Текст книги "Двадцать невымышленных историй"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Ростислав Самбук,Григорий Глазов,Василий Глотов,Анатолий Стась,Дорошенко Мария,Юрий Звягин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

...Однажды в четыре часа дня кассир строительного управления № 1 Анна Охримовна Весенина вышла из машины и направилась к строительному участку, где её уже ждали рабочие: был день получения зарплаты. Весенина шла вдоль высокой каменной ограды. Припекало солнце. Переложив портфель с деньгами под другую руку, женщина боком ладони убрала со лба прядку волос.

Веснина устала. Но оставалось всего несколько десятков метров. Она ускорила шаги. Вот уже миновала железные ворота, на которых стоял часовой, вышла на территорию строительного участка. И вдруг раздался выстрел. Пуля свистнула возле самого лица. Быстро оглянувшись, Весенина увидела за своими плечами худощавого юношу в коричневом пиджаке, матросских суконных штанах и тяжёлых ботинках. Он целился в неё. Прижавшись к стене, Весенина закричала и побежала к людям, которые были в то время на участке.

Выстрел слышали и рабочие-арматурщики. Они сразу же поняли, в чём дело, и побежали навстречу кассиру, а затем – за парнем, который стрелял в неё. Преступник бросился бежать, иногда оглядываясь и стреляя: он пытался неточными выстрелами хотя бы напугать преследователей. Бежал в сторону села Козельники, всё чаще спотыкаясь, а преследователи были всё ближе и ближе.

Частые пистолетные выстрелы услышал рабочий паровозо-вагонно-ремонтного завода Игнат Петрович Дячук, который отдыхал дома после смены. Сняв со стены охотничье ружьё, он выскочил на порог и увидел, как по другой стороне улицы пробежал, тяжело дыша, бледный человек с пистолетом в руках. Тут же Дячук услышал крики:

– Держи его, держи!

Игнат Петрович оглянулся на голоса. По улице бежало несколько рабочих.

Долго не раздумывая, Дячук поднял ружьё и, целясь в ноги беглецу, нажал спусковой крючок. Раздался выстрел. Преступник, словно налетев на невидимую стену, откинулся всем телом назад и упал. Затем попытался подняться, прополз несколько метров и, оглянувшись, увидел приближающихся рабочих. Один из них, раненный им ещё в начале преследования в плечо, бежал как-то боком, одной рукой придерживая вторую. Несмотря на рану, он бежал быстрее других. Сейчас он будет здесь, рядом. И тогда грабитель, полулежавший на пыльной дороге, выстрелил себе в висок.

– Испугался негодяй! – сплюнул раненый рабочий.

Начали собираться любопытные. Кто-то побежал звонить в милицию.

VIII

– Потерпите, потерпите, Щупак! Ещё часок, и всё станет ясно! – ответил голос в телефонной трубке. Лейтенант положил трубку на рычаг. Мыслями он был теперь там, в научно-техническом отделе, где проводилась экспертиза, которая должна была решить очень многое.

Никаких документов у самоубийцы не было найдено. Пистолет, который был при нём, имел тщательно сбитые и зашлифованные номера. Экспертам предложили: во-первых, восстановить номер пистолета, во-вторых, сравнить стреляные гильзы от него с гильзами, подобранными на заводе автопогрузчиков. Мёртвого сфотографировали и снимки разослали в разные места для опознания.

Выявлением его личности занимался также Коршун. ему и предстояло сообщить руководству уголовного розыска о важной для расследования детали. Но об этом – потом. Пока что Щупак, нервничая, ждал акта экспертизы. Многонедельный кропотливый труд всех, кто занимался этим делом, был вознаграждён. Восстановленные номера пистолета неопровержимо доказывали, что это оружие убитого старшины Павла Егорова, которое было закреплено и записано за ним ещё с 1954 года. И второе, не менее важное: гильзы, найденные на заводе автопогрузчиков и вчера в районе строительного участка, оказались идентичными. Итак, убийца Егорова, человек, ограбивший табельщицу с завода автопогрузчиков, был найден, но мёртв. Оставалось выяснить его личность.

Щупака и Коршуна не смущало то, что его лицо не было знакомо ни помощнику машиниста Вакуленко, ни Годлевской, ни двум из тех, кто видел преступника во время и после грабежа на заводе автопогрузчиков, хотя им знакомы были его коричневый пиджак, суконные матросские штаны, тяжелые грубые ботинки. Не смущало потому, что: во–первых, сейчас одни смотрели на фотографию, а другие – на изменённое лицо мёртвого человека, которого видели и запомнили живым; во-вторых, с того времени, как видели грабителя живым, прошло достаточно много дней, чтобы память что-то добавила, изменила в чертах недолго виденного лица.

Проверяя дактилоскопические карты, Коршун установил, что покойный был осуждён в своё время как участник бандитской националистической шайки и впоследствии освобождён из заключения гуманным актом Советского государства. Звали преступника Богданом Григорьевичем Лаврухом.

«Вот какая птица!» – подумал капитан, – ««идеи», «самостоятельность», а на деле – грабежи, уголовные преступления.»

К двенадцати часам следующего дня справка для Каурова, подытоживающая все, была готова. Щупак и Коршун сидели у стола, пока подполковник очень медленно, возвращаясь снова к прочитанным страницам, читал справку.

Высокому Щупаку был виден только загорелый лоб Каурова с едва заметным шрамом. Низко наклонённое лицо подполковника, словно козырьком, было прикрыто ладонью руки.

Закончив читать, Кауров молча взглянул на своих сотрудников, потом сказал:

– Вроде бы всё ясно. Можно было бы доложить начальству, что с этим делом закончено. Однако есть ещё один вопрос. – И он карандашом поставил знак вопроса внизу последней страницы. – Вопрос этот не мешало бы выяснить. Когда был освобождён Лаврух?

– Как-то выпало из внимания, – сказал капитан.

– Так что проверьте это.

Выйдя из кабинета Каурова в коридор, Щупак и Коршун молча переглянулись. Настроение у обоих было испорчено дурным предчувствием.

– Как бы этот покойничек не подложил нам свиньи, – буркнул Коршун и поехал выяснять дату освобождения Богдана Лавруха.

Их опасения оказались небезосновательными: бывший оуновский бандит Богдан Лаврух был освобождён из мест заключения 12 августа. Получается, в то майское утро, когда погиб старшина Павел Егоров, Лаврух находился за тысячи километров от Львова. Был он там и в июне, когда произошёл грабёж на заводе автопогрузчиков.

IX

– Выходит, не он? – спросил полковник Кулишенко.

– Не он, Дмитрий Григорьевич. Вот ответ на наш запрос. Администрация места заключения, где находился Лаврух, подтверждает, что в мае, июне и июле Лаврух был ещё там. И лишь в августе выбыл в Ивано–Франковский район, Львовской области, в своё село. – Кауров протянул Кулишенко бумажку.

Тот, не глядя, положил её на стол, крепко, словно сгоняя досаду, потёр широкой ладонью лицо и сказал:

– По прежнему месту его жительства кое-что надо, конечно, проверить. Проверьте также старые связи Лавруха. Националисты оказались в полной изоляции. В результате – идейки набок и давай грабежи, кражи вплоть до карманных. Нашли общий язык с уголовниками. Свяжитесь с органами государственной безопасности. Посоветуйтесь с ними.

– Нам удалось кое-что выяснить. В феврале из мест заключения сбежал бывший дружок Лавруха по оуновской банде – убийца Зенон Дубняк. Десять лет назад был осуждён за участие в бандитской националистической организации. Сидел вместе с Лаврухом. Можно надеяться, что, узнав после побега об освобождении Лавруха, Дубняк искал связей с ним, рассчитывая на помощь. Возможно, что Дубняк нашёл Лавруха.

– Зенон Дубняк... Ну что ж, ищите Зенона. – Кулишенко встал и вернул Каурову дело, которое распухало с каждым днем.

На следующий день, знакомясь со старыми следственными материалами по делу Дубняка, капитан Коршун наткнулся на дневник, который вёл этот оуновский бандит. Дневник был подшит к делу как вещественное доказательство. В нём убийца цинично и откровенно записывал все свои «боевые заслуги», которые заключались в терроре сельского населения Подкаминского района.

В этой своеобразной исповеди, поражающей своим бесчеловечным содержанием, Коршун обратил внимание на такую запись: «Вчера разговаривал с Перегудой. Старик ещё при Польше был знаменитым вором. Он сказал, что зря мы так редко привлекаем к себе уголовников, они могут быть нашими хорошими помощниками. Неплохая идея. Да и вообще, пожалуй, пора переквалифицироваться. Хватит играть в политику...»

«Вот откуда верёвка вьётся», – подумал капитан, – «видимо, Дубняк встретился-таки с Лаврухом и реализовал свою давнюю мечту, переквалифицировался».

Через несколько часов капитан Коршун и лейтенант Щупак с группой сотрудников выехали в село, где после возвращения из заключения жил Богдан Лаврух. Необходимо было произвести обыск на квартире застрелившегося бандита, а также принять меры на случай, коли окажется, что Лаврух и Дубняк оказались в одной компании. Можно было надеяться, что Дубняк либо живёт у Лавруха, либо посетит своего напарника, чтобы получить от него долю с грабежа. Был, конечно, учтён и тот вариант, что Дубняк прячется где-то во Львове и ждёт назначенной встречи с дружком, не зная, что того уже нет в живых...

Лаврух жил один. Пристальный обыск в его доме не дал никаких результатов. Было решено разделиться на две группы. Одна с Коршуном во главе остаётся в селе, в засаде возле дома Лавруха, а вторая, возглавляемая Щупаком, выедет в райцентр. Если Дубняк прячется во Львове и решится приехать в село, то райцентр ему не миновать.

Усиленным постам регулировщиков было приказано пристально проверять транспорт, который будет идти в Ивано-Франковский район. С фотографией Дубняка, которая была в документах, все были ознакомлены.

Лейтенант Щупак и его группа ждали возле автобусной остановки. Заканчивался день. Чёрной безлюдной лентой выглядывало шоссе, окроплённое мелким дождиком. Прибыл предпоследний автобус. Из обеих его дверей высыпали пассажиры и начали расходиться, но Дубняка среди них не было.

Небольшая площадь, где остановился автобус, опустела.

Прошло некоторое время. Из автобуса высунулся человек и быстрыми шагами пошёл в густой, покрытый сумерками скверик. Неизвестный, миновав его, свернул в узкую боковую улицу и вышел оттуда на полевую дорогу. Это был Зенон Дубняк, который и не подозревал, что за ним следят.

«Надо дать ему выйти в открытое место», – решил Щупак и, вскочив в коляску мотоцикла, скомандовал:

– Заводи!

Спрятаться в поле негде. Дубняк понял это сразу, когда увидел быстро приближавшиеся к нему мотоциклы. Бандиту казалось, что он всё верно рассчитал: отказался от такси, чтобы не привлекать внимание, выбрал вечерний автобус, на котором возвращалось в райцентр много людей; оставалось только затемно добраться до села, где живёт Лаврух. Дубняк не сразу вышел из автобуса, а ещё долго сидел в нём, притворившись, что спит, пока его не растолкала девушка-кондуктор. Он хотел таким образом усыпить бдительность тех, кто, возможно, ждёт его здесь. Но ничего не помогло.

В тот же вечер Дубняка привезли во Львов.

На допросе грабитель и убийца сообщил, что скрывался под фамилией Гарькавый у работника завода автопогрузчиков Василия Ружинского. Во время обыска на квартире этого Ружинского были найдены наган Дубняка, орудия взломщика – «гусиная лапа» и «бензорез», паспорт и военный билет на имя Гарькавого. Портфель с деньгами бесследно исчез.

Рассматривая наган, Щупак обнаружил в его патроннике плотно пригнанную гильзу и не мог понять, каким образом она из барабана попала туда. Ответ на этот вопрос дал сам Дубняк. Сначала он признался только в побеге. Но во время допросов, когда ему предъявили акт экспертизы, подтверждающий, что пуля, вынутая из головы убитого старшины Егорова, была выпущена из нагана, найденного у него, Дубняка, бандит заговорил. Он рассказал, что, не имея патронов к нагану, расточил его с тем, чтобы пользоваться патронами от пистолета «ТТ». Пулей из такого патрона и был им убит Егоров. И лишь теперь Щупак понял, почему тогда не была найдена гильза: она плотно засела в патроннике нагана, а выбить её оттуда Дубняк не смог или забыл.

Вечером у себя на квартире был задержан и бандитский пособник Василий Ружинский. Этот трус, вытащивший из кармана спецовки рабочего Ромейко его пропуск, сразу же узнал матросские штаны, ботинки и пиджак Дубняка, в который был одет бандит Лаврух, а также кепку, которую Зенон Дубняк, убегая, потерял на заводе. Биологическая экспертиза установила, что волосы, прилипшие к подкладке кепки, принадлежали Дубняку.

Припёртый точными фактами и документами, бывший оуновец, грабитель и убийца Зенон Дубняк начал отвечать на все вопросы, которые интересовали следствие.

X

– Ну, вот мы и встретились, Богдан! – прищурившись, Дубняк смотрел Лавруху в переносицу. Он уже узнал, что Лаврух освобождён, отыскал его и несколько дней наблюдал, – кто знает, в какую сторону подался бывший дружок по заключению. С волчьей осторожностью Дубняк выследил Лавруха в станционном буфете и решился, наконец, поговорить.

– Ты что, тоже освобождён? – спросил Лаврух.

– Как видишь – гуляю, – уклончиво ответил Дубняк.

Распив бутылку водки и несколько кружек пива, друзья стали более откровенными. Низко склонившись над столом, они перебрасывались короткими предложениями, как будто всё ещё прощупывали друг друга. И когда, наконец, поняли, что ничего не поменялось у каждого во взглядах на жизнь, Дубняк, отодвинув кружки, приблизил своё лицо к Лавруховому и зашептал:

– Не освобождён я. Сбежал. Понял, Богдан? В Воркуте у одного пьяного техника вытащил документы и – сюда. Живу нелегально по этой липе во Львове. Моя фамилия теперь Гарькавый. – Он замолчал, ожидая, какое это произведёт впечатление на собеседника.

Лаврух кивнул головой и ответил:

– Хорошо, Зенон. Чем смогу, помогу тебе. Но жить нам под одной крышей нельзя. Не подумай, что я трус. Ко мне, возможно, ещё присматриваются. Ты можешь влипнуть.

Они оглянулись на дверь. В буфет вошло несколько парней и девушек. Громко разговаривая и смеясь, они сели за столик. На груди у одной девушки блеснул орден Ленина.

– Вишь, веселятся. А ты знаешь, я им иногда завидую, – грустно улыбнулся Дубняк, уставившись глазами в лицо девушки с орденом.

– А я думал, что ты идейный, – вскипел Лаврух, – ведь наши люди ещё есть. Ты, я...

– А ещё кто? – криво улыбнулся Дубняк, – Не будь идиотом. Идеи! К чёртовой матери наши идеи! Кому они нужны? Им что ли? – Он кивнул на группу молодёжи. – У них, Богдан, уже свои идеи. Вот на что пошли наши идеи, – он достал из кармана отмычку. – Нам с тобой надо деньги доставать, чтобы с голоду не сдохнуть! Ты мне лучше дай идею, как взять хорошую квартиру или сейфик с деньжатами.

Они посидели ещё с полчаса и договорились, что Дубняк возвращается во Львов и вызовет Лавруха к себе, когда наметит объект для грабежа.

Встреча их состоялась через две недели во Львове на квартире В. Ружинского.

– Вот что, Богдан, – сказал Дубняк откровенно Лавруху, – Тогда я тебе не все изложил. Проверял тебя. Не сердись. Сам понимаешь. Смотри сюда, – он достал из–под стола портфель и вытащил из него несколько толстых пачек сотенных в банковской бандероли. – Это я взял на заводе автопогрузчиков. Ещё до встречи с тобой. Он помог: у одного рабочего из спецовки пропуск вытащил, – Дубняк кивнул на Ружинского. – Две тысячи я тебе за это дал, так, Василий? – Он похлопал Ружинского по спине. – Видишь, мы оделись и выглядим, как все порядочные люди.

Лаврух грустно слушал Дубняка.

– Да ты не хмурься, – подмигнул ему Дубняк, – Это дело лучше, чем наши идеи. За них теперь и сухаря не дадут, а тут, видишь, – он потряс портфелем, – ещё тысяч двадцать есть. Так-то, Богдан! На первое время я тебе пару тысяч одолжу.

– Оружие есть? – коротко спросил Лаврух.

Дубняк пожал плечами.

– А ты думал как? Голыми руками? И о тебе позаботился. – Дубняк вытащил из кармана пистолет «ТТ» и протянул его Лавруху. – Бери. И будь начеку. Чтобы достать его, я стража порядка на тот свет послал... Тут мы для тебя одно дело обдумали... Завтра платят деньги. Надо забрать деньги у кассирши первого строительного управления. Она понесёт получку на строительный участок. Там её ты и встретишь. Этой штуковиной, – он кивнул на пистолет, – пользуйся смело. А закончишь дело, сюда не приходи. Отправляйся прямо к себе в деревню. А я туда приеду. На всякий случай переоденься. Надень моё. Вот матросские штаны, ботинки и этот пижонский пиджак. Понял?

Лаврух кивнул. Однако не догадывался он о настоящей причине, почему Дубняк решил его переодеть в свой костюм, в тот, в котором его могли видеть после убийства Егорова и на заводе автопогрузчиков. Хитрил Дубняк со своим дружком. «Если с ним что-то случится», – думал он, – «пусть думают, что всё делал один Лаврух. Пусть на него все спишут.»

«По правде говоря, Зенон прав», – думал тем временем Лаврух, направляясь к строительному управлению, чтобы выследить кассиршу, изучить её маршрут и выбрать место, где бы удобнее напасть на неё завтра. – «Да, Зенон прав. Наши идеи смешны уже и неуместны. Малейшая попытка начать всё сначала вызовет у населения только злобу и отпор. Слишком много получил народ от новой власти...»

О том, что произошло с Лаврухом, Зенон Дубняк не знал. Он считал, что вооружённый Лаврух легко справится с женщиной на почти безлюдной дороге. Поэтому вечером спешил к нему в село, где и был задержан.

Дело, длившееся полгода, было закончено и передано в прокуратуру. Последнее слово сказал суд, который определил вину преступников и суровую кару для них.

* * *

Старший сержант Борис Загоруйко, недавно демобилизованный из рядов Советской Армии, начинал свою новую службу в органах милиции. И когда, получив оружие, он впервые шёл на свой пост на улице Шевченко, инструктировавший его начальник очень коротко, гораздо короче, чем прочитанная вами история, рассказал Загоруйко о старшине Павле Егорове и обо всём, что произошло с ним.

– Вам доверяется не какой-нибудь склад пустых бутылок, а жизнь людей, – сказал торжественно начальник. – Понимаете – жизнь!

Анатолий Алексеевич Стась
«Гусиная лапа»

Женя качнула головой в сторону объявления, и мягкие шелковистые волосы рассыпались у неё по плечам.

У входа в заводской клуб на стене белел бумажный квадрат. Размашисто выведенные зелёной краской строки сообщали:

10 мая в 10 часов в помещении клуба состоится доклад на тему:

«Роль общественности в борьбе с преступностью и нарушениями правил социалистического общежития.»

Докладчик – полковник милиции В. Коршунов.

Пётр робко взял девушку за локоть:

– Видишь, Женя, мне обязательно надо... понимаешь... Пойдём туда, прошу тебя...

– Чудной! Разве я отказываюсь? Но, кажется: мы уже опоздали. Доклад давно начался.

– Ничего, пойдём...

Будто боясь, что Женя может передумать, Пётр, не выпуская её руки, быстро поднялся по лестнице, толкнул широкую стеклянную дверь.

Поверх моря голов, далеко на сцене виднелась обитая кумачом трибуна, за ней стоял широкоплечий, уже в летах мужчина и говорил чётко, без спешки, энергично жестикулируя правой рукой.

Женя удивлённо остановилась на пороге зала. Она сразу узнала докладчика. Ну конечно же, это он неделю назад приходил на завод. Только тогда на нём был коричневый костюм и галстук в розовую полоску, а теперь на синем кителе сверкали серебром полковничьи погоны.

Зал был переполнен. Кто-то из ребят из литейного цеха уступил Жене место. Девушка снизу вверх взглянула на Петра, перехватила его беспокойный взгляд, обращённый туда, на сцену. Глаза юноши возбужденно блестели, он вытирал обильно выступавшие на лбу капли пота.

«Что с ним? Волнуется, аж побледнел весь...» – подумала Женя.

– Преступник-профессионал, – говорил тем временем полковник, – в нашей социалистической стране доживает последние дни. Почва не та, товарищи!

Продолжая мысль, полковник тут же вспомнил Макаренко, его колонии, начал рассказывать о тех далёких временах, когда только-только разворачивала борьбу с преступностью молодая Советская республика, её ЧК и милиция. Скупыми штрихами обрисовал несколько эпизодов из своей многолетней деятельности...

– В заключение, – сказал докладчик, поправляя на переносице очки, – я расскажу вам о случае, с которым мы столкнулись совсем недавно. Возможно, на этом примере вы убедитесь ещё раз, насколько важно каждому из вас знать, чем живёт его товарищ, каковы его интересы, окружение. Знать для того, чтобы, когда человек споткнётся, вовремя протянуть ему руку, прийти на помощь, не дать упасть. Это случилось десять дней назад...

* * *

Поезд Вильнюс–Львов подошёл к перрону, пёстрая толпа встречающих забурлила возле вагонов. Как в калейдоскопе, замелькали лица, цветы, улыбки...

Через несколько минут привокзальная платформа опустела, людской поток с гомоном двигался по подземному тоннелю к выходу в город.

Из пятого вагона одним из последних вышел высокий, немного сутуловатый мужчина лет сорока. Он был одет в тёмно-серое габардиновое пальто и модную клетчатую кепку. В левой руке приезжий держал жёлтый кожаный портфель, правую глубоко засунул в карман. Он не спешил. Небрежно размахивая портфелем, шёл позади толпы, равнодушно поглядывая вокруг.

Перед выходом из тоннеля человек в габардиновом пальто ускорил шаг и смешался с людским потоком, который через мгновение выплеснулся на широкую площадь.

Утро было не по-весеннему холодное, пасмурное. Капли дождя с шумом падали на асфальт. Прибывший оглянулся, поднял воротник, поглубже надвинул кепку.

Возле остановки такси в ожидании машин толпились промокшие пассажиры с чемоданами. Пассажир в сером пальто пренебрежительно улыбнулся, обошёл очередь и направился к стоявшей поодаль «Победе» с буквами «ЩГ». Наклонившись, коротко бросил водителю:

– Свободен?

– Куда поедем? – в ответ спросил тот, с готовностью открывая дверцу.

Пассажир, назвав улицу, быстро нырнул в машину. Дешёвые голубые шторки на окнах скрыли его от взглядов посторонних.

На тихой улице городской окраины «Победа» остановилась. Пассажир рассчитался с водителем, подождал, пока машина скрылась за углом, и быстро зашагал в противоположную сторону. Улица была безлюдна. Проведя подозрительным взглядом какую-то удаляющуюся женскую фигуру, мужчина в габардиновом пальто ещё раз оглянулся, удовлетворенно пробормотал:

– Кажется, за кормой чисто...

Попетляв с четверть часа по узким переулкам, он остановился возле старенького одноэтажного особняка, внимательно посмотрел на номер дома и решительно пошёл во двор. Прислушиваясь, постоял под дверью, на которой была выведена мелом цифра «1». Не обращая внимания на кнопку звонка, трижды, с интервалами, постучал. За дверью послышались глухие шаги, хрипловатый женский голос спросил: – Кто это?

– Гущина Екатерина здесь живет? – тихо, но отчётливо сказал прибывший и, не дожидаясь ответа, добавил: – Поздравление я привез ей... от мужа...

Щёлкнул замок.

– Входите.

В полутемном коридоре приезжий на мгновение задержался, рассматривая хозяйку дома. Ей было под тридцать, но преждевременная пышнотелость и покрытое густым слоем косметики лицо делали женщину старше.

Плотно прикрыв дверь, она повела гостя в комнату. Взяла из пепельницы погасшую сигарету, зажгла и, умостившись на тахте, застелённой смятой грязной постелью, выжидательно наблюдала, как гость искал что–то в карманах своего пиджака. Наконец он вынул какую–то бумажку, молча подал женщине.

Она оживилась.

– Свой, значит... Фамилии не спрашиваю, наверное, и сам не помнишь, – цинично рассмеялась она и уже серьёзно спросила: – А по-нашему как тебя... зовут как?

– Зовут, – криво улыбнулся он, – Зовут по-разному... Тебе до этого дела нет. Очень любознательная, красавица, а я любознательных не люблю. Запомни это раз и навсегда. Поняла?

Здесь в небольшой комнате, насыщенной затхлым воздухом, папиросным дымом и стойким водочным перегаром, с прибывшего моментально слетела притворная солидность и важность, вид, с которым он ещё час назад выходил на перрон из мягкого вагона. С хозяйкой этого притона ему можно было не церемониться.

И Екатерина Гущина поняла, почувствовала – гость не из тех мелких воров, которые раньше окружали её мужа, которым она всегда охотно давала приют, помогала сбывать краденое, выполняла всё, что от неё требовали, лишь бы услышать под пальцами хруст ещё одной сотенной... На этот раз, видно по всему, к ней залетела нешуточная птица.

Гость, не моргая, мрачно смотрел на Гущину. Под его жёстким холодным взглядом она невольно втянула голову в плечи, съёжилась. Гость заметил перемену в настроении хозяйки, сказал:

– А впрочем, чтобы знала, что со мной шутки короткие. Я тебе кличку свою скажу, – он понизил голос, раздельно произнёс: – За-мок, слыхала о таком?

Со временем они уже, как давние знакомые, сидели рядом за столом, на котором возвышалась батарея бутылок с пивом и водкой. Подкладывая на тарелку колбасу, Гущина уже смело расспрашивала гостя:

– Надолго в наш город приехал? Что скажешь хорошего, чем порадуешь? – не выпуская из зубов сигарету, она заглядывала ему в глаза, как будто хотела прочитать мысли этого неразговорчивого человека.

– Не знаю... Меня сюда не от сладкой жизни занесло. Легавые осадили со всех сторон, как зверя. Вот и подался сюда, поверил, что на тебя можно положиться.

Гущина удовлётворенно улыбнулась.

– Не беспокойся. Живи, сколько захочешь, места у меня хватит. Если что, скажу – двоюродный брат...

– Гм, брат... – гость яростно выругался. – С моей «липой» вряд ли... Что-то другое придумывать придётся.

Замок вынул из портфеля и бросил на стол паспорт. Женщина прочла:

– Валдманис Рудольф Карлович, 1919 года рождения, литовец...

– Ксива, как видишь, не очень подходящая, а где у чёртова батьки другую возьмёшь... Но дай время, я ещё своё возьму, я ещё на ноги стану! А ты не бойся, долго у тебя не буду квартировать. Проверну одно дельце и фюить – к солнышку, в тёплые края попутешествую... Турист я, Катька, альпинист, на одном месте не засиживаюсь. Вот только бы прицелиться как следует, чтобы без промаха.

– Помочь? – прищурила глаза Гущина, – Только чтобы мою долю честно вот сюда, на стол, положил.

– А что, имеешь кого-то на примете?

– Есть кое–кто. Вот... Чует моё сердце, понадобятся адресочки. Зубной техник Алченянц. Двое их – он и жена. Тысяч на тридцать-сорок наберётся, будь уверен. Не нравится? – Могу дать ещё один адресок, верный, – загибая второй палец, хихикнула Гущина. – Заведующий промтоварной базой, живёт на отшибе. Денег куры не клюют, знаю. Только тут осторожнее надо, двое взрослых сыновей у него...

Замок одним глотком осушил стакан водки, замотал головой.

– Плевать я хотел на твои адресочки, наводи на них тех, что по карманам рыщут, а мне – мне размах нужен. Кусок мне давай, а не объедки какие-то там. Касса тысяч на полтораста – вот это дело. А на меньшее не согласен, рук пачкать не хочу. – Замок покрутил перед лицом Гущиной своими жилистыми и волосатыми руками, поднялся со стула, пьяно пошатнулся. – Ты ещё не знаешь, кто перед тобой. Думаешь, квартиру пойду обчищать? Это для молокососов... Мне бы инструмент сейчас, «лапу» бы достать, вот что главное. А кассу найдём, не велика мудрость.

* * *

В кабинете полковника Василия Несторовича Коршунова собрались оперативные работники городского уголовного розыска. Пока ещё не началось совещание, они разговаривали о том, о сём, а сам Коршунов молча просматривал утреннюю почту. Василий Несторович не начинал совещания – ждал начальника управления полковника Перебийниса.

И то, что должен был прибыть Перебийнис, и сам факт срочного вызова на совещание – всё говорило работникам уголовного розыска, что произошли какие-то важные события.

– Не иначе – шею нам мылить будут, – в шутку сказал соседу – лейтенанту Голубу, всегда весёлый капитан Корень.

– Поживём – увидим, – в таком же тоне ответил Голуб.

В эту минуту в дверях появился полковник Перебийнис. Поздоровавшись со всеми, начальник управления легко вместил своё худощавое тело в кресло, повернулся к Коршунову.

– Начинайте, Василий Несторович!

В кабинете мигом воцарилась привычная, деловая, сосредоточенная тишина.

– Докладывайте! – кивнул Коршунов своему заместителю майору Зорину. – Тот поднялся, откашлялся. Обведя взглядом присутствующих, Зорин заговорил глуховатым голосом:

– Как стало известно, 22 февраля 1960 года из мест отбывания наказания сбежал опасный преступник Власюк Тимофей Степанович, 1918 года рождения, родом из Бориспольского района Киевской области, осуждённый различными судебными инстанциями УССР и РСФСР на общий срок заключения – тридцать два года. Власюк, он же Галайда, он же Ваксман; клички: Маркиз, Замок.

По предварительным данным, Власюк скрывается в наших городах. Последнее местонахождение преступника – город Вильнюс.

Власюк с 1939 года по 1947 год проходил по делам за взлом сейфов и ограбления в городах: Киеве, Одессе, Ленинграде, Черновцах. Во время фашистской оккупации грабил население, под кличкой «Ариец» выполнял разнообразные поручения полиции. В 1948 году организовал банду налётчиков вместе с известным Левчуком-Гетманом. С тех пор последние десять лет проходил по делам об ограблениях и убийствах в городах Вильнюсе и Виннице, за что в 1958 году был осуждён на восемнадцать лет заключения.

Нам необходимо принять срочные меры для выявления и задержания преступника. При задержании Власюка следует действовать осторожно. Бандит хорошо владеет огнестрельным и холодным оружием.

Под какой фамилией скрывается сейчас Власюк – неизвестно. Фотографию преступника нам прислали, сейчас её размножают.

Зорин замолчал.

Перебийнис поднялся с места.

– Думаю, товарищи, вам всё ясно. Задачу, поставленную перед нами, мы должны выполнить как можно скорее. За каждый день, проведённый преступником на свободе, мы несём ответственность и перед тружениками города, и перед своей совестью. Я думаю, Василий Несторович, – обратился он к Коршунову, – руководить операцией поручим товарищам Зорину и Кореню... Хочется дать вам совет: не забывайте о народе. Привлеките бригадмильцев, комсомольцев-дружинников. Они помогут обезвредить преступника. Фотографию, товарищ Зорин, надо размножить в нескольких десятках экземпляров. Всё, товарищи! Конкретные задания получите завтра утром у майора Зорина.

Кабинет начальника уголовного розыска через минуту опустел. Остались в нём трое: Коршунов, его заместитель и капитан Корень.

– Бандит, по всей видимости, крупного масштаба, – задумчиво сказал капитан.

Майор Зорин утвердительно качнул головой.

– Я с ним немного знаком. Приходилось заниматься этим лицом в Киеве, лет двадцать назад. Я тогда только-только в милицию пришёл, с комсомольской путёвкой. Зелёный ещё был. Ускользнул тогда от нас Власюк, война помешала заниматься им... Что ж, теперь он от нас не убежит, некуда ему деваться, возьмём. Земля, считай, горит под ногами у негодяя.

– Всё это так, – сказал Коршунов. – Возьмём его обязательно. Только ты, Григорий Остапович, помни, что он, – начальник сыска показал рукой на капитана Кореня, – горячится порой, а в этом деле нужно хладнокровие... Завтра в девять прошу вас обоих к себе с планом операции.