Текст книги "Четвертое измерение"

Автор книги: Авраам Шифрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Глава XXXIX

Атмосфера на Украине отличалась от благословенного Казахстана, как день от ночи.

Несмотря на то, что я приехал по официальному вызову, меня не хотели прописывать, тянули с оформлением на работу: недружелюбные лица в учреждении, хмурые, ненавидящие люди на улицах, в автобусах, в троллейбусах.

Мне это, как вновь прибывшему, было особенно заметно. Даже мой управляющий, украинец, человек, с которым мы были в очень хороших деловых отношениях, и тот соглашался с моей оценкой окружения на новом месте.

Я сразу почувствовал и руку КГБ. Начались вызовы и натравливания на меня сослуживцев. А кадровик вообще не скрывал недовольства. «От этого одного у меня хлопот в КГБ больше, чем от всего треста», – говорил он сотрудникам.

Однажды, поехав за город посмотреть окрестности, я был попросту задержан и доставлен под охраной в милицию: мне было объявлено, что я заехал в запретную военную зону, хотя был я только у реки.

Завязывая деловые отношения, я столкнулся с евреями, давно здесь работающими: все в один голос говорили, что я сделал глупость, уехав из Караганды.

Оценив обстановку и посоветовавшись с друзьями, я решил переехать в Одессу; так советовал и Давид Хавкин, мнение которого в то время было решающим не только в Москве, где он руководил всей сионистской работой.

Но, помня, как четко работает мое сопровождение КГБ и понимая, что с этим «хвостом» я в Одессе не смогу получить разрешения милиции на прописку, на право жить в городе, у границы, я принял необходимые меры. На работе я всем сказал, что еду жить в Ригу, отправил туда багаж, а сам вышел «погулять» в парк, уехал в соседний город, а оттуда улетел без «хвоста» в Одессу. Там я пошел к друзьям и посоветовался о возможности устроиться.

Уже ранее я решил, что не буду больше заниматься юридической работой. Всю жизнь я увлекался художественной резьбой по дереву, и мне посоветовали идти в трест, ведавший сувенирными изделиями, которые, как оказалось, никто тут из дерева не делал. Меня, действительно, приняли, собравшись организовать мастерскую деревянных сувениров. Доказательством моего умения послужили вещи моей работы: я их предусмотрительно взял с собой.

Получив с работы письмо в милицию и прописавшись, я пошел искать комнату. Ведь давая право прописки, квартиру не дают. Где же прописывать паспорт? Приходится искать человека, который согласен за деньги лишь прописать тебя: с этого момента ты живешь у него «на бумаге». А фактически снимаешь комнату где-то еще. Западный читатель спросит: зачем такие сложности? почему не прописаться у того, кто сдает комнату? Очень просто: никто не рискует впустить к себе человека, фактически прописанного – ведь в этом случае жилец получает законное право отнять у хозяина снятую комнату. Как будто, и закон разумный, призванный бороться со спекуляцией жильем. Но на деле это приводит к страшному жилищному кризису: люди боятся сдать комнату, а государство строит медленно и своевременно обеспечить людей квартирами не может. Страшнее квартирного вопроса, пожалуй, лишь арест: годами, а иногда и всю жизнь люди мучаются в невыносимых условиях – в подвалах, землянках; комната в обшей квартире с тремя-четырьмя соседями считается нормальным явлением, а владелец ее – счастливым человеком.

Перед тем, как выехать из Казахстана, я объехал всю эту республику, Узбекистан, Киргизию, Туркмению, Кавказ, Краснодарский край, Западную Украину, побывал в Алма-Ате, Ташкенте, Бухаре, Ашхабаде, Душанбе, Дербенте, Тбилиси, Краснодаре, Станиславе, Львове. С обстановкой в Москве я был знаком и до этого. Везде жилищный вопрос – первый и почти неразрешимый. Люди, получившие квартиру, боятся тронуться с места: переезд означает лишение жилья, а значит – опять мучения.

Начав жить в Одессе, я сразу же внутренне привязался к этому городу. Есть в нем что-то одновременно уютное и непровинциальное. И в одесситах есть какая-то симпатичность южан, скрашивающая даже их отрицательные стороны.

Город оказался переполненным еврейской молодежью: не так просто выгнать одессита из Одессы, даже не давая ему учиться в университете, и всячески мешая его продвижению по работе.

Вскоре я чувствовал себя в Одессе своим и по мере сил собирал маленький (вначале) кружок молодежи. Одним из первых постоянных посетителей стал Анатолий Альтман; уже после моего выезда в Израиль он был осужден на 12 лет тюрьмы. Не добившись официального разрешения на отъезд из России, он с Эдиком Кузнецовым и другими друзьями совершил отчаянную попытку улететь нелегально, захватив самолет в Ленинграде. И я лишь одобряю усилия этих людей, вынужденных незаконными действиями правительства прибегать к крайним мерам.

Одним из первых наших дел – помимо дальнейшего печатания «Экзодуса», – было распространение книг Владимира Жаботинского. Ведь он был одесситом, ходил по этим улицам, жил в шумных домах с проходными двориками, купался в этом же море. Но не поэтому был нам близок и дорог Жаботинский: его мысли и труды не старели! Мы читали его старые сионистские работы и удивлялись: ведь и сегодня каждая строчка била в цель, задевала нужные струны сердца, объясняла ситуацию.

К сожалению, и говоря об одесситах, я снова не могу называть многих людей, и поныне работающих там и добивающихся разрешения на выезд в Израиль. Однако кое-кто из ходивших под угрозой ареста, но не прекращавших работы, уже здесь: Галя Ладыженская, постоянно курсировавшая между Одессой, Москвой и Ригой с пачками сионистской литературы; Эмма Малис, несмотря на очень тяжелую домашнюю обстановку, всегда находившая время и силы для работы; три брата Хазины, пришедшие к сионизму и активно помогавшие другим на этом пути; полковник, инвалид войны, отбывший 15 лет в концлагерях Семен Крапивский; талантливый поэт Исай Авербух и вышедшая за него замуж Рут Александрович... – как приятно писать о них, уже вырвавшихся из ада!

И вот, грянули события Шестидневной войны, и никто не знал еще, что она будет всего шестидневной. А радио СССР с первых минут боев кричало о бомбежке городов Израиля и о танках египтян, идущих в атаку, вперед.

Но были у нас, в СССР, и люди, верившие в то, что Израилю – жить! И мы смеялись над плачущими. В ответ они кидались на нас с кулаками. Это тоже было хорошо – волноваться за Израиль может только тот, кто душою с ним.

По городу в первые дни войны ходили шумные группы арабских офицеров – учащихся военных школ СССР: они торжествовали победу и кричали о евреях, «сброшенных в море». Атмосфера была накалена до предела. И не было ничего удивительного в том, что вечером на Пушкинской улице вспыхнула драка между этими арабскими молодчиками и еврейской молодежью.

Арабы торжествовали, евреи были злы. И через пять минут арабов топтали ногами.

Интересно, что мимо дерущихся проезжали на мотоциклах милиционеры, и какой-то араб, рванувшись к ним, закричал: «Сионисты бьют арабов!» – но милиция не остановилась.

А радио СССР уже не передавало победных реляций.

Мы же систематически слушали передачи «Кол Исраэль» и уже знали: арабы разбиты. Давид победил Голиафа!

Еврейская Одесса праздновала победу: многие открыто поздравляли друг друга даже на улицах: счастье переполняло людей.

Кстати, в ряде случаев и русские, и украинцы чистосердечно поздравляли евреев, и делали это не только друзья (это-то неудивительно!), даже антисемиты говорили: «Ай да евреи! Вот это дали арабам! Теперь вместо «Бей жидов!» надо будет говорить «Бей по-жидовски!»

Следует понимать психологию этих людей, всю жизнь проживших под давлением силы и власти: они уважают только силу, других критериев для них нет. Думаю, что если бы в шесть дней победили арабы, они точно так же хвалили бы их силу и мощь.

Вспоминается интересное происшествие: в 1968 году в Одессе, по указанию обкома КПСС и Облоно провели соревнование между комсомольцами-учащимися. Двое победителей (юноша и девушка) должны были на первомайской демонстрации идти впереди колонны школьников и нести знамена настоящих боевых частей (армии и флота), защищавших во время второй мировой войны Одессу – город-герой. И победителями оказались еврейские юноша и девочка. Одели их в офицерскую форму и встали они со знаменами. Но колонны перед парадом осматривают. И осмотр вел секретарь обкома – Синица (о нем шутили: может ли птица съесть человека? – Может, если эта птица – Синица). Увидев два типично семитских лица под знаменами, он громко сказал заведующему Облоно:

– Что, никого, кроме жидов, не нашли?

Это слышали и победители соревнований, и многие школьники. Неудачливых «победителей» срочно увели, сняли с них офицерскую форму и нарядили в нее парня и девушку с «арийскими» лицами. А «развенчанные» вернулись в строй. И там начались разговоры, пересуды, шум... Но вот раздалась команда, и колонна пошла на площадь. С трибуны кричат:

– Да здравствуют советские школьники!

Молчание.

– Да здравствует наша партия!

Молчание.

Сколько с трибуны ни кричали – колонна прошла молча. Заведующего Облоно и руководителя обкома комсомола сняли с работы...

Я знаю случай искреннего выступления русской девушки против еврея, высказавшегося в те дни отрицательно об Израиле: она публично дала ему пощечину; это было на одном из заводов.

События в Израиле дали эмоциональный толчок: те, кто еще не был готов к выезду в Израиль, хотя бы просто заговорили об этой стране – равнодушия больше не было.

Говорили не только евреи. Помню разговор, как-то услышанный в автобусе – спорили громко:

– Да что ты мне говоришь! Евреи все лентяи, им бы только торговать!

– А ты в святые не лезь, – парировал другой голос. – Небось, и сам не прочь деньгу зашибить. А что евреи работать не хотят, так чего удивляться: считай две тыщи лет в чужих людях живут приживалами – на кого им стараться? Вот, немцы у нас работали пленные, так поглядишь на них и удивляешься: двигает лопатой, как в замедленной киносъемке. А почему? Не для себя работает! Чего ты мне поешь? Мы тоже хороши: и на себя работаем, в России живем, а лентяи какие? Нас бы на тысчонку лет в другую страну – поглядел бы я, как бы ты работал!

Помолчали. И вдруг кто-то добавил:

– А сейчас у них там, в Израиле, говорят, такое понастроили! И всего-то за 20 лет.

– Ну, этим жидам весь мир помогает! Чего им не строить!

И все в автобусе, не слушая друг друга, начали оживленно высказывать свои соображения об Израиле.

Осенью 1967 года в Одессе было совершено нечто вроде «киднепинга» – мы похитили израильтянина. И сделали это не из-за выкупа, а только для того, чтобы без помех расцеловать его. Наша маленькая, едва наметившаяся тогда сионистская группа, по субботам ходила в синагогу; большинство делало это не из религиозных соображений, а просто как демонстративный жест. Приходили мы со значками Израиля на пиджаках, с маген-Давидом, и нас сразу окружали: «Откуда вы? Из Израиля?» Всегда находились не верящие в то, что мы одесситы: как же вы не боитесь носить эти значки?!

Раввин синагоги Израиль Шварцблат был двулик и поддерживал дружеские отношения с некими Коганом и Габе Гринблатом – явными сотрудниками КГБ. Когда мы появлялись в синагоге, Коган и Гринблат все время смотрели на нас: боялись какого-нибудь происшествия. Однажды на Симхат Тора мы запели израильские песни, публика окружила нас и стала подпевать – тогда эти пособники КГБ кинулись на людей и силой растаскивали их.

Вот в такой обстановке мы увидели в синагоге израильского юношу: его провели в отделенный изгородью угол – общение с местной публикой иностранцам воспрещено.

Уйдя в соседний сквер, мы обсудили положение и решили: надо похитить дорогого гостя!

Тут же была написана по-английски записка с назначением места, где приезжий должен был нас ждать; с громадным трудом мы передали этот листок: сунули ему в карман, когда народ толпился, целуя вынесенную Тору.

Было нанято два такси. Посадив израильтянина в первую машину, мы проехали несколько кварталов (за нами шла машина КГБ), затем провели его пешком через проходной двор на параллельную улицу, где ждала вторая машина. Кагебешники могли только записать номер такси. В районе порта машину отпустили и провели гостя вниз по крутой лестнице – отсюда неизбежно видно было бы наблюдение. Все было в порядке и, введя еще ничего не понимающего человека в дом, мы без слов бросились обнимать и целовать его.

Несколько часов прошли в разговорах и расспросах об Израиле. А на прощание Хиллел Левин – так звали приезжего етудента – спел нам хасидскую песню «Вешуву баним лигвулам» – «Возвратятся сыновья в свои пределы»... Как мы ее слушали!

Жизнь зачастую больше похожа на киносценарий, чем подлинный фильм.

Приехав в Израиль, я обнял и расцеловал повзрослевшего Хиллела. Но остальные из тех, кто был тогда на этой встрече, еще в «большой зоне», еще не вырвались.

Интересно, что Хиллела Левина тогда три дня допрашивали в КГБ: «С кем виделся? Где была встреча?» – и выслали из СССР, так ничего и не добившись.

ЭПИЛОГ

Увы, еще не время говорить во всеуслышание о наших невидимых для КГБ дружеских связях с людьми, боровшимися и борющимися в этой злосчастной стране за судьбы своих народов: о русских, украинцах, прибалтах...

Но все же хочется, чтобы читатель понимал: наша дружба, начавшаяся в советских концлагерях, не порвалась на свободе.

К счастью, некоторые из тех, с кем вместе мы занимались самиздатом и делали то, что тогда было необходимо, – уже здесь, в свободном мире. А потому с радостью говорю о том, что Володя Тельников и Юрий Штейн и Борис Цукерман, Леонид Ригерман и Александр Есенин-Вольпин, Юлиус Телесин и Илья Зильберберг, Илюша Бакштейн и многие другие уже включились в работу помощи тем, кто остался в СССР, кто мучается в тюрьмах, спецпсихобольницах или ходит под ежедневной угрозой ареста. Некоторые из этих людей и в СССР были моими личными друзьями, и уже можно рассказать, как, встречаясь с Юрой Штейном в Москве и будучи сопровождаемы «тихушниками», мы все же сидели за столиком полупустого кафе, и мне передавался очередной номер подпольной «Информационной Хроники» или другие нелегальные материалы. А кагебисты смотрели со стороны. Помню, как на мое замечание:

– Ну, и осмелели же вы здесь, в Москве! – Юра ответил:

– Это только в Москве так можно, но «то, что можно Юпитеру – нельзя быку». Ты еще соблюдай осторожность.

Информация и опыт работы переходили из одной группы в другую, сведения для «Хроник» демократического движения и сионистского «Исхода» сообщались параллельно – дружба связывала людей, одинаково рискующих арестом. Конечно, во всех группах были и люди узких взглядов, требующие раздельной, чисто национальной работы. Но, к счастью, всегда побеждала тенденция к сближению, и Исай Авербух привозил в Одессу «Хронику» демократов, а Галя Ладыженская ездила от нас в Москву, нагруженная сведениями как для «Хроники», так и для «Исхода».

*

Когда я уезжал из СССР, одна простая и добрая соседка по дому, обычная русская женщина, подошла ко мне и сказала:

– Вот, едете вы в другую страну, далеко от нас жить будете. А запомните ли вы, как мы здесь маемся? Запомните ли, что мяса вот уже год как нет? А ведь нам мужей да детей кормить надо! Того нет, этого нет – и так всю жизнь... С работы ведь не домой идешь, а по очередям... набьешь «авоськи», чем достанется, и висишь на подножке автобуса. Ну, а дома тоже не сладко: муж пьет...

Слушал я эту несчастную женщину и видел всю ее жизнь. Ведь не сгущала она краски, а еще о многом умалчивала: о жизни в коммунальной квартире, о том, что негде купить вещи, чтобы одеть детей и себя, о том, как на работе понемногу повышают нормы и снижают оплату, о том, как дорожают продукты и вещи вместо обещанного снижения цен... Все это я знал и без нее – она и не повторяла того, что известно любому ребенку в СССР и чего еще не уяснили себе на свободном Западе многие люди, считающие себя умными и знающими. Я слушал эту женщину и думал: как все же хороши и непритязательны эти мученицы российские! Они тянут лямку повседневной каторги на работе и дома, где их, почти как правило, бьет муж, они воспитывают детей и чудом умудряются кормить семью на мизерную зарплату. И они добры – а это чудо. Чудо – сохранить доброту в этом аду. И я думал – спасение России – в ее женщинах. Их страданиями и тяготами искупается многое. От них родится новое поколение, которое спасет и себя, и их...

*

Я недавно из советских концлагерей, из «четвертого измерения». И совсем недавно из той страны, где царит насилие и произвол. Но я видел там чистых и светлых людей; вместе с движением евреев за человеческое достоинство и выезд на свою историческую родину возникло демократическое движение русских, в среде которого начинал свой путь и известный вам Эдик Кузнецов, пришедший потом к сионизму; добиваются своих прав татары, украинцы, народы Прибалтики... Много ясных голов и честных сердец есть в этой страшной стране.

*

Кончалось одесское лето 1970 года. На морском побережье собрались приехавшие к нам друзья. Здесь были евреи примерно из шести городов, и вместе с одесситами набралось до сотни человек.

В стране уже шли аресты: Ленинград, Рига, Кишинев... Но среди нас еще была Рут Александрович из Риги, впоследствии отсидевшая тюремный срок; Александр Волошин и Гальперин из Кишинева и многие другие, сидящие сейчас в тюрьмах и лагерях СССР.

При свете костра, собравшись в тесный круг, мы пели хором, глядя через море, в сторону Израиля, пели песни своего народа, пели громко!

За спиной у нас, прячась за песчаными буграми, дежурили «тихушники» КГБ. Но мы были объединены идеей, мы были уже в пути на родину, хотя бы в сердцах своих, и пели свой гимн «Надежда»:

Пока бьется сердце хоть одного еврея,

Не умерла надежда на возвращение домой.

Пожелайте же вернуться домой этим ждущим и идущим, этим устремленным; пожелайте свободной жизни всем народам России: ведь они никогда еще не видели свободы.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Человек, вырвавшийся из тюрьмы на волю, – счастлив. Так же счастлив тот, кто оказался после всей жизни в СССР – на Западе!

Но вот проходят первые дни и месяцы новой жизни в свободном мире. И после здравой оценки видишь то, что из СССР разглядеть невозможно: равнодушие благополучных людей к тому, что делается за колючей проволокой границ СССР.

Для тех, кто едет из СССР на Запад устраивать свою личную жизнь, – это не трагедия.

Но если ты помнишь, что на твоем месте, на твоих нарах, в тех камерах, где сидел ты, сейчас (сегодня!) мучаются голодные люди, осужденные на 10-15 лет тюрьмы без всякой вины, – тогда равнодушие свободного мира становится трагедией.

Мои друзья просили меня написать эту книгу. Я согласился с их мнением о том, что необходимы свидетельские показания очевидцев для людей, не знающих ужаса жизни в СССР. Но книгу эту на Западе печатать не хотят: нет издательств, нет переводчиков, желающих издать этот крик ужаса на языках мира, для предупреждения свободной части человечества о грозящей ему реальной опасности коммунистических убийц. Два года прошли со дня окончания книги до ее издания, но лишь на русском и украинском языках – хотя нужна она иностранцам, тем, кто «не ведает, что творит»!

А концлагеря и тюрьмы СССР наполняются новыми жертвами. Открывают новые концлагеря: в Солихарде, в Перми, в Казахстане. Царят старые порядки: голод, цынга и непосильная работа косят истощенных людей. Ежедневно трупы з/к везут к вахтам, дежурный солдат разбивает головы умерших молотком или прожигает их раскаленным в печи штырем, а потом их выбрасывают в тайге на съедение лисицам, медведям, соболям... Солдаты охраны ставят капканы, и есть меха, чтобы продавать на Запад: во всех столицах мира громадные магазины – «Русские меха».

За эти прошедшие два года в несчастной стране арестованы и брошены в ад лагерей еще сотни и тысячи людей, вся вина которых в том, что они думают не так, как правительство.

Они – эти новые жертвы коммунистических палачей – не сделали ничего против этого режима и страны: они только говорили, что не согласны с коммунистами.

Во всем цивилизованном мире это не преступление.

В СССР это самое страшное преступление – инакомыслие.

Я не могу перечислить всех новых жертв, но среди них есть мои друзья. Вторично арестованы: Юрий Шухевич – после 20 лет тюрем еще новые 10 лет лагерей; Петр Якир – после 20 лет тюрем новый арест; Владимир Буковский – третий арест за то, что он довел до сведения свободного мира факт: в СССР здоровых людей бросают бессрочно в сумасшедшие дома только за инакомыслие!

Арестованы вновь Виктор Хаустов и Ирина Белогородская – уже в 1973 году.

Арестованы сотни интеллектуалов Украины и среди них такие герои, как Валентин Мороз, Леонид Плющ, Вячеслав Чорновил, Иван Дзюба, Нина Караванска-Строкатова.

Правда, нужно сказать и о «милосердии» убийц: освобождены из тюрем после 25 лет Екатерина Зарицкая, Владимир Горбовий, Василий Пирус, Галина Дидык. Но муж Е. Зарицкой – мой друг Михаил Сорока – умер после 23 лет тюрем и лагерей. Умерли в лагерях в 1972 г. священник Б. Талантов и совсем молодой Ю. Галансков. А скольких безвестных умерших мы не знаем? Началась за последний год новая волна арестов среди евреев, добивающихся выезда на Родину, в Израиль. Героизм этих людей велик: открытые демонстрации в правительственных учреждениях, письма в свободный мир с разоблачением обмана, царящего в СССР, отказ от службы в армии убийц, растоптавших Венгрию, Польшу, Чехословакию и пытающихся уничтожить Израиль – это лишь скромный перечень дел этих людей, борющихся изо дня в день, людей, выгнанных с работы и учебы, людей, подвергающихся запугиванию, обыскам, арестам.

За это время в СССР правительство ввело рабский налог на людей, желающих выехать в другую страну: от 5 до 30 тысяч должны уплатить люди за свое образование.

Рабство в XX веке. А что делает против этого свободное человечество? Мир беседует с коммунистами, позволяет им бывать на Западе, торгует с ними – делает бизнес на крови растоптанных жертв.

Люди во всех республиках СССР – на Украине, в Белоруссии, на Кавказе, в Эстонии, Латвии, Литве, русские, татары, казахи, туркмены, узбеки, ингуши, чеченцы – все демонстрируют свою ненависть к коммунистам, все открыто высказались, устраивая демонстрации, издавая подпольно свои журналы и бюллетени о преследовании. Русские люди создали на территории СССР ряд антикоммунистических групп и организаций: арестованы за эти два года десятки членов Российско-Христианского Союза во главе с Огурцовым и Садо; арестована большая группа русских офицеров военно-морского флота СССР.

Честные сердцем люди этой страны идут против режима угнетения.

А озверевшие правители – пользуясь покровительственным молчанием Запада и недальновидных политиков – все с большей силой преследуют народ несчастной страны.

Вы, люди, именующие себя верующими и живущие в мире демократии, знаете ли вы, что в СССР сотни тысяч верующих сидят в тюрьмах и лагерях лишь за веру в Бога?

Как можете вы это допускать и спать и есть спокойно? Не хотите заниматься политикой? Но есть знаменитая фраза: «неучастие в политике не освобождает от ее последствий».

Сегодня, сейчас, в эту минуту, когда вы читаете эти строки, в лагерях СССР убивают людей.

Используйте же все средства для помощи погибающим!

Великий мыслитель древности Моисей Бен Маймун сказал:

«Если не я, то кто? И если не сейчас, то когда? И если я только сам для себя, то зачем я?».

1971-1973