Текст книги "Выбор Донбасса"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)

– Не убьём. А твоих, действительно, поблизости нет, – констатировал командир. – В любую сторону на двадцать километров. А ты как хотел? Солдаты, автомат в руках державшие только на присяге, не сделавшие за время службы ни одного выстрела и вместо изучения боевой техники заборы и траву красившие, воевать качественно – априори не могут. Согласен?

Коля разочарованно кивнул головой.

– Сколько ваших в тот день оставалось на позициях, знаешь? Сколько техники? Какое вооружение? Сколько боеприпасов? Какие подразделения? Командиры кто? Откуда? Фамилии? Позывные? Координаты? Вспоминай, – поднажал командир.

Пленник назвал фамилии и позывные некоторых командиров.

– Не врёт, – подал голос начальник разведки. – Хотя и не всех называет.

– Да, я не вру, – радостно согласился десантник. – Чего врать? Мертвы, я думаю, все. И кого знал, и кого не знал. А техника вся ещё при мне сгорела.

– Вот то-то и оно! Ты дальше делать что думаешь? Мы тебя обменяем, а ты снова – под ружьё и по нам же стрелять пойдёшь. А если откажешься, тебя под суд? Так?

– Ни, ни шиша не так, – в знак протеста Коля яростно затряс головой. – Не пойду.

– Ладно, устал я, – командир, с противным скрежетом отодвинув стул от стола, встал.

– С ним – что? – строго уточнил начальник разведки.

– Его Доктору покажите, пусть внимательно осмотрит, если надо – подлечит. Потом дайте ему возможность помыться как следует. Покормите. И пусть отдыхает. Завтра должен быть готов к обмену. У меня есть мысли. Посмотрим, как реализовать.

– Есть, понял, – подавляя сонливость, ответил начальник разведки. – Меня бы самого кто покормил.

– Давай, Коля, до завтра! Завтра увидимся. И не переживай, я тебе сказал – обменяю, значит – обменяю, – командир вышел из комнаты.

Утром за пленником пришёл Принц и, не дав возможности сходить в туалет и умыться, тычками и угрозами повёл его к машине, гружёной ранеными. Грузовик, кузов которого был обтянут тентом, матерился и стонал пятью-шестью невидимыми голосами. Коля, услышав очередную тираду в адрес президента Украины и его армии, внутренне напрягся, ему стало не по себе, ведь он понимал свою возможную причастность к страданиям этих несчастных людей.

По дороге Принц, выполняя приказ начальника разведки, снял с Коли китель, шеврон которого выдавал принадлежность парня к украинской армии. Китель он запихал в кабину под водительское сиденье.

– Лезь вон, в кабину, на пассажирское, – буркнул Принц пленнику, но через секунду сам же его остановил и отправил в кузов. – Там тебе самое место!

Желание посадить Колю к себе в кабину отпало по причине буйного нрава самого Принца. Лучше в кабине поедет Доктор, решил он, Колян целее будет.

– Если спросят, ты из отряда Чёрного! Ты понял? Чёрный – так твоего командира зовут! Едешь Доктору помочь с медикаментами разобраться. А если думаешь, что ты такой крутой и скажешь этим парням правду, что ты «укроп» и десантник, то они тебя или по очереди отзвиздят и удушат, или на полном ходу из машины выкинут, – предупредил пленника Принц, помогая подняться в кузов. – Ясно?

– Ага, – сквозь зубы ответил пленник.

– Давай, урод, езжай молча, вопросов не задавай, в глаза не смотри! Попросят помочь, ты помоги, и будет тебе счастье, – подмигнул ополченец, закрывая задний борт.

Сев за руль и посигналив, Принц проехал мимо трёх полуразрушенных зданий и подъехал к гаражу со сгоревшей крышей и открытыми покосившимися воротами. Из гаража, хромая, вышел Доктор с большой клетчатой сумкой в руках. Из-за его спины торчал огромный рюкзак.

– Эй, Док, ты со мной, давай на командирское место!

– Там всё в порядке? Ты проверил? – спросил военврач, хватаясь за ручку двери. – Или мне посчитать? Сколько там человек? Донец их грузил?

– Девять их там. Восемь наших и тот урод, которого ты вечером осматривал. Да, Донец грузил, вон список на панели валяется, – Принц глазами указал на тетрадь в грязной обложке и, воткнув передачу, нажал на газ. – Поехали!

– Поехали, Гагарин, – улыбнулся Доктор. Сумку и рюкзак он бросил на пол, автомат положил на ноги.

– Командир сказал, пока ты раненых оформлять будешь, пленного Толстяку передать. Толстяк сам к больнице подскочит и заберёт его. Для обмена, наверняка.

– Хорошо. У тебя даже будет полчасика, чтобы с Толстяком покурить, – зевая, потянулся Доктор, – пока я медикаменты получу. У меня список – три метра длинной! Вон, и рюкзак свой взял, и сумку у Олега под это дело отжал. На недельку надо на весь отр...

Запрокинув голову назад и смешно раскрыв рот, военврач тонко захрапел, даже не успев договорить о планах.

– Эй, дружище, – усмехаясь, Принц отбарабанил ладонями по рулевому колесу какую-то незамысловатую мелодию и, заглушив двигатель грузовика, наклонился к спящему Доктору, едва не клюнув его носом в самое ухо. – Давай, просыпайся, приехали! Давай, давай, дружище, приехали! Подъём! Ты и так почти всю войну проспал! Я надеялся, что ты в дороге свой сектор «зелёнки» контролить будешь, а ты – задрых.

Полчаса назад Доктор, за последние сутки оказавший первую помощь десятку раненых и покалеченных ополченцев, едва захлопнув дверь кабины и поправив бронежилет, закрывающий окно, оказался в плену долгожданного сна. Рефлекторно уцепившись правой рукой за поручень над головой, левую он подсунул под коленку и, не обращая внимания на сумасшедшую тряску, блаженно улыбался, словно сладко поел и попил, принял контрастный душ и вытянул ноги на белоснежной пуховой перине.

И вот уже Доктор сидел на деревянном табурете за круглым столом посреди кухни в своей небольшой однокомнатной квартире и с упоением наблюдал за женой, неспешно накрывающей на стол. Она то открывала старый холодильник, извлекая из его плохо освещённых недр сыр и колбасу, то поворачивалась к плите, чтобы уследить за кипящим бульоном, то застывала в полуобороте, запрокинув голову к верху и уставившись в экран закрепленного под потолком телевизора. Доктор получал огромное эстетическое удовольствие от случайных прикосновений супруги и слышал учащающийся стук собственного сердца, когда она, обходя стол и раскладывая тарелки, нечаянно провела запястьем по его коротко остриженным волосам. Запах куриного бульона расплывался по кухне, за окном светило осторожное майское солнце, тонким лучиком играясь на округлых боках серебряных ложек, на плите закипал чайник, в кружке пенился крепкий кофе, на душе Доктора теплилась надежда на хороший выходной.

А по телевизору показывали Одессу в экстренном выпуске новостей. Там сторонники новой киевской власти вместе с оголтелыми футбольными фанатами и агрессивными молодчиками из «Самообороны Майдана», экипированные щитами и касками, вооружённые деревянными и металлическими палками, бейсбольными битами и цепями, избивали своих противников возле Дома профсоюзов в самом центре города. Разгромив расположенный возле Дома антимайдановский палаточный лагерь и забросав здание бутылками с зажигательной смесью, они стреляли по окнам и пожарным лестницам. Закинув в холл несколько горящих автомобильных покрышек, бандиты не пропускали к зданию пожарные машины и не давали пожарным работать. Вынуждая пострадавших выпрыгивать из окон объятого пламенем Дома профсоюзов, и разбиваться насмерть, преступники с криками «Умри, гнида!» избивали тех, кто выжил и пытался отползти от огня. Сотрудники милиции стояли неподалёку и бездействовали.

Доктор, резким движением руки ударив по пульту, прервал поток негативной информации, льющейся с экрана. Поднявшись, он обнял супругу и крепко прижал к себе. По мелкой дрожи её тела, Док угадывал сильное волнение.

– Что же это такое происходит, любимый? Я не разумею, – она, не сумев скрыть страх, срывалась на крик. – Сегодня, в двадцать первом веке, в нашей стране! Одни украинцы сжигают других! А власти ничего не делают! Почему? За что? Ради чего?

– Эта привезённая из Киева в Одессу молодёжь, она одурманена, милая! Кукловоды из Вашингтона дёргают за ниточки, раздают на Евромайдане печеньки, раскидывают горстями доллары и разводят в нашей стране костёр гражданской войны. Но мы им не позволим, милая, не позволим провернуть то же самое в нашем городе, – прошептал Доктор.

– Эй, дружище, – грубо отозвалась супруга, – просыпайся, приехали!

Доктор открыл глаза. В лицо ему дышал чесночным перегаром Принц:

– Вытряхивайся, там у тебя раненых полный борт!

– Что значит «у тебя?» – отозвался недовольный Док. – У нас!

– Нет уж, я тебя не трогал, когда вёз, педалями работал, баранку крутил. А теперь твоя очередь – иди, организовывай!

– Ну, ты и урод, Принц! – Доктор потянул ручку и, распахнув дверь, мешком вывалился из машины. Помассировав отёкшую без движения левую руку, он подобрал с сиденья автомат и закинул его за спину. – Я тебя сам когда-нибудь пристрелю, и смотреть буду, как ты кровью истекаешь! Вот тогда и я тебе хрен помогу!

Проходя вдоль грузовика, Доктор слышал, как откинулся задний борт, и первый раненый – заросший густой щетиной мужичок с перевязанной левой рукой – осторожно спустился на землю. Вторым выпрыгнул Коля. Оглядевшись вокруг, и увидев яркое солнце высоко на безоблачном небе, он от души – как могут только дети – улыбнулся.

– Давайте, мужики, помогаем друг другу, – глядя на пленника и протягивая следующему раненому руку, сказал военврач. – Сейчас вас подлатают и покормят. И ещё, в качестве суперприза, у них есть душ!

Франкенштейн

– Правосеки? Ха! Лоханулись, черти! Попались, «фашики»! Ха! Ну-ка, уроды, сымайте, сымайте свои вонючие одежды! – хриплым голосом выкрикивал плечистый мужик в чёрной униформе, страшно закатив глаза. Не по–детски гордясь схожестью своей лысой головы, симметрично круглой как шар, с главным атрибутом урока географии в школе, он взял себе интеллигентный позывной «Глобус», хотя особыми познаниями в данной области никогда не отличался. – Наколки есть? Ха! Показывайте, оголяйте свои наколочки! Выдавайте себя с потрохами, уроды! Ха! Со свастикой есть? Быстро сымайте одежонку, показывайте!

Глобус красными от усталости и невидящими от ненависти глазами впился в трёх украинских военнопленных, трясущимися руками снимающих с себя армейские футболки. Стоя на коленях в ногах у разъярённого ополченца, размахивающего автоматическим пистолетом Стечкина, сделать это было совсем непросто.

– Нету наколок, дядя! Мы по мобилизации, дядя. Полгода в армии, – начал было говорить худенький рыжий паренёк, содрав с себя пятнистую зелёную футболку, но прервался, застонав от боли. Это Глобус, жёстко схватив его за запястье, развернул на триста шестьдесят градусов. Осматривая туловище пленного, он едва не вырвал несчастному руку из сустава.

– Я тебе глаз выколю, сукин ты сын! Если я свастику найду, глаз тебе выколю! – Глобус, отпустив руку рыжего, выстрелил ему под ноги. – Фашист ты проклятый!

– Нету у меня наколок, дядя, – заплакал рыжий. Он затрясся от нахлынувших эмоций, уткнулся лбом в землю и, закрывая локтями голову, заскулил пораненным псом. – Мы-ы не виноваты-ы-ы. Нам приказа-али... привезли сюды-ы...

– Где форма? Где ваши нашивки нацистские?

– Нету у нас нашивок, формы нету, дядя, сгорела давно, – рыжий снова оскалил зубы и застонал. Украдкой посмотрев на Глобуса, он упёрся взглядом в кирпичную стену непонимания. – Мы такие тута были, когда ваши нас... Когда захватили...

Глобус утратил объективное восприятие реальности и слепо следовал зову ярости. Он замахнулся, пытаясь ударить рыжего по голове рукоятью пистолета, но руку перехватил Игорь. Надавив всей своей массой на Глобуса, Игорь оттолкнул его от пленника.

– Не надо шалить, Глобус! Ты попутал? Вообще-то здесь мы – нормальные люди, а фашисты – они, – прорычал Игорь, широко расставляя ноги и расправляя сильные плечи.

– Ты меня поучи, – гаркнул Глобус, вспыхивая ярким пламенем. – Сам нарвёшься!

– Слышишь, да, «боевик»! Это дети совсем! – бегло осмотрев пленных армейцев, заключил Игорь. – А если ты драки хочешь, так ты иди, давай, повоюй там, где по-настоящему стреляют! Иди, иди, вояка! Сам в плен хоть кого-нибудь возьми!

Глобус, свирепо рыча, злобно потряс пистолетом. Корчась от бессилия, он разок выстрелил в воздух и, плюясь, неторопливо пошёл к дороге, на обочине которой, наставив в сторону села стволы дюжины автоматов, лежало полтора десятка ополченцев.

– «Героям славы» ему захотелось! Козёл лысый, – поправляя на голове бейсболку, заключил Игорь.

Игорь и Афганец остались в лесополосе заниматься пленными. Последние дни эта непростая работа легла на их плечи.

– Мобилизованные мы. Из училища нас забрали в армию. Не «нацики», не «правосеки» мы никакие, – плакал рыжий, змеёй извиваясь на земле больше от обиды, чем от боли. Двое его сослуживцев опустив головы, молчали.

– Вставай, хватит ныть, ты же солдат, а не тряпка! Сядь, вон, уймись, успокойся. Не уважаю таких, – опустившись на корточки подле рыжего, укорил его Афганец. – Тебя не бьёт никто, а ты уже мокрый весь! Не ной!

– Да, да, сейчас, – согласился пленник, быстро обтирая лицо дрожащими ладонями.

– И вы, пацаны, вставайте с колен, успеете ещё, насидитесь! Откуда вы здесь? Как зовут? Где документы? С вами «нацики» или «правосеки» были? – обратился Афганец к остальным.

– Мыкола я, он – Слава. 80–ая бригада, десантники мы, – представился бледнолицый паренёк с усыпанным веснушками лбом, быстро поменяв позу. Он сел под дерево и, трусливо поджав под себя ноги, подавленно опустил плечи.

– Сначала рота здесь наша была. Давно ещё, – Мыкола неопределённо махнул рукой. – А после вчерашнего обстрела кто смог – ушёл, кого смогли – вывезли ночью. И командир ушёл. Документы наши забрали. А мы втроём вроде как прикрывать остались.

– Он за нами обещал вернуться, – вставил своё слово Слава. – Может, не срослось чего. Ночью мы устали просто, тут же неделю ад был, и уснули. Вот, к вам и попали. У нас «правосеков» и «нациков» нет, и не было никогда.

– Хороши, десантники, взяли и уснули! Спали они, понимаешь, спали, – развёл руками Игорь, – и чуть жизнь свою не проспали!

– У нас, при СССР, ну, при Советском Союзе, тридцать пять лет назад, за такие выкрутасы, как сон на посту, офицеры ещё в учебке неделю кипятком ссать заставляли. Зато уже на боевых, в Афгане, такого позора никогда не случалось, – Афганец снял с пояса фляжку, скрутил колпачок, протянул рыжему. – Держи, пей. И вы, хлопцы, пейте! И скажите, кто по нам так прицельно бьёт тогда, если все ваши ушли? Кто артиллерию навёл?

– Как я понимаю, глядя на вас, артиллеристы из вас никакие, – Игорь отряхнул пыль с коленей. – Значит, тут ещё кто-то есть. Знаете, где?

– Это на автомастерской. В гаражных боксах, от нас отдельно. Мужики какие-то в песчаной форме. Батальон «Азов», вроде, – жадно глотнув воды из фляжки и сбив дыхание, ответил рыжий. – Один в чёрных очках к нам иногда приходил. Может, это они навели.

За дорогой послышались разрывы мин. Зашипела радиостанция Игоря.

– «Эвакуаторы» на связи, – встревожено ответил он.

– «Коробочку» подбили! Вышла из строя «коробочка»! Попадание противотанковой гранаты в бортовую проекцию! Возможно воспламенение машины с последующим взрывом боекомплекта! Док, Быстрый, нам срочно нужна ваша помощь, – обрывающимися фразами докладывал знакомый голос начальника разведки, хриплый и кашляющий. – Один «двухсотый» и один «трёхсотый»! Командир машины застрял в башенном люке – он «двести»! Механика выбросило под гусеницы! Возможно, он жив. Ещё двоих не вижу, дым! Как поняли?

– Я уже иду, но не вижу её! Я на обочине у лесополосы, на три часа от тебя! Где «коробочка»? Я не вижу её, – вышел в эфир Доктор. – Где она?

– Я тебя наблюдаю, Док! Двести, двести двадцать метров строго на десять часов от тебя! Там несколько деревцев на бугре в поле, прямо вдоль линии электропередач. Двигай туда, а я прикрою огнём! Давай, – взволнованно прокашляла радиостанция.

– Иду за Доктором, я – Быстрый. Док, иду, выдвигаюсь вслед за тобой, – крикнул в рацию Игорь. Насадив бейсболку на голову козырьком назад, надев сверху каску и перевесив автомат за спину он, перепрыгивая через низкий кустарник, резво побежал к дороге.

– С Богом, – только и успел крикнуть ему в спину Афганец.

Упав в пыль на обочину подле Глобуса, Игорь вырвал из его рук бинокль. Оглядев округу, заметил жиденький чёрный дымок, расползавшийся из-за бугра. Вот она, горящая БМП, понял он, обдумывая пути подхода к цели.

В вершину бугра упиралась узкая колея грунтовки. Можно было ползти по ней. Наикратчайший путь.

– Замануха! Сто пудов – замануха. Пристреляли, небось, дорожку! Не угадали, я к вам, уроды, на жаренное не полезу, я в сковородку не хочу! – прошептал Игорь. Он решил ползти к машине по полю, ориентируясь на бетонные столбы линии электропередач. – Все настоящие герои всегда идут в обход!

Мало того, что расстояние до бугра составляло метров не двести, а все триста, так ещё и поле, по весне по-хозяйски засеянное подсолнухом, было выгоревшим, абсолютно лысым. Но деваться некуда. Игорь, стащив бронежилет, кинул его в неглубокую воронку, оставленную в мягком чернозёме поля взрывом мины. Следом он швырнул туда разгрузку с боекомплектом и каску, мысленно перекрестился, вдоволь поматерился и пополз в сторону подорванной бронемашины. Стоптанные пятки ботинок Доктора волочились по земле далеко впереди.

Ещё десять минут назад, когда военнослужащие украинской армии начали массированный обстрел позиций ополченцев, Доктор, накрыв лицо панамой, безмятежно спал в заранее выкопанной ямке в тени худеньких берёз. Ночь для него была крайне тяжёлой, бессонной и нервной. При ярком свете луны и тусклом – фонарика с новыми батарейками – Док занимался нелюбимым делом: писал отчёты по расходованию лекарственных препаратов, по большей части абсолютно никому не нужные, составлял списки необходимых медикаментов, запасы которых с каждым днём неумолимо стремились к нулю, расфасовывал имеющиеся таблетки по разным пакетикам, и курил. А утром, когда большинство нормальных людей проснулось и занялось действительно важными делами, врач вдруг почувствовал нечеловеческую усталость. Аккуратно собрав медикаменты и бинты в рюкзак, он завалился спать в кузове своего «Урала».

Однако поспать не дали. Сначала повезли по колдобинам к месту сбора групп. Потом, под предлогом загрузки боеприпасов, выгнали на улицу. Затем, по дороге к району проведения операции, снова разрешили покемарить в «Урале», но уже сидя в кабине. И, наконец, вытолкав из машины в точке, обозначенной как «пункт сбора убитых и раненных», вновь позволили ненадолго закрыть глаза и погрузиться в сладкое царство Морфея.

Неудивительно, что голодный, грязный и полусонный военврач был крайне раздражителен и зол. Мало того, что его лишили всех доступных на войне прелестей жизни, как то чай, вода, сон и сигареты, так ещё и заставили ползти под обстрелом за трупами. Он был абсолютно уверен, что живых после расстрела БМП не осталось, и на чём свет стоит клял своего командира за приказ «работать» средь бела дня, а «укропов» – за обстрел. Клял, пока не услышал душераздирающий вопль раненного механика-водителя. Доктор физически не мог видеть этого, фактически вернувшегося «с того света» человека, но настроение его сиюминутно переменилось с тоскливо-ворчливого на агрессивно-боевое.

Доктор полз изо всех сил. Его сухое жилистое тело ужом извивалось по земле. Твёрдые толстые кочерыжки подсолнуха, выглядывавшие из-под сохлого, обожжённого пожаром грунта, больно царапали лицо и шею Доктора, цеплялись за лямки рюкзака, кололи в живот и пах, но он терпеливо молчал и упорно скользил вперёд.

Игорь немного отстал. Мускулистый и широкоплечий, он выглядел намного мощнее военврача, но чуток уступал ему в скорости, жажде борьбы и психологической устойчивости.

– Я здесь, друг, я уже здесь, а ты – терпи! Боль – это всего лишь неприятное эмоциональное переживание, – военврач, достигнув механика чадящей бронемашины, вцепился двумя руками тому в воротник комбинезона и поволок в небольшую воронку на дороге. Три метра пути показались ему тремя сотнями и дались с огромным трудом.

– Дурацкое место, – проворчал военврач, оглядываясь. Он снова поволок механика, левее, ещё левее, в природную ложбинку в поле. – Так-то лучше, – вибрирующим в такт пульса голосом констатировал Док, озираясь. – Хрен достанут.

Лёжа то на боку, то на животе, Доктор вколол механику обезболивающее и наложил шину на левую руку. Две заранее заготовленные для этого дела палки он выдернул из бокового кармана своего чудесного рюкзака.

– Органические повреждения человека современной медициной излечимы, а вот с эмоциональными – дела обстоят хуже. Постарайся забыть об источнике переживаний, и ты забудешь о боли! Остальное я беру на себя, – шептал военврач, глотая собственный пот. – У тебя шок, контузия головного мозга и закрытый перелом лучевой кости. В целом – полная ерунда! Признаться, я вообще думал, что ты в ящик сыграл! Большой и чёрный.

Потерявший сознание механик-водитель не мог слышать голоса своего спасителя, но Доктор говорил не для него. Он сам себе ставил диагноз.

– Главное в нашем деле – не впадать в депрессию. Снижение настроения и утрата способности переживать радость, адекватно мыслить и реально оценивать происходящее вокруг могут инициировать потерю интереса к жизни! А этого допускать нельзя! Социальная терапия – вот главное лекарство! Старые друзья, любимая женщина, занятное хобби, интересные фильмы и книги, занятия физической культурой и активный отдых – вот что нам нужно! Когда вернёмся с войны, я уделю этому время, уж поверь мне!

– Док, я здесь, я дополз-таки, – задыхаясь, смахивая слюни с подбородка, тыкнул военврача в плечо Игорь. – Давай, если ты закончил колдовать, я его заберу!

– Погоди, не спеши, пусть лежит, не убежит никуда. Вон, мы сейчас с тобой тем бедолагой займёмся, – Доктор посмотрел на БМП. Она как-то слабо и нехотя горела внутри, едкий дым выбивался из открытых люков.

Муравьём метнувшись к бронемашине, Док констатировал неприятный факт: погибший боец застрял в люке, свесившись в сторону позиций «укропов». Ни дым, ни сама броня никак не прикрывали военврача в случае попытки залезть на БМП и вытянуть погибшего. Нужно было обползти боевую машину вокруг и найти оптимально безопасную точку, чтобы с земли попытаться подцепить «двухсотого» крюком.

– Игорь, давай сюда, вдвоём сдёрнем! Я один не смогу, – Доктор вытащил из верхнего накладного кармана рюкзака верёвку с крюком на конце. Изловчившись, со второго раза он сумел подцепить повисшее на броне тело. – Давай, тащим на счёт «три»! И – три!

Две попытки стащить погибшего вниз успехом не увенчались. И не хватало сил, и ноги покойника, видимо, застряли, поддев что-то внутри бронемашины. А подняться не то что на ноги, даже на колени не давали украинские военные, бегло постреливавшие в сторону бронемашины из стрелкового оружия и миномётов.

Пули то со свистом пролетали над головами «эвакуаторов», то, искря, рикошетили от бронемашины вверх и вниз, то попадали в бездыханное тело механика. Мины ложились в поле, не долетая вершины бугра метров пятидесяти, на внешней стороне.

– Мать их, перемать! Молотят, «яйценюхи»! Они видят нас что ли? – обеспокоился Игорь. Ему страшно хотелось пить, есть и жить. – А если снайпера сюда подключат на нас?

– У меня пистолет, – отозвался Доктор. – Не переживай, я тебя дострелю, раненого.

– Да пошли бы они, сил уже нет, – вдруг закричал Игорь. Он вскочил, прыжком взобрался на броню, подхватил погибшего под мышки, рывком вытянул из люка. Спрыгнув с ним в обнимку вниз, больно ударился коленями о землю.

Откатившись на метр, Игорь застонал, но быстро поборол боль, и на карачках подтянул «двухсотого» к Доктору.

– Плохо стреляете, дебилы, – прорычал Игорь, обращаясь к невидимому противнику. Плюхнувшись на спину подле военврача, он продемонстрировал «укропам» «фак».

– Молодчина ты, Быстрый! Ты – красавчик! – искренне обрадовался Доктор. Он счастливо улыбался Игорю. – Сам как? Ноги целы?

– Жив я, – градинки пота затекали Игорю в рот, – тьфу, на!

Ошеломлённые наглым и объективно бесцеремонным поведением ополченцев, украинские военные дружно обрушили на БМП весь свой праведный гнев. Грохот выстрелов и взрывов стоял неимоверный. Свист летающих боеприпасов оглушал. Между тем, виновник суматохи – Игорь – плевать хотел смерти не просто в лицо, а, желательно, в самый глаз. Он окликнул военврача, весело подмигнул ему, вцепился погибшему в капюшон спецовки и поволок за собой.

– Я тут лежать и ждать, пока боезапас сдетонирует, и это железо рванёт вместе с нами к чертям собачьим, не хочу. Нема желания!

– Да нет в «коробочке» боезапаса, парни отстреляли всё, – крикнул Доктор, не поднимая головы. – «Укры» сейчас перебесятся, стихнут! Погоди!

Но Игорь не слышал или не слушал товарища. Он врубил четвёртую передачу в своей автоматической коробке передач, запрятанной в тёмных недрах серьёзно контуженой головы, и ползком спешил к спасению.

– Док, я верю в нашу победу над «укропами» в самом скором будущем! Но щас, давай, «уёбын зе битте», пожалуйста, – шептал Игорь, еле шевеля губами. Он слышал своё тяжёлое, подорванное многолетним курением дыхание и громкий стук готового к надрыву сердца лучше, чем гром разрывов мин. Одышка давно тяготила его, изъедала изнутри, корила слабостью характера, а тут – поставила под вопрос саму жизнь. Но Игорь выпутался, выдержал, выполз. Сталкивая тело «двухсотого» с обочины, он кувырком покатился за ним. – Хрен я вам, «яйценюхи» нашего парня оставлю! Мы своих не бросаем!

Доктор никак не успевал за товарищем. Волоком подтягивая к себе стонущего в бреду механика, он искал глазами ещё двоих членов экипажа, но не находил их. Только через полчаса он узнает, что парни сумели выпрыгнуть из БМП и самостоятельно добраться до лесополосы на левом фланге, туда, где находились позиции Донских казаков.

Скоро осмотрев наспех перевязанных фельдшером раненых, которых к моменту возвращению Дока и Быстрого на опорный пункт отряда оказалось аж семеро, мужики погрузились в грузовик и все вместе выехали в город, в больницу. Быстрый – за рулём, Доктор – на пассажирском сиденье, восемь раненых и аккуратно завернутый в полиэтиленовый мешок погибший механик БМП – в кузове.

Выскочив из лесополосы на асфальтированную дорогу, Игорь поддал газу, разгоняя «Урал» до максимальной скорости. Ехать до больницы было не меньше часу, поэтому, не смотря на качку и тряску, Доктор, уронив голову на грудь, сразу задремал. Даже сильно ударяясь на поворотах об остов двери виском или челюстью он, не открывая глаз, немного менял позу и продолжал свою тщетную попытку отдохнуть.

Минут через двадцать, пересекая развязку с городской объездной дорогой, опытный Игорь обратил внимание на двух странных парней в прочихавшем навстречу старом, ржаво-зелёном «УАЗе» с откинутым тентом и треснутыми ветровыми стёклами. Они оба – одетые в несвежий песчаный камуфляж и панамы – слишком уж радостно помахали Игорю руками.

– Чёрт, – закричал Игорь, пугая Доктора в неспокойном сне, – у них белых повязок на рукавах не было! Это «укропы» проехали! Док, ты слышишь?

– Да, слышу, – сонно ответил военврач. – Чего орёшь-то?

– А вдруг там, впереди, «укропы»? А? Кто знает? – продолжал орать Быстрый. – Звони командиру, пусть подтвердит, что дорогу наши держат, – громко потребовал он.

Сбросив скорость, «Урал» съехал с асфальта и остановился, пропустив через себя плотные клубы поднятой с обочины пыли. Игорь нетерпеливо барабанил по рулевому колесу, Док пытался дозвониться до руководства отряда. Неудачно.

– Что делать будем, друг? – военврач встревожено озирался по сторонам. – Куда поедем?

– Ты дозвонись, Док! Скажи им про «УАЗик», пусть наши примут этих... «укропов». Спроси про больничку: стоит туда соваться? Вдруг всё переменилось? – заметно нервничая, Игорь неуклюже листал перед собой потрёпанный дорожный атлас, пытаясь быстрее найти нужную страницу. – Я это место плохо знаю, лет пять назад здесь ездил, всё забыл!

– Ты чего так разошёлся, друг? Только что спокойно под пулями ходил и врагу в ноги кланяться не желал, а тут заголосил, как баба, – подавив тревогу, Док настойчиво нажимал на кнопки телефона. – Сейчас до больницы дозвонюсь, и всё выясню, раз командир «вне зоны».

– Какой больницы? Там света во всём городе нет, и связи тоже!

– В больничке генераторы свои. Дозвонюсь, – Док поднёс аппарат к уху. – Чёрт! Никаких гудков! Сигнал вообще не проходит!

– Там из раненых в кузове никто копыта не откинет? Все же лёгкие? – Игорь посмотрел в зеркала заднего вида. – А, Док? Отвечаешь?

– Никто, если ещё раз продезинфицировать и обработать их раны. У всех по мелочи! Там после взрыва мин их камнями обсыпало, асфальтом, мелкими осколками посекло. Хотя, возможно, кое у кого осколки извлекать надо. Я в спешке не очень заметил, – вслух рассуждал военврач. – Ну и наш механик с переломом и контузией.

– Валим назад? – Игорь отбросил атлас за сиденье, обтёр рукавом пот с лица, накрыл ладонью рычаг коробки передач. – Командуй!

– Вперёд, друг! – Доктор указал по направлению «город». – Чего мы сомневаемся? «Укры» сегодня на рассвете город из «Градов» поливали. По своим же крыть не будут, так?

– Да кто их знает, этих укурков чёртовых? – перекрикивая рёв набирающего обороты мотора, прокричал Игорь, втыкая третью передачу. – Они и по своим очень метко научены!

– Впереди будет церковь, у самой дороги. Когда до неё доедем, дорога плавно правее уйдёт, затем – левее. Дорога там змейкой. И сразу за вторым изгибом – блок–пост казаков. Там был флаг казачий, огромное полотно, издалека видно будет. Есть сейчас флаг или нет – это важно. Он и послужит ориентиром.

Игорь не заставил себя ждать, уже переключал на четвёртую. Двигатель ревел, визжали колёса, приближался первый поворот.

– Оружие – к бою, – крикнул военврач, достав автомат и дослав патрон в патронник.

– Если что: живыми не дадимся, не боись, – мрачно подмигнул ему Игорь.

Не доезжая метров триста до блок–поста казаков Игорь, выруливая из-за опасного поворота, отчётливо увидел их трепыхающийся на ветру флаг с нескромного размера надписью «За Веру, Дон и Отечество».

– Странные они, эти алкаши, – усмехнулся водитель. – Разве Дон и Отечество – разные для нас понятия? По-моему, Дон и есть наше Отечество! А слово «вера» – почему у них с большой буквы? Она, что, женщина? Недоумки!

Не успел он подумать, чего скабрезного сказать казакам по этому поводу, как прогремел оглушительный взрыв. Сверкнуло подобие молнии, с земли к небу взметнулся широкий столб пламени. В грузовик полетели асфальт, щебень, осколки. Впереди явно образовалась воронка шириной во всю проезжую часть.