Текст книги "Укротить сердце (ЛП)"

Автор книги: Ава Хантер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Руби больна.

С ней что-то не так.

Мое нутро словно утыкано осколками стекла. Она хорошо хранила свой секрет, каким бы он ни был, но сегодня этому придет конец. Я должен найти ее, а когда найду, то усажу ее красивую, упрямую задницу и заставлю рассказать мне правду. Я был снисходителен к ней, но больше нет.

Если это анемия, я планирую показать ее всем врачам штата Монтана.

Я оборачиваюсь на стук двери.

Форд стоит там с безумными глазами.

– Чарли, Руби оседлала Стрелу.

Я холодею, а потом начинаю злиться. Он знает не хуже меня, что она не должна ездить одна.

– Черт. ― Я запускаю руку в волосы. ― Когда?

– Десять минут назад. Она на пастбище. ― Он колеблется, потом говорит: ― Она неважно выглядит, чувак.

– Черт, ― ругаюсь я, прежде чем выбежать из дома. Форд бежит за мной и догоняет, когда в пределах видимости появляется Руби, сидящая на спине Стрелы.

С другой стороны к ней подъезжает Уайетт на Пепите.

Слава Богу, что у меня есть брат.

Я бросаюсь к ней, но, когда Руби смотрит на меня сверху, все мое тело сжимается. Мое сердце уходит в пятки.

Она выглядит опустошенной. Другого слова не подберешь. Ее лицо бледное, золотисто-розовые волосы растрепаны, а вокруг потухших голубых глаз красные круги.

Но именно ее дух, подавленный, сломленный, пугает меня до смерти.

– Привет, ковбой. ― Она произносит это так непринужденно, как будто не избегала меня и моих звонков последние восемь часов.

– Руби, ― говорю я, борясь с желанием зарычать на нее и вместо этого излучая мягкое спокойствие, которого сейчас не чувствую. ― Слезай оттуда. ― Я хватаюсь за удила, успокаивая ее и Стрелу, но он фыркает, топает ногами и пятится назад.

Она пристально смотрит на меня.

– Ты будешь кричать. ― Ее нижняя губа дрожит.

– Я не буду кричать. ― Я разочарованно выдыхаю. ― Малышка, я волнуюсь.

В ее глазах появляются слезы, и она качает головой.

– Не стоит.

Я берусь за рог седла.

– Дай мне свою руку. Я помогу тебе спуститься.

– Нет. Пока нет.

Я придвигаюсь ближе, моя рука обхватывает ее бедро.

– Нам нужно поговорить. Прямо сейчас, черт возьми. ― Мой голос звучит грубее, чем я когда-либо говорил с Руби, но мне нужно, чтобы она меня поняла. Чтобы выслушала.

Она вздрагивает.

– Я знаю, мы поговорим. Только сначала мне нужно прокатиться. Пожалуйста. Позволь мне сделать это, Чарли. ― Дрожь в ее голосе почти выводит меня из равновесия.

Легким толчком она пускает Стрелу медленной рысью.

Я быстро шагаю рядом с ней, чтобы не отстать.

– Твой список. Для чего он на самом деле, Руби?

В ее глазах мелькает страх, а голос опускается до шепота.

– Чарли, это просто список.

– Чушь собачья, ― рычу я, а потом у меня внутри все переворачивается, когда я вижу это.

Вместо того, чтобы позволить поводьям свободно лежать в ладони, она обмотала их вокруг левой руки. Это действие говорит мне о том, что она отвлечена, ее мысли где-то в другом месте.

Она не должна сейчас сидеть на лошади.

Беспокойство пронзает меня насквозь.

– Руби…

Я хватаюсь за заднюю луку седла и пытаюсь подтянуться, чтобы сесть за ней, но она проворна. Изящным движением она бьет ногами, пуская Стрелу бодрой рысью через пастбище и прочь от меня.

Она быстро схватывает, а я ― чертов идиот, который научил ее ездить верхом.

Мы с Уайеттом встречаемся встревоженными взглядами, и оба следуем за ней.

Плечи Руби напряжены, она закрывает глаза и откидывает голову назад, позволяя солнечному свету согреть ее лицо. Как будто она пытается зарядиться бодростью.

Эта мысль поражает меня, как удар под дых.

Все это время в ней торчал шип, а я был слишком слеп, чтобы заметить это.

Я был прав.

Все это время Руби убегала, но не от меня.

Больше нет.

Руби и Стрела резко останавливаются посреди пастбища.

Мое тело холодеет.

Мышцы напрягаются, и я бегу к ней.

– Руби?

Несколько секунд она сидит неподвижно, слегка покачиваясь. Потом ее мутный взгляд встречается с моим.

Она тяжело дышит.

– Что-то должно произойти, ― говорит она мне.

Мой вопрос превращается в паническое рычание.

– Что? ― Я протягиваю руку и хватаюсь за заднюю луку седла. ― Что произойдет, подсолнух?

– Ковбой, ― шепчет она, ее длинные ресницы трепещут. ― Поймай меня.

Прежде чем я успеваю осмыслить ее слова, я с ужасом наблюдаю, как ее глаза закатываются, и она обмякает, ее крошечное тело заваливается набок. Но она не падает.

Потеряв сознание, она висит в подвешенном состоянии.

– Руби! – Мой желудок сжимается от паники, сердце подскакивает к горлу. Я протягиваю руку, чтобы поймать ее, прижать к себе, но не могу.

Она держится крепко, я не могу ее снять.

И тут Уайетт кричит:

– Чарли, ее запястье! Ее чертово запястье!

Нет. Боже, нет.

Ее тонкое запястье запуталось в поводьях.

Напуганный криком, Стрела бьет копытами. От резкого движения крошечная фигурка Руби дергается, как у тряпичной куклы. Ее голова на мгновение откидывается назад, а затем снова падает.

– Нет! Уайетт! ― кричу я, вцепившись в Стрелу, но испуганный жеребец дергается, пытаясь стряхнуть нас с себя и убежать в конюшню.

Каким-то чудом мне удается сдвинуть Руби так, что она падает вперед на его шею.

Земля под ним сотрясается, Уайетт подводит Пепиту к Стреле. Он тянется к запястью Руби, трясущейся рукой проводит по длине поводьев, пытаясь освободить ее.

– У меня не получается, ― выдыхает Уайетт. ― Черт. Черт.

Форд уже тоже здесь.

На своем коне Ифусе он прижимает Руби с другой стороны, блокируя Стрелу, чтобы тот не смог вырваться.

– Держи крепче, ― кричит Форд Уайетту. ― Не отпускай ее.

Господи. У меня подкашиваются ноги.

Это мой худший кошмар, происходящий словно в замедленной съемке.

Если Стрела встанет на дыбы, Руби упадет.

Он потащит ее, растопчет.

Мое сердце подскакивает к горлу. Я не могу ни дышать, ни мыслить логически, когда она в опасности.

Этого не должно случиться.

Только не снова.

Только не с ней.

Ноздри Стрелы раздуваются, он отступает назад, борясь с моей хваткой на его уздечке, готовясь бежать.

Руби дергается, соскальзывает, опускается ниже к примятой траве.

Форд ругается.

– Нет! ― Моя левая рука обхватывает ее свободное запястье, я прижимаю ее еще крепче.

Раздается мягкое шипение кожи.

Внезапно в руках Уайетта оказывается охотничий нож. С безумными от паники глазами он яростно режет кожаный ремешок поводьев. Стальное лезвие блестит в солнечном свете.

– Освободи ее! ― кричу я Уайетту, кровь бурлит в моих венах. ― Сейчас же!

– Я пытаюсь!

Уайетт продолжает пилить ремень. Он злобно ругается, когда тот отказывается рваться, а затем, спустя несколько ужасающих секунд, он лопается.

Руби свободна.

Я подхватываю ее обмякшее тело на руки.

И потом со всех ног бегу к дому.

Глава 46

Руби

Я моргаю, перед глазами все расплывается, когда я пытаюсь сориентироваться. Я в постели. В комнате темно и прохладно. Боль пронзает мое левое запястье. Гремит гром, небо за окном темное и грозовое. Откинув голову на подушку, я вижу пыльный «Стетсон» Чарли на стуле, придвинутом вплотную к моей кровати. На прикроватной тумбочке стоит стакан с виски.

Когда я приподнимаюсь на локтях, из тени выходит фигура и встает надо мной.

– Чарли, ― шепчу я.

Кровать прогибается, когда он садится рядом со мной.

– Подсолнух. ― Его голос ― глубокий, сильный, звучит, как знакомая песня. Он убирает прядь волос и обхватывает мое лицо большой мозолистой ладонью. Я тянусь к его прекрасным прикосновениям.

– Ты помнишь, что случилось? ― спрашивает он.

– Я потеряла сознание на Стреле, ― шепчу я.

Он качает головой, выражение его лица мрачное, страдальческое.

– Я не должен был пускать тебя на эту чертову лошадь.

Смахнув слезы, я смотрю на изможденное лицо Чарли.

– Это не твоя вина. Это моя.

Меньше всего мне хочется, чтобы он винил себя.

Слезы текут по моим щекам.

– Прости меня, Чарли. Мне так жаль.

– Не извиняйся, ― говорит он строгим голосом, приподнимая мой подбородок, чтобы я посмотрела в его яростные голубые глаза. ― Малышка, если я должен что-то знать, расскажи мне сейчас. Пока я не сошел с ума. – Его голос срывается. ― Не заставляй меня гадать.

– Хорошо, ― говорю я. ― Я расскажу тебе.

В горле у меня пересыхает, но я не отрываю взгляда от его лица, собираясь с духом.

Я касаюсь своей груди, отслеживая сердцебиение.

Мы почти закончили.

Больше не нужно бежать.

Я не хочу быть циничной, злой или ненавидеть свое сердце.

Или себя.

Я должна сказать ему правду.

Даже если я его потеряю.

Глубоко вздохнув, я сажусь ровнее и говорю:

– У меня проблемы с сердцем.

Чарли закрывает глаза, словно ожидал этого.

– Какие именно проблемы с сердцем?

Я сглатываю и продолжаю.

– Это называется суправентрикулярная тахикардия, или сокращенно СВТ, ― говорю я. А потом я выпускаю все это на свободу. Как брат и отец защищали меня. Весь медицинский жаргон. Мои триггеры.

– Стресс ― штука коварная, ― объясняю я Чарли. ― Как будто электрический заряд в моем сердце отключается, и когда это происходит, я теряю сознание. Я называю это трепетанием.

Чарли смотрит на меня так, будто все наши отношения этим летом прокручиваются перед его мысленным взором. Его широкая грудь вздымается и опускается.

– А твои таблетки? ― Слова срываются с его губ. ― Это и есть лечение?

Я киваю.

– У меня есть лекарства и методы, как предотвратить приступ, если я чувствую его приближение, но… мне становится хуже. ― Я прерывисто вздыхаю. ― Сегодня я была у врача. Он говорит, что я должна поехать домой и обратиться к кардиологу. Таблетки больше не помогают.

– А что тогда поможет?

Я качаю головой, желая, чтобы он понял.

– Это не то, что ты можешь исправить, Чарли. Мне никогда не станет лучше. Однажды мое сердце остановится и больше никогда не забьется, я умру.

Чарли издает какой-то мучительный звук.

Я продолжаю.

– Может пройти два года, а может и двадцать. У моей матери случился сердечный приступ. Моя тетя умерла в двадцать восемь лет. Продолжительность жизни с таким диагнозом невелика. ― Я прикусываю губу и смотрю на свои руки, признавая горькую правду. ― Мне не следовало быть здесь этим летом. Я сделала только хуже. Я была безрассудна со своим сердцем. – Я встречаюсь с его глазами. ― С твоим.

Отвернувшись от меня, он обхватывает голову руками и глубоко дышит.

– Чарли… ― Я кладу ладонь на его мускулистую спину, но он срывается с кровати и пересекает комнату.

Когда он отстраняется от меня, я разражаюсь слезами.

– Ты злишься. Я понимаю.

Он сжимает кулак, упирается им в стену, зажмуривает глаза и прижимается к нему лбом.

– Я не злюсь, Руби. Черт, я…

Опустошен. Разбит.

Я вижу это на его лице, ощущение, что я выбила землю у него из-под ног.

Его сердце разбито.

Я сделала это с ним.

– Почему ты мне не сказала? ― спрашивает он, отталкиваясь от стены и расхаживая по комнате, как зверь в клетке. На его красивом лице появляется растерянность.

Я потираю уставшие глаза.

– Я никогда не думала, что увижу тебя снова, не говоря уже о том, чтобы работать на тебя. А потом мы заключили сделку по поводу ранчо «Беглец». – Слабый, полный слез смех сотрясает мое тело. ― Предполагалось, что это временно. И я не хотела, чтобы ты относился ко мне как к сломанной или хрупкой. Я хотела хоть раз пожить без ограничений. Если бы ты знал… ты бы смотрел на меня по-другому.

Взгляд Чарли смягчается.

Я всхлипываю, сдерживая слезы.

– Я не думала, что это имеет значение. Что в конце лета я уеду. Но потом я влюбилась в тебя, Чарли, узнала о Мэгги, и Форд сказал… ― Чарли ругается. ― Я пыталась уехать. Я не хотела причинять тебе еще больше боли. Но я… я не смогла. ― Я задыхаюсь от рыданий. ― Я слишком сильно тебя люблю.

Чарли стоит у двери, его массивная фигура напряжена и неподвижна, он осмысливает то, что я ему только что сказала.

– Ты должна была сказать мне, ― рычит он, его грубый голос пронизан болью.

Я киваю.

– Я знаю. Я пыталась. Каждый день я говорила себе, что расскажу тебе, и каждый день я трусила. Я была эгоисткой. Я боялась причинить тебе боль или потерять тебя.

Его челюсть сжимается, и он решительно направляется ко мне.

– Ты прошла через все это в одиночку. Все это время тебе было больно, ты страдала и болела, а я ни черта об этом не знал.

Горячая слеза скатывается по моей щеке. Сердце разрывается от боли. Я заслужила его гнев и разочарование. Мне нет оправдания, мне нечего возразить.

Чарли вздыхает, нахмурив темные брови, и закрывает глаза.

– Ты заставила меня пройти через ад, Руби.

Моя нижняя губа дрожит.

– Я знаю. Мне очень жаль. Я не могу передать словами, как мне жаль.

Тишина. Ужасная, чудовищная тишина.

Слабая, я сажусь на край кровати. Мои босые ступни касаются прохладной твердой древесины, ища опору.

– Я хочу сказать тебе, что люблю тебя. Я хочу сказать тебе, что никогда еще не жила так, как этим летом, благодаря тебе. Я хочу сказать тебе, что мое сердце всегда будет с тобой, даже когда оно перестанет биться.

Его крупная фигура оседает, а лицо морщится.

– Руби, не надо.

Я касаюсь своей груди, биение моего сердца успокаивается, и я заставляю себя продолжать.

Мы почти закончили.

Всхлипывая, я качаю головой, вытирая слезы со щек.

– Я не жалею об этом лете, Чарли. Я бы повторила все сначала, даже если все закончится вот так.

Чарли поворачивает голову, и суровое выражение его лица сменяется шоком.

– Закончится?

– Это должно закончиться.

Я принимаю решение.

Боже, это будет больно, но я должна отпустить его.

– Мне становится хуже, Чарли. Я думала, что смогу это сделать, но я не хочу, чтобы ты проходил через это.

Он замирает, перестает дышать.

Слезы переполняют меня.

Я поднимаюсь на шаткие ноги и оглядываю комнату в поисках своих вещей.

Прищурившись, он поворачивается ко мне, проводя рукой по своей темной бороде.

– Что ты делаешь?

– Облегчаю тебе жизнь. ― Я всхлипываю. ― Я солгала тебе и твоей семье. Я могу умереть, Чарли. Я не могу подарить тебе детей. Я уйду, хорошо? Я…

Внезапно Чарли уже не стоит у двери. Одним быстрым движением он прижимает меня к своей мускулистой груди.

– Уйдешь? ― с недоверием спрашивает он, его голос срывается. ― Я уже останавливал тебя однажды. С какой стати, черт возьми, я должен позволить тебе сбежать сейчас?

– Я солгала тебе, ― выдыхаю я. От внезапного ощущения, что я снова в его объятиях, у меня подкашиваются ноги. Ухватившись за его рубашку, чтобы не упасть, я прижимаюсь лицом к его груди и плачу. ― Ты должен меня ненавидеть.

Он усмехается. Вибрация прокатывается по его телу и проникает в мое.

Затем он обнимает мое лицо своими большими ладонями и смотрит мне в глаза.

– Я злюсь? Волнуюсь? Я не буду тебе врать. Да, и то, и другое. Но Руби, малышка, пока твоя любовь наполняет мои легкие, я твой, а ты моя. Ты все еще мой подсолнух.

Я так сильно плачу, слезы бесконечным потоком катятся по моим щекам. Я так рада, что все закончилось. Чарли знает правду, знает каждую частичку моего сердца. И все равно…

Он не хочет меня отпускать.

Как я могла сомневаться в этом мужчине?

Чарли утирает мои слезы большими пальцами.

– Нет никаких сомнений в том, что я люблю тебя, нет никаких сомнений в том, что мы будем вместе, ― шепчет он, прижимаясь теплыми губами к моему лбу. Его голос дрожит от волнения. ― Я не уйду. Я не могу. Так что больше никогда не говори об этом.

– Хорошо, ковбой. ― Я широко улыбаюсь. Слезы блестят на моих ресницах. ― Не буду.

В ответ Чарли целует меня с такой силой, что я задыхаюсь. Мои пальцы зарываются в его густые темные волосы. Его губы полные, мягкие, они впиваются в меня, убеждая, что все будет хорошо. Я прижимаюсь к нему всем телом. А потом он отрывает меня от пола, и я снова оказываюсь в его объятиях.

Там, где мне всегда было самое место.

Глава 47

Чарли

Ее сердце может перестать биться.

Ее прекрасное, чистое, храброе сердце.

Как, черт возьми, я мог пропустить это?

Обычно я ничего не упускаю. На ранчо, если ты теряешь концентрацию, болеют лошади. Люди получают травмы. Урожай гибнет. Ты теряешь целый рабочий день из-за того, что облажался.

Я планирую быстро исправить это.

Сидя за кухонным столом с ноутбуком Руби, я изучаю СВТ, чтобы заполнить пробелы. Всего, что я узнал о ее сердце за последнюю неделю, недостаточно. Я должен сделать больше. Обеспечить ранчо полезными для сердца продуктами. Заказать первоклассный кардиомонитор. Найти ей лучшего врача, чтобы она могла пройти полное обследование. Если кто-то будет курить рядом с ней, он покойник. И самое главное ― никаких гребаных стрессов.

Я не был бы тем мужчиной, которого она заслуживает, если бы не сделал все возможное, чтобы узнать о ее состоянии. Не для того, чтобы вылечить ее. Чтобы быть рядом, когда ей это понадобится. Чтобы беречь ее.

Я нажимаю на ссылку и читаю.

Читаю следующую.

Сердце внезапно начинает биться чаще, затем перестает или резко замедляется. Приступы могут длиться секунды, минуты, часы.

На моей челюсти пульсирует мышца. Это многое объясняет из произошедшего этим летом. Учащенное сердцебиение. Ее потери сознания. Ее крошечные глотки кофе, алкоголя. Все это приводит меня в ужас. Меня поражает мысль, что каждый удар ее сердца неуверенный.

Но как бы я ни волновался, я буду рядом. Я никогда не уйду от этой милой, доброй, бесстрашной женщины.

Даже сейчас воспоминания причиняют боль. Мне неприятно, что она думала, будто я отвергну ее. Что я откажусь от нее. Что я могу не любить ее, когда она ― единственное, чего я когда-либо хотел.

Она постоянно сбивает меня с ног.

Десять лет я бродил по этому миру как призрак, дыша одним и тем же затхлым воздухом, когда Руби пыталась просто дышать. И что я делал со своей жизнью? Пропивал ее, предаваясь воспоминаниям, пока Руби боролась за свою.

Моя девочка чертовски сильная. Настоящий боец. Несмотря на то, что я взволнован и зол, я также испытываю благоговейный трепет. Руби не позволила страху помешать ей жить.

Я перевожу взгляд на дверь. Небо затянуто тучами, что свидетельствует о приближении грозы. На пустом ранчо тихо, если не считать далеких раскатов грома.

Я проверяю время на кухонных часах. Скоро наступит вечер.

Руби ушла час назад кормить Уинслоу, и ее отсутствие заставляет меня отчаянно желать ее увидеть. Беспокойство пронзает меня насквозь. Я боюсь, что она потеряла сознание. Что меня нет рядом.

Я провожу рукой по своей щетине, отгоняя мрачные мысли, которые поселились в моей голове.

Я должен держать их под контролем.

Прежде чем я успеваю справиться с этим, дверь с грохотом распахивается, и в дверном проеме появляется Руби с приоткрытыми губами и цветочной короной на голове.

Я выпрямляюсь в кресле, и мои плечи моментально расслабляются.

– Привет, ковбой, ― выдыхает она.

Мои губы растягиваются в улыбке.

– Привет, подсолнух.

Она сбрасывает туфли, волосы, подхваченные ветром, рассыпаются по плечам. Подол ее розового сарафана взмывает вверх, развеваясь вокруг бедер и подчеркивая ее длинные худые ноги.

– Я думала, ты на ранчо, ― говорит она. От нее исходит запах солнца и хвои.

– Взял выходной, ― хмыкаю я, потянувшись к ней.

– Еще один выходной? ― Она смеется и вздергивает бровь. ― Твои братья подумают, что я плохо на тебя влияю.

С рычанием я обхватываю ее за талию и усаживаю к себе на колени. Впиваюсь в ее губы.

– Лучшее дурное влияние в мире.

Я рассказал братьям о состоянии Руби. Вместо того чтобы высказать свои сомнения или попытаться переубедить меня, они все поняли. Как всегда, они меня поддержали.

Руби и я ― мы вместе. Мы. Весь этот гребаный мир лежит перед нами. Я проживу свою жизнь с этой женщиной. Я люблю ее сердце, ее душу и ее дикие мечты.

Я люблю ее.

Она моя, и я не отдам ее никому и ни за что.

Руби подставляет губы для поцелуя, затем поворачивается лицом к столу.

– Это что-то новенькое. Чарли Монтгомери за компьютером. ― В ее глазах читается любопытство, ее маленькая ручка скользит по моему плечу. ― Что ты делаешь?

– Кое-что изучаю. ― Я заправляю прядь волос ей за ухо. ― Выясняю, какие продукты тебе следует есть. Нашел несколько кардиологов в Вашингтоне. Мы можем отправиться туда, если понадобится.

Ярко-голубые глаза Руби расширяются.

– Чарли, ты все это сделал?

Я усмехаюсь. Даже не пытаюсь это скрыть.

– Чертовски верно. Моя девочка заслуживает всего самого лучшего.

Ее дыхание сбивается. Она молча соскальзывает с моих колен и направляется к кухонному острову.

Я хмурюсь. От легкой тени грусти на ее лице у меня внутри все переворачивается.

Она стоит там, положив ладони на стойку и опустив голову. Через секунду она закрывает глаза.

– Мне нравится, что ты все это делаешь, ― тихо говорит она. ― Но ты не можешь меня исправить, Чарли. Я не хочу, чтобы ты питал ложные надежды или пытался изменить то, что не в твоих силах. Это мое сердце. Это я.

Ни хрена подобного.

Я срываюсь со стула и подхожу к ней, прижимая к своей груди.

– Прости меня. ― Я обнимаю ее лицо. ― Я люблю тебя. Очень. И ты права. Я не буду пытаться тебя исправить, но я буду беречь. Пока я жив, я всегда буду защищать тебя, черт возьми.

– Я знаю, что так и будет. ― Слабая улыбка мелькает на ее лице, а затем исчезает. Румянец заливает ее щеки. ― Ты просто… не должен относиться ко мне иначе. Я не хочу, чтобы ты считал меня слабой, постоянно беспокоился или мешал мне делать то, что я хочу.

Вот он. Ее страх. Почему она не поделилась со мной своим секретом, когда я рассказал ей о ранчо «Беглец».

Ее так оберегали всю жизнь, что она привыкла к постоянным ограничениям.

Я хочу, чтобы она увидела себя такой, какой вижу ее я.

Идеальной.

– Руби, ― с нажимом произношу я ее имя, чтобы она посмотрела на меня. ― Этим летом я не видел никого слабого. Я встретил сильную девушку, которая заставила меня стать лучше. Которая заставила меня жить, черт возьми. Которая помогала людям, когда в этом не было необходимости. Это ты. Золотая, как и твое сердце, и в тебе никогда не было ничего плохого или сломанного.

– Правда? ― шепчет она, в ее голосе звучит надежда.

– Правда. А это сердце? ― Я прижимаю ладонь к ее груди. ― Я собираюсь узнать о нем все, потому что теперь оно мое, слышишь? Твой ритм ― это мой ритм.

Ее глаза блестят.

– Ты будешь продолжать жить, малышка. А я просто буду тебя беречь.

Кровь приливает к ее щекам. Она вздергивает подбородок, дразнящая улыбка на ее лице моментально заводит меня.

– Думаешь, ты справишься, ковбой?

Притянув ее ближе, я рычу ей в губы.

– Подсолнух, я уверен, что справлюсь. ― Я провожу рукой по округлости ее груди и обхватываю тонкую шею. Ее пульс учащается под моими пальцами. Я отслеживаю его, как она учила меня всю последнюю неделю.

Это сердцебиение ― мое.

Мое, чтобы знать.

Мое, чтобы любить.

Каждый удар ― драгоценный.

Мощный.

– Это сколько? ― Моя рука задерживается на ее пульсе. ― Около 150?

Ее длинные ресницы опускаются, и она касается своего запястья.

– 130.

Беспокойство скручивает меня изнутри.

– Как это ощущается? Тебе больно?

– Нет, ― говорит она. ― Я чувствую трепет. Словно там бабочка. Когда она бьется быстрее… это похоже на давление. ― Она смеется, ее смех ― как мелодичный звон, который воспламеняет мою душу. ― Вот. Я покажу тебе.

Приподнявшись на цыпочки, она целует меня, проникая языком в мой рот. Ее ногти впиваются в мое плечо, и из меня вырывается мучительный стон.

Под кончиками моих пальцев ее пульс учащается.

С рычанием я отстраняюсь от нее.

– Руби, ― предупреждаю я, не желая причинять ей боль.

Улыбка растягивает ее губы. Она делает шаг ко мне, просовывая стройную ногу между моими.

– Вот так можно завести сердце, ― говорит она, ее великолепные голубые глаза темнеют от желания. ― Просто поцелуй меня, ковбой.

К черту.

Я целую.

Мои губы поглощают ее. Руби прижимается ко мне, учащенное дыхание синхронизируется с ударами ее сердца. Каждый из них я чувствую. Мое сокровище. Я подхватываю ее и поднимаю с пола. Она целует меня глубже, обнимая ногами талию. Я крепче прижимаю ее к себе и несу в гостиную.

– Медленно, ― шепчет она, задыхаясь.

– Медленно, ― хрипло вторю я ей в губы.

Ее тонкие руки поднимаются к потолку, чтобы я мог раздеть ее. Я бросаю ее платье и трусики на пол, пока мы направляемся к дивану.

Отчаянная, животная потребность овладевает мной. Обнять ее. Трахнуть ее. Почувствовать, как ее сердце бьется рядом с моим, и знать, что она здесь.

Я расстегиваю молнию на джинсах и сажусь на диван, а Руби устраивается сверху. Когда она опускается на мой член, я стону, погружаясь в ее сладкий жар. Она гладкая и тугая, и я рычу в знак одобрения. Я поднимаю и опускаю ее бедра, входя в нее так глубоко, что мы оба вскрикиваем.

– Не знаю, как я, черт возьми, выживал без тебя, Руби, ― бормочу я, зарываясь в ее дикие волосы, в которых запутались цветы. ― Не знаю. И не хочу знать.

Воздух вокруг нас наэлектризован и искрится, и только Руби может заставить меня почувствовать это. Живой и вибрирующий. Это все для нее. То, что нужно моей девочке, чтобы чувствовать себя хорошо. Мои толчки медленные и контролируемые, уничтожающие все мои темные стороны, оставляющие только мужчину, которого она любит. Мужчину, которого она заслуживает.

Я хочу еще Руби, как можно больше.

Ее никогда не будет достаточно.

– Чарли… ― Руби выдыхает, выгнув спину. Ее длинные ресницы отбрасывают тень на гладкой коже. Ее рот складывается в идеальную букву ― О.

Я зарываюсь лицом в ее шею.

– Я чертовски люблю тебя.

Она стонет, целуя мою челюсть. Тепло ее губ согревает мою щеку. Ее тонкие руки обвиваются вокруг моей шеи. ― Я люблю тебя, ковбой.

Моя грудь учащенно вздымается, когда я подстраиваюсь под ритм ее бедер, ее сердца. Медленно, быстро. Медленно, быстро. Медленно, быстро, пока она не выкрикивает мое имя, ее тонкая фигурка дрожит в моих руках, сотрясаясь от волн оргазма.

Мой прерывистый стон наполняет дом, когда освобождение обрушивается на меня, как удар кувалды. Я кончаю в нее, покрывая нежными поцелуями ее шею, щеки, губы.

Когда наши тела перестают дрожать, я укладываю ее на диван, не выпуская из объятий. Я беру одеяло и укрываю ее.

Снаружи гром раскалывает небо.

– Попробуем встретить рассвет? ― Я провожу костяшками пальцев по ее раскрасневшейся щеке.

Она смеется и закатывает глаза.

– У нас ничего не получится, ковбой. Давай признаем это.

Я усмехаюсь.

Вздохнув, Руби прижимается ко мне и кладет голову мне на грудь.

Я смотрю, как она сворачивается калачиком в моих объятиях.

Иногда я не могу поверить, что она настоящая. Что она моя.

– Было исследование, ― говорит она тихим голосом.

Я поднимаю голову, чтобы лучше ее расслышать.

– Что?

– Клиническое испытание для больных СВТ. Какие-то новые препараты. Операции. ― Прикусив губу, она смотрит на меня. ― Я пропустила это.

– Малышка, ― говорю я, и у меня перехватывает дыхание. ― Где?

– В Калифорнии. ― Ее милое лицо становится решительным. ― Для этого нужно было покинуть ранчо. Застрять в больнице на месяц. А я не могла. ― Она проводит рукой по моей груди. ― Я не могла оставить тебя, Чарли.

– А будет еще? Исследование? ― Если мне придется ломиться в их дверь, я это сделаю.

– Чарли. ― Ее великолепные голубые глаза закрываются. ― Мне придется уехать.

– Я поеду с тобой.

– Что?

– Я отвезу тебя в Калифорнию. Может быть, мы не успеем на восход, но можем увидеть закат.

Я вознагражден улыбкой, настолько яркой, что затмевает солнце.

– О, Чарли, ― шепчет она.

У меня нет никаких сомнений.

Ничто не заставит меня любить ее меньше.

Я уже открываю рот, чтобы сказать ей об этом, как вдруг снаружи раздается громкий крик.

Напрягшись, я выпрямляюсь, первобытный защитный инстинкт заставляет мою кровь застыть.

Широко раскрытые голубые глаза Руби устремляются на меня.

На ступеньках крыльца раздаются шаги.

Я подаюсь вперед, закрывая собой ее тело.

– Малышка, останься…

И тут входная дверь распахивается.

Я натягиваю одеяло, чтобы прикрыть Руби.

– Какого черта? ― рычу я.

Уайетт появляется в гостиной, его лицо абсолютно белое.

– Чарли. Конюшня горит.

Глава 48

Руби

– Лошади? ― кричит Чарли, когда они с Уайеттом выбегают из дома. Они несутся по гравию и траве, и я бегу прямо за ними, стараясь не отстать от них босиком. Ноги подгибаются и дрожат, но я бегу быстро.

– Форд и Дэвис уже там, пытаются их вывести. ― В панике Уайетт спотыкается, и Чарли хватает брата за руку, чтобы тот не упал лицом вниз. ― Пожарные уже в пути.

– Молния? ― спрашивает Чарли.

– Не молния. Это поджог. Дверь заколочена. Лошади в ловушке.

От слов Уайетта у меня кровь стынет в жилах.

Изо рта Чарли вырывается мрачное проклятие.

Все мое тело дрожит, когда я мчусь за Чарли. Дым проникает в легкие и затягивает сумрачное небо.

Лошади. Пожалуйста, пусть с ними все будет хорошо.

В ужасе мы останавливаемся перед конюшней. Пожар небольшой, слабый дождь гасит большую часть пламени, но оно медленно разрастается. Пламя лижет древесину и перекидывается на входную дверь.

Мои руки летят ко рту.

– Нет, о, нет.

Некоторые из лошадей уже вырвались, выбив двери стойл, чтобы спастись от пламени и дыма. С дикими глазами, раздувая ноздри, они мчатся по пастбищу. Форд и Дэвис, размахивая топорами, пытаются прорубить проем в стене, чтобы освободить остальных лошадей, оказавшихся в ловушке.

Ужас затапливает мое тело.

Чарли хватает меня за руки, оттаскивая назад, подальше от пламени.

– Оставайся здесь, ― кричит он со страхом на лице.

Я сопротивляюсь.

– Нет. Я могу помочь. Это наши лошади. Это наше ранчо, Чарли.

Он крепко целует меня. Его глаза пылают.

– Возьми веревку. Отведи их на пастбище. Привяжи их, чтобы они не убежали обратно в конюшню. – Тяжело дыша, он наставляет на меня палец. ― Это твоя гребаная работа, Руби. И больше ничего.

А потом они с Уайеттом бросаются помогать своим братьям.

Я начинаю действовать.

Сердце колотится в груди, я хватаю моток веревки с ограды пастбища. Я работаю быстро, как учил меня Чарли, накидываю веревку на шеи свободных лошадей и спокойно веду их к столбу ограды, где привязываю. Я нахожу Стрелу, Пепиту и Ифуса. Я не вижу ни Уинслоу, ни коня-демона, которого Уайетт объезжал летом.

Я насчитала семь лошадей, значит, восемь еще в конюшне.

Тугой узел в моем животе превращается в зияющую дыру. Мои руки трясутся. Я чувствую себя такой беспомощной. Все вокруг в смятении, в вечернем воздухе слышен треск огня. Дэвис, Форд и Уайетт работают вместе, снося переднюю часть конюшни.

Я быстро осматриваю ранчо в поисках Чарли. Я не нахожу его. У меня кровь стынет в жилах.

О боже. Где же он? Я зажмуриваю глаза, молясь, чтобы он не пошел в конюшню.

В этот момент я слышу знакомое испуганное ржание.

Поворачиваю голову.

Это Уинслоу.

Он пытается пробиться через заднюю часть конюшни ― участок коридора, еще не охваченный пламенем.

Ярость толкает меня вперед.

Я могу помочь. Я могу что-то сделать.

Заметив в куче дров один из маленьких топориков, которыми мы пользовались во время ужина у костра, я хватаю его. Я подбегаю ближе к горящему сараю. Пламя обжигает, и я с шипением выдыхаю. Но я беру себя в руки и бью топориком по небольшой дыре, которую Уинслоу уже пробил сам.