355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » авторов Коллектив » Современная филиппинская новелла (60-70 годы) » Текст книги (страница 5)
Современная филиппинская новелла (60-70 годы)
  • Текст добавлен: 18 апреля 2017, 20:30

Текст книги "Современная филиппинская новелла (60-70 годы)"


Автор книги: авторов Коллектив


Жанр:

   

Новелла


сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

– Ты будешь меня слушать, Даниэль? – У него чуть сигарета не выпала изо рта. – Мы с тобой с чего начали, тем и кончили! Кроме тех двух причин, о которых я тебе уже сказал, есть и еще одна. Не забывай, что ты преступник!

Даниэль встал, и староста Лукас отшатнулся. На шее Даниэля проступили жилы.

– Я преступник поневоле! Я скорее умру, чем украду или совершу какое-нибудь преступление! Но моего отца убили! Убили!!!

– М-мы н-не должны ссориться, Даниэль! Я-я просто объяснил тебе, – задрожал Лукас. И хотя он тяжело дышал, Даниэль, вместо того чтобы наступать, повернулся и, не оглядываясь, ушел. Когда староста пришел в себя, он с дрожью сказал:

– Думал, не жить мне уже на этом свете! – И почесал голову. – Зачем я, дурень, ему это выложил?..

Взгляд Даниэля потемнел от злости. В ушах у него звенело – то ли от голода, то ли от ярости. Он весь дрожал.

Дети радостно встретили Даниэля, но, увидев, что он ничего не принес, снова захныкали: «Ты сказал, что принесешь поесть!», «Ой, я хочу есть!», «Папа, у меня болит живот!»

Даниэль, не удержавшись, пребольно отшлепал детей. Они забились в угол, на их лицах был написан ужас. Он в первый раз поднял руку на своих малышей! И даже на самого младшего! Даниэль вышел во двор, в доме ему вдруг стало душно. Вдали он увидел Пину с Тино. Они о чем-то весело разговаривали, и Тино продолжал смеяться, даже когда они уже были напротив их ворот. Острая боль пронзила грудь Даниэля. Он вернулся в дом, уселся у окна и уставился вдаль.

Дети заплакали громче, когда увидели Пину. Они начали жаловаться на отца.

– Господи, что у вас тут случилось? – спросила у него Пина. Даниэль сделал вид, что ничего не слышал. Пина пошла на кухню. Увидела горшок, в котором не было ни зернышка риса.

– Разве я вам не говорила, чтобы вы заняли что-нибудь у соседей?

Ей опять никто не ответил. Пина повернулась к Эдмонду:

– Ты не слушался отца, да?

– Они говорят, – ответил Эдмонд, – что им нечего дать нам в долг, мама.

Пина взяла сумку.

– Я скоро вернусь. Поищу, где можно что-нибудь раздобыть.

Даниэль не шелохнулся. Пина, так ничего и не поняв, ушла.

Вскоре она вернулась, неся что-то в сумке.

– Я заняла у Тино, – весело сообщила она и тут же принялась рушить зерно. – Он дал нам столько, что и на завтра хватит.

– А почему он тебе не дал целый каван? – язвительно спросил Даниэль. Лицо его было мрачным.

Пина замерла и внимательно, с удивлением посмотрела на Даниэля.

– Что ты хочешь этим сказать, Даниэль? – Голос ее дрожал.

– Ты что, уже присматриваешься? – Даниэль саркастически улыбнулся. – Я сижу здесь в доме, а вы с Тино целый день вместе на ферме. Вы вместе росли, и ты мне сама не раз говорила, что если бы я не приехал в Пантабанган, то ты, наверно, вышла бы замуж за Тино. Теперь я уже ни на что не гожусь. Так скоро ли ты меня бросишь?

Горшок, который Пина держала в руках, упал и разбился. Она сделала несколько шагов к Даниэлю, сердце громко стучало у нее в груди.

– Не смей подозревать меня! Я честная женщина!

Лицо Пины дернулось от сильной пощечины Даниэля.

На следующий день глаза Пины были опухшими. Она молча покормила детей, а затем, не сказав ни слова, ушла на ферму.

Даниэль был задумчив и, сам себе не веря, вспоминал вчерашнее. Он в первый раз поднял руку на Пину и своих детей! И почему он заподозрил Пину, хотя у него не было никаких причин?

Он чуть не ударил себя по затылку. «Ты сошел с ума, Даниэль! Делай же что-нибудь! Горячность тебе не поможет».

Немного успокоившись, он убрался в доме, вынес мусор, который остался от резьбы по дереву. Покопался в огороде, окучил картофель. Полил посадки и обобрал сухие листья. «Ничего, придет день, когда и вы пригодитесь», – весело сказал он растениям.

После обеда он отправился к Берто спросить, собирается ли тот вечером на рыбалку. Берто ответил, что не собирается, и тогда Даниэль попросил у него удочки и лодку, привязанную у берега. Он только посмеялся, когда Берто предупредил его: «Будь осторожен внизу, смотри не перевернись».

Даниэль взял червей для наживки и пошел к реке. С него градом лил пот, и плечи свело от костылей, так как дорога шла то вверх, то вниз, то вверх, то снова вниз. Но он не замечал ничего. Он представлял себе булигов[14]14
  Булиг – рыба, живущая в норах на дне заболоченных водоемов.


[Закрыть]
, которых они смогут завтра поесть и продать. Берто сказал, что, если повезет, их берут за пятнадцать, а то и за тридцать песо! О, это большие деньги!

Вернувшись домой, он насвистывая сварил рис. Молча пришла Пина и даже не взглянула на него. Они поели, не сказав друг другу ни слова. Так же молча Пина убрала тарелки и легла. Даниэль видел, что жена его избегает, но не решался заговорить с ней, приласкать ее. Ему было очень стыдно перед Пиной. Наконец, собравшись с духом, он подошел к жене и увидел, что она уже крепко спит. «Измучилась в поле», – подумал Даниэль. Ему было жаль Пину. Ей еще только тридцать три года, а выглядит она на все пятьдесят: много морщин на лбу, кожа обгорела на солнце, волосы уже не блестят, поседели (а какими черными и блестящими были волосы Пины в старом Пантабангане!), узловатыми и мозолистыми стали руки и ноги. Исчезла природная красота, которая привлекла его, когда он впервые увидел Пину. Ничего не осталось, кроме округлых глаз, которые он не видел со вчерашнего дня.

Даниэль поцеловал жену в лоб. «Завтра я попрошу у тебя прощения», – с любовью прошептал он.

Он вышел на цыпочках и осторожно закрыл дверь. На улице его встретил холодный ветер. Он посмотрел вверх и увидел мерцающие звезды. «Завтра я увижу глаза Пины!» – сказал он одной из них. Внизу, там, где отражались месяц и звезды, вода казалась серебряным одеялом, накрывшим погруженную в сон деревню.

Даниэль тяжело дышал, когда добрался до лодки. Перевернул ее, положил в нее костыли, удочку и банку с наживкой. Лодка, когда он толкнул ее, медленно сдвинулась с места. Даниэль тяжело ловил ртом воздух, ему было жарко, хотя ночь была холодной.

Он приблизился к воде и вдруг, поскользнувшись, упал в реку. Лодка перевернулась и начала медленно погружаться. Даниэль пытался достать дно, но не нащупал ногой ни земли, ни камня, на который можно было бы наступить. Еще удерживаясь на воде, почувствовал, что его сносит сильное течение. Он попытался грести руками. «Не бойся! Ты умеешь плавать! Плыви, плыви! – говорил он себе. – Греби!» Но течение было сильным, и его относило от берега. «Плыть, плыть, надо плыть!» Потом он почувствовал, что не может пошевелить ногой – ее свело судорогой. Он чуть не вскрикнул от боли. Начал еще сильнее грести руками. «Греби же, греби! Ты не должен умереть! Ты нужен своей семье!» Но течение было очень быстрым, а он уже совсем выбился из сил…

В последнюю секунду, прежде чем вода поглотила его, Даниэль услышал свой отчаянный крик:

– Я не хочу умирать! Я еще нужен моей семье!!!

Прошло три дня. Труп Даниэля всплыл ниже по реке. И снова пошли разговоры:

– Я вам говорила, тот удав, которого я видела, – дурная примета.

– Сбывается предсказание дедушки Гудонга!

– Вороны и воющие собаки тоже не к добру!

Староста Лукас втайне радовался. Теперь ему некого бояться, и он быстренько отыщет возможность присоединить к своей земле надел семьи Даниэля.

Только Пина еще не знала, как сказать детям о грозе, которая разразилась над ними…

ИСТОРИЯ САПАПГ-БАТО

Перевод Е. Фроловой



Крестьяне Сапанг-Палай разгневаны. Их рис, который оставалось только собрать, был уничтожен бульдозерами по приказу тех, кто руководил переселением мелких землевладельцев из Манилы. Крестьяне просили дать им возможность собрать урожай, но их не услышали. Когда-то их тоже изгнали из Манилы, заставив перебраться в Сапанг-Палай. Сейчас они снова стали жертвами произвола.

Теодоро Валенсия, «За чашкой кофе».
«Филиппинз дейли экспресс», 3. XII.
1975

Так вы, оказывается, писатель? Будете писать о Доме престарелых? Это хорошо.

Я – Минда, секретарь миссис Симплисио, администратора Дома престарелых. Извините, ее нет, она на конференции. Я сама могу показать вам все что надо.

Вы знаете, о Доме престарелых уже много написано. Сюда часто приезжают журналисты, спрашивают, что и как, фотографируют. Бывают и простые посетители, с ними я становлюсь гидом. Вот примерно что я делаю, когда приезжают такие, как вы, «туристы».

Еще в конторе я кое-что рассказываю. Например: Дом престарелых является государственным учреждением. Его бюджет очень мал, поэтому мы и не надеемся, что сможем обеспечить престарелых всем необходимым. Но мы рассчитываем на денежную помощь благотворителей.

Поскольку сам Дом престарелых и наш бюджет малы, мы можем принимать только сто человек. Кроме того, мы не занимаем всех мест, потому что часть из них резервируется для больных. При этом сюда принимают только тех, кому уже больше шестидесяти лет. Каждое заявление вначале внимательно изучается, чтобы установить, действительно ли податель его имеет право пользоваться услугами Дома престарелых.

Из здания конторы, повернув налево у флагштока, мы приходим к лазарету, и я говорю: «В Доме престарелых существует разделение на сильных и слабых, здоровых и больных, людей с нормальной и расстроенной психикой. Здесь, в лазарете, находятся больные, слабые и те, у кого психика не в порядке».

В лазарете «туристы» могут увидеть пациентов, с которыми безжалостная старость обошлась по-разному: здравый ум, но искалеченное тело; больное сознание, но еще здоровое тело, и, наконец, тех, кто болен серьезнее всех – искалеченное тело и больное сознание. Всем им предоставлено персональное обслуживание. Здесь находятся люди, источенные глубокой старостью, похожие на груду тряпья. Некоторые лежат, некоторые сидят на полу или кроватях. Одни спокойны и равнодушны, другие кричат, плачут или разговаривают сами с собой. Вы можете смотреть на них, но они ни на кого не обращают внимания. Каждый из них как бы сидит в собственной клетке.

А чтобы «туристов» не очень расстраивало это зрелище, я объясняю: «Здесь, в Доме престарелых, нет людей, страдающих опасными болезнями или сумасшедших. Когда появляются инфекционные больные, их направляют в государственную больницу, а когда сумасшедшие – в психиатрическую лечебницу. Мы не хотим подвергать опасности других престарелых».

Если кто-то из стариков умирает, мы не хороним их здесь, а отдаем тело родственникам. Если родственников нет, тело отправляют в морг больницы. Между Домом престарелых и больницей имеется договоренность, что труп не будут трогать в течение пяти месяцев. Мы не можем быть уверены в том, что в один прекрасный день родственники совершенно неожиданно не объявятся. Но по прошествии пяти месяцев, если тело никто не забрал, оно, как говорит миссис Симплисио, «переходит на службу науке».

За лазаретом кухня. В часы приема пищи обслуживающий персонал разносит еду престарелым. Я уже сказала, что обычно персональное обслуживание предоставляется только тем, кто болен или впал в старческий маразм. А те, кто еще здоров и находится в здравом уме, едят вон там, перед коттеджами. У каждого из них есть своя тарелка, стакан, ложка и вилка, которые они должны сами мыть и беречь.

Рядом с кухней находится часовня, которая одновременно является местом отдыха и помещением для собраний. Когда идет служба, мы расставляем скамейки как в церкви. А в праздники сдвигаем их к краям. Время от времени мы устраиваем здесь танцы. Обычно это бывает, когда приезжают студенты – чтобы развлечь престарелых. В такие дни у нас довольно весело.

На собраниях наши подопечные узнают новости и распоряжения администрации, которые касаются всех. На собраниях же, если произошла ссора, администрация выслушивает обе стороны и выносит решение. И еще здесь, в часовне, венчают. Не удивляйтесь и не смейтесь! У нас недавно был один такой случай, и, возможно, он не последний. Правда! Вам, возможно, попадалась на глаза заметка в газете о свадьбе дедушки Валентина и бабушки Хуаны. Дедушке Валентину восемьдесят три года, а бабушке Хуане восемьдесят один. Боже мой, как смеялась миссис Симплисио, когда прочла в газете то, что услышал от нее репортер: «Здесь, в Доме престарелых, мы не сразу заметили, что дедушка Валентин и бабушка Хуана неравнодушны друг к другу. Об этом стало известно только тогда, когда в шкафу бабушки Хуаны обнаружили мужскую одежду. Мы спросили, чья это одежда, и она ответила – моего мужа».

Сейчас дедушки Валентина и бабушки Хуаниты уже здесь нет. Они живут в другом Доме престарелых, потому что у нас не было отдельной комнаты, чтобы поместить супругов. А что вы смеетесь?..

Справа находятся коттеджи тех, кто здоров. Женщины и мужчины живут отдельно. Здесь в отличие от лазарета престарелым разрешают убираться, стирать, гладить, шить, вязать, сажать цветы и зелень, разводить кур, свиней, уток. Работа полезна для их ума и тела. Они работают, и им кажется, что они никому не в тягость. Они говорят мне и миссис Симплисио, что не собираются ни для кого становиться обузой до тех пор, пока могут ходить и не впали в старческий маразм.

Иногда «туристам» надо показать хотя бы одну комнату стариков. В каждой комнате четыре или пять жильцов. Здесь стоят деревянные кровати, покрытые тонкими циновками – старикам вредно спать на мягком. Их делают сами престарелые. Под каждой кроватью два ящика, куда они могут складывать свою одежду. В каждой комнате есть также тумбочка и маленький столик.

Потом я показываю посетителям гостиные. Там стоят радиоприемники и телевизоры. Это излюбленное развлечение престарелых. Затем мы возвращаемся в контору. В заключение я говорю: «Утром в понедельник все старики строятся во дворе для поднятия флага, а днем в пятницу – для его спуска. По понедельникам и пятницам они поют гимн Филиппин». И знаете, в такие минуты, глядя на стариков, я думаю про себя: «Сколько понедельников и пятниц им еще осталось до того, как тяжесть прожитых лет сломит их окончательно и настанет их очередь переходить в лазарет?»

Вот так. Сделав круг, немного поболтав и время от времени потыкав пальцем то туда, то сюда, я наконец заканчиваю свою работу в качестве гида. А потом мы с миссис Симплисио ждем выхода журнала или газеты со статьей о Доме престарелых. В нашем альбоме для вырезок появляется еще одна заполненная страница. А эти публикации, между прочим, укрепляют репутацию Дома престарелых как объекта туризма.

Я часто просматриваю и перечитываю вырезки из бюллетеней новостей и журнальные статьи, в которых идет речь о Доме престарелых. Попросту говоря, это моя обязанность. Я не ловлю репортеров, которые приезжают сюда. Небольшое интервью, короткий щелчок, еще один щелчок камеры – и все.

Откровенно говоря, мне бы хотелось, чтобы в статьях о Доме престарелых было больше жизни, больше глубины, чтобы они, если хотите, были более литературными, как небольшой рассказ, повесть или пьеса. Вы, наверное, догадываетесь – я тоже хочу стать писателем. У меня уже давно есть мечта – описать наш Дом престарелых.

Из того, что я читала о хороших писателях, я узнала, что их произведения становятся более реалистичными, более живыми, когда они берут материал из опыта собственной жизни. Или же они погружаются в обстоятельства, в жизненный опыт тех людей, которые становятся прототипами их героев. Они сливаются с ними. Это, так сказать, два лучших способа. Вот почему каждое слово наполнено смыслом в произведениях Карлоса Булосона, когда он пишет об эмиграции и мытарствах филиппинских рабочих в Америке. Для Уилфридо Па. Виртусио это тюрьма, для Доминадора Б. Мирасоля – лесопилка, для Рохелио Р. Сиката – деревня, для Эдгардо Рейеса – стройка, для Андреса Кристобаля Круса – трущобы.

Поэтому я и решила: раз у нас здесь нет собственного писателя, а другие сюда не приезжают, видимо, я должна написать сама. Вся трудность в том, что я не настоящая писательница, как, например, вы.

А ведь Дом престарелых, между прочим, может дать массу материала. Достаточно проследить жизнь хотя бы одного из живущих здесь, и уже готов рассказ. Девяносто с лишним стариков – девяносто с лишним человеческих судеб. И все разные. Нет, в самом деле, здесь можно написать сколько угодно рассказов.

С тех пор как я начала работать в Доме престарелых, мне очень хочется написать о жизни одной старой женщины. Это бабушка Виктория. Вот послушайте. Само прибытие ее в Дом престарелых – уже красочная и живая сцена. Бабушка Виктория была нищей, ее, как и многих других, подобрали на улице. Она была доставлена в Дом престарелых, и за это ей следовало бы благодарить полицию, потому что теперь ей не надо было просить милостыню и бродяжничать.

Но боже мой! Скандал, да и только! Бабушка Виктория оказала сопротивление полицейскому, обзывала его бессовестным придурком, зверем и сукиным сыном. Миссис Симплисио пришлось заткнуть уши, а полицейский поспешил поскорее уйти – он был просто в бешенстве. Но когда полицейский ушел, старая женщина неожиданно быстро успокоилась.

– Как ваше полное имя, бабушка? – спросила миссис Симплисио.

– Виктория Ресистенсия. Зовите просто Виктория.

Я спросила, сколько ей лет. Она ответила, что уже восемьдесят. У меня мелькнула мысль – уж не сумасшедшая ли она?

– Бабушка Виктория, почему вы побирались? У вас нет родственников, которые могли бы позаботиться о вас?

Я заметила тень печали, промелькнувшую на ее лице.

– Н-нет уже, – запнувшись, ответила она.

– Тогда, бабушка, благодарите бога за то, что правительство создало Дом престарелых, где о вас позаботятся, – сказала миссис Симплисио.

Бабушка Виктория тут же вскочила и крикнула:

– Я не хочу оставаться здесь! Не хочу! Я не хочу-у-у!

Мы с миссис Симплисио и впрямь испугались. И почти в один голос спросили:

– Почему?

А бабушка Виктория продолжала в гневе кричать:

– Мы не просим больше, чем нам необходимо! Мы просто хотим жить достойно! Что бы мы ни сказали, нам затыкают рот! Я не хочу оставаться здесь! Не хочу! Не хочу-у-у! – Она как сумасшедшая вновь и вновь повторяла эти слова.

Именно тогда я заинтересовалась бабушкой Викторией – наконец-то появился в Доме престарелых человек, которого я ждала. Мы усадили дрожавшую от ярости старушку, попытались ее успокоить, но она все же продолжала сопротивляться: «Я не хочу оставаться здесь! Не хочу! Не хочу-у-у!» Что-то упоминала о скваттерах[15]15
  Скваттеры – люди, не имеющие официального места жительства и самовольно селящиеся на свободной земле.


[Закрыть]
, бульдозерах, о каком-то убийстве, но из-за ее рыданий мы с миссис Симплисио ничего не поняли. И я решила, что непременно постараюсь завоевать ее расположение, чтобы разобраться в ее жизни.

Тем временем миссис Симплисио безуспешно пыталась ее утихомирить:

– Бабушка, ну что вам не нравится здесь? Вы можете быть уверены, что в положенный час будете накормлены. Если вы заболеете, о вас тоже позаботятся…

Но бабушка Виктория твердо отвечала:

– Даже если вы будете кормить меня золотом, я все равно не останусь здесь! Не хочу! Не хочу!

Миссис Симплисио продолжала ее уговаривать:

– Вы понимаете, что вам повезло? Вы пришли, когда у нас случайно оказалось свободное место. Другие просятся сюда со слезами на глазах, только пустите. А вас…

Миссис Симплисио не закончила фразу, потому что она побоялась обидеть старую женщину. Но в ее глазах я прочитала продолжение: «…А вас надо заставлять».

Бабушка Виктория вновь вскочила, но я чуть не силой заставила ее сесть – испугалась, что могу потерять свою героиню. Жаль будет мой шедевр!

Я тяжело вздохнула, и мы снова стали уговаривать бабушку Викторию. Объяснили, что не будем ее задерживать, если она действительно не захочет остаться. Она сможет уйти в любое время, когда захочет, мы ей это обещаем. Но почему бы ей не попробовать пожить в Доме престарелых хотя бы несколько дней? Мы с миссис Симплисио были уверены, что за несколько дней бабушка Виктория обязательно одумается. Неужели она предпочтет просить милостыню и слоняться по улицам той заботе, которая ее ждет в Доме престарелых?

На следующий день, закончив работу в конторе, я пошла искать бабушку Викторию. Она сидела на лавочке во дворе лицом к горам и, видимо, глубоко о чем-то задумалась.

Я прищелкнула языком. Вот она, прекрасная возможность порасспросить ее!

– Здравствуйте, – вежливо приветствовала я бабушку, положив ей руку на плечо, чтобы она почувствовала мою искренность, и села рядом.

– Девушка, – сказала она, – вы с миссис были откровенны со мной, я буду откровенна с вами: завтра утром я уйду.

Уппсс, это не входило в мои планы! Я пододвинулась поближе к бабушке Виктории и сказала:

– О боже, бабушка, вы до сих пор думаете об уходе? – Я специально смягчила голос: – Скажите мне правду. Вам не нравится еда? У нас здесь простая пища, вы правы. Но у нас маленький бюджет.

Бабушка Виктория отрицательно покачала головой и ответила:

– Дело не в еде, на улице у меня и этого не было. Вы здесь кормите по-королевски.

– Может быть, вы не ладите со своими соседями?

– Нет, они все добры ко мне.

– В таком случае почему вы не хотите остаться здесь?

Бабушка Виктория посмотрела в сторону гор и сказала:

– Девочка, я хочу жить там. – И как бы продолжила, уже только для себя: – Там бы я была вместе с Мигелем и Берто.

Это были те же имена, которые она выкрикивала тогда, в первый день. Я спросила, о ком она говорит.

– Мигель – мой возлюбленный, а Берто – мой единственный брат, – ответила бабушка Виктория.

Если бы передо мной была заводная кукла, я завела бы бабушку Викторию до отказа.

Я забросила удочку:

– Бабушка, вчера вы что-то говорили о скваттерах, бульдозерах и убийстве. О чем это?

Она в упор посмотрела на меня, как бы пытаясь заглянуть мне в душу, а потом спросила:

– Скажи, детка, ты богатая или бедная?

– Бедная, – ответила я. И чтобы она совсем поверила мне, добавила: – Вы знаете, я сирота. Слава богу, что у меня хотя бы есть брат, который помог мне выучиться на секретаршу.

– Ты не удивилась, что я спросила тебя об этом?

Я кивнула, но про себя немного разозлилась. Представляете, получалось, что это она расспрашивала меня, а не я ее.

Бабушка Виктория снова пристально взглянула на меня и сказала:

– Если ты богатая, то мой рассказ об оскорблениях и унижении только повеселит тебя, ты просто пожмешь плечами. Ты подумаешь, наверно, я уже сошла с ума. Но если ты бедная, ты поймешь меня.

И вот что она рассказала:

Мы – бывшие скваттеры из Манилы. Нас переселили в Сапанг-Бато, так как в том месте, где мы жили, должна была пройти автострада. Когда мы узнали о переселении, мы, естественно, начали протестовать. Какой же человек захочет уходить из тех мест, где у него есть работа? Какой же бедняк захочет разрушить свой собственный дом? Пусть наши трущобы были безобразны, но это было жилище, которое защищало нас от дождя и солнца.

Мы попросили не выселять нас совсем из Манилы, чтобы мы могли добираться до работы. Но нам ответили, что свободного места нигде, кроме Сапанг-Бато, нет.

Позже мы поняли, что нас, скваттеров, всегда приносят в жертву. Как выяснилось, с самого начала существовало три проекта, из которых делался выбор. В соответствии с одним проектом автострада должна была затронуть дома богачей. По другому плану дорога должна была пройти по участку, где расположен большой магазин. А по третьему – она проходила прямо по нашим участкам. Мы не удивились тому, что был одобрен третий проект. Что с нас возьмешь – налог? Так ведь это гроши! У них душа не дрогнет, если вместо больших домов из бетона они снесут развалюхи. К тому же еще экономия денег, времени, сил!

Но когда нам сказали, что о нас тоже не забыли, что в Сапанг-Бато нам дадут в рассрочку землю, которая потом станет нашей, мы согласились. Хотя прекрасно знали, что та земля, откуда мы уехали, была гораздо лучше. И вот мы приехали в Сапанг-Бато со всем своим барахлом, с утварью и обнаружили, что там нет ни водопровода, ни электричества, что нас просто выгнали на голое поле.

Многие из наших соседей через некоторое время уехали из Сапанг-Бато и вернулись в Манилу. Они не могли найти работу в Сапанг-Бато. Но оставшиеся, особенно те, кто когда-то жил в провинции, решили заниматься сельским хозяйством.

В первый год, когда уже приближался сбор урожая, мы думали – это начало нашей новой жизни… – Бабушка Виктория заморгала. – Тогда мы с Мигелем и решили пожениться. Но наша свадьба не состоялась.

– Почему же? – с любопытством спросила я, подумав о любовном треугольнике.

Однажды в Сапанг-Бато, – ответила бабушка Виктория, – пришли какие-то люди и сказали, что наши поля необходимо сровнять бульдозером, чтобы переселить сюда других скваттеров. Манилу делают красивее, чище, поэтому множество скваттеров теперь переедет в Сапанг-Бато – их семьям больше не разрешается иметь поле. Нам дали трехдневную отсрочку, чтобы собрать урожай. Но как мы могли собрать его? Рис еще был полумолочный, до его полного созревания нужно было ждать недели две-три. Мы попросили дать нам возможность спасти урожай… Прошло два дня, и без всяких объяснений появились на наших полях люди с бульдозерами. Они, мол, нас предупреждали. Мы не должны оказывать сопротивление. Мы снова просили, но нас не слушали. Они завели бульдозеры и начали закапывать посевы, сравнивать межи, давить машинами рис и другие посадки, за которыми мы столько месяцев ухаживали в поте лица!

Голос и вид бабушки Виктории посуровел. – Как вулкан взорвался поселок Сапанг-Бато. Но что можно было сделать руками и ножами против ружей? В жителей Сапанг-Бато стали стрелять, а когда стычка закончилась, среди нас было много раненых и пять убитых. И одним из них был мой отец!

Настоящая драма, правда?

Я спросила, что случилось потом. Бабушка Виктория продолжила:

Моя мама не смогла пережить кровопролития, которое происходило на ее глазах. С тех пор как она несла на руках окровавленный труп моего отца, она стала сумасшедшей. К ней не вернулся разум до самой ее смерти.

– А кто такие дядюшка Мигель и дядюшка Берто? – спросила я.

Бабушка Виктория посмотрела в сторону гор и улыбнулась.

Мигель и Берто? Другие крестьяне из Сапанг-Бато. Их приютили горы… Потом было расследование, однако мы не добились справедливости. Нам сказали, что во всем виноваты жители Сапанг-Бато, что это, дескать, мы начали беспорядки, а те люди просто защищались. – И она спросила меня: – Но разве мы не защищали свое право на жизнь?

Я напомнила о горах, которые она упомянула, и бабушка Виктория продолжила свой рассказ:

Храбрые мужчины Сапанг-Бато ушли из наших мест. Вскоре мы узнали, что зачинщиков стычки в Сапанг-Бато одного за другим убивали. Полиция подозревала всех мужчин, исчезнувших из нашей деревни, и начала искать их. Потом мы, их родственники, узнали, что они объединились в один отряд, чтобы защищать права простых крестьян. – И она гордо добавила: – Знай, детка, они убили много таких людей, как те, что оскорбили жителей Сапанг-Бато!

Я испугалась и сказала:

– Бабушка, но ведь дядюшка Мигель и дядюшка Берто стали преступниками!

Но бабушка Виктория возразила (я запомнила ее слова): «Девочка, ты сможешь понять, что есть зло, а что героизм, если ответишь на вопрос: для кого?»

Я спросила, где сейчас находятся дядюшка Берто и его товарищи.

Они уже мертвы, – ответила бабушка Виктория. – Один человек, знавший их, сообщил мне, что отряд, в котором сражались Мигель и Берто, был окружен. Я ничего не видела, даже их трупов. – И она снова посмотрела в сторону гор. – Но я знаю, там есть новые Мигели и Берто, потому что есть новые Сапанг-Бато.

– А вы? Что случилось с вами потом? – спросила я.

Со мной? – переспросила бабушка Виктория. – Сколько могла, я трудилась. А когда стала совсем слабой, начала нищенствовать. В моем нынешнем положении я, нищая, старая, могу считать, что от меня нет пользы. Но у меня есть еще один долг, который я должна выполнить, – рассказывать и рассказывать людям, как мы стали униженными. – И она грустно добавила: – До тех пор, пока совсем не выживу из ума.

Потом она долго сидела молча, как заводная кукла, у которой кончился завод. Я не уверена, но мне показалось, что она хочет остаться одна. Да и мне уже нечего было спрашивать, и я ушла.

На следующее утро бабушка Виктория приходила прощаться с миссис Симплисио. Затем еще раз и еще, но ей не позволяли уйти из Дома престарелых. Вы упрекаете миссис Симплисио? Она колебалась, разрешать или не разрешать бабушке Виктории уходить. Мы ведь действительно отвечаем за каждого старика, который приходит в Дом престарелых или уходит из него. У нас ведется учетная книга, где мы записываем имя человека, все, что с ним происходит, а нас потом проверяют…

И тогда бабушка Виктория взбунтовалась. Нам сообщили об этом ее соседи по комнате. Она отказывалась есть, говоря, что у нее нет аппетита, не спала по ночам, была очень беспокойной. В развлечениях она отказывалась принимать участие. Мало того, что она не помогала убираться, – она еще и сорила. Кое-кого это начало раздражать. Но все говорили одно и то же: бабушка Виктория всем рассказывает о своей жизни. Снова и снова. Одно и то же. И вскоре – бабушка Виктория не знала об этом – над ней стали смеяться. Когда в Дом престарелых поступал новый старик, его, встречая, спрашивали: «Ты уже слышал историю Сапанг-Бато?»

Я думала, что, заполучив такую героиню в лице бабушки Виктории, я смогу начать писать. Но, хотя у меня было много материала, рассказ все же не получался. Я, конечно, пыталась: написала о жизни скваттеров, о любви бабушки Виктории и дядюшки Мигеля, написала о том, что случилось в Сапанг-Бато.

Но когда я перечитала написанное, язык моих рассказов довел меня до слез, и я пришла в полное отчаяние. Не было того чуда, которое ощущаешь, читая действительно хорошее произведение. Я поняла, что все мои трудности заключаются в технике, что мне надо еще больше читать, читать писателей, которым я поклонялась, чтобы изучить их стиль.

Однажды я снова наткнулась на бабушку Викторию – она сидела на той же лавочке, где я видела ее в прошлый раз, похудевшая и осунувшаяся. Я вспомнила, что говорили старики: нет аппетита, по ночам не спит, нервничает.

Я села рядом с ней и поздоровалась. Она сказала с обидой:

– Так что, детка, вы действительно меня не отпустите?

Улыбнувшись, я почесала голову и, чтобы отвлечь ее от этого разговора, сказала:

– Бабушка, вы почему так похудели? Вас что-то мучает?

Потом мне хотелось вырвать себе язык за этот вопрос, потому что бабушка Виктория ответила:

– Меня мучает одно – то, что я живу здесь. И есть только один выход – вы должны выпустить меня отсюда.

Я вспомнила, что ей уже много раз говорили об ответственности Дома престарелых за своих подопечных, но она никак не могла этого понять! Тогда я решила применить новую тактику и сказала:

– Будь я на вашем месте, я бы постаралась забыть прошлое.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю