Текст книги "Антология реалистической феноменологии"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанр:
Философия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 56 страниц)
Жан Геринг. Заметки о сущности, существе и идее
Шестидесятилетию Эдмунда Гуссерля посвящается
Введение
Даже если за феноменологическим движением никогда не было замечено, чтобы в нем признавались определенные школьные мнения, придающие ему единство и силу, то все же природа его рабочей манеры приводит к согласию исследователей относительно все более возрастающего числа вопросов. Один фундаментальный факт, равным образом признаваемый (но не принимаемый в качестве непроверенной предпосылки) всеми феноменологически ориентированными философами, можно назвать уже сейчас: существование неэмпирических данностей, которые делают возможным так называемое априорное исследование. Взгляды на сущность этих предметов, правда, еще значительно расходятся. То эмпирическому красному цвету противопоставляется нечто такое, как идея «красное», которая, впрочем, сама описывается различными исследователями по-разному, то речь идет о существе «краснота» или о сущности красного, причем последняя опять же охотно отождествляют с обоими предшествующими предметами.
Показать часть проблем, решение которых привело бы, пожалуй, к большей ясности в этой области, – вот цель последующих рассуждений.[154]154
Эти записи, возникшие в своей существенной части в 1913 году, восходят к дискуссиям, проходившим на философских семинарах Гуссерля и Райнаха в Геттингене. С тех пор нам не встретилось новых аргументов или наблюдений, которые могли бы подвигнуть нас к пересмотру нашей тогдашней позиции.
[Закрыть]
В повседневной жизни, как и в науке, мы довольно часто задаемся вопросом о сущности определенного эмпирического или идеального предмета. Так, всем нам привычны такие вопросы, как вопрос о сущности математических предметов, о сущности христианства или даже о сущности политики кардинала Ришелье. Если мы стремимся дать на них ответ, то мы, как правило, начинаем перечислять признаки, которые учитывают конститутивное своеобразие объекта, опуская при этом те признаки, к каким это, по-видимому, не относится. То, что Ришелье объявил войну Испании именно в этот определенный день, а не в какой-нибудь другой, мы признаём, скорее, «случайным» или «обусловленным случайными обстоятельствами», которых могло бы и не быть; то, что он вообще это сделал, мы рассматриваем как черту, которая позволяет нам поближе познакомиться с сущностью его политики. Чем больше нам удается найти моментов, которые, как мы также говорим, являются конститутивными для предмета, тем отчетливее выступает этот предмет во всей полноте своеобразия.
Это своеобразие, образующее предмет,[155]155
«[Индивидуальный предмет имеет] свой состав сущностных предикабилий» (ср. Гуссерль, «Идеи», § 2).
[Закрыть] а не что-либо иное, есть то, на что направлены наши усилия, если мы стремимся привести к данности сущность чего-либо. Это загадочное образование есть то, что мы называем Так-бытием объекта, взятого во всей полноте его конституции. Отдельные черты Так-бытия (ποίον είναι) суть черты его сущности.
Примечание: Так-бытие (ποίον είναι) предмета, общий состав которого совпадает с его сущностью, следует строго отделять от Так (ποίον) сущего, его определенности в широчайшем смысле. К ποίον этой лошади относится, например, ее гнедая окраска, о которой я могу сказать, что она светлее, чем коричневый цвет одежды наездника. Бытие-гнедой лошади не может быть светлее, чем бытие-коричневой одежды.
Точно так же, разумеется, не следует путать poîon eÏnai с тем положением дел, что объект имеет те или иные качества. Я могу утверждать или отрицать то положение дел, что S есть p, но не момент «p-бытие», о котором известно, что он принадлежит к сущности S. Контрадикторным отрицанием положения дел «S есть p» является «S не есть p»; отрицательного же качества S нет.
Невозможно понять, почему собственной сущностью должны обладать только индивидуальные предметы[156]156
Под «индивидуальностью» мы предварительно понимаем здесь тот момент, который отличает один предмет А от совершенно равного ему предмета А’. Два конгруэнтных треугольника, таким образом, суть необходимо индивидуальны, но таковой не является, например, идея «треугольник», каковая имеется только одна.
[Закрыть]. Ведь не только каждый отдельный предмет, но и каждая так называемая «идея» имеет свою сущность. Нам нужно только сопоставить два следующих предложения: a) «К сущности политики Ришелье принадлежит то, что он заключал союзы как с протестантскими силами, так и с католическими». b) «К сущности октаэдра принадлежит то, что он имеет 12 граней», – чтобы увидеть, что во втором случае о сущности как «составе всех сущностных предикабилий, которые должны соответствовать предмету как сущему как оно есть в себе», можно говорить с таким же успехом, как и в первом случае. Не менее достоверен и тот факт, что каждый предмет обладает лишь одним-единственным совокупным составом такого рода сущностных ингредиентов.
Мы, таким образом, не можем не сформулировать следующее положение, которое мы могли бы считать также главным положением, относящимся к сущности: Каждый предмет (каков бы ни был характер его бытия) имеет одну и только одну сущность, которая в качестве его сущности составляет полноту конституирующего его своеобразия. – И наоборот – а теперь здесь говорится нечто новое: Всякая сущность в соответствии со своим смыслом есть сущность чего-то, а именно сущность этого и никакого иного нечто. Все же здесь требуются еще некоторые разъяснения.
Если я говорю о писчем пере, что к его сущности принадлежит способность красиво писать, а не положение на этом столе или его покупная цена, то в таком случае я имею в виду тот смысл «сущности», который мы здесь рассматриваем как проблему. Об идее «пера» или о какой-нибудь другой идее здесь речь не идет, но исключительно о сущности, которую имеет это перо как этот индивид и которая включает конституирующее своеобразие его так-бытия. Крайне важно подчеркнуть, что «сущность» в этом смысле всегда характеризуется как сущность этого определенного объекта. Подобно тому, как нет [просто] некоей поверхности, а только поверхность чего-то, точно так же нет и сущности, а только сущность чего-то.
Дело не только в том, что сущность является несамостоятельным предметом, который не может существовать без носителей, подобно тому, как, например, «движение» не может существовать без носителя, или «цвет» – без момента протяжения, но сущность уже сама по себе и в себе, уже до своего существования обременена определенным, указывающим на предмет индексом; она есть сущность a. А именно, этот индекс всегда столь же полно определен, как предмет, на который он указывает, в то время как, например, феномен движения есть то, что он есть, независимо от отношения к некоторому носителю, сколь бы необходимым тот ни был.[157]157
Ср. Schapp «Beiträge zur Phänomenologie der Wahrnehmung» (Göttinger Dissertation 1910) S. 144, где, правда, еще не проводится различие между «сущностью» и «идеей».
[Закрыть]
Два совершенно одинаковых (индивидуальных) объекта имеют две совершенно одинаковые сущности, но эти сущности не тождественны; из двух одинаковых цветков, двух конгруэнтных треугольников каждый имеет свою сущность. Что здесь легко вводит в заблуждение, так это многозначное употребление притяжательного местоимения и, соответственно, родительного падежа в выражении: «его (этого предмета) сущность».
О двух цветках при определенных обстоятельствах с равным правом можно сказать: 1. они имеют одинаковый цвета или 2. цвет одного цветка тот же самый, что и цвет другого. Лежащая в основании эквивокация обнаружится как таковая, если выбрать следующие формулировки: 1. их цвета одинаковы – 2. их цвет один и тот же.[158]158
Соответственно, в случае, например, двух подобных математических треугольников я должен проводить различие между их одинаковыми формами и тождественной, общей им обоим формой. Таким образом, совершенно безразлично, идет ли речь о реальных или не реальных предметах.
[Закрыть] В первом предложении мы говорим об индивидуальном моменте цвета первого цветка и индивидуальном моменте цвета второго цветка, из которых каждый соответствует как раз только одному, а не другому цветку. Во втором предложении, напротив, речь идет о том, что существует индивидуально и проясняется в обоих случаях на примерах (возможно, hic et nunc). Точно так же, разумеется, возможно, помимо сущности [предмета] a как его индивидуальной сущности говорить о «сущности того же вида, каковым обладает a». Такого рода образование могло бы изолироваться в различных отдельных сущностях (сущность a, сущность a’ и т. д.), но само было бы при этом идеей этой сущности, а не самой сущностью a или a’.
Но здесь мы говорим не о существующей идее сущности a, но о самой сущности a. И хотя она может быть совершенно одинаковой с сущностью a’, но она никогда не совпадает с ней как нечто тождественное. Ибо как и факт, что момент красного в этой вещи может полагаться в идее, не снимает индивидуальность этого красного, но, напротив, предполагает ее, точно так же выражения о «сущности [того же вида], каковой обладает a» или о «сущности всех a» предполагает то, что мы назвали здесь сущностью a, т. е. отдельной сущностью этого индивидуального a.
К сущности гекзаметра (как идеального вида) принадлежит то, что он имеет шесть стоп определенной разновидности. К его сущности не принадлежит, что в немецкой поэзии он впервые был употреблен Конрадом Гесснером; это его «участь», которую он испытывает, а участь принадлежит не к составу ποίον είναι, но к области ποιεΤν και πάσχειν.[159]159
ποιεΐν και πάσχειν никогда не принадлежит к сущности. Напротив, не все, что не принадлежит к сущности, подпадает под ποιεΐν και πάσχειν. Например: философское отношение a к b, какова величина a в сравнении с b, кроме того, все ποϋ, ποτέ είναι, далее все не принадлежащее к конститутивному составу своеобразного характера [предмета], «несущественные» качества какой-то реальной вещи. – Понятие «так-бытия» у Райнаха кажется столь широким, прежде всего, потому, что оно включает в себя любое p-бытие S. Иначе не возникал бы вопрос о том, принадлежит ли это так-бытие к сущности так-сущего или нет (Ср. «Jahrbuch» I, 2, S. 687).
[Закрыть] Но то, что гекзаметр употребляется предпочтительно в эпической, а не в лирической поэзии,[160]160
Мы говорим здесь не о положении дел, что гекзаметр употребляется [предпочтительно в эпической, а не в лирической поэзии], а о самой употребимости. Для положений дел вытекают соответствующие следствия.
[Закрыть] – должны ли мы сказать, что это случайно и не имеет ничего общего с его сущностью? Конечно, нет. И все же эта участь не принадлежит к ποίον εί ναι, к тому, что образует состав сущности гекзаметра. Эта сущность осталась бы неизменной в полноте своей конституции, даже если бы гекзаметр вообще никогда не употреблялся. Мы видим здесь, что пары противоположностей: принадлежать к сущности – не принадлежать к ней, и: сущностно – случайно, никоим образом не совпадают.
Таким образом, здесь [в случае отношения гекзаметра к эпической поэзии] мы имеем здесь положением, которое высказывает нечто о предмете, – то, что хотя и не конституирует его сущность, но все же не является несущественным моментом в том смысле, что он условно постигался бы в своем «случайном» проявлении только через внешние обстоятельства. То, что имеет место преимущественно такое его употребление, можно понять из сущности этого стихотворного размера. Мы можем сказать: в его сущности коренится то, что он употребляется – если употребляется вообще – преимущественно здесь, а не там. Ибо к его сущности принадлежит в большей мере подходить для этого вида поэзии, чем для того.
В соответствии с этим выходит, что и среди того, что не принадлежит к сущности предмета, имеются данные, которые находятся к сущности в такого рода отношении, что их появление понятно на основании этой сущности. Превосходный случай имеем мы тогда, когда появление некоторого момента оказывается следующим необходимым, будь то абсолютно необходимым, будь то необходимым при возникновении определенных условий. Из сущности шара диаметром в 1 м необходимо следует его меньший объем по сравнению с любым кубом, длина ребра которого составляет 1 м; но к его сущности это не принадлежит; ибо его сущность есть то, что она есть независимо от того, имеются ли другие тела или нет. – Относительно определенных обстоятельств сущностно необходимо, например, падение некоторого камня (оно наступает сущностно необходимо, как только выполняются определенные условия). – Падение этого камня, во всяком случае, коренится в сущности, но оно не происходит с сущностной необходимостью, если вообще отвлечься от всех определенных условий. Очевидно, что это событие может происходить на основании сущности этого камня. Конечно, в сущности предначертана та участь, какую претерпевает носитель этой сущности, в ней предначертано, в какие отношения он вообще может вступать.
То, что говорится о сущностном законе, также имеет здесь один из своих феноменологических истоков, как и то, что говорится о сущностной необходимости. То, что камень всякий раз падает, когда наступают определенные условия, является законом, коренящимся в сущности камня; точно так же, как то, что ненависть имеет тенденцию изливаться в злых поступках; или что 2 меньше, чем 3.
Иногда применительно к такого рода сущностным положениям говорят об априорных законах; в действительности, это настолько же соответствует словоупотреблению [слова «априорный»], насколько эти положения независимы от специального опыта, что S есть p, но, конечно, они не независимы от всякого опыта. Ибо то, что S действительно имеет такого рода сущность, что быть-p коренится в ней, можно установить только посредством опыта. Разумеется, речь об опыте имеет смысл только тогда, когда S является реальным, принципиально доступным эмпирическому опыту предметом. Соответствующие законы об идеальном и без того называются априорными, если обратить внимание на способ бытия самих этих предметов.[161]161
Фактически в том случае, если S представляет собой идеальный (вневременной) предмет, сущностные законы, относящиеся к S, являются просто априорными. Законы, которые высказывают нечто случайное об S, также предполагают здесь опыт. Для того, чтобы иметь возможность говорить о таких законах, мы должны, правда, привлечь высказывания о реализации идеального в эмпирическом или о проявлении [идеального] в постигающих актах. (Например, «верхнее ля минор эта певица берет без усилий». – «Этот закон был известен уже индийцам».)
[Закрыть] Если же стремятся называть априорными все суждения, которые только на основании знания сущности S, то есть до всякого прямого установления этого p-бытия, приписывают реальному или идеальному S некоторое p, то в таком случае было бы установлено, вероятно, не бесплодное, и не совсем чуждое словоупотреблению, но, в любом случае, совершенно новое по сравнению с тем, что ранее обсуждалось, понятие априорности.
Нелишне напомнить о том, что законы, которые приписывают некоторому S p-бытие на основании того, что это p-бытие принадлежит его сущности или коренится в его сущности, являются не законами самой сущности, но законами S.
От тех высказываний, которые выражаются в форме «S в силу (благодаря, на основании) своей сущности есть p», если быть точным, следует отличать такие высказывания о p-бытии, которые именуют этот момент, уже установленный по каким-либо основаниям, сущностной чертой S или представляют его как обнаруживающийся необходимым или возможным образом на основании так-бытия [предмета S].
Но ни в одном из двух случаев мы не имеем дело с законами сущности, и для более глубокого ознакомления с тем, что есть сущность, следовало бы, пожалуй, исходить из того замечания, что мы хотя и можем вникнуть в сущность некоторой вещи и исследовать ее, но результаты этих усилий мы обычно выражаем в высказываниях, не имеющих своим субъектом саму эту сущность. Высказыванием о сущности было бы, например, такое: «Сущность S включает p-бытие, скрывает его в себе; и, соответственно, делает необходимым или возможным его существование».
Во всяком случае, мы очень часто видим, что срастание сущности S, и того, что есть S, настолько тесно, что ему нелегко найти аналог в других областях. Сущность S можно усмотреть только на и в объекте, который является носителем этой сущности. Она имеет место, так сказать, только в нем, но не вне его. Тем самым напрашивается ложное отождествление сущности с ее носителем. С другой стороны, S и сущность S столь различны, что было бы трудно найти предикат, который можно было бы приписать им обоим, за исключением разве что следующего: оба они обладают одним и тем же характером существования, поскольку, например, сущность есть всегда τόδε τι, если ее носитель является этим [τόδε τι].
Ср. ниже, глава вторая, § 8, 3.
[Закрыть]
Позвольте мне напомнить о некоторых встречающихся во всех научных рассуждениях структурных особенностях некоторых сущностей, на глубочайший смысл которых, правда, может быть пролит свет лишь впоследствии. Очень часто при поиске сущности объекта мы не довольствуемся по возможности полным и ясным усмотрением общего состава его ποίον είναι, но проблемой для нас является сама сущность. Мы хорошо видим, из каких черт она складывается, но ее внутренняя взаимосвязь нам непонятна, «недоступна»; у нас нет ключа, который откроет нам полноту этой сущности как некоторую взаимосвязанную структуру. Так, нас всегда оставляет неудовлетворенным описание характера некоторой исторической личности, которое исчерпывается только скрупулезным перечислением отдельных черт этой сущности. Требуется сделать a priori понятным, почему именно эти черты могут переплетаться таким образом, и – предполагая наличие некоторой их части – должны ли они как связанное целое образовывать упорядоченную внутреннюю взаимопринадлежность. Требуется, прежде всего, подвести итог этой дескрипции таким образом, чтобы перед нами открылось более или менее простое ядро основных черт, наличие которого делает понятным [сумму] остальных черт этой сущности в соответствии с ясно усматриваемыми или, скорее, инстинктивно нами руководящими априорными законами. Точно так же мы надеемся извлечь из всех предикабилий, которые принадлежат к сущности какой-то геометрической фигуры, некоторое ограниченное их число, которые образуют ее фундаментальную сущность и при наличии которых, очевидно, обнаруживаются другие предикабилии.[163]163
Разумеется, эти фундаментальные сущностные признаки никоим образом не совпадают с теми признаками, которые геометрия включает в определение этой геометрической фигуры. Коническое сечение можно очень просто определять без знания сущностных или фундаментально-сущностных конституант такого рода кривых.
[Закрыть]
Поиск такого сущностного ядра осуществляется в актах обнаружения данного и не имеет ничего общего с произвольным упрощением сложного или с гипотезой о неизвестном для объяснения известного. Однако здесь ни в коем случае не утверждается, что каждой сущности присуще такого рода сущностное ядро, или даже просто взаимосвязанная структура, которую можно постигнуть во внутренней необходимости.
Если я целиком и полностью привожу к данности poîon eÏnai лежащей передо мной промокательной бумаги, то я могу, конечно, и здесь установить определенные различия уровней: протяженность и тяжесть относятся к иным уровням, нежели мягкость, которая, в свою очередь, относится к другому уровню, нежели зеленый цвет; оба первых момента присущи ей как телу, хотя каждый, опять же, различным образом, мягкость присуща ей как промокательной бумаге, а зеленый цвет – как именно этой промокательной бумаге.[164]164
Почему мы не говорим: мягкость присуща ей как мягкому предмету, зеленый цвет – как зеленому предмету, будет ясно только из рассуждений следующей главы.
[Закрыть] К этим отношениям, представляющим величайший философский интерес, нам придется вернуться позднее; но они имеют место в случае любой сущности, и эти структурные отношения не имеют, очевидно, ничего общего с теми, которые являются определяющими для наличия сущностного ядра. Ибо сложность сущности этой промокательной бумаги игнорирует как неупорядоченную случайность любую попытку постичь ее посредством привлечения определенных фундаментальных свойств, точно так же, как сложную сущность Юлия Цезаря или сущность конического сечения.
Констатация того, что далеко не каждая сущность имеет нечто подобное ядру, предварительно важна для нас потому, что из отсутствия второй из этих загадочных величин нельзя сделать вывод об отсутствии сущности как таковой. Возможно, после указанного размежевания менее парадоксальным покажется наше утверждение, что всякий индивид имеет сущность.
Мы уже подчеркнули выше, что область того, что не принадлежит к сущности 8, не совпадает с его ποιείν καί παοχείν, хотя последнее, по-видимому, никогда не принадлежит к сущности. Пожалуй, всякое р-бытие определенного 8, поскольку оно не принадлежит к сущности этого 8, можно было бы назвать его аффекцией.
Особенно интересные и сложные примеры предлагаются нам реальными предметами, в которых аффекции проявляются не только в форме ποιεΐν και πάσχειν или πρός τι и т. п., но и в форме свойств, которые принадлежат им самим. Если дом, который был прежде коричневым, перекрашен в белый цвет, то мы могли бы, пожалуй, сказать: белый цвет не принадлежит к его сущности; и мы обосновываем это указанием на то, что его можно было бы покрасить в другой цвет и при этом сущностная особенность, конституирующая этот дом, никак не изменилась бы.[165]165
Возможна, правда, и такая установка, в которой мы схватываем дом в нынешнем состоянии как что-то изолированное и новое по сравнению с домом в предшествующем состоянии, не заботясь о фактической тождественности того и другого, как, например, в случае, когда мы, собирая примеры белых и коричневых домов, подводим прежний дом и тот дом, который есть сейчас, под две различные рубрики.
В таком случае мы, конечно, имеем перед собой предметы, к сущности которых принадлежит и быть-белым, и быть-коричневым. Но это суть иные предметы, нежели тот дом, о котором мы говорили выше, и который остается тем же самым предметом с той же самой таковостью, сколь многочисленные изменения с ним ни происходили бы.
[Закрыть] В действительности, сущность является здесь τό τί ήν είναι.
От такого рода изменений, происходящих в вещи, мы по праву отличаем изменения самой вещи. Дом можно перестроить так, что он превратится из тесного и мрачного в просторный, светлый и приятный. После этого переворота изменится весь его характер. И для того, чтобы отдать должное этому положению вещей, мы должны вынести следующее суждение: сама сущность дома претерпела изменение. При этом речь о том, что изменяется, всегда предполагает, что есть нечто, остающееся тождественным самому себе, которое здесь изменяется, поэтому мы как в самом доме, так и в его сущности можем постичь, что оно остается тождественным при своих изменениях. Тем не менее, для сохранения тождественности никоим образом не требуется сохранения некоторой части его черт. Ибо нечто – и сущность в том числе – может основательно изменяться и все же оставаться тождественным самому себе.
Имеются, конечно, и частичные изменения, причем при определенных обстоятельствах то, на что мы старались обратить внимание, говоря о сущностном ядре, является неизменным. Примерами этому являются, пожалуй, случаи та к называемого изменения характера людей, которые могут быть весьма радикальными, не затрагивая, тем не менее, как мы говорим, их глубочайшей сущности.[166]166
Все же при этом следует обратить внимание на тот сущностный закон, что при остающимся равным самому себе сущностном ядре сущностные черты никогда не могут варьироваться как попало. Так как они в своей наличности могут быть постигнуты на основании сущностного ядра, варьирования их возможность предписана a priori. И наоборот, изменения ядра влекут за собой, как правило, изменения скорлупы. Но было бы необходимо более тщательное изучение этих отношений.
[Закрыть]
Все эти сложности исчезают в случае вневременных предметов. Сущность красноты неизменна, как и сам красный цвет. И она не может обнаружить никаких свойств, которые были бы только преходящими аффекциями. Всякий связанный с ней материальный момент eo ipso относится к ее конституции, принадлежит ей в силу ее сущности. Как раз поэтому сущность реальных, изменяющихся вещей особенно поучительна, так как их голое наличное бытие, похоже, исключает возможность приравнивать сущность к ее вневременной, неизменной «идее», которую надо мыслить платонически или каким-то схожим образом. Во избежание всякого рода недоразумений мы еще раз подчеркнем, что по отношению к идее сущности, которую следует строго отличать от самой сущности, значимы, разумеется, совершенно иные законы, чем по отношению к самой сущности. Идея сущности была бы неразрушима и полагалась бы также и не существующему больше предмету. От идеи сущности отличалась бы, пожалуй, сущность идеи; она была бы такой же неизменной, как и идея.
