Текст книги "Шотландия. Автобиография"

Автор книги: Артур Конан Дойл

Соавторы: Роберт Льюис Стивенсон,Даниэль Дефо,Вальтер Скотт,Кеннет Грэм,Уинстон Спенсер-Черчилль,Публий Тацит,Уильям Бойд,Адам Смит,Дэвид Юм,Мюриэл Спарк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 48 страниц)

Продажа жены, 1828 год

Популярные листовки, таблоиды тех дней, продавались торговцами-разносчиками и лоточниками на улицах. Событие, описанное здесь, очевидно наделало столько шума, что о нем стало известно в Ньюкасле, где и был опубликован данный рассказ.

Подробное и полное «Сообщение о продаже женщины», по имени Мэри Макинтош, обвиненной своим мужем в злостном пьянстве, каковая имела место вечером в среду, 16 июля 1828 года, на Грассмаркет в Эдинбурге, с подробным описанием произошедшей впоследствии проклятой битвы.

Минувшим вечером среды, около шести часов, Мэри Макинтош была приведена на Грассмаркет своим мужем, который имел целью ее продажу. Преступление ее состояло в пьянстве и прелюбодеянии. Женщину держали на сплетенной из соломы веревке, обвязав вокруг пояса, а на груди была надпись «Продается с публичных торгов». Поглазеть на это нововведение собралось несколько тысяч зевак. Джон Ф-н, солдат и кузнец, начал аукцион, предложив делать ставки за несчастную женщину, но за шумом и громкими криками людей никто не мог ничего расслышать на протяжении десяти минут.

Когда толпа поутихла, народ начал изучать выражение лица женщины; вперед вышел продавец скота из Хайленда и, вытащив кошель, сказал: «Она будет хороша как любовница, я дам за нее десять и еще двенадцать шиллингов». Предложение вызвало немалое радостное оживление в толпе; затем коренастый лудильщик вновь взволновал толпу, сказав, что женщине никогда не видать Хайленда, и потом поставил на нее на шестипенсовик больше. В это время кто-то из биржевых маклеров-свиноторговцев «Килларни», крепко подвыпивший, распахнул рот, точно ворота, и громко заорал: «Я дам на два шиллинга больше, так как она хорошенькая». Сапожник из Ньюри, занимавшийся изготовлением бругов, вышел из трактира, пьяный, как [sic!] 50 кошек в мешке, подошел к человеку из «Килларни» и двинул его кулаком в брюхо, отчего тот упал замертво и пролежал так минут десять, а продаваемая женщина искренне расхохоталась, и крики толпы на сей раз были продолжительнее и беспрерывны. Сапожник, оказавшийся предполагаемым дружком женщины, подошел к аукционисту и сказал ему, что есть три претендента: он был так взбешен, что одним ударом повалил аукциониста наземь, разбив тому лицо в кровь. В толпе раздались громкие приветственные крики, люди смеялись над рыцарем молотка.

Женщины округи, числом около 700, собравшись и вооружившись камнями, причем некоторые даже кинули их, а другие завернули камни в чулки и носовые платки, устремились в атаку на толпу, нанося удары по всем, кто подворачивался под руку, добравшись наконец до аукциониста, они разодрали и расцарапали тому лицо самым жутким образом, вследствие нанесенного прекрасному полу оскорбления. Одна решительная женщина бросилась на Томаса М'Гайсгана, мужа той женщины, которую выставили на торги, и ударила его камнем. Эта женщина, подлинная героиня и жена подметальщика, выказала громадную храбрость в защите своего пола, и заявила: «Я тебе покажу, если ты вновь выставишь жену на торги, ты, презренный негодяй». Том ответил на ее удар и врезал ей промеж глаз, отчего те стали похожи на октябрьскую капусту. Подметальщик увидел, как ударили его жену, и совершил вылазку со своим мешком и обрезками; женщины приняли сторону метельщика и закричали громкими голосами, обзывая Тома старым хряком, завязалась всеобщая драка, и лишь благодаря вмешательству полиции все остались живы.

После того как восстановилось подобие порядка, толпа успокоилась, а шум стих, муж все же настоял, чтобы его жену продали. Женщину опять выставили на торг, и аукционист объявил, что если его не защитят, он больше не станет вести эти торги. Кто-то из молодых парней закричал, что вести торги тот все равно будет, и аукцион возобновился. Старый отставной матрос выступил вперед, со словами: «Будь проклят мой смоляной топовый фонарь и железки от вант, но она – ладный маленький фрегат и вдобавок с хорошей оснасткой, и я дам за нее на полкроны больше последней ставки». «Продано, – закричала толпа моряку, – ты шустрый малый, и ты должен ее получить»; но когда один фермер-вдовец, падкий до женского пола, поставил за нее два фунта пять шиллингов, то аукционист продал женщину ему. Фермер забрал купленную женщину и увез с собой на лошади, и они отправились восвояси, а простой люд провожал их радостными и одобрительными криками.

Сазерленд после «очистки земель», 1828 год
Дональд Маклауд

Спустя более десяти лет после того, как он был свидетелем жестокой очистки поместья в Сазерленде, Дональд Маклауд вернулся посмотреть на произошедшие перемены.

Спустя много лет, после очень долгого отсутствия, я в 1828 году вновь посетил родные места и побывал на богослужении в приходской церкви, ныне уменьшившейся в размерах и по виду больше похожей теперь на голубятню. Вся паства состояла из восьми пастухов, пришедших вместе со своими собаками, общим числом от двадцати до тридцати, священника, трех членов его семьи и меня самого! Я пришел после первого гимна, но в заключение нам был прочитан 120-й псалом, и мы были захвачены знаменитой мелодией «Бангора», когда пришедшие в возбуждение четвероногие слушатели вскочили на сиденья и подняли инфернальный хоровой вой. Затем хозяева набросились на псов, нанося удары крючковатыми посохами, чем только усугубили ситуацию; повизгивания и вой продолжались до самого конца службы. Я удалился, размышляя о постыдной сцене и сравнивая ее с тем, что наблюдал прежде, когда эту церковь посещала многочисленная и набожная паства. Какие чувства должны были одолевать почтенного мистера Кэмпбелла, стремящегося наставлять на путь истинный подобных прихожан!

Слушание дела Берка и Хэра, 24 декабря 1828 года
Уильям Хэр

В Эдинбурге, на протяжении года или около того, Уильям Берк, ирландский сапожник, и Уильям Хэр, ирландский землекоп, завлекали в снятое ими в аренду жилье людей и убивали их. Жертвами стали шестнадцать человек. Затем они продавали тела убитых анатому доктору Роберту Ноксу, хирургу Эдинбургского университета. Злодеев погубила их последняя жертва – старая женщина по имени Маджи Догерти, нищенка, известная под разными именами, в там числе Кэмпбелл и М'Гонгал. Она оказалась в их компании и была убита в ночь 31 октября 1828 года. На состоявшемся суде Хэр был свидетелем обвинения, изобличал своих сообщников и даже не получил приговора. Берка же за преступления повесили. Жители Эдинбурга, заполнившие в Рождество зал суда, где шел процесс, настолько были рады отделаться от Берка, что поглазеть на его препарированный труп, который использовали в качестве пособия на двухчасовой лекции хирурга доктора Монро, пришли 30 000 человек. Позднее с тела Берка была содрана кожа, которую продавали, продубив и нарезав на полоски. Из признаний Хэра становится понятно, что, вероятно, довелось пережить остальным жертвам этой преступной пары.

Вице-председатель Высшего уголовного суда: – Вы осознаете, что вызваны сюда как свидетель по делу, связанному со смертью пожилой женщины, по имени Кэмпбелл или М'Гонгал. Вы понимаете, что сейчас должны говорить лишь о том, что связано с нею?

На этот вопрос свидетель ответил вопросом: «О той старухе, сэр?»

Вице-председатель Высшего уголовного суда: – Да…

Лорд-адвокат: – Как долго вы были знакомы с Уильямом Берком?

– Около года.

– Вы прожили в Шотландии десять лет и жили в Эдинбурге?

– Да.

– Вы женаты, и тут у вас жена?

– Да.

– Когда вы познакомились с подсудимым Берком?

– Около года назад.

– И примерно в то же время вы познакомились с другой подсудимой, Макдугал [Нелли Макдугал, женой Берка]?

– Да.

– Она тогда жила с ним?

– Да.

– Ваше жилище находится рядом с их домом?

– На той же стороне улицы.

– Вы находились 31 октября сего года в пабе, который содержит некий Ример?

– Да.

– Сколько вы выпили?

– С четверть пинты.

– С вами кто-нибудь был?

– Нет.

– Он говорил вам, что у него в доме кто-то есть?

– Да.

– В котором часу все происходило?

– Наверняка не скажу, но день только начался. Он отвел меня в тот дом и велел затаиться, сказал, что в доме старуха, которую он собирается убить, а я посмотрю, что они станут делать; что в доме у него еще есть немного виски; что он привел женщину с улицы; и что он думает, что она для доктора будет самое то…

– Он употребил слово «убийство»; или вы поняли это из слов «самое то для доктора»?

– Я хотел посмотреть, что они станут делать.

– Он употребил слово «убийство»?

– Нет.

– Вы поняли, что имелось в виду под словами «самое то» для доктора? Вы поняли их смысл?

– Да.

– И какой же?

– То, что он собирался убить ее.

– И что же, вы пошли?

– Да, сэр, я пошел.

– Один?

– Да.

– Вы пошли в дом Берка?

– Да, я пошел в его дом.

– Кого вы там обнаружили?

– Незнакомого мужчину и женщину, Нелли М’Дугал и старуху, – и она стирала свое платье…

– Какого цвета оно было?

– Белое с красноватым отливом и в полоску.

– Вот это похоже на него?

Свидетелю показывают платье.

– Да, это оно.

– Долго ли вы там пробыли?

– Около пяти минут.

– И потом пошли домой?

– Пошел домой.

– После того вы были у миссис Конноуэй?

– Нет, меня там не было до самого вечера.

– Вы знали ту женщину?

– Да.

– Вы вообще были в ее доме тем вечером?

– Да, между восемью и девятью часами.

– Потом вы вернулись к себе домой?

– Да.

– А кто был в доме Конноуэй, когда вы там были?

– Джон Конноуэй и его жена; и там был Уильям Берк, Джон Броган и еще один малый – я не знаю его имени.

– Уильям Берк оставался с вами?

– Он ушел с двумя другими парнями, Броганом и тем вторым, кого я не знаю.

– Кто еще там был?

– Та старая женщина, и Нелли М’Дугал, и еще моя жена.

– Вы выпивали, будучи там?

– Да.

– Вы оставались там допоздна?

– Мы вернулись оттуда между И и 12 часами. Точнее сказать не могу.

– Куда вы направились?

– Нелли М’Дугал попросила меня и мою жену принести ей выпить.

– И вы оставили старую женщину?

– Да, мы ушли, а старуха осталась сидеть у камина, и там остался и Джон Конноуэй.

– А когда вы находились в доме миссис Берк, тогда пришел Берк?

– Да, и старая женщина вместе с ним.

– Вы еще выпивали?

– Да; в бутылке был виски, и мы всю ее выпили. Мы не дураки выпить.

– И старая женщина тоже?

– Да…

– Тогда вы не предполагали, что с этой старухой может случиться какая-то беда?

– Не тем вечером.

– А потом у вас была какая-то ссора или драка с Берком?

– Он спросил меня, что я тут делаю, в его доме. Я сказал ему, что Нелли М’Дугал попросила меня сходить за выпивкой; и он тогда меня ударил.

– И вы тоже ударили его?

– Да, ударил.

– Была драка?

– Да.

– И старуха присутствовала?

– Да, мы все там были.

– Итак, где находились в это время женщины?

– Они хотели растащить нас.

– Они вмешались в вашу драку, чтобы разнять вас?

– Да; он дважды толкнул меня на кровать, и в последний раз я упал.

– Сколько вы пролежали на кровати?

– Не могу сказать.

Лорд вице-председатель: – Вас дважды толкали на кровать?

– Да.

Лорд-адвокат: – И когда вы дрались, где была та пожилая особа?

– Она сидела у камина и встала и пожелала, чтобы Берк сел, и она сказала, что ей не хочется видеть, как Берк дерется.

– Она убежала?

– Да, она дважды выбегала к дверям и звала полицию.

– Она дважды выбегала на улицу?

– Да.

– Что она кричала?

– То ли «убивают», то ли полицию звала, не могу сказать, но что-то такое.

– А как получилось, что она оказалась снова с вами?

– Это Нелли М’Дугал привела ее назад.

– Оба раза?

– Да.

– Ее тогда не толкали, не роняли наземь?

– Да, было. Когда мы дрались, я толкнул ее, и она упала, запнувшись о маленькую табуретку.

– А вы продолжали драться, пока она там лежала?

– Да, она приподнялась на локте – встать не могла, была пьяна, – и кричала, чтобы Берк унялся.

Вице-председатель: – Вы имеете в виду, чтобы вы с Берком прекратили драку?

– Да.

Лорд-адвокат: – Он наконец отстал от вас?

– Он перестал после того, как швырнул меня на кровать во второй раз, и я лежал неподвижно.

– Что он делал?

– Постоял немного, потом встал над женщиной, у нее над головой, расставив ноги, и она немного покричала, и он заткнул ей рот.

– Он сам навалился на нее?

– Да, он прижал ее голову грудью.

– Она пыталась закричать, верно?

– Да.

– Она пыталась это сделать не один раз?

– Она еще немного стонала после первого крика.

– Что он делал с ней? Где были его руки?

– Одну руку он положил ей под нос, а другую – сунул под подбородок, ниже рта.

– Он не давал ей дышать, вы это имеете в виду?

– Да.

– Сколько времени он продолжал так делать?

– Я не могу точно сказать, сколько это длилось; десять или пятнадцать минут.

– Он что-нибудь вам говорил, когда все это происходило?

– Нет, он ничего не говорил.

– И потом он встал?

– Да, слез с нее.

– Она тогда казалась мертвой?

– Да, она выглядела чуточку мертвой.

– Она выглядела вполне мертвой?

– Она не шевелилась; я не могу сказать, была она мертва или нет.

– И что он сделал потом?

– Он закрыл ей ладонью рот.

– Сколько времени он продолжал это делать?

– Он держал так руку две-три минуты…

– Что вы делали все это время?

– Я сидел на стуле.

– Что он сделал с телом?

– Он снял с него одежду.

– Куда он ее положил?

– Сунул под кровать.

– Что он сделал с телом?

– Он взял его и бросил в изножье кровати, сложил вдвое и набросил поверх простыню; привязал голову к ногам. Он связал голову и ступни вместе и навалил сверху солому.

– А в то время, как этот человек лежал на жертве, где находились М’Дугал и ваша жена?

– Когда они услышали первые крики, то встали с изножья кровати и ушли за дверь.

– Они обе выбежали в коридор?

– Да.

– Они вновь вернулись, пока все происходило?

– Они не возвращались, пока все не кончилось, и тело не завалили соломой…

– Вы видели кровь?

– Ничего такого я тогда не заметил.

– На полу крови не было?

– Тогда ничего не было.

– Вы не слышали, как эти женщины кричали после того, как вышли в коридор?

– Не обратил внимания.

– В это время никто не входил?

– Нет, никто.

– До того, как женщины убежали, вы видели, как Берк переворачивал жертву или вообще что-то с ней делал?

– Он стоял у ее головы, когда они спрыгнули с кровати.

– Как долго он находился в таком положении, прежде чем женщины ушли?

– С минуту-две, а когда он схватил ее, она испустила крик, и они выбежали вон.

– Никто из них не хватал Берка, не пытался заслонить женщину?

– Нет, ничуть…

– И никто не предпринимал попытки спасти эту женщину или оторвать от нее Берка?

– Нет, насколько я видел…

– А потом Берк ушел?

– Да, Берк ушел.

– Сразу после того, как эта старую женщину сунули в солому?

– Да, он сразу же ушел.

– И долго его не было?

– Около десяти минут.

– Когда женщины вернулись, они что-нибудь говорили? Спрашивали о чем-то?

– Нет.

– А вы что-нибудь говорили?

– Нет.

– Что они сделали потом?

– Они снова вернулись, сели на кровать.

– И никто из них, вернувшись, не поинтересовался женщиной Догерти?

– Нет, ничего не спрашивали.

– Потом, как вы говорите, Берк ушел и вернулся через десять минут, а кто-нибудь с ним пришел?

– Мистер Джонс.

– Это был не мистер Патерсон?

– Это был слуга доктора…

– Вы знали, где живет этот человек?

– Он живет дальше по улице, на другой стороне, в Уэстпорте.

– А когда он вернулся с Берком, что ему сказал Берк?

– Он попросил осмотреть тело, сказал, что оно вполне подойдет; надо найти ящик и положить его туда…

– Он указывал на солому, где лежало тело?

– Да, и он хотел, чтобы тот посмотрел труп; но он на него даже и не взглянул.

Визит Мендельсона в Шотландию, 1829 год
Феликс Мендельсон-Бартольди

Мендельсон побывал в Шотландии во время своего пешего путешествия, в которое отправился вместе со своим другом, поэтом Карлом Клингеманном, и страна поразила воображение композитора и оказала заметное влияние на его творчество. О своих впечатлениях Мендельсон сообщал семье в письмах, которые регулярно отправлял домой. Уже в Англии, через какое-то время после того, как покинул Шотландию, композитор отмечал: «Поскольку Шотландия – место, которое я никогда не забуду, постольку я не способен считать потраченным впустую время, когда чувствовал себя радостным и воодушевленным (а когда бы мной ни владела лень, тогда никогда не бывал радостен), особенно с тех пор, как в моей голове сложились вместе некоторые новые вещи, которые доказали мне, что я уже пережил равнодушие лондонского общества и людей и что я должен вновь начать сочинять…» Результатом стали увертюра «Гебриды» и «Шотландская» симфония.

Абрахаму Мендельсону-Бартольди

Блэйр-Атолл, 3 августа 1829 г.

Вечер, 3 августа, Хайленд, гостиница у моста через Туммел

Какая дикая буря! Дует штормовой ветер, ревет, свистит снаружи, отчего двери внизу хлопают и гремят распахиваемые ставни, но мы не можем сказать, слышим ли мы шум дождя или это вода от сорванных брызг, поскольку беснуется все. Мы сидим здесь в покое возле пылающего камина, в котором я время от времени помешиваю кочергой, чтобы огонь горел получше. В остальном, комната большая и пустая, по одной из стен сочится вода; сквозь тонкий пол слышны разговоры на половине слуг, эхом отдающиеся внизу; подвыпив, они поют песни и смеются – а еще лают собаки. Две кровати с пурпурными балдахинами, на ногах у нас шерстяные шотландские туфли вместо английских тапочек, чай с медом и картофельными оладьями, узкая винтовая деревянная лестница, по которой горничная приносит виски, гнетущая череда облаков в небе и вопреки всему шуму ветра и воды, вопреки разговорам слуг и громыхающим дверям все кажется притихшим! Притихшим и очень одиноким. Мне бы хотелось сказать, что тишина звучала громче, чем шум. Вот прямо сейчас сама собой открылась дверь. Это паб в Хайленде. Маленькие мальчики с пледами и голыми коленками и разноцветных беретах, официант в шотландке, старики в завитых париках, все говорят на непонятной мешанине гэльского. Местность просторная и свободная, покрытая густой растительностью, со всех склонов каскадами струятся потоки, бурля под мостами, там – маленькое пшеничное поле, но больше вереска с коричневато-красными цветками, лощины, перевалы, перекрестки дорог; везде прелестная зелень, насыщенно голубая вода – все строгое, печальное и очень одинокое…

Погода обескураживает. Я придумал свой способ, как ее можно зарисовать, и сегодня, нанеся несколько облаков, нарисовал карандашом серые горы; Клингеманн бодро рифмует, а я, пока идет дождь, завершаю рисунок новыми деталями. Но лучше, чтобы завтра не было дождя, так как по возможности мы собираемся посмотреть Лох-Тай, Кенмор и Киллин. Сегодня день почти осенний. Скоро я все расскажу о сегодняшнем дне; у меня столько всего, что я стану важной особой в доме № 3 по Лейпцигерштрассе… Когда я думаю о том, как этот кусок бумаги понесут в беседку и как вчера у водопада начало письма сдуло из этюдника и понесло вниз по склону на осыпь (впрочем, мы спустились и спасли его), и как только что жена трактирщика пела своему ребенку колыбельную, милую песенку в минорной тональности, и как все это отправится к тебе… И так еще несколько раз все будет ходить туда-сюда. Но когда установится погода, свойственная поздней осени, то я надену куртку для последнего дня путешествия и однажды вечером приду домой. Это будет весело. Но сейчас я по-прежнему в Шотландии, и неистово ревут ветры. Спокойной ночи. Я собираюсь лечь в постель за красными занавесками. Хороших снов.

Феликс М. Б.

Абрахаму Мендельсону-Бартольди

На каком-то из Гебридских островов, 7 августа 1829 г.

Для того, чтобы прояснить, какое необычное настроение овладело мною на Гебридах, вот что со мной случилось:

Глазго, 11 августа

Сколько всего произошло за это время. Самая ужасная морская болезнь, Стаффа, пейзаж, путешествия, люди, все это может описать Клингеманн, ибо, во-первых, он, в отличие от меня, не получил сегодня лондонскую почту, поэтому мне пришлось написать несколько писем, и, во-вторых, он не так, как я, измучен головными болями по вечерам, отчего мне даже думать тяжело, не говоря уже о том, чтобы писать. Потом прими во внимание, что уже полночь, и мы целый день путешествовали по Хайленду на лодках, мы переполнены галереями, церквями, потоками, людьми и дымовыми трубами, так что прости меня за краткость. Сегодня продолжать не могу. Кроме того, лучшее, что я могу сообщить, можно найти в написанных выше музыкальных линейках, и я буду только рад поделиться описанием своей болезни, совершенно неподходящей мне сырой погоды и так далее. Посему, пожалуйста, прости меня на этот раз. Я прилежно рисовал, и у Клингеманна прекрасно идут стихи, и мне также кажется, что некоторые из моих рисунков были удачнее обычного. И расходы оказались более умеренными, чем я полагал. Пока мы потратили всего лишь двадцать четыре фунта. Завтра мы собираемся на Лох-Ломонд и Бен-Ломонд, на Лох-Катрин, в Троссакс, Аберфойл, Стирлинг и Ланарк; к концу недели мы вернемся сюда же, и ты получишь отсюда наше последнее общее письмо; к тому времени моя половина будет получше…

Ф.