Текст книги "Укротить сердце (ЛП)"

Автор книги: Ава Хантер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

Сейчас Биф кричит на парня в кепке дальнобойщика и футболке с надписью: «Броненосец к утру», который спорит с человеком, одетым в камуфляж. Парень в шляпе дальнобойщика до жути похож на Чарли. У них одинаковые голубые глаза, такая же широкая грудь, такая же квадратная челюсть. Разница лишь в том, что парень ухмыляется, а Чарли хмурится.

Чарли стонет, его взгляд устремлен на ту же сцену, за которой наблюдаю я. Это забавно. Двое взрослых мужчин возбужденно спорят о лошадях, в то время как весь остальной бар занимается своими делами. Я улыбаюсь. Мне уже нравится этот город.

Будет несложно держаться на расстоянии.

Парень в кепке дальнобойщика тыкает пальцем в грудь парня в камуфляже и кричит:

– Ты украл мою лошадь, ублюдок Траляля!

Чарли ругается.

Его голубые глаза останавливаются на моем лице. Без предупреждения он подходит ближе. Большая рука опускается мне на поясницу. Меня окутывает его землистый аромат, и у меня кружится голова. Мне приходится задрать голову, чтобы посмотреть на него, широко раскрыв рот от удивления.

И затем я чувствую его. Его твердое тело прижимается ко мне, каждый мускул напряжен, словно он к чему-то готовится.

О, подождите.

Так и есть.

– Что происходит? ― Мне удается вспомнить, как дышать.

– Сейчас будет драка.

– Что? ― Я задыхаюсь, испытывая одновременно восхищение и ужас. ― Настоящая драка в баре? С летающими кулаками и разбитыми бутылками?

Он бросает на меня раздраженный взгляд.

– Вниз.

– Что?

– Руби. Вниз.

Он запомнил мое имя ― это единственная идиотская мысль, посетившая мою голову, прежде чем его рука смыкается на моей, и меня рывком опускают на пол в тот самый момент, когда стул летит через весь бар и врезается в стену.

Я издаю крик и зажимаю уши руками.

– Что нам делать? ― кричу я.

Я впервые вижу этого человека, но доверяю ему свою жизнь.

– Ползи, ― приказывает он. ― К двери.

Чарли делает это легко, и я следую его примеру. Вместе, на четвереньках, мы пробираемся по рассыпанному на полу арахису и лужам пива. Мне должно быть страшно, но я не боюсь. Адреналин течет по моим венам.

Над нами слышны удары кулаков, жесткий хруст костей о плоть. Улюлюканье. И насмешки. Проклятия.

– Я ползу по пиву! ― Кричу я, вне себя от радости, что вечер принял такой бурный оборот.

Я вскрикиваю, когда кто-то пинает меня в голень, и спасаюсь от удара сапогом по руке. Но я не могу перестать смеяться. Я не могу перестать улыбаться. Все это кажется таким сюрреалистичным, а я нахожусь в самом центре событий.

Но мы не можем выбраться. Толпа плотная, толкается, и мы застряли.

Чарли шипит:

– К черту.

Я смотрю на него, вопрос вертится на кончике моего языка, но я так и не осмеливаюсь его задать.

Мы больше не на полу. Внезапно я оказываюсь в его объятиях, крепко прижатая к его широкой груди ― твердой, горячей мускулатуре, ― и он стремительно движется к выходу из бара. Я чувствую, как напрягаются его мышцы, как бьется его сердце, когда он прижимает меня к себе. Оба ощущения пронзают меня электрическим током. От его близости у меня возникает головокружительное чувство, за которое я хочу ухватиться.

Мне это нравится.

Это опасно.

Дверь захлопывается, и Чарли ставит меня на ноги на темной парковке.

Я стараюсь не обращать внимания на боль в груди от того, что больше не прижата к нему.

Мы смотрим друг на друга.

– Ух ты! ― Я заправляю растрепанные волосы за уши. Мои ноги трясутся, сердце бьется в груди как барабан. ― Мой герой.

Я серьезно. Он ― мой рыцарь в пыльных ковбойских сапогах.

На его лице мелькает раздражение.

– Ты слишком долго возилась.

– Что-то мне подсказывает, что ты занимаешься этим каждую пятницу. – Я краснею. ― Дерешься, я имею в виду, а не заключаешь незнакомых девушек в объятия.

Он уверенно кивает.

– Ты не ошибаешься.

– Я никогда раньше не видела драку в баре.

– Хорошо, тебе и не следует этого делать, ― ворчит он.

Я пожимаю плечами и улыбаюсь.

– Это было весело. Вся эта кровь, сломанные кости, пролитое пиво.

Он подходит ко мне, и от его близости у меня внутри становится тепло.

– Ты шутишь, да?

Я открываю рот, чтобы сказать ему, что я совсем не шучу, но у меня перехватывает дыхание.

Я чувствую это.

Трепетание.

Черт. Не здесь. Не сейчас.

Не сейчас, когда я справилась с дракой в баре и разговариваю с симпатичным, хотя и ворчливым ковбоем.

Признаки легко распознать. Перед глазами у меня черные пятна. В ушах эхом отдается тяжелый стук моего сердца.

– Руби? ― Чарли хмурится.

– Я просто… ― Я отстраняюсь, чтобы перевести дыхание, и закрываю глаза. Напрягаюсь и делаю сильный выдох через рот. Врач научил меня этому приему, чтобы вернуть сердце в нормальный ритм.

Медленно, призываю я свое сердце. Спокойно. Медленно.

Через несколько секунд быстрое биение сердца замедляется. Перед глазами все проясняется, головокружение проходит.

– Эй. ― Теплая широкая ладонь скользит по моей руке и сжимает локоть. ― Ты в порядке?

Моргнув, я упираюсь ладонью в твердую грудь Чарли, чтобы не упасть.

Если я думала, что все его тело не может быть еще более напряженным, то я ошибалась.

– Я в порядке, ― говорю я, надеясь, что он поверит. ― Желудочная колика.

Он настороженно смотрит на меня, озабоченно нахмурив брови. Через секунду он спрашивает:

– Этот бар тебя не пугает?

У него такой вид, будто ненавидит себя за то, что поддерживает светскую беседу, но твердость его челюсти приковывает меня к месту.

– Единственное, что меня пугает, ― это отсутствие работы, ― уверенно отвечаю я. ― Как думаешь, Биф возьмет меня?

Чарли долго смотрит на меня, прежде чем покачать головой.

– Если Биф не идиот, он этого не сделает.

Я вскидываю бровь, не зная, как расценить его ответ.

– Ты планируешь сломать ему ноги или что-то в этом роде?

Его глаза прищуриваются.

– Возможно.

От его ответа мое сердце снова начинает биться быстрее.

Чарли скрещивает руки, отчего его бицепсы напрягаются.

– Где ты собираешься провести ночь?

– В «Йодлере».

– Нет. ― Он делает такое лицо, будто наступил в собачье дерьмо. ― Остановись в соседнем отеле «Баттерворт». Скажи им, что я тебя послал.

– Не хочешь сказать, почему?

– Тараканы.

– А что, если мне нравятся тараканы?

Чарли на мгновение перестает хмуриться, чтобы моргнуть в ответ, но не раньше, чем позволяет своему взгляду задержаться на моих губах, отчего по моим рукам проносится волна мурашек.

Он открывает рот, чтобы что-то ответить, как вдруг раздается звук бьющегося стекла. Мы переглядываемся и видим, как сапог пролетает сквозь витражное окно «Пустого места».

Чарли делает глубокий вдох. Показывает большим пальцем в сторону бара.

– Мне лучше вернуться туда. Нужно помочь братьям.

Ага. Это объясняет двойников.

– Конечно. ― Я поднимаю руку, но мне жаль, что он уходит. ― Спасибо за помощь, Чарли Монтгомери.

Он делает несколько шагов к бару, останавливается и поворачивается.

– Послушай, ― говорит он, пристально глядя мне в глаза. На его сильном, заросшем щетиной подбородке напрягается мускул. ― Этот город не для тебя, дорогая. Я уважаю твою попытку… но уезжай. Отправься куда-нибудь еще. Куда угодно, подальше отсюда.

Не сказав больше ни слова, он уходит, а я стою и смотрю, как его широкоплечая фигура исчезает в «Пустом месте», и в животе у меня разливается теплое тягучее чувство.

Уютно устроившись на роскошной кровати в историческом отеле, который предложил Чарли, я считаю удары своего сердца. Они быстрые, но не слишком. За окном в темном небе сияет луна, похожая на ноготь большого пальца. Аромат сосен проникает сквозь приоткрытое окно, и я думаю о ковбое.

Его задумчивом, красивом лице. Пронзительных голубых глазах и загорелых предплечьях, покрытых венами и мускулами. Темных волосах, мило зачесанных назад. Твердости его широкой груди, прижавшейся ко мне, когда он торопил меня к выходу. Его глазах, опустившихся к моим губам и задержавшихся там.

В голове звучат слова Чарли.

Уезжай.

Ни за что.

У меня хорошее предчувствие насчет этого города.

Воскрешение, Монтана, вот и я.

Глава 5

Чарли

Уезжай. Отправься куда-нибудь еще. Куда угодно, подальше отсюда.

Это был подлый поступок ― сказать эти слова той девушке прошлой ночью. Даже сейчас, в утренней тишине, они звучат у меня в голове, пока я иду по Главной улице.

Я не знаю, почему я их сказал. Не знаю, почему меня это волнует. Останется она или уедет, мне все равно.

Это гребаная ложь, и я это знаю.

Мне не все равно, потому что она вызвала во мне реакцию. Когда я держал ее в объятиях, ощущение ее хрупкой фигуры и шелковистой кожи было подобно выбросу адреналина. Моя кровь запылала огнем. Когда я поставил ее на ноги, мой член мог пробить гипсокартон. Я хотел большего, и мне пришлось бороться с желанием заключить ее в свои объятия и не отпускать.

Я хотел защитить ее.

И это выводит меня из себя.

Я уже заботился о женщине и больше не могу. Единственные люди, которые меня волнуют, ― это мои братья и младшая сестра. А не какая-то девочка с ясными глазами и свежим личиком, которая похожа на солнышко и пахнет клубникой.

Уезжай. Отправься куда-нибудь еще.

Черт возьми. Я вел себя как засранец.

А еще я идиот.

В ней было что-то такое. Что-то невыносимо очаровательное. Конечно, она выглядела так, будто вышла из сказки, но дело было не только в этом. Дело в том, что произошло прошлой ночью. Весь мир рушился вокруг нас, а она улыбалась.

Ярко улыбалась. Как будто у нее была лучшая ночь в жизни, когда она уворачивалась от кулаков и скользила по лужам пива.

Слишком много красных флажков. Слишком много драмы. Если повезет, она уедет сегодня утром.

Руби Блум. Что это за имя, черт возьми?

Мотоцикл с ревом проносится по Главной улице, нарушая тишину солнечного июньского утра. Я поднимаю руку, приветствуя Руфуса, лидера мотоклуба «Хор парней», и смотрю, как он направляется к «Легиону».

В городе уже вовсю кипит жизнь. Владельцы магазинов устанавливают вывески и подметают тротуары перед магазинами и кофейнями. Лето в Воскрешении означает, что численность нашего сплоченного горного сообщества, насчитывающего 6000 человек, увеличивается в десять раз в пик туристического сезона.

Чем быстрее я вернусь на ранчо, тем лучше.

И все же мне нравится эта прогулка. Этот вид.

Густой сосновый лес и залитые солнцем Скалистые горы обрамляют Воскрешение, бывший шахтерский городок Дикого Запада, уютно расположившийся в узком каньоне. Вдалеке виднеется Плачущий водопад, от которого отходят горные кручи, ведущие к Национальному парку Глейшер.

Я сворачиваю за угол, направляясь к клинике «Медвежий ручей» и вхожу через раздвижные стеклянные двери. Лифт поднимает меня на второй этаж, где я попадаю в узкий коридор, соединяющий муниципальную больницу с онкологическим центром.

Я подхожу к стойке регистрации.

– Привет, Кара.

– Чарли. ― Она щелкает пузырьком. ― Стид вернулся в свое кресло. Он готов принять тебя.

– Спасибо.

Я иду по коридору и захожу в комнату.

Увидев меня, Стид поднимает узловатую руку.

Помещение стерильное и минималистичное. Здесь есть диван, телевизор с приглушенным звуком, показывающий старый эпизод сериала «Бонанза»¹², пейзажи природы в рамках с бодрыми словами поддержки, напечатанными под ними. Другими словами, все это выглядит чертовски депрессивно.

– Привет, парень, ― говорит Стид, опуская книгу на колени.

– Привет, старина. ― Я придвигаю стул и сажусь напротив него. Как и Стид, я уже привык к аппаратам и иглам. ― Как дела?

– Надираю задницы, парень. Ты, черт возьми, слепой? ― Стид протяжно рычит, указывая на иглу, воткнутую в его руку.

Я ухмыляюсь.

– Я тоже рад тебя видеть, засранец.

Даже рак легких второй стадии не может остановить Стида Макгроу. Его густые серебристые волосы исчезли, но у него все еще есть фирменные усы в виде подковы. Предки Стида, происходившие из длинного рода старателей и ковбоев, основали Воскрешение, и он выглядит соответствующе.

Этот человек ― легенда нашей маленькой общины. Отставной профессиональный наездник, заработавший миллионы, работая каскадером и перегонщиком скота, у него есть связи, влияние и самое большое ранчо в Воскрешении. С тех пор как мы приехали в город, он был для нас с братьями как суррогатный отец, направлял нас и защищал перед местными, чтобы они не съели нас живьем. Человек, которым я восхищаюсь и которого уважаю. Человек, который дал мне возможность начать все сначала.

Десять лет назад я зашел в бар «Пустое место» и сел рядом с этим человеком. Он задал один вопрос:

– Ты из Калифорнии, парень?

– Нет, сэр, ― ответил я, выпив к тому времени пять порций виски.

Удовлетворенный моим ответом, он продал мне землю.

Мы пожали руки. Я использовал свой выигрыш на родео и обналичил свой трастовый фонд, чтобы получить достаточную сумму для первоначального взноса. Покупка ранчо означала, что я не просто сбежал и проматывал свое будущее. Я делал что-то значимое. Земля, которой я владею, ― моя, и никто не сможет ее у меня отнять. Даже если свет в конце тоннеля все еще не виден.

Стид пристально смотрит на меня орлиным взглядом.

– Нам надо поговорить, парень. И поговорить сейчас.

Я вздыхаю и провожу рукой по бороде.

– Слушай, если дело в видео…

– Мне плевать на социальные сети.

Значит, нас двое.

Хотя Дэвис, возможно, прав, когда говорит, что нужно подумать об этом.

Мы никогда не занимались рекламой. Социальные сети были для меня настоящей занозой в заднице, поэтому я держался от них подальше и полагался на сарафанное радио. Постепенно, после пяти лет работы в качестве действующего ранчо, оно начало приносить небольшую, но стабильную прибыль.

Но это ненадолго, если мы не выберемся из этой передряги.

Никто не захочет ехать на ранчо, где над ним насмехаются.

Я думаю о своем младшем брате Грейди и о том, что у него есть поклонники благодаря его аккаунту в социальных сетях. Конечно, мы все не одобряли его, когда он только начинал, но теперь он выступает на разогреве у Коула Суинделла, так что…

Меня это бесит. Чертово извращенное лицемерие всего этого. Гости приезжают на ранчо, чтобы отдохнуть, а мы вторгаемся в их уединение, чтобы выложить это в социальные сети, потому что нам нужно заработать на жизнь? Это чушь собачья.

Выражение лица Стида становится серьезным.

– Я не хочу доставлять тебе лишние проблемы, сынок, но, к сожалению, это то, ради чего я тебя позвал. К нам тут опять какие-то девелоперы¹³ пожаловали.

Я закатываю глаза. Каждые несколько лет какая-нибудь компания из Лос-Анджелеса присылает своих сотрудников в Воскрешение. Они делают предложения и пытаются скупить землю, но мы все говорим им, чтобы они шли нахрен. Ни за что на свете никто не согласится открыть «Sweetgreen»¹⁴ на Главной улице.

– Это не обычный ловкий девелопер, ― продолжает Стид. ― Это Деклан Валиант.

Я хмыкаю.

– Этот парень баллотируется в губернаторы?

Я смутно помню, что видел агрессивную предвыборную рекламу в городе и на телевидении. Какой-то влиятельный застройщик с деньгами, который переехал в Монтану из Лос-Анджелеса и думает, что знает, что нам нахрен нужно.

Короткий кивок.

– Он самый. ― Стид поглаживает свои длинные усы. ― Он разослал людей по всему городу.

Это привлекает мое внимание.

– Каких людей?

Стид выдерживает мой взгляд.

– Плохих людей, Чарли. Людей, которые превращают твою жизнь в ад. ― Он сдвигается, вытягивая ноги. ― «DVL Equities» может играть грязно. Деклан присылает парней из Монтаны. Парней, которые угрожают и запугивают. Они приходят поговорить с тобой, заключить сделку, но, если ты отказываешься, они берутся за тебя. Выясняют, сколько ты должен, какие у тебя проблемы, и вмешиваются. Могут поговорить с твоим банком. Могут угрожать. Могут отправить в путешествие по реке. В любом случае, это чертово дерьмо.

– Мне стоит беспокоиться?

– Я пытаюсь это выяснить. Когда пообщаюсь с людьми, я дам тебе знать. ― Стид морщится, откидываясь в кресле. Я наклоняюсь вперед и помогаю ему натянуть одеяло на ноги. ― Я говорю тебе это не для того, чтобы ты сдался. Я говорю тебе это, чтобы ты воспринял это всерьез, партнер. Чтобы ты был готов.

– Насколько готов?

Он задумался.

– Думаю, дробовик и хорошая охрана не помешают.

– Черт. ― Я провожу ладонью по щеке, пытаясь унять тревогу.

Это будет настоящее дерьмо.

Я снова задаюсь вопросом, во что я втянул своих братьев. Если видео принесет вред ранчо, если мы не сможем выплатить кредит, если девелоперы пронюхают о наших проблемах… У меня нет плана, как выбраться из этой передряги. Такое ощущение, что все вокруг рушится. А если мы потеряем ранчо…

Камень в моем горле превращается в валун.

– Убирайся отсюда, парень, ― с ухмылкой говорит Стид, когда к нему подходит медсестра. ― Ты не захочешь это видеть.

Я встаю со стула и пожимаю ему руку.

– Спасибо за совет, Стид.

– Не забывай, что на следующей неделе у нас семейный сбор, ― кричит он мне вслед своим рокочущим голосом. ― Собери парней, и мы придумаем, как все исправить.

Я ругаюсь под нос и направляюсь к лифту. Меньше всего мне хочется сидеть у костра с братьями и рассказывать им, что мы в полной заднице. Они не должны больше беспокоиться обо мне. Я втянул их в этот бардак, и это моя чертова работа ― исправлять его.

Блядь. Что еще может пойти не так?

Я получаю ответ на этот вопрос чертовски быстро, когда выхожу из лифта и врезаюсь в мягкую стену солнечного света.

– О боже, мне так жаль.

Я опускаю глаза вниз, откуда доносится звонкий щебечущий голос.

На полу в вестибюле Руби собирает свою сумочку, которую уронила во время нашего столкновения. Не в силах остановиться, я скольжу взглядом по ее телу. Длинные загорелые ноги. Губы, похожие на бутон розы. Стройные бедра. Упругая попка, едва прикрытая очередным чертовым сарафаном. На этот раз лавандового цвета.

Она поднимает глаза и ахает. Ее голубые глаза распахиваются, когда она смотрит на меня, прежде чем вернуться к своим вещам.

То, что она стоит передо мной на коленях, сводит меня с ума. Не говоря уже о моем либидо.

Я опускаюсь рядом с ней. Мой взгляд задерживается на ее вещах. На экране мобильного телефона высвечивается пять пропущенных вызовов. Оранжевая баночка с таблетками катится по блестящей плитке.

Резкий вопрос срывается с моих губ прежде, чем я успеваю остановиться.

– Что ты здесь делаешь?

– Я… ― Ее розовый рот открывается и закрывается. ― У меня анемия, ― тихо говорит она, хватая баночку с таблетками, прежде чем я успеваю хорошенько ее рассмотреть. Я впервые вижу ее взволнованной.

Я хмурюсь, когда мы встаем.

– Это плохо?

Она заправляет за ухо длинную прядь золотисто-розовых волос.

– Все в порядке. Не то чтобы это тебя касалось. ― Она перекидывает сумочку через плечо. ― Что ты здесь делаешь?

Я скриплю зубами, раздраженный ее комментарием. Она права. Это не мое дело, так какого хрена меня это беспокоит?

– Навещал друга, ― говорю я ей. ― У него рак.

– Ох. ― Прикусив нижнюю губу, она поднимает на меня глаза. ― Мне так жаль, Чарли. ― От того, как она это говорит ― с неподдельной искренностью, ― у меня в груди поселяется странная боль.

Я открываю рот, чтобы ответить, но она перебивает меня.

– Увидимся, Ковбой, ― говорит она, одаривая меня милой улыбкой, и, черт побери, от этого у меня внутри все переворачивается. Она делает шаг к двери, останавливается, затем поворачивается и смотрит на меня через плечо. ― Кстати, я решила задержаться в Воскрешении.

Потом она уходит, выпорхнув за дверь на яркий солнечный свет, а я стою здесь, как идиот, и смотрю, как подол ее сарафана развевается на ветру.

Черт побери.

Спустя долгую секунду я сдаюсь, и выбегаю вслед за ней.

Глава 6

Руби

Я лгунья.

У меня нет анемии, но я запаниковала, и это была первая мысль, которая пришла мне в голову. Только так можно было объяснить маленькую оранжевую баночку, катившуюся по кафелю.

Отличный способ начать отношения, даже если пока они состоят только из взглядов и ворчания.

Но что я должна была сказать Чарли? Правду? О том, что мое сердце остановится в скором будущем? Что я бегу, потому что никогда не жила полной жизнью?

Правда в том, что с самого моего рождения мне говорили, что, скорее всего, мне суждено пойти по генетически жутким стопам моей матери и моей тети, которые скончались в возрасте двадцати восьми лет. У моей тети случился обширный инфаркт. Моя мать умерла во сне. Врачи сказали, что у нее просто отказало сердце.

Я отказываюсь это понимать. Как можно остановить биение чего-то прекрасного? Как тот самый орган, который дает тебе жизнь, решает, что твое время истекло?

У меня заболевание сердца, которое называется суправентрикулярная тахикардия. Сокращенно СВТ. Если у нормального человека частота сердечных сокращений составляет 60-100 ударов в минуту, то у меня она колеблется от 150 до 220 ударов в минуту. Учащенное сердцебиение разрушает предсердия моего сердца, но я контролирую его как могу. Ежедневный прием лекарств ― это все, что мне нужно, чтобы замедлить его. Стресс, волнение, переутомление или перегрузка усугубляют ситуацию. Также мой кардиолог предупредил меня не употреблять алкоголь, кофеин и не заниматься спортом с высоким содержанием адреналина, потому что, что-если…

Именно ― что-если управляет моей жизнью.

Но не здесь. Не в Воскрешении.

Я могла бы сказать Чарли правду, но я не обязана ему это объяснять. Мы чужие люди. Он не собирается заботиться обо мне. Он даже не хочет меня знать. Поэтому я хочу пожить в этом городе без груза своего прошлого. Просто побыть обычным человеком, без обреченности и мрака. Приятно вырваться из этой части моей жизни хотя бы на несколько месяцев.

Даже если моя прежняя жизнь никуда не делась.

Сегодня утром я отправилась в клинику, чтобы предоставить данные о себе, получить лекарства на три месяца и обсудить свое состояние с врачом. Теперь я умираю от голода и радуюсь возможности увидеть Воскрешение в лучах утреннего солнца.

Мне нужен плотный завтрак и карта.

Но за мной топает угрюмый ковбой. Я практически чувствую, как улица дрожит под его сапогами.

– Куда ты идешь? ― низкий голос Чарли раздается позади меня, вызывая вибрацию внизу живота.

– Я охочусь.

Когда я слышу фырканье, я поднимаю глаза и вижу, что Чарли идет рядом со мной. Даже в профиль он красив. Бородатая челюсть такая острая, что ею можно резать стекло. Глаза такие голубые, что похожи на драгоценные камни.

– Ты мог бы спросить, на что, вместо того чтобы фыркать.

Через некоторое время раздается грубое:

– На что?

Я улыбаюсь.

– Я собираюсь найти лучшую в мире булочку с корицей и съесть ее. ― Я останавливаюсь перед кофейней «Зерна на ходу». ― А потом я собираюсь осмотреть город.

Чарли упирается массивной рукой в дверной косяк, преграждая мне путь.

– Ты не найдешь тут свою булочку с корицей. Их кофе на вкус, как бензин.

Я бросаю взгляд в сторону двери, надеясь, что парень, стоящий за прилавком, не услышал. Даже если кофе плохой, им не нужно напоминание. Я упираю руки в бока.

– А где найду?

Он выглядит смирившимся, и резко дергает бородатым подбородком в сторону. Я смотрю в указанном направлении. В конце квартала стоит кирпичное здание с ярко-зеленым навесом, на котором написано «Магазин на углу».

Сделав глубокий вдох, я направляюсь к зданию. Позади меня раздаются тяжелые шаги.

– Я думал, ты уедешь, ― бормочет Чарли.

– Ты ошибся. ― Я обвожу взглядом Главную улицу, подавляя улыбку. Таблички с патиной указывают на исторические достопримечательности, такие как оперный театр и здание мэрии. Меня окружают антикварные магазины, шикарные бутики и сувенирные лавки. У них есть салон под названием «Дом волос». Я насчитала пять салунов и стейк-хаус.

Это всего лишь городок, но Воскрешение с его атмосферой американской окраины и горным воздухом вдохнул жизнь в мою душу.

Я поднимаю глаза на Чарли, который сердито смотрит на меня.

– У вас нет цветочного магазина?

– Что? ― Он хмурится и проводит рукой по своей бороде. ― Нет.

– О. ― Я одариваю его улыбкой и игнорирую разочарование. ― Ну, раз уж ты здесь, можешь устроить мне экскурсию.

– Ты ведь не сдашься, да? ― спрашивает он грубовато.

– На самом деле, нет.

– Отлично, ― говорит он с раздраженным видом. Он кивает через дорогу на здание с винтовой лестницей, поднимающейся на балкон. ― Это бордель.

Я украдкой бросаю любопытный взгляд на Чарли.

– Правда?

– Раньше был, по крайней мере. Работал до 1970-х годов, если ты можешь в это поверить. Теперь это музей.

У меня отпадает челюсть. Я почти вижу Воскрешение периода золотой лихорадки. Бутлегеры, убивающие печень и опустошающие кошельки. Накрашенные дамы, машущие мужчинам с балкона.

Мы продолжаем наш путь к «Магазин на углу», идем рядом. Время от времени наши руки соприкасаются, его мышцы напрягаются, и у меня в животе разливается тепло. Чарли неохотно делится различными историческими фактами по пути. Переулок, где в 1886 году был застрелен Билли Бонс, укравший курицу. Четыре медвежьих черепа, охраняющие городскую площадь, ― место тринадцати казней, зафиксированных в Воскрешении.

Мы уже почти добрались до места назначения, когда из переулка выбегает питбуль коричневого цвета и преграждает нам путь. Из его пасти капает слюна, и я подхожу к Чарли вплотную и хватаю его за бицепс. Он напрягается.

– Чарли. Этот питбуль собирается на нас напасть? ― спрашиваю я. А потом смотрю на собаку еще раз. ― О боже, так и есть.

Уголок рта Чарли приподнимается в слабой улыбке.

– Это Голодный Хэнк. Он живет на улице. ― У него вырывается ласковый смешок. ― Он ― дворняга, не так ли, парень?

У меня в животе все переворачивается от беспокойства.

– Голодный? ― Отойдя от Чарли, я лезу в сумочку, висящую у меня на плече, и ищу батончик в беспорядке баночек с таблетками и бумаг. ― Бедняжка.

Найдя батончик, я надрываю упаковку и протягиваю ему.

– Держи, песик.

Собака бросается ко мне.

Чарли делает то же.

– Господи, Руби, не надо. ― В его глазах мелькает тревога, он хватает мою руку и переворачивает ее в своей большой ладони, словно в поисках крови. Все, что он находит, ― это собачьи слюни. Его взгляд встречается с моим. ― Ты только что… покормила его?

Я сияю улыбкой, наблюдая за тем, как Голодный Хэнк поглощает батончик с гранолой, обертку и все остальное.

– Он был голоден.

Сердце пропускает несколько ударов, когда Чарли вытирает мою руку своей футболкой, давая мне возможность увидеть твердый, подтянутый живот и рельефный пресс.

– Он монстр.

– Это твои слова, ― говорю я ему, пока Голодный Хэнк ковыляет прочь.

Я отстраняюсь от Чарли, и мы заканчиваем путь до здания «Магазин на углу».

Внутри он представляет собой самое причудливое зрелище, которое я когда-либо видела. «Магазин на углу» напоминает какую-то ковбойскую лавку с ярко-оранжевыми стенами и старыми газетными вырезками 1980-х годов.

Кассовый аппарат с бумажной лентой. Прилавок с наживкой и снастями в задней части. Патроны на книжной полке. Хорошо укомплектованные полки с бакалеей и холодильники с разнообразными напитками.

– В подвале есть самогонный аппарат, ― говорит Чарли. ― Но я тебе этого не говорил. Пойдем.

Я улыбаюсь и иду за ним в небольшое кафе, расположенное перед прилавком с деликатесами. От аромата свежего хлеба и пастрами, приготовленных на медленном огне, у меня урчит в животе.

– Уайетта здесь нет, ― кричит Чарли, когда из кухни доносится шум. ― Только я, Фэллон.

Из задней комнаты выбегает девушка с длинными густыми волосами цвета карамели. Она выглядит знакомой, но я не могу ее вспомнить. На ней рваный фартук, а хмурый взгляд не уступает Чарли. В правой руке она держит мясницкий нож, который тут же откладывает в сторону. Она бросает на нас с Чарли любопытный взгляд, но ничего не говорит.

– Самый большой рулет с корицей, который у тебя есть, ― говорит Чарли, когда мы занимаем столик в центре зала.

Фэллон исчезает.

Я складываю ладони вместе и кланяюсь.

– Спасибо за экскурсию, Чарли Монтгомери. Ты говоришь почти как местный житель.

Он бросает на меня быстрый взгляд.

– Почему ты думаешь, что я не местный?

– У тебя есть акцент. ― Он слабый, но я узнала, как только услышала его. Медленный южный говор, тягучий, как патока.

– Я из Джорджии, ― говорит он. ― Маленький городок под названием Дикое сердце.

– А я из Индианы. Маленький городок под названием Кармел. Кстати, спасибо за рекомендацию отеля. Он прекрасен, но я не могу жить там дольше, чем одну ночь. Особенно, если я остаюсь в городе. Это слишком дорого.

Он вздыхает, и я задаюсь вопросом, является ли хмурость его обычным выражением лица.

– Тебе не стоит останавливаться в «Йодлере».

– Ну, мне придется. Я собираюсь съесть свою булочку с корицей, а потом вернусь в «Пустое место» и устроюсь на работу.

– Это твой план?

– У меня нет других предложений, ― говорю я, решив быть откровенной.

После прошлого вечера «Пустое место» хочется одновременно как завоевать, так и избежать.

В сумочке пищит телефон. Проклятый Макс. Он уговаривает меня вернуться домой с тех пор, как я сказала ему, что перебралась в другой город.

Не-а. Не получится.

Брови Чарли поднимаются.

– Ты собираешься ответить?

На это я выключаю телефон и смотрю на хмурого мужчину передо мной.

– Итак, ковбой, ― говорю я, широко улыбаясь. ― Чем ты занимаешься?

Он переминается с ноги на ногу, словно это не очень приятная тема.

– У меня ранчо за городом, ― говорит он. И почти про себя добавляет: ― Ранчо, которое держится на последнем издыхании. А ты?

– В прошлой жизни я была менеджером по социальным сетям, ― радостно отвечаю я.

– Отлично, ты одна из них, ― бормочет он, потирая лоб двумя большими пальцами.

– Один из них? Типа инопланетянина или киборга? ― Я наклоняю голову. ― Чарли, ты в порядке?

– Я в порядке.

– Ты уверен?

Его лицо темнеет, губы предупреждающе поджимаются.

– Руби…

– Просто… у тебя вот здесь вена… ― Мои пальцы двигаются у виска.

Он резко вздыхает, на челюсти пульсирует тик, и раздражение омрачает его выражение лица.

К счастью, Фэллон спасает меня от грозящего удушения, поставив передо мной огромную булочку с корицей, покрытую глазурью.

– Вот, пожалуйста, ― шутливо говорит она. ― Ваша дневная норма калорий всего за один прием пищи.

Я невозмутимо придвигаю тарелку к себе.

– Не надейтесь, ни крошки не останется.

Фэллон бросает взгляд на Чарли.

– Ты ходил к Стиду?

Чарли кивает.

– Да. Сегодня утром. Мы все обсудили.

– Хорошо.

Потом Фэллон уходит, не сказав больше ни слова.

– Она была в баре вчера вечером, ― говорю я, вспоминая, что она стучала по музыкальному автомату и ругалась, как матрос. ― Она выглядит грустной, ― говорю я Чарли, крутя на запястье мамин браслет.

– Да. Ну… ― Он проводит массивной рукой по своим темным волосам. ― У нее много забот. Как и у всех. ― Когда я ничего не говорю, он выдыхает, прежде чем продолжить. ― Это младшая дочь Стида, Фэллон. Они владеют этим местом. Она работает здесь, когда не участвует в родео.