355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Артур Конан Дойл » Шотландия. Автобиография » Текст книги (страница 25)
Шотландия. Автобиография
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 04:51

Текст книги "Шотландия. Автобиография"


Автор книги: Артур Конан Дойл


Соавторы: Роберт Льюис Стивенсон,Даниэль Дефо,Вальтер Скотт,Кеннет Грэм,Уинстон Спенсер-Черчилль,Публий Тацит,Уильям Бойд,Адам Смит,Дэвид Юм,Мюриэл Спарк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 48 страниц)

Стервятники, май 1859 года
«Аргайлшир геральд»

Контрабанда, спасение и сбор того, что выброшено морем, в определенных районах Шотландии были неотъемлемой частью жизни. Этот глубоко укоренившийся обычай, который восходил еще к тем временам, когда желанные товары власти впервые обложили налогами и сборами, далек от забавной и романтической деятельности, каковой он нередко изображался, и это было злонамеренное и даже кровавое ремесло. Следующий случай на острове Айлей показывает, как алчные люди падки на дармовщинку и как яростно они защищают то, что достается даром.

Потерпевший кораблекрушение бриг «Мэри-Энн» из Гринока теперь выброшен на берег в заливе Килхоман-бэй на острове Айлей, его быстро разбирают на части, а часть груза плавает на мелководье. До субботы было спасено около 200 ящиков, в которых были бутылки с бренди, виски и джином, и не менее шести бочек бренди, виски и вина; но имели место самые дикие сцены пьянства и насилия, какие только можно вообразить.

Из окрестностей отовсюду сбежались сотни людей, особую прыть проявили рыбаки из Портнахэйвена, явившиеся все до единого. На ящики набрасывались, едва те оказывались на суше, их разбивали, а содержимое уносили и выпивали. Вокруг многие валялись тут и там среди скал, утратив способность передвигаться, а другие тем временем дрались, словно дикари. Присутствовавшие сержант Кеннеди и констебль Чизхолм из полиции графства использовали все имевшиеся в их распоряжении возможности, чтобы прекратить мародерство.

В четверг им удалось установить и поддерживать какой-то порядок, но когда опустилась ночь, местные жители выказали явные признаки недовольства тем, что на берегу вообще есть полиция, и тем более тем, что она не позволяет парню выбить дно винной бочки, чтобы, как он выразился, «все моряки порадовались». На стражей порядка немедленно набросилась толпа, началась рукопашная схватка, продлившаяся с полчаса и окончившаяся поражением полиции, причем вдвоем они противостояли трем-четырем десяткам местных жителей.

Полиция отступила на Куил-фарм – что от места событий отстоит примерно на милю, – и ее преследовали по пятам примерно 30 местных жителей, издававших дикие вопли. Миссис Симпсон из Куила, завидев состояние дел, впустила полицейских в свой дом и накрепко заперла двери, раздав им к тому же имеющееся оружие. Собравшаяся возле дома толпа поорала какое-то время, но, узнав, что у полицейских есть огнестрельное оружие, разошлась. Все вновь вернулись на берег.

На следующее утро место событий представляло собой еще более ужасное зрелище. На берегу лежало распростертое мертвое тело крупного и сильного мужчины по имени Дональд М’Фейден, рыбака из Портнахэйвена, который считался самым сильным человеком на Айлее; бренди оказался еще сильнее. У него осталась жена и дети. Других, по-видимому, находящихся при смерти, перенесли в близлежащие дома, где для спасения их жизней были применены все доступные средства. Миссис Симпсон, особа очень добрая и человечная, снабдила страждущих всеми лекарствами, какими могла, но на пятнадцать или шестнадцать миль окрест нет ни единого доктора. Мистер Джеймс Симпсон раздобыл гроб для М’Фейдена и организовал похороны в пятницу. Когда уносили труп несчастного, можно было видеть, как кто-то еще дрался, кто-то продолжал плясать, другие просили выпить, чтобы, по их словам, достойно похоронить человека. В субботу было известно всего об одном умершем, но в понедельник сообщили, что умерли еще двое.

«Славное двенадцатое», 1859 год
Чарльз Ричард Уэлд

Чарльз Ричард Уэлд был типичным представителем богачей, приезжавших в Шотландию в мечтах позабавиться охотой, которую предлагают густо поросшие лесами шотландские поместья. Для многих таких, как он, лучшим временем для поездки в Шотландию было 12 августа – Славное двенадцатое, дата начала сезона охоты на шотландских тетеревов. Для некоторых охота была единственным стимулом к тому, чтобы отправиться на север.

Мы вскочили с кроватей, ощущая прилив бодрости от того факта, что занялась заря 12 августа, героически устремились под душ, который словно стегал наши спины сосульками, покинули ванную комнату красные, как вареные раки, и с кожей, натянутой, как барабан, оделись и сели за завтрак… Для голода тут нет никаких шансов. Ни к чему тратить время на излишне малые порции – мы едим все и оставляем столько объедков, что пришедшей после нас собаке питаться будет нечем…

Теперь наполнить фляжки (я сказал, фляжки? – скорее, бочонки, эти миленькие современные изобретения со стеклянными днищами, сквозь которые виден напиток). Для мучимых жаждой слуг это, несомненно, мучительная придумка, ведь если вы надежно запрете краник, они не смогут даже смочить губы дразнящей жидкостью. Но наши слуги не мучились, поскольку хотя мы привезли из Танбриджа бочоночек редкого горького эля и у нас имелись разнообразные вина и прочие спиртные напитки, мы предпочитали наполнять бочонки чаем с молоком или сахаром, узнав на обширном опыте, что для долгого и утомительного дня охоты этот напиток освежает самым лучшим образом.

Слуги, разумеется, подобного решения не одобряют, потому что ваш слуга-шотландец или, во всяком случае, тот, кто родом из Кайтнесса, еще не приобрел знания, что фунт чая, который можно купить за три шиллинга и шесть пенсов, способен придать намного больше сил, чем галлон виски, который стоит шестнадцать шиллингов. Итак, мы или, скорее, они берут с собой дополнительные фляжки, наполненные горячительным виски, который они пьют с той же беспечностью, как ребенок выпивает чашку молока. В самом деле, я думаю, чем крепче спиртное, тем больше его ценят.

Догкарты стоят у порога, собаки, после массы хлопот, засунуты в ящики за сиденьями, слуги готовы – не забыто, как мы считаем, ничего, и мы отправляемся на место охоты. Нам предстоит долгая поездка, ибо наши охотничьи угодья находятся возле Броула; отдельные места облавы отстоят на десять миль, самое ближайшее – в четырех. День превосходен; по небу бегут облака, и приятный ветерок задувает с запада. В конце аллеи наш отряд разделяется; каждому желают удачи, и мы устремляемся прочь по поросшей вереском местности… Все дальше и дальше, через обширные заросли, и вот мы выходим к деревушке Дейл. Здесь охотники покидают свои догкарты, и через несколько минут мы оказываемся в краю граусов, шотландских тетеревов…

Как мы и предполагали, наша охота предстает отнюдь не в розовом свете. У вас слабые руки или ноги? Тогда и не думайте охотиться в болотах Броула. Ибо здесь есть «болотины», которые кажутся островами, а в торфяниках можно пропасть бесследно, а потом, в будущих веках, вас откопают, вероятно, как некое ископаемое, как образчик чудного животного, занимающего место того вида, которое ныне заполняет человек.

Осмелюсь сказать, что нигде, кроме как среди болот Кайтнесса, вы не познаете верности поговорки «в единстве сила». Ибо нигде больше не найдется в таком изобилии этих маленьких оживших диковин, комаров и мошек. И бросьте разговоры об одиночестве на болотах! С чего бы это, ведь каждый квадратный ярд населен миллионом маленьких гарпий, что сосут из вас кровь с поразительной свирепостью и ненасытностью. Откуда они берутся – загадка. Пока вы двигаетесь, ни одного кровососа не видно, но стоит вам остановиться, как вокруг ваших ног словно сгущается кружащийся туман, это облачко поднимается, одновременно разрастаясь, и вот вы с болезненным ощущением понимаете, что оказались в туче гнуса.

А теперь читатель-охотник с нетерпением ожидает, когда же перед ним откроется содержимое наших сумок; ибо оно служит подлинной проверкой качества охотничьих угодий, будь то суша или вода. Что ж, наш предводитель, который аккуратнейшим образом ведет книгу добытой дичи, говорит мне, что наша охота приносит в среднем по пятнадцать пар тетеревов в день на ружье, но помимо граусов в наших ягдташах всегда отыщутся бекасы и зайцы, а порой – дикие утки и вальдшнепы. Указанные цифры и вправду выглядят весьма незначительными рядом с теми поразительными сообщениями, какими славятся шотландские газеты, рассказывая о возвращении охотников с подлинного побоища, которое бывает, случается, на отдельных болотах. Но я согласен с Кристофером Нортом и не собираюсь признавать охотничьим угодьем то, что походит на птичий двор, считая, что для обнаружения скрытых богатств потребны умение и добрые собаки…

Разумеется, тетеревов убивают больше, чем мы можем съесть. Большую часть добычи покупает у нас мистер Данбар, но немало мы отсылаем и друзьям в Англию. И возможно, стоит заявить, что, если упаковывать только что подстреленную птицу в ящики по шестнадцать пар, без вереска или ячеек, то они всегда достигают пункта назначения в превосходном состоянии, хотя обычно им предстоит дорога до самого Лондона.

Эдинбургский детектив за работой, 1861 год
Джеймс Маклеви

Местом рождения Шерлока Холмса вполне мог стать и Эдинбург, но в этом городе были свои, очень даже реальные детективы. Джеймс Маклеви, сыщик викторианской эпохи, имел впечатляющий послужной список, отправил на скамью подсудимых многих преступников и без ложной скромности описал свою увлекательную карьеру, опубликовав рассказы о самых интересных делах.

Однажды… уже под вечер, в главное управление, где находились несколько детективов, готовых к любым непредвиденным случаям, пришел крайне взволнованный джентльмен… Он заявил, что утром того же дня вместе с женой покинул свой дом на Хаддингтон-плейс (квартиру), чтобы отправиться за город, где они намеревались прожить какое-то время. Присматривать за детьми и вести домом они поручили надежной служанке, молодой девушке, к которой, из-за ее доброты, набожности и вообще хорошего поведения, питали безграничное доверие. По какой-то причине, о коей, по-моему, упомянуто не было, джентльмен вернулся днем и, к своему ужасу, обнаружил запертую дверь и никаких следов ключа. Он постучал, но услышал лишь плач и вопли своих детей, всех еще очень маленьких, из которых один только-только был отнят от груди. Даже имея столь весьма красноречивое доказательство того, что происходит нечто нехорошее, он ни в тот миг, ни какое-то время после того, не мог заподозрить в преступлении кроткую Хелен, но, прождав еще немного, он услышал, как кто-то из юных созданий всхлипывает за дверью и кричит, что Нелли давным-давно ушла. И что у них нечего есть. Теперь джентльмен был убежден, что происходит что-то не то, и поспешил сбегать за кузнецом. Они вскрыли замок, и дверь открылась.

Войдя, он увидел необычную картину. Самый младший ребенок лежал в колыбели, едва не ослепнув от плача – глаза опухли, лицо было мокрым от слез. Другой, скорчившись, лежал на полу, охваченный ужасным страхом; третий сидел, с тоской глядя в окно, которое не открывалось, стучал по стеклу и криком звал прохожих, но за прошедшие часы на его вопли никто не отозвался; двое остальных бегали туда-сюда, не понимая, за чем, а просто повинуясь некоему порыву, который не позволял им успокоиться. Но что было еще более странным, если они испытывали голод, то, несомненно, с жадностью съели бы каравай хлеба, однако хлеб был нетронут, словно бы страх подавил всякое желание что-либо есть, и хотя желудок требовал еды, мышцы рта отказывались подчиняться даже важнейшему инстинкту. Но это было еще не все. Продолжая осматривать дом, одолеваемый подозрениями, слыша возбужденные рыдания и сбивчивые слова сквозь плач бедных маленьких детей, он обнаружил, что бюро, где хранились деньги, взломано кочергой и оттуда украдено шестнадцать фунтов. Теперь он слишком хорошо все понял и, дав детям поесть и вверив их заботам соседа, поспешил в управление. Капитан Стюарт, выслушав странный рассказ, допросил джентльмена обычным порядком.

– Какова девушка из себя?

– Скорее, хорошенькая, лет девятнадцати, темные глаза, орлиный нос, маленький рот и родинка на левой щеке.

– Как она была одета?

Вопрос посложнее – на него легче было бы ответить жене джентльмена. Он едва сумел что-то сказать.

– Никак не вспомню, – ответил джентльмен, – но мне почему-то представляется, что у нее на белой соломенной шляпке были красные ленты. Большего я не скажу; и если бы миссис Б. не заметила этого и не сказала мне днем ранее, что Нелли несколько разряжена (и следовательно, она, наверное, подумала «легкомысленна»), судя по этим ярким красным лентам, я бы не сумел подсказать вам и этой приметы, поскольку слишком мало внимания уделяю подобным вещам.

Капитан Стюарт принял его слова к сведению, и были разосланы несколько полицейских, а я пока сидел и размышлял.

«Всех этих примет вполне достаточно, – думал я, – но девушка уже могла исчезнуть из города». Подойдя к джентльмену, я прошептал (так как хотел, чтобы ответ слышал только я – не то чтобы у меня недоставало веры в такт капитана Стюарта, но порой я обнаруживал, что удобнее действовать по-своему, а докладывать после):

– Девушка из Эдинбурга?

– Нет, – ответил он, также приглушенным тоном, вероятно, понимая мои намерения.

– Тогда откуда она родом? – был мой следующий вопрос.

– Из Глазго.

– Я появлюсь у вас, наверное, утром, – сказал я капитану, чьим доверием пользовался, однако я не желал раскрывать прочим свои замыслы, каковы бы те ни были.

– Очень хорошо, – воскликнул он. – Я надеюсь лишь, что ты поймаешь эту девицу с родинкой.

– И не таких ловили, – сказал я, собираясь уходить. Но мне требовался ответ и на другой вопрос.

– Есть ли у вас какая-то причина предполагать, – продолжил я расспросы, – что девушка подозревает, что вам известно местопребывание ее друзей в Глазго?

– Нет, – ответил джентльмен, – потому что я никогда этого и не знал, и моя жена тоже этого не знает.

– Из какого банка были банкноты?

– Из «Бритиш линен компани».

– Достаточно. – В голове у меня уже зародилась идея, что не составит труда ее отыскать, ведь вообще-то большинство животных, будь то кроты, или беспризорники, или люди (и большинство женщин), когда их преследуют, ищут свои старые норы и убежища, – и я отправился на розыски. Я знал, что дневной дилижанс в Глазго отбывает в этот самый час и предполагал прийти вовремя; но, прибыв в контору, выяснил, что экипаж отбыл всего несколько минут назад. Я понимал, что не смогу нагнать его пешком, и потому подозвал кэб. Пока он подъезжал, я кое-что выяснил, по-быстрому задав несколько вопросов клерку, – не было ли среди пассажиров молодых девушек, каковы они из себя, и так далее, – и одна подходила под мои приметы, но не по родинке, по темным глазам или по орлиному носу, а по красным лентам.

– Насчет красных лент на шляпке не могу ошибиться, – сказал служащий, – только думаю, девушек было двое – одна внутрь села, другая снаружи.

– Кто-то из девушек платил банкнотами?

– Да, одна из них.

– Дайте взглянуть.

– «Бритиш линен компани», – заметил клерк, протягивая ее мне.

– Та, что платила, сидит снаружи или внутри? – спросил я.

– Снаружи.

– Хорошо, – сказал я и взобрался в кэб. – Теперь, кэбмен, тебе нужно во что бы то ни стало догнать дилижанс на Глазго, даже если придется загнать лошадь, сломать шею себе или ключицу мне.

И кучер, хорошо понимая, кто я такой, рванул с места галопом, да таким бешеным, что гонка едва не выбила меня из размышлений – а думал я не о чем ином, как о проверке всех шляпок, которые я видел на Принсес-стрит; так что я стал, на тот момент, знатоком beau monde, по крайней мере мира шляпок. Короче говоря, мне было очень любопытно определить их размеры, а из сотен расцветок моим любимым цветом был красный. Возчик же столь яростно гнал кэб, что на нас оглядывались все прохожие на улице, но те глаза, что скрывались в тени красных лент, к счастью, не знали, что я делаю все, дабы умалить славу их любимого цвета. Вскоре мы миновали Хэй-вэйтс и оказались на проезжей дороге, ведущей в Корсторфайн. Прошло не так много времени, и я разглядел гордо раскачивающийся над дилижансом красный значок, точно так, как и говорил клерк; более того, мне показалось даже, что этот вымпел пробудил амбиции кэбмена, ибо он гнал все быстрее и быстрее, пока наконец экипаж не остановился, несомненно, потому что возчик был убежден, что у него будет припоздавший пассажир.

– Поторопитесь! – крикнул возчик, пока я вставал и вылезал из кэба. – Одно место у нас есть, но на разговоры нет времени.

– Одно место, – сказал я, глядя на лицо кроткой Нелли, где имелась родинка, и где через мгновение появилось еще кое-что: сначала на щеках расцвел яркий румянец под цвет ее лент, а затем – разлилась бледность под стать ее шляпке. – Скорее, думаю, у вас будет лишнее.

– Нет, акт парламента говорит, что у нас есть право перевозить…

– Но не эту девушку с красными лентами, – сказал я, доставая свою дубинку. – Спускайтесь, мисс Хелен Н. – (Я забыл упомянуть, что узнал имя служанки у ее хозяина.) – Я намерен отвезти вас обратно в город.

Ей того явно не хотелось, и она, по-видимому, намерена была сопротивляться изо всех сил; но пассажиры видя, что она не может сойти по своей воле, заставили ее спуститься силой и передали мне, а я поблагодарил их за хорошенького арестанта. Усадив девушку в кэб, я забрал затем ее сундук и поставил его в кэб рядом с нею. И я направился прямиком в управление. Капитан Стюарт, припоминая красные ленты и родинку и бросая взгляды на головной убор и лицо девушки, улыбнулся, несмотря на обычный для него серьезный вид. Вскоре мы обнаружили, что кроткая Нелли хочет доказать, как мы, как и ее хозяин, неправы по отношению к ней, ибо она искренне клянется в том, что она не только невиновна в совершении чего-либо противозаконного, но еще и в том, что ее зовут вовсе не Хелен Н., несмотря на ленты, родинку, черные глаза и действительно хорошенький орлиный нос; так что действительно казалось необходимым, чтобы мы убедились, к ее собственному удовлетворению, в том, кто она такая. Обыскав девушку, мы нашли при ней деньги в сумме 15 фунтов и 14 шиллингов – что, добавляя 6 шиллингов за проезд, составляет ровно 16 фунтов, – и полагали, что это избавит ее от сомнений в собственной личности; но даже такого доказательства оказалось недостаточно, и непоколебимая Нелли могла бы и до судного дня оставаться в полнейшем неведении о своем истинном имени, если бы в управление не вызвали мистера Б., и тот не убедил ее, что она именно та самая девушка. И тогда она не только была убеждена, но у нее появилась и причина не впадать вновь в подобное неведение; ибо в те шесть месяцев, провести которые в тюрьме ей определил суд, она во многом оставалась сама собой, и редко находился тот, кто сбивал бы ее с толку в том, кто она такая, и она не могла сбежать от самой себя, сколь бы к этому ни стремилась.

Абботсфорд, ловушка для туристов, 1863 год
Эдвард Брэдли

В 1811 году сэр Вальтер Скотт купил ферму Картли-Хоул, или Кларти-Хоул, и, дав ей прежнее название тамошней речной переправы, переименовал в Абботсфорд. Он отремонтировал сельский дом, превратив его в пышный особняк, и постарался включить в облик дома как можно больше примет шотландской истории и присущих Шотландии элементов архитектуры. После кончины Скотта в 1832 году поместье в течение нескольких лет сделалось крупным туристическим объектом. Эдвард Брэдли, художник журнала «Панч», подсчитал, во сколько посещение Абботсфорда обойдется туристу.

Абботсфорд – Мекка для туристов, посещающих Шотландию, и в летние месяцы поток паломников непрерывно течет к святилищу Скотта. Расходы каждого, начиная с поездки по железной дороге из Эдинбурга и кончая возвращением в тот же день, составляют не менее тридцати шиллингов; и, следовательно, статистик способен оценить доход, который, благодаря «магии имени», должен просочиться через Мелроуз. Экипажи до Абботсфорда являются непременным летним атрибутом в Мелроузе, за что, должно быть, в высшей степени благодарен хозяин гостиницы «Джордж», особенно если по времени поездка приурочена к обеду, а более всего его, верно, радует та жуткая строчка в гостиничном счете, «апартаменты внаем», что, по-видимому, является «существительным „множество“, обозначающим „многие“» курьезные дополнения к обычным потребностям путешественника. Одноконный экипаж до Абботсфорда будет стоить пять шиллингов, из которых восемнадцать пенсов положены возчику и шестнадцать – для дорожной заставы. Прибыв туда, вы узнаете, что высоко ценимый «Путеводитель» Блэка, с некоторой нерешительностью высказывая мнение на столь деликатную тему, отмечает, что в отношении «чаевых, каковые можно заплатить слуге, их размер неизбежно будет разным для принцев и для крестьян, но как справедливую среднюю оплату можно рассматривать сумму в 1 шиллинг для одного человека и 2 шиллинга и 4 пенса для группы не свыше шести человек». Это насмешка. Попробуйте служителю, который семенит рядом с вами через выставочную анфиладу комнат, дать шиллинг за одного человека или полкроны за группу не больше шести человек и посмотрите, каково будет выражение его лица (чего можно и не заметить) и каково будет его дальнейшее поведение (что более очевидно). Experto crede.Он едва удовлетворился полукроной, полученной за мою жену и меня самого; но был возмущен семейством французов (с которым мы образовали случайное соединение атомов, неизбежное при составлении «партии» для осмотра комнат) и с презрением отказался от их пожертвования. Вслед за тем последовала сцена, в которой пантомимой разъяснялся диалог и которая завершилась само собой разумеющейся победой служителя и уплатой налога второй стороной. Когда бы в их французских душах не воспылало восхищение прославленным романистом, полученное удовольствие от лицезрения комнат, должно быты, сильно контрастировало с теми горькими чувствами, с какими их инспекторский объезд был прерван принудительным даром этому вымогателю на страже наследия знаменитого писателя.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю