Текст книги "Жатва. Том 1 (СИ)"

Автор книги: Артем Мичурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

Глава 12

Похмелье. Впервые я столкнулся с этим явлением лет в восемь, ухнув накануне стакан пятидесятиградусного самогона бабы Зины в компании старших товарищей. Согласно содержимому медицинских справочников, меня должно было порвать с него, как хомячка с капли никотина, а я не только выжил, но и неплохо провёл время, помацав сиськи плохо владеющей собою незнакомой женщины и испытав эффект невесомости. Утро было похоже на пленение бандой анальных террористов – хочется поскорее умереть и не знать, что с тобой происходило в недавнем прошлом. Валет зажал мне нос и влил пятьдесят граммов водки, потому что нужно было работать, а не блевать полдня. Годами позже, когда раж заявил о себе, похмелье осталось лишь в этих воспоминаниях. Но сегодня я будто окунулся в детство.

– Бухло есть? – первое, что я сумел произнести, разлепив глаза.

– Что? – битым стеклом ворвался в мой мозг голос Волдо.

– Алкоголь, спиртное, выпивка, что-то жидкое и горящее.

– У вас не похмелье. Такое состояние из-за яда.

– Ясно. А яд есть?

– Вам нужны покой и медицинский уход.

– Где мы? – окинул я мутным взглядом комнатушку, не похожую на наш номер в «Хромой гусыне».

– Я отвёз вас к Сезару, а он отправил нас сюда – это какая-то хижина в лесах, к западу от Шафбурга. Здесь безопасно. Я надеюсь.

– Как ты нашёл Сезара?

– Вы сами дали мне адрес. Не помните? Впрочем, не удивительно. Вскоре после этого вы потеряли сознание. Мне пришлось привязать вас к седлу, чтобы хоть как-то довезти.

Я приподнялся и посмотрел на одеяло:

– Слава богам.

– Что такое? – озадачился Волдо.

– Стояк прошёл. Где Красавчик?

– Снаружи. От него всё ещё жутко воняет.

– Сезар выполнил свою часть сделки?

– Нет. Пока нет. Он обещал прислать сюда человека, который всё прояснит.

– Прояснит?

– Так он сказал. И ещё сказал, что для вас есть работа. Не знаю какая. В разговоре со мной он не очень-то вдавался в подробности.

– Души при тебе?

– Нет, я оставил их Сезару.

– Что?! – меня аж тряхонуло.

– Да, оставил, – пожал Волдо плечами, совершенно не испытав чувства вины за проёбанный капитал. – Сезар сказал, что отдаст их на очистку, как вы и договаривались.

– Я хуею! Сезар сказал, бля! Да у этого старого хера язык как помело! Ты чего такой легковерный?!

– Кто бы говорил!

А, сучёнок, знает, как уколоть побольнее.

– Кроме того, – продолжил юный альтруист, упиваясь своей подлой победой, – душа не поможет. Она способна восстановить разрушенные ткани, но не способна вывести яд из организма. А вот это должно помочь, – сунул Волдо мне под нос ложку смердящей зеленоватой жижи. – Пейте. Это целебный отвар из трав.

– По запаху похоже на собачью блевотину, да и по виду тоже.

– У меня не было цели сделать его вкусным. Так что просто заткнитесь и глотайте.

– Эй, с дамой сердца так разговаривать будешь, – осадил я наглеца и, стараясь не вдыхать смрадные миазмы, поместил ложку в рот. – Дьявол! Ты точно не насрал в это варево?

– Не за что, – проскрипел Волдо и отошёл к столу.

– Ладно, не дуйся. Признаю, ты здорово помог. Проебал души, конечно, но без тебя мне пришлось бы туго... Спасибо. И если думаешь, что я такое каждому встречному-поперечному говорю, то ты здорово ошибаешься. В последний раз я говорил это без издёвки... Дай бог памяти... Эх, с этим у меня проблемка. Короче, можешь считать себя избранным.

– Прямо как вы?

– Не понял.

– Вы же считаете себя избранным. Иначе откуда такая самонадеянность? Вы заговорённый, или вам цыганка нагадала, когда и как умрёте? Во второй раз.

– Ах ты об этом. Ну, может, самую малость. В конце концов, то, что я дожил до своих лет, уже небольшое чудо.

– Как вы занялись этим... ремеслом? Что вас подтолкнуло?

– Валет. Мой хозяин.

– Хозяин?

– Да. Практически рабовладелец. Он подобрал меня, совсем мелкого, и воспитал, как смог. Учитывая, что сам Валет барыжил дурью и не прочь был посадить на перо за косой взгляд, вряд ли могло получиться лучше.

– Вы будто бы благодарны ему.

– Можно и так сказать. Как-никак он меня спас, без него я сдох бы на улице. Но и с ним я сдох бы рано или поздно. Поэтому я его замочил.

Волдо округлил глаза, явно не рассчитывая на такой поворот сюжета.

– Ага, – продолжил я. – Вернулся с одного задания, откуда, по его замыслу, вернуться не должен был, и пристрелил суку. Удивлён? Думаешь, зря я так с почти родным человеком?

– А, ну конечно... Я вижу, на что вы намекаете. Но тут всё...

– Иначе? Это другое, да? Не обманывай себя. Просто, тебе было чуть сложнее решиться. Уверен, ты и раньше обдумывал такой план. И в этом нет ничего зазорного. Плохие люди должны умирать, и желательно без долгих проволочек, типа счастливой старости.

– А мы разве не плохие?

– Мы с тобой, дорогой оруженосец, антибиотики. Антибиотики не плохие и не хорошие, они просто выполняют свою работу – чистят мир от разномастного болезнетворного говна. Да, иногда под раздачу попадает и что-то безвредное, иногда и полезному достаётся на орехи. Но тут уж ничего не попишешь, побочные эффекты. Среди тех, кого я убил, действительно хороших людей можно пересчитать по пальцам одной руки. Да и то вопрос – насколько они оказались бы хороши, узнай я их поближе.

– Например? – устроился мой любознательный прихвостень поудобнее и скрестил руки на груди.

– Хм... Кто же у нас лучший из лучших? Дай подумать. О, знаю, точно-точно, – невольно улыбнулся я, погружаясь в тёплые воспоминания о славных деньках, – Григорий, Гриша, родной ты мой. Он был палачом в Коврове.

– Палачом? – переспросил Волдо, задрав брови.

– Да. Порол, клеймил, вешал, ноздри рвал, руки рубил. Отличный мужик. Не повезло ему, казнил не того человечка – брата одного видного бандюгана. Ну, тот и заказал полный комплект – судью, прокурора, защитника, дознавателя, арестовавших полицаев, и палача, конечно же. Хотел даже толпу у эшафота подорвать. Говорит, мол, туда вечно одни и те же поглазеть ходят, над смертью братишки моего улюлюкали скоты, занеси-ка им подарочек со шрапнелью. Я еле отбрыкался. Бомбы – не моё. А начать решил с палача, чтобы раньше времени шухер не поднимать. Мочить его на площади было совсем несподручно, пришлось искать близких контактов. Но палачи – народ нелюдимый. Мало кто хочет с ними общаться, вот они и замыкаются в собственном мирке. Издержки профессии. Так этот ещё и здоровенный был, настоящий шкаф, кулак с твою голову, такого в переулке не зарежешь. А шуметь, когда у тебя ещё шесть целей впереди, нежелательно. Короче, решил я его травануть. При такой работе люди обычно крепко дружат с бутылкой. Прикинулся заплутавшим пьянчугой, постучался, мол, так и так, дружбана своего ищу, днюха у него, с ног уже сбился, а сам бутылкой трясу, хорошей такой, объёмистой, да ещё две из карманов торчат. Тут душа поэта и дала слабину. Слово за слово, заходи, говорит, и без друга твоего отметим, раз адрес правильный дать не может. Зашёл, налили, выпили. И, ты знаешь, такой душевный собеседник этот Гриша оказался, столько интересного про работу свою рассказал, про клиентов. Всех висельников по именам помнил, кого за что, истории разные забавные. А из живых близких у него только крыса была ручная – Муся. Любил её. Свиснет, а та к нему шмыг на плечо и сидит, усами шевелит. Эх, Гриша-Гриша... Три дозы на него истратил.

– Так вы его всё-таки убили?

– А чего, жениться на нём что ли? Убил, конечно.

– Но сожалеете? – спросил Волдо почти с надеждой.

– А ты сожалеешь, когда грибы режешь?

– Грибы?

– Ну белые, опята, грузди. Не, знаю, что тут у вас в лесах водится. Я вот люблю грибочки, классные они. Но сожалею ли, пуская их под нож...? – оставил я загадочную недосказанность, позволяя Волдо самостоятельно закончить мою глубокую метафору, однако, обычно смышлёный малый продолжал молча смотреть на меня, явно не понимая посыла. – Ну?

– Что?

– Нет, не сожалею. Это была моя работа, я этим кормился. Какие нахер сожаления?

– Но Гриша... не гриб, – не унимался юный моралист. – Он говорил с вами, он был вам симпатичен, вы до сих пор помните, как звали его ручную крысу. Я понимаю, почему вы его убили, но как вы не сожалеете об этом... Нет, не в смысле того, чтобы вернуться в тот день и поступить иначе, но хотя бы какое-то... не знаю, чувство утраты, что ли. Нет?

– Я знал его меньше суток, пацан. Он был мне симпатичен – это правда. Но отнюдь не был дорог. А знаешь, кто был мне по-настоящему дорог, ради кого я готов был башкой рискнуть?

– Такой человек существовал?

– Ага. Именно этот человек и снёс мне ту самую башку.

– За что?

– Ну, возможно, у неё и была причина. Знаешь, эти женщины, запомнят какую-нибудь хуйню, о которой ты спустя пять минут забыл, и мусолят её пока планом мести не разродятся.

– Вас убила женщина, – не сдержал Волдо мерзкую ухмылку.

– Твоё ехидство неуместно. Она много кого убила, я сам её учил.

– И всё же. Должно быть, вы не слишком-то хорошо разбираетесь в людях, раз приняли смерть от самого близкого человека.

– Прямо как твой отчим, да? – решил я ответить на обидный укол взаимностью.

– Олаф вряд ли считал меня близким человеком, – проявил Волдо похвальную выдержку. – Думаю, уйди я, он заметил бы вначале отсутствие выпивки, потом – жратвы, и уж только после этого – своего ненаглядного пасынка.

– А мать?

– Что мать?

– С ней вы были близки?

– Да, были. Я задушил её подушкой, из сострадания, поддавшись на уговоры. Нет, я не сожалею о содеянном. Но всё равно чувствую вину. Об этом вы хотели спросить? Уверен, что об этом. Не надо. Не старайтесь доказать, что между нами много общего. Это неправда. Я с вами лишь потому, что вы меня вынудили. Вы подстроили всё так, чтобы у меня не осталось выбора. И, – развёл Волдо руками, – я это принимаю. Но не пытайтесь залезть мне в душу и что-то там изменить.

Ого. Такой тирады я не ожидал.

– Ладно, понял. Я, в общем-то, и не собирался...

– Хватит, – поднялся Волдо с табуретки, неодобрительно качая головой. – Пойду... Пойду Красавчика покормлю.

– А ну стой.

– Что ещё? – замер он возле двери, недовольный моим повелительным тоном.

– Ты не слышишь?

– Не слышу чего?

Это был топот, лошадиный. Башка раскалывалась от яда, и остальные чувства притупляла боль, но и их остатков мне хватило, чтобы различить ритмичные удары восьми копыт по земле.

– Всадники. Ствол сюда! Ай, блядь! Мечи мне, живо!

Топот быстро приближался.

Борясь с тремором и дикой мигренью, я выбрался из койки и прижался к стене у двери.

– Эй, – окликнул я замешкавшегося Волдо, – брысь от окна. Под стол лезь. Если что прилетит – опрокинь его набок.

– А что может прилететь? – осведомился тот, уже сидя в своём укрытии.

– Эфка, РГО, хуй знает, магическая бомба из радуги. Если не сдержу их – беги в лес.

– А если это тот человек, о котором говорил Сезар?

– Но их двое. Он говорил про двоих?

– Нет.

Топот остановился метрах в двадцати от хижины и сменился испуганным ржанием.

– Прочь! Прочь, тварь! – донеслось снаружи, и этот голос показался мне знакомым. – Пресвятая Амиранта!!! Нет!!!

К тому моменту, как я, трясясь и шатаясь, выскочил на улицу, Красавчик успел стащить одного из всадников с лошади и сейчас трепал его уже бездыханное тело. Это можно было понять по рукам и ногам, болтающимся как у гуттаперчевой куклы, когда зубастое исчадие трясло башкой с крепко-накрепко сжатыми челюстями.

Тьерри Живоглот отчаянно боролся с лошадью, норовящей скинуть с себя лишний и мешающий бегству груз.

– Красавчик, брось! Уйди! – заорал я, стараясь уберечь уцелевшего связного от перелома шейных позвонков.

Расстроенный прерванным развлечением питомец разжал челюсти и нехотя удалился в чащу, что благотворно сказалось на ментальном здоровье кобылы и физическом самочувствии её седока.

– Шогун тебя подери!!! – совладал, наконец, Живоглот с перепуганной лошадью. – Откуда взялась эта тварь?!

– Что? А, ты про зверушку? Не обращай внимания, он просто играет.

– Чего?!

– Мы не ждали двоих. Сезар обещал прислать человека, а не людей. Извини за неудобства. Ты заходи, не стесняйся.

– Ох, Рамон... – спрыгнул Живоглот на землю и подошёл к почившему товарищу.

– Не беспокойся об этом. Красавчик доест. Пойдём.

Глава 13

Тьерри вошёл в хижину и неловко опустился на табурет. Деловитое постукивание пальцами по столешнице превратилось в нервную дробь:

– Я... – начал он неуверенно. – Сезар велел...

Здоровенный мужик с исполосованной шрамами рожей сглотнул и вперился в ствол, как девственник на первом свидании.

– Что велел? – максимально мягко подтолкнул я нежное создание к продолжению диалога.

– Передать это, – достал Живоглот из-за пазухи кожаный кисет и бросил мне.

– О... – заглянул я внутрь. – Всё здесь?

– Как договаривались. Без комиссии, – Тьерри, приложив заметные усилия, перевёл взгляд на меня и спросил: – Ты колдун?

Прозвучало это так, будто многоуважаемый деловой партнёр заподозрил, что я пидор, а перед этим мы успели как следует полобызаться, типа по-мужски.

– А что, тебе стояк наколдовать или геморрой заговорить?

– То существо во дворе... Оно не из этого мира. Верно?

– Как и я сам. Да не ссы. Твоему приятелю просто не повезло. Обычно Красавчик не убивает так быстро и без приказа. Новая обстановка, все на нервах... Понимаешь? – достал я из кисета душу и поглотил. – О-о... Волдо, тащи пожрать. Кажется, я умею плести макраме.

– У нас провизии в обрез, – сунул верный оруженосец мне под нос горбушку чёрствого хлеба.

– Гранд мерси.

– Так что? – не унимался Живоглот, глядя, как я пожираю не первой свежести углеводы. – Весь Шафбург гудит, пересказывая байку о том, как в поместье Ройтеров колдун устроил кровавую баню. И про демона.

– Дьявол тебя подери, – отложил я недоеденное лакомство и хлебнул вина, чувствуя, как зарубцовывается рана в бедре. – Неужели это так важно? Колдун – не колдун... Мы взрослые самостоятельные личности, вольные определять собственную жизнь. Какая тебе разница, провожу я ночи в благопристойных молитвах, или взываю к властителям преисподней?

Живоглот насупился и, уняв нервный тремор, вкрадчиво проговорил:

– Похоже, ты не понимаешь, в какой среде оказался.

– И в какой же?

– В той, где любая магия – смертный приговор. Я думал, что ты блефовал, но сегодня увидел... это собственными глазами. И теперь уже не уверен.

– Плохо для организации, да?

– Плохо – не то слово. Если нас с тобой свяжут, Сезару конец.

– Погоди, дружище. Поправь, если ошибаюсь. Сезару не конец, если его свяжут с преднамеренным и заранее спланированным убийством маркиза, но конец, если свяжут с колдуном, исполнившим этот заказ?

– В Аттерлянде от всего можно откупиться, кроме магии.

– Жаль тебя разочаровывать, но магия тут не при делах. Я не колдун и Красавчик не демон. Хоть и легко сошёл за него. Ты ведь родился в Оше, да?

– Да. И что?

– Я заметил, что коренные жители Оша как-то слишком болезненно относятся к любым проявлениям и даже упоминаниям магии. А вот Сезар, к примеру, о ней не заикался. И, зная модную нынче сказочку про колдуна на балу, предпочёл не избавиться от источника всеобщей тревоги, а прагматично о нём позаботиться. Сдаётся мне, эта самая магия сильно переоценена.

Живоглот состроил мрачную гримасу и осуждающе произнёс:

– Так может говорить лишь тот, кто никогда не видел грязную магию собственными глазами.

– А ты, стало быть, видел?

– Да уж, насмотрелся так, что, бывает, ночами до сих пор ссусь. Ссусь, – повторил Тьерри, подавшись вперёд и вытянув в моём направлении указательный палец, – и не стыжусь этого. А знаешь почему?

– Будь так любезен, поведай нам захватывающую историю своего энуреза.

– Потому, что в первый месяц после того случая, я не только ссался, но ещё и дристал, кровью в основном, и чаще всего, не спуская портков. А в остальное время либо орал дурью, либо слюни пускал, забившись в угол. Гляди, – выставил он левую ногу и задрал штанину.

Вначале мне показалось, что кожа на голени обезображена глубоким ожогом. Я не сразу заметил, что эти бугры и впадины не на коже. Они находились под ней, сама кость была искажена, будто её покрывали отростки, как ветвь покрывают весной новые побеги.

– У меня такое до самой задницы, – вернул Живоглот штанину на место. – Чудо, что ходить могу.

– Что произошло? – не на шутку захватила меня история энуреза Тьерри.

– Колдун – вот что. Далеко отсюда, у границы с Холмогорьем. Напоролись на него с ребятами по глупости, приняли за пилигрима, решили поразвлечься. Из дюжины выжили только двое.

– Поразвлечься?

– Ну, знаешь... Эти пилигримы... Они вечно бредут куда-то, мол, их боги направляют. Большинство таких чудаков давно тронулось умом. А мы все молодые были, дурные. Ну как над юродивым не подшутить? – Тьерри невесело усмехнулся и отхлебнул из горла моей бутылки. – Первым заговорил Рене. Он спрыгнул с телеги и взялся ходить вокруг этого «пилигрима», приговаривая: «Что тут у нас? Неужто Амиранта ниспослала бабу жаждущим ласки? Неужто-неужто?». Чёртовы пилигримы обычно носят балахоны до пят, подпоясанные, ну, навроде баб. А тот и отвечает: «Кабы горя тебе не хлебнуть с такой красавицей». Ого, думаем, какой дерзкий бродяга, ну и давай над ним всем гуртом потешаться. Толкать его стали, затрещины да пинки отвешивать. Я даже не понял, когда начался этот ужас. Сперва решил, что парни придуриваются. А их ни с того ни с сего будто судорогами пробрало. Всех, кто близко подошёл. Корёжить стало, трясти. Кто стоя корчился, кто наземь рухнул. А потом до меня дошло... Дошло, когда братья мои стали кровью блевать, а чресла их будто гуттаперчевыми сделались. Я за арбалет, а руки не слушаются. Голова как чумная. Морок обуял. И в мороке этом такое я повидал – врагу не пожелаешь. А дружки мои тем временем в воздух поднялись, прямо у колдуна над головой, и там, в воздухе-то, – произвёл Тьерри пальцами красноречивые жесты, – давай друг о дружку тереться и... Будто прорастать один в другого. Прорастать... Смекаешь? Десять человек... Одним шаром плоти стали. Не помню, как уковылял оттуда. Очнулся от дикой боли. Глаза открываю, а по мне Лука ползёт... Лука Змей. Можешь догадаться, за что он такое погоняло получил. Только, хоть и признал я его, а непохож он на себя был. Рожу перекосило, нос набекрень, скула одна вниз уехала, а изо рта хер висит. Всё равно что язык, только хер. Ага. Потому и признал. Заорал, помню, скинул его с себя и на четвереньках припустил так, как иные на здоровых ногах не бегают. Такая вот она, магия-то. Смекаешь теперь, чего допытываюсь?

– Кажется, смекаю.

– Тем лучше. Потому что придётся тебе в этот раз с магией самолично встретиться.

– Что?! – встрепенулся усердно старавшийся всё это время не отсвечивать Волдо. – Колдуны?! Нам теперь на колдунов охотиться?!

– Эй, давай-ка уймись, – постарался я утихомирить разбушевавшегося оруженосца, и снова обратился к Живоглоту: – Вижу, ты собрался перейти от лирики к практике. А ничего не забыл? Вспоминай-вспоминай. Ностальгические истории о знакомстве с энурезом, видно, отодвинули на задворки твоей короткой памяти одну крайне важную деталь – мой контакт с неучтённым храмовником. Такой был уговор.

– Как раз об этом и хотел перетереть, – усмехнулся Живоглот. – Контакт-то тебе будет. Но есть заминочка – работать с тобой он согласен только после решения своей проблемы.

– И решить её должен я?

– Это его условия, не мои. Также он просил передать, что, если проблема будет решена, ты в накладе не останешься.

– Каков интриган. Ну рассказывай, кого теперь убить.

– Одну ведьму.

– Пресвятая Амиранта! – сложил Волдо ладони лодочкой и уткнулся в них носом.

– Ведьма ведьме рознь, – продолжил Живоглот, стараясь подсластить пилюлю. – Эта большой силой не славится. Но кое-что умеет, конечно. Проблема же состоит в том, что одним из её умений является очищение душ. Нет, не такое, как у храмовников или нашего человека, не так чисто, но терпимо, мозги сберечь худо-бедно позволяет. А долю она берёт куда как меньшую.

– Банальное устранение конкурента?

– Отчасти.

– Так натравите на неё инквизицию, и все останутся довольны.

– Дело в том, что наш человек хочет душу ведьмы. Сам понимаешь, обладающих таким даром встретишь нечасто. А поглощение их души... коллегой может дать последнему бесценный опыт.

– А мне?

– Как я уже говорил, наш человек обещал щедрую награду.

– Я не об этом. Если я поглощу душу ведьмы, мне перепадёт бесценный опыт? Ну, как с плетением макраме только что. Чёрт, при случае надо обязательно купить нитки и тесьму. Аж руки чешутся.

– Души – не макраме, – состроил Живоглот кислую мину. – Для этого нужен дар. Дар, получаемый с рождения. Это даже не магия, а нечто совершенно иное, это нельзя изучить или перенять, как опыт. Можно только оттачивать уже имеющееся мастерство. Для этого нашему человеку и нужна душа ведьмы. А ты, если поглотишь её, попросту похеришь всё. Ясно? Подтверди, – обратился Тьерри к Волдо, видя скепсис на моём лице.

– Ну, – начал тот неуверенно, – мне не приходилось слышать, чтобы кто-то получал дар, поглотив душу храмовника. Впрочем, мне вообще не приходилось слышать о таких поглощениях.

– Короче, – разочарованно махнул рукой Живоглот, – как я и говорил, тебе это нихрена не даст, разве что научишься зелья из крысиных жоп варить.

– Тоже полезно, – пожал я плечами.

– Но не настолько полезно, как покровительство Сезара. А ты его точно лишишься, если совершишь эту глупость, да ещё и врага наживёшь. Вряд ли тебе такое нужно.

– Ну ладно, – принял я к сведению небезынтересные аргументы, – положим, я согласен с выдвинутыми условиями. Кто-то знает где искать эту вашу ведьму?

Лицо Тьерри вдруг обмякло и вытянулось:

– Рамон... – мотнул он башкой в сторону двери.

– О... Прелестно.

– Да, Шогун подери твоего демона! Для того я и взял его с собой!

– Что, он тебе даже в общих чертах координаты не поведал?

– Какие нахер общие черты в лесах?!

– Спокойно. Волдо, будь добр, принеси душу безвременно почившего раба божьего Рамона, если тебя не затруднит.

Пацан, вздохнув, отправился собирать скудный урожай, а Живоглот уставился на меня с немым вопросом во взгляде.

– Есть идеи получше? – развёл я руками.

– Неочищенную? – скривился Тьерри так, что стал похож на сухофрукт с глазами.

– А у тебя в запасе день-другой, чтобы смотаться до вашего человека и обратно? Нет? Так я и думал.

– Жуткое месиво, – пришёл бледный как последнее слово растратчика Волдо и положил на стол душу.

– Сука, даже смотреть на это не хочу, – демонстративно отвернулся Живоглот.

– Ну так зажмурься и вперёд.

– Что? – вернул он свое бесценное внимание моей скромной персоне.

– Ты же не думал, что поглощать её буду я? Ой, прости... Так и было? Как неловко. Но, видишь ли, мне абсолютно поебать на твои проблемы с поиском цели, я вписался лишь в её ликвидацию. Не приведёшь меня к ней – можешь возвращаться к Сезару и передать, что Кол крайне... Нет не так. КРАЙНЕ недоволен исполнением ранее оговорённых условий, и, скорее всего, уже где-то поблизости, дабы урегулировать разногласия в присущей ему манере. Да, не забудь отвесить глубокий реверанс.

– Это угроза?

– Нет, блядь, клятва в вечной любви. А теперь взял душу и всосал, жадно, страстно, самозабвенно.

Живоглот сглотнул и перевёл взгляд с моего лица на согреваемый ладонью эфес моего стилета.

– Ты меня расслышал? – поинтересовался я, после секунд десяти бесплодного ожидания.

– Что?

– Приступай.

Дрожащая рука Тьерри наконец отпустила край столешницы и нерешительно потянулась к мерцающей сфере.

– А почему я? – остановился он на полпути и ткнул пальцем в сторону Волдо: – Пусть пацан поглотит!

– Чего?! – не проявил тот понимания.

– Он молодой, здоровый, его не проймёт. Серьёзно, покорёжит слегка, да и всего делов. А меня может так разъебать, что потом никакого толку не будет. И всё, конец затее.

– Я не буду! – решительно затряс башкой пацан, тыча пальцем в душу.

– А я лучше сдохну, чем к этому прикоснусь, – выдвинул контраргумент Тьерри. – У меня и без того багаж приличный!

– Дело твоё, – пожал я плечами. – План «Б» тебе известен, пиздуй к Сезару, а мы пока займёмся приготовлениями. Я не прощаю долгов.

– Послушай, – возложил Живоглот ладошки на стол. – Рамон... Этот ублюдок был...

– По мужикам?

– Если бы. У него на покойников вставал. Можешь не верить, но эта скотина совала своё хозяйство только в остывших баб. А я дохляков страсть как не люблю. Если эта херня мне передастся...

– Не переживай, обещаю подобрать тебе умеренно тёплую компанию.

– Вот дерьмо...

Живоглот крепко зажмурился и сомкнул непослушные пальцы на душе некрофила.