Текст книги "Двадцать невымышленных историй"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Ростислав Самбук,Григорий Глазов,Василий Глотов,Анатолий Стась,Дорошенко Мария,Юрий Звягин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Александр Криницкий
Путёвка в жизнь

Чудесная осень во Львове: тёплая, мягкая, живописная. Начался месяц ноябрь, но ещё не сбросили свои пышные одежды раскидистые каштаны на центральном проспекте города. Одетые в багрянец и золото, они имеют сказочный вид, кажутся нарисованными на голубом фоне неба.

Солнце давно прогнало утренний туман, и теперь в его скупом луче купаются красочные, ароматные цветы, не прибитые еще первыми морозами. Особенно обильны они и разнообразны на клумбах у фонтана и вокруг памятника В. И. Ленину.

Начался второй день торжественного праздника – 40-й годовщины Октября. Поэтому-то на центральных площадях и улицах города так много отдыхающих людей. Вот и двое подростков в чёрных шинелях вышли на прогулку. Ребята из воспитательной трудколонии. Они вдруг остановились, прислушиваются к бою часов на городской ратуше. Раз... два... пять... десять... двенадцать. О, в их распоряжении ещё достаточно времени! И оба смешиваются с праздничной толпой. Низшего, рыжеватого с курносым носом и прыгающими глазами, зовут Костей Малявкой, а более высокого, чернявого и полноватого, Виктором Кравчуком.

Ребята побывали уже во многих местах. От театра оперы и балета они направились мимо неразобранных ещё трибун, перед которыми вчера прошли колонны демонстрантов. Останавливались перед красиво украшенными витринами магазинов, читали афиши на тумбах.

– Были бы деньги, пошли бы в кино! – сказал как бы сам себе Виктор.

Его товарищ промолчал. Но вот возле большого магазина он насторожился, как будто увидел что-то необыкновенное.

– Подожди меня здесь! – шепнул Виктору и шмыгнул в широкую дверь.

Виктор стоит под стеной и рассматривает прохожих. Хорошо одетые, они гуляют кое-где семьями. Вот идут двое: майор лет сорока пяти и с ним юноша в спортивной форме, видимо сын. Виктор на мгновение представляет своего отца на месте этого майора, и к сердцу приливает тепло...

– Идём скорее! – Кость хватает его за руку, тревожно тянет за собой. Смешавшись с толпой, толкая людей, они спешат на площадь Мицкевича. Позади их слышен отчаянный женский крик:

– Украли! Держите! Деньги из сумочки!..

Ребята уже далеко от места происшествия.

– Может, пойдём в шашлычную? – предлагает Кость, многозначительно подмигивая.

– Что ты, с ума сошёл? – возражает Виктор. – Там нас увидят...

Кость ведет товарища в продуктовый магазин. Там он вытаскивает из кармана сторублёвку и покупает пол-литра водки и закуску.

Потом заходят в узкую безлюдную улочку позади кинотеатра «Украина» и там угощаются прямо из бутылки, заедая водку колбасой.

Алкоголь разогревает тело, возбуждает. В голове Виктора роятся смелые мысли и несбыточные желания.

– Через несколько минут у меня будет не сто, а тысяча, несколько тысяч рублей, – дыша в ухо товарищу, шепчет Кравчук.

Не зная его плана, Кость идёт с ним в магазин «Гастроном» на проспекте Шевченко. Там у дверей Виктор раздевается, бросает на руки товарищу свою шинель, а сам шествует внутрь.

В магазине тесно от покупателей. Виктор оглядывается вокруг, оценивает ситуацию, его взгляд падает на одну из касс. Там кассирша, прекратив работу, считает и складывает в пачки деньги. На каждую пачку она надевает бумажную полоску.

«Мне бы такую пачку!» – думает Виктор, чувствуя, как в его висках пульсирует горячая кровь. Деньги привлекают парня, но его шансы, понимает он, призрачны. Да что это? Кассирша повернулась к нему спиной, на мгновение нагнулась за чем-то...

Виктор быстро протягивает через барьер руку, хватает толстую пачку полусотенных и, расталкивая людей, наступая им на ноги, спешит к двери. Сердце тревожно бьётся. Ещё два шага – и он спрячется в уличном потоке... Но нет, провал: его хватает чья-то большая, сильная рука.

Парень пробует дёрнуться, но высокий мужчина держит его крепко. Тогда в голове Виктора молниеносно возникает план спасения. Он срывает бумажную ленту с пачки и швыряет деньги в толпу покупателей. «Начнут собирать, забудут обо мне!» – мелькает мысль.

Однако план не удаётся. Виктора ведут в милицию. За дверью на улице он оглядывается вокруг и не видит нигде товарища. Тот, став свидетелем провала Виктора, исчез.

В милиции Виктор узнаёт, что он держал в руках две тысячи рублей.

* * *

Родной дом! Как часто нам, уже взрослым, снятся родительский дом, ласковые руки матери, которая учила нас делать первые шаги по земле. Иногда, бывает, до старости запоминаются нам отдельные эпизоды из далёкого детства, когда нам было три-пять лет.

Виктор не помнит родного дома, не снится он ему. Наверное, из-за того, что раннее его детство пришлось на грозные годы Великой Отечественной войны, на эвакуацию семьи.

Мировосприятие мальчика началось в Долинском детском доме на Запорожье. Здесь он впервые услышал свою фамилию: Кравчук. Узнал, что в детский дом его и старшую сестрёнку Раю отдала мать. Об отце никто ничего не сказал.

Прошло ещё несколько послевоенных лет, адрес Вити и Раи изменился, они переехали в село Терпенье близ Мелитополя. Из этого детского дома Раю, которая уже стала школьницей, перевезли в другое место. Витя остался один.

Парень подрастал. После Терпенья он побывал еще в Преславе, Черниговке и Ногайске – тоже на Запорожье. Мальчика перевозили с места на место, а в характеристиках записывали: способный, но ленивый, учиться не хочет, поведение плохое.

Живя в городе Ногайске, Виктор прочитал «Тараса Бульбу» Гоголя. В мыслях побывал на Запорожской Сечи. «Наверное, и мои родители жили в Запорожье, потому что здесь, в этой области, меня отдали в детский дом», – думал парень. – «Но почему же они не ищут меня? Бросили?»

И в сердце Виктора от такого вывода закипали обида и злость. Он вымещал её на своих товарищах, грубо отвечал воспитателям. Дезорганизатор, дебошир, нечестный парень – такое мнение сложилось о Вите Кравчуке у руководителей Ногайского детского дома. От подобных воспитанников им хотелось избавиться. И после удобного для этого случая парня, как такого, что «трудно поддаётся воспитанию», передали в детскую воспитательную колонию. Из Запорожской области Виктор попал во Львов – первый большой город, который довелось ему видеть.

Во Львовской детской колонии Виктора приучили к дисциплине, к труду, заставили учиться. Однако характер парня был ещё в стадии становления, и именно во Львовской колонии шестнадцатилетний Виктор совершил своё уголовное преступление – кражу из кассы гастронома.

После этого и началось знакомство Виктора со старшим лейтенантом Неонилой Фёдоровной Найчук, инспектором по политвоспитательной работе среди заключённых. Грубый и озлоблённый тогда, парень не мог надеяться, какую роль сыграет она в его жизни.

С первых дней заключения Виктора Неонила Фёдоровна увидела, что, хотя парень выглядит нелюдимым и ершистым, он сможет стать на верный путь. Много раз она разговаривала с глазу на глаз с Кравчуком и заметила, что завоёвывает у него доверие. Впоследствии у юноши открылось сердце к этой требовательной и чуткой женщине, настоящему воспитателю по своему призванию.

Через полгода после суда Виктора Кравчука отправили в Винницкую детскую трудколонию, где он пробыл 20 месяцев.

* * *

Звонкие шаги будят вечернюю тишину длинных коридоров. Тусклый свет электрических ламп падает на чистый каменный пол. За поворотом – ступеньки вниз. Одна, вторая, третья... десятая. На первом этаже – клуб. Здесь жители этого мрачного дома довольно часто собираются на лекции, просмотр кинофильмов или встречи с передовиками предприятий. Сегодня же здесь диспут: «В чём красота человеческой жизни?».

«Ставили ли перед собой такой вопрос эти юноши и девушки?» – думает Неонила Фёдоровна, организатор диспута, и всматривается в зал. – «Нет, наверное. Всё это молодежь, поведение которой на определённом этапе не заметили учителя, комсомольский коллектив, родители. Многих довели до преступления плохие товарищи или же и сами родители...»

На одной из передних скамеек Найчук видит двадцатилетнего юношу с умными глазами и волевым лицом. Виновником морального падения Леонида был его отчим. Это он научил парня уже с тринадцати лет презирать мать, пьянствовать, толкнул его на путь уголовных преступлений.

Плохая компания привела сюда Иру, девушку из хорошей семьи. Она пренебрегала советами и предостережениями матери и старшего брата и теперь жестоко раскаивается. Девушка пригнула голову и прячется за спины других женщин, потому что среди тех, кто пришёл к ним на диспут, увидела своего брата – уважаемого на заводе человека, новатора производства.

Диспут начинается. Уже по тому, как внимательно слушает зал, можно понять целесообразность такого душевного разговора. Люди разного возраста и разных профессий пришли на эту встречу. Рядом с Неонилой Фёдоровной сидят библиотечный работник и студент университета, дальше – старый рабочий завода, секретарь заводской комсомольской организации и врач-пенсионер. Каждому есть что сказать этим молодым, энергичным, заблудившимся на первых шагах своей жизни. И гости говорят горячо, страстно, убедительно.

Вот встаёт пожилой, усатый мужчина, мастер с крупного предприятия. Многих трогают, зовут на размышление его слова:

– Дорогой ценой, кровью ваших отцов и дедов завоёвана сегодняшняя счастливая жизнь в Советской стране. Широкие дороги расстелились перед вами – только учись, работай, овладевай наукой и техникой, проникай в тайны космоса. Вы же не цените этого, тратите лучшую пору человеческой жизни – юность.

И как бы продолжая мысль этого старшего товарища, представитель заводского комсомольского коллектива рассказывает о настоящей поэзии труда молодых рабочих завода автопогрузчиков. Там сотни юношей и девушек, объединённых в бригады коммунистического труда, научились одерживать трудовые победы, повышать свой образовательный уровень и культурно отдыхать.

Наряду с гостями слова на диспуте просят заключённые.

Леонид внимательно слушает, анализирует пережитое. Когда выступает седая, лет семидесяти женщина и просто рассказывает об удовлетворении своей жизнью, прожитой творчески, для блага людей, ему, пожалуй, впервые в жизни, становится по-настоящему стыдно за себя... «Нет, не впервые», – ловит себя на мысли. Он почувствовал отвращение к себе, когда в этом же клубе недели две назад слушал беседу профессора из Москвы, старого большевика, который встречался с Лениным. Как страстно говорил этот выдающийся учёный о своей юности, о борьбе революционной молодёжи с царизмом за высокие идеи коммунизма!

Ребята, сидевшие в камере с Леонидом, долго не могли заснуть той ночью. В их ушах ещё слышались слова: «Тратите лучшую пору жизни – юность...»

На другой день утром они решили с глазу на глаз поделиться своими мыслями и сомнениями с инспектором по воспитательной работе. Но Найчук на этот раз не было видно весь день: она уехала на завод автопогрузчиков...

* * *

В кабинете, где на двери трафаретка – «Партбюро», Неонила Найчук нашла утром на столе записку:

«Неонила Фёдоровна! Мне обязательно, обязательно надо вас видеть. Виктор.»

Слова были написаны дрожащей рукой. Чувствовалось, что автор записки был очень взволнован: он попал в беду, искал совета у того, кого считал своим настоящим другом.

И Неонила Фёдоровна поняла это. Она немедленно поехала на завод, где работал её бывший «подопечный» Виктор Кравчук.

«Что же произошло? Почему такая тревожная записка?» – думала, сидя в троллейбусе.

Она посетила прежде всего общежитие, познакомилась с товарищами Виктора по комнате. Оказалось, что причиной тревожной записки, которую получила утром, была кража. У соседа Виктора по комнате исчез плащ. Подозрение пало на Виктора. «Ведь он из колонии вернулся.» Ребята требовали, чтобы из их комнаты забрали нечестного человека.

– Поверьте мне, я не брал. И никогда не возьму уже чужого! – говорил Кравчук, волнуясь и возмущаясь. Повторил это Неониле Фёдоровне.

Она почувствовала искренность в его словах, поверила Виктору. Но кто же взял, как снять тяжкий позор с парня, который теперь добросовестно работает, честно живёт?

Найчук волновалась и переживала вместе с Виктором.

Энергично взялась за розыск пропажи. На второй или третий день всё вдруг выяснилось. «Потерпевший» ездил домой в Брюховичи, оставил там свой плащ и забыл об этом. Пришлось ему попросить прощения у Кравчука за безосновательное подозрение, незаслуженное оскорбление.

Неонила Фёдоровна возвращалась с завода в хорошем настроении. Нет, не подорвал её доверие Виктор Кравчук, не зря хлопотала она, чтобы взяли его на этот завод, поручилась за него.

Воспоминания перенесли Найчук в тот день (это было в 1959 году), когда Виктор вернулся из Винницкой трудовой колонии...

* * *

– Товарищ старший лейтенант! Вас с утра ждёт у ворот какой–то парень. Высокий, черноволосый. Кажется, он когда-то был у нас... – сообщили Неониле Фёдоровне.

Ждал Виктор. Радостно поздоровался. Запинаясь и краснея, чего раньше за ним не замечалось, он рассказал, что его досрочно отпустили из Винницкой колонии за добросовестную работу и хорошее поведение. Теперь хочет работать на каком-нибудь предприятии во Львове, где у него есть хороший советчик.

– Ты ел сегодня? – неожиданно спросила Неонила Фёдоровна, глядя на его бледное лицо.

Виктор пробормотал что-то подтверждающее. Достоинство взрослого мужчины не позволяло ему признаться, что он очень голоден.

Получение первого паспорта для Виктора, прописка в милиции и устройство на работу заняли не один день. Пришлось Неониле Фёдоровне посетить председателя облисполкома, руководителей многих предприятий, проявить немало настойчивости. Директора заводов в большинстве случаев отказывались от нового рабочего.

И вот они оба в кабинете директора крупного завода. Из-за стола встаёт и идёт навстречу им пожилой грузный мужчина, протягивает молодому посетителю руку. Тот робко берет её, делается кумачовым. Неониле Фёдоровне видно со стороны, какие мокрые глаза у парня. Как будто в каком-то тумане слышит он тёплые слова:

– Ну, пожелаю тебе по-отцовски, чтобы хорошо, честно у нас работал. Поможем также дальше учиться. И может, ещё мне, как члену экзаменационной комиссии, придётся принимать тебя в институт...

Потом, набрав нужный номер, директор говорит кому-то в телефонную трубку:

– Василий Павлович? Посылаю в ваш цех нового рабочего, одного моего, понимаешь, родственника... – Директор ободряюще улыбается Виктору... – Окружите его вниманием, как родного сына.

У Виктора в то время было такое радостное чувство, будто перед ним раскрываются не только ворота предприятия, но и двери в новую жизнь.

– Спасибо вам, Неонила Фёдоровна. Никогда не забуду вашей помощи! – сказал на улице Виктор. – Позвольте мне обращаться к вам за советом, когда будет нужно.

Найчук кивнула головой.

Известие о себе Кравчук подал уже через месяц. Он по телефону попросил разрешения зайти и пришёл точно в назначенное время. Сказал, что получил 1200 рублей и на этот свой первый трудовой заработок хочет приобрести кое-что из одежды. Смущаясь, добавил, что был бы очень благодарен, если бы «Неонила Фёдоровна помогла советом».

Они ходили вместе по магазинам, выбирали, покупали.

Найчук несколько раз наведывалась на завод, интересовалась работой и поведением своего «крестника». Виктор работал добросовестно, хорошо зарабатывал. Ему значительно помогло трудовое воспитание в колонии. Там он получил специальность слесаря четвёртого разряда. Кроме того, парень имеет еще одну специальность – столяра-деревообработчика.

Поинтересовалась Неонила Фёдоровна, с кем дружит Виктор. Оказалось, что он завязал хорошую дружбу с молодым рабочим того же завода Борисом. У них много общего в характере, оба любят технику, увлекаются мотоспортом. Но часто после посещения квартиры Бориса Виктору становится грустно на сердце. Он чувствует, что завидует товарищу, который живёт в семейной обстановке, имеет отца и мать.

* * *

Прошёл год работы Виктора на заводе. Он получил очередной отпуск. Первый отпуск! Надо понять чувства парня. Понятно, ему хочется разумнее, приятнее всего использовать свободный летний месяц. С кем посоветоваться?

И вот он снова у ворот высокого дома, его пропускают в кабинет инспектора. Найчук радостно здоровается с ним, держа в руках номер областной газеты, которую только что читала. Она показывает пальцем заметку: «Моя исповедь». Почти сверстник Виктора – Леонид Андриевский в ней рассказывает, как после встречи с передовиками львовских предприятий, после их сердечных слов ему стало стыдно за себя и за тех, кто вместе с ним отбывал заключение. Он «по-настоящему задумался над тем, что есть другая жизнь, которой живёт народ...» – Понимаешь, Виктор, как это хорошо, когда такие люди задумываются!.. Ну, как твои дела? – спрашивает Найчук парня и пристально осматривает его фигуру.

Виктор стоит перед ней высокий, стройный, аккуратно одетый; слегка кудрявятся на голове его чёрные волосы, глаза тепло улыбаются.

Он рассказывает, почему пришёл. Во-первых, хочет поделиться радостью: на днях комсомольская организация цеха приняла его в комсомол. Единогласно, как одного из ударников. И есть еще одна небольшая просьба у него к Неолине Фёдоровне: не посоветовала бы она ему, как целесообразнее всего использовать отпуск.

Найчук смотрит на часы, закрывает в стол незаконченный план культмассовой работы на следующий месяц.

– Пойдём на свежий воздух, – предлагает она, – там посоветуемся.

Они идут по улице Городецкой, садятся на скамейке в сквере. Виктор внимательно и почтительно слушает, потом благодарит за совет приобрести туристскую путёвку в Закарпатье и прощается, его безусое лицо при этом улыбается.

Найчук смотрит вслед своему воспитаннику. Шаги его крепкие, уверенные. Так идёт человек, который верит в себя, знает, для чего живёт, нашёл своё место в нашем обществе. И становится радостно на сердце от победы в борьбе за человека...

На город приходит летний вечер. С клумб в сквере ветер доносит запах маттиолы.

Василий Кондауров
Бывает и так...

В то время, когда подполковник Кудрявцев просматривал почту, в кабинет вошёл невысокий, средних лет мужчина и, взглянув на вешалку в углу, сказал:

– Позвольте?

– Прошу! – услышал он в ответ.

Гость разделся, повесил плащ и медленной походкой пошёл к столу. Поздоровался и вальяжно сел на стул.

Такое поведение предвещало длительный разговор. И действительно, гость не торопился начинать его. Молча достал из кармана паспорт и, перелистывая его страницы, сказал:

– Гражданин начальник!.. Простите, привычка даёт о себе знать... Товарищ начальник! Я пришёл с необычным вопросом. Прошу выслушать меня. Вот этот документ я получил впервые, хотя мне перевалило за сорок. Конечно же я имел только справки об освобождении из места заключения, справки, в которых записаны несколько судимостей и с полдесятка разных фамилий, причём я и сам не знал, какая из них родная.

Больше всего привыкал я к той фамилии, которая стояла первой в тюремных документах и её называли во время переклички. А последующие мои фамилии зачитывали только тогда, когда передавали меня из одного места заключения в другое. Недавно я узнал, что настоящая моя фамилия Прокуда.

Я первый раз пришёл в ваше учреждение, раньше меня только приводили. За всю свою сознательную жизнь я ни одного дня не работал. Под конвоем – и то трудился мало. Четверть века был я взаперти, если все сроки лишения свободы сложить вместе. Надоело сидеть за решёткой, как зверю, надоело бродить, как волку, в поисках добычи. Надоело жить, не видя цели в жизни, тогда как вокруг тебя кипит работа трудового народа, который строит коммунистическое общество.

Выйдя из тюрьмы, я твёрдо решил положить конец прошлому и стать на путь честной жизни. С таким намерением приехал во Львов. Однако осуществить это намерение оказалось не так просто, как мне казалось. Старые друзья, с которыми встретился, снова тянули меня на воровские дела, и я едва от них избавился.

Началось это так. На проспекте Ленина я купил областную газету, сел на скамейку и начал читать объявление о наборе рабочей силы. Тут ко мне подошёл Яша, который тоже неоднократно судился. Вместе с ним я отбывал срок наказания, но его освободили раньше меня. Поняв, что меня интересует в газете, Яша сказал:

– На работу ещё успеешь устроиться. Береги шею, а хомут надеть никогда не поздно. Самое разумное сейчас – отметить нашу встречу.

Есть мудрая пословица: не торопись выбирать друга, а когда нашёл – не теряй его. Мы пошли в ресторан, он угостил меня на свои деньги, а потом завёз в дом № 20 по улице Киевской.

Хозяйка квартиры, которая назвалась Риммой, приняла нас приветливо, поставила на стол закуску и пол-литра водки. Позже пришли ещё двое, одного из них звали Арчиком, имени второго не помню.

После их прихода Яша жестом руки пригласил придвинуться к нему поближе и, понизив голос, начал говорить. Есть, мол, солидное «дело», медлить с которым нельзя. Подготовлена одна квартира, где можно взять наличными сто тысяч рублей. Дома, кроме хозяйки, теперь никого нет. Яша предложил пойти туда под видом работников газзавода, а потом, напугав пистолетом, забрать деньги. Потерпевшие, нажив такую большую сумму денег нечестным путём, в милицию, мол, не заявят, испугаются.

По воровскому «закону», чтобы избежать доноса кого-то из соучастников, надо было идти на грабёж немедленно, не расходясь и не откладывая на второй день.

Я оказался в тяжёлом положении. Голова пошла кругом, мысли работали напряжённо, до боли в висках. Надо было найти какой-то выход и избежать участия в преступлении. Я рассуждал так: если откажусь, они уйдут сами, меня оставят в квартире до своего возвращения; в случае удачи какую-то часть украденных денег будут пропивать вместе, и таким образом можно попасть ни за что в соучастники. Ведь я знал, что готовится грабёж, в органы Советской власти не сообщил, более того, пропивал с ними награбленное.

Спасло меня их смущение, а вернее трусость. Когда начали распределять роли, то никто из них не изъявил особого желания идти первым с оружием в руках. Яша ссылался на то, что он давно живёт во Львове и его потом потерпевшая может узнать на улице, а другие, карманники, видимо, никогда в открытых грабежах не участвовали и заметно проявляли растерянность.

Все поглядывали на меня, будто просили: выручи! Я воспользовался этим и взял главную роль на себя. Взял для того, чтобы предотвратить преступление.

Мы подошли к дому, который оказался на той самой улице Киевской, его показала нам Римма. Один из нас остался на улице, на страже, двое – на ступеньках второго этажа, а я пошёл по коридору и постучал в нужную нам квартиру. «Кого нужно?» – спросила хозяйка. Я сказал, что ищу Петрова. Она с недовольством ответила, что Петров в этом доме никогда не проживал, и закрыла дверь.

Своим сообщникам я рассказал, что дома, мол, никого нет, а ломать дверь в отсутствие хозяев в наш план не входило. Мы пошли назад, отложив это «дело» до более удобного времени.

Вот, пожалуй, и всё, о чём я хотел рассказать, – закончил Прокуда, вставая со стула, – Для вас – ничего необычного в данном случае нет, но для меня необычно, что я впервые переступил порог уголовного розыска своей волей и впервые в непринуждённом разговоре сказал правду о себе и о других. Признаюсь, что на этот шаг мне нелегко было решиться. Пришёл для того, чтобы вы помогли мне стать на правильный путь жизни. Позвольте мне проживать в городе Львове. Я не подведу вас, прошу поверить.

И после небольшой паузы Прокуда добавил:

– Возможно, вам уже не один такой, как я, обещал исправиться, просил помощи, а потом обманул, но я не такой человек. Долго не принимаю решения, но раз решил, слово обязательно сдержу...

– Нет, почему же, – ответил Кудрявцев. – Для нас ваш рассказ тоже не совсем обычный, хоть и не первый. К большому сожалению, далеко ещё не все преступники приходят с повинной, но число их растёт. Даже из мест заключения нам пишут письма и раскаиваются в своих прошлых преступлениях. Вот письмо, которое прислал один осуждённый. Прочитайте его сами.

Прокуда взял письмо и начал читать.

«Добрый день! Долго думал, что вам написать, и наконец решил. Теперь я нахожусь в исправительно-трудовой колонии, работаю на шпалозаводе. Хорошо уже понял, что такое жизнь на воле и в колонии.

Я отошёл от всего прошлого и забыл обо всех тех, кто существует в «законе». Написал это обращение для тех, кого ещё тянет к водке, к картам и воровству.

Когда мне было четырнадцать лет, я оставил школу, начал воровать – сначала по садам и бахчам, потом на рынке. Сначала воровал на конфеты, потом на вино. Подрос, увеличились потребности, начал прибегать к большим кражам. Казалось мне, что всё сойдет с рук. Мать, обливаясь слезами, из года в год чахла, но ничего со мной сделать не могла: не слушался...

В 1952 году меня осудили на четыре года заключения в исправительно-трудовую колонию. Освободили досрочно, как несовершеннолетнего, и снова я начал воровать и грабить.

Со временем был осуждён уже на двадцать лет. Сижу восемь лет, потерял лучшую пору – юность.

Почему я не стал на правильный путь жизни? Отвечу коротко: не нашёл в себе мужества, не приучил себя к труду. Говорили добрые люди, соседи, школьные товарищи: «Брось, опомнись!». Но я на них смотрел с презрением.

Воры любят проповедовать прелесть лёгкой жизни. А лёгкая ли она? Конечно, потерять человеческую совесть, украсть бывает легко, особенно когда умеешь, но проходит время, и вор получает наказание. И снова годы ожидания желанной свободы и блатная песня: «Приди, воля дорогая!». Эх, не ценим мы эту волю, барахтаемся в вонючем болоте, не понимаем смысла жизни, заливаем его водкой.

Не один из вас может упрекать меня, что я поздно опомнился. Да, в этом моя вина, в этом моё несчастье, но лучше поздно, чем никогда. Пусть моя «шикарная» жизнь будет для других уроком, пусть предостережёт вас. Я очень хочу, чтобы вам не пришлось сожалеть об утраченном в жизни, об убитых горем матерях. Всё можно иметь: деньги, товарищей, жену, но родную мать, которая вскормила тебя, не досыпая ночей, – не вернуть. Мы же сами безжалостно и преждевременно сводим своих матерей в могилу.

Пора жить по-человечески. Ещё раз повторяю: это не призыв, а боль измученного сердца. Пора порвать с преступным миром раз и навсегда, пора начать честную трудовую жизнь. Отечество-мать в этом поможет.

Пишет ваш знакомый Шакал, а проще и лучше – Андрей Григорьевич Корнеев.»

Возвращая письмо подполковнику, Прокуда взглянул на дату внизу: 10 апреля 1959 года.

– Вот видите, Прокуда, – сказал Кудрявцев, – как смело осуждает Корнеев себя и других преступников, обращаясь к ним с открытым письмом. Так что вы не один решили порвать с преступным прошлым. Много есть таких, кто не только решил, но и прочно занял своё место в рядах рабочего класса. Если хотите послушать, об одном из них я вам расскажу...

Бони был главарём карманников, его знали не только все оперативные работники уголовного розыска, но и продавцы магазинов, кондукторы трамваев и троллейбусов. Когда он появлялся в людных местах даже один, сразу же кто-нибудь из тех, кто знал его, толкал локтём своего соседа и говорил: «Будь осторожен, появилась банда Бони!».

Сам он перед последним арестом воровал уже мало, а больше учил воровать подростков и получал от них определённую долю краденого.

Когда Бони арестовали, он и в колонии первые месяцы вёл себя вызывающе, на работу не выходил и пытался сплотить дезорганизаторов производства.

Администрация колонии потратила немало сил, но наконец убедила его в необходимости работать и учиться. Бони взялся за учёбу и успешно окончил десять классов школы. Начал добросовестно работать, получил квалификацию никелировщика.

После увольнения Бони мы сделали для него исключение и прописали во Львове, а на работу он сам устроился, без нашей помощи. Теперь он передовик и новатор производства, норму выполняет на 200 процентов. Женился и, как нам известно, живёт хорошо с женой. Готовится поступать в университет. С преступниками уже ничего общего не имеет. Разве вы не могли бы быть таким, как Бони?

– Могу, – ответил Прокуда, – за тем и пришеёл. Я тоже нашёл настоящую подругу жизни, которая живёт во Львове и для меня сделала очень много хорошего. Пока я отбывал наказание, она разыскала мою родную сестру, о которой я ничего не знал. Это дало мне возможность узнать свою настоящую фамилию. Она несколько раз приезжала ко мне, привозила мне передачи. Требует от меня только одного: жить честным трудом. Я обещал ей и сдержу своё слово.

– Ну что ж, Прокуда, решение вы приняли правильное, хоть немного и поздно. Но лучше поздно, чем никогда, как пишет в своём письме Корнеев. Держите слово. Случатся трудности – не пасуйте перед ними, а старайтесь преодолеть их. С пропиской уладим, а если потребуется, то позаботимся и об устройстве вас на работу. Ещё один совет: будьте как можно дальше от таких, как Яша.

Прокуда поблагодарил за совет и прописку, не торопясь, снял с вешалки плащ, оделся и ушёл.

* * *

Кудрявцев задумался, будто подытоживал только что законченный разговор. Вспомнились разговоры прошлых лет с преступниками-рецидивистами, которые на допросах вели себя вызывающе, грубо и вопреки доказательствам отказывались от предъявленного им обвинения. А теперь положение несколько изменилось. Одни из них, подобно Корнееву, раскаиваются в своём прошлом, пишут из тюрьмы письма работникам уголовного розыска, просят советов и помощи в исправлении своих ошибок. Вторые, такие, как Бони, давно нашли своё место на трудовом фронте и, видимо, забыли о том, что когда-то воровали. А вот третьи, подобно Яше, которого упоминал Прокуда, ещё продолжают свою преступную деятельность. И бороться с ними надо решительно, ибо они не только сами совершают опасные преступления, но и разлагают других.

Подполковник вышел из-за стола и прошёлся по кабинету. Он вспомнил две попытки вооружённого ограбления квартир Будаковой и Клименко полмесяца назад. Полагая, что это могли сделать участники группы Яши, Кудрявцев вытащил из сейфа дело о грабежах и начал изучать его.

В заявлении потерпевшей гражданки Будаковой было записано:

«...Сегодня под вечер, когда я была дома одна, в дверь постучали и на мой вопрос: «Кто?» – ответили: «Откройте, повестка Будакову из военкомата.» Через глазок в двери я увидела военного человека с погонами сержанта. Не поняв сразу, что мой муж по возрасту уже снят с воинского учёта и его не могут вызвать, я открыла дверь. Вместо того, чтобы вручать повестку, «сержант» нацелился в меня пистолетом и потребовал денег. В это время в квартиру вбежал второй грабитель и, схватив меня за горло, начал душить. Не знаю, откуда у меня взялась смелость и сила: ударом ноги отбросила одного из них, подняла крик, звала на помощь соседей. Бандиты убежали, не совершив ограбления.