Текст книги "Современная филиппинская новелла (60-70 годы)"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанр:
Новелла
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)
Карлос Булосан
БАНДИТ И СБОРЩИК НАЛОГОВ© 1978 by New Day Publishers
Перевод В. Макаренко
Я взбирался на папайю, как вдруг заметил незнакомого человека, направлявшегося к нашим воротам. Я мгновенно скатился вниз, потому что принял его за нищего из другой деревни, а у меня не было настроения проявлять особенную щедрость. Вбежав в дом, я стал наблюдать за ним в щелку в стене. Он уселся на бамбуковую перекладину забора, ожидая, вероятно, когда я выйду наружу. Его озабоченное лицо в один миг преобразилось, как только он заметил мою физиономию, которая выдавала мои сомнения и подозрения. На его лице заиграла странная ухмылка.
– Не бойся, сынок, – проговорил он. – Я пришел просить тебя о помощи.
– А вы что, новый городской тюремщик? – спросил я его. – Я слыхал, будто прежнего прогнали на прошлой неделе, потому что он спал на службе. Тот вечно приставал ко мне со всякими вопросами насчет моего дяди.
– Нет, я не тюремщик, сынок, – ответил он. – Я сборщик налогов.
– Это что-то новенькое. И что же вы делаете?
– Это долгая история. И важно не что я делаю, а чего я не делаю. Однако моя работа касается и твоего дяди.
– Но у меня много дядей, и все кому-то требуются то по одному делу, то по другому. Может, вам нужен мой дядя, который бандит?
– А как ты догадался? Ты, должно быть, сообразительный мальчуган, и, наверное, у тебя куча знакомых и родственников. Не удивительно, что в президенсии[35]35
Президенсия – муниципальный совет в городах и селениях Республики Филиппины.
[Закрыть] мне посоветовали пойти именно к тебе. Они там сказали, что если я отыщу тебя, то легко найду и твоего дядю. И еще сказали, что вы оба – птички одного полета, одного поля ягода. Это верно, сынок?
– Вообще-то у нас с дядей много общего, – ответил я ему. – Только это не значит, что я буду с вами заодно против дяди. Как-никак родная кровь – это вам не водица.
– Ну-ну, только и старинные поговорки могут устареть. А теперь спускайся-ка сюда, и поговорим о деле, а?
– А зачем это мне?
– Не могу же я кричать тебе во всю глотку, когда ваши любопытные соседи и без того небось наставили уши, – объяснил незнакомец. – Пойдем ко мне и побеседуем как мужчина с мужчиной.
Я выскочил из дому. Вблизи этот человек показался мне очень старым. Все лицо у него было изрыто оспинками. Мне даже стало его немного жалко. Он взял меня за руку, и мы вместе поспешили к нему домой. Меня только немного подташнивало, потому что рука у него была какая-то холодная и липкая. Разозлившись, я по дороге чуть было не дал стрекача. Но тут мы наконец подошли к его дому, и я похвалил себя за то, что не сбежал: а вдруг и на самом деле мне что-нибудь да обломится. У нас с дядей действительно немало общего. Мы, в частности, ничего и никогда не делаем просто так, за здорово живешь. Если когда-либо и пошевелим пальцем, то только потому, что нам что-то нужно. Этим-то мы и отличаемся от остальных членов нашего родового клана, которые всегда все делают просто так. Они совсем по-другому смотрят на жизнь. Все они просто мямли и неисправимые романтики, а мы с дядей – решительные люди, настоящие реалисты. Я часто замечаю, что они поглядывают на меня с затаенным страхом. И когда я делаю то, что хочу, я вижу, как они с отвращением отворачиваются от меня. Что с них взять: они просто стремятся уйти от действительности. Во всяком случае, я не могу понять их. Зато мой дядя хорошо меня понимает, а я понимаю его. Вот почему мы так хорошо с ним ладим. И когда этот старый сборщик налогов намекнул, что мне может кое-что перепасть, я догадался: дело стоящее – ведь он справлялся о моем дяде-бандите. И я понимал также, что дядя поймет меня, когда узнает, что я пошел против него. Он не строил относительно меня никаких иллюзий, а я в свою очередь не питал иллюзий на его счет. И тут мы с ним не отличались друг от друга – два сапога пара. Мы оба были реалистами высшего порядка.
– Ну, сынок, – сказал сборщик налогов, как только мы уселись поудобнее у него дома, – позволь мне теперь приступить к делу. Твой дядя – бандит, бандит высшей квалификации, если можно так выразиться.
– Если вы называете бандитом человека, который собирает не принадлежащие ему вещи, то мой дядя такой и есть. Он собирает чужие вещи без разрешения. Особенно деньги.
– Вот, теперь мы полностью понимаем друг друга, – согласился он. – В течение двадцати лет я тщетно пытаюсь поймать твоего дядю. Ох и хитрющий же он лис! Не могу понять, откуда у него такая голова: ведь твой-то отец – круглый идиот.
– Про отца ничего сказать не могу, но многие из моих сородичей – просто ослы. Некоторые из этих идиотов добывают себе пропитание работой.
– Ты очень правильно оцениваешь своих родственников, – похвалил меня сборщик налогов, – но твой бандит-дядя совсем другой, будто и не из вашего клана. Как ты думаешь, ему приходилось когда-нибудь ошибаться, сынок?
– Я не понимаю вашего намека, – отпарировал я. – В любой семье бывает такая неразбериха: есть и плохие, и хорошие люди. Разве не так?
– Полагаю, что ты прав, сынок. Но возьмем, к примеру, твоего дядю-бандита. Его поразил неизлечимый недуг: у него так и чешутся руки собирать не принадлежащие ему вещи. Отчего же он такой ловкий, в то время как твой отец – идиот?
– Жалко, что моя бабушка умерла, – ответил я ему. – Мне думается, лучше было бы этот вопрос задать ей. Сомневаюсь, чтобы дедушка мог что-то сказать по этому поводу. А мне-то и самому было бы интересно услышать верный ответ для будущих мемуаров.
– У тебя правильная точка зрения на твоих родственников, – снова повторил он. – Плохо только, что ты еще не дорос, чтобы быть на равных со своим бандитом-дядей. Вы бы составили чудесную пару. Я в этом ничуть не сомневаюсь.
– Мне всегда хотелось быть на равных с дядей, – подхватил я. – Говорят, что он добрый бандит, а такие нынче не часто встречаются.
– Бандитизм, грабеж – дело относительное, сынок. Все зависит от того, с какой стороны смотреть. Вот, например, твой дядя. Всем сердцем, всей душой он верит, что делает обществу одолжение. Но при этом все те, чьи вещи он собирает без их разрешения, убеждены, что он – опаснейший преступник и что место ему за решеткой, чтобы он немного отдохнул от привычного для него образа жизни.
– Это совсем не обязательно.
– Что значит «не обязательно», сынок?
– А вот он возьмет да и повесится на днях, – пояснил я.
– Мне нужно поймать его живьем.
– Так вот почему вы интересуетесь им?
– По правде говоря, нет, – ответил он. – Пойдет он в тюрьму или не пойдет – это, в общем-то, не мое дело. Мое дело – получить с него налоги.
– Значит, вы тоже собираете разные вещи? – поинтересовался я.
– В некотором отношении да, тоже, – объяснил он мне. – Только я, так сказать, облечен властью собирать…
– А может быть, и мой дядя тоже облечен властью собирать, – перебил я своего собеседника. – Вы кого представляете, а?
– Наше правительство, сынок.
– А может, мой дядя тоже представляет правительство, только другое.
– На наших островах, сынок, только одно правительство, – разъяснил сборщик налогов.
– Ну, вам лучше знать.
– Точно тебе говорю, одно, – снисходительно заверил он меня. – И эти полномочия возложены на меня нашим национальным правительством. Мне необходимо прижать твоего дядюшку. Он скрывается от меня вот уже двадцать лет. Я должен взыскать с него налоги за все это долгое время. Мне хорошо известно, что у него совсем неплохой доход от его рэкета.
– В нашей округе не только у него одного приличный доход, – вступился я за дядюшку. – Я знаю, что у священника тоже приличный доход. И у начальника полиции, особенно когда он появляется на рынке или в игорных домах. А иногда, вы знаете, он как-то странно поглядывает на симпатичных девушек. Может быть, и от красивых девушек получают доход?
– У тебя прекрасные идеи, но давай обсудим их как-нибудь в другой раз. А в данный момент мне важно поймать твоего дядю-бандита. Ты бы не мог, сынок, помочь мне?
– Могу и готов, – отвечал я. – А что надо сделать для этого?
– Да, в общем, почти что ничего, – откликнулся сборщик налогов. – Сейчас, как тебе известно, фиеста в провинциальном центре, неподалеку отсюда. Народ со всей провинции отправляется туда, запасшись деньгами и всякими прочими ценностями. Ты должен убедить своего дядю сесть в автобус на окраине вашего городка. Втолкуй ему, что ему будет чем поживиться: каждый автобус битком набит людьми, едущими на фиесту.
– Я понял, что вы имеете в виду. Для вас это очень важно?
– Я лишусь работы, если не поймаю твоего дядю, сынок. Но вещественные доказательства должны быть при нем, иначе мне не взыскать с него налогов, и я как пить дать потеряю работу. А как же мне тогда содержать моих любимых коричневокожих детишек?
– Любимых коричневокожих детишек? А сколько у вас любимых коричневокожих детишек?
– Восемнадцать черноглазых коричневокожих детишек, сынок.
– Восемнадцать! – воскликнул я. – Вам, должно быть, пришлось трудиться ночь и день напролет!
– Точно говоришь.
– Я бы сделал это для вас. Но ведь мне очень стыдно: мой дядя такой славный малый.
– Ты сослужишь добрую службу своей стране, сынок.
– Да меня не волнует патриотизм. Мне-то самому что будет с этого?
– Получишь десять процентов с того, что мне удастся выколотить из твоего дядюшки, – пообещал он. – Ну как, справедливо?
– Давайте пятнадцать, и я сделаю все, что вы требуете. Это ведь все-таки мой дядя, а потом вы сами говорили, что он – хитрый лис и бандит высшей квалификации. Вам он, должно быть, стоит побольше этих пятнадцати процентов.
– Ты прав, сынок.
– Тогда давайте увидимся завтра в два часа дня. Поверьте мне, у дядюшки будет с собой кое-какое барахлишко.
– Договорились.
Отойдя метров на пятьдесят от его дома, я остановился и оглянулся назад. Потом повернулся и побежал между маленькими травяными хижинами, то и дело натыкаясь на бесштанных коричневых ребятишек, весело горланивших во дворах. И тут совершенно неожиданно я повстречался с женой моего дяди-бандита, попавшейся мне навстречу, и застыл в испуге.
– Что это ты, племянничек, встал как вкопанный, а? – обратилась ко мне тетка Софья.
– Извините меня, тетушка Софья, я не просто так стою здесь. Я думаю о моем дяде, вашем любимом муже. Он уже вернулся домой после своего очередного набега?
– Конечно, племянничек. Он сейчас как раз выгружает разные там безделушки, которые насобирал в разных местах. Я уверена, что ему будет очень приятно тебя увидеть.
– Спасибо, тетушка Софья, – поблагодарил я ее и прямиком побежал к дядюшкиному дому.
– Удачи тебе, племянничек.
Я понял, что должен наконец подловить своего дядю. Перед этим ему раза два удавалось надуть меня и оставить без моей доли. Теперь надо было не упустить возможность. Конечно, это не имело большого значения, но дело в принципе. Разве мы не птицы одного полета, не одного поля ягода? Разве не должно у нас с ним все быть честь по чести? Вот теперь я получу с него все, что мне причитается по совести. Мне не хотелось бы, чтобы наши отношения расстроились навсегда.
Дядюшку Матиаса я застал на кухне. Он пересчитывал столовое серебро и бокалы с золотым ободком. Увидев меня в дверях, он поначалу сделал попытку спрятать свою добычу. Но было уже поздно. Тогда он натянуто улыбнулся.
– А-а, племянничек, заходи! – Голос его зазвучал деланной радостью. – Можешь быть уверен, что попал куда нужно и вовремя. Я глазам своим не поверил, когда увидал все эти милые вещицы. Так ты готов получить свою долю?
– Это не к спеху, дядюшка Матиас. У меня есть для вас кое-что поважнее.
– И это сулит нам какую-нибудь выгоду, сынок? – спросил он. – То, к чему ты клонишь, небольшой божий дар, не так ли?
– Так-то так, дядюшка Матиас, только давайте по-серьезному.
– Мой милый племянничек, и что это тебе не достался в наследство крестьянский ум? Ты все время мыслишь категориями выгоды и дохода.
Мне уже было хорошо видно, что он попался на крючок. Я никогда не подводил его, он это хорошо знал. Всякий раз, стоило мне высмотреть что-либо ценное, я тут же сообщал ему об этом. А уж он-то никогда не упускал возможности поживиться. Он всегда возвращался с невероятным «наваром». Правда, бывало, что он умудрялся оставить меня без положенных мне десяти процентов, но я не очень огорчался по этому поводу. Однако я все время корил себя за слишком хорошее отношение к нему. Мне хотелось только впрыснуть немножко благонравия в его аморальную душу. Хотелось, чтобы он сделался благородным бандитом, по крайней мере в отношениях со мной.
Я рассказал ему насчет фиесты в провинциальном центре и о том, что нам следует сесть в автобус на окраине нашего городка. Я объяснил ему, как мы будем грабить пассажиров, у которых много денег и драгоценностей. И он окончательно попался. Мой дядюшка действительно был хитрым лисом, но только не со мной. Я хорошо знал, когда и на какие его тайные пружины следует нажимать. Наверное, мне тоже предстояло стать профессиональным бандитом, потому что ум у меня был поострее дядиного.
На следующий день ровно в два часа дядюшка Матиас и я уже стояли на окраине нашего городка, поджидая нужный нам автобус. Когда он появился из-за поворота дороги, я подал дядюшке сигнал приготовиться. Затем я выбежал на середину шоссе и принялся изображать непередаваемые страдания, будто маленький мальчик, потерявшийся в незнакомом городе. Я громко кричал, плакал и размахивал руками.
Водитель автобуса остановил машину, открыл дверцу и вышел наружу. В ту же секунду мой дядюшка выскочил из кустов и бросился в автобус. Водитель кинулся за ним вслед, но я раскрыл свой ножик и приказал ему лечь на пол и не двигаться. На заднем сиденье я заметил сборщика налогов, который, как мне было известно, уже готов был вцепиться в моего бандита-дядю. Но все пошло вдруг совсем не так, как мы условились. Он вскочил с места и приставил к дядиной груди револьвер. Дядюшка Матиас в растерянности оглянулся на меня, ища поддержки, но я и сам оказался в полной растерянности.
– Руки вверх! – крикнул сборщик налогов.
Тут же два дюжих дядьки, сидевшие на переднем сиденье, выхватили свои пистолеты и тоже направили их на моего дядю. Действительно, все перепуталось. Я попытался выпрыгнуть из автобуса, но водитель так пнул меня в живот, что я покатился по полу.
Сборщик налогов пересчитал деньги из вывернутых дядиных карманов и взял себе столько, сколько, как он полагал, приходилось на налоги, от которых тот скрывался в течение двадцати лет. После этого он взглянул на меня и улыбнулся.
– Ну вот, сынок. Премного благодарен за помощь. Буду рад в свою очередь услужить тебе как-нибудь.
– А как насчет десяти процентов? – пропищал я, корчась на полу автобуса в проходе.
Выпрыгнув из автобуса, он проговорил:
– Там, куда ты сейчас отправишься, деньги тебе не будут нужны, сынок.
– Вы арестованы за разбой, – объявил моему дяде один из тех дядек, что сидели на переднем сиденье.
– И ты тоже, сынок, – добавил другой, обращаясь ко мне.
Они вывели нас обоих из автобуса и повели в президенсию. Злоба душила меня, стоило мне только подумать про этого сборщика налогов.
– На грязном деле не заработаешь, дядюшка Матиас.
– Верно думаешь, сынок, – ответил он.
© 1978 by New Day Publishers
Перевод В. Макаренко
Когда я был маленьким, я жил с родителями и братом в небольшой деревушке на Филиппинах. У нас была крытая соломой бамбуковая хижина, продуваемая всеми ветрами, сотрясавшаяся до основания в бурю и заливаемая ливнями. В засушливые годы, когда не родила наша земля, нам приходилось питаться травой и листьями деревьев. В наводнение же, когда погибал весь урожай, варили косточки плодов со щепоткой соли. Однажды саранча пожрала в нашей деревне подчистую все, что росло, – тогда мы почти все лето жили только жареными кузнечиками и тертыми кореньями.
Мы как-то переживали все эти невзгоды, когда они случались поодиночке. Но когда они вдруг свалились на нас все вместе – мне тогда уже стукнуло семь лет, – это было слишком даже для нашей семьи, отличавшейся стойкостью и долготерпением. Трагедия эта буквально парализовала всех нас и физически и морально; поэтому мы обычно собирались в нашей сотрясаемой ветром хижине и дни напролет только и говорили о еде. Именно в том году речь все чаще заходила о моем дяде – дяде Саторе, которого все называли богачом.
Мне еще никогда не доводилось видеть моего легендарного дядюшку, но как только отец, мечтательно закатывая глаза, заговаривал о его деньгах, мне все сильнее хотелось, чтобы наступил наконец тот день, когда он навестит нас в нашем доме. Однако больше всех желал повидать его мой брат Пекто.
Раз как-то Пекто сидел во дворе на бамбуковой волокуше и наигрывал на своей самодельной гитаре. Вдруг сверху рядом с ним шлепнулся кокосовый орех. Пекто застыл на миг в ленивом недоумении, устремив невидящий взгляд к верхушке кокосовой пальмы, а потом снова забренчал на гитаре, время от времени отпихивая ногой поросят, которые так и норовили подрыться под волокушу и опрокинуть ее своими перепачканными рыльцами. Как только на солнце сделалось нестерпимо жарко, Пекто растянулся на волокуше и тут же уснул.
Мать выглянула в окно с недовольным видом, а заметив развалившегося сына, выхватила из кучи дров у печи здоровенную палку и очень решительно направилась к нему. Но путь ей преградил вскочивший с лавки отец, который отнял у нее палку.
– Как ты можешь только позволять такое? – раздраженно спросила мать.
– Позволять какое? – изумился отец.
– Выгляни в окно и сам посмотри.
Отец выглянул и увидел, что мой братец мирно посапывает на волокуше на самом солнцепеке, а вокруг него копошатся в грязи замызганные поросята.
– Я не вижу ничего такого, – ответил отец матери.
– Разве ты не видишь, какой сын растет у тебя? – выкрикнула мать.
– Я вижу, что Пекто спит на волокуше, – спокойно возразил отец. – Но я не вижу ничего дурного в том, что он спит. Он, наверное, дремлет. Только и всего.
У матери от гнева даже потемнело лицо.
– Ну скажи, сынок, что плохого в том, что человек спит? – обратился ко мне отец.
– Поспать совсем неплохо, – отвечал я ему, – особенно в такой день.
– Ты слышала? Устами младенца глаголет истина, – доказывал он матери.
Мать, ничего не ответив, ушла в комнату и хлопнула дверью. Слышно было, как она гладила белье. Отец, однако, выглядел несколько обеспокоенным. Он потоптался на кухне, то вздыхая, то мурлыкая что-то про себя. Потом вдруг сорвал с вешалки свою старую соломенную шляпу и выскочил из дому.
Я вышел во двор и взобрался на манговое дерево. Мне всегда было интересно посмотреть, как выглядит все вокруг с верхушки манго. Когда отец возвратился домой, Пекто все еще спал на прежнем месте. Присев на край волокуши подле него, отец кликнул меня. Я мигом скатился вниз с дерева.
– Ну вот, сынок, – проговорил отец, отдуваясь, – твой дядя Сатор собирается к нам в гости.
– Это тот богач – дядюшка Сатор, да? – переспросил я недоверчиво.
– Он самый, – подтвердил отец.
Тут Пекто приоткрыл глаза и навострил уши. Потом вдруг вскочил как ужаленный на ноги и замахал руками.
– Я тут что-то слышал про дядюшку Сатора? – спросил он.
– Да, он собирается навестить нас, – снова сказал отец.
– Говорят, у него куча денег, – проронил я, прямо ни к кому не обращаясь.
– Да, мой брат богат, это правда, – объяснил нам отец. – Но вот беда: у него нет сына, которому он бы мог завещать свое богатство.
– Вот бы он мне его завещал, – вырвалось у меня.
– Тебе хочется иметь кучу денег, сынок?
– Конечно, хочется, – признался я отцу и брату.
– Ну что ж, трудись получше, когда дядя будет у нас, – посоветовал отец. – А то ему вряд ли захочется завещать свои деньги ленивому мальчику.
– Буду работать изо всех сил день и ночь, – пообещал я.
– А мне бы хотелось, чтобы дядюшка Сатор разделил свое богатство между нами, – вступил в разговор Пекто, как бы опомнившись. – Деньги – вот что мне нужно, чтобы начать жить.
Отец не обратил на него никакого внимания, поднялся и пошел. Брат внимательно следил за ним, пока он не скрылся в кокосовой роще. Я же отправился в дом, чтобы попросить поесть.
Несколько дней спустя напротив нашего дома остановился роскошный автомобиль. Шофер проворно выскочил из кабины и услужливо распахнул заднюю дверцу машины. Из нее показался толстый человек с блестящей тростью, важно попыхивавший большущей сигарой. Мы с отцом не мешкая выбежали из дома и бросились навстречу прибывшему.
– Как я рад, что ты наконец навестил нас, братец, – начал отец.
– Общий привет, – важно бросил дядюшка Сатор. – Всегда рад и полагаю своим долгом навестить бедных людей.
– Конечно, мы – бедные люди, – согласился я.
– А ты кто такой? – спросил меня дядюшка.
– Да это мой младшенький, – объяснил за меня отец.
– А откуда тебе известно, что вы – бедные? – обратился снова ко мне дядюшка Сатор, пропустив мимо ушей отцовское разъяснение.
– Да нам просто есть нечего, – отвечал я ему. – Иногда жуем траву, только чтобы набить желудки.
– Для мышц живота это полезное упражнение, – заявил дядюшка с важной миной.
Отец угодливо рассмеялся. Они переступили повалившиеся ворота, пересекли замощенный камнем двор и вошли в дом. Мать вежливо поздоровалась с дядей и отправилась к себе на кухню, чтобы приготовить что-нибудь поесть.
Дядюшка Сатор плюхнулся в единственное кресло, одарив всех сияющей улыбкой. Отец устроился на полу и принялся перекатывать порожний кувшин, словно резиновый мячик, пытаясь таким образом привлечь дядино внимание. Дядюшка Сатор сделал вид, будто не замечает этой уловки, но отец продолжал катать кувшин по полу, раздражая всех, кто находился в комнате.
– Если я не ошибаюсь, – проговорил наконец дядя, – тебе хотелось бы, чтобы этот кувшин наполнился красным вином?
– Ты совсем не ошибаешься, братец, – отвечал отец с усмешкой.
– Если я не ошибаюсь, – обратился он на этот раз ко мне, – ты тоже склонен покрепче вцепиться в этот кувшин.
– Вы совсем не ошибаетесь, дядюшка, – согласился я.
Дядюшка Сатор неторопливо развязал свой шелковый кушак, величественным движением вытащил пухлую пачку бумажных денег и положил ее на пол. Отец подскочил на месте и перебрался поближе к ногам дядюшки, намереваясь заграбастать эти денежки, но дядя дал ему по рукам. Глаза отца заблестели, как у ребенка, радующегося новой игрушке. Он никак не мог поверить, что в одном месте сразу может быть так много денег.
Наконец дядюшка Сатор протянул мне песо, чтобы я сбегал купить вина в лавке. Когда я возвратился домой, все было спокойно. Я заглянул на кухню и увидел, что обед уже готов. Когда я вошел в комнату, отец тут же поднялся. Но первый глоток сделал все-таки дядя. Оторвавшись от кувшина, он поставил его на пол, и только тогда удалось немного выпить и нам с отцом.
– Ты, кажется, говорил мне, что у тебя есть еще один сын? – спросил дядя отца, когда кувшин обошел всех по кругу раза три.
– Да, конечно. Его зовут Пекто, – спохватился отец. – Сынок, а где твой брат?
– Я видел его возле амбара, когда пришел.
– Интересно, что он там делает? – поразился отец.
В это время в комнату вошла мать и выглянула в окошко.
– Что это мальцу взбрело в голову? – нерешительно проговорила она, ни к кому конкретно не обращаясь.
Все сгрудились у окна, стараясь разглядеть Пекто, который направо и налево рубил разросшийся кустарник вокруг амбара. Рядом с ним высилась груда сучьев.
– Что ты там делаешь, сынок? – крикнул ему отец.
– Я работаю! – отвечал Пекто.. – Думал вот весь двор очистить сегодня, да, видно, не рассчитал свои силы. Буду работать до самой ночи, а завтра начну рубить деревья.
Отец и мать так и застыли в немом изумлении. Но я-то и не думал удивляться.
– Ты разве не знаешь, что к нам уже приехал дядя Сатор? – известил его отец.
– Уже приехал, правда? – завопил с деланным восторгом Пекто. Он тут же примчался домой, схватил дядюшкины руки и стал покрывать их поцелуями. – Как я рад, что вы к нам приехали, дядюшка!
– Ты – очень предприимчивый мальчик, – похвалил его дядюшка Сатор.
– А я всегда только и думаю, что бы такое еще сделать. Упорство и труд все перетрут, – ответил ему Пекто, косясь на меня. – Так ведь, дядюшка?
– Так, так, – согласился дядюшка Сатор.
– Я очень рад, что вы поглядели, как я работаю, дядя, – вовсю льстил ему Пекто, то и дело поглядывая на меня.
– А что ты собираешься сделать там, во дворе? – спросил его дядюшка Сатор.
– Мне хочется привести его в божеский вид, дядюшка, чтобы он стал пригодным для хозяйства. Эти кусты уже сто лет растут тут, в них полным-полно ядовитых змей. Я думаю очистить от них двор и насадить повсюду полезные культурные растения. Мама всегда покупает овощи на базаре, а у нас не так уж много денег.
– Это весьма похвальная идея, племянничек, – прервал его вдруг дядя. – Давай действуй.
– Вам нравится, дядюшка? – не отставал Пекто, крепко ухватив нашего гостя за руку. – Вы одобряете то, что я делаю для нашей семьи? Я понимаю, что мы у вас – бедные родственники, но я так горд быть вашим племянником. Знаете, я и эти кокосовые пальмы очищу, чтобы они давали побольше плодов, – вдохновенно врал Пекто. – Мама сможет продать орехи на рынке и купить нам что-нибудь из одежды.
– Хотел бы я иметь такого сынка, как ты, племянничек, – сдался дядя. – Мне по душе твое трудолюбие и твоя сообразительность.
– Только меня тут никто не понимает, – проговорил Пекто, озираясь на отца. – Мне так приятно, что вы меня поняли, дядюшка Сатор.
– Наверное, потому и понял, что сам всего добился своим трудом. Мне, чтобы скопить деньги, много пришлось поработать, – подхватил его мысль дядюшка Сатор. – Так что у нас с тобой, племянник, немало общего.
– Вы так думаете, дядюшка? – воскликнул Пекто с энтузиазмом. – Вы действительно чувствуете, что у нас с вами есть что-то общее?
– Да, действительно, племянничек.
Брат с чувством пожал дяде руку и в волнении выскочил из дома. Из окна нам было видно, как он размахивал здоровенным крестьянским ножом – боло, круша кусты вокруг себя. Мать крикнула ему, чтобы он кончал работу, потому что все готово и еда уже стынет.
Но брат впервые в своей жизни трудился поистине как одержимый. На следующий день он начал очищать кокосовые деревья. Мы видели, как он то и дело сновал вверх и вниз по стволам, обрубая засохшие ветви на дрова. Он работал от восхода до заката солнца. Наши соседи в изумлении наблюдали за ним, весь день вися на заборе. Никто не мог понять, что такое случилось с Пекто. Соседям, конечно, было известно, что наш дядя Сатор состоятельный человек, но они не в состоянии были представить, что у дядюшки и Пекто могли быть общие взгляды на жизнь.
Дядюшка гостил у нас уже вторую неделю, и Пекто принялся вскапывать землю во дворе. Затем он высадил помидоры и баклажаны, а также сладкий перец. Соседи аж завыли от радости и разбрелись по домам.
– Какой у тебя хороший сын, – прокомментировал это дядюшка, выглядывая из окна.
– У меня все дети послушные и трудолюбивые, – ответил ему отец, стараясь не глядеть на меня. – А Пекто особенно. Ему, наверное, больше всех других повезет в жизни.
– Я тоже так думаю, – согласился с ним дядюшка Сатор.
– Он действительно очень предприимчивый. Все, что ему надо, – так это немного денег для начала, – попытался намекнуть отец. – Как ты думаешь, братец?
– Да, конечно, – ответил дядя и поглядел на меня. – А кувшин-то снова пуст, племянничек?
– Пуст, дядя.
– Так чего же ты дожидаешься, сынок? – подхватил отец.
– Я уже брал в лавке столько вина и ничего не платил, – объяснил я ему. – Кроме того, первого, кувшина, когда дядя только приехал. После этого он не давал мне ни сентаво.
– А ты что, не знаешь, как надо разговаривать в лавке? – посуровел отец.
Мне пришлось снова отправиться в лавку и попросить еще один кувшин вина в кредит. Визит дядюшки Сатора затягивался. Я бегал в винную лавку по нескольку раз в день. Мать ежедневно ходила на рынок. Она бросила всю остальную работу и думала только о том, как ублажить богатого дядюшку. А он и вправду был умиротворен и всем доволен.
Так продолжалось изо дня в день. Раз мой богатый дядюшка разложил на полу свои деньги и некоторое время любовался ими. Потом взглянул на меня и подмигнул.
– Жалко, что ты еще слишком мал, чтобы понимать истинную ценность денег, племянничек, – изрек он.
– Но я пока и так могу на них смотреть, – ответил я.
– Верно, племянничек. – Он подцепил самую мелкую монетку, сентаво, и торжественно вручил ее мне. – Теперь тебе будет чем играть. Помни своего доброго дядюшку.
– Спасибо, дядюшка Сатор, – ответил я.
Он снова уставился на кучу денег. Это занятие так поглотило его, что я решил удалиться. Подойдя к двери, я услыхал, как он говорил сам себе: «Да-а, племянничек, такова вот жизнь у богатого человека…»
А Пекто по-прежнему самоотверженно трудился во дворе. Домой он заскакивал на минутку только затем, чтобы спросить, не нужно ли чего дядюшке Сатору. Но тот больше был занят пересчитыванием своих денег.
Однако всему приходит конец.
С нашим птичником было покончено. Сначала с яйцами, а затем и с несушками. Только водяной буйвол карабао еще продолжал разгуливать по двору. Хотя я заметил, что и на него отец поглядывал с тревогой. В кошельке матери стало совсем пусто. В доме не осталось риса. Нечего было есть.
Мой богатый дядюшка начал проявлять признаки беспокойства. Скоро стало известно его решение.
– Ну, я собираюсь домой, – объявил он нам.
– Я надеюсь, ты доволен тем, как тебе гостилось у нас, братец? – вкрадчиво спросил отец, все еще надеясь на лучшее.
– Я всем доволен, – отвечал дядюшка Сатор.
– Может, вы как-нибудь снова нас навестите? – проговорила неуверенно мать.
– Я постараюсь в ближайшее время опять к вам приехать, – заверил ее дядюшка. – Ты чудно готовишь. Все было так вкусно.
Он взглянул на меня и снова подмигнул, после чего стремительно вышел из дому. Отец раскрыл было рот, чтобы что-то сказать, да так и остался с раскрытым ртом – он не предполагал, что события станут развиваться так быстро. И тут Пекто увидел, что дядюшка Сатор уезжает. Он кинулся к нему и вцепился в его руку.
– Вы уже уезжаете домой, дядюшка Сатор?
– Да, племянничек, – ответил ему дядя. – Благодарю тебя за то, что ты продемонстрировал мне свое трудолюбие и предприимчивость. Продолжай в том же духе, и годам к пятидесяти, я уверен, ты по-настоящему узнаешь цену деньгам. – Он сунул руку в карман и, вытащив оттуда какую-то мелочь, положил ее на ладонь Пекто. – Вот здесь пятьдесят сентаво. Этого вполне достаточно, чтобы начать. Когда я приеду к вам снова, надеюсь, у тебя уже будет свой дом и небольшой участок земли, не говоря уж о маленькой женушке. До свиданья, племянничек. Общий привет! – И дядюшка Сатор зашагал прочь, помахивая своей блестящей тросточкой и попыхивая огромной сигарой.
