Текст книги "Принц Спиркреста (ЛП)"

Автор книги: Аврора Рид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Глава 22
Лягушка

Анаис

Между домашним заданием, курсовой работой и написанием портрета Кай праздник пролетает как один миг. День Рождества я провожу с Кай, которая танцует по общей комнате для девочек шестого класса со своим законченным портретом, словно влюбленная в него.

Позже мне звонит Ноэль, и я вынуждена бросить трубку, когда он пытается напевать мне рождественские гимны. На заднем плане Кай смеется над его пением. Остаток вечера мы проводим в обнимку на диване, смотря фильмы.

Каникулы заканчиваются так же быстро, как и начинаются. Возобновляются занятия, а вместе с ними – новая волна заданий, сроков и экзаменов.

Я ухожу в себя, прячусь в маленькой художественной студии или в дальних уголках библиотеки. Все мои часы уходят на работу: картины для выставки, которую я должна выиграть, рефераты и курсовые работы для A-levels, которые я должна сдать с блеском. Единственная причина остаться в Спиркресте – это получить высшие баллы, которые понадобятся мне для поступления в японский университет, поэтому покидать Спиркрест без них просто нельзя.

Хотя я доверяю и качеству своего искусства, и своему элементарному японскому языку (наш отец, родившийся во Франции, никогда не говорил с нами на нем, но мы с Ноэлем оба брали уроки в детстве), я не так уверена в своих академических способностях. На написание эссе у меня уходит целая вечность, а на то, чтобы написать хорошо, – еще больше. Исследования кажутся мне скучноватыми, а третьим предметом на A-Level является математика – предмет универсальный, но дается мне нелегко. Поэтому мне ничего не остается, как тратить время на учебу, когда лучше было бы рисовать. На какое-то время библиотека становится моим вторым домом в Спиркресте.

Однажды в пятницу днем я уже направлялась туда, когда на мой телефон пришло странное уведомление.

– Ужин в The Fable заказан на 19:00.

Я останавливаюсь на месте. Вокруг меня снежинки порхают над тополями, выстроившимися вдоль дорожки к библиотеке. Они падают на мои ресницы и щеки, отказываясь таять, пока я хмуро смотрю на свой телефон. Я нажимаю на уведомление, но никакой информации не появляется.

– Что? – бормочу я про себя.

– Все в порядке?

Я резко оборачиваюсь. Почему люди никогда не сообщают о себе в Спиркресте?

Сидя на краю статуи, наполовину скрытой под зарослями ползучего плюща и колючек, молодой человек курит сигарету. Белый дым вьется в ледяном воздухе, резко контрастируя с его темными глазами и черной стрижкой.

Хотя я не знаю его имени, я узнаю его с того момента, когда Северин бесцеремонно привел меня к нему в комнату отдыха. Он один из других грязных, богатых, неоправданно красивых людей в банде Северина, так называемых "Молодых королей".

– Что ты делаешь? – спрашиваю я, подходя к нему. – Здесь холодно.

– Размышляю, – отвечает он, пожимая плечами. – Мне нравится холод. Что с тобой?

– Я только что получила странное уведомление на свой телефон. – Я бросаю телефон в угол сумки и качаю головой. – Наверное, ничего страшного.

– Это из-за ужина? – спрашивает он.

Сузив на него глаза, я подхожу ближе. – Ты знаешь что-то, чего не знаю я?

– Вчера Сев получил сообщение от своего отца. О каком-то свидании за ужином. Я не знаю.

– О.

– У него полно секретов, когда дело касается тебя.

– На самом деле мне нечего сказать, – заверила я его.

– Конечно.

Мы молча смотрим друг на друга в течение минуты. Я протягиваю руку.

– Кстати, я Анаис, – говорю я.

Я уверена, что он знает, кто я. Он кивает и берет мою руку в медвежью хватку. – Яков.

– Ну что, Яков, Северин рассказал тебе, что он собирается делать, чтобы выпутаться из этой странной затеи с ужином?

Яков издал низкий, глубокий смех, больше похожий на рычание, чем на звук веселья. – Ха, нет. Он собирается.

– Правда?

– Да, а почему бы и нет, а? – Яков приподнял бровь.

– Я уверена, что у него есть дела поважнее.

– Нет. – Глубокий голос Якова звучит с оттенком веселья. – Может быть, он думает, что это будет весело.

– Может быть. – Я не убеждена. Северин не производит на меня впечатления человека, готового к ужину. – Возможно, он просто пытается отвязаться от родителей.

– Может быть. – Яков достает из кармана коробку сигарет и протягивает мне. Я качаю головой, а он пожимает плечами и закуривает вторую сигарету. – Может быть, все будет не так уж плохо.

– Помолвка?

– Ужин. – Рот Якова растягивается в ухмылке – скорее гримасе, чем улыбке. – Сев может быть отличной компанией, когда захочет.

Он достает из кармана телефон и смотрит на экран. Ухмылка исчезает с его губ. Он встает. – Я пошел.

– Ну... пока, я думаю.

– Увидимся.

Я провожаю Якова взглядом, пока он удаляется, исчезая среди деревьев. Он мне нравится. Он полная противоположность Северину: спокойный, холодный, беспечный. Далекий и неприкасаемый, как Ноэль.

Я нахожусь в библиотеке и пишу эссе для урока английского языка, когда в поле моего зрения второй раз за сегодняшний день появляется фигура. Я поворачиваюсь и вижу Северина, все еще в военной форме, воротник расстегнут, чтобы показать ожерелья, сверкающие на его груди. Его щеки раскраснелись от холода, а иссиня-черная прядь волос падает на глаза.

Он отодвигает кресло рядом с моим и со вздохом опускается на него.

– Что же нам делать? – спрашивает он, как будто мы только что разговаривали.

Хорошо, что я раньше столкнулась с его другом. – Насчет ужина?

– Да.

Я вздыхаю и отодвигаю ноутбук. – Ты знаешь, что мои родители даже не сказали мне об этом?

Он хмурится. – Что ты имеешь в виду?

Я достаю свой телефон и показываю ему уведомление. – Они просто добавили его в мой календарь через электронную почту. Вот и все.

– Ого. – Какое-то время он просто смотрит на мой телефон. Затем он откидывается назад и громко смеется. Его зеленые глаза зажмурились, и он откинул голову назад. Конечно, он должен смеяться самым красивым образом, как будто позирует для фотосессии. – Твои родители очень старомодные, trésor.

Я вздыхаю. – Ты даже не представляешь.

– Ну, ты можешь рассказать мне обо всем за ужином.

– Нам не обязательно идти, – быстро говорю я. – Мы можем проигнорировать это, если ты хочешь.

– Можем, – говорит он, – но я сомневаюсь, что это заставит их отказаться от нашего дела. Может быть, нам стоит пойти, чтобы успокоить их. Мои родители отвязались от меня на несколько недель после того, как я послал им ту фотографию.

– Какую фотографию?

– Ту, которую я сделал во время поездки. – Он поднимает руку и проводит указательным пальцем по моей щеке. – Le p'tit bisou.³⁶

– Правда? Это сработало?

– Да. Моя мама была в восторге от него на Рождество. Она поставила ее в рамку, смотри.

Он достает из кармана телефон и показывает мне фотографию из своей папки. Женщина в изумрудно-зеленом бархатном платье держит фоторамку у его щеки и ухмыляется от уха до уха. Внутри рамки – селфи, сделанное Северином по дороге на остров Скай.

Я беру его телефон в руку, чтобы рассмотреть женщину на снимке поближе. Ее оливковая кожа, длинные, блестящие волосы иссиня-черного цвета.

– Твоя мама, наверное, самая красивая женщина в мире, – говорю я Севу, возвращая ему телефон.

Он берет его с ухмылкой. – Да. Повезло, что я унаследовал ее внешность, да?

Я смотрю на него. Когда он улыбается, его красота оживает, как распускающиеся цветы. От этого захватывает дух, и это сюрреалистично. Я чувствую себя странно, как будто в моей груди происходит странная химическая реакция, от которой у меня сводит ребра. Я отворачиваюсь.

– Как скажешь.

– Слушай, – говорит он серьезным голосом, резко садясь. – Давай просто пойдем на этот дурацкий ужин. Мы получим вечерний выход, их угощение, поедим отличной еды, напьемся и хорошо проведем время. Мы же ничего не теряем, если пойдем, правда?

Я не могу удержаться. Я улыбаюсь. – Отлично. Я закажу по одному десерту.

– Вот это настроение, trésor. – Его ухмылка возвращается на лицо. – Я возьму самые дорогие бутылки. А на обратном пути вырублюсь в лимузине.

Я киваю. – Я попрошу водителя отнести тебя в постель.

Он смеется. – Не будь такой. Ты отнесешь меня в мою постель.

– Как сказочную принцессу.

– Да? – Он наклоняется ко мне. Его лицо в дюйме от моего, он дуется. – Тогда ты поцелуешь меня, когда я проснусь?

Я кладу ладонь ему на рот, создавая надежный барьер между его надутыми губами и мной, и отталкиваю его.

– Нет. Ты можешь превратиться обратно в лягушку. – Он лижет мою ладонь, и я отдергиваю руку. – А может, ты уже жаба? Ты такая же склизкая, как она.

Он встает. – Ты путаешь сказки, trésor.

– Не знал, что ты такой знаток, дерьмократ.

– Не называй меня так, – говорит он, поморщившись. Затем он устремляет на меня обвиняющий палец. – И не вздумай рисовать меня в виде жабы.

– Теперь я больше ничего не хочу делать. Может быть, я использую его для выставки.

– Я тебя предупреждаю. Не делай этого.

– Или что?

– Или я тебя поцелую и тоже превращу в жабу.

Я вздрогнула. – Отвратительно.

Он показывает мне палец. – Увидимся позже, жабий поцелуй.

Я делаю ответный жест. – Оденься, чтобы произвести впечатление, прекрасная принцесса!

Позже я стою перед узким зеркалом рядом с дверью моей спальни и навожу последние штрихи в своем образе.

То, что Северин всегда так придирчив к одежде, и его откровенное пренебрежение моим стилем приводят к обратному эффекту, чем он хотел бы. Вместо того, чтобы поразить его элегантным, стильным нарядом, дополняющим его собственную угрюмую эстетику «богатого ребенка», я хочу еще больше его разочаровать.

Если я заставлю его физически поморщиться от моего наряда, то буду считать этот вечер победой.

Для этого я надеваю свою самую яркую одежду – ту, в которой я бы отправилась на пляжную вечеринку.

Сетчатый топ, расшитый большими серебряными звездами, бархатное платье, охристые носки и мои потрепанные белые Converses для удобства. Волосы я ношу как обычно, потому что они слишком прямые и густые для всего остального, а вот над лицом я постаралась.

Синяя помада, толстые линии серебряного блеска под глазами и на веках, толстые желтые лучи солнца.

Перед тем как отправиться в путь, я смотрю на себя в зеркало. Сердце сжимается.

Мне нравится, как я выгляжу. Мне нравится, какая я.

Но я не могу удержаться от того, чтобы на секунду не задуматься, как бы я выглядела, если бы на мне было красивое сверкающее платье, туфли на каблуках, губная помада. Если бы я выглядела утонченной и сексуальной, как Кай.

Я качаю головой, глядя на свое отражение. Мне нравится то, какая я есть, и мне нечего доказывать кому-либо, особенно Северину Монкруа.

Глава 23
Яд

Северен

Я чуть не рассмеялся во весь голос, когда Анаис вышла из здания для девочек.

На ней фиолетовое платье, желтые носки и эти дурацкие чертовы туфли, которые она всегда носит. Огромные серебряные звезды покрывают ее руки и горло, а на веках нарисованы солнца.

Она похожа на радужный взрыв, и мне хочется упиваться ее видом.

Я протягиваю ей руку.

– Выглядишь сегодня великолепно, женушка.

– Не называй меня так. – Она поворачивается и проводит глазами по моему телу. – Ты мог бы и постараться.

– Извини, что я не выгляжу как настоящий клоун.

Она пожимает плечами, но все равно берет меня за руку. – Клоуны делают людей счастливыми.

– Клоуны заставляют людей бояться, чувствовать депрессию и страх.

Она наклоняется ко мне, чтобы прошептать на ухо. – Так вот почему ты одет так, будто идешь на собственные похороны?

– Это будут твои похороны, если ты и дальше будешь пытаться оскорблять мое чувство моды.

– Какое чувство моды? – говорит она.

Я открываю дверь лимузина и помогаю ей войти.

– Это будет долгая, мать ее, ночь, – говорю я никому конкретно.

Но даже когда я это говорю, мне трудно сдержать ухмылку на своем лице.

Внутри лимузина полированная обивка и слабое освещение создают уютную, интимную атмосферу. Возможно, слишком уютную и интимную, особенно если учесть напряжение, возникшее между мной и Анаис после той первой встречи в клубе.

Если бы мы были умнее, мы бы трахнулись прямо тогда, просто чтобы не мешать друг другу.

Если бы я был умнее, я бы трахнул ее той же ночью в клубе, у двери в гардеробной. И я бы трахнул ее на лесной подстилке, вместо того чтобы кусать, и я бы трахнул ее в своей комнате, когда она была еще мокрой и дрожала от оргазма.

Если бы это было так, то, возможно, я бы не чувствовал себя так, как сейчас. Постоянное напряжение, постоянная неудовлетворенность, мысль о ней, как тиран, властвует над моим сознанием. Даже на каникулах, когда я был вдали от нее, я все время думал о ней, говорил о ней без умолку.

Даже мои родители заметили, какой беспорядок она во мне устроила. Я уверен, что именно поэтому они уговорили Нишихару устроить этот маленький вечер.

Я наливаю нам обоим по бокалу шампанского, но даю себе молчаливое обещание не пить сегодня слишком много. Несмотря на то, что я давал грандиозные обещания заказать в ресторане самые дорогие бутылки, на своих ошибках тоже надо учиться.

И если я чему-то и научился, так это тому, что пьянство рядом с Анаис может закончиться только катастрофой.

Сладкой, мокрой, горячей катастрофой.

– Что я наделала? – неожиданно говорит Анаис.

Я нахмурился. – Что ты имеешь в виду?

– Ты смотришь на меня с тех пор, как мы сели в лимузин. Тебя так злит мой наряд? Это из-за охристых носков, не так ли?

Она задирает одну ногу вверх, указывая ступней на потолок. Я смеюсь и толкаю ее ногой вниз.

– Нет, trésor. Мне нет дела до твоих желтых носков.

– Мои охристые носки.

– Просто скажи "желтые".

– Но они не желтые.

Я закатываю глаза. – Вы, художники, чертовски претенциозны.

– Так вот почему ты смотришь на меня крошечными кинжалами?

– Я ничего на тебя не смотрю. – Я смотрю на нее. – А если бы и смотрел, то это были бы не маленькие кинжалы. Это были бы кувалды.

Она смеется. – Большие, толстые, жирные кувалды.

Я смотрю на нее поверх своего бокала шампанского, пытаясь не поддаться ее заразительному смеху.

Как я могу примирить версии Анаис, которые существуют в моем сознании?

Анаис, безликая невеста. Дочь миллиардеров, к которой я был прикован, когда меня бросили в океан этой помолвки. Анаис, какой я представлял ее себе до встречи с ней, как какую-то отчаянную социальную альпинистку.

А вот и настоящая Анаис. Ее нелепая одежда и простые черные волосы. Анаис, чьи странности держат ее на расстоянии от всех. Анаис, которая не позволяет мне одержать верх или оставить за собой последнее слово, никогда.

И, наконец, Анаис, которая живет в моем сознании и не желает выселяться.

Это девушка в клубе, одетая в блестки и грациозно танцующая в переливах цветов. Девушка, которая смело уводила меня с танцпола и так мило умоляла в гардеробной. Девушка, которую я прижал к лесной подстилке и украл у нее поцелуй. Девушка, которая извивалась и хныкала, когда я заставлял ее кончать на моем языке.

Это все одна и та же девушка, и, похоже, я одержим ею.

– Почему ты пошла в клуб в ту ночь в Лондоне? – неожиданно спрашиваю я.

Если она и удивлена вопросом, то никак этого не показывает. Она пожимает плечами. – Меня пригласила Кай. Я подумала, что неплохо было бы быть вежливой.

– И поэтому ты танцевала со мной в тот вечер? Чтобы быть милой?

Она поднимает брови. – Ты подошел ко мне, помнишь?

– Но я не знал, кто ты.

– Я тоже не знала.

Я пристально смотрю на нее. Часть меня хочет сказать ей правду. Что я жалею, что не узнал, кто она такая, что я жалею, что не трахнул ее даже после того, как узнал. Что я жалею о том, как вел себя в ту ночь, что жалею о каждом шансе иметь ее, быть с ней.

Что я хотел ее тогда и хочу ее сейчас.

– Если бы ты не узнала, кто я, – говорю я, – если бы мы не знали, ты бы...?

Мой голос дрогнул. Вопрос повисает в воздухе, так и оставшись незавершенным. Анаис смотрит на меня. Как всегда, мне хочется прочитать ее выражение лица.

– Что бы я сделала? – говорит она.

– Ты знаешь, о чем я пытаюсь спросить.

– Ты действительно спрашиваешь меня, был бы у нас секс той ночью?

Я пристально смотрю на нее. – Да, trésor. Очевидно, что я спрашиваю именно об этом.

Она вздыхает. – Очевидно, что да.

Моя грудь сжалась от ее слов. Не знаю, какого ответа я ожидал от нее, но это был точно не ответ. Отсутствие выражения в сочетании с ее тревожной честностью – это оружие, которое почему-то каждый раз бьет точно в цель.

– Как это очевидно? – спрашиваю я. – Почему ты так уверена?

– Потому что. – Она хлопает в ладоши. – Потому что, несмотря на все твои разговоры о том, что ты ненавидишь то, что я ношу, и что я золотоискательница, тебе было наплевать на все это до того, как ты узнал мое имя. Ты увидел меня, и я тебе понравилась... ну, я тебе чем-то понравилась. Что бы тебе ни понравилось тогда, я уверена, что понравится и сейчас. И если бы я не знала, что это ты, у меня бы тоже не было причин отступать. Так что, конечно, мы бы занялись сексом.

– Ты мне не нравишься, я просто… – Я наклонился вперед. – А что же тебе тогда понравилось?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты сказала, что я танцевал с тобой, потому что в тебе было что-то, что мне нравилось. Но это ты увела меня с танцплощадки – ты тоже хотела меня. Так какая же часть меня тебе нравилась до того, как ты узнала, кто я?

Она смеется, мягкий звук, удивительно приятный. – Разве это не очевидно?

– Мое представление о том, что очевидно, сильно отличается от твоего.

– Ну, не то чтобы меня привлекал твой добрый юмор и милый нрав, – говорит она, губы дрожат в подавленной улыбке.

– Что же тебя привлекло?

– Почему ты так раздражаешь? – спрашивает она, садясь и наклоняясь вперед в точном подражании моему жесту. – Ты знаешь, какая ты красивый. Не нужно, чтобы я тебе рассказывала.

– Ты считаешь меня красивым? – спросил я, понизив голос.

Это не то слово, которое я бы выбрал для себя, и не то чтобы мне было очень важно, что Анаис думает о моей внешности. Но эти прекрасные слова в ее устах звучат неожиданно, восхитительно хорошо. Они словно шелк прижимаются ко мне, и я не могу удержаться, чтобы не выгнуться дугой, чтобы насладиться ими.

Она кивает. – Да, Северин.

– А как насчет той ночи во время путешествия?

– Какой ночи?

– В ту ночь, когда я пришел в твою комнату и лег на твою кровать? Разве я не был тогда красивым.

Она со вздохом откинулась на спинку кресла. – Ты был пьян.

– И что?

– Ну и что, не будь дураком. – Она сужает на меня глаза. – Ты знаешь, что совершил ошибку. Ты бы пожалел об этом, как только проснулся.

– А вот о том, что произошло в моей комнате, я не пожалел.

Ее смех, на этот раз с сарказмом. – А стоило бы. Ты испортил прекрасный момент своей гордыней.

– Это было чуть больше, чем хорошо.

–Прекрасно. Это было чудесно. Это было захватывающе. А потом ты все испортил.

– Я просто хотел, чтобы ты признала, что не должна была меня отвергать, – угрюмо заметил я.

– Я не отвергала тебя. Если бы я отвергла тебя, я бы не стала целоваться с тобой в твоей спальне, не так ли?

Мы смотрим друг на друга в тусклом свете лимузина. Воздух слишком горячий, тишина слишком тяжелая, удушливая от белой кожи и полированного стекла.

– В любом случае, это произошло, и теперь это в прошлом, – говорит она. – Зачем на этом зацикливаться?

Хороший вопрос.

Почему я не могу перестать думать обо всем, что между нами произошло? О комнате, о лесной подстилке, о балконе, о моей спальне?

Потому что, как бы я ни ненавидел помолвку, в которую мы попали, как бы ни возмущался тем, что наши родители заставили нас ее заключить, я просто не могу найти в себе силы ненавидеть Анаис.

Неважно, что она не в моем вкусе, что я не выбирал ее. Я все равно хочу ее. И более того, я начинаю бояться, что она может мне понравиться. Даже больше, чем нравится. Но любовь – это яд, яд, который я уже пробовал.

И теперь я стал мудрее, умнее. Я могу распознать предупреждающие знаки. То, как я думаю об Анаис, даже когда ее нет рядом, то, как я хочу ее – все время. Как я чувствую себя рядом с ней – одновременно на взводе и расслаблен, раздражен и весел, разочарован и удовлетворен.

Любовь – это яд, и Анаис протягивает мне чашу.

Я не могу его принять. Я отказываюсь принимать его.

– Я ни на чем не зацикливаюсь, – говорю я наконец. – Я просто завел разговор. Не придавай этому слишком большого значения.

На ее губах появляется тень улыбки. Притворная или искренняя, веселая или горько-сладкая, я не могу сказать. С Анаис я никогда не могу этого понять. Думает ли она о наших поцелуях, о том, что могло бы быть? Думает ли она вообще обо мне, когда меня нет рядом? Засыпает ли она по ночам? Трогает ли она себя, вспоминая мой рот?

– Не волнуйся, – отвечает она. – Не буду. Знаешь, почему?

– Не знаю, но уверен, что ты не пожалеешь и расскажешь мне.

– Потому что если бы я хотела поцеловать тебя, Северин Монкруа, мне не нужно было бы напиваться до одури, чтобы набраться смелости и спросить. И если бы я хотела переспать с тобой, я бы не стала заставлять тебя заслужить это – я бы просто сделала это. И если бы ты мне нравился, я бы не стала убегать от этого и играть в игры. Как бы страшно мне ни было, я смотрю в лицо своим страхам, и ты мне понравишься, несмотря ни на что.