Текст книги "Двадцать невымышленных историй"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Ростислав Самбук,Григорий Глазов,Василий Глотов,Анатолий Стась,Дорошенко Мария,Юрий Звягин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

* * *

Коршунов взглянул на часы. Без пяти шесть. Проверив ящики письменного стола и убедившись, что они заперты, полковник дважды повернул ключ в сейфе и спрятал его в нагрудный карман кителя.

Сегодня Василий Несторович решил, наконец, раньше обычного пойти домой. Под конец рабочего дня начала болеть голова. Долго сидел над делами с Зориным и капитаном Коренем, а те безбожно курят папиросу за папиросой...

Василий Несторович распахнул окно. На него повеяло свежим весенним воздухом. За окном бурлила жизнь. Мчались автомашины, звенели трамваи, озабоченные своими делами люди текли бесконечным потоком по тротуарам.

«И где-то здесь, в городе, среди тысяч честных советских людей», – думал полковник, – «угрожая их спокойствию, шастает один негодяй, которого он, полковник милиции Коршунов, и его товарищи должны любой ценой опознать, найти, чтобы освободить тружеников города от ядовитого присутствия мерзавца.»

Василий Несторович любил иногда так, как сегодня, постоять несколько минут у раскрытого окна, любил этот неутихающий будничный гомон родного города и невольно мечтал в такие минуты о том времени, когда даже слово «преступник» навсегда исчезнет из лексикона советских граждан. И тому, кто сейчас случайно увидел бы в окне этого широкоплечего полковника, даже в голову не пришло бы, что этот человек тридцать пять лет своей жизни отдал нелёгкому, но благородному делу.

Телефонный звонок, раздавшись неожиданно, перебил ход мыслей. Полковник быстро закрыл окно, поднял трубку, почему-то уверенный, что звонит жена, – он обещал ей не задерживаться на работе допоздна и по дороге домой взять билеты на вторую серию «Отверженных» (кинофильм 1958 года совместного производства ГДР, Франции и Италии – примечание переводчика) в широкоэкранный кинотеатр. В трубке раздался незнакомый взволнованный голос.

Полковник слушал, и на лицо его легла лёгкая тень досады. Говоривший назвался мастером электромеханического цеха одного из предприятий города и настойчиво просил приёма. Стрелки часов показывали восемь минут седьмого.

– Нельзя ли, товарищ, перенести нашу встречу на завтра? – мягко проговорил Коршунов, но услышав, что дело у мастера неотложное, привычно одёрнул китель и сказал: – Хорошо! Приезжайте, жду. Семнадцатая комната.

«Не получится сегодня с широкоэкранным... Придется отложить», – подумал полковник, набирая номер своего квартирного телефона.

– Клава? Прости меня, пожалуйста. Собрался домой, да дела задерживают. Что поделаешь, такая наша служба... Когда буду? Не могу сказать наверняка, но постараюсь не засиживаться, – Василий Несторовнч быстро положил трубку, чтобы избежать дальнейших «дипломатически-семейных» переговоров.

Мастер электромеханического цеха снял с головы фетровую шляпу, неторопливо прошёл к столу. Здороваясь с ним, Коршунов почувствовал, что рука у мастера сильная и мозолистая.

– Садитесь, товарищ! – пригласил полковник. – Садитесь и излагайте, что у вас случилось.

Несколько секунд посетитель молчал, нервно кусал губы, как будто не знал, с чего начинать. Наконец тихо проговорил:

– Фамилия моя Черненко... Черненко Иван Филиппович. Работаю мастером в электромеханическом семь лет. Надо вам, товарищ полковник, сказать... – он замолчал, подбирая слова.

– Меня зовут Василий Несторович, – мягко сказал Коршунов.

– Спасибо. Так вот... Детство у меня было трудноватое, – продолжал Черненко, – И случилось так, что пошёл я лет с пятнадцати по кривенькой дорожке. С беспризорными на буферах вагонов странствовал, случалось, что и на чужое рука поднималась... Короче, – вдруг резко сказал он, – свела как-то меня судьба с одним дедушкой, тихий такой дедушка был, смирный, всё молитвы читал, а ночью потихоньку сейфы ломал, кассы потрошил. Прибрал дедушка меня к рукам, одел, подкормил, и начал старый «медвежатник» к своему «искусству» приучать, надеялся подручным сделать... Я, товарищ полковник... Василий Несторович, вам первому об этом рассказываю. Жена, и та ничего не знает, а дети – сын у меня и две дочери – тем более. Сам, откровенно говоря, о прошлом своём уже забыл, считайте, столько лет прошло... Сегодня вот пришлось вспомнить. Словом, возле того первого сейфа, к которому повёл меня в Ростове дедушка-богомолец, началась моя новая жизнь: застукали нас чекисты с поличным. Феликс Эдмундович Дзержинский в те времена занимался такими, как я. Прямо от банковского сейфа без пересадки оказался беспризорный Иван Черненко в макаренковской трудколонии под Полтавой. Ну, а потом – рабфак, комсомол... На первую получку, помню, купил хорошую резную трубку и послал в подарок тому уполномоченному ЧК, который «гусиную лапу» выхватил у меня из рук возле сейфа. Сергей Мотылев звали его, кристальной души человек, курить трубку любил... На фронте под Москвой погиб он. Я тоже воевал там, добровольцем ушёл, был командиром взвода в одном из эскадронов генерала Доватора. Дважды меня ранили. В сорок втором на передовой в партию приняли. Демобилизовался старшим лейтенантом. После войны приехал с женой в этот город, начал работать на заводе, сначала механиком, а потом – мастером, – Черненко поднёс к губам стакан с водой, выпил, улыбнулся. – Народ у нас в цехе преимущественно молодой, комсомольцы, а в моей смене больше вчерашних школьников, с аттестатами зрелости. Я для них и начальник, и учитель. Они меня так и зовут: «Дядя Иван».

Мастер поднялся, прошёлся по кабинету. Полковник чувствовал, что как раз теперь и начнётся разговор о главном, с чем пришёл к нему этот взволнованный, искренний человек. И он не ошибся. Когда Черненко заговорил снова, голос его дрожал.

– Работает у нас восемнадцатилетний паренёк, Щербина Андрей, слесарь. Золотые, скажу вам, руки у парня. Отец его моим другом был, тоже на нашем заводе работал. Умер старший Щербина четыре года назад от проклятого рака. Осталась жена и трое детей, Андрею тогда четырнадцать было. Государство, конечно, помогало им, и всё же Андрей никак не мог дождаться, когда на завод учеником примут его. Хороший парень, отзывчивый, для младших сестёр ничего не пожалеет, за мать и за них готов хоть в огонь, хоть в воду. Правда, характер у паренька гонористый, чтобы помощь от кого-то принять – нет. Бывает, иногда в день получки друзья приглашают: «Пойдём, Андрей, по кружке пива опрокинем.» А у него один ответ: «На чужие не пью, а свои до копейки матери отдать должен.» И вот, представьте себе, Василий Несторович, история случилась такая, что сам себе поверить не могу. Замечаю: Андрей какой-то не такой стал. Спокойный был, уравновешенный, а теперь, как спичка, нервничает, друзей своих избегает... Хотелось поговорить с ним, но решил подождать. Парень из тех, что сами делятся наболевшим, а если говорить не захотят, то хоть режь, слова не вырвешь... На производстве Андрея считали одним из первых, всегда работу сдавал он вовремя, точно, как следует. А тут вижу: после смены остаётся в цехе, что-то у верстака мастерит. Я подумал, не «левой» ли работой занялся. Не секрет, случается ещё иногда и такое на заводе. Честно скажу, сначала решил и вида не подать, что вижу всё. Если уж такой, как Андрей, пошёл на это дело, значит, прикрутило парня не на шутку... Может, и не придал бы значения «колдовству» у верстака после смены, но вдруг встречаю как-то его на улице, вижу – выпил парень, водкой воняет... Э, думаю, что-то здесь неладное, что-то не то. Сегодня, когда смена закончилась, стукнуло мне в голову: а дай-ка гляну в рабочую тумбочку Андрееву, что он всё пилит? Подхожу, а тумбочка на замке. Удивился. Не принято у нас в цехе тумбочки запирать: прятаться не от кого, все свои. Плохо или хорошо, а замыслил я довести начатое до конца. Открыл замок отмычкой, вижу, под инструментом что-то в тряпку завёрнуто. Взял в руку – тяжёлая вещь. Развернул – и как будто меня кто-то в лицо ударил. Увидел, что лежит в тряпке, и, поверьте, волосы на голове зашевелились. В руках у меня были две «гусиные лапы», те самые «гусиные лапы», которыми сейфы подламывают... Одна ещё не закончена. Держу эту дрянь, а сам в себя прийти не могу. Кому-кому, а мне не надо объяснять, для чего нужен такой «инструмент». А может, не знает Андрей, что делает, не представляет, за что взялся? А второй голос подсказывает: не ищи оправданий, Андрей – не ребёнок.

Заворачиваю в тряпку находку, а оттуда кусочек бумаги выпал, на нём эти самые «лапы» начерчены и размеры проставлены, – писала, видно, опытная рука. Не Андрей писал и чертил, я его руку знаю... Хотел я идти сразу же к парторгу, а потом поразмыслил и позвонил вам. Дело серьёзное, не для игрушек изготавливает парень «лапы». Когда к вам ехал, всё время они перед моими глазами стояли. Не знаю, что побудило Андрея на такой шаг, но знаю другое – спасать парня надо. Наш он, Василий Несторович, рабочего покроя, и я прошу вас...

– Понимаю, всё понимаю, дорогой Иван Филиппович, и просить меня не надо. Оба мы – коммунисты. Кому же, как не нам, понимать друг друга. Наверное, в том и счастье Андрея Щербины, что с ним рядом такие люди, как вы... Ещё не все ясно, Иван Филиппович, но думаю, что за парня мы будем бороться.

– Спасибо! Рассказал вам всё, и с сердца груз сдвинулся, – мастер горячо пожал руку полковнику.

– Только одно условие, – сказал Коршунов, – о нашей беседе никому ни слова, о вашей находке в тумбочке Андрея – тоже. Ведите себя так, будто ничего не произошло. Кстати, мой телефон вы знаете, звоните, если надо, в любое время дня и ночи, мне всегда передадут...

Как только дверь закрылась за Черненко, начальник уголовного розыска позвонил майору Зорину. Телефон заместителя не ответил. Майора в управлении уже не было.

Коршунов надел фуражку, вышел в коридор. Дверь одной из комнат напротив его кабинета была чуть приоткрыта, сквозь щель выглянула склонённая над столом голова капитана Кореня.

– Почему не идёшь отдыхать, Шерлок Холмс? – заходя в комнату, спросил полковник, – Что-то ты частенько задерживаешься после работы, друг.

– А вы, товарищ полковник?

– Гм... Мне должность велит задерживаться. Кстати, только что мне рассказали одну интересную историю. Хочешь послушать?

...Когда Коршунов кончил, капитан сочувственно покачал головой.

– Жаль парня. Вот так их, неразумных, и ловят на крючок. Ведь ясно, не для себя изготовляет этот Андрей Щербина «гусиные лапы». Заказал ему кто-то, вот и старается, на лёгкий заработок бросился, не понимает, что может стать соучастником преступления...

– Вот и всё? – прищурил глаза Коршунов.

– Почему всё, – не поняв полковника, сказал капитан. – Надо проверить как следует этого слесаря и действовать, не мешкая. Можно поручить Голубу заняться этим делом.

– А что-то более существенное тебе не приходит в голову? Не кажется странным появление «гусиных лап» в тумбочке Щербины как раз теперь?

Корень резко выпрямился, его тёмные брови поползли вверх.

– Василий Несторович!.. Неужели? Вы думаете, рассказ мастера имеет связь с... сообщением о рецидивисте Власюке?!

– Не думаю, а почти уверен. Логика подсказывает. Давай будем рассуждать вместе.

Капитан не мог сдержать улыбки. Он любил слушать рассуждения полковника о делах, в которых ещё далеко не все нити были сведены воедино. – Выводы, которые делал Коршунов, порой поражали неожиданностью и смелостью. Случалось, что Коршунов ошибался, да даже и тогда его последовательность в изложении мыслей не могла не принести пользы работникам сыска, были эти мысли результатом многолетнего большого опыта.

Василий Несторович сел в кресло напротив Корнея и, слегка пошатываясь, заговорил:

– Ты дай мне ответ на такой вопрос: много ли в нашем городе, да и вообще у нас, преступников-«медвежатников»? Думать-гадать по этому поводу нет нужды. Отмерла такая «профессия», её уже нет. Если и остались кое-где единицы «медвежатников», то мы всех их хорошо знаем и не спускаем с этих «последних могикан» взгляда. им не нужен какой–то Андрей Щербина, у них своего инструмента достаточно, только использовать его не могут. Дальше... Новичок, который никогда раньше не имел представления о том, как взламывать сейфы, не может знать, какая эта «гусиная лапа». Итак, мы имеем основания думать, что человек, который вручил парню чертежи воровского инструмента, – хорошо знаком с пропавшей «профессией». Но у этого человека «инструмента» не было, и он решил обратиться к молодому слесарю за помощью. Власюк, как видно из киевского сообщения, ещё до войны проходил по делам как «медвежатник». Теперь он появляется в незнакомом городе, чувствует себя в нём неуверенно – сообщников нет, связей – тоже, из заключения сбежал, конечно, с пустыми руками. Аппетит у него на свободе разгорелся, но кассы отмычкой не возьмешь, нужно специальное орудие. Где его возьмёшь? «Гусиные лапы» в магазинах культтоваров не продаются. Вот тут и возникла потребность в услугах слесаря. Как они поладили, что толкнуло парня к бандиту – это пока остаётся загадкой... Завтра я хочу встретиться с Андреем Щербиной, возможно, он сам внесёт определенную ясность. Не хочется верить, чтобы такой паренёк, каким изобразил его мастер Черненко, погряз в грязи с головой. Если же погряз лишь по колено, будем вытаскивать и обмывать. За ночь «лапы» никуда не денутся из цеха, а утром, капитан, надо будет взять заводскую проходную под надзор. Может статься, за «инструментом» кто-то придёт, не дожидаясь, пока Щербина закончит изготовлять вторую «лапу».

* * *

За шумом станков Андрей не сразу услышал, как секретарша Женя окликнула его с порога:

– Щербина! К директору!

Девушка позвала во второй раз. Андрей выключил дрель, аккуратно вытер замазанные руки и вышел вслед за Женей из цеха.

Женя была хорошенькой, весёлой девушкой. Не один парень из электромеханического заглядывался на неё. Нравилась она и Андрею.

Он догнал её в коридоре заводоуправления.

– Не знаешь, зачем вызывают?

Женя молча развела руками. Они поднялись по лестнице на второй этаж. В приёмной секретарша села за свой стол, улыбнулась, показывая пальцами на обитую тёмным дермантином дверь.

Андрей постучал. За дверью глухо сказали:

– Заходите!

Парень нерешительно остановился на пороге. За директорским столом он увидел широкоплечего мужчину, который перелистывал журнал.

– Простите, – Андрей хотел повернуться и выйти, но незнакомец, подняв голову, остановил его:

– Вы Щербина Андрей, с электромеханического? Заходите, пожалуйста, это я пригласил вас сюда, – отложив журнал в сторону, широкоплечий внимательно, сквозь очки, смотрел на Андрея.

Парень смутился, растерялся. Он почувствовал – что-то не в порядке. А незнакомец, будто ничего не случилось, спокойно продолжал:

– А теперь давай знакомиться. Фамилия моя Коршунов, имя – Василий Несторович, работаю я... – он протянул Андрею небольшую книжечку с фотографией, – в милиции.

Андрей взглянул на удостоверение, и полковник заметил, как дрогнули его губы.

– Поговорить мне надо с тобой, друг, – негромко, как-то устало сказал Василий Несторович, протирая очки, – Беседа эта нужна не только для меня, но и для тебя тоже.

Андрей уже взял себя в руки. Минутная растерянность прошла, он сидел, насупив брови.

– Не знаю, о чём говорить хотите.

– Ну, это ты, друг, брось, знаешь, хорошо знаешь, о чём, – почти весело сказал Коршунов, – Расскажи, например, о том, зачем тебе столько денег понадобилось, что даже сейфы решил ломать...

– Да вы что?! – Андрей как–то сразу посмелел, в голосе его послышалось возмущение... – Выдумали такое... – он встал, как будто хотел уходить.

– Ты, парень, шутки брось! Сядь. Я хочу знать, кто заказывал тебе инструменты для взлома.

Андрей молчал, опустив глаза. Полковник терпеливо ждал. В кабинете воцарилась гнетущая тишина.

– Эх, Андрей, Андрей... Я же знаю, что не для себя изготавливаешь эти «гусиные лапы». Обкрутил тебя, хорошего парня, какой-то негодяй, а ты и спасовал. Чем он тебя приворожил? Ты же мужчина, Андрей, имей мужество...

– Никому я их не делал, – хрипло выдавил из себя парень, – Просто так, для любопытства.

В душе парня боролись противоположные чувства. Ещё в ту минуту, когда услышал, кто такой этот человек в очках, он готов был, не дожидаясь вопросов, рассказать обо всём сам, поделиться бедой, попросить совета. Но опять, как и все эти дни, когда он начинал думать о том, что произошло, перед глазами возникало то, перекошенное гримасой испуга, лицо пьяного... Если рассказывать – придётся говорить и об этом. А – кто поверит? Ведь остались свидетели, они подтвердят, скажут, и тогда... Нет, лучше молчать, отказываться, пути назад нет.

– Ничего не скажу, можете меня посадить, но не скажу! – со злостью воскликнул Андрей, побледнев как полотно.

– Да... – задумчиво протянул полковник. – А я думал, у нас с тобой другой разговор будет, казалось мне – с рабочим, с настоящим рабочим, договорюсь быстро. Во всяком случае таким мне тебя характеризовали. Ошиблись, значит... И всё же ты, трус, запомни: сам за себя постоять не хочешь – за тебя постоят другие, за уши будем тянуть тебя, дурака, и вытащим... А сейчас иди и работай, – уже спокойно закончил Коршунов и встал, показывая, что разговор окончен. Но Андрей продолжал сидеть, обхватив голову руками. Казалось, он не слышал последних слов полковника. Коршунов вышел из-за стола, положил руку парню на плечо.

– Представь себе, Андрей, ты приходишь домой после работы, а мать говорит тебе: «С деньгами у нас трудновато, а девочкам обувь, платья новые покупать надо, квартиру отремонтировать пора, да и у тебя костюм уже износился...» А ты матери отвечаешь: «Потерпите, мама, скоро получка, ещё два-три дня, и будут деньги, всё сделаем, что надо.» Проходят эти два-три дня, и ты идёшь с товарищами в бухгалтерию, чтобы получить зарплату. У тебя хорошее настроение. Ты знаешь заранее: мать обрадуется, приятно ей будет, когда сын принесёт заработанное, честным трудом, своими руками... Но вдруг вам говорят: «Идите себе, люди добрые, ни с чем. Нет на заводе денег, и не будет их ни сегодня, ни завтра.» Деньги, оказывается, ночью ворюга украл. Взломал сейф, и все трудовые рубли, принадлежащие тебе и сотням людей, бандит загрёб себе в карман... Теперь сам подумай, какую ты выбрал себе роль, скрывая от нас преступника. Или, может, боишься его?

Андрей поднял голову, посмотрел Коршунову прямо в глаза.

– Я расскажу всё...

* * *

Вечером в воскресенье Андрей пошёл к Жене. Вчера, наконец, он осмелился пригласить её в кино. Как будто давно ожидая этого приглашения, Женя просто сказала ему:

– Андрюша, мне хочется на «Поднятую целину»...

И вот он уже поднимается по лестнице незнакомого большого дома на улице Ленина. Никогда ещё не приходилось Андрею бывать у Жени дома, и перед тем, как позвонить, он нерешительно постоял перед дверью, пригладил непослушные волосы.

Но его ждала неудача. Женю он застал в постели. Ещё с вечера у девушки поднялась температура, разболелось горло. Она виновато улыбнулась, как будто просила прощения за свою беспомощность. О кинотеатре не могло быть и речи. Андрей почти час просидел возле больной, смущался, не находил слов.

Когда вышел на улицу, на больших часах возле трамвайной остановки стрелки показывали девять.

Домой идти не хотелось. Андрей завернул на Советскую и тут наткнулся на двух ребят из своего цеха. С ними шли две незнакомые девушки.

– Куда спешишь? – спросил один из юношей, Николай Лабяк, с которым Андрей вместе посещал кружок парашютистов.

– Да так... Хожу, тротуар шлифую, – нехотя бросил Андрей.

– Значит, пойдём с нами. Смотри, погода какая! А у меня сегодня день особенный: за рационализацию премию получил, – подмигнул Лабьяк. – Девушкам – мороженое, а желающим могу и по сто граммов поставить. Присоединяешься?

Андрей начал было отказываться, но Лабяк решительно взял его за руку.

Вместе зашли в кафе. От водки Андрей отказался. Увидев на столе графин и закуску, он уже вообще пожалел, что поддался на уговоры. Мысли его в это время были возле Жени, и поддерживать разговор, а тем более пить, не было никакого желания. Однако разговорчивые девушки и парни, словно сговорившись, так упорно настаивали, что ему стало как–то неудобно. Скривившись, Андрей опрокинул рюмку, и о нём за столом сразу как будто забыли. Он тоже почувствовал себя лишним здесь. Незаметно сунув Лабяку в карман двадцать рублей, Андрей распрощался с весёлой компанией и ушёл.

Вечерняя прохлада освежила голову. Незаметно для себя парень оказался на трамвайной остановке и почти механически сел в вагон.

Трамвай шёл к Парку культуры. Был уже поздний час, однако в парке весело горели огни, слышалась музыка, возле каруселей раздавался смех. Где-то в темноте, среди густой зелени деревьев, тихо пели песню. Навстречу Андрею шли группой парни и девушки. Высокий юноша в вышитой гуцульской рубашке перебирал струны гитары.

 
Верховина, мать моя, Вся красота чудесная твоя...
 

Андрей шагал вдоль аллеи наугад и чем дальше углублялся в тень парка, тем меньше встречал людей. Возле детской площадки, притрушенной песком, стояла пустая скамейка. Парень присел. Над головой тихо шелестели листья. Пахло росой и цветами. Невольно в голове поплыли мысли. Вспомнил, как посмотрела на него Женя, когда зашёл к ней в комнату. «Может, смеялась... Может, неприятно ей, что появился в таком наряде...» Он взглянул на свои дешёвенькие штаны, на отцовский пиджак, лежавший у него на коленях, и впервые в жизни почувствовал себя почему–то одиноким, маленьким, обиженным. От выпитой водки кровь стучала в висках, во рту остался стойкий неприятный привкус. Андрей встал, оглянулся. Вокруг – ни души. Парк, ещё час назад переполненный, опустел. Затихла музыка. Погасли на центральных аллеях фонари. Парень медленно пошёл к выходу. Сбоку, под кустом, он заметил неподвижную фигуру человека. Раскинув руки, он лежал на траве, подмяв под себя цветы.

Андрей испуганно отшатнулся. «Неужели мёртвый?» – промелькнула мысль. Он наклонился и услышал невнятное бормотание. В нос ударило спиртным перегаром.

«Пьяный... Тьфу, напился, как свинья.»

На траве белели какие-то бумаги. Андрей чиркнул спичкой, присмотрелся: деньги... Наклонившись, он взял в руки смятый пучок ассигнаций. Сто пятьдесят, двести, двести семьдесят...

Андрея охватила непонятная ярость, «Стоит за верстаком семь часов, а такой вот тип сотни пропивает, сеет ими налево и направо...» Он схватил лежащего за плечо, с силой затряс. «Стоял бы ты сейчас на ногах», – злорадно подумал парень, – «дал бы я тебе по морде».

И вдруг в голове зашевелилась, обожгла мысль. «А что, если взять? Двести семьдесят... Ведь он всё равно оставит их где–то в буфете...» Андрей даже вздрогнул, испугавшись сам себя. «Что это я?.. Как только мог о таком подумать!» – ему показалось, что деньги обжигают ладони. Он порывисто присел, наощупь в темноте пытаясь засунуть ассигнации в карман лежащего. И тут пьяный неожиданно раскрыл глаза, тупо уставился на Андрея и истошно закричал, изо всех сил вцепившись пальцами за полы своего пиджака.

– Дурак! На черта мне твой пиджак?.. На вот, деньги свои возьми, на земле валялись... Да заткнись, чёрт возьми!

В тот же миг позади, за спиной, Андрей услышал властный окрик:

– Руки вверх! Не двигайся!

Парень испуганно выпрямился, поднял руки, всё ещё держа в правой злосчастные двести семьдесят рублей. Оглянувшись, увидел перед собой высокого мужчину в сером пальто и светлой кепке.

Волнуясь, перескакивая со слова на слово, Андрей начал объяснять, в чём дело:

– Вы ошиблись, я не вор, я на заводе работаю, слесарем...

Мужчина в кепке махнул рукой:

– Сказки своей бабушке расскажешь. Все вы, когда вас застукают, одну песню поёте... Может, ты агент страхования и вручал ему деньги по страховке?

– Да что вы слушаете его, паразита, своими глазами видела, как он у него по карманам шастал! – с возмущением сказала какая-то женщина, выйдя из-за кустов. А вслед за ней, услышав шум, по аллее бежали люди. Андрея окружили. Зазвучали гневные голоса:

– Попался, негодяй!

– Так ему и надо!..

– Вишь, зарезать хотел человека...

И Андрей с ужасом понял, что бесполезно оправдываться, объяснять, ему никто не поверит, как не поверил только что этот высокий, переодетый в гражданское работник милиции.

Записав фамилии и адреса нескольких присутствующих, мужчина в кепке успокоил толпу:

– Граждане, прошу разойтись! Всё будет в порядке. Организуйте отправку потерпевшего в вытрезвитель. А карманника я доставлю, куда надо. – Отобрав у парня паспорт и заводской пропуск, он строго приказал: – Шагай прямо, руки за спину!

Перепуганный Андрей даже не обратил внимания, что его ведут не к выходу в город, а в противоположную сторону, в чащу парка.

Пройдя метров двести, мужчина в кепке спокойно сказал, садясь на скамейку:

– Приземляйся. Но не думай убегать.

Место было глухое, сюда, видимо, и днём не часто заворачивали люди. Тусклый свет электрического фонаря едва пробивался сквозь зелёную чащу, косо падал на скамейку.

– Валяй, парень, рассказывай всё по порядку, – закуривая папиросу, почти сочувственно обратился высокий конвоир. В сердце Андрея пробудилась легкая надежда. «Может, отпустит, поверит?» И он горячо начал рассказывать.

– Ясно! – качнул головой человек в кепке, когда парень закончил, – Знаешь, сколько за такие дела дают?

– Зря вы мне не верите. Я же хотел положить деньги в его карман...

– Допустим, я поверю тебе, а вот чтобы на суде поверили – сомневаюсь. Свидетелей много. Дело тёмное. И дёрнуло же тебя, парень, ради каких-то двух сотен сроков заработать... Что мне делать с тобой, даже не придумаю...

Андрей, проникаясь доверием к этому, видно, не такому уж и страшному работнику милиции, снова заговорил. Он просил отпустить его, обещал никогда не встревать в подобные истории. Не тюрьма пугала парня. Ужасала мысль о том, что подумают о нём мать, товарищи по работе, наконец – Женя. Страшно даже представить себе, что будут говорить люди: «Андрей Щербина ночью грабил!..»

Он отчаянно взглянул на собеседника. Тот криво по–улыбнулся.

– Может, и вправду отпустить тебя... Что ж, знай мою доброту! – мужчина в кепке рубанул ладонью воздух. – Но услуга за услугу. Склепаешь для меня одну штуковину – и катись на все четыре ветра. Ещё и заработаешь неплохо. Разряд у тебя какой?

– Пятый.

– Нормально! Посмотри–ка сюда, – мужчина вытащил из кармана лист бумаги, на котором виднелся чертёж двух похожих друг на друга деталей, и протянул Андрею, подсвечивая спичкой. – Видишь? Эти две игрушки ты и смастеришь, и как можно быстрее. Понял? – Он насмешливо смотрел на Андрея, следил за выражением его лица.

– А что это такое, – уже успокоившись, радостно спросил парень, – Изготовить не трудно, а что это за инструмент – не разберу. Но вы не сомневайтесь, я понимаю... – поспешно добавил он.

– Инструмент для раскалывания орехов, «гусиная лапа»

– Какая... лапа?

Холодные пальцы, словно клещами, сжали руку Андрея.

– Ну вот что, сопляк. Хватит ломать комедию. Не прикидывайся ягнёнком! А если и вправду не знаешь, зачем эти «гусиные лапы», то я тебе скажу: кассовые сейфы накалывать. Понял? За работу получишь солидный куш. Моё слово – закон. Даю десять процентов от дела, моли бога, чтобы касса мне полнее подвернулась... Тысяч десять-пятнадцать отвалю, за десять лет на своём заводе не нацарапаешь напильником такой суммы. И точка! Я тебя не знаю, ты меня не видел. Государство, оно богатое, не обеднеет... А если отказываться будешь, – он помахал перед Андреевым носом деньгами, принадлежавшими пьяному, – в милицию отошлю их вместе с адресами свидетелей. Тогда затанцуешь! И за каждым твоим шагом следить будем, запомни. Если что, – в руке «работника милиции» блеснуло тонкое лезвие «финки» и воткнулось в деревянную скамейку, – моментально пощекочу ребра. Понравилось? – И бандит сунул Андрею уже знакомые ассигнации: – На, держи аванс. Изготовишь «лапы» – верну паспорт. А премиальные получим через неделю, – засмеявшись, закончил он.

Андрей, не помня себя, взял деньги. В голове звенело. Расширенными от ужаса глазами смотрел он на сидящего рядом человека, на сверкавший у него в руках нож. «Что делать? Что делать?..» Парень хотел сорваться со скамейки, бежать, убегать, но тело словно окоченело, руки не слушались, дрожали. Будто во сне доносился до него приглушённый голос незнакомца:

– Как закончишь работу, принесёшь инструмент... Слышишь, что я говорю?

– Слышу...

– Ну вот, наконец, а то, как будто язык у тебя отнялся... Слушай... Сегодня десятое апреля. Восемь дней тебе хватит?

Итак, восемнадцатого ты завернёшь «лапы» в газету и вечером, в половине одиннадцатого, не забудь: в половине одиннадцатого, придёшь в пивную, что на улице Богдана Хмельницкого под номером 157. Раньше не появляйся, людей много будет. Сядешь за стол, который стоит справа от входа, в углу, и закажешь две кружки пива. Пакет положишь на стул позади себя. Минут через пятнадцать встанешь и выйдешь из пивной, а пакет забудешь на стуле. Точно в такой же час на следующий день посетишь пивную снова, тебе отдадут паспорт. Понятно? Вот и всё! Возьми свой пропуск и катись домой.

Они вместе поднялись со скамейки. Андрей молча повернулся, сделал несколько шагов.

– Подожди, – бандит остановил его, – вместе с «лапами» завернёшь в газету какое-нибудь барахло, ну – молоток, зубило, ещё что-то...

В ту ночь Андрей не заснул до утра. Не раздеваясь, сидел на кровати, пустым взглядом смотрел в окно, на освещённую улицу, и плакал – впервые в жизни.

* * *

Когда Щербина закончил рассказывать, Василий Несторович спросил:

– Узнать его сможешь?

Парень вздохнул.

– Темно было. Когда спичку он зажёг, показывая чертёж только тогда и разглядел его лицо... Кажется, узнаю.

Полковник нахмурился. Узнает Андрей в ночном незнакомце Власюка или не узнает. – от этого зависело многое. Оставаясь внешне спокойным, Коршунов вынул из папки несколько фотографий, веером разбросал их на столе.

Почти не останавливая на них взгляда, четыре фото Андрей отложил в сторону, пятое секунду держал в руках и еле слышно сказал:

– Он...

Лицо полковника на мгновение посветлело и снова стало сосредоточенным, суровым. Задумавшись, он рисовал что-то карандашом на обложке журнала.

– Договоримся с тобой, друг, так: возвращайся в цех, работай, а после смены оставайся и заканчивай вторую «лапу». Делай как следует, на совесть. Мастера я предупрежу. До завтра «инструмент» должен быть готов. А послезавтра, как и требовал он, отнесёшь «лапы» в пивную. Не возражаешь? Сделаешь всё, как и намечалось. Но смотри, держись по-молодецки. У тех негодяев нюх собачий. Как только что-то начнут подозревать, дело сорваться может, выскользнет он. А это, Андрей, бандит такой, которого и день оставлять на свободе нельзя. Много преступлений лежит на нём. Тебе я верю, друг. А если что-то случится непредвиденное, сразу сообщай мастеру Черненко, к нам не иди ни в коем случае и по телефону не звони... Такое тебе, сынок, боевое задание. Или, может, страшновато? Тогда признавайся сразу.