Текст книги "Современная филиппинская новелла (60-70 годы)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)

Доминадор Б. Мирасоль

В КОГТЯХ ОРЛА

© Перевод – издательство «Художественная литература», 1981 г.

Перевод И. Подберезского

Я направлялся к высокому, видному издалека зданию, в котором размещалось правление торговой фирмы – там работал Ансельмо, друг детства. Я давно уже не видел его, и он настойчиво просил меня зайти. На здании красовался двуглавый американский орел – он словно высматривал очередную жертву. Время перевалило за полдень, и бриз, дувший от Манильской бухты, уже поднимал столбы пыли. Пыль толстым слоем оседала на одежде, набивалась в волосы. Мои туфли скоро стали совсем серыми.

Я ускорил шаги и спустя несколько минут уже входил в комнату на первом этаже. Увидев меня, Ансельмо встал из-за стола и, улыбаясь, вышел мне навстречу.

– Вот и ты наконец! – приветствовал он меня. – Идем, пообедаем вместе.

Мы отправились в ближайший ресторан. За обедом Ансельмо больше молчал, что было очень непохоже на него. Казалось, его мысли витали где-то далеко.

– О чем ты думаешь? – спросил наконец я.

Он неопределенно хмыкнул и снова погрузился в свои мысли. И только за кофе заговорил.

– С Селией неладно, – начал он.

Что он любил Селию, я знал давно. Я вообще знал всю его жизнь. Мы вместе росли в Тондо[27]27
  Тондо – трущобный район Манилы.


[Закрыть], сдружились еще детьми и сохранили дружбу в зрелом возрасте. Он не раз говорил, что я единственный человек, с которым он может откровенно делиться мыслями. Ансельмо не был лишен способностей, но до сих пор ему не представлялось случая проявить их. Был он скромен, даже застенчив, из-за неопытности становился в тупик перед любой, даже самой незначительной, трудностью.

– А что с ней? – спросил я.

– Собирается в Америку. Давно уже мечтает об этом. Говорит, что только там мы сможем разбогатеть. Неделю назад из Америки приехала ее двоюродная сестра. Она вышла замуж за американца и получила американское гражданство. Так вот, она обещала помочь уладить кое-какие формальности, и они хотят ехать вместе. Сестра уверяет, что Селия без всякого труда найдет там работу.

Я уже не раз слышал эту песню от самых различных людей, и она раздражала меня. Америка, Америка, только Америка! Складывалось впечатление, что для многих моих соотечественников в этом слове заключалась единственная надежда.

– Селия говорит, – продолжал Ансельмо, – что, когда она устроится, я смогу последовать за нею, и там мы поженимся. Но как ехать? На это надо кучу денег, а у меня их нет.

Денег нет. Это верно – денег у него нет, как нет их у меня и у миллионов других филиппинцев. Тоже старая песня. Впрочем, Ансельмо зарабатывал неплохо: он был программистом на электронно-вычислительной машине, кончил коммерческий колледж. Но он содержал своих родителей да еще оплачивал обучение брата в колледже.

– Так что теперь мне придется экономить на всем, – сказал он, словно рассуждая вслух. – Иначе мне не выбраться отсюда, не увидеть Селию…

В том, что он говорил вполне серьезно, я убедился тут же: мне пришлось заплатить за обед, хотя он сам пригласил меня, зарабатывал куда больше, чем я, и был одинок, тогда как у меня уже было двое детей. Это неприятно поразило меня. Расставаясь, я сказал ему:

– Дай мне знать, когда Селия будет уезжать. Хочу проводить ее.

Ансельмо обещал и сдержал слово. Спустя несколько месяцев он появился у меня на квартире. Мы отвезли Селию в аэропорт, и тут я еще раз убедился, насколько серьезно страсть к накопительству овладела Ансельмо: за такси до аэропорта и обратно платить пришлось мне.

С тех пор я стал избегать встреч с ним – и не потому только, что не желал платить за него, но и потому, что не хотелось ставить его в неловкое положение. Так прошел почти год, а потом он вдруг снова объявился.

– Старик, – сказал он. – Похоже, ты за что-то дуешься на меня! За год ни разу не зашел!

– Но ведь и ты ни разу не зашел, – ответил я. – Как живешь? На вид – процветаешь.

– Да пожалуй, – серьезно ответил он. – Недавно получил повышение. Так что теперь можно побольше откладывать на поездку в США.

Под конец он настойчиво уговаривал меня зайти к нему.

– Смотри, – сказал он, – если ты не придешь ко мне в правление в следующую субботу, я и в самом деле подумаю, что ты на меня дуешься.

В субботу я пришел к ним в офис. Ансельмо торжественно восседал за большим столом, который раньше занимал начальник их отдела. Он широко улыбнулся мне, но то была улыбка превосходства. Ансельмо явно позировал.

– Ого, – сказал я. – Уже командуешь отделом?

– Почти год.

– Недурно! И какой же подвиг ты совершил, что за год достиг таких высот?

Он рассмеялся и пояснил снисходительно:

– Вечно ты шутишь! Здесь нужны только способности. А они у меня, как оказалось, есть, и, кажется, неплохие. Вообще же, надо только иметь голову на плечах.

Да, он здорово изменился.

– А где тот старик, который раньше возглавлял отдел?

– Ушел на пенсию. Но ты ведь знаешь, для меня этот пост не самоцель. Мне главное уехать! Селия ждет. А еще я устроил сюда брата – он кончил колледж и теперь работает у нас бухгалтером. Так что теперь мне не нужно тратиться на него. Более того – за то, что я его пристроил, он обещал платить родителям вместо меня. Так что скоро, надеюсь, я смогу отправиться в путь.

Его брат стал бухгалтером? Странно! У них было всего два бухгалтера: племянник председателя совета директоров фирмы и Крис, сослуживец Ансельмо, с которым как-то раз мне случилось зайти в ресторан. Сейчас Криса не было в конторе, и, поискав его глазами, я спросил:

– А где же Крис?

Ансельмо нервно передернулся и раздраженно сказал:

– А, этот бездельник! Уволен. Уволен через месяц после того, как ушел этот старый осел, наш бывший начальник.

У меня шевельнулось недоброе подозрение: уж не сам ли Ансельмо выжил и своего бывшего начальника, и Криса? А почему бы и нет? С его нынешними взглядами… Эта мысль не давала мне покоя. Я попрощался и вышел, но подозрение крепко засело у меня в голове.

А скоро я получил подтверждение моим самым худшим опасениям. Спустя несколько дней я случайно встретил Криса. Мы зашли в дешевый ресторанчик выпить по чашке кофе, и там он рассказал мне все.

По его словам, начальник отдела очень благоволил к Ансельмо и ценил его способности, а потому начал готовить его себе в преемники, хотя до пенсии ему было еще лет пять. Но Ансельмо использовал это по-своему и постарался ускорить события: он близко сошелся с управляющим и принялся угождать всему вышестоящему начальству.

Прошло немного времени, и все стали замечать, что управляющий начал придираться к начальнику отдела. Тот, конечно, понял, что его выживают, и в один прекрасный день подал прошение об отставке, которое немедленно было принято. Во всем этом деле без труда узнали руку Ансельмо.

– А вслед за тем, – продолжал Крис свой невеселый рассказ, – настала моя очередь. Должен честно сказать, я никак не ожидал, что он так поступит со мной – ведь мы были друзьями. Но это случилось. Его брат как раз кончил учиться и зачастил к нам. Я попробовал поговорить с Ансельмо в открытую, но он сделал вид, что не понимает, о чем идет речь. А на другой день после этого разговора меня уволили.

После этого я не видел Ансельмо еще с год, но затем он вдруг сам зашел ко мне домой. Судя по его нетвердой походке и растрепанному виду, он был изрядно навеселе. Не ответив на мой недоуменный вопрос, он, шатаясь, прошел в гостиную и тяжело опустился на диван.

– Что случилось? – еще раз спросил я.

Он поднял голову и уставился на меня бессмысленным взором. Потом, видимо, до него дошел смысл вопроса, взгляд его прояснился, глаза наполнились слезами. «Возьми себя в руки», – хотел сказать я ему, но что-то – вероятно, его жалкий вид – удержало меня. Все же когда-то он был моим другом. Между тем Ансельмо пришел в себя – не то чтобы он вдруг протрезвел, но он уже мог соображать и довольно связно излагать свои мысли.

– Я знаю, тебе все известно о делах у нас в офисе, – сказал он. – Все это правда, я не собираюсь отрицать. Мне не хотелось приходить к тебе, я ведь вижу – ты меня избегаешь. Но мне некуда больше податься, некому излить душу. А мне это так нужно сейчас.

Я не прерывал его, понимая, что ему необходимо выговориться.

– Я получил письмо от Селии, – продолжал он, – только вчера. Она пишет мне такое… В общем, она вышла замуж. И знаешь за кого? За американца. Пишет, что сначала не хотела сообщать мне об этом, но потом решила, что я все равно узнаю, когда приеду в Америку. Потому что она считает, что я все-таки должен ехать в Америку.

Он на секунду умолк, потом добавил:

– Она просит прощения, говорит, что это единственный способ получить американское гражданство – иначе ее бы выслали. Судя по ее письму, так делают все филиппинки, чтобы зацепиться в Штатах!

Я смотрел на него и пытался представить себе Селию в Америке – миловидную высокую метиску, в отеле, в специальном номере для новобрачных, с непременной двуспальной кроватью… Я понял, что испытывал Ансельмо в тот момент.

– Она пишет, что этот брак ничего не значит, что она все еще любит меня, – с горечью продолжал Ансельмо. – Говорит, что, если я приеду в Америку, мы сможем встречаться тайно, пока она не получит развод.

Это была наша последняя встреча. Через несколько месяцев я узнал, что Ансельмо отправился за океан. Проститься он так и не зашел.

Два года я не имел вестей от Ансельмо, а потом вдруг получил от него письмо. Вот выдержки из него:

«…здесь мне снова пришлось начать с самого начала – устроился программистом, дело знакомое. Боюсь только, что здесь я и застряну на всю жизнь – ни одного повышения за два года! Месяца через три после приезда я встретился с Селией. Она уже подала на развод и ждала слушания дела. Ее брак с тем американцем действительно фиктивный: мы свободно встречались с нею, вместе проводили время.

Как-то мы с ней зашли в ресторан, на котором не было обычного объявления „Цветным вход воспрещен“, – кстати, в ее штате не так уж много таких ресторанов. Там мы встретили двух негров – в этом нет ничего удивительного, конечно, но с ними были две медсестры-филиппинки. Они окликнули Селию – оказалось, ее хорошие знакомые. Она представила меня. Мы сели за их стол, и из разговора я узнал: обе медсестры были женами этих негров.

Когда мы вышли, я спросил Селию, почему филиппинки так неравнодушны к неграм. „Какая чепуха! – воскликнула она. – Им нет до них никакого дела. Любовью здесь и не пахнет“. – „Значит, они вышли за них замуж, как и ты, ради гражданства?“ – „Ну конечно! – ответила она. – Так все делают. Какой ты, однако, наивный!“

Да, я, наверное, слишком наивен. Ты знаешь, я далеко не ангел, но этого я понять не могу.

Короче, я оставил Селию. Не могу я жить с человеком, который все измеряет долларами. Больше я здесь не выдержу и поэтому решил вернуться. Я знаю, что там, у нас, я буду совсем одинок – ведь я оторвался от всех, а Селия наверняка останется здесь. Ей уже не вырваться из этих когтей. Но мне еще не поздно, я еще спасусь… Надо бежать, бежать… Только примут ли меня там?»

Я ответил ему коротким письмом:

«Филиппины – наша родина, и она всегда рада принять своих сынов, где бы они ни скитались. Это наша мать. Бывает, что сын отрекается от матери, но мать от сына – никогда. Поэтому возвращайся и ни о чем не думай».

Я уверен, он вернется.

Бой Леутерио К. Николас

СПРОСИ СВОЮ МЕЧТУ

© «Sagisag», 1979

Перевод Л. Шкарбан

Сколько Обет помнил себя, для него всегда было загадкой, почему, например, тот старик на противоположной стороне улицы – адвокат, почему у одного из его товарищей отец – инженер, почему у доктора – клиника на углу, откуда берутся учителя, полицейские, солдаты и все прочие.

На все эти вопросы его еще незрелый детский ум давно искал ответа. Однажды, когда ему еще не исполнилось и восьми лет, он спросил об этом мать.

– Это их профессия, – сказала она.

Ответ, как росчерк, запечатлелся в сознании: «Это их профессия!» И вдруг его поразила мысль: «А папа, почему же у папы так?» Мать погладила его по голове.

– У твоего отца как у многих других. Хотел учиться, но не мог, не было денег. Вот и попал в порт… грузчиком. Но бывает иначе: есть деньги, да ума не хватает учиться. Такие тоже не получили профессии.

Он думал об этом ночами: «Кем я стану, когда вырасту? Чем буду заниматься?»

Как-то утром, когда мать готовила завтрак, он опять спросил ее:

– Мама, какая же у меня будет профессия, когда я вырасту? Может, я буду лечить, как доктор Асунсьон на углу улицы?

Мать ответила:

– Если за учебу придется отдавать те деньги, что папа получает как грузчик, то не выйдет, Обет. Ученье на доктора стоит дорого.

Он снова пристал:

– Ну а инженером, как папа Эдмона?

Мать внимательно, изучающе посмотрела на него.

– Обет, но ведь ты же говоришь, что не любишь арифметику! А там одни цифры!

Она отвела от него взгляд, снова занялась завтраком. Обет дотронулся до ее руки:

– А адвокатом, мама?

Она едва взглянула на него.

– Чтобы быть адвокатом, надо уметь спорить. Надо быть очень умным. А ты? Ты же сам столько раз говорил, что, когда учитель тебя спрашивает, ты не можешь ответить.

Обет на секунду задумывается.

– Ну а полицейским? Или солдатом?

Мать смеется.

– Дурачок ты, вот и все!

Он опять трогает ее за локоть:

– Ну кем же я буду, когда вырасту?

Она смотрит на него уже сердито.

– Господи, что за ребенок! Обет, ведь ты еще только в третьем классе! Учись пока получше. Перейдешь в среднюю школу, тогда и узнаешь, кем тебе быть.

Так кем же он все-таки будет? Ни доктором, ни инженером он стать не может. Адвокатом и подавно. Полицейским или солдатом он и сам не хочет становиться. Может, летчиком? Нет, страшно. Он вспомнил, как часто разбиваются самолеты. Ну тогда, может, просто грузчиком, как папа? Но работать грузчиком в порту тяжело. Это видно по лицу отца. Это ясно из слов, которые он так часто грустно говорит матери: «Мы сегодня ничего не заработали».

Так кем же он будет? Кем станет, когда вырастет?

Он не знает.

Почти каждый день Обет останавливается у телеграфного столба напротив мебельной мастерской. Рычит пила в руках у столяра, разрезая доски пополам или укорачивая их. Визжит рубанок, и с дерева слетает стружка. Аккомпанируя им, стучат молотки. Пахнет лаком. Он блестит на инкрустированных цветах, украшающих спинки стульев, всеми красками переливается на готовой, новенькой мебели.

Все это видно Обету, когда он проходит мимо мастерской по дороге в школу и обратно. Но раньше он ничего этого не замечал. Раньше он беспечно пробегал мимо. А теперь как будто что-то толкает его к этому месту, удерживает там, притягивает восхищенный взгляд ко всем этим предметам и к людям, снующим вокруг.

Дома он рассказывает обо всем матери. Потом то же самое повторяет отцу.

– Ты что, сынок, заладил одно и то же – все о стульях, столах, о мебели? Тебе что, не о чем больше говорить?

– И вот так все время, – вставляет мать. – Только и разговору что о пиле, молотке, рубанке. Ох, сдается мне, станет столяром твой сын, когда вырастет.

Он станет столяром! Ну конечно же! Пусть он не будет врачом, инженером, адвокатом, летчиком, полицейским или солдатом. Но уж столяром-то он сможет стать.

Действительно, почему бы ему не быть столяром? Как те мастера, которых он всегда видит, проходя мимо мастерской. Они умеют делать такую красивую мебель! Здорово! Он будет столярничать!

Своей радостью он охотно делится с товарищами по играм, с одноклассниками.

– Если бы вы видели, что они умеют делать! Если бы видели, какая у них получается мебель! Вам бы так понравилось!

– Так это же все есть на работе у моего папы! – вступает в разговор его однокашник Фермин. – Вот уж он делает мебель, так это мебель!

В голосе его слышатся хвастливые нотки. Обет восхищенно смотрит на него. Он и не знал, что отец Фермина – столяр.

– Неужели он действительно столяр? И делает мебель?

– Да! И давно! А старший брат – плотник! Он работает мастером на стройке.

– Вот это да!

– Видел красивые дома вдоль шоссе? Вот такие строит мой брат. Он уже построил много красивых домов. Говорил, что делал и бетонные, и деревянные – разные. Белые, голубые, желтые, зеленые. Много, и все красивые. Пойдем как-нибудь к нему на стройку? Это близко.

Однажды они с Фермином пошли туда. Стройка была в нескольких кварталах от школы.

Здание, возводившееся там, уже начало освобождаться от опутывавших его лесов, оно обретало законченные очертания. Казалось, на глазах рождался двухэтажный жилой дом, которому в скором времени предстояло соперничать размерами и красотой с другими современными зданиями, расположенными поблизости – и рядом, и напротив, и дальше по улице.

– Это здесь? – Обет был восхищен. – Вот красота будет, когда дом закончат!

– Здесь и работает мастером мой старший брат. Войдем? – предложил Фермин.

Но у ворот дорогу им преградил сторож.

– Куда это вы? Нельзя детям! А ну выходите!

– Дяденька, мы не будем баловаться, – попытался уговорить его Обет.

Сторож смерил их взглядом.

– Да хоть балуйтесь, хоть не балуйтесь – нельзя! Хотите свалиться вниз?

Ничего не оставалось делать, как разглядывать стройку со стороны.

– Пойдем завтра к папе на работу? – Предложение звучало как утешение.

– Вот и он! Вот мой папа! Видишь, тот, который держит электрорубанок! – Они были еще в воротах, когда Фермин выкрикнул это. Обет смотрел во все глаза. Фермин бегом помчался к отцу.

– Папа, это из моего класса, Обет. Он хочет посмотреть, как делают мебель.

Обет был уже рядом.

– Ладно, смотрите, только не балуйтесь. А то поранитесь, – предупредил столяр.

Но Обет уже ничего не слышал. Он ринулся к рубанку, стал возиться с ним, с пилой, с долотом, со всеми инструментами, которые не были в это время в работе. Несколько раз прилаживался полировать кусок дерева наждачной бумагой. И радовался так, как будто все наконец свершилось, как будто исполнились его мечты.

Он остановился только тогда, когда раздался окрик хозяина мастерской:

– А ну-ка, лоботрясы, марш отсюда! Вы что, покалечиться хотите?

С тех пор Обет всегда сопровождал Фермина в их походах на стройку и в мебельную мастерскую. Много дней они непрерывно говорили об одном и том же – о том, как мастерит мебель отец Фермина, как плотничает его брат. У Фермина было много историй в запасе, и все они очень нравились Обету.

– Знаешь, какой папа мастер? Когда он не выходит на работу, хозяин посылает за ним. А к брату заказчики издалека домой приходят.

Обет позвал Фермина к себе домой и с гордостью представил его матери:

– У него папа умеет делать отличную мебель, а брат – очень хороший плотник. Знаешь, какие большие и красивые дома он строит! – Обет обвел взглядом их дом, посмотрел на Фермина. – Старый у нас дом. Уродина! Ну ничего, вот стану плотником, сделаю такой же красивый и большой, как те, что строит твой брат.

Потом он так же осмотрел мебель и нехитрое убранство их гостиной.

– Да, плохо у нас обставлена комната. Ладно, вот вырасту и сделаю как твой отец, так же красиво.

Со своей мечтой он не расставался и тогда, когда был один. Он смастерит красивую мебель, построит красивый дом!

Во сне он видел то же самое. Вот он вырос, стал искусным плотником. Он сделал замечательный дом. Такой же чудесный, как тот, что построил брат Фермина. В нем красивая мебель. Такая же, как та, что делает папа Фермина.

Но дом вдруг охватывает пламя. Вместе с домом сейчас сгорит и красивая мебель. Он бежит, кричит, зовет на помощь: «Гасите огонь! Гасите огонь!» Он уже задыхается от крика: «Погасите огонь!..»

– Обет! Обет! Обет, проснись!

Мать трясет его. В комнате зажигают свет.

– Не спи на спине, плохое будет сниться, – говорят ему.

Вот уже несколько дней, как Фермин не ходит в школу, и Обет испытывает непривычную грусть. Ему не с кем говорить о плотницком деле. Но что еще хуже, ему не с кем ходить на стройку и в мебельную мастерскую.

Как-то под вечер он один отправился туда, где работал отец Фермина. Тот сразу его узнал.

– Ты не Обет ли, одноклассник Фермина?

– Да, его с понедельника нет в школе, – ответил Обет.

Столяр смотрел на него, ласково улыбаясь.

– Дома некому быть, кроме Фермина. Его сестренка заболела, с ней надо сидеть. А мать на рынке торгует. Ты бы сходил навестил его.

Именно этого и хотелось Обету, но он не знал, как добраться до дома своего друга. Он позвал с собой мальчика из их класса.

Нельзя сказать, чтобы дорога к дому Фермина была особенно грязной. Несмотря на рытвины, видневшиеся там и сям, на разбросанные кое-где помятые, ржавые консервные банки, на обрывки грязной бумаги, все же в сравнении с другими улицами ее можно было даже назвать чистой.

Дом стоял в конце улицы, в одном ряду со старыми доходными домами. Как и другие в этом районе, он был двухэтажный, с тремя выходившими на улицу дверями. Зеленая краска на нем выцвела и была едва различимой. Окна верхнего этажа красовались разбитыми или треснувшими стеклами.

Из средней двери, едва увидев их, выбежал Фермин.

– Что-нибудь случилось? Учитель рассердился? – вырвался у него удивленный возглас.

– Да нет, мы пришли поиграть с тобой, – ответил Обет.

– Тогда пойдем к нам. Входите. Мамы нет, с сестренкой некому оставаться. Она болеет.

Ребята вошли. Перед ними во всем убожестве предстало внутреннее помещение: несколько хромых, искалеченных временем стульев, голый, без скатерти, стол, ветхий шкаф с обломком зеркала.

В углу, рядом с пустой горкой для посуды, расстеленная на полу циновка служила постелью больной девочке.

– Во что будем играть? – спросил Фермин.

– Во что хочешь. Только так, чтобы не будить твою сестренку, – ответил пришедший с Обетом мальчик.

Они недолго успели пробыть одни в комнате – в дверь протиснулась жирная женщина со злым лицом.

– Мальчик, где твоя мама? – спросила она.

– Нет ее, на рынке.

– А папа?

– На работе еще.

– Вот что, – продолжала женщина. – Вы уже четыре месяца не платите. Скажи отцу, что, если не заплатит, вам лучше собирать пожитки.

Женщина ушла.

– Кто это? – спросил Обет.

– Хозяйка. Собирает плату.

– Это не ваш дом?

Обет был поражен. Фермин отрицательно покачал головой. Обет снова огляделся вокруг. Он гнал из памяти злое лицо толстой женщины.

– Ну давайте играть, – позвал Фермин.

Обет взглянул на него с каким-то отчуждением.

– Ты знаешь, мы лучше пойдем. А то наши искать меня будут.

На обратном пути Обета неотступно преследовали воспоминания об искалеченных временем стульях, о голом, без скатерти, столе, о ветхом шкафе с обломком зеркала… А где же красивая мебель, которую мастерит отец Фермина? В памяти упорно возникало злое лицо жирной женщины, собиравшей квартирную плату. Так у них нет своего дома? А как же те красивые дома, что строит брат Фермина?

Они уже подходили к столбу напротив мебельной мастерской. Скрежет пилы по дереву резал слух. Барабанил по перепонкам стук молотка. Жалобно звучал рубанок, выравнивая поверхность распластанной доски.

Да… Когда Фермин вернется в школу, у Обета будет о чем его расспросить.