Текст книги "Современная филиппинская новелла (60-70 годы)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)

МУДРОСТЬ ДЯДЮШКИ САТОРА

© 1978 by New Day Publishers

Перевод В. Макаренко

Когда дядюшка Сатор, самый богатый человек в нашем семейном клане на Филиппинах, погостив у нас, уехал, потому что в доме больше нечего было есть, отец задумался над тем, какое бы ему выбрать новое занятие. Его надежды на то, что мне повезет и дядя завещает мне свое богатство, окончательно рухнули, поскольку за все время, что дядя гостил у нас, он истратил всего одно лишь песо на бутылку вина. Можно было не сомневаться – он покинул наш дом, как только опустели рисовый ларь и птичник.

Мой отец был крестьянином по праву, склонности и по наследственной линии, но так уж случилось тогда – выпал голодный год. Наше рисовое поле растрескалось под испепеляющими лучами жаркого солнца, и нечего было и думать распахивать его, пока в нашу деревню не придут дожди. А до этих дождей оставалось еще несколько недель, вот почему отец так страдал и тосковал, не находя применения своим натруженным крестьянским рукам.

Однажды после полудня он возвратился домой здорово под хмельком и переполненный разными удивительными идеями. Разбудив меня, он почти целый час говорил восторженно и бессвязно. Его покрасневшие глаза сияли, излучая прекрасные и глупые мечты.

– Так вот, сынок, – заключил он наконец, – я решил открыть музыкальную школу.

– С этого не получишь денег, – охладил я его пыл. – Что пользы в такой идее?

– Это правда, что сразу не получишь, – согласился он и, не удержавшись с голоду, протянул руку к сочному куску рыбы, который я держал. – Но зато сколько будет веселья. Разве в нашей жизни сейчас так уж много веселья?

– Мне хватает веселья с нашим буйволом, – ответил я. – И потом у меня есть другое развлечение тут: если пошататься, как стемнеет, в округе – такого наслушаешься от обманутых мужей и брошенных возлюбленных…

– Ну уж и развлечение ты себе выбрал, сынок. Что ж тут хорошего? – заметил он и отщипнул еще кусочек от жареной рыбы, которую я держал в руке. – К тому же скажи мне откровенно: наверное, те истории, что ты слышишь, как стемнеет, не так уж приличны?

– Зато смешно, папа, – ответил я ему. – А иногда грустно до слез. – И я по-настоящему заплакал, вспомнив про одну девушку, нашу соседку, которую обманул ее молодой человек.

– Ну-ну, – ласково заговорил отец, – не надо плакать. Выгляни-ка в окно, послушай, как весело и радостно поют летом птицы в ветвях акаций. Побегай-ка во дворе во всю силу своих молодых ног, посиди на солнышке. Выкупайся в прохладной воде журчащего ручья, набери в рот белых гладких камушков. Ты еще слишком мал, чтобы взваливать на свою неокрепшую спину груз всех горестей земных.

Но я все плакал и плакал, вспоминая рассказы о том, как зазря страдала одна замужняя женщина, которая, пробудившись поутру, обнаружила, что ее муж спит в объятиях незнакомой молодой девушки…

– Слезы не в состоянии изменить мир в одну ночь. – Отец приласкал меня и забрал последний кусок жареной рыбы из моих закапанных слезами рук. – Но разве мир не наполнен небесным светом? Разве о чем-нибудь таком, о чем ты плачешь, поют тебе вольные птицы прекрасным летом? Разве листья акаций источают угольный дым для твоих растущих легких? Разве нежная зеленая травка, на которой так приятно поваляться, может покалечить тебя?

– Мне нет никакого дела до того, что происходит в растительном царстве, – просопел я, вытирая глаза тыльной стороной ладони. – Мне нет никакого дела, коли на то пошло, и до того, что делается у животных. Слишком много обмана и подлости в мире людей.

– Вот почему я и собираюсь заняться этим делом, сынок, – пояснил мне отец. – Помочь несчастным людям в этом мире. Заставить их смеяться в такой момент. Дать им возможность петь и танцевать при лунном свете.

– Да ты и петь-то не умеешь, – ткнул я его. – И танцевать тоже не мастак.

– А совсем не важно самому уметь петь и танцевать, – парировал мои нападки отец. – Достаточно того, что я заставлю других петь и танцевать, чтобы развеять их печали.

– Да-а, это легко сказать, папа, а вот как ты собираешься это сделать?

– Музыкальная школа… – проговорил отец мечтательно. – Я смогу научить молодежь музыке, чтобы это осталось у них на всю жизнь. Вот только одна проблема – деньги.

– Нынче это огромная проблема, – согласился я с ним. – Я не видел у тебя в руках и сентаво с тех пор, как мы перестали хозяйствовать на своей земле из-за засухи.

– Это всегда была всеобщая проблема, сынок,– продолжил отец. – Деньги извечно были горьким бременем большинства людей в мире.

– Ну, дядю Сатора они, кажется, не обременяют, – возразил я ему, сразу же вспомнив о своем богатом дядюшке. Он был, несомненно, самым богатым из всех, кого я когда-либо знал. – У него ведь куча денег. Уверен, что в его доме полно серебряных монет. И я не видел, чтобы он истратил хоть сколько на своих бедных родственников. А мы – беднейшие из бедных в этом хранимом богом мире!

– Этот мой брат поистине везучий, – согласился отец с плохо скрываемой завистью. – Просто диву даешься, откуда у него столько ума, мудрости?.. Откуда у него столько денег? Мне бы очень хотелось, чтобы была жива твоя бабушка – можно было бы выяснить у нее один деликатный вопрос.

– Да я бы сейчас и не очень беспокоился о деньгах, – пояснил я, – но что вот не идет у меня из головы, так это легендарные дядюшкины серебряные песо. Мне нужно научиться понимать и ощущать деньги перед тем, как стать игроком. Думаю, дядюшкиному серебру мы смогли бы найти применение.

– Ну что ж, добро, сынок, – одобрил отец, и в голосе его зазвучала отеческая нежность. – Вы с твоим дядей добрые друзья. Вы – птицы одного полета, одного поля ягода, если можно так сказать. Ты не хотел бы сбегать к нему домой и поговорить о моем деле?

– Я знаю, что музыку-то он любит. Это точно, – подхватил я задумку отца. – Вот только сомнительно, чтобы он авансом дал нам деньги на эту школу. Мне кажется, его таким предприятием не заинтересуешь, потому что это такое дело – его руками не пощупать…

– Ты всегда умел красиво говорить, – сказал отец ласково. – Плохо, что твой брат подался в город со своей гитарой. Он бы нам сейчас здорово здесь пригодился.

– Да, он – музыкальный гений, – согласился я. – Но, впрочем, давай я попробую поговорить с дядюшкой Сатором.

– Вот-вот, сходи к нему, – подхватил отец. – Я знаю, ты сможешь это сделать. Вы с моим богатым братом большие друзья. Он не откажет тебе.

– Я попробую.

– Ты сможешь, сынок, – проговорил отец с большой уверенностью. – Ты сможешь сделать это, если пустишь в ход несколько своих лучших слов. Я не знаю, откуда у тебя этот дар болтать языком, но ты и вправду ловко орудуешь словами. В нашем роду еще не было поэтов, если мне не изменяет память. – И он почему-то посмотрел в соседнюю комнату, где мать истово скребла пол, словно хотел спросить у нее что-то по секрету. Потом он погладил меня по голове и сказал: – Ну что же раздумывать? Поговорим как-нибудь потом, ладно?

– А что ты собирался мне сказать, папа? – спросил я.

– Да так, ничего. Иди! – распорядился он, снова поглядев туда, где мать мыла пол, и в глазах его угадывалось какое-то сомнение. – Теперь вся наша жизнь зависит от твоей удачливости. Если тебе повезет с дядей, то и в нашей семье установятся хорошие отношения.

– Я уже иду, – проговорил я, но остановился у двери и прибавил: – Не знаю только наверняка, что из этого получится: ведь наш дядюшка Сатор – старая и хитрая лиса.

– Ну, лиса или мышь – неважно. Я уверен, сынок, ты сумеешь убедить моего богатого братца, потому что ты такая же лиса, как и он!

Я как можно быстрее побежал в городок, где жил мой богатый дядя. Блестящие окна его дома были закрыты, а огромная, украшенная бронзой дверь накрепко заперта. Пришлось разбить камнем стекло в одном из окон и таким образом проникнуть внутрь дома.

Я обнаружил своего дядюшку совершенно больным: он съел что-то несвежее прошлым вечером и теперь лежал без сил, обливаясь потом. Увидев меня у своей кровати, дядя схватился за пистолет. Я изобразил широкую улыбку и отвел его руку с направленным на меня оружием. Подойдя еще поближе, дружески похлопал его по плечу.

– Ну что такое? – спросил он.

– Дядюшка Сатор, – обратился я к нему. – Я понимаю, что тысячи людей в этом огромном мире нуждаются в помощи. Что бы вы сделали, оказавшись на мели в незнакомом городе? Обратились бы вы за помощью к своим родственникам или близким друзьям? Смогли бы вы спрятать в карман свою гордость и попросить о помощи, не терзаясь чувством унижения?

– Не заговаривай мне зубы, – не очень вежливо прервал меня дядюшка и перевернулся на другой бок, чтобы видеть свой огромный сейф с деньгами, который был накрепко привязан железной цепью к одной из ножек его массивной кровати. – Каждый раз ты приходишь навестить меня и всегда стараешься поживиться чем-нибудь. Чего тебе надо сегодня? Денег? Это твой ленивый отец подослал тебя пронять меня льстивыми речами?

– Дядюшка Сатор! – воскликнул я, изображая взглядом неподдельное изумление. – Да что это вы вообразили себе за эти дни! Я пришел только затем, чтобы взглянуть на вас: ведь у нас столько общего. Отец рассказывал мне, что, когда вы были маленьким, вы очень любили красное вино. Разве это не совпадение? Я тоже неравнодушен к красному вину!

– Да-да, у меня была бурная и безрассудная жизнь, когда я был в твоем возрасте, – искренне признался он. – Но вскоре после того я быстро переменился к лучшему. И кем теперь я стал? Я счастлив и богат. Я из тех, кто сумел отыскать свое счастье!

– У меня еще столько времени, чтобы перемениться, – ответил я ему, воодушевляясь для новой атаки. – Кто знает, может, я сделаюсь богатым раньше, чем вы узнаете об этом?

– Такие вещи порой случаются, племянничек, – проговорил дядюшка Сатор примирительно.

– В том-то и дело, дядюшка, – ответил я и подумал, что время настало. – Как ваша нога?

– Прекрасно.

– А как с глазами? – спросил я.

– Ну, лучше уж теперь не будет, – ответил он.

– Я рад, что у вас сейчас все в порядке. Вот только жаль, что ваши денежки пропадут без пользы, если что-нибудь случится посреди ночи, а вы окажетесь один-одинешенек. Разве не так, дядюшка Сатор?

– Сколько тебе нужно? – спросил дядюшка, как обычно поняв все. Ему нравилось играть со мной в эту игру, наблюдая, как я развивал свою сообразительность по его образцу. Он поднялся. – А что, твой отец сам не может прийти и сказать за себя? Просто удивительно – у него нет ни капли гордости.

– Ну вот, дядюшка Сатор, – остановил я его, – я рад, что вы заговорили о деньгах, потому что сейчас как раз самое время понять друг друга. Фактически деньги нужны нам – можно я буду говорить откровенно? – только лишь как рабочее средство.

– Я вполне тебя понимаю, – отозвался дядюшка Сатор. – Что же на этот раз твой отец задумал сделать с моими деньгами?

– Дядюшка Сатор, мне хорошо известно, что ваше сердце отзывается на все прекрасное в жизни. На музыку, например. И оно неравнодушно к симпатичным маленьким коричневым ребятишкам.

Дядюшка Сатор мечтательно уставился в потолок. На какое-то время он даже позабыл про свой сейф с деньгами. Когда он взглянул на меня снова, это был воистину другой человек – так он переменился. Не знаю почему, но мне казалось, что была во мне такая сила, которая воскрешала в этом старике его утраченную юность. Дядюшка Сатор прикрыл глаза, потом снова взглянул на меня, утер рот с такой страстностью, будто желал очистить свою душу, резво поднялся и сел на краю постели. Я понял, что теперь он уже мой. Теперь уж ему никуда не деться, никакими силами не преодолеть моей власти над ним.

Я не стал терять времени, потянул его за руку, и мы с ним три раза обошли вокруг комнаты. Потом приволок из спальни удобное кресло и усадил в него дядюшку. Я даже помог ему застегнуть пуговицы на сорочке. Следом за этим на столе появились карты, и мы повели беседу как добропорядочные деловые люди.

Он был, конечно, продувной бестией, хитрым лисом. Он запинался, мямлил, пока речь шла о высоких материях, но воспрянул тут же, как только мы коснулись житейской прозы и презренного металла – его денег.

– Теперь скажи мне, что это был за идиотский разговор про музыку и про детишек? – неожиданно в лоб задал он мне вопрос.

– Видите ли, дядюшка Сатор, – начал я издалека, как и положено благовоспитанному торговцу. – Отец задумал открыть музыкальную школу для детишек в нашей округе. Лично я не вижу в этом предприятии никакой выгоды. Мы живем нынче в бедном районе, я бы даже сказал – очень бедном, и многие крестьяне там попросту гибнут от голода. Однако в данном случае я думаю не о деньгах. Всякий раз, когда у меня в животе урчит от голода, я вспоминаю тех жирных кур и поросят, которые бродят по нашей округе. Как вы думаете, дядюшка Сатор, я ничего не проглядел на этот раз?

– Ты говоришь, у них есть жирные курицы и поросята, которые разбредаются средь бела дня? – оживился он. – И нет человека, который бы придумал, что с ними делать? Ну-ну, племянничек, плети дальше, а я послушаю твою ахинею!

– Так я ведь уже все сказал, – продолжал я, видя, что его деловой ум заработал, что пошла в ход дядюшкина мудрость. И не только ум заработал – мой рассказ, похоже, по-настоящему заинтересовал его, приятно возбудил. – Вот только не представляю, как бы к ним подобраться. Что вы на это скажете, дядюшка Сатор?

– Скажу, что у твоего отца просто мозги затуманены, – резко ответил он. – Наверное, от того дешевого вина, которое он дует каждый день.

– Но иногда эти мозги подбрасывают светлые идеи, – возразил я. – Вот совсем недавно, когда мы ходили с ним в церковь помолиться за одного из наших усопших, ему пришла в голову мысль сделаться священником и приобщиться к святому таинству. Он увидел в церкви, как верующие бросают свои с таким трудом заработанные деньги в огромную корзину у алтаря. Разве это не светлая мысль для весьма посредственных мозгов моего отца?

– Я не намерен потворствовать такому святотатству, племянничек, – не согласился он со мной. – Подай-ка мне трость и возьми мой ящик с деньгами. Да гляди, не сбеги с ним. У меня в кармане заряженный пистолет. Мне не хотелось бы видеть, как ты помрешь, так и не познав силы денег.

– Это вы верно говорите, дядюшка Сатор, – сказал я, решив не спорить с ним.

– Ну, тогда не мешкай! – прикрикнул он на меня.

Я отвязал его сейф от кровати и взвалил себе на спину. Он оказался довольно тяжелым, примерно как те двадцать жирных кур, которых я однажды обнаружил у отца под домом; вскоре он, не дожидаясь, пока они подохнут и станут негодны для продажи, загнал их на рынке за полцены. Мне приятна была эта ноша – наполненный деньгами дядюшкин сейф, хотя под его тяжестью и пришлось согнуться в три погибели. Я понял, что деньги тоже имеют надо мной власть.

– А теперь давай отправимся к вам домой, – проговорил он, погоняя меня своей тростью.

– Я готов.

По дороге дядюшка Сатор несколько раз останавливался передохнуть, но тем не менее, когда мы подошли к нашему дому, сердца у нас бились так, что казалось, вот-вот выскочат из груди. Едва мать увидела меня с этим ящиком на спине, она кинулась в кухню приготовить что-нибудь поесть. Надо сказать, она не часто поступает таким образом, даже когда я прикидываюсь больным. Даже по случаю недолгих визитов одного из моих щедрых дядьев – дядюшки Соёка, например, который таскает у людей из карманов все, что попадется, и время от времени приносит нам изрядную долю своей добычи. Даже когда отец страдает с перепоя и нуждается в чем-нибудь эдаком, вкусненьком, чтобы вновь вернуть к жизни отравленный организм. Но сегодня она казалась воплощением внимательности и заботы.

Итак, дядюшка Сатор поселился в нашем доме, и отец открыл музыкальную школу для детей. Я частенько останавливался возле школьного здания послушать, как там учатся играть на различных музыкальных инструментах. Да-а, дядюшка Сатор порой бывает просто замечательным старичком… Несколько дней спустя, однако, он призвал к себе отца и настоятельно порекомендовал тому требовать с родителей, чьи дети обучались в школе, плату в виде жирненьких курочек и поросят-сосунков. Услужливые родители с готовностью откликнулись на требование отца и носили нам птицу и поросят до тех пор, пока всех их не перерезали на нашей кухне и не продали на местном рынке. Вырученные деньги пошли, разумеется, дядюшке Сатору, потому что отца интересовал только его желудок. Он всегда полагал, что забитый поросенок весомее и важнее, нежели деньги в кармане. Мозги же дюдюшки Сатора все время вертелись лишь в одном направлении – вокруг блестящих серебряных песо. Это была единственная сфера деятельности, которая его занимала.

То были славные дни для нашей семьи. И хотя тогда нам тоже недоставало риса и зерна к сочному мясу, это почти не омрачало бесконечного праздника тех дней. Подумать только, при помощи магической силы дядюшкиных денег, вложенных отцом в музыкальную школу, мы все остались живы и здоровы в то ужасное лето страшной засухи.

Однажды поутру, когда лучи восходящего солнца едва позолотили хлеба на полях, дядюшка Сатор разбудил меня, ткнув концом своей знаменитой трости.

– Эй, племянничек, – промолвил он тихим голосом, – вставай-ка да подойди к окну.

Я вскочил на ноги и вытянулся перед ним.

– Что это там так красиво блестит на солнце? – спросил он.

– Это спелое зерно, дядюшка Сатор, – объяснил я ему. – Скоро крестьяне будут его убирать. У них будет обильный урожай.

– До чего же прекрасное зрелище открылось моим глазам! – воскликнул он и тут же зашептал, наклонившись ко мне: – Племянничек, сбегай-ка к своему дяде-картежнику. Скажи ему, что я мог бы дать некоторую сумму денег на устройство тут, в округе, небольшого игорного дома. Сейчас самое время приглядеться к плодородным землям, на которых так буйно колосятся эти золотые хлеба.

– Вы, как всегда, дело говорите, дядюшка, – поддержал я его.

– А ты что, сомневался в уме, в мудрости твоего богатого дяди, малец? – с наигранным возмущением спросил он.

– Я никогда не сомневался в том, что вы предлагаете, дядюшка Сатор, – поспешил я заверить его.

– Тогда беги быстрее, – приказал он. – Ну что за прекрасный вид перед моими глазами!

Я опрометью выскочил из дому и пустился к арене для петушиных боев, где известный в нашей семье игрок дядюшка Серхио проводил дни и ночи, тщетно пытаясь стать таким же богачом, как дядюшка Сатор.

ТАКОВЫ ЛЮДИ

© 1978 by New Day Publishers

Перевод В. Макаренко

Когда дядюшка Сатор, самый богатый человек в нашем семейном клане на Филиппинах, поручил мне повидаться с дядюшкой Серхио, считавшимся в нашей семье неисправимым игроком, я в тот же миг выбрался из дому.

Дядюшку Серхио я застал попивающим кофе под раскидистым манговым деревом на дворе, где находилась арена для петушиных боев. Он поначалу попытался было спрятаться от меня за чью-то спину, подумав, вероятно, что я вознамерился призанять у него немного денег. Но как только понял тщетность своей попытки облапошить меня, расплылся в вымученной улыбке, прикрывая свое замешательство.

В прошлом мне неоднократно доводилось оказывать дядюшке Серхио различные одолжения, хотя временами, особенно если у него заводилось несколько сентаво, он чурался моей компании словно чумы. Ему было хорошо известно, что я всегда могу взять над ним верх. Дядюшка, без сомнения, был неглуп, но только имея дело с другими людьми, а в отношениях со мной тут же превращался в обыкновенного человека. Вот почему он неизменно обращался ко мне, когда ему требовалась моя помощь.

И вот теперь он широко улыбался мне. Мне было известно, что он никогда не выигрывал больших денег; у него их никогда не было достаточно много для того, чтобы успешно начать какое-либо дело. И еще мне в этот момент показалось, что он неожиданно, как бы между прочим, вытащил бумажник у одного из зазевавшихся игроков. При этом он ведь не был карманником. И в отличие от другого моего дядюшки – Соёка, который стяжал славу бандита, – его не мучили навязчивые идеи, связанные с размерами и формой чужих бумажников. Это для него была, так сказать, побочная работа. То же, чем он сам занимался, можно изложить в виде своеобразного кредо: «Люди не знают, как истратить свои деньги. Я делаю им одолжение, если трачу их деньги за них».

Так оно, собственно, и было: дядюшка Серхио тратил их деньги за них. Я поднабрался этой мудрости и тоже стал тратить деньги подобным же образом – вот почему он осознал со временем, что у меня столь же изворотливый ум. Если честно, то я швырял деньги, словно осенний ветер, срывающий листву с помертвевших деревьев. Вот если бы не одно существенное различие между нами, то дядюшка Серхио и я вполне могли бы сделаться преуспевающими партнерами. Мы могли бы безбедно сосуществовать в нашем городке либо же в любом ином, сотрудничая по этой части. Да-да, это я точно знаю.

Но кое-что еще стояло между нами. Я хорошо понимал, что нам с ним никогда не удалось бы достичь чего-либо значительного, хотя мы бы не позволили людям трепать о нас языком из зависти. Нет, в самом деле.

И теперь я разыскал его, потому что у меня было к нему важное поручение от моего богатого дядюшки. Я сел рядом с ним и заказал чашечку кофе.

– Ну, племянник, – начал дядюшка Серхио, – рад видеть, что ты иногда и кофе пьешь для разнообразия. Нет, конечно, не потому, что я сам никогда не притрагиваюсь к бутылке красного. Ты ведь меня понимаешь? Мне только удивительно, что у тебя нет и сентаво на выпивку.

– Для вас же лучше разговаривать со мной поуважительнее, – ответил я ему. – Лучше выбросить песо. Я видел огромную гроздь спелых бананов по пути сюда.

Я тоже люблю бананы, племянничек, но зачем же платить, если их можно получить задаром?

После этого я сказал ему:

– Сегодня я чувствую себя так, будто могу сказать целому миру: «Вы, глупцы, всегда боретесь за деньги. Ну что ж, тряситесь над ними и рыдайте!» Да, дядюшка Серхио, вот что я хотел бы сказать всем. Есть у вас песо?

– Почему ты говоришь все это мне, когда меня ожидает удача на петушиной арене? – спросил он. – Я не собираюсь давать тебе песо, потому что ты мой бедный родственник. Хотя вообще-то я мог бы себе позволить сегодня быть щедрым.

– Что ж, поступайте как знаете. – Я пожал плечами. – Только имейте в виду, что упустите редкий шанс, если будете относиться ко мне подобным образом. Я ведь пришел к вам с невероятным предложением от самого дядюшки Сатора, нашего семейного богача. Если вы, разумеется, понимаете, что это означает.

Дядюшка Серхио вскочил на ноги. Его чашка кофе опрокинулась, и коричневая жижа вылилась на его и без того грязные хлопчатобумажные штаны. С минуту он не мог вымолвить ни слова, а когда собрался с мыслями, бросился меня пылко обнимать.

– Отчего бы тебе не попросить у меня два песо? – заговорил он. – Или три? Я всегда готов быть щедрым по отношению к тебе, племянничек. – И он незамедлительно выложил на стол трехпесовую бумажку. – Позволь, я и за твой кофе заплачу, – закончил он.

– Достаточно одного песо, – милостиво согласился я. – А я пока подумаю, куда бы истратить остальные два.

– Бери все, племянничек, – настаивал он. – Так скажи мне, что за важное поручение от моего богатого братца?

– Я не стану вам ничего говорить, покуда вы не будете умолять меня на коленях, – величественно проговорил я.

Дядюшка Серхио во многих отношениях был ниже табуретки, но мог не раздумывая ринуться в невообразимую глубину, коль скоро речь зашла о деньгах. Само собой разумеется, я только хотел поддразнить его. Но он вдруг действительно бросился передо мной на колени.

– Вот, гляди, я уже на коленях, – провозгласил он.

Я смотрел на него, откровенно веселясь.

– Я на коленях умоляю тебя, – говорил он со слезами на глазах. Я же делал вид, что не понимаю его, и наслаждался своим кофе. Как только он умолк, я снова взглянул на него и почувствовал себя виноватым: крупные слезы катились из его налитых кровью глаз.

– Ладно, – решил я наконец. – Дядюшка Сатор велел мне сказать вам, что вы можете получить некоторую сумму денег на устройство у нас в округе игорного дома.

Дядюшка Серхио захлопал глазами от неожиданности, вскочил на ноги и с чувством прижал ладони к моим щекам.

– Какой же ты милый, племянничек, – только и сумел выговорить он. Бросил сентаво на стол в уплату за мой кофе и бросился бегом к выходу. У ворот он на миг остановился и прокричал мне оттуда: – Запомни, за мной еще кое-что для тебя, племянничек!

Я глядел ему вслед, пока он бежал вниз по улочке и вокруг городского рынка. Когда он исчез за рядами травяных хижин, где обитали самые бедные, я допил кофе и вышел. Я отправился в президенсию – наш муниципалитет, – где и разменял свои три песо на мелкие монеты. Оттуда прямиком направился к школе. Там в школьном дворе я взял да и швырнул пригоршню мелочи ребятишкам. Они побросали свои забавы и смешались в одну кучу, вырывая друг у друга монеты. Увидев это, наперегонки через двор прибежали учителя и тоже стали рвать деньги друг у друга. Они, как голодные собаки, дерущиеся из-за кости, расшвыряли всех учеников и прогнали их вон. Тут появился сам директор школы и накричал на учителей за то, что они не оставили ничего ему, а ему как раз нужны были деньги, чтобы вырвать зуб. Я бросил им остававшиеся у меня монеты и пошел прочь, испытывая большую радость.

Остальную часть дня я пробродил по городу. Возвращаясь домой, я заметил, что мой игрок-дядя уже расставляет карточные столы в одном из соседних домов. Несколько мужчин томились неподалеку в ожидании игры. Я попросил у дядюшки денег, и он без единого слова выложил мне пять песо. Можно было не сомневаться, что богатый дядюшка Сатор снабдил его достаточной суммой, чтобы утолить его постоянный денежный голод.

Я искренне радовался, думая о том, что у него теперь полон карман деньжат. Без звонкой монеты он всегда выглядел таким несчастным. Обычно, растранжирив наличные запасы, он неприкаянно бродил по улицам, горестно размышляя о своей нищете, и ничего не замечал вокруг до тех пор, пока мальчишки не начинали швырять в него камнями. Мой дядюшка бывал рассудителен и проворен, когда у него водились денежки, но глуп и нерасторопен, когда в карманах у него было пусто. Вот почему я делал ему немало одолжений: из сочувствия, просто чтобы порадовать его. Мне всегда хотелось, чтобы у него было немного денег. Правда, если бы он вдруг разбогател, как дядюшка Сатор, вряд ли бы он придумал, что с ними делать. Боюсь, ему стало бы так тяжело, что он, пожалуй, даже повесился бы.

Изо дня в день, возвращаясь домой с рынка, где я проводил все свободное время, я наведывался в новый игорный дом и наблюдал, как дядюшка Серхио любовно перебирает драгоценные сбережения наивных крестьян. К столам невозможно было пробиться. Даже женщины порой тратили тут свои последние сентаво, на которые собирались купить жалкую чашку риса. Но когда настырные мальчишки пытались хоть краем глаза заглянуть в дверь или окна, дядюшка Серхио прогонял их прочь и бранился как дьявол.

– Почему вы на них так? – спросил я его.

– Слишком молоды еще, чтобы разбираться в таких вещах, – ответил он.

– А по-моему, им уже пора кое-что понимать, – возражал я. – Я же начал в пять – играть в карты и все прочее.

– Ты – мой племянник, – объяснил он. – А они – дети крестьян-бедняков. Куда им схватывать все так скоро. Да и я на что?

– Это вы о чем, дядюшка Серхио? – поинтересовался я.

– Ты ведь не какой-нибудь глупец и тупица, племянничек, – пояснял он. – Ты что, хотел сказать мне, что намерен заставить меня состязаться с этой ребятней, у которой глаза острее моих? Ты считаешь, мне следует разрешить этим маленьким бездельникам обучиться всем трюкам в игре, чтобы они смогли надувать меня?

– Да у меня и в мыслях этого не было, – ответил я. – Я только подумал, что они рано или поздно все равно будут играть. Почему же не позволить им уже сейчас узнать все, чему можно у вас научиться?

– К счастью, мне чужды такого рода гуманные чувства, племянничек, – проговорил он печально. – Вот монеты. А теперь отправляйся отсюда.

– Дайте мне песо мелкими монетами, и я избавлю вас от этих ребят, – предложил я ему.

– Отлично, племянничек, – охотно согласился дядюшка Серхио. Он запустил руку в сейф и вытащил на ощупь целую пригоршню монет. – Тут тебе как раз хватит, чтобы поиграть. И кроме того, тебя будет ждать еще одно песо, если ты действительно прогонишь отсюда эту шумливую братию.

Я показал ребятам горсть монет и припустил к реке. Они дружно кинулись за мной. Добежав до берега, я не раздумывая швырнул все монеты в воду. Вслед за ними в реку попрыгала вся детвора, и началась невообразимая свалка. Как только один из них стал захлебываться и звать на помощь, я отправился обратно в игорный дом. Самочувствие у меня было преотличное.

Там я застал трех полицейских, которые о чем-то говорили с дядюшкой Серхио, а он в это время под столом передавал им какие-то деньги. Затем они подошли к ломберному столику и принялись тут же делать ставки. В этот самый момент в дом ворвался начальник полиции, громко крича и размахивая пистолетом. Но игроки только весело поглядывали на него и как ни в чем не бывало продолжали свою игру. Двое из полицейских и вовсе не обратили на него никакого внимания, потому что один из них выигрывал. Третий не сводил напряженного взгляда с дядюшки, намереваясь, вероятно, еще его пощипать. Дядюшка Серхио увел начальника полиции в заднюю комнату.

Я тут же проскользнул вслед за ними – послушать, о чем они будут там говорить. Мне ведь все интересно, что делается на белом свете. Но я немного запоздал. Они, кажется, уже почти столковались.

– Так, – говорил начальник, – а как насчет пятидесяти процентов?

– Но, шеф, – запротестовал дядюшка Серхио, – капитал-то ведь не мой. Я работаю только из комиссионных. А помещение и капитал принадлежат моему богатому брату. Надеюсь, вы слыхали про него?

– Ну конечно, – отвечал начальник полиции.

– Я не волен ничего предпринимать без его позволения, – объяснил дядюшка Серхио.

– Это точно, шеф, – встрял я в разговор.

Они оба разом взглянули на меня. Начальник полиции даже схватился за свой пистолет от неожиданности.

– Вы что, не слышали о моем дяде-миллионере? Нет? – Я выступил вперед, отводя в сторону его руку с пистолетом.

– Да слышал я о нем, слышал, – раздраженно подтвердил начальник. – Сейчас-то он где-нибудь поблизости?

– Я разыщу его мигом, если нужно, шеф, – предложил я свои услуги.

– Давай, одна нога здесь, другая там, – поощрил меня дядюшка. – Вся надежда теперь на тебя. Приведи своего богатого дядюшку как можно скорее.