Текст книги "Укротить сердце (ЛП)"
Автор книги: Ава Хантер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
– Рубашка надета наизнанку.
– Новая тенденция, ― заявляет Уайетт. Но кончики его ушей, едва прикрытые лохматой копной волос, ярко-красные.
Несколько минут спустя появляется Фэллон с непроницаемым выражением лица. Она подходит к Стиду и берет его под руку.
Убедившись, что все собрались, Дэвис поднимает руку и дает команду отправляться.
– Вперед.
– Ты готова, подсолнух? ― спрашивает Чарли. А затем он переплетает свои пальцы с моими и тянет меня к своему грузовику.
Мое сердце подскакивает.
Я так чертовски готова.
Глава 41
Чарли
Мы поднимаемся на Луговую гору и распаковываем вещи. Кулеры с пивом. Бумажные фонарики. Пока горит костер, из маленькой колонки звучит музыка Стерджилла Симпсона. Форд и Уайетт стоят на краю уступа из песчаника, глядя на юг, на бескрайний пейзаж каньона, зажигают небесные фонарики и выпускают их в воздух.
Руби наблюдает за происходящим широко раскрытыми глазами, прижав руки к груди.
– О, ― выдыхает она, проводя пальцем по светящемуся фонарю. ― Они улетают. ― Она поднимает на меня глаза. ― А что с ним будет?
Я бережно держу руку на ее спине, вспоминая о том, как водил ее сюда. Последнее, что мне нужно, это чтобы она подошла слишком близко к краю.
– Он полетит вниз, ― говорю я ей, указывая на склон скалы. Ранчо «Беглец» микроскопическое, но мы видим дым от костра. ― Он сгорает в воздухе, но это длится достаточно долго, чтобы гости могли увидеть его в конце вечера.
Ее рот приоткрывается от восторга.
Она выглядит неземной в лучах заходящего солнца, ее длинные золотисто-розовые волосы падают на лицо. Монтана величественна в своей красоте, но и Руби тоже.
– Загадай желание, ― говорит Форд, запуская в небо еще один фонарь.
– Загадать желание? ― переспрашивает Руби.
– Надежды. Мечты. Желания. ― Опустив руку на ее талию, я наклоняюсь и объясняю Руби нашу ежегодную традицию. ― На следующий сезон.
Форд подбадривает нас.
– За победу «Брейвз».
Дэвис закатывает глаза.
– Он имеет в виду ранчо, придурок.
– До следующего года, ― ворчу я, бросая взгляд в сторону Форда. ― Больше никаких чертовых видео.
Фэллон разводит руками.
– За Пэппи Старра, ― говорит она, свешивая ноги с выступа скалы.
Уайетт корчит гримасу отвращения.
– Что тебе нужно от этого придурка?
Фэллон пожимает плечами.
– У меня с ним встреча.
Уайетт смеется.
– Он не уважает девушек.
– Думаю, ты хочешь сказать, что он не уважает тебя.
– Мне это и не нужно, ― ворчит Уайетт, разламывая веточку и бросая ее с обрыва.
Выражение отвращения на его лице повторяет мое собственное. Пэппи Старр ― сомнительный родео-агент, который больше беспокоится о том, что его клиенты могут сделать для него, чем о том, что он сам может сделать для своих клиентов. Он относится к родео как к игре, а не как к спорту, которым оно является.
– Кроме того, ― продолжает Фэллон. ― Он будет меня уважать, если я сделаю что-то достаточно безумное. ― На ее лице появляется лукавая ухмылка, когда она перекидывает ногу через выступ скалы. ― Жизнь номер четыре, вот и я.
Уайетт смеется, но его взгляд прикован к ее шаткому равновесию.
– Похоже, тебе нужен психотерапевт.
Фэллон поворачивается к нему с таким видом, словно готова сразить моего брата наповал своим яростным взглядом.
– Похоже, тебе нужен намордник, ― огрызается она.
Руби, сосредоточенно наблюдающая за происходящим, подходит ко мне ближе.
– Что он сделал? ― тихо спрашивает она.
– Кто?
– Уайетт. ― Она вскидывает бровь и проводит пальцем между Уайеттом и Фэллон. От их взглядов может расплавиться сталь. ― Чтобы Фэллон так на него злилась?
Я рассматриваю своего брата. Руби права.
Это чертовски хороший вопрос.
Я не могу понять, хочет ли Уайетт трахнуть Фэллон или подраться с ней. Может, и то, и другое. Это странно, потому что Уайетт обычно рассказывает мне обо всем, но он никогда не говорил мне, что он сделал, чтобы разозлить ее.
– Если хочешь почувствовать себя живой, ― говорит Форд, прерывая спор озорной ухмылкой. ― Давай заберемся на эти скалы, ковбойша.
Принимая вызов, Фэллон приподнимает брови и хватает рюкзак Форда.
– У тебя есть с собой мел?
– Господи, ― стону я. Рядом со мной Руби издает панический писк. Последнее, что нам нужно, ― это чтобы эти два идиота разбились насмерть.
– Вам всем нужно остыть, мать вашу, ― рычит Дэвис, шагая вперед. Одним быстрым движением он продевает палец в петлю ремня Фэллон, поднимает ее в воздух и ставит на твердую землю. Я наблюдаю, как напряжение покидает худощавую фигуру Уайетта.
Показав Дэвису язык, Фэллон достает пиво из холодильника.
– Я собираюсь сделать кое-что, что взорвет вам всем мозг, а потом убраться из этого города.
Форд поднимает последний фонарь.
– Все идите сюда.
Посмеиваясь, Стид неторопливо подходит к Форду и берет у него фонарь. В его улыбке мелькает серебристый отблеск.
– У меня была неплохая жизнь, но мне бы хотелось еще.
Тихий вздох рядом со мной заставляет меня взглянуть на Руби. Она смотрит куда-то вдаль, свет в ее глазах потускнел.
Фэллон подходит к отцу.
– Это прекрасно, папочка, ― говорит она, и я давно не видел на ее лице такой нежности.
Когда Стид отпускает фонарь, я протягиваю руку и сжимаю ягодицу Руби. Мы смотрим, как светящийся фонарь плывет в сумрачном небе.
– Твоя очередь, подсолнух, ― говорю я ей.
Она качает головой, напрягаясь от моих слов.
– Мне не нужно желание, ― говорит она. Затем поднимает глаза, на ее лице расцветает великолепная улыбка. Грозовая туча в ее глазах исчезает, и она вновь сияет солнечным светом. ― У меня есть ты.
Как сильно я люблю эту девушку.
Это вибрирует во мне, как электрический разряд.
Оседает в моих костях. Сжигает мое сердце. Заполняет пустоту в моей груди.
– Черт возьми, малышка. ― Я притягиваю ее ближе в свои объятия.
Этот рот принадлежит мне. Я заявляю об этом перед всеми, впиваясь в нее.
Когда я отпускаю Руби, все глаза устремлены на нас.
– Сделай чертову фотографию, ― рычу я.
Руби краснеет и прижимается головой к моей груди.
Все смеются, а ночь продолжается. На небе появляются звезды. Холодильник опустел. Мы разводим костер. Форд начинает рассказывать о рыбе, которую он поймал этим летом, и о медведе, который, как он клянется, преследовал его целую милю, прежде чем он предложил ему форель в обмен на свою жизнь.
Рядом со мной появляется Стид. Он выглядит чертовски здоровым.
– Чарли, Дэвис, как думаете, я могу вас на секунду отвлечь?
Мы с Дэвисом переглядываемся и ускользаем от группы. Стид садится на один из принесенных нами стульев, а мы с братом садимся напротив него на деревянную скамью, которую Форд смастерил более пяти лет назад.
– Что происходит, Стид? ― спрашивает Дэвис.
– Послушай, сынок, я старый человек и часто сую свой нос туда, куда, возможно, не стоит. ― Он поднимает руку, когда я открываю рот. ― Я старше, а ты должен уважать чертовых старших, слышишь меня?
Я усмехаюсь.
– Я тебя слышу.
Стид наклоняется вперед.
– Чарли, сынок, боюсь тебе сказать, но на твоей территории завелись желтобрюхие ворчуны.
Я потираю челюсть и перевожу взгляд на Дэвиса.
– Что за хреновы ворчуны?
Стид хрипло смеется.
– Черт, если бы я знал. ― На его обветренном лице появляется озорная ухмылка. ― Я пытался найти решение твоей проблемы и, кажется, преуспел. Вы знаете, что у меня есть друг в Службе охраны рыб и диких животных. Так вот, я отправился туда пару недель назад. Это заняло некоторое время, и мне пришлось оказать кое-какие услуги, но ранчо «Беглец» официально объявлено заповедником.
Мы с Дэвисом в ошеломленном молчании смотрим друг на друга, затем на Стида.
Эмоции душат меня, и мне приходится прочищать горло, чтобы произнести следующие слова.
– Господи, ― выдавливаю я.
Теперь никто не сможет отнять у нас ранчо.
Дэвис все еще выглядит ошеломленным.
– Должно быть, это было чертовски много одолжений.
Стид ворчит.
– Не спрашивай.
Медленно выдохнув, я качаю головой.
– Зачем ты это сделал? У нас все под контролем. У нас есть компромат на DVL.
– А что будет в следующий раз? Когда кто-нибудь еще нанесет визит? С этим статусом, даже если вы продадите землю, она будет защищена. ― Он поднимает свой «Стетсон» и проводит рукой по лысой голове. ― У меня есть деньги, сынок, немного власти, немного уважения. Позволь мне найти этому достойное применение. Я тот чертов дурак, который не додумался до этого раньше.
Дэвис закрывает лицо ладонями и разражается недоверчивым смехом.
– Чарли, если ты согласен, то завтра ты должен прийти в муниципалитет и подписать бумаги, ― говорит Стид. ― Все готово. Теперь никто не сможет тронуть твое ранчо.
Я провожу рукой по своей бороде, ошеломленный.
– Стид. Это слишком.
– Нет. ― Он выпрямляется, его серые глаза устремляются к Фэллон. ― Признаю, это было не по доброте душевной. Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.
– О чем ты?
– Я хочу, чтобы ты защитил моих дочерей.
Снова тишина. Дэвис садится ровнее.
– Считайте меня старомодным, но мои дочери ― это мое все. Меня не будет рядом вечно. И когда меня не станет, я хочу, чтобы ты позаботился о них.
Дэвис резко выдыхает.
– Тебе не нужно просить об этом. Мы защитим Дакоту и Фэллон, несмотря ни на что. Но не сочти за неуважение, я не уверен, что твоим дочерям нужна наша помощь. ― Он оглядывается через плечо на Фэллон, которая сейчас воет в небо.
– Фэллон нельзя приручить, ― говорит Стид с гордостью в глазах. ― Наверное, это моя вина. Эта девчонка дикая, как ветер. С тех пор как ее мать… ― Стид замолкает, его рука сжимается в кулак. Он делает паузу, прочищает горло и говорит: ― А Дакота… ну… она для всех нас загадка.
Дэвис вздрагивает.
Где-то за хребтом койот присоединяется к Фэллон.
Стид поднимает руку, пресекая дальнейшее обсуждение.
– Вы все для меня как сыновья. Я доверяю вам. Землю. Моих дочерей.
– Мы будем рады помочь, сэр. Сделаем все, что понадобится. ― Дэвис опускает взгляд, он так сильно сжимает банку из-под пива, что костяшки его пальцев белеют. В его выражении лица, в его тоне, есть что-то мягкое. Трудно разобрать.
Стид роется в карманах. Он достает леденец и отправляет его в рот.
– Мне нравится быть живым, парень. Теперь я знаю, что сделал что-то хорошее за то время, что у меня осталось.
У меня перехватывает горло.
– У тебя еще много времени.
– Время ― это единственное, что нам не гарантировано. ― Голос Стида ровный. ― Мы должны использовать отведенное нам время с пользой. Мы должны дорожить каждой секундой. Ты не можешь упустить свою жизнь, сомневаясь в каждом шаге.
Я замираю от его слов.
Стид смотрит на хребет, жестом указывая на разворачивающийся вид.
– Вот, что важно. ― Мы с Дэвисом поворачиваемся туда, куда устремлен его взгляд.
Вдалеке слышен плеск и грохот Плачущего водопада. Пики и обрывы Луговой горы. Темнота, сгущающаяся над деревьями.
Он прав.
Земля. Семья. Девушка передо мной, танцующая в свете костра.
Я буду чертовым дураком, если не сделаю ее своей навсегда.
– Черт. ― Я разжимаю руки. Выдыхаю. Как будто с плеч свалился груз. ― Спасибо, Стид.
Стид встает и, не оглядываясь, вытягивает руку в сторону Воскрешения.
– Здесь все зависит от людей, которых ты знаешь, ― отвечает он. ― Ты знаешь меня, и этого достаточно.
Дэвис кивает, но его взгляд отрешен, мысли витают где-то далеко.
Я оставляю Дэвиса размышлять над тем, что его гложет, а сам возвращаюсь к остальным. Раздается смех. А вот и Руби, сияющая в свете костра как бриллиант.
Слишком красива, чтобы описать словами.
И она, черт возьми, моя.
Я должен рассказать ей о ранчо, но сначала я должен сделать кое-что еще. Я подхожу и беру ее за руку, оттаскивая от остальных.
– Как дела, ковбой? ― весело спрашивает она, поднимая на меня свои великолепные голубые глаза.
Я прикасаюсь к краю ее ковбойской шляпы. На ее щеках россыпь звездочек.
– Обдумываю кое-что.
Руби встает на носочки и прижимается ко мне губами.
– Что?
– Восход солнца.
Она наклоняет голову.
– Попробуем сегодня?
– Да, черт возьми, попробуем. ― Мои ладони скользят по ее плечам. Ее тело выгибается навстречу моему, биение ее сердца отдается в моей груди. ― Я думаю о нас с тобой и о том, что будет дальше.
Она игриво шевелит бровями.
– И что же?
– Думаю о том, что я хочу на тебе жениться.
Она задыхается. Ее глаза расширяются, и у нее вырывается прерывистый вздох.
– О, Чарли.
– Скоро, подсолнух, ― предупреждаю я, обнимая ее лицо ладонями. ― Я надену кольцо на твой палец и буду молить, чтобы ты взяла мою фамилию. Потому что я принадлежу тебе. На всю оставшуюся жизнь, Руби, я ― твой.
Дни, когда я задавался вопросом, чего я хочу, когда я жил как тень человека, прошли.
Я построю будущее с Руби. Семью. Сад. Она будет спать в моей постели. Нашу жизнь наполнят кресла-качалки, виски, цветы и солнце.
До конца проклятых времен.
– Ты станешь моей женой, Руби? Я буду крепко любить тебя, подсолнух. Я сделаю тебя счастливой.
Она плачет, уткнувшись мне в грудь. Слезы текут по ее щекам, пропитывая переднюю часть моей рубашки.
– Тише, малышка. Не плачь. ― Я целую ее макушку, вдыхая ее клубничный аромат. Затем, приподняв ее лицо, я смахиваю слезы большим пальцем. ― Счастливые или грустные слезы?
– Счастливые. ― Она улыбается так ярко, что мои губы сами растягиваются в ответной улыбке. ― Это, без сомнения, самый лучший подсолнечный день.
– Подсолнечных дней тебе хватит на всю оставшуюся жизнь, ― клянусь я. ― Я подарю тебе их все, малышка.
– Я согласна, ― всхлипывает она, и моя грудь расслабляется от облегчения. ― Мое сердце бьется для тебя, ковбой.
Я наклоняюсь и целую ее. И последняя темная часть меня, скрытая в тени, наконец-то выходит на солнце.
Глава 42
Руби
Взмокшая, словно после ночного кошмара, я подскакиваю в постели, хватая ртом воздух. Яркий золотой свет вспыхивает над горизонтом.
Восход.
Мы его пропустили.
Но я не пропускаю стук своего сердца.
Оно колотится, словно безумный, яростный кулак стучит изнутри в мою грудь.
Чарли спит рядом со мной, его широкая грудь вздымается и опускается в ровном ритме. Темные волосы растрепанные, красивое лицо умиротворенное, простыни спутаны вокруг его ног. Его вечно напряженные мышцы расслабляются во сне.
Я протягиваю руку, чтобы дотронуться до него, и вся комната приходит в движение.
О нет.
Начинается паника. Я вскакиваю с кровати и мчусь в ванную. Я захлопываю дверь и запираю ее.
Ухватившись за раковину, я задыхаюсь, глядя на свое отражение в зеркале. Лицо бледное, под глазами темные круги. Призрак. Я выгляжу как призрак.
Дрожащими пальцами я массирую грудь, пытаясь хоть немного успокоить свое бедное сердце.
Не сейчас. Не здесь.
Не тогда, когда прошлая ночь была такой идеальной.
Чарли хочет жениться на мне.
Его появление в моей жизни ― это чудо.
Он стоит каждого секрета, каждого приступа трепетания, каждого риска, каждого безумного момента, от которого замирало мое сердце этим летом.
Я хочу любви. Я хочу Чарли. Меня пронзает боль, и глаза застилают горячие слезы. Потому что я не могу получить ничего из этого.
Мое сердце не позволит мне.
Реальность того, что я делаю, окутывает меня, как одеяло обреченности. Мои приступы происходят все чаще и чаще. Моему сердцу становится хуже. Этим летом я требовала слишком многого от своего лоскутного тела.
Я довела себя до предела.
Я была так одержима идеей начать новую жизнь, но на самом деле мне нужно новое тело.
Новое сердце.
Я всхлипываю, а потом закрываю рот рукой, чтобы заглушить звук.
Мне трудно дышать. Слезы заливают глаза, и я быстро моргаю, чтобы прогнать их.
Зачем я обманываю его?
Я тянусь за таблетками, случайно сбрасывая мыло и бритву Чарли с раковины на пол. Я вытряхиваю таблетку и глотаю ее, хотя знаю, что это не поможет.
Это больше не имеет значения.
Я никого не смогу обмануть.
И уж тем более Чарли.
Он узнает.
Скоро он поймет, что я обманывала его.
Боже. Вся эта глупая ложь, за которой я пряталась.
Это все моя вина. Я отправилась в это путешествие, установив границы, установив правила, и нарушила все до единого. Я выбрала эту жизнь с Чарли. Я сделала ее нашей, потому что хотела этого до боли.
Если бы я сбежала несколько недель назад, если бы оставила его, я бы не оказалась в этой ситуации.
Но я этого не сделала. И теперь я в ловушке собственного сердца.
Может быть, он поймет.
Может быть, он простит меня.
А потом я вспоминаю Мэгги и разражаюсь слезами.
Нет. Я не могу так поступить с ним.
Я не могу продолжать в том же духе. Я больна, и мое сердце слабое.
Это пугает меня.
Я могу умереть.
Я могу потерять жизнь, которую полюбила.
– Идиотка, ― говорю я с тяжелым вздохом. Мое сердце словно разрывается по швам. Слезы катятся из уголков глаз, и я слишком устала, чтобы бороться с ними. ― Идиотка.
Я касаюсь своего сердца, и его учащенное биение лишает меня сил.
Мир кружится. В глазах пляшут черные точки.
Стук в дверь.
– Руби? ― раздается обеспокоенный голос Чарли. ― Подсолнух?
– Чарли. ― Мой голос дрожит.
Я пытаюсь ответить ему, открыть дверь, выдавить из себя слова, но не могу.
– Чарли, ― шепчу я, прислоняясь горячей щекой к прохладному дереву двери ванной.
Дверная ручка дергается.
– Руби. Открой дверь. ― Теперь его голос звучит обеспокоено, строго.
Подняв подбородок, я встречаюсь со своим бледным отражением в зеркале.
– Не смей, ― умоляю я свое тело. Еще одна слеза скатывается по моей щеке. ― Пожалуйста. Не надо.
Но мое сердце больше не слушает моих просьб.
Оно не позволит мне скрывать дальше.
Мое сердце замирает.
Останавливается.
Возобновляет свой ритм.
Комната качается, и я падаю.
Глава 43
Чарли
– Руби! ― Я дергаю за дверную ручку, пытаюсь открыть дверь, но она заперта.
Я не могу добраться до нее.
Я не могу добраться до своей девочки.
Глухой стук по ту сторону двери заставляет меня окончательно потерять рассудок.
– Руби! ― Я врезаюсь плечом в дерево. В два счета я выбиваю дверь.
Мой взгляд мгновенно находит ее, лежащую на полу лицом вниз.
Воздух покидает мои легкие.
Я бросаюсь вперед и падаю на колени рядом с ней.
– Руби? ― Я осторожно переворачиваю ее, укладывая к себе на колени.
Ее ресницы трепещут.
– Чарли? ― Она пытается подняться, но не может. Ее лицо утыкается мне в грудь, прячась.
– Что случилось? ― Автоматически мои пальцы нащупывают ее пульс. Ее сердце бьется как бешеное, и моя паника усиливается.
– Ничего. ― Она тихонько стонет. ― Я в порядке.
– Чушь. Ты не в порядке. Малышка, поговори со мной.
– Мне нехорошо. ― Ее шепот заканчивается захлебывающимся рыданием.
– Ш-ш-ш. Все хорошо, ― говорю я, прижимая ее к своей груди. ― Иди сюда. Мы тебя вылечим.
– Ты не сможешь, ― хрипит она. По ее щекам текут горькие слезы. ― Ты не сможешь мне помочь.
Я поднимаю ее крошечное тело на руки и встаю. Несу ее в спальню, кладу на кровать и снимаю с нее пропитанную потом футболку. Она дрожит, когда я накрываю ее простыней. Приношу ей стакан воды, сажусь рядом и вытираю пот с ее лба мягкой тканью.
– Ты потеряла сознание?
Она кивает.
– Прости меня. ― Ее голос мягкий, печальный.
– За что? ― Я глажу ее спутанные влажные волосы цвета розового золота.
– За все. ― Ее глаза подергиваются дымкой. ― Я не подхожу тебе, Чарли. Правда.
Я снова и снова качаю головой.
– Это не так. Ты моя.
– Я не должна быть твоей, ― говорит она задыхаясь, слезы все еще катятся по ее щекам. ― Я ― терновый шип. Я причиняю людям боль.
– Ш-ш-ш. ― Я хватаю ее за руку, переплетая ее пальцы со своими, как будто могу вернуть ее с того мрачного края, на котором она оказалась. ― Не говори так.
Я жду, что она скажет что-нибудь еще, но она молчит.
Ее глаза закрываются, и вскоре она засыпает.
Тревожный сигнал раздается в моей голове.
Я встаю с кровати и наклоняюсь над ней.
Я никогда не обращал внимания, как бьется сердце. Но сегодня ночью, в моей спальне, пока Руби спит обнаженная на простынях, я замечаю. Протянув руку, я провожу пальцами по ее быстро вздымающейся груди.
Ее сердце бьется быстро. Неестественно быстро.
Господи.
Во мне вспыхивает беспокойство, когда я прижимаю два пальца к ее тонкой белой шее. Наблюдаю, как кровь стучит в ее венах, как бешено бьется ее пульс.
Затем я подношу их к себе, поражаясь разнице.
Я холодею.
Восход солнца за окном тускнеет, и у меня перед глазами все расплывается.
– Руби, ― шепчу я, не сводя глаз с ее бледного лица. ― Что, черт возьми, с тобой не так?
Глава 44
Руби
Хуже. Мне становится хуже.
Мои руки сжимают руль в смертельной хватке, пока я еду из города обратно на ранчо «Беглец».
Слова доктора прокручиваются у меня в голове.
Вернитесь к своему кардиологу.
Сбавьте скорость. Не перегружайте себя.
Если вы не будете осторожны, вы можете умереть. Существует определенная вероятность резкой остановки сердца.
Я проснулась рано утром, едва ли через час после приступа, и выскользнула из дома. Я оставила Чарли спать дальше одного. Сегодня он отправился в Бозман, чтобы окончательно оформить статус заповедника, но это не мешает ему оставлять мне многочисленные голосовые сообщения и слать смс. Я провела пять часов на приеме у врача в Воскрешении, с моим кардиологом в Zoom, рассказывая им о своем сердце и слушая их советы. И все говорят одно и то же.
Отправляйся домой, чтобы поправиться.
Но как? Как я поеду домой после этого лета?
Грусть захлестывает меня.
Я люблю эту жизнь. Я не хочу возвращаться к прежней, но какой ценой?
Неужели это тот риск, на который мне придется пойти?
Жить, смирившись с судьбой?
Или вернуться к спокойной жизни, зная, что у меня есть ковбой, который любит меня, и этого достаточно?
Что такое достаточно?
Я никогда не боялась умереть. Я боялась не жить, но теперь, когда я поняла, что это такое, мысль о том, что я могу все это потерять, мысль о жизни без Чарли, слишком болезненна.
Впустую. Все кажется потраченным впустую. Все это лето, все мили на этом старом Скайларке, все вычеркнутые строчки в списке моих желаний, вся любовь, которую я испытываю к Чарли, ― все впустую.
По дороге я представляю себе его будущее. Он встретит кого-то еще. Гостью, туристку, местную жительницу. Кого-то живого и здорового. У них будут дети, семья, долгая совместная жизнь ― все то, что я не могу ему дать. Он забудет меня.
Так и должно быть.
Я издаю сдавленный крик. От одной мысли о жизни без Чарли мне становится плохо.
Я смотрю на грозовые тучи, которые спускаются с Луговой горы и надвигаются на Воскрешение. Я нажимаю на педаль газа, управляя машиной едва сдерживая слезы.
Это кажется зловещим. Знак того, что мне нужно принять решение, пока не стало слишком поздно.
Я делаю решительный вдох.
Как я могу уехать? Как я могу вернуться к чему-то другому, кроме этой разбивающей сердце, дикой жизни?
На долю секунды я снова оказываюсь на заправке в Уинслоу, с бутылкой кока-колы в руке и картой, разложенной передо мной. Изменила бы я свой выбор, если бы могла? Направила бы свое сердце по другому пути?
Нет.
Ответ ― нет.
Я бы не стала ничего менять. Даже ради своей жизни.
После этого лета я больше никогда не вернусь к жизни в полусне. К тому, чтобы смотреть на мир через окно спальни или экран компьютера.
Все эти мили, все эти годы мое сердце вело меня к Чарли.
Я должна дать ему выбор ― принять это, простить меня или нет. Любить меня… или нет.
Если он этого не сделает, я пойму. Я буду жить дальше.
Это моя ошибка.
Я должна признать ее.
Я должна открыться.
Сказать Чарли правду.
Укротить свое сердце.
Мой телефон звонит, и я вздыхаю, увидев имя Макса.
Почему он выбрал именно этот момент? С тех пор как я решила остаться в Воскрешении, я избегала его звонков. Но больше не могу его игнорировать.
Дрожащими руками я паркую машину на обочине, потому что не думаю, что смогу вести этот разговор и безопасно управлять автомобилем.
Я подношу телефон к уху.
– Привет.
Макс выдыхает с облегчением.
– Значит, ты жива.
– Едва ли, ― шепчу я, снова глядя на грозовые тучи. Мое сердце бешено колотится, эхом отдаваясь в голове.
– И что это значит?
– Ничего.
Макс ругается.
– У тебя был приступ.
Я чуть не роняю телефон.
– Что? Нет.
– Я знаю, Руби.
Он прав. Он может. Мой брат был частью моего сердца с тех пор, как оно у меня появилось.
– Сколько? Сколько ударов, Руби? ― Испуганный голос Макса прорывается сквозь мой затуманенный разум.
– Слишком много, ― говорю я категорично.
– Черт. Я еду за тобой.
Я качаю головой, снова и снова.
– Не надо. Не стоит.
Я чувствую, что моя жизнь ускользает у меня из рук.
Я хочу выйти замуж за Чарли.
Я хочу жить на ранчо.
Я хочу так многого, но мне кажется, что мое время вышло.
– Я знаю, где ты.
Мои глаза распахиваются и становятся огромными, как блюдца. Ужас сковывает мою грудь.
– Что?
– Ты в Воскрешении, штат Монтана. Я позвонил Молли. Я нашел страницу в Инстаграме, которую ты ведешь.
Я издаю горький смешок.
– Поздравляю, Макс. Старший брат-детектив одержал победу.
– Я еду за тобой.
Кислород покидает мои легкие.
– Нет, ― выпаливаю я. ― Ты не можешь.
– Почему нет? ― Тяжелое молчание, затем: ― Только не говори мне, что ты решила остаться.
– Хорошо. Не буду.
– А он знает?
– Кто знает?
– Ковбой, который любит тебя?
Я зажмуриваю глаза. Они снова на мокром месте.
– Он меня не любит.
Мимо проносится большой грузовик, сотрясая мою машину.
Макс издает сухой истерический смешок.
– Ты видела ту фотографию, где вы вдвоем у ручья? Потому что я видел. Он любит тебя, идиотка. ― Его голос срывается. ― Что будет с парнем, Рубс?
Из меня вырывается дрожащий вздох.
– Я собираюсь рассказать ему.
– А это вообще имеет значение? ― спрашивает Макс, и я гадаю, кого он имеет в виду ― меня или Чарли. В любом случае, он прав.
– Ты мудак, Макс.
– А ты лгунья, Руби.
Такое чувство, что мне дали пощечину. Пока я сижу здесь, собираясь с духом, и пытаюсь быть сильной, я слышу это. Самый ужасный звук.
Макс плачет.
– Ты перегружаешь себя.
Я сглатываю горький комок в горле. По моей щеке скатывается слеза.
– Макс. Пожалуйста. Перестань.
Последнее, что мне нужно, это услышать от старшего брата о том, как я облажалась. Я и так чувствую себя дерьмом.
Я чувствую себя сломанной. Увядшей. Как цветок без лепестков.
– Ты больна, Руби! ― кричит он, заставляя меня подпрыгнуть. ― Жизнь ― это не гребаная сказка. Начни заботиться о себе. И перестань влюбляться, черт возьми.
Я смотрю на телефон, широко раскрыв глаза и чувствую себя так, словно мне нанесли удар ножом.
Это жестоко.
Но я заслуживаю этого. Заслуживаю за то, что обманула Чарли. За то, что заставила моего брата, отца и мое сердце пройти через ад.
– Может, ты и прав, Макс. Может, я не заслуживаю любви. ― Я закрываю глаза, и из меня вырывается рыдание. Слезы льются непрерывным потоком. ― Я не заслуживаю ничего. Никого. Потому что ты хочешь, чтобы я жила в клетке.
Макс резко вдыхает.
– Это не то, что я…
– Пошел ты, Макс.
Я сбрасываю звонок. Сердце колотится так сильно, что становится больно.
Оцепенев, я наблюдаю, как стая птиц плывет по небу.
Свободные.
Они все летят, летят и летят.
Если сердце перестает биться, существовало ли оно вообще?
Если я влюбилась, имеет ли это значение?
Если все говорят «нет», почему я слышу только «да»?
Я глубоко вздыхаю.
Затем отключаю телефон, зажмуриваю глаза и кричу.
Мне нужно почувствовать себя живой. Последний всплеск жизни, который успокоит мою душу. Последнее «ура» перед тем, как я расскажу Чарли правду.
Я паркую машину на подъездной дорожке у дома Чарли и иду к конюшне. Яркий солнечный свет, хотя он и борется с облаками, наполняет меня энергией, электричеством. Макс, кричащий на меня, словно чужеродная тьма, поселился в моем сердце. Я не знаю, как с этим справиться. Я зла и расстроена, и я сама себе не нравлюсь.
Я хочу вернуть свое подсолнечное настроение. Мне нужно солнце.
Мне нужно спокойствие. Мне нужно прокатиться верхом.
Форд, меняющий седло в конюшне, удивленно моргает, когда я врываюсь в конюшню.
Чарли, должно быть, рассказал ему, что случилось утром, потому что он выпрямляется и говорит:
– Ты должна отдыхать. ― Его светло-карие глаза изучают мое лицо, на его обычно спокойном лице читается беспокойство.
Я знаю, что он видит. Слезы. Гнев. Безрассудство.
– К черту отдых, ― говорю я, задыхаясь.
Форд смотрит, потянувшись к радио на бедре.
– Руби…
Я игнорирую его.
– Оставь меня в покое, Форд.
После Макса я не в том настроении, чтобы мне указывали, что делать.
Я подхожу к стойлу Стрелы и выпускаю его. Он спокойно идет ко мне, потому что уже знает меня. Я вижу, как Форд исчезает, когда я седлаю Стрелу по-западному. В голове прокручиваются инструкции, которые дал мне Чарли. Сначала вальтрап, потом седло, закрепить ремни, затем уздечка.
В груди что-то сжимается. Сердце предупреждает меня, что нужно сбавить темп.
Никогда.
Я слишком многое могу потерять.
Мой дом. Мое ранчо. Моего ковбоя.
Когда я заканчиваю, я поднимаю руку, и мои пальцы касаются морды Стрелы.
– Эй, ― шепчу я, и на моих губах появляется неуверенная улыбка. ― Мы сделаем это, хорошо? Потом я поговорю с Чарли. Что ты думаешь об этом, милый, красивый мальчик?
Серьезные черные глаза смотрят на меня в ответ. Я прижимаюсь лицом к его щеке, вдыхая запах сена и лошади.
Затем я взбираюсь на громадную черную спину Стрелы. В голове мелькает лицо моей матери, и я прикасаюсь к браслету на запястье.
Чти свое сердце, пока не станешь им.
Это дикое сердце знает ответ.
Последняя поездка.
Глава 45
Чарли
Когда я добираюсь домой из Бозмана, уже пять часов вечера.
Утром, когда я проснулся, Руби уже не было. Она написала записку, хотя должна была остаться в чертовой постели. Весь день я был на взводе. Даже подписание бумаг о том, что ранчо «Беглец» теперь является заповедником, не ослабило боль в моем нутре. Весь день мои мысли были заняты ею, и это не изменилось, когда я ворвался в парадную дверь и бросил ключи и бумажник на стойку, рыча на пустой дом.
Ранчо без Руби ― как небо без солнца.
Неестественно.
– Руби! ― зову я, и мой пульс учащается. Мне кажется, что вена на моей шее вот-вот лопнет.
Я осматриваю кухню, гостиную, ванную, прежде чем броситься наверх.
Ее здесь нет.
– Черт. ― Я провожу рукой по волосам, возвращаясь на кухню.
Она избегает меня из-за того, что произошло сегодня утром.
Я меряю шагами кухню, проводя рукой по своей бороде. Если не считать сообщения, в котором говорилось, что она уехала в город, все мои звонки переадресовывались на голосовую почту. Ее ноутбук стоит на кухонном столе, ее машина на подъездной дорожке, но меня все равно гложет беспокойство, что она уедет. Где она, черт возьми?
Я смотрю на список ее желаний на холодильнике. Когда-то я списал это на мечты взбалмошной девчонки, но теперь…
Все лето прокручивается в моей голове. Ее отказ сказать мне, почему она убегает. Рука на сердце. Таблетки в полночь. Обморок в моей постели. Слова Форда ― что ты знаешь об этой девушке?
И ее список.
Этот чертов список.
– Черт, ― вырывается у меня. Я упираюсь руками в кухонный остров и склоняю голову.
