Текст книги "Укротить сердце (ЛП)"
Автор книги: Ава Хантер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
– Что случилось?
С раздраженным выражением лица он проводит свободной рукой по бороде.
– Ты должна прекратить это делать, Руби.
– Что?
– Ахать. ― Между его бровями образуется складка. Он крепче притягивает меня к себе. Я опускаю взгляд и вижу, что костяшки его пальцев, сжимающих изгиб моего бедра, побелели. ― Я подумал, что ты, блядь, падаешь.
Я хочу сказать ему, что падение ― это наименьшая из моих забот, чтобы он привык к моим вздохам благоговения, но страх в его горящем взгляде заставляет меня отказаться от борьбы.
– Хорошо, ― соглашаюсь я. Когда я устраиваюсь рядом с ним, я слышу его ровное дыхание. ― Я посмотрю отсюда. ― Я поднимаю на него глаза. ― Теперь ты можешь отпустить меня, ковбой.
Он сглатывает, и атмосфера между нами накаляется. Мой пульс бьется быстрее при виде сурового гнева и невольного беспокойства на его лице.
Наконец он убирает свою большую руку с моей талии и скрещивает руки. Напряжение немного спадает с его лица.
После этого между нами воцаряется комфортная тишина, и мы с Чарли стоим, любуясь пейзажем, единственными свидетелями которого мы являемся.
– Это ранчо «Беглец», ― говорит Чарли с гордостью в голосе. ― То, ради чего все и затевалось.
Я вижу, что он пытается мне показать. Люди. Красота. Дикая природа.
Все, что его волнует, находится на этой земле под нами.
– Скажи мне, почему, ― говорю я серьезно и кладу ладонь на его плечо. ― Скажи мне, почему ты любишь это, Чарли.
Он смотрит на меня, на его челюсти пульсирует мускул, и наши взгляды встречаются. В его васильково-синих глазах вспыхивает пламя.
Сначала я думаю, что опять задела его за живое, что меня ждет очередное ворчание и холодный отказ, но глубокий голос Чарли звучит так, словно надо мной разворачивается рулон бархата.
– Это не для всех, ― начинает он. ― Любить землю. Но когда что-то создано для тебя, ты это знаешь. Ты это чувствуешь. ― Он глубоко вздыхает и смотрит вдаль. Его лицо смягчается. ― Я люблю эту землю не потому, что она моя, невозможно обладать этой дикой красотой. Я люблю ее, потому что она живая. Потому что ее нельзя приручить. Это чувствуется в воздухе. В лучах солнца, поднимающегося над лугом. Когда я встаю утром, я просыпаюсь вместе с ней. А когда мой рабочий день заканчивается, я ложусь спать. Земля говорит с тобой, придает смысл твоему существованию. Она поддерживает тебя, даже когда ты готов сдаться. Верить в землю ― значит верить в себя. Это значит, что ты делаешь что-то стоящее то время, которое отведено тебе в этом мире.
На секунду у меня перехватывает дыхание.
Этот человек, его слова притягивают.
Он дает тебе цель в жизни.
– Мне это нравится, Чарли, ― говорю я ему, прижимая руки к своему бешено колотящемуся сердцу. ― Мне нравится твое ранчо. И мы его спасем.
Когда я поворачиваюсь обратно, наши руки касаются друг друга, и меня затапливает теплом.
Чарли смотрит вниз, словно тоже это почувствовал. В воздухе что-то изменилось. Электричество между нами.
Он сглатывает несколько раз, так ничего и не ответив.
Я смотрю на него. Он стоит против солнца, его красивое лицо скрыто тенью, но я все равно вижу его. В его глазах ― гордость. Но есть и что-то еще. Страх. Какая-то грусть.
Грусть, которая была у меня до того, как я приняла решение.
Печаль, которая ассоциируется у меня с потерей.
Я видела ее на лице отца.
Его хрипловатый голос нарушает тишину.
– Ты сгоришь, ― говорит он и надевает свою ковбойскую шляпу мне на голову.
В этот момент я чувствую себя присвоенной.
Сердце замирает в груди.
Может ли сердце перегреться?
Может ли сердце биться для одного человека?
Думаю, мне стоит узнать ответы на эти вопросы как можно скорее.
– Как поживает подсолнух? ― спрашивает Макс. Его кошка, Пеппер, мяукает в трубку.
– Я сегодня ходила в поход.
Босиком я ступаю по прохладному твердому дереву. После прогулки Чарли подбросил меня до коттеджа. Теперь пора приниматься за работу. Мне нужно составить календарь мероприятий в социальных сетях и позвонить Молли, моей знакомой в агентстве туризма класса «люкс». Используя своих инфлюенсеров18, она может привлечь внимание к ранчо. Возможно, она отправит кого-нибудь сюда на экскурсию, что было бы просто замечательно.
Когда я поняла, почему Чарли любит ранчо, увидела его красоту, то захотела бороться за него еще сильнее. Я чувствую личную заинтересованность в том, чтобы помочь Чарли Монтгомери и его братьям сохранить эту землю, которая так много для них значит.
– Рубс. Прогулка в горы?
От очевидного упрека в голосе Макса я закатываю глаза.
– Я могу ходить в походы, идиот. Я шла медленно и спокойно, только чуть не свалилась с горы.
Он не смеется.
– Есть трепетание?
– Нет, ― вру я, отказываясь чувствовать себя виноватой. Вчерашний эпизод едва ли считается. Потери сознания не было, пульс не превышал 180. Даже после сегодняшней прогулки я лишь слегка запыхалась.
Я в порядке. В полном порядке.
– Ты хорошо себя чувствуешь?
Я вздыхаю и выхожу из дома, чтобы постоять на крыльце. Солнечные лучи преломляются, окрашивая поле в розовые и фиолетовые тона. Группа смеющихся гостей бредет по гравийной дороге с удочками в руках.
– Я в порядке, Макс. Давай не будем говорить обо мне. Давай поговорим о горах, которые я видела. О лошадях, которых я гладила. Они на ощупь как бархат, знаешь ли.
– Похоже, ты счастлива, ― нехотя признает он.
– Я счастлива.
Действительно счастлива, думаю я, когда наблюдаю за Чарли через большое окно его дома.
– Пока ты в безопасности, я не буду волноваться.
– Хорошо. Как папа?
– Если бы ты ответила на его звонок, ты бы знала.
– Ты прав, ― шепчу я, чувствуя, как меня переполняет чувство вины. Как бы я ни скучала по отцу, по нашему вечернему распорядку, состоявшему из салата с маслом, домашнего куриного супа с лапшой и реалити-шоу, как бы ни скучала по своему саду, полному наперстянки и лаванды, я совершенно не могу с ним разговаривать. Печаль в его голосе заставит меня вернуться домой. Смс ― это все, на что я сейчас способна.
И даже это причиняет боль.
– Мы скучаем по тебе, Рубс. ― Голос Макса звучит сквозь треск на линии. ― Избавься от того, что тебя гложет, а потом возвращайся домой.
Мой взгляд возвращается к Чарли.
Что-то подсказывает мне, что избавиться от этого ковбоя будет не так-то просто.
Глава 12
Чарли
Одиннадцать.
Именно столько раз Руби вздыхала во время нашего сегодняшнего похода. Сладкие, полные благоговения вздохи, которые заставляли мой член напрячься, а сердце ― забиться в горле.
Даже ее вздохи восхитительны.
Как идиот, я считал каждый маленький яркий взрыв радости, вырывавшийся из ее красивого розового ротика. Слава богу, что рядом не было моих братьев, чтобы измываться над моей жалкой задницей. Особенно Дэвиса.
Вопреки здравому смыслу, я наслаждался сегодняшним днем. Показывать ранчо постороннему человеку никогда не надоедает. А Руби ― то, как она все понимала, выражение ее лица, как она реагировала, ― была чистым чудом. Я упивался этим.
Особенно нашей беседой. Я рассказал ей о ранчо. Она вытащила из меня что-то. Что-то искреннее и настоящее. Как ей это удается, я не знаю. Знаю только, что не могу отделаться от мысли, что она меня привлекает. Она потрясающе красива. Ее беззаботная натура излучает радость. Каждый раз, когда она улыбается мне, мне приходится оглядываться по сторонам, чтобы убедиться, что я тот самый счастливый сукин сын, кому предназначены эти улыбки. А когда она надевает эти сарафаны…
Все, что я могу сделать, это не притянуть ее к себе и не зацеловать до потери сознания.
Плохая идея.
После Мэгги я начал все сначала, и здесь я обрел себя. Жизнь на ранчо, мой распорядок дня ― он простой, строгий и мой. Работа с рассвета до заката. Бар по пятницам. Семья по воскресеньям.
Никаких отвлечений. Особенно красивых.
Конец лета не может наступить достаточно быстро.
Расстроенный, я бреду через кухню, чтобы накрыть остатки еды, которые занес мне шеф-повар. Сгущаются сумерки, солнце опускается за горизонт, и когда я поднимаю взгляд к окну, мои глаза находят ее.
Руби стоит на крыльце своего коттеджа в длинной футболке, которая демонстрирует ее изящные изгибы и мягкую округлость груди. Ее голые ноги стройные и длинные. Ее волосы сбились в беспорядочные волны, что говорит о том, что она только что вышла из душа.
Черт.
Это кажется чертовски интимным ― видеть ее такой. Я не могу ясно мыслить. Она разговаривает по телефону, ее губы двигаются, на милом личике улыбка. С кем она разговаривает? С парнем? Господи, а что, если она все еще работает? Не знаю, какую мысль я ненавижу больше.
Мне все равно.
Я не могу думать об этом.
Мне должно быть все равно. Но это не так. Даже после недели, проведенной на ранчо, Руби остается загадкой, будучи при этом открытой книгой. Девушка, которая сияет, как солнце, улыбается незнакомцам, восхищается при виде цветов и может очаровать даже братьев Вулфингтон, не прилагая усилий.
У этой девушки есть секреты, от которых мне следует держаться подальше.
Ее отказ рассказать мне, почему она здесь, был хорошим ходом. Надо отдать ей должное. Но я узнаю человека, бегущего от проблем. Черт, я сам был таким.
Пусть это будет не мужчина.
От этой мысли ярость разливается по моим венам. Я сжимаю кулаки.
Если кто-то, блядь, причинил ей боль…
То, что я увидел ее сегодня на краю обрыва, вызвало во мне примитивную защитную реакцию. Недостаточно было просто притянуть ее к себе. Я должен был обнять ее.
В груди все сжимается, и я снова смотрю на Руби через окно.
Если я расскажу ей свою правду, то узнаю ее.
Но правда о ранчо «Беглец» ― это правда о том, почему я уехал, а значит, о Мэгги.
Что бередит старую рану, которая едва затянулась.
Трудно объяснить, что мне пришлось бежать, чтобы сохранить рассудок. Я не горжусь этим. Черт, я вообще не горжусь тем, что делал после ее смерти. Я заставил свою семью пройти через ад. Уехал из родного города. Бросил родео.
Я сделал все это.
И я никогда не оглядывался назад.
Правда уродлива. И я совсем не хочу переживать ее снова.
Я накрываю картофель, затем макароны с сыром и ставлю контейнеры друг на друга. Я подхожу к холодильнику, открываю его и оглядываюсь на Руби.
Она поела? Я не видел, чтобы она покидала ранчо или ходила в лодж. Она здесь, чтобы работать, но ей не обязательно все время сидеть в этом коттедже. Хотя мысль о том, что она отправится в одиночку в Воскрешение, заставляет меня вздрагивать. Хватает ли у нее денег на еду?
Ее смех искрится переливами, заставляя мое сердце сжиматься. Я беру пиво из холодильника и выхожу на крыльцо.
Напротив Руби опускает телефон. Она поднимает руку и улыбается, яркий блеск в ее глазах застает меня врасплох.
Она неописуемо прекрасна.
Я делаю шаг к ней.
Слова «пойдем поужинаем» вертятся у меня на языке, но прежде, чем я успеваю сделать следующий шаг, хруст гравия заставляет меня замереть.
Длинный черный Кадиллак подъезжает к моему дому по извилистой дороге.
Меня мгновенно охватывает тревога.
Ничего хорошего не стоит ждать от визита поздним вечером. Особенно в Воскрешении. Хотя город безопасен, в лесной глуши творится черт знает что. В прошлом здесь происходили убийства, похищения людей и торговля наркотиками. Год назад у железнодорожных путей было найдено тело. Сделка с метамфетамином сорвалась. А может, и нет.
Я встречаю взгляд Руби через двадцать футов, разделяющих наши дворы. Дернув подбородком, я посылаю ей безмолвный приказ идти в дом. Сейчас.
Слава богу, она так и делает.
Я убеждаюсь, что она вернулась в коттедж и закрыла за собой дверь, а затем смотрю на двух мужчин, направляющихся к ступенькам моего крыльца. Один взгляд говорит мне, что это те самые девелоперы, о которых предупреждал Стид. Костюмы выдают их. Так же, как и идиотские улыбки на их лицах.
– Вы заблудились? ― грубо спрашиваю я, ставя бутылку пива на подлокотник кресла.
– Нет, ― отвечает Костюм номер один. ― Меня зовут Малкольм Моро, а это Нил Тревино. Мы из «DVL Equities». Хотели поговорить о твоем участке земли.
Малкольм ― высокий парень с черными как смоль волосами, в очках и с круглым лицом. Нил более коренастый, с бритой головой и татуировками, выглядывающими из рукавов костюма. Мозг и мускулы, очевидно.
Игнорируя протянутую визитку, я скрещиваю руки на груди. И холодно смотрю на Малкольма. ― Не уверен, что нам есть, о чем говорить.
– Слышал, у тебя проблемы с деньгами.
– Это неправда, ― рычу я.
– Ты уверен в этом? ― Малкольм смотрит скептически, на его губах играет усмешка. ― Мне показалось, что я видел несколько пустующих хижин у реки. Не из-за того же видео, верно?
Мои кулаки сжимаются от желания разбить лицо этого скользкого засранца.
Черт бы побрал это видео.
Малкольм плавным жестом снова протягивает визитную карточку.
– Мистер Валиант назвал цифру, которая, по его мнению, тебя заинтересует.
Я фыркаю от его предложения.
– Ранчо стоит в два раза больше, ― грубо говорю я им. ― И вы, блядь, это знаете.
Нил вступает в разговор, поднимая свои накачанные руки.
– Помоги нам, помоги себе, мистер Монтгомери. Я уверен, ты знаешь, что это очень ценный участок земли. Пятьдесят миль от Глейшера. Через перевал можно напрямую добраться до Бозмена. Позволь нам забрать его у тебя, прежде, чем это сделает банк. – Он корчит гримасу. ― У таких ковбоев, как ты, были хорошие времена, но иногда нужна ловкая рука бизнесмена, чтобы земля действительно стала тем, чего она стоит.
– Дай угадаю… ― Я смотрю на Малькольма. ― Ты – слушатель. Тихий человек, который продумывает схему. ― Я снова смотрю на Нила. ― А ты ― тот ублюдок, которому сейчас свернут шею.
Нил улыбается.
– Мистер Монтгомери…
Я делаю шаг вперед, заставляя их отступить.
– Вы думаете, что построите на моей земле заправку, торговый центр? Возьмите свое предложение и засуньте его себе в задницу.
В челюсти Нила пульсирует мускул.
– «DVL Equities» может усложнить тебе жизнь, Монтгомери, или облегчить. Выбор за тобой.
– Это очень хороший участок земли, ― добавляет Малкольм. ― Но я представляю, что на ранчо может произойти много неприятностей. Кости могут ломаться. Может случиться пожар. Лошади могут заболеть. Но я полагаю, что это просто обычные случайности, не так ли?
Внутри меня закипает ярость.
– Там, где я вырос, если ты угрожаешь кому-то, то не уходишь целым и невредимым, ― рычу я.
Он поднимает руки вверх в притворном страхе.
– Никаких угроз. Мы боремся за землю, которую хотим.
– Я тоже. – Этот город мой. Он спас меня после Мэгги, и будь я проклят, если позволю застройщикам захватить его.
Костяшки пальцев хрустят, когда я сжимаю кулак. Мой папа учил меня и моих братьев никогда не наносить первый удар, но лучше бы нам нанести последний.
– Убирайтесь с моей территории и больше не возвращайтесь. Слышите?
– Вполне, мистер Монтгомери. ― Малкольм обводит глазами ранчо, потом возвращается ко мне. ― Другие, возможно, нет.
Мне требуется вся моя выдержка, чтобы не схватить парня за горло и не отправить его в полет.
– Убирайтесь, ― рявкаю я. ― Сейчас же.
Я смотрю, как они садятся в машину и уезжают.
Другие, возможно, нет.
Что, черт возьми, это значит? При мысли о том, что на ранчо могут возникнуть проблемы, у меня внутри все переворачивается. Как я не врезал кулаком по самодовольному лицу этого засранца, ума не приложу.
Когда я поворачиваюсь, чтобы вернуться в дом, я замечаю какое-то движение.
Руби.
Она наблюдает за мной из окна своей спальни, ее голубые глаза смотрят на меня с тревогой, а рот приоткрыт в немом вопросе.
Вопросе, на который я не могу ответить.
Я строго киваю ей, чтобы она оставалась на месте, и направляюсь в дом. Но я все еще чувствую на себе жаркий взгляд Руби, даже когда ложусь в постель, и яркое сияние ее солнечной улыбки преследует меня в беспокойном сне.
Глава 13
Чарли
– Ты опоздал. – Дэвис хмурится на Уайетта, когда тот опускается в кресло перед кострищем.
Я отпиваю пиво.
– Приятно, что ты присоединился к нам.
Уайетт ухмыляется Стиду.
– Принес тебе конфет, старик, ― говорит он и вываливает на колени Стида тонну батончиков «Херши».
Лучший способ отвлечь Стида от сигарет ― угостить его конфетами.
– Сними напряжение, парень. ― Стид протягивает Уайетту пиво.
Мы с Фордом обмениваемся взглядами. Это как раз в духе Уайетта ― прийти поздно, включить обаяние и тут же получить прощение.
Когда Уайетт устраивается, он оглядывает всех нас.
– Вляпался сегодня в кое-что.
– Что именно? ― спрашивает Форд.
– Розыгрыш века, ― говорит он.
Дэвис вздыхает.
Я потягиваю пиво и наблюдаю за танцем огня в костре.
– Расскажи нам сейчас.
Мы собрались на лужайке перед бревенчатым домиком Стида на семейный сбор ― ежемесячную встречу с человеком, который стал для всех нас приемным отцом. Сейчас, после ужина из стейка «Тибон»19 и печеного картофеля, мы сидим вокруг костра. В этом году нет ограничений на разведение огня, и мы пользуемся любой возможностью.
Уайетт потирает руки.
– Приготовил несколько воздушных шариков, наполненных молоком. Поместил этих малышей в амбар Вулфингтонов. Они и не поймут, что произошло.
Все, кроме Дэвиса, начинают смеяться.
Дэвис с серьезным выражением лица качает головой.
– Однажды… это зайдет слишком далеко, Уай.
Я бросаю взгляд на Дэвиса. У него такое же суровое выражение лица, как и в тот раз, когда он застукал нас с Уайаттом, когда мы в детстве тайком ходили за пивом к реке. Мы были слишком молоды, безрассудны, и он фактически пригрозил содрать с нас шкуры.
– Дэвис прав, ― говорит Стид. ― Их папаша сидит в тюрьме за то, что застрелил кого-то из-за ссоры. Яблоко от яблони недалеко падает. Я бы не стал связываться с тем, что ты не можешь контролировать.
– Заканчивай с этим, ― приказывает Дэвис Уайетту. ― Прямо сейчас.
Их взгляды сталкиваются.
– Ладно, черт с тобой, ― говорит Уайетт.
Несмотря на его ворчание в знак согласия, я сомневаюсь, что Уайетт подчинится. Мой младший брат показывает большой средний палец любому, кто говорит ему, что делать, особенно Дэвису.
Позади нас раздается грохот закрывающейся двери. Фэллон врывается к нам, заставляя Уайетта выпрямиться в кресле.
Кивнув Стиду, она говорит:
– Я ухожу, папочка. У меня смена.
Стид берет дочь за руку, удерживая ее рядом с собой. Смотрит на всех нас.
– Девочка слишком много работает. ― В голосе старика слышится чувство вины. Потому, что из-за болезни Стида именно Фэллон пришлось взять на себя основную нагрузку в магазине в свободное от родео время.
Фэллон закидывает сумку на плечо и пожимает плечами.
– Кто-то должен это делать.
Форд закидывает сапог себе на колено.
– Дакота не может помочь?
Фэллон фыркает.
– Нет. Моя старшая сестра сейчас слишком занята, чтобы даже думать о возвращении домой. ― Она наклоняется, чтобы поцеловать Стида в щеку. ― Люблю тебя, папочка.
Она хлопает Уайетта по затылку, проходя мимо, и направляется к грузовикам на подъездной дорожке.
Форд поднимает брови.
– Она в бешенстве.
Уайетт засовывает руки под мышки.
– Не смотри на меня.
Стид вздыхает.
– Мы не сказали Дакоте о раке.
Дэвис вздрагивает.
– Господи, Стид.
Стид протягивает узловатую руку.
– Я не хочу ее волновать. И я не хочу, чтобы она возвращалась домой. Она наконец-то открыла свою пекарню. Не хочу больше вмешиваться в ее жизнь. У нас у всех много забот.
– Кстати… ― Форд смотрит в мою сторону. ― Не хочешь рассказать нам о визите «DVL Equities» на прошлой неделе?
Все три брата смотрят на меня.
За то время, пока я водил группу на однодневную конную прогулку в Йеллоустоун и снаряжал лошадей, я впервые оказался в одном месте с братьями.
Я наклоняюсь вперед и упираюсь локтями в колени.
– Валиант прислал своих парней. Они предложили купить ранчо, и я сказал им, чтобы они шли в жопу. Они ушли.
Уайетт недоверчиво поднимает бровь.
– Так просто?
– Не-а. ― Я провожу рукой по лицу. ― Я так не думаю. Они угрожали. Говорили, что лошади могут заболеть. Может случиться пожар. Всякое такое дерьмо.
Дэвис и Форд ругаются в унисон.
– Я навел справки у своего знакомого, ― говорит Стид. – «DVL Equities» играет грязно. Воскрешение – еще один город в их списке на уничтожение.
Я скрежещу зубами.
– Я не продам ранчо, Стид.
– Тебе не нужно, чтобы они снова появлялись у тебя дома, парень.
Задумчивый голос Уайетта разрывает тишину.
– А что, если мы все-таки продадим его?
Мне нужно время, чтобы осознать всю тяжесть того, что только что предложил мой младший брат. Форд и Дэвис хмурятся, но я понимаю, что пытается сделать Уайетт.
Он дает мне выход. Дает его всем нам.
У меня в груди все сжимается от этой мысли.
Что, если я продам?
На прошлой неделе я был так уверен в своем ответе. Продать? Ни за что, черт возьми. Это наше ранчо. Это моя жизнь. Мы подведем город, если продадим. Торговый центр, казино или, того хуже, Уолмарт20, поглощающий суровый горный склон Монтаны, вызывает у меня тошноту.
Но что, если мои братья захотят уйти? Что, если это лето пойдет насмарку, и мы будем вынуждены продать? Мы уже в минусе, и без успешного сезона вряд ли доживем до следующего года.
Мне не нравится, когда меня загоняют в угол. Я втянул всех в эту историю, и это моя обязанность ― вытащить нас.
Никогда еще я не чувствовал себя таким чертовски беспомощным и взбешенным.
– Чарли? ― обращается ко мне Форд своим мягким южным говором. ― О чем ты думаешь?
Я смотрю в огонь, крепче сжимая бутылку пива.
– Пока не уверен.
– Если все идет наперекосяк, ищи другой путь, ― говорит Стид, на его лице появляется мудрая ухмылка. ― Ты найдешь решение, сынок.
– Надеюсь на это.
У Форда загорается мобильный телефон, и он показывает мне экран. Первый пост в нашем аккаунте в Инстаграме ― фотография въездного знака на воротах ― Ранчо «Беглец» на фоне яркого неба цвета индиго. Подпись гласит ― Добро пожаловать на ранчо «Беглец».
Текущее количество подписчиков: 150.
В голове всплывает образ Руби в начале этой недели. Она объездила все ранчо, беседуя с нашими сотрудниками и наемными работниками. Я застал ее в лобби-баре за ноутбуком, где она увлеченно щелкала мышью, ее красивое лицо было сосредоточенным и целеустремленным.
Она настроена решительно, и я это ценю. Там, на хребте, я поверил ей, когда она сказала, что спасет ранчо. Но сейчас, когда я сижу здесь со своими братьями и Стидом Макгроу, я уже не так уверен.
– Это спасет нас, Чарли? ― Форд смотрит на меня с сомнением.
Я закрываю глаза, не в настроении выслушивать критику старшего брата.
– Черт, если бы я знал.
Я знаю только то, что если мы не сможем выплатить кредит, то станем банкротами. Наша маленькая община останется без работы.
Эта мысль пронзает мне сердце. Я испытываю больше стресса, чем могу вынести.
Я допиваю остатки пива. Зря. Жидкость тяжело оседает в моем животе.
– Я ухожу. Увидимся в другой раз.
– Увидимся, бро. ― Уайетт кивает мне, его глаза спрашивают, все ли со мной в порядке.
– Наслаждайся костром. Последняя прохладная ночь перед наступлением жары. ― Я хлопаю его по плечу, когда прохожу мимо, и направляюсь к своему грузовику.
Серебристый лунный свет пробивается сквозь сосны, вытянувшиеся вдоль двухполосной проселочной дороги, когда я еду обратно на ранчо. Прохладный ночной воздух уносит мои заботы, откладывая их на другой раз.
Уже поздно, ближе к одиннадцати, когда я подъезжаю к своему дому. Я притормаживаю из-за фигуры, переходящей дорогу.
В свете фар я вижу Руби. Она босиком, в белой майке и обрезанных синих джинсовых шортах, которые демонстрируют ее длинные ноги. На ее бедре висит сетчатый мешок для белья, который мы выдаем гостям.
Я хмурюсь.
Какого черта она здесь делает?
Ранчо безопасно, но все же. Я не хочу, чтобы она разгуливала одна так поздно ночью.
Я останавливаю свой грузовик рядом с Руби. В лунном свете она выглядит еще красивее.
– Работаешь в ночную смену?
Увидев меня, она подходит к окну со стороны водителя.
– Я не стирала с тех пор, как приехала сюда, ― говорит она, сверкая ослепительной улыбкой. Затем она смеется и отходит от окна. ― Так что, возможно, тебе стоит держаться на расстоянии.
Я усмехаюсь. Руби могла бы быть вся в коровьем дерьме, и я бы все равно посмотрел еще раз.
– Иди в дом и займись этим, ― говорю я ей. ― Я не хочу, чтобы ты гуляла здесь одна.
Она колеблется и смотрит на свое белье.
– Ты уверен? Я не хочу тебе мешать.
– Уверен, ― обещаю я.
Я паркую грузовик у дома и выпрыгиваю. Когда Руби подходит ко мне, я беру мешок с вещами. Она поднимается за мной на крыльцо и заходит в дом. Ее босые ноги шлепают по деревянному полу, и, включив свет, я понимаю, какой чертовски неудачный шаг я только что сделал.
У меня перехватывает дыхание. Она потрясающая. Лунный свет, резкий свет кухни, неоновый свет бара, цветущая Руби Блум. Она перевязала свои золотисто-розовые волосы белой ленточкой, и по какой-то причине это самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видел.
– Иди за мной, ― говорю я ей, прочищая горло. ― Это дальше по коридору.
Я показываю ей прачечную, где лежат стиральный порошок и сушка для белья, и поспешно выхожу оттуда. Ей не нужно, чтобы я стоял рядом, пока она сортирует свою одежду. И мне не нужно видеть ее нижнее белье.
Фиолетовые трусики.
Розовые в горошек.
Я провожу рукой по волосам, и мысль об этом сразу же доходит до моего члена.
Это была чертовски ужасная идея.
Я возвращаюсь на кухню и беру пиво из холодильника. Подумав, я беру еще одно и направляюсь в гостиную, расположенную рядом с кухней.
Я ставлю пиво на деревянный столик и опускаюсь на большой кожаный диван.
Когда Руби наконец возвращается, она садится напротив меня в одно из двух кожаных кресел. Ее стройная фигура наклоняется вперед, глубокий вырез ее майки опускается так низко, что видна полная, кремового цвета грудь. ― У меня вещей только на одну стирку. Это не займет много времени, так что ты можешь заниматься своими делами. Тебе не нужно нянчиться со мной.
– Без проблем. Я принес тебе пиво, если хочешь.
Она прикусывает нижнюю губу, на ее лице отражается нерешительность. Затем она берет бутылку и делает крошечный глоток.
– Спасибо.
– Ты не пьешь? ― спрашиваю я.
– Почти нет, ― признается она, заправляя прядь волос за ухо. Взгляд ее голубых глаз блуждает по комнате, изучая обстановку. На стенах висят обрамленные гравюры с изображением ковбоев на родео в разных позах. Деревенские ковры устилают полы из твердых пород дерева. Угольно-серые балки поднимают потолок до небес. Она долго смотрит на эффектный камин с каменной стеной и оленьими рогами над порталом. ― Мне нравится твой дом. Он уютный.
Я усмехаюсь.
– Ты так не скажешь, если собрать здесь всех моих братьев. Это больше похоже на сумасшедший дом.
Она хихикает, и у меня в груди все сжимается. Этот смех. Его достаточно, чтобы довести мой самоконтроль до предела.
– Я закончила календарь на июнь. ― Поджав под себя ноги, она откидывается на спинку кресла. Ее короткие шорты задираются и обнажают изгиб упругой задницы.
Я беру свое пиво.
– Видел первый пост.
Ее рот кривится.
– Не впечатляет, я знаю. Пока что.
– Я надеюсь, что это сработает, Руби. Очень надеюсь, потому что сейчас ты ― наша последняя надежда.
Она обдумывает это.
– Я тоже на это надеюсь. Думаю, так и будет. Я отправила своему работодателю информацию о ранчо. Они занимаются организацией путешествий класса «люкс». Они сообщат своим партнерам. ― Она наклоняет голову. ― Я также написала нескольким звездам родео, с которыми знаком Уайетт. Кейд Эллиотт и Нэш Мейсон. Они обещали помочь.
Я киваю, впечатленный упорством Руби. Я понимаю, что недооценил ни ее, ни ее работу.
– Громкие имена.
– Ну, нам нужны большие пушки. ― Ее милое лицо смягчается, и она изучает меня. ― Я не позволю им тебя очернить, Чарли. Это твое ранчо, и мы его спасем.
Сейчас ее решительные слова ― тот свет, который мне нужен. Проведя рукой по бороде, я наклоняюсь к ней.
– Как ты это делаешь?
– Что делаю?
– Это. Всегда такая позитивная. Такая счастливая. ― Я вздыхаю, тяжесть последней недели навалилась на мои плечи. ― Ты так чертовски уверена, что все получится. Если бы у меня была хотя бы половина твоей уверенности, то, наверное, впервые в жизни появилась бы надежда.
По ее лицу пробегает тень.
– Я просто… стараюсь не думать о будущем. Я знаю, что это легче сказать, чем сделать, но я стараюсь жить настоящим. Я благодарна за каждый прожитый день, потому что никогда не знаешь, как долго это продлится. ― На короткую секунду ее глаза затуманиваются, затем она улыбается. ― Я думаю о своем подсолнухе.
– О чем?
– Подсолнух и терн. Это игра, в которую мы с братом играем с самого детства. «Подсолнух дня» ― это что-то радостное, что случилось за день. А «терн» ― это какое-то дерьмо. – Ее глаза загораются, она встает и пересаживается на столик напротив меня. Наши колени соприкасаются, это всего лишь легкое касание, но внутри у меня вспыхивают искры. ― Вот. Сделай это.
– Руби…
– Давай, ― уговаривает она. ― Попробуй. – Затем моя рука оказывается в ее ладони, и она кладет ее на свое теплое бедро… ― Расскажи мне о своем сегодняшнем подсолнухе.
Я хмыкаю.
– У меня его не было.
Она хмурится, ее носик морщится от этого движения, и будь я проклят, если она не выглядит мило.
– Чарли, всегда есть подсолнух.
– Не сегодня. ― И уже чертовски долгое время.
Руби садится ровнее, решив вытянуть из меня что-нибудь.
– Тогда твой терн?
Я хочу отказаться, оттолкнуть ее, зарычать, но, пока она смотрит на меня своими большими голубыми глазами, я проигрываю эту битву.
Что-то подсказывает мне, что с этой женщиной я всегда буду проигрывать.
– Не только видео угрожает ранчо, ― говорю я, и Руби приподнимает брови. ― На нас нацелились несколько крупных застройщиков. Та машина, которую ты видела на прошлой неделе, ― эти люди хотели купить ранчо. Я отказался, и они разозлились. Но… иногда я думаю, что мне следовало согласиться.
– Почему?
– Из-за моих братьев. ― Я опускаю взгляд на ее руку, прошлое накрывает волной воспоминаний. ― Иногда я думаю, что им было бы лучше в другом месте. Они все последовали за мной в Монтану. Бросили все, чтобы помочь мне. Форд играл в высшей лиге. Дэвис служил в армии.
Руби сжимает мою руку.
– Почему они последовали за тобой?
Я наклоняю к ней горлышко своего пива.
– Почему ты бежишь?
Она вызывающе вздергивает подбородок.
– Кто сказал, что я бегу?
– Я. Так почему?
– Почему это ранчо называется «Беглец»?
Отлично. Принято к сведению. Ее отказ сказать мне, почему она здесь, беспокоит меня больше, чем я готов признать. И все же. Это ее право.
Я выдыхаю.
– Это не то, на что подписались мои братья, и они застряли здесь из-за меня.
– Ты любишь это ранчо, ― говорит она.
– Люблю. Но своих братьев я люблю больше. Иногда то, что я с ними делаю… Если бы я продал ранчо, каждый мог бы вернуться к своей жизни.
Глаза Руби округляются от моего откровения.
