Текст книги "Выбор Донбасса"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

Услышав в череде нудных и заумных деепричастных оборотов знакомое и знаковое для каждого молодого человека слово, Саша истерически гоготнул.

– Ты не усмехайся, друг, ты лучше задумайся о том, что Манхеттен твой педиков одобряет, усыновление детей гей-парами разрешает. А это неправильно, грех это, страшное дело и Богу и природе неугодное! Природа, душа, семья, товарищи – вот настоящие, из века в век переходящие ценности! Подумай, книги почитай, книга – источник знаний, а не телевизор!

– Да я это, не очень, телек-то мало смотрю, и не смотрю вовсе это, – потёр на впалой груди Саша. – Вот в интернете когда время есть поковыряться – люблю киношки посмотреть или «приколы» там всякие. Что в этом такого?

– Да не «приколы» надо смотреть, убивая время и зрение, а книги читать, за новостями следить, чтобы понимать смысл изменения политической ситуации!

– Да на какой фиг мне новости? Политика, там, шмолитика! Смотреть её, слушать? Да уж нет! Дерьмо это, – Саша отмахнулся от предложения военврача, как от зелёной, жирной назойливой мухи. – Там ни чё не понятно, да это и не моё дело! Ты, Док, это, иди ты, знаешь куда с этими своими, как его, лозунгами!

– А Донбасс – твоё дело?

– Ну, то другое, – примирительно ответил парень, – совсем другое!

– Что значит «другое»? Нет, друг, не «другое»! Это наше дело! Судьба нашей Родины – это наше общее дело! Не сидеть и ждать, сложив лапки на груди, чем дело кончиться, а участвовать, влиять, не надеясь на чудо, счастливый случай или воскрешение царя, действовать! Действовать, следуя замыслу, а не по складывающейся одномоментной ситуации!

– Бред какой-то! Разводилово! Лажа всё это! – Саша громко и протяжно рыгнул. Случайно нашарив в кармане жвачку, он торопливо порвал обёртку и закинул две помятых, и оттого некрасиво потрескавшихся, подушечки в рот.

Покосившись на товарища, парень надул из жвачки небольшой пузырь. Довольный собою, он негромко лопнул его и смачно засосал внутрь.

– Док, ты «жуву» хочешь?

– Э-эх, неужели всё так запущено? – Доктор закрыл лицо ладонями. Помолчал. Опустив ладони вниз, медленно выдохнул. Зрачки его расширились, блестя под тонкими дугообразными бровями. – Если ждать у моря погоды, всю жизнь можно на берегу просидеть, камешки в воду покидывая, да ветра буйные проклиная, а если попробовать выйти в море, несмотря на шторма и непогоды, вёслами усердно поработать, можно и до цели доплыть! Усёк?

– Ну, типа «да».

Доктор улёгся в окопчик, предварительно поправив свернувшийся в рулон туристический пропиленовый коврик, самостоятельно окрашенный в зелёный камуфляж. Осмотрев округу в бинокль, нащупав слева санитарную сумку и справа – автомат, успокоился. Саша занял свою позицию неподалёку.

– Молодой, ты почему пришёл в ополчение? Что тебя подвигло? И для чего взял в руки автомат? – Доктор, не поворачивая голову, хмуро глянул на Сашу. Тот, яростно ковыряя стеблем травинки между зубов, покрякивал от удовольствия.

– Ну, если «по чесноку», меня уже в армию забрать хотели, в ВСУ. Це мобилизация. Повестка, менты. А я «забил» на такую мобилизацию! Могилизацию! На какой фиг мне там служить, да ещё и против своих воевать пошлют. Как в родных-то стрелять, в соседей, «кентов» моих дворовых? Нет, – выплюнув травинку, откликнулся Саша. Он мысленно написал портреты нескольких всплывших в подсознании одноклассников: друзей и не совсем. Но сразу стёр их из воображения и с какой–то пацанячей радостью подумал о смазливой соседке Лесе с красивыми густыми кудрями иссиня-чёрных волос. Она часто распускала их до приятных округлостей пониже талии.

Ещё Саша вспомнил о её острых голых коленках, маняще торчащих из-под тонкой цветастой юбки. А контур голубенького бюстгальтера, едва проступающий из-за бледно-розовой полупрозрачной блузки девушки, едва не свёл Сашу с ума.

Леся питала слабость к розовым тонам. Считая розовое проявлением истинно столичного, буржуазного вкуса, она всегда стремилась иметь в своих одеждах что-нибудь эдакое. И благодаря отцу – мастеру бригады каменщиков, она достаточно часто имела возможность (для сельской девчонки) обновлять гардероб и использовать в создании собственного стиля то шарфик избранного цвета, то кофточку, а то и блузку с большими белыми кружевами в верхней части. Сашу, абсолютно «нечаянно» встречавшего Лесю во дворе, эта блузка то раздражала, то заводила, то злила своим неприступным содержанием, но он так и не решался преодолеть преграду природной стеснительности, подойти и признаться девушке в своих молодецких чувствах.

Саша экстренно, экстремально широкими мазками нарисовал румяное личико Леси прямо перед собой. Посмотрев ей в бессовестно-зелёные игривые глазки, часто-часто моргающие длинными ресницами, он словно почувствовал на своих тонких пересохших губах вкус её пухлых, неистово пахнущих сочным персиком алых губ. Парень приоткрыл рот и чуть не поперхнулся от счастья.

«Эй, друг!» – послышалось Саше откуда-то издалека, из темноты сонного мрака. Выпав из паутины полудрёмы и ленно продрав глаза, бедолага даже не сразу сообразил: где он и кто дышит рядом.

– Нет, це не Леся, – разочарованно понял Саша, это просто вкус жвачки.

– Ты куда пропал? Сон солдату на войне не друг!

– Э, братуха, нет, я тут «втулил»: я точно не солдат! Мне целую жизнь маршировать по площади и офицерам огороды вскапывать – не по кайфу. А щас – выгоним вонючих «нациков» из моего посёлочка, и я дальше с вами не пойду, дома останусь. Я воевать не хочу, не моё призвание. Дома вон – корову доить надо, то да сё.

– «Призвание», – Док произнёс это слов так, будто его тошнило. – Друг, а как же боль за Отечество, любовь к Родине и жгучее желание справедливости? Где глубокое понимание сложившейся ситуации и готовность – ради дела – принести в жертву самое дорогое – жизнь?

– Док, ты меня «прикалываешь»? Ржёшь? Ты чё, совсем, с дуба рухнул? – Саша аж привстал на локтях. Хихикнув, опустился. – Или на тебя самого сверху что-то упало?

– Значит, ты остаёшься дома, ложишься на свою полусгнившую печь и дальше будешь своей корове сиськи мять, пиво сосать, в ящик на голых баб пялиться, да в потолок плевать? А мы дальше без тебя пойдём? Так?

– Именно так! У меня там батя старый, мамка, сестрёнка малая!

– Отлично! Значит, по твоей гениальной логике деревенского раздолбая, когда мы из моего родного города «укропов» выбьем, то и я могу дома остаться, свет выключить, жене под юбку залезть и дальше другими делами заниматься? И не воевать?

– А ты быстро «рубишь», Доктор! Не зря мне сказали, что ты умный и «прошаренный»!

– Саша, у нас на Донбассе, как и в Крыму, давно жила мысль – идея – получить независимость от прогнившей в коррупции, продажной, «американизированной» и оттого стремительно деградирующей Украины. Но разрушение старой системы имеет смысл, только когда понятно новое, когда прощупывается будущее. Умные люди посмотрели вперёд, спрогнозировали будущее, осмыслили эту идею и поняли, что благодаря залежам угля, относительно развитой промышленности и торговли с Россией мы легко сможем жить без Украины. Осмыслив, люди от теории перешли к практической реализации идеи – объявили о независимости и начали процесс выхода из-под власти Киева.

Послышалось слабое эхо разрывов, «бахало» где-то очень далеко. Саша непроизвольно вздрогнул, втянул голову в плечи и, настороженно понюхав сладкий воздух, на всякий случай положил руки на автомат. Доктор, даже глазом не моргнув, и не подумал прерывать свою пространную речь.

– Но Киеву это не нравится, – военврач многозначительно расставлял ударения над каждым важным, по его мнению, словом или даже слогом. – Продажные и недалёкие умом дяди Порох и Яйценюх силой пытаются оставить Донбасс под своей властью, вводят войска, все эти бандеровские националистические батальоны. «Нацики» нагло начинают бесчинствовать, это приводит к панике, напряжёнке, сопротивлению. Народ возбуждается сильнее. Начинаются столкновения, боевые действия, настоящая война. На войне никто никого не жалеет! Или ты убьёшь сегодня, или сам умрёшь завтра! Побеждает сильнейший, а проигравший умирает! Это закон природы, закон войны! Игнорирование тобой этого закона не приведёт к исчезновению закона, он приведёт к исчезновению игнорирующего закон!

– Хрень какая-то, – раздражённо потряс головой Саша. – Я не «врубаюсь»: о чём это ты?

– Ты подумай, если сейчас, пока война идёт, каждый из нас дома спрячется, то кто дальше, до победного, воевать станет? Или ты ждёшь, что Божьей милостью всё разрешится? Нет, друг, так не бывает, – голос Доктора зазвенел дамасской сталью. – Бог вместо людей дело не сделает, но делающим – поможет! Если мы начатое не завершим, «укропов» отсюда не изгоним и независимость Республик не отстоим, каждый в свою нору попрятавшись, то этот лис порошенковский, он в каждую нору нос свой поганый сунет, в каждую хату заглянет и каждого из нас по отдельности сожрёт! Сожрав одного, он станет сильным, сожрав второго – ещё сильнее, а после третьего – окрепнет, совсем страх потеряет, и всех оставшихся перебьёт! Сейчас вопрос ребром стоит: или мы их выгоняем и получаем какой-никакой политический статус, свободу от Киева, или они нас арестуют, да запытают и перестреляют на заднем дворе. У нас выбора нет, друг! Взял оружие в руки, в списки СБУ попал, всё – свобода или смерть в подвалах! Всё серьёзно! Мы дна достигли, дальше опускаться некуда! А сейчас или от него оттолкнёмся и вверх поднимемся, или на дне этом могилу себе найдём!

– Ладно тебе, Док! Ты чё волну на меня гонишь? Думаешь, всех они «прессанут», посадят, «шлёпнут»? Ни хрена! Тюрем не хватит, – чуть не закричал, срывая голос Саша, не на шутку испугавшись мастерски нарисованной Доктором мрачной картины апокалипсиса жёстких задержаний, жестоких пыток и массовых расстрелов. – Нас здесь на Донбассе несколько миллионов живёт!

– Не живёт, а существует! И эти существующие миллионы молча смотреть будут, как киевские псы нас с тобой пытать и убивать станут! Не все миллионы оружие взяли, несколько десятков тысяч человек всего. А это – пыль! Пыль эту мокрой тряпкой сотрут, и всё: чисто и сухо! Только тряпка та от твоей и моей крови мокрой будет. Ты понял меня, молодой?

– Да иди ты, Док! Аппендицит кому-нить вырежи! Тогда, может, заткнёшься, зануда! Вздохнуть мне не даёшь, застрял соплёй в носу, – швырнул Саша с обидой.

– Ага, тюрем ему, видишь ли, не хватит, – скрестив пальцы у лица, военврач изобразил решётку. – Хотя, тюрем-то, знаешь, действительно не хватит. А вот гробов – хватит всем, и с лихвой! Да и без гробов легко в асфальт закатают!

– Козёл ты, Доктор! Настроение мне всё испортил! Шпаришь, как «классуха» после контрольной! Достал! Твоя фамилия, случаем, не Болтунов? Мне от такого твоего патриотизма хочется Родину тайно, под подушкой любить, – от переживаний Саша начал жевать губы и схватился руками за живот. – И вообще, куда здесь можно сходить посрать? Понос у меня от твоего зуда открылся!

– Вот она, наша героическая молодёжь, – скептически заметил Доктор, – как доходит до серьёзных вещей – так сразу «понос»! Первый раз автомат на шею повесил, «в настоящую разведку» пошёл, ещё и врага ни разу не видел, а уже обделался весь!

– Да чё это за разведка такая ваще, – недовольно заскрежетал зубами Саша, – лежим в поле под кустами в пяти километрах от «укропов», ничё не делаем!

– А ты думал, мы как в кино, с криком «ура» на «укров» в полный рост побежим, а они от нас дёру дадут? – улыбнулся военврач. – Чтобы в разведку ходить, необходимы опыт, знания и умения. Таковые у тебя отсутствуют, так что будь добр находиться под моим командованием, и в случае получения приказа выдвинуться вперёд на помощь разведгруппе.

– Я, ваще-то, две недели на ваших сборах на подготовке был, – гордо заявил Саша, поглаживая урчащий живот. – А там нас многому обучили. И мне бы в бой идти – «укров» рвать, а не твои басни слушать! Кулаки чешутся! Войны хочу!

– Война – это злое говно, которое из человеков дуром прёт, из всех щелей лезет, вокруг всё заливает, смрадом и вонью душит, кислороду не оставляя ни глоточка! И нет в ней ни цветов, ни романтики!

– Вот, без обид, Док, эти твои речи, Док, они слишком правильные, как его, патриотичные, ты как диктор с галстуком из телевизора и газет! Ты когда нахваливал поля и деревья, я аж кино одно вспомнил. Там этот, как его, ну, мужик, который в другую страну жить навсегда приехал...

– Эмигрант, – подсказал военврач.

– Ну да, в тебе как в нём, лирики – через край. А мне оно – на фиг не нужно! Мне бы боевичок со взрывами и стрельбой!

– Когда говорят с ностальгической тоской по Родине, – загадочно произнёс Док, – имеются веские причины: возраст зрелый, ломка стереотипов, а может, болезнь смертельная, или война. А у нас война идёт, друг. И я, пока ещё жив, смакую каждое мгновенье, пока есть возможность.

– Я бы урезал такую занудную жизнь! Ну, либо добавил говнеца, – гоготнул Саша. – С ума сойти! Ты сам не запарился ещё от своей заумности?

– Устал я, читать нечего, поговорить не с кем. Накопилось. Вот и вылил на тебя, как в пустое ведро, – признался Доктор.

– Так куда тут сходить можно?

– Туда, – небрежно махнул рукой Док в сторону соседних кустов, – только быстрее давай, и по дороге не нагадь! Ещё не хватало тут твои ароматы нюхать! И про растяжки не забывай, я тебе показывал, куда их наши понаставили! А то мне тут только подрыва не хватает!

– Ага, я помню, и далеко не пойду, – Саша на карачках заспешил к кустам, – еле терплю!

– Мать вашу, вы чё там так шумите, – зашипела хриплым раздражённым голосом радиостанция. – Я вас за триста метров слышу! Вы чего, мину себе на голову хотите? Вы её получите, если так галдеть продолжите!

– Понял, слышу, замолкаю, – буркнул Доктор, поднеся рацию ко рту. – Вы возвращаетесь? Всё нормально? Я не слышал хлопков или выстрелов.

– Готовься, идём. Через десять минут будет тебе работа. У нас один – «триста». Буря засмотрелся, отвлёкся и порвал себе мышцу на руке. Глубоко там поцарапал об металл. Кровью всё залил, собака! Ничё, забинтовали, остановили, говорю, кровь.

– Принял, жду, – Доктор крепко сжал губы. – Встречу, вылечим! Конец связи.

Сделав «большое дело» и спешно подтеревшись сначала широким и мягким листом лопуха, а затем, не глядя, с оторопи, жгучим клейким листком какой-то травы, Саша подтянул штаны и затянул ремень. Про найденные на хуторе агитпроповские украинские листовки, агрессивно призывающие записаться в националистические территориальные батальоны для борьбы с «пророссийскими сепаратистами», которые он специально рассовал по карманам штанов для уверенного завершения больших дел, Саша забыл. А когда вспомнил, было уже поздно, зад противно зудел в самом ответственном месте.

За разговором Саша и не заметил, как уже стемнело. В сумеречном свете сухие ветви дерева казались ему щупальцами сотен космических монстров, притаившихся где-то вверху, а переплетшийся кустарник вокруг походил на неприступную непролазную стену.

– Док, ты где, Док? – заикаясь, прошептал Саша, вытянув перед лицом руки и медленно озираясь вокруг. Автомат его остался на позиции, а огромным тяжёлым ножом, неудобно оттягивающим ремень под правой рукой, молодой ополченец пользоваться не умел, а оттого чувствовал себя абсолютно беззащитным. – Док?

Тишина была ему ответом.

– Док, ты где? – снова просил Саша, невероятным усилием воли подавляя страх, от пят до ушей заполнивший его враз пропотевшее тело. Часто-часто моргая от попавших в глаза капелек пота, парень стоял на месте, словно длинными корнями вросший в землю пень. Ему не хватало смелости даже прикоснуться к собственному лицу, чтобы вытереть пот. – Доктор, не молчи, уже не смешно ни хрена!

И вновь тишина.

– Так, – громко начал размышлять Саша, в бессильной злобе пытаясь унять дрожь в коленках, – я же откуда-то пришёл! Значит, это просто надо повернуться на 90, нет, это, на 180 градусов и идти. Всё просто!

Развернувшись, Саша сделал робкий шаг вперёд и сразу вляпался в собственное дерьмо. Увязший в зыбкой топи страха юнец уже и забыл, как и почему он оказался в этой совершенно идиотской ситуации, сумев заблудиться в пяти метрах от окопчика, в котором провёл почти весь день.

– Чёрт, фу, – брезгливо одёргивая ногу и резво отпрыгивая в сторону, взвизгнул Саша. Он дошёл до такого состояния, что готов был сдаться на милость судьбе, от души разрыдаться и упасть в траву. – Ещё и нагадили тут, гады!

Сильно зажмурившись, чтобы не дать подлым слезинкам выпасть из внезапно увлажнившихся глаз, парень задрожал в ознобе и начал медленно оседать.

– Ой, – Саша опустился на колени, безвольно положив голову в траву.

– Тихо, не ори ты! – Доктор вырос словно из ниоткуда. С силой дёрнув Сашу за руку вверх и поставив на ноги, он быстро увлёк его в чащобы кустов и в три шага приволок к знакомому окопчику. – Сейчас люди придут. Будет раненый. Возможно, мне нужна будет твоя помощь! Быстро сними свой вонючий башмак и оботри сзади об траву! Сам не испачкайся только! Слёзы утри! Всё нормально. Всё! Успокойся, со всеми бывает. Тут не кино, суперменов нет, все живые. Давай, друг, будь мужчиной!

– Я понял, я понял, – запричитал Саша. На его лице появилась гримаса вынужденного уважения, слеза поблёскивала на дрожащем подбородке. Он был уверен, что Доктор с треском и хохотом расплющит его самомнение и поиздевается над слабохарактерностью, но, к своему счастью, ошибся.

– Хорошо, что ты на такой «мине» подорвался, друг, а не настоящей, – военврач поспешно спрятал возникшую было улыбку за крепко сомкнутыми губами. – А то там шаг вправо, шаг влево, и – бум!

В десятке метров от окопчика послышался хруст веток, подминаемых быстрыми и тяжёлыми шагами нескольких уверенных в себе мужчин.

– Пароль, где пароль? – обратился к рации Доктор, проворно выставляя перед собой автомат и осторожно клацая предохранителем.

– Дважды два – двадцать, – послышалось из травы и радиостанции одновременно.

– Принято, – Доктор оставил автомат, раскрыл медицинскую сумку и, поднимаясь с ней в руках, перехватил глазами взгляд Немца, командира группы возвратившихся из поиска разведчиков. – Здорово, друг!

– Да, бывало и здоровее, – недовольно отозвался Немец, покосившись на Сашу. – Как вы? Что с этим молодым и «зелёным»? Оставляем его в отряде? Гоним к такой-то матери?

– Оставляем, конечно, не вопрос. Нормальный он человек, молодой просто, – твёрдо ответил Доктор, и от его твёрдого голоса исходила уверенность. – Научим его воевать, сомнений нет – научится!

– Спасибо, – радостно прошептал Саша, подхватывая раненого Бурю, который, видимо поняв, что пришёл к точке, где ему окажут квалифицированную помощь и дальше понесут на носилках, потерял сознание.

– Давай, молодой, укладывай, я сейчас сделаю, как надо, – засуетился Док, готовясь привести Бурю в чувство. – А ты время здесь запиши, во сколько жгут наложили, пригодится!

– Сделаю, всё будет готово, – Саша с благодарностью посмотрел на военврача, – командир!

Коля

– Нихто крим нас, 80! – крепыш Принц, смакуя каждое слово, громко прочёл надпись на обтёртом шевроне пленённого им украинского десантника. Замахнувшись, он хотел хорошенько ударить пленника кулаком по лицу, но передумал. Дюже негоже портить пленному лицо и нос ломать, неизвестно, как отцы-командиры к этому делу отнесутся, догадался Принц.

Десантник – молодой парнишка с опущенными плечами, лицом совсем ещё ребёнок с большими серыми глазами, молча смотрел на занесённый над ним кулак, размерами походивший на небольшую кувалду. Обессилевший парень не дрожал и не плакал, он был абсолютно спокоен, силы и эмоции покинули его ещё два дня назад. Покинули, вместе с надеждой живым вырваться из окружения и ада войны. Просидев пять суток в заброшенной угольной копанке практически без еды и воды, весь обмазанный сажей, в военной форме, больше похожей на лохмотья, он скорее походил на чертёнка, чем на человека.

Схватив десантника сзади за ворот оборванного кителя, ополченец хорошенько встряхнул его. Парень вздрогнул как податливая тряпичная кукла в руках неумелого кукловода, тонкие руки, словно крылья подстреленной птицы, сделали неуклюжий мах.

– Давай, оживай, не тупи! Из Львова сюда приехал? Когда и для чего? Говори, сука!

– Эй, Принц, – окликнул ополченца кто-то из темноты коридора. – Не горячись!

Принц обернулся. В квадратную комнату без окон вошли трое: командир отряда, начальник разведки и начальник штаба. Они были без оружия.

– Хватит, – твёрдо сказал командир, – ты своё дело сделал. Можешь идти!

– Я бы тоже поучаствовал! Имею право, – смело ответил Принц. Он продолжал цепко держать пленника за ворот.

– В чём поучаствовал? В нашей беседе? – уточнил командир. – Не вижу необходимости. Тут никто никого избивать или пытать не будет, физическая сила не нужна, иди. И не беспокойся, то, что именно ты обнаружил «укропа», мы высоко ценим, – выставив раскрытую ладонь вперёд, он сделал умиротворяющий жест. – Иди!

– Ладно, как скажете, – Принц отпустил десантника и зло плюнул ему под ноги. – Повезло тебе, сука! Культурные люди с тобой общаться будут, жаль, не я! Но если что, ты знай, я буду рядом, там, за дверью, – он указал в сторону выхода. – И с удовольствием вернусь, и лично тебя «шлёпну», если будет надо! Слышишь меня?

– Да, – десантник безразлично пожал тонкими плечами.

– Ну, вот и отлично, – грозно стреляя глазами в командиров и громко топая каблуками берцев, Принц нехотя покинул помещение.

Начальник разведки ногой пододвинул к десантнику стул и усадил его за пустой обшарпанный стол в углу. Командир прикурил сигарету и сунул пленнику в зубы. Начальник штаба вынул из полевой сумки небольшой термос, пачку печенья и батончик шоколада. Открутив крышку термоса и налив туда горячего чаю, он поставил её на стол перед десантником. Тонкая струйка пара распространила аромат бергамота. Смешавшись с сигаретным дымом, запах стал терпким.

– Ты давай, кури, парень, не стесняйся, – командир принёс другой стул и сел за стол напротив. Остальные ополченцы встали позади него, поодаль. – Пей чай, жуй!

Десантник, не издав ни звука, неумело выкурил сигарету и одним большим голодным глотком осушил крышку термоса. Вдоволь покашляв, принялся за еду. Командир налил ещё чаю. Парень с удовольствием выпил и, наконец, немного пришёл в себя и отдышался.

– Ты не переживай, здесь тебе никто не сделает больно. Никто не убьёт, – спокойно произнёс командир. – Раз уж ты живым попал ко мне, значит, и от меня живым уйдёшь. А вот куда и к кому – вот это вопрос. Главный для тебя на сегодняшний момент! Ты понимаешь?

Десантник неуверенно кивнул в ответ.

– А ты сходи, воды человеку принеси. Или лучше полотенце найди, тряпку мокрую, пусть он хоть лицо оботрёт, а потом уже его отведёшь помыться, – обернулся командир к начальнику штаба. Тот молча ушёл и через минуту вернулся с какой-то влажной рваной футболкой цветов футбольного клуба «Шахтёр». Десантник обтёр ею лицо и шею.

– Спасибо, – едва слышным голосом прошептал он.

– Ну, вот и чудесно, – командир ребром ладони легонько стукнул по столу. – Вот мы и можем поговорить. Давай, говори, кто ты и откуда, как здесь оказался. И лучше не ври, не крути мне мозги. Помни, солдат, от тебя самого зависит твоё будущее, слово командира даю. Или завтра обменяем, или я тебя отправлю к специально обученным к добыче информации людям, склонным к садизму и полным ненависти к ВСУ. Пожалуйста, говори!

– Я из Львова. Там километров тридцать до нашего посёлка. Русские мы, – после недолгой паузы медленно начал говорить десантник на прекрасном русском языке без малейшего акцента, – и родня вся у нас русская. Учился хорошо. С детских лет мечтал десантником стать. Знаете, да, «В зоне особого внимания» – мой любимый фильм. Видели? Отец в ВДВ служил, еще при СССР. Я техникум окончил на сварщика. Когда получилось в десантные войска попасть, был счастлив, наверное. Полгода уже служил до Майдана. Звание – старший солдат. Я не особо понял, кто там в Киеве и за что митингует, почему митингует, не моё это. Да нам особо и не объясняли. Одноклассники двое там, поехали, стояли, в сотню какую-то записались. Звонили мне, Колян, говорят, езжай в Киев, тут история творится. Я служил, мне не до того было. Ещё мне не понравилось, что они «Беркут» жечь начали, избивать, это же противозаконно.

– Сюда, на Донбасс, как и когда попал? – командир пододвинул к десантнику недоеденный шоколад, налил ещё чаю. – Ты чай пей, закусывай, не волнуйся.

– А сюда нас в начале марта отправили, по воздуху, – парень немного оживился, – роту, человек восемьдесят. Воевать никто не хотел. Особенно мужики, их много было – новичков из мобилизованных. Командование нас сразу успокоило, сказало, что никакой войны не будет, не волнуйтесь, нужно только наблюдать. Потом сказали, русские войска уже идут, с ними бешеные чеченцы, и надо их встретить, остановить у границы, поддержать пограничников.

– Поддержали?

– В Миргороде мы были, в Харькове, в Чугуеве. Не верилось, что до стрельбы дело дойдёт. До Чугуева вообще спокойно было, нас даже подкармливали бабушки всякие. А там какие-то мужики технику камнями закидали. Было так непонятно: что делать. А потом уже и дорогу нам местные перекрывали, и угрозы выкрикивали. Но стрельбы не было, нет. Числа, наверное, десятого апреля наша сюда рота пришла. И отсюда на операции ходила.

Коля, загибая пальцы, перечислил населённые пункты, в которых пришлось побывать, участвуя в поисках или боестолкновениях «с вашими, которые за Россию».

– Мы не за Россию, мы против новой киевской хунты, мы за свободный и независимый Донбасс, – уточнил командир.

– А в апреле мы... одержали первую победу, наверное. Первый раз в серьёзном деле побывали. Возле Славянска заняли блокпост, сняли флаг... – Коля запнулся, окинул взглядом ополченцев и словно выплюнул: – «сепаров»! И поставили флаг Украины. Потом пришел приказ: переехать в другое место. На наше место пришли пацаны из 25-й бригады.

– Куда вы поехали? – командир развернул на столе карту, исписанную разноцветными фломастерами и обильно украшенную разными обозначениями. – Показывай.

– Я не сильно в картах понимаю, но, кажется, сюда вернулись, – ткнул Коля пальцем в красный квадрат. – Помню, даже не страшно было, наоборот – интересно. Такой подъём на душе. Думал, что скоро всё закончится, вся эта непонятная заварушка. И здесь близко «сепаров» я не видел, – парень провёл пальцем вдоль короткой лесополосы на карте, – наш блиндаж и сектор обстрела тут.

– В огневой контакт вступали?

– Как вступали? Стреляли, когда приказ приходил. Всегда с автоматов шмаляли или по тем, – десантник указал на лесополосу вдоль дороги, – посадкам, в сторону деревьев, в общем, или по полю, или миномётами – за посадку. Это кто с другой стороны за боксами стоял, у них там – широкое поле, через которое наша артуха била, самоходки, танк. Сначала наша артуха: гаубицы Д-30 и миномёты. А потом уже и ваша – по нам!

– Метко била?

– Ни, вначале вообще мало и не метко. И испугался я только раз, ещё до этого! Ну, когда видел, как самолёт сбили. Три их ждали тогда с нашими хлопцами из 25-й бригады. Ночью. Один борт с ними сел, и боеприпасы там были. Второй Ил-76 – упал. Я в охранении стоял и чётко видел его бортовые огни, снизился он. Видел, как падал, не понял сразу. Трассера светились вверх, из крупнокалиберного ваши били. А третий борт тогда сразу развернулся и ушёл. Сказали нам: 49 героев враз загибло.

Мы утром заняли круговую оборону, ждали атаки. Никто не атаковал. Тогда половина там осталась, половину в поле отправили – тела собирать, раненых искать. Но там ни раненых, ни даже трупов целых не было, одни...

– Фрагменты, – подсказал командир.

– Ага. Поляна, – Коля поёжился, – и там гора железяк от самолёта. И гора мёртвых. Ещё мы собрали боеприпасы, которые взорваться не успели.

Потом через несколько дней пошла мощная артиллерийская стрельба по нашим позициям. Неделю били. Мы попрятались, как кроты по норам, блиндажам, бункерам, кто куда себе место нашёл. Технику, какую сумели, загнали в подсобки, боксы. Но много чего на улице оставалось.

– Пили, жрали что?

– Еду, воду, боеприпасы нам сначала скидывали на парашютах. Потом у всех нервяк начался, когда перебои с питанием пошли. Стрельба, взрывы, и жрать хочется. Командир сказал, что это русская регулярная армия границу перешла и по нам фигачит, и окружит скоро.

– Вы поверили? – командир вынул из кармана миниатюрный блокнот и сделал несколько пометок карандашом.

– Да, я поверил. Как не верить? Там ад был! «Град» шёл, мины, и днём и ночью – взрывы! Почти вся техника наша выгорела, поля урожайные сгорели, рядом деревья – как траву косой скосили. Я когда разок ходил в посадки, с дерева посмотрел на наши позиции, а там – лунный пейзаж, прям как на картинке в книжке по астрономии. Раненых много было, и трупов несколько. Мы их по первой в морозильники снесли, ну, в такие, для хранения мороженого.

– Командир, может надо Шрайбикуса с камерой вызвать? Пускай снимет этого астронома! Потом пригодится, – опомнился начальник штаба.

– Не надо. Коля – он солдат. Что с него взять? Будем его завтра обменивать, или отпустим. Пусть спокойно живёт, – обернулся командир к начальнику штаба. – А если будет видео, то оно обязательно где-нибудь когда-нибудь всплывёт. Не надо. Нормальный Коля парень.

– Принял, – немного обиженно расслабился начальник штаба. – А ты, давай, не умничай, продолжай, – крикнул он пленнику.

– Ага. Мы–то ваших не видели, так, палили по посадке, в поле. А оттуда снаряды! Они как метеориты. Страшно! Один день утром смотрю: небо горит. Потом земля горит. Мы втроём вылезли из блиндажа, и сразу снаряды прилетели. Со свистом. Взорвались. Подбросило меня взрывной волной метра на три. Очнулся, пополз, смотрю: блиндаж разрушен, рядом нет никого. А я цел. Ага, думаю, в рубашке родился. Посмотрел назад, понял, что в зданиях делать больше нечего, там всё горело, дым столбом, взрывы! Решил в посёлок надо, в тылы, и в сторону посадки побежал. Без оружия. Патронов уже не было, а автомат в блиндаже завалило. Документы там же в сумке остались. Шёл, днём спрятался в кустарнике, вечером шёл. В посёлок сунулся, смотрю: БМП по улице летит, а за ним – второй, и на антенне флаг десантный. Обрадовался, побежал наперерез через огород. Хорошо, другой флаг заметил, полосатый. Упал сразу, спрятался. Нашёл копанку за посёлком, заныкался там, уснул. Сколько там просидел – не знаю. А как вышел, прямо на вашего этого «шкафа», лицом к лицу. Всё. Он меня и принял. Обыскал, шапочку мне свою одел, на глаза опустил, и сразу сюда привёл. Быстро так. А я иду и понимаю, что ваши побеждают, и наших там на позициях – уже нет. И что будет? Но не убьёте же? Я никого не убивал.