гипотетическим», вчувствованием не является.
Если вчувствование – т. е. восприятие радости другого – продолжает существовать, наряду с первичной радостью от радостного события, и, кроме того, осознает это событие как непосредственно радостное для другого (оно может быть также радостным для меня, например, если упомянутый сданный экзамен является предварительным условием для совместной поездки, и я радуюсь этому как возможности для достижения данной цели), то мы можем охарактеризовать соответствующий первичный акт как со-радость или общее со-чувствие.[364]364
Тот же самый взгляд на понимание вчувствования (он определяет его как последующее вчувствование) и со-чувствие см. Scheler, «Sympathiegefühle» S. 4f.
[Закрыть] Со-чувствованной и вчувствованной радости вовсе не нужно быть тождественными по содержанию (по качеству они не идентичны, поскольку одна является первичным переживанием, а другая не первичным): радость, разделенная ближним соучастником, будет в целом интенсивнее, чем со-радость по отношению к другому, и, как правило, также продолжительнее; но возможно и обратное, чтобы со-радость другому была интенсивнее, в том случае, если те, кто со-чувствует, по своей природе, способны на более интенсивные чувства, также если они «альтруисты», для которых «ценности для других» уже сами собой значат гораздо больше, чем «ценности для них самих», и, наконец, если данное событие посредством других неизвестных обстоятельств утратило ценность. Вчувствованная радость, напротив, по своей претензии и в идеальном случае (где отсутствует иллюзия) является во всех отношениях тождественной воспринятой радости, обладает тем же самым содержанием и отличается лишь другим модусом данности.
