Текст книги "Выбор Донбасса"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)

Шахтер. Что писать?

Добрый. То, шо пел! Слова!

Шахтер. Где писать?

Добрый. Ты шо – слепой, нигер? На стене, где! Взял своей черной граблей вилку, и нацарапал гимн! И шобы все мне его выучили! Через час приду – проверю!

Уходят. Скрежет двери, грохот засова, пьяные голоса, смех… 

В камере какое–то время – тишина.

Невысокий лежит на полу, задрав подбородок вверх, чтобы остановить бегущую из носа кровь.

Белобрысый сидит, зажимая рукой рану на ноге.

Миро берет пластмассовую бутылку (на дне еще есть немного воды), вынимает из кармана кусок не очень чистого бинта, смачивает его водой из бутылки, вытирает кровь на лице Юрия.

Шахтер стирает рукой кровь со стены, начинает на ней выцарапывать буквы: «Ще не…»

Юрий морщится от боли и звука скрежещущей по кафелю вилки… 

Двор базы батальона «Донбасс» в Курахово – утро

Залитый солнцем двор. Деревья, трава.

На скамейке сидят несколько нацгвардейцев, греются на солнце.

Около них, на траве, лежит лохматая большая собака (пес Рыжеволосого из «газели»), грызет кость.

Открывается дверь, на крыльцо выходит Ираклий, придерживает дверь, появляется Юрий. Он останавливается на крыльце, пошатнувшись, Ираклий поддерживает его.

Юрий, щурясь, подставляет разбитое лицо солнцу, грудь его высоко, рывками, поднимается – он глотает воздух.

Раздается громкий лай: лохматый пес срывается со своего места, огромными прыжками несется к подъезду, взлетает на крыльцо и прыгает на Юрия, почти сбивая его с ног.

Ираклий подхватывает Юрия, помогая ему удержаться на ногах. 

Ираклий (кричит нацгвардейцам). Чей пёс? Заберите его!

Толстый нацгвардеец. «Сепар», назад! Ко мне!

Но пёс, лая и взвизгивая, прыгает вокруг Юрия, пытаясь лизнуть его в лицо, большой лохматый хвост молотит по костылям, по босым ногам Юрия, по берцам Ираклия… 

Юрий спускается на одну ступеньку, пес снова прыгает на него.

Ираклий. Не спешите. Он вас все равно не отпустит.

Юрий опускается на каменное крыльцо, пес прыгает вокруг него, лижет его лицо, Юрий зарывается рукой в его шерсть.

Юрий. Узнал, друг… узнал…

Подходит Ираклий.

Ираклий. Хотите с женой поговорить?

Юрий кивает головой.

Ираклий вынимает из кармана телефон, протягивает Юрию.

Ираклий. Набирайте номер.

Юрий, поколебавшись, набирает номер. Гудки.

Голос Дани. Oui…

Юрий. Дани!

Голос Дани. Юри!.. Ты живой!

Юрий. Я живой! Не плачь!

Голос Дани. Ты где? Ты на свободе?

Юрий. Нет еще, но скоро буду!

Голос Дани. Ты ранен?

Юрий. Нет, я прекрасно себя чувствую!

Голос Дани. Тебя били?

Юрий. Нет–нет, не беспокойся, ко мне очень хорошо здесь относятся!

Голос Дани. Я написала письмо Президенту!

Юрий. Как мама?

Голос Дани. Держится, и почти не плачет… Я тебя очень люблю!

Юрий. И я тебя! Очень!

Голос Дани. Что я могу сделать для тебя?

Юрий. Ты уже всё сделала, что могла, теперь только жди!

Голос Дани. Я жду тебя!

Юрий. Постой! С тобой разговаривал по скайпу кто–нибудь отсюда?

Голос Дани. Да. Он сказал, что он – твой друг, и что может помочь нам…

Юрий. Никогда с ним больше не говори! Не отвечай ему! Это очень важно!

Ираклий забирает телефон.

Ираклий (Юрию). Садитесь в машину, впереди. Вы больше сюда не вернетесь.

Юрий. А Профессор?

Ираклий. Его сегодня здесь нет. Он в Киеве. (Поворачивается к машине.) Давид, уезжаем.

Они устраиваются в машине. Ираклий – за рулем, Юрий – рядом с ним, сзади – с автоматом на коленях, с нахлобученной почти на глаза бейсболке – неприветливый Давид. 

Машина трогается, за ней с лаем бежит пес, ворота открываются, машина выезжает на дорогу… 

…Мимо мелькают дачные постройки, ворота, гараж, в проблесках – близко – за деревьями, река…

Пионерлагерь – день

Машина сворачивает на проселочную дорогу и вскоре останавливается у больших ворот.

Давид выходит, открывает ворота, машина проезжает еще немного и останавливается у небольшого деревянного коттеджа.

Ираклий выходит из машины, поджидает Юрия и кивает ему на широкую деревянную скамейку около ближайшего к ним домика.

Ираклий. Посидите здесь.

Юрий садится на скамейку. 

Ираклий заходит в домик, и тут же возвращается с рюкзаком, ставит его на скамейку, вынимает оттуда банки консервов, пачки с печеньем, йогурты, пакеты с соком, ложки, вилки…

Ираклий. Ешьте… Потом Давид принесет вам чистую одежду. Отдыхайте пока.

Поднимается на крыльцо, уходит в домик.

Юрий открывает один из йогуртов, ест…

Перед ним – красивейший вид на часть парка, обрывающегося перед широкой, переливающейся на солнце, рекой.

Вокруг никого. Он подтаскивает к себе костыли, встает…

Опять осматривается – никого. Он один…

Опираясь на костыли, он делает шаг в сторону от скамейки…

Никого… Делает еще несколько шагов, заворачивает за домик. Отсюда – метров пятьдесят до ворот.

Он шагает быстрее, идти ему трудно.

Вот уже до ворот остается метров десять…

Чей–то близкий кашель заставляет Юрия остановиться и обернуться.

Недалеко от него, за деревом, с автоматом на груди, стоит, глядя куда–то в сторону, Давид. 

Юрий. Туалет, не скажете, где тут.

Давид. Эта – там…

Давид показывает куда–то, совершенно в противоположном от ворот направлении…

Юрий. Спасибо.

Он поворачивает и прыгает на костылях обратно в сторону реки, добирается до обрыва, останавливается, смотрит вниз, тяжело дышит от напряжения после проделанного пути.

Опять – негромкий кашель.

Давид, неожиданно близко от него.

Давид. Вы, эта… если что… то не надо.

Юрий непонимающе смотрит на него.

…В речку не надо прыгать, пожалуйста. Я плавать не умею.

Юрий кивает согласно головой, садится на скамейку стоящую рядом и закрывает глаза.

Пионерлагерь. Комната в коттедже – ночь

На одной кровати спит Давид.

На другой – лежит Юрий – чистый, выбритый. Смотрит в окно.

Прямо над окном, в лунном свете – невероятной красоты дерево.

Юрий поднимается, тихо, чтобы не разбудить Давида, берет костыли, выходит на крыльцо, спускается, подходит к дереву.

Трогает его рукой, гладит его…

Давид наблюдает за Юрием через окно.

Дорога. В броневике – день

По дороге едет легковая машина–броневик, в ней Ираклий, Юрий и Давид.

Ираклий. Я видел интервью с вашей женой. Она очень хорошо держалась. С большим достоинством. Она красивая.

Сидящий на заднем сиденье Давид прислушивается к разговору.

Юрий. Кстати, в первый раз я ее увидел в Тбилиси.

Ираклий удивленно смотрит на Юрия.

…В Доме кино, шел фильм с Бельмондо. Она играла небольшую роль, офицера полиции, такую садистку… А потом, через десять лет, я встретил ее ночью, в Париже… в метро, на эскалаторе…

Давид. Ночью?.. В метро?..

Юрий. Она ехала поздно с репетиции… У нее сломалась машина…

Эскалатор в парижском метро – ночь

Чуть «размытая» картинка – на движущемся эскалаторе – молодая женщина (мы наблюдаем за происходящим из–за ее плеча, лица женщины мы не видим), двумя ступеньками ниже – мужчина. Женщина поднимает руку и дотрагивается до плеча мужчины, тот оборачивается – это Юрий. (Дальше – диалог на французском.)

Женщина. Простите, вы были вчера на спектакле, в театре «Ла Коломб?»

Юрий. Да, и вы – единственная, кого я там запомнил.

Женщина. Вы – русский. Вы писатель.

Юрий. Да. А вы – актриса.

Женщина. Я спросила о вас у режиссера. Он мне сказал, кто вы. У вас в «дипломате» была бомба – вы так его держали…

Юрий. Да. Там была пьеса, в стихах, которую я только вчера закончил.

Женщина. Как она называется?

Юрий. «Фауст и Елена».

Женщина. Можно ее прочитать?

Юрий. Нет. Она еще не переведена на французский.

Женщина. Так надо ее переводить. У вас есть переводчик?

Юрий. Нет.

Женщина. Так надо срочно искать. Пойдемте.

Юрий. Куда?

Женщина. Искать переводчика….

Эскалатор заканчивается, Юрий подает женщине руку, помогая ей сойти с эскалатора….

Дорога. В броневике – день

Давид аж приоткрыл рот от внимания…

Ираклий (задумавшись, негромко запевает).

Чемо цици натела,

Дапринав нела нела?..

Юрий (подхватывает).

…Шенма шорис натебам

Дамцва да даманела…

Давид (так же негромко).

…Шенма шорис натебам

Дамцва да даманела…

Анатэб да kарги хар,

мэ тумц арас маргихар!..

Ираклий (протягивает Юрию маску–«балаклаву»). Скоро будет база. Надень ее, только чтобы прорези для глаз сзади были. Это ненадолго.

База батальона «айдар». Пансионат – день

Броневик въезжает в ворота пансионата – вокруг – за деревьями, виднеются одноэтажные строения.

Ираклий. Снимай шапку. Приехали.

Юрий снимает «балаклаву», осматривается.

Броневик стоит у входа в одноэтажное здание.

Мимо проходят – по одному, по двое – нацгвардейцы, слышна украинская речь.

Проходящие мимо двое солдат чуть задерживаются около броневика.

Два солдата (вразнобой). Слава Украине!

Ираклий и Давид. Героям слава!

Юрий чуть склоняет голову в ответ, вглядывается в шеврон одного из бойцов: «Штурмовий батальйон “Айдар”».

Из здания выходит крупный кавказец в камуфляже, подходит к вышедшему из машины Ираклию. Они о чем–то переговариваются, кавказец смотрит на сидящего в машине Юрия, отвечает что–то Ираклию, смеется, хлопает его по плечу.

Ираклий подходит к Юрию. 

Ираклий (кивая на кавказца). Он тебе покажет комнату. Ни с кем здесь не разговаривай, не надо.

Юрий прыгает на костылях за кавказцем, они заходят в здание.

Коридор/комната в пансионате – день

Юрий и кавказец идут по коридору, у одной из дверей кавказец останавливается, распахивает ее, пропуская Юрия вперед. 

Кавказец (протягивая Юрию руку). Заза. Я все знаю, Георгий. Для меня – честь принимать такого человека. Если что надо – зови меня, всё сделаем.

Выходит.

Юрий пытается прилечь, но чуть коснувшись спиной кровати, тут же, с громким стоном, вновь садится на кровати.

Это видит вошедший Ираклий.

Ираклий. Завтра в Мариуполь, в больницу заедем. Врач посмотрит тебя.

Юрий. Ираклий, а почему – «Георгий»? И вообще, Заза, он что, не знает, что я пленный?

Ираклий. Он всё знает. А Георгий или Юрий – какая разница?

Комната в пансионате – ночь

Юрий спит, сидя на кровати, спиной к стене, нога, в свежеперебинтованной шине, лежит вытянутая, на подставленном

к кровати стуле.

Сон Юрия – на закате

Ночь. Зарево освещает горизонт… Группа бойцов в камуфляже выстроилась… где–то мы эту группу уже видели…

Ну конечно же, это группа «штурмовиков», уходившая на территорию укров в Славянске.

Вот и Настя рядом… И командир – тот же – Седой…

Но что делает в строю Рыжеволосый мальчишка–ополченец?..

Рыжеволосый (поет, подмигивая Юрию).

Спи спокойно, мама,

Я же – в камуфляже!..

Рядом – пес Сепар прыгает, лижет Рыжеволосому лицо, хвостом виляет… 

Юрий. Настя, ты разве не погибла? Вас же с ним… (кивает на Седого) к танку привязали в Попасной?

Настя (смеется). Привязали. Да всё обошлось, мы с командиром так на этом танке к своим и приехали… Только, извините, гранаты ваши я не сберегла…

Седой (обращаясь ко всем). Ну, всё, с Богом! Тронулись!

Группа двинулась… 

Мужской голос (за кадром). Там машина ждет. Надо уезжать!

Юрий оборачивается – к ним бежит Борис…

Борис. Вам нельзя здесь оставаться! Уезжаем!

Юрий. Борис! Ну, скажи им, что ты меня не видел, что я уже ушел!

Смотрит умоляюще на Седого, но тот с сожалением мотает головой.

Группа уходит. Но как–то странно уходит – она не исчезает в «зеленке», а поднимается вверх, двигаясь по невидимой дороге, уходящей, чуть петляя, в небо…

Настя и Рыжеволосый оборачиваются и машут Юрию прощально руками, затем Рыжеволосый поворачивается и уходит за товарищами…

Настя (кричит). Уходите! Вам нельзя с нами!

Махнув рукой еще раз, она тоже поворачивается и догоняет группу…

Голос Давида. …Георгий, уезжаем, Ираклий ждет…

Конец сна Юрия

Комната в пансионате – утро

Давид осторожно трогает Юрия за плечо… 

Давид. Идем, Георгий, пора…

База батальона «Айдар». Пансионат – утро

Юрий выходит с Давидом на крыльцо…

Ираклий стоит около броневика, разговаривает с немолодой женщиной…

Увидев Юрия, Ираклий кивает ему на машину: «Садись!»

Юрий садится на «свое» место, укладывает костыли, прислушивается к разговору – женщина и Ираклий говорят по–грузински.

Женщине лет 45–50, невысокая, худощавая, в камуфляже, в берцах, но – все это сидит на ней достаточно элегантно, губы ярко накрашены, в ушах – большие серьги, на шее – большой крест УНА–УНСО ^[8] .

Ираклий садится в машину, женщина по–грузински желает Ираклию и сидящим в машине Давиду и Юрию счастливого пути, отходит в сторону.

Юрий внимательно смотрит на нее.

Ираклий (Юрию). Узнал?

Юрий. Нет, но лицо – знакомое…

Ираклий. Это же Додо Гугешашвили, из «Мхедриони»^[9], это ее третья война, воевала в Абхазии, командовала там женским батальоном, несколько раз была ранена… Сейчас тут, в «Айдаре», инструктором. Хочешь, познакомлю?

Юрий. Да нет, спасибо. С меня хватит «Профессора» – я слышал, что она была не очень ласкова с пленными, в Абхазии. Руку кому–то отрубила…

Ираклий. Да, ты, пожалуй, прав, ей лучше не знать о тебе.

Броневик трогается с места…

Ираклий (протягивая Юрию «балаклаву»). Надень, пока будем выезжать.

Коридор больницы в Мариуполе – день

Незнакомый мужчина, Ираклий, Юрий и Давид идут по коридору.

Мужчина (с грузинским акцентом, Ираклию). Сегодня выходной, начальства в больнице нет. (Останавливается у одного из кабинетов, Юрию.) Посидите здесь (кивает на несколько стульев, стоящих вдоль стены).

Врач и Ираклий входят в кабинет.

Давид и Юрий присаживаются на стулья в коридоре.

Из кабинета выходит медсестра – молодая еще женщина, лет тридцати пяти, садится на стул у противоположной стены.

Медсестра (ни к кому конкретно не обращаясь). Думали на колени нас поставить?

Юрий (с интересом). А что – не поставили?

Медсестра с удивлением смотрит на его улыбающееся лицо.

Медсестра. Вы же ненавидите нас….

Юрий (еще шире улыбаясь). Ненавидим….

Медсестра (всё больше раздражаясь). Ну, так а что ж вы, раз так ненавидите – не оставите нас в покое? Дайте нам самим решать, как нам жить и с кем дружить!

Юрий (влюбленно глядя на медсестру). Не, не дадим!

Давид озадаченно переводит взгляд с Юрия на медсестру, пытаясь понять, что здесь происходит…

Дверь кабинета открывается, выглядывает Ираклий.

Ираклий (Юрию). Зайди.

Больничный кабинет – день

Юрий заходит в кабинет. За письменным столом в белом халате сидит врач, это тот же мужчина, который их сюда привел.

Врач. Имя, фамилия?

Юрий вопросительно смотрит на Ираклия.

Ираклий (врачу). Георгий Георгадзе.

Врач (подняв глаза на Юрия). Вы грузин?..

Юрий. Тбилисели вар, батоно.

Титр–перевод: Я из Тбилиси.

Врач. Профессия?

Юрий. Поэт.

Ираклий. Пулеметчик.

Врач смотрит с тоской на Ираклия.

Рентгеновский кабинет – день

Рядом с рентгеновским столиком – носилки на колесах. На носилках лежит Юрий, совершенно голый.

Над ним стоит уже знакомая нам медсестра, с жалостью смотрит на большие темные синяки, кровоподтеки и раны на ногах и на теле, на его распухшую сине–зеленую левую ногу….

Юрий пытается натянуть на себя простыню, на которой он лежит.

Медсестра. Лежите уж!

Юрий (натягивая простыню). Нет! Мне еще вас на колени ставить…

Медсестра (не выдерживает, улыбается). Ты выживи сначала…

Кабинет врача – день

Тот же кабинет врача. Врач, Ираклий.

Врач. …Необходима госпитализация. Сломаны три ребра, и мне не нравится его нога. Сложный перелом. Вот, я написал здесь, какие медикаменты нужны, и три раза в день – обезболивающее.

Ираклий. Спасибо, доктор.

Врач. Не за что, уважаемый…

База отдыха – день

Ворота. Машина въезжает на территорию базы отдыха… 

Флаги Украины и батальона «Днепр».

Охрана. «Слава Украине!» – «Героям слава!»

Грузин в камуфляже встречает броневик у входа в небольшое деревянное строение.

Грузин обнимается с Ираклием, обмениваясь с ним парой фраз на грузинском языке, потом – с Давидом, широко улыбнувшись, жмет руку Юрию.

Грузин. Георгий? Каха. Я всё знаю, здесь ты в безопасности. Идем, отдохнешь, а потом – поедем в одно место… (подмигивает Юрию). 

Уводит Юрия в домик.

Звонок телефона. Ираклий берет свой телефон.

Ираклий. Да… Да… Мне точно известно, что все трое – там, у вас… Нет, я ничего менять не буду! Пять человек – два украинца и три грузина!.. Согласовывайте быстрее – вашего человека ищут, я не смогу его прятать долго!

Берег моря. Набережная. Веранда ресторана – день

Берег Азовского моря, курортный городок Урзуф (Гурзуф). Звучит музыка, вдоль сувенирных киосков, торговых лотков и магазинчиков прогуливаются пестро разодетые пары…

На открытой веранде небольшого уютного ресторанчика – длинный стол, на нем – бутылки с грузинским вином, тарелки с кавказскими яствами, с зеленью, с хачапури…

Если бы не вооруженные люди в камуфляже за столом – ничто бы не напоминало о близости войны…

Вокруг стола – Ираклий, Давид, Юрий, Каха, Заза, еще один незнакомый грузин – Арчи – и девушка – так же, как и все, в камуфляже – Пчелка.

Застолье в разгаре…

Пчелка (Юрию). Вы в Москве живете?

Юрий. В Париже. Но часто бываю в Москве.

Пчелка. Вы знаете режиссера Виктюка?

Юрий. Да, знаю.

Пчелка. Мне нравятся его спектакли.

Юрий. Я при встрече скажу ему, что в нацгвардии батальона «Донбасс» есть его поклонники. Ему будет приятно.

Пчелка. Скажете, не забудете? А еще мне нравится кино… документальное. В советское время были сильные режиссеры–документалисты – Дзига Вертов, Кулешов, Ромм, Кавалеридзе…

Юрий (удивленно). Неплохо для любителя.

Пчелка. Я хотела поступать на документальную кинорежиссуру.

Юрий. Что помешало?

Пчелка разводит руками, демонстрируя свой не очень женский наряд – камуфляж, разгрузку, берцы…

Юрий. Может, еще не поздно? Хотите, я поговорю в Москве? У меня есть друзья во ВГИКе. Если, конечно, выберусь отсюда.

Пчелка. Если вами занимается Ираклий – выберетесь…

Каха. Георгий, Ираклий говорил, что ты переводишь Галактиона на русский?

Арчи (Кахе). …Рас амбоб, бичо? Галактиона невозможно перевести!

Юрий. Всех – возможно, Арчи, и Галактиона, тоже – возможно!

Арчи. Ара, бичо! Аршеидзлеба!

Юрий. Хорошо, Арчи! Скажи, какое стихотворение у него самое непереводимое – дай мне текст – и завтра ты увидишь – еще как «шеидзлеба»!

Арчи.

Ганахлда гули… дгэс ис агар вар,

Рац уцин викав – пери вицвале…

Гза дамицале, шаво бурусо,

Цхеуло гамев, гза дамицале!

Юрий. Лучше ты не мог выбрать, Арчи! Это – моё любимое, я его давно перевел!.. (Читает.)

Ожило сердце. И – вздрогнул, очнулся я,

И не узнал я себя, полуночного.

Скоро ль ты кончишься, мгла беспросветная,

Черная ночь, уходи, не морочь меня!

Боже, не хватит ли? – сызмала мучаюсь

В медленном пламени, в черной пустыне я.

О, отпусти меня, мгла беспросветная,

Ночь безысходная, брось, отпусти меня!

Всё забываю. И плачу о прошлом я.

Поздно. Прощай, моя юность печальная.

И проклинаю я мглу беспросветную,

Черную ночь разрываю плечами я…

Тишина за столом. 

Заза (запевает).

Однажды русский генерал

Из гор к Тифлису проезжал;

Ребенка пленного он вёз…

Продолжает петь.

Ираклий (негромко, Юрию). Юра, почему ты здесь, на Донбассе? Здесь не место поэту.

 Юрий. А по–моему, именно здесь и место. Я это понял впервые, когда в Славянске хоронил пятилетнюю девочку. Вот тогда я и подумал, что здесь, рядом с женщинами и детьми, которых каждый день убивают, и есть мое место… А почему ты здесь, Ираклий?

Ираклий (не сразу). Я солдат, Юра. Украина нам очень помогла во время войны в Абхазии. Мы не могли своими силами вывезти всех беженцев из Кодорского ущелья. Если бы они не прислали свои вертолеты, там погибло бы много людей. Они спасли около восьми тысяч наших беженцев… Теперь – наша очередь. И потом… если получится выгнать Россию из Донбасса, то следующий этап – возвращение Южной Осетии и Абхазии…

Юрий. С вами здесь воюет не Россия, Ираклий…

Заза прерывает пение. Встает, поднимает бокал.

Заза. Давайте поднимем бокалы за поэзию и за поэтов – за Руставели, за Лермонтова, за Галактиона, за Пушкина! И – за нашего дорогого гостя Георгия в их лице!

Все встают, чокаются, пьют.

Заза протягивает фотоаппарат Ираклию.

Заза. Сними нас с Георгием…

Становится рядом со стулом, на котором сидит Юрий.

Каха. И я с вами… (Становится рядом.)

Ираклий. «Пчёлка», ты тоже – подвинься к Юре ближе… Арчи, Давид идите, тоже!

На стульях сидят Юрий и Пчёлка, вокруг них – сзади и по бокам стоят Каха, Заза, Арчи, Давид… Ираклий нажимает кнопку…

Ираклий. Арчи, иди теперь ты сними.

Отдает фотоаппарат Арчи и становится рядом с Юрием. 

(Юрию.) Маме пошлю. Пусть увидит, что я на этой войне хоть одно доброе дело сделал…

Арчи нажимает кнопку фотоаппарата.

Ираклий. Давайте выпьем за то, чтобы мы всегда, в любой ситуации, оставались людьми, и вели себя по–человечески!

Дорога. Пшеничное поле. Новый броневик – утро

По дороге, поднимая клубы пыли, вдоль неубранного пшеничного поля несется броневик – не тот, который мы видели раньше – другой, новее и раскрашенный не так ярко, как прежний.

На переднем сиденье, рядом с Ираклием, сидит Юрий, сзади – Давид в неизменной своей камуфляжной кепке, надвинутой на глаза, и Пчёлка.

Ираклий, взглянув на часы, останавливает машину, выходит, удаляется от броневика, достает телефон и набирает номер.

Юрий. Давид, я только сейчас сообразил – а где наш броневик?

Давид. Ираклий с Кахой поменялся. Наш – слишком заметный был. Профессор ищет вас, третий день звонит Ираклию, он трубку не берет.

Давид не сводит глаз с разговаривающего по телефону Ираклия. Тот чем–то раздражен. Доносится его громкий голос.

Ираклий. …Вы слово не держите, слушай! Как с вами можно о чем–то договариваться?

Пчелка. Кажется, обмен срывается. Если сегодня не обменяем…

Юрий. То – что? В подвал, к Профессору?

Пчелка. Ираклий не может вас прятать так еще долго. Из Киева тоже звонят, требуют, чтобы вас туда отвезли…

Ираклий (машет рукой). Пчелка!

Девушка выходит из машины, идет к Ираклию. 

Ираклий ей говорит что–то, они чуть удаляются…

Звонит телефон, оставленный Пчёлкой.

Давид берет телефон, открывает дверь, чтобы выйти и вдруг, словно спохватившись, останавливается.

Оглядывает машину – она буквально набита оружием: автоматы Пчелки и Ираклия!33, ручной пулемет и «муха» – в заднем отделении фургона, гранаты – в дверных отсеках…

Давид переводит взгляд на Юрия, тот делает вид, что дремлет, «не замечая» замешательства Давида.

Давид садится на место, поправляет автомат на коленях…

Юрий открывает глаза, на мгновенье взгляды Юрия и Давида пересекаются.

Давид (внезапно). Я того, кто эту войну придумал – я его всё е…!

Прогремевший мимо грузовик заглушает конец фразы Давида.

Телефон Пчелки вновь начинает звонить в руке у Давида.

Давид снова – резко – открывает дверь, выходит из машины, и уходит, не оборачиваясь, вперед, по дороге, догоняя неспешно удаляющихся от машины Пчелку и Ираклия.

Юрий смотрит на весь этот, так неожиданно «вверенный» ему, арсенал… кладет руку на лежащий ближе других к нему автомат Ираклия… другой рукой – берет гранату в дверном «кармане».

По его напрягшемуся телу, по сузившимся глазам, – по всему – понятно, что он быстро проигрывает в голове варианты… 

Дорога. Пшеничное поле – утро

Ираклий на дороге спрашивает о чем–то Давида, показывая на машину…

Новый броневик – утро

Юрий кладет гранату в карман, левой рукой берет автомат Ираклия, правой ощупывает затвор…

Дорога. Пшеничное поле. Новый броневик – утро

Хмурый Ираклий, Пчелка и Давид приближаются к машине…

Юрий кладет автомат на место…

Ираклий уже возле машины…

Юрий достает из кармана гранату, хочет ее положить, но, вдруг, передумав, вновь кладет ее в карман…

Ираклий открывает дверь… внимательно оглядывает салон, смотрит на Юрия – тот сидит, откинувшись на спинку кресла – глаза закрыты – «дремлет»…

Все садятся в машину. Тишина.

Давид. Рамбавиа, Ираклий, болоз да болоз?..

Ираклий. Они не хотят нам отдавать пятерых. Только троих. Из грузин нашли лишь одного.

Давид (Ираклию). Что будешь делать?

Пауза. Юрий «дремлет»…

Ираклий. Будем менять.

Машина трогается.

Поселок – день

Красивый солнечный день.

Небольшой населенный пункт в окрестностях Мариуполя.

Машина стоит у придорожного продуктового магазина. В ней – Ираклий и Юрий, откинувшись на спинки кресел, дремлют… 

Юрий. Ираклий, там, на дороге, ты ругал Давида за то, что он оставил меня без присмотра?

Ираклий. Я его еще накажу за это.

Юрий. Не надо, не наказывай. Это не разгильдяйство. Это он свое доверие мне демонстрировал. Смешной. Сказал: «Я того, кто эту войну выдумал – я его всё …!» – бросил автомат – и ушел.

Ираклий (смеется). Начинает понимать, мальчик… Я его, как только здесь увидел – сразу к себе забрал, чтобы сберечь его. Такие – первыми погибают… Пчёлку тоже…

Юрий. Она тоже из Грузии?

Ираклий. Нет, почему… Из Западной Украины. Увидел, как она учится стрелять из автомата – сразу понял, что ее надо спасать. Ездит с нами, занимается пленными, разыскивает родственников. У нас тут тоже с этим такой бардак!..

Появляются Давид и Пчелка с пакетами и с корзиной, набитой фруктами, колбасой, бутылками с кока–колой и с вином.

Пчелка (Ираклию). Вот этот пакет – нам, остальное – на блокпост.

Ираклий. Давай, наш пакет открывай…

Машина трогается. Пчелка раздает всем круассаны и йогурты… Все едят, Ираклий одной рукой ведет машину, в другой – бутылка йогурта…

Пчелка. Юрий, а мне понравилось, как вы вчера говорили по–грузински – не так, как они… Скажите еще что–нибудь?

Юрий (читает, чуть нараспев).

Патара гого дамекарга

Цител перанга,

Ан авлили, ан чавлили

Хом ар гинахавт…

Ираклий и Давид вдруг подхватывают, и – стихотворение оказывается песней.

Юрий, Ираклий и Давид.

…Втири дге, да втири гаме,

Цремли мдениа,

Втири дге, да втири гаме,

Цремли мдениа…

…Несется броневик, с пулеметом на крыше, с двумя высоко торчащими желто–блакитными флажками, по разбитой, изрытой снарядами украинской дороге…

Броневик подпрыгивает на ухабах, уменьшается в размерах – это мы его видим уже как бы глазами взлетевшей над дорогой и поднимающейся все выше к небу птицы…

Вокруг – поля с большими сгоревшими участками пшеницы – дым, гарь на много километров тянется с полей…

Несется наш броневик, превращаясь в маленькую точку…

Мы видим дороги, реки, города – мы видим Украину, а над ней несется веселая, неожиданная здесь песня:

Юрий, Ираклий и Давид.

…Патара гогос сикварули

Ой, ра дзнелиа!

Патара гогос сикварули

Ой, ра дзнелиа!..

Блокпост правого сектора – день

Песня резко обрывается.

Броневик медленно проезжает блокпост, вдоль длинного ряда стоящих автомобилей…

Солдаты в камуфляже, с замотанными такими же камуфляжными платками лицами, над мешками с цементом – флаг Правого Сектора, на шевронах – тоже символы Правого Сектора.

Две машины стоят с раскрытыми дверцами, какие–то люди в штатском лежат на земле, лицом вниз, со связанными за спиной руками…

Один из «правосеков» заглядывает в окно броневика, окидывает всех взглядом и поднимает вверх сжатый кулак.

«Правосек». Слава Украине!

Ираклий, Давид и Пчелка. Героям слава!

Машина минует пост.

В броневике – день

Пчелка. Да, бедные люди!.. Попасть в руки к «Правому сектору»…

Юрий. Пчелка, поверьте мне, батальон «Донбасс» может с ними поспорить в отмороженности. Уж я видел его во всей красе….

Ираклий. Ну, положим, в ДНР, тоже, с пленными не очень церемонятся.

Юрий. Наверное. Отдельные идиоты, уголовники есть везде. Но в ДНР был издан указ: «За жестокое обращение с пленными – строгое наказание, вплоть до расстрела». И он, этот указ – действующий!.. А тут – Правый сектор!.. Нацгвардия!.. – элита Майдана… И командиры – такие же звери…

Ираклий (после паузы). Юра, чтобы воспитать понятие об офицерской чести, нужно не десять и не двадцать лет…

Телефон Ираклия звонит. Он останавливает машину. 

Ираклий. Да… Мы уже почти на месте. Как – на другом блокпосту?!. Я никуда отсюда не поеду! (Отключает телефон.)

Машина стоит на дороге. Ираклий, Юрий, Давид, Пчелка сидят в машине, молчат. 

Пчелка. А где они хотят меняться?

Ираклий. На дороге из Курахово.

Давид. Там плохое место.

Звонок. Ираклий берет телефон.

Ираклий. Да… Хорошо… Но я смогу там быть не раньше 18:30. Если в 19:00 обмен не состоится – значит, он не состоится вообще.

Выключает телефон. Броневик трогается. 

Ираклий. Юра, что загрустил?

Юрий. Не нравится мне это название – Курахово…

Ираклий. Да, уж!.. Там после первого же блокпоста Профессор будет знать, что мы – в городе.

Давид (вдруг, горячо). Я его убью!

Ираклий. Кого, Давид?

Давид. Профессора. Эта не мужчина, и не солдат, который звонит чужой жене и душу ей мотает!

Юрий. Нет, Давид, он звонит моей жене, и убивать его должен я.

Давид. Тебе нельзя убивать – ты поэт!

Юрий. Я – ополченец!

Давид. Ты – пленный! Ты не можешь никого убивать!

Ираклий. Эй–эй–эй, бичебо! Даамтаврэт…

Звонок. Ираклий смотрит на экран телефона.

Ираклий. Ну, вот… (включает телефон). Да, дорогой, здравствуй! Зачем «прятался»? Не мог ответить, телефон сломался. Француз мне нужен был, потом объясню, это не телефонный разговор. Нет, уже не нужен. Да… Да хоть сегодня! Или нет – сегодня уже поздно, завтра привезу. Ты сам как, дорогой?.. Да?.. Ай–ай–ай! Да, до завтра.

Дымятся поля за окном. Несется броневик по разбитой дороге…

Блокпост Курахово – вечер

Броневик стоит с внутренней стороны блокпоста.

Блокпост Курахово, внешняя сторона – вечер

Ираклий сидит на обочине дороги, с внешней стороны блокпоста, смотрит напряженно в ту сторону, откуда должна прийти дээнеровская машина…

К нему подходит командир блокпоста – Шлях.

Шлях. Ну, что у тебя слышно, Ираклий? Уже восемь, не приедут они…

Ираклий. Приедут, дорогой, приедут…. У вас, там, всего всем хватило? У меня еще, где–то, в машине, пара бутылок «Киндзмараули» есть…

Шлях. Да нет, не надо… пока… Там еще есть… Очень ты пацанов порадовал… А то сидим тут две недели, тухлую тушенку ковыряем…

В броневике – вечер

Юрий сидит, откинувшись, глаза закрыты… со стороны можно подумать, что он спит… чуть приоткрывает глаза, смотрит на часы, встроенные в переднюю панель автомобиля: 21:37…

Пчелка. Вы, когда там будете, узнайте, пожалуйста, про троих ребят, я вот, тут, записала…. Они там, где–то у вас, в плену… Дмитрук, позывной «Фома», он совсем мальчишка, 18 лет, его сестренка младшая ищет, у нее больше нет никого, кроме него… Кушнир , позывной «Богун». Он очень болен, ему нужна срочная операция, иначе глаз потеряет… И Смоляной, Петр, позывной «Ключ»… Он вообще музыкант и здесь случайно, из–за своей девушки: она медсестра в батальоне. Там мой телефон и электронный адрес…

Блокпост Курахово. Внешняя сторона – ночь

Ираклий ходит взад–вперед по обочине дороги. Всматривается в уходящую в темноту дорогу, в ту сторону, откуда должна прийти дээнеровская машина…

К нему подходит Шлях.

Шлях. Ираклий, мне передали по рации, сказали, тебя какой–то Профессор ищет… Я сказал, что ты здесь не появлялся.

Ираклий. Спасибо, дорогой…

Шлях. Надолго у тебя еще? Уже скоро одиннадцать…

Ираклий. Звонили, едут, близко уже… Они не туда куда–то заехали, их обстреляли…