Текст книги "Выбор Донбасса"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)

– Суки! – заорал Игорь, нажимая на педаль тормоза и выкручивая руль резко вправо.

Прогремела ещё серия взрывов. В непроницаемой пелене асфальтового крошева, пыли и дыма Игорь сумел сбросить скорость до минимальной и удержать машину на колёсах, но контроль над дорогой, естественно, потерял.

Слетев в глубокий кювет, «Урал» жёстко ударился о глиняную колею грунтовой дороги, укатанной параллельно асфальтовому шоссе, подмял под себя частокол кустарника и закатился в лесопосадку. По инерции проехав по высокой траве еще несколько метров, машина цепанула передним бампером толстый ствол высокого дерева и заглохла. Ветровые стёкла треснули и вылетели. Игорь и Док, обсчитав локтями и головами большую часть деталей кабины, сумели отворить двери и буквально вывалились наружу, напоследок опробовав боками металл подножек «Урала».

Волна разрывов сначала откатилась от машины в сторону блок–поста, затем раскатистым цунами нахлынула вновь.

Воздух свистел осколками. Земля дрожала, гудела и стонала. Раненые орали в кузове. Игорь, не замечая крови на лице и руках, обполз машину и добрался до военврача, всем телом прильнувшего к земле у переднего колеса. Руками прикрыв голову, водитель прижался к земле рядом с товарищем.

Внезапно всё стихло. И – бах! Секунда мёртвой тишины подчеркнула последовавший разрыв, оглушающей мощью вырвавший дерево из земли. Невидимая сила тотчас поставила на бок многотонную машину ополченцев, качнула, и обдала дыханием смерти.

«Урал» с сухим скрежетом опустился на все шесть колёс. Скрипя рессорами, словно усталый древнерусский богатырь вожжами верного коня, автомобиль повышенной проходимости медленно пошатнулся и застыл, едва не придавив вросшего в грунт Доктора.

Противно зашипело над самой головой. Всего на пару сантиметров выше присыпанного землёй затылка врача из колеса выглядывал громадный осколок реактивного снаряда. Величиной с ладонь. Пронзив твёрдую резину как нож масло, он с визгом выгонял из покрышки сжатый воздух.

Доктор открыл глаза и ловко перевернулся с живота на спину, слегка подтолкнув Игоря. Очнулся и Игорь. Перемазанный кровью, с серо-коричневым от пыли лицом, он задрал голову к небу. Раскрыв рот и жадно шевеля порванными губами, Игорь громко засасывал в себя воздух. Остро воняло соляркой, машинным маслом, жжёным порохом, горелым брезентом и плавленым металлом. Под колёсами «Урала» нехотя горела жёлтая трава. Сухая древесная труха и искусно поджаренные листья, неспешно кружа вокруг, придавали остроту сюрреализма.

Где-то высоко над всем этим апокалипсисом беспечно плыли тонкие полупрозрачные облака.

– Я думаю, нам пора тикать отсюда, – сплёвывая грязную слюну, еле прошептал Доктор.

– Согласен, брат, – Игорь, поднявшись на ноги, нервно засмеялся.

Доктор его не слышал. Встав, он покрутил головой, поднял к небу руки, дважды присев, похлопал себя по груди и плечам и – услышал раненых.

– Мать вашу, – в неистовстве закричал Доктор, заспешив к кузову «Урала». Тент был разодран в тысяче мест и зиял неровными отверстиями. – Мать вашу, – военврач почти плакал, заглядывая внутрь через пробитый задний борт. Раненые валялись друг на друге вповалку с носилками, одеялами, тряпками, бинтами, бронежилетами, различным хламом. Хорошо, что оружия, боеприпасов и иных металлических деталей или запчастей в кузове не было, вытащили, когда готовили под санитарные нужды. – Мать вашу!

Вдвоём с бесноватым мужичком с перебинтованной ногой, хромающим, в безразмерных полосатых трусах и порванной морской тельняшке Доктор вытащил из разбитого в щепки кузова остальных ополченцев. Двое были без сознания, остальные исступленно стонали, безумно кричали и тихо причитали, хватаясь за покалеченные конечности и потирая головы. Тройка переломов и дюжина ушибов, полученных при падении машины в кювет, – вот и все последствия обстрела!

– Я грешным делом было подумал, что вы все в кузове померли, – как на конвейере, одного за другим, вторично осматривая пострадавших, признался Доктор, вкалывая очередному пациенту обезболивающее. – А вы – целёхоньки!

– А що нам буде? – тонким голоском вопрошал мужичок в тельняшке. – Коли враз не вмерли, іншого разу не бувати!

Игорь чужими молитвами и своими «растущими откуда надо» руками сумел завести двигатель и сдвинуть раненую машину с места. «Прихрамывая» поочерёдно на четыре спущенных из шести колес, издавая странные рокочущие и булькающие звуки, «Урал» медленно двигался по грунтовке. Из разбитой панели приборов торчали осколки, датчики не работали, двигатель готов был «дать клина», но в целом автомобиль со своей задачей справился, доставив ополченцев до блок–поста казаков.

– Ты посмотри, старик, топливная система не пострадала. Насосы, баки, топливопроводы низкого давления, фильтры – всё живое, – восклицал Игорь, покачивая головой. – Нас Бог явно чему-то научить хотел, и не хотел, чтоб мы сдохли!

От удара дивизиона «Градов» ВСУ пострадала и старинная церковь, и близлежащие частные дома с их хозяйственными постройками, и вся инфраструктура блок–поста вместе с парой приданных «старушек» БПМ–1 и трофейным грузовиком «ЗИЛ» с двумя плохо закрашенными жёлтыми полосами на капоте.

Лёгкие ранения и контузии свалили троих казаков. Помощник их атамана получил ожоги. Жертв и пострадавших среди мирного населения удалось избежать по одной простой причине: мирные давно покинули здесь свои дома и уехали или ушли в Россию.

«ЗИЛ» пылал ярким пламенем, казаки суетливо бегали вокруг, бросая свои устремления то к попыткам потушить грузовик, то к намерениям оказать первую помощь своим раненым собратьям. У одной БПМ осколками пробило дополнительные топливные баки, расположенные в задних люках. Солярка, пятью тонкими ручейками заструившись ровнёхонько в сторону пожара, грозила новым взрывом.

Игорь первым обратил внимание на эту проблему. Не раздумывая, он забрался на бронемашину, прошмыгнул в открытый люк. С третьей попытки смельчак сумел завести двигатель и отвести БМП метров на двести от блок–поста.

Доктор быстро нашёл помощника атамана. Сорванная с него одежда ещё дымилась на асфальте, а сам помощник со слипшимися на голове клоками опалённых волос в одних трусах лежал на раскрытом спальном мешке. Без сознания. Над ним колдовал местный престарелый санитар в очках с мутными оцарапанными стёклами. Рядом на коленях стоял молодой казачонок в кубанке и застиранной полувоенной одежде.

– То мой брат, мой брат умирает, – вытирая слёзы, причитал казачонок.

– Я – Доктор, – представился Док, с ходу приступая к делу. – Что у него?

– Ожог лица, шеи, груди, внешней стороны обеих рук до плечевых суставов, – устало отчитался санитар. – Я раньше, ещё сто лет назад, на скорой помощи работал. Вот. Обработал ему раствором фурацилина. Анальгетик вколол. Это должно позволить...

– Предупредить развитие болевого шока. Правильно. И не даст резко подняться температуре, – завершил за него Док. – Молодец, друг, всё правильно сделал!

– Что смог! Бинтов и марли нема. Пузыри уже надулись, видна тканевая жидкость, но угрозы жизни нет. Вторая степень.

– Ты, – указал Док молодому в кубанке, – бегом найди мне простынь, чистую футболку или рубашку, без разницы, главное условие – чистота. И полведра холодной воды. Минута пошла!

Пока Док более внимательно осматривал волдыри на теле помощника атамана, казачонок, стараясь не расплескать непослушную воду из раскачивающегося на бегу ведра, уже вернулся. Поставив сосуд у ног военврача, и трепетно вручив ему выцветшую серую футболку в руки, паренёк преданно заглянул ему в глаза.

– Вот, из-под крана набрал, не ледяная, конечно, но ничего. Футболка не новая, но сегодня утром сам с мылом стирал!

– Молодец! Держи её покрепче!

Доктор извлек из нагрудного кармана кителя небольшой нож с остро отточенным лезвием. Порезав футболку на три разных по ширине лоскута, он смочил эти тряпки в воде и уложил поверх ран пострадавшего.

– Вот твоя футболка и превратилась в стерильную марлевую повязку! Носилки неси, будем твоего братана в больничку увозить! Выживет!

– Добре, – оживился парнишка. – У нас аж две носилки е, щас принесу!

Казачонок убежал. Санитар снял очки, нервно подёргивая головой, зачем-то потёр линзы жирными трясущимися пальцами. Доктор схватился за ведро.

– Мне же моих раненых попоить успеть надо, жара такая печёт! А ты, друг, мне тару дай, с собой воду взять, – обратился он к санитару.

– Дам, конечно, дам, есть канистрочка пятилитровая для таких нужд. А ты мне, пожалуйста, помоги, – бойко затараторил санитар, задвигая очки на нос. – Там ещё у меня трое наших мужиков со слепыми осколочными лежат. Их с первого взрыва поранило... Они все на улице стояли, когда началось, вот и... пострадали. Мы их сразу за руки-ноги похватали и в землянку бегом, вон туда, – показал санитар.

– Мы видели их корректировщиков, – признался Док. – Они от вас ехали.

– Богу спасибо, спас! Пересидели налёт. А крови наши потеряли немного. Мы же их, эх, перебинтовали, как сумели, – прокряхтел санитар.

– Я их уже осмотрел. Жить будут. Скоро они к вам вернуться, и тебе, друг, с радости и горилки нальют, и сальца на хлебушек порежут, – взбодрил его военврач. – За спасение!

Док, Игорь и казак-санитар организовали перегрузку раненых из «Урала» на остававшуюся на ходу вторую БПМ. Туда же ловко уместили раненых казаков. За рычаги бронемашины сел штатный механик из местных, Игорь занял место стрелка, а Док – командира машины. Санитар остался на своём блок–посту.

До больницы добрались без приключений.

Дежурная смена охранения медицинского учреждения, на безмолвную радость Доктора, оказалась знакомой. Поприветствовав торчащую из люка голову военврача взмахом руки, старший охранения сам быстро открыл ворота и без долгих формальностей – пересчёта общего количества человек и вооружения, проверки документов у сопровождающих лиц – запустил бронемашину во внутренний двор.

Только остановились у входной двери, ведущей в приёмный покой, и распахнули задние люки, как БМП со всех сторон облепили медработники учреждения, бойцы из охранения и ополченцы, находящиеся на излечении и отдыхавшие в этот момент на улице в курилке. Все искренне старались чем-нибудь помочь.

Доктор с трудом вытянул своё уставшее тело из люка. Он уже не очень чётко понимал что происходит. Кто-то протянул руку и помог ему помягче спрыгнуть с брони на землю. Кто-то спрашивал, не ранен ли он. Кто-то обнял за плечи, завёл в приёмный покой и, оставив у стула посреди коридора, поспешил за следующим вновь прибывшим.

Громко хлопнувшая дверь ординаторской немного привела Доктора в чувство.

– Помогите, – остановил он негромким выкриком первого пробегавшего мимо него человека в белом халате. – Я привёз раненых, мне необходимо их зарегистрировать!

– Что? – человек остановился в метре напротив. – Я вас не слышу, – он взял Дока за запястье и притянул поближе. – У вас пульс еле прощупывается, и давление, скорее всего, упало. У вас, видимо, истощение и обезвоживание.

Военврач почувствовал, что теряет равновесие. Чтобы не упасть, он шагнул вперёд и обнял человека в белом халате, фактически повиснув у того на руках.

Доктор сидел по грудь в воде на берегу широкой реки. Песчаный бережок, тёплые волны, яркое солнце и тёмно-зелёные холмы на противоположном берегу. Надо доплыть до холмов, решил Док и...

– Как ты, очнулся? Видишь нас? Дыши, дыши ровно. Напугал всех! Ты же мужик со стальными колокольчиками, а тут раз, и, – в лицо Доктору улыбалась знакомая физиономия. – Ну, улыбнись, брат, и мир улыбнётся тебе в ответ!

Военврач лежал на лужайке под деревом во внутреннем дворе больницы. Невысокая старая айва с земли казалась ему просто исполинским созданием, самым высоченным деревом на планете. Её тонкая косая тень закрывала Дока от солнца. Далеко в синем небе объёмные перьевые облака образовывали причудливые морды жирафов, лошадей и львов.

– Мать! Где я? В сказке? – Доктор прищурился и тяжело привстал на локтях.

– Сейчас точно окажешься! Медсестра, в руки которой ты упал, пошла за чаем, – оскалился Игорь, прикуривая сигарету. – Ты прикинь, старина, чай не из пакетика! Девушка заварит чай специально для тебя! Крепкий принесёт, с сахаром!

– Я кофе люблю, – протянул военврач, – а не чай. И давно я здесь?

– Нет, минуты три прошло, четыре, как ты брякнул, – Игорь отогнал от себя дым собственной сигареты. – Хорошо, я как раз в больничку вошёл и увидел твой кордебалет! Схватил и сюда, на воздух. Она тебе в нос нашатырь сунула и говорит: пусть отдохнёт минут пятнадцать, а я пойду сладкого чаю принесу. Полезно, говорит.

– Надо же! А я сон увидеть успел. Не сон прямо, а кино, чёткое такое, цветное. Даже жалко, что не до конца досмотрел, – Док удобнее прислонился к дереву спиной. – Как сладко пахнет воздух! Хорошо-то как!

– Неужели? – Игорь искренне засмеялся. – Ты бы видел себя, дружище! Ты похож на смерть! Зацени, – он поднёс к лицу Дока малюсенькое круглое зеркальце.

Доктор в страхе отшатнулся от изображения осунувшегося, покрытого рыжей щетиной до самых ресниц лица скуластого старика, обвалянного в песке и крови. Его жёлто-серая кожа морщинилась в складках уголков впалых глаз. Мутные зрачки медленно передвигались в покрытых красной сеточкой паутины орбитах. Сохлые, потрескавшиеся губы едва шевелились.

– Твою ж дивизию, – Доктор растянул рот в улыбке. – Франкенштейн!

Володя

Штурм стратегически важного объекта едва не провалился. Два отряда ополченцев из трёх, собравшихся на это грандиозное мероприятие, не вышли на исходные рубежи, проигнорировав сигнал о совместном начале атаки.

Всё гениальное просто. Сначала мощная артиллерийская подготовка, затем пехота под прикрытием бронетехники и пулемётов. По плану. А на деле...

Начиналось красиво. Понимая, что в позиционной войне артиллерийская мощь – главный залог победы, ночью на объект «обрушился» невиданной силы «Град». Шесть установок реактивных систем залпового огня – три огневых взвода по две машины – оплавили землю вместе с противником. Затем в раж вошла ствольная артиллерия: гаубицы Д-20 и Д-30 и пяток танков всех мастей израсходовали весь боезапас. А с восходом солнца округу рычащими моторами растормошили БМП и бронетранспортёры: с фронта к атаке подготовился отряд из двух сотен опытных ополченцев из местных мужиков и российских добровольцев.

Костяк отряда воевал вместе уже десять недель, командиры подразделений всех уровней отлично друг друга знали и посему доверяли соседу как себе лично. Командир отряда, начальник штаба и начальник разведки были хоть и немолодыми, но кадровыми военными, в советские времена получившими отменное образование и опыт службы в различных частях бывшего СССР и не только. Непроверенных людей в отряд старались не зачислять, за новобранца должны были ручаться два «ветерана». Россиян, желавших примкнуть к подразделению, проверяли особо тщательно, изучали их биографию и боевой опыт, имелся даже штатный контрразведчик (из бывших борцов с оргпреступностью) для «вычисления» и недопущения в «братский круг» лиц с криминальным прошлым.

Накануне штурма, впервые проведя с личным составом занятия по политинформации, командиры, в качестве опознавательных знаков «свой-чужой» раздали всем чёрно-оранжевые георгиевские ленточки и велели приколоть на грудь. Белые повязки на левую руку также назвали обязательным условием. Не возбранялись и нашивки с логотипом «вежливых людей», вышивкой «Народное ополчение Донбасса» или флагом Новороссии – червлёным прямоугольным полотнищем с Андреевским крестом, окаймлённым серебром.

Спозаранку, с получением условного сигнала отряд вышел из лесопосадки и под прикрытием брони двинулся на объект. Оставшиеся за деревьями миномётные расчёты разок «влупили» из всех стволов, заставляя украинских военнослужащих не покидать нор, в которые они заныкались, прячась ночью от ударов реактивной и ствольной артиллерии. До их позиций, траншей, землянок и блиндажей ополченцам оставалось преодолеть не более четырёхсот метров открытого, как футбольное поле, пространства.

С левого фланга отряд должны были поддержать лихие казаки. Более сотни внучков «Тихого Дона» ранее согласились выйти из перпендикулярной объекту лесополосы и ударить по «укропам». И даже пулемёты и гранатомёты под это дело выпросили. Но воевать не вышли.

Позже их толстопузый атаман, широко распиаренный падкой до красивых имён и громких заявлений прессой, отталкивая от себя командира отряда, сообщит, что не видел сигнальных ракет, не слышал призыва по радиостанции и не сообразил, что за нарастающая стрельба всё утро идёт в поле между лесочком и объектом. Поводя пьяными глазами в разные стороны, громко рыгая и неумело пряча довольную ухмылку на широком круглом лице, он заявит ополченцам, что его казаки – структура самостоятельная, и он ни перед кем отчитываться не собирается. Бог ему судья. Хотя командир и хотел – очень и очень хотел – приложить свой свинцовый кулак к рыхлой физиономии главаря казачьей банды, но сдержался. Поигрывая нездоровым румянцем на лоснящихся щеках, атаман скрылся в апартаментах своей цветастой палатки и был таков. А его полупьяный табор ещё два дня продолжал возлияния.

– Первым делом нам ВСУ и киевских «нациков» победить надо, а потом и до этих алкашей руки дойдут, – втайне командир утешал себя будущими разборками с казаками, избегая их сейчас. – Должен же кто-то и в тылу на блокпостах стоять, и хозяйственными вопросами в освобождённых от киевской хунты сёлах заниматься.

Справа от отряда, на единственную дорогу, соединяющую объект с городом, должны были выйти до сотни российских добровольцев, обособленной ротой неплохо воевавших в окрестных сёлах. Блокирование автоузла бронетехникой и создание постоянного огневого давления на объект справа – было их основной задачей, с которой они не пожелали справиться. Отсутствие сильного и уважаемого единого командира и слабая мотивация сделали из их потенциального кулака расслабленную пятерню, где каждый палец сам за себя.

Всего три единицы бронетехники и два десятка ответственных и отвечающих за свои поступки человек из этой роты получив сигнал, заняли дорогу, обстреляли позиции ВСУ и даже сожгли один из двух танков «укропов» на своём направлении. На большее не хватило сил. Остальные восемьдесят рыл спокойно спали, отдыхали и «зализывали раны», полученные в бою в сопредельном селе накануне. Только ближе к закату, когда объект пал, и десятки украинских военнослужащих вышли с поднятыми руками на дорогу, добровольцы, продрав глаза и лихо нахлобучив на головы голубые, зелёные или краповые береты и засунув руки в перчатки с обрезанными пальцами, «блеснули мастерством», «упаковывая» обречённых пленников и снимая это на видео.

Но, то потом. А пока Доктор изо всех сил мчал вперёд, проклиная тот день и час, когда решил покончить с мирной жизнью и идти воевать за свободы и идеалы родного Донбасса. Неподалеку тяжело дышали Принц, Алтай и Саша. Они ни о чём не думали, они просто втянули головы в шеи и быстро передвигали ногами, ища своего шанса в игре на выживание.

Игорь семенил вслед за своей косой вытянутой тенью напряжённо, спотыкаясь и горбатясь. Усталость наслоилась в нём, чувство страха притупилось, глаза смотрели тоскливо.

Чуть сзади задыхался от нехватки кислорода и переизбытка адреналина Афганец. Вот он точно не испытывал никаких моральных неудобств, ему нравилось воевать и рисковать жизнью, он искренне любил войну и все тяготы и лишения, с ней связанные, переносил стойко и даже с радостью, поэтому в душе – ликовал.

А вот Глобусу с его весом в сто с лишним килограммов пришлось попотеть гораздо больше остальных. Попробуй-ка, успей за юрким Доктором или молодым Сашей, когда кроме пивного живота мешают одышка и бронежилет, от которого, кстати, остальные ополченцы на время штурма избавились как от лишнего отягощающего «железа».

Бойцы ВСУ, покинув свои норы после завершения миномётного обстрела, частично вернулись на позиции. И просто обалдели, увидев впереди, всего в паре сотен метров, цепочку отчаянных ополченцев. Солдаты похватали свои пулемёты и автоматы и открыли по атакующим «георгиевцам» шквальный огонь.

Выбора у ополченцев не было. Либо разворачиваться и двести метров бежать назад, до укрытия в лесопосадке, чтобы получить от «укров» пулю в спину. Либо ускориться вперёд, чтобы скорее преодолеть двести метров открытой местности и ворваться в окопы и здания, занятые ВСУ, чтобы получить пулю в лоб.

Классная перспектива.

Тот, кто бежал впереди Доктора, размахивая короткоствольным АКСУ, застенчиво закричал: «Ура, ребята». Игорь несмело подхватил клич, а Саша, выкатив глаза, заорал, что есть сил: «Мама»! Кто-то слева упал, не успев и открыть рта, а справа рухнули, как подкошенные, сразу трое. Вот и человек с АКСУ споткнулся, согнулся и повалился на живот.

Доктор, перепрыгивая через несчастного, профессиональным взглядом оценил его шансы на жизнь как абсолютно ничтожные: одна пуля сломала человеку ногу, жутко раздробив голень, вторая – оторвала всю нижнюю часть лица. Под телом погибшего быстро образовывалась кровяная лужа.

Сашу вырвало на ходу, просто вывернуло наизнанку. Кукурузная каша из красивого трофейного набора западного образца и два глотка остывшего чая, выпитые из «домашнего термосочка» Игоря фонтаном вылетели из юного ополченца на его же засаленную спецовку. Саше сдавило горло. Он остановился, задыхаясь, попробовал за что-нибудь ухватиться, но рядом ничего не было. Саша опустился на колени и снова стал блевать, тряся головой и размазывая жидкую смесь по лицу, шее и груди. Вдруг, взмахнув руками, он резко упал на спину, а лицо его стало кровоточить. Пальцы рук оскребли землю вокруг, согнутые в коленях ноги несколько раз дернулись вверх-вниз.

Глобус едва не наступил на обезображенную голову Саши. Поскользнувшись, он выронил автомат. Мимолётное замешательство в размышлении: остановиться, упасть и затаиться до лучших времён или продолжить бег с финтами, затормозило движение тяжеловеса Глобуса. Он неуклюже подвис, как стоп-кадр на плёнке видеомагнитофона, и сразу же получил пулю в шею. Пуля калибром 12,7 мм сломала бедняге позвоночник и оторвала голову. Бронежилет не спас.

Группа гранатомётчиков ополчения сработала четко. Четыре или пять «мух» одновременно залетели точно в поваленное деревце, под которым удобно укрывался расчёт крупнокалиберного пулемёта НСВ–12,7 «Утёс» украинских десантников. Деревце взлетело в щепках, бруствер развалился и задымил, пулёмёт замолчал.

Игорь первым достиг индивидуального окопчика «укров». Он нырнул туда «башем». Но кроме кучи стрелянных автоматных гильз, рваных кроссовок и мятых пустых бутылок из-под минералки, внутри его никто не ждал.

– Ха, ха-ха, ха-ха-аха, – задыхаясь, истерично захохотал Игорь, за шнурки выкидывая кроссовки из окопа. – Маловат размерчик!

Впереди прогремело несколько взрывов. Пыль, земля, куски битого кирпича и облицовочного пластика встали тёмно-серыми столбами между Игорем и административным зданием объекта. Доктор, выпорхнув из дыма, как приведение из ада, прыгнул в окопчик «солдатиком», нечаянно пнув товарища ботинком в плечо.

Снова грохот, свист падающих снарядов, разрывы, стоны, гарь и земля в небе, и ад на земле! Украинская артиллерия, якобы прикрывая отход своих подразделений, мимоходом ударила с десяти километров в самое пекло боя, покрошив и своих, и ополченцев. А украинские десантники – парни не робкого десятка! Улучив момент и побросав оружие, они шустро повыскакивали из траншей и кинулись к полуразрушенным боксам, там внутри имелись подземные укрытия.

– Сердце, думал, ща выскочит изо рта прямо в пыль, пока бежал, – выковыривая землю из ушей, прохрипел Игорь. – Звездец! Пора на пенсию!

– Рановато ты решил остепениться, друг, рановато, – скороговоркой выпалил Доктор, пытаясь восстановить дыхание.

Желая чуть-чуть разгрузить плечи, на которые болезненно давили лямки рюкзака сзади и медицинская сумка спереди, военврач привстал, по пояс поднявшись из укрытия. И почём зря. Взрывная волна выдернула его из окопчика, тряханула и кинула назад. Боднув незащищённой головой гору гильз от 122-х миллиметровых осколочно-фугасных снарядов, Доктор затих у раскуроченного противооткатного устройства обгоревшей и расплющенной гаубицы Д-30.

– Очнулся? Да, очнулся, пульс стабилизируется, – улыбнулся молодой незнакомый парень с прыщавым лицом и жёлто-красным набухшим гнойником на носу. Под краями грязной бейсболки блестели капли пота на взмокших волосах.

Парень, низко склонившись над Доктором, держал его за запястье.

– Что за цирк? – открыв глаза, Доктор сморщился от яркого света. Голова гудела, в ушах свистело, в животе крутило. Он с трудом дышал, с тонким свистом выпуская воздух изо рта, тяжело прокашлялся.

– Контузило тебя, видать, дружище. Нужны тебе полный покой, госпитализация и медсестрички в коротких халатиках, – парень встал, отряхнул свои широкие шаровары. Крупный, пухлый, похожий на добродушного увальня, он протянул сверху вниз руку. – Ты, мужик, говори громче, не пойму, чего ты там бормочешь.

– Доктор я, – вяло представился военврач, подхватываемый прыщавым парнем.

– А я – Шрек, – ответил здоровяк, растягивая тонкие губы в улыбке. – Я и за медбрата, и за носильщика, и за помощника пулемётчика, и за всех на свете. Мы тут раненых собираем. Сказали, за вами сейчас машина придёт. Отвезёт в город, в больницу.

Доктор стоял на ногах нетвёрдо, словно на палубе прогулочного катера в шторм. Его мутило, руки мелко дрожали. Из носа выступили капельки крови. Под глазами надулись синяки.

– Где Игорь? Быстрый где? – заикаясь, выдавил из себя военврач. Его резко качнуло, ноги стали кисельными.

Шрек подхватил Дока сзади, удержал на ногах.

– Не спеши, тебе говорю, машина сейчас сюда придёт. А кто такие Игорь и Быстрый – я не знаю, – пожал плечами Шрек. – А «укры» сдали объект! Кто сбежал, кто в бункера попрятался, кто лапки к верху задрал и к нам повыходил. Говорят, им, которые по подвалам укрылись, ночью коридор дадут живыми отсюда выйти. Милосердие проявят. А я вот не понимаю – столько у нас раненых сегодня, и погибших много, а мы их, значит, выпустить должны! Бред! Я бы этих «нациков», которые по поводу и без любят «зигу кинуть», вычислил бы, и на тот свет отправил!

– Да и болт им в зад. Пусть живут. Хватит насилья. Пора за стол переговоров. Убивая друг друга, мы не принесём мира, – прошептал Док. Он был безжалостно честен в своих мыслях.

Подошли двое утомлённых молодых парней в зелёных панамах с широкими краями и в пиксельных маскхалатах с трофейными армейскими наколенниками. Автоматы за спиной, на лбу бисеринки пота, губы крепко сжаты. Молча уложив Доктора на носики в положении лежа на боку, они устало поплелись к остановившейся неподалёку «мотолыге». Шрек на прощание помахал рукой. На Доктора наполз туман слабости, он закрыл глаза.

Минут через двадцать военврач окончательно пришёл в себя. Оглядевшись, понял, что лежит на броне ползущего по полю МТ–ЛБ среди десятка раненых и контуженых товарищей. Некоторые из них были без сознания, некоторые бессвязно стонали. Доктору стало стыдно. Он должен оказывать помощь этим людям, а он с какой-то несчастной лёгкой контузией валяется без дела. Так не пойдёт, решил Док, сейчас он соберётся силами, возьмётся за работу, и всё будет хорошо.

Несмотря на давящую головную боль и резь в глазах, Доктор заметил плетущиеся в клубах пыли машины позади «мотолыги». Скорее всего, подумал военврач, Игорь ведёт либо эту «таблетку» УАЗ-452, либо проржавевший КрАЗ-6322 с укрытым тентом кузовом.

Перед выездом на шоссе, когда санитарная колонна из трёх единиц техники остановилась на обочине, чтобы уточнить, куда точно ехать, направо или налево, Доктор узнал в водителе «таблетки» Игоря и радостно закричал, сигнализируя товарищу жестами вялых рук.

Крик его оказался похож на сиплый стон. Однако, сидящие на броне парни в пиксельных маскхалатах всё заметили, сделали правильные выводы и подозвали Игоря к «мотолыге».

Уже через пять минут Доктор обливался потом, примостившись на потёртом откидном сиденье посреди санитарного отсека салона «таблетки» Игоря. На двух носилках вдоль бортов лежали раненые в ноги молодые ополченцы, совсем ещё юноши. На полу напротив Доктора, полулёжа на правом боку, устроился мужик средних лет. Его непропорционально вытянутую голову венчал плотный седой ёжик волос. Широкий нос и квадратная челюсть, мохнатые «брежневские» брови, высокий бугристый лоб, изрытый морщинами тяжёлой юности, толстые губы, массивные мясистые уши. Ладони, каждая размером с пятилитровый тазик. «Бог слепил его из больших кусков плоти», – подумал военврач.

Мужик был разут и раздет, в одних лишь широких синих семейных трусах, которые с лихвой скрывали не только его интимные места, но и обильно волосатые ноги до горбатых лысых колен. Небольшой живот с четырьмя квадратами былого пресса, достаточно мощная грудь и широкие мускулистые плечи также были щедро покрыты растительностью. Наколки криминального характера и армейские татуировки отсутствовали.

Это был враг. Пленный украинский десантник, раненный пулей навылет в левую руку. Кровь ему остановили, руку аккуратно перебинтовали. Игорь предупредил Доктора о пленнике, пересаживая конвоира, сопровождавшего арестованного «укропа», к себе в кабину. Другу место в кабине Игорь не предложил по причине отсутствия пассажирского сиденья. Вместо кресла правая половина кабины была заставлена цинками с патронами для стрелкового оружия и завалена автозапчастями. Конвоир промучился всю дорогу, он то полусидя, то полулёжа колотился о железяки, набив себе немало синяков.

Нельзя расслабляться ни на минуту, понимал военврач, положив правую ладонь на приподнятый из кобуры автоматический пистолет Стечкина. Если что, надо сразу стрелять, иначе в такой тесноте непонятно, кто окажется сильнее, если противник решится действовать, и дело дойдёт до рукопашной.

– Я – Володя, я из Чопа. Русский я-то, национальность раньше в паспорте писали, и в свидетельстве о рождении у меня указано: «русский». В Чопе родился, там и жил, и работал. Строитель, плотник я всю свою жизнь, – заговорил пленник, несмело заглядывая Доктору в глаза. – Мобилизован два месяца назад. На Донбассе три недели. Угодил, вот, в заваруху, не повезло. Пулей руку ещё левую, вот, поранило малость.

– Ты, Володя, хочешь, конечно, чистосердечно признаться, что никого ни разу не убивал, да, – через боль улыбнулся Док. Тело его ныло, но глаза искрились насмешкой. – Давай, смелее, раскаивайся, плачь, проси жизни.

– Не убивал, не убивал, точно, – бодро затараторил Володя, попав на нужную волну. – Я по хозяйству занимался, чинил, плотничал, тыловику нашему головному помогал!