Текст книги "Жатва. Том 1 (СИ)"

Автор книги: Артем Мичурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

Глава 4

Ночка выдалась тяжёлой. Мы с без конца размазывающим сопли по щекам Волдо ходили от дома к дому. Он стучался и жалостливо просил о помощи с отчимом, ибо у того «Сердце остановилось! Он не дышит! Синий весь! Пресвятая Амиранта! Не знаю, что делать!», а я входил следом через открытую сердобольными соседями дверь и освобождал ценный энергоресурс из узилища их бренных тел. От дома к дому, от дома к дому... Только с рассветом остающиеся в живых крестьяне почуяли неладное и, подняв крик, попытались спешно покинуть малую родину. Но Красавчик им этого не позволил. А когда во всей деревеньке не осталось никого, кроме нас троих, пришло время приступать к обещанной инсценировке нападения стаи неведомых плотоядных тварей. Так как плотоядная тварь уже обожралась Олафом, пришлось ограничиться лишь растерзанием трупов в местах колото-резаных отметин. Но, в общем и целом, всё вышло достаточно натурально. Волдо, пока я добросовестно занимался мародёрством, не поленился изобразить в интерьерах следы борьбы и отчаянного сопротивления. Хотя, как по мне, сопротивление выглядело вяловато, но лучше, чем ничего.

Деревушка называлась Щедрый луг. Забавно. И ведь не поспоришь. Мы покинули её с одиннадцатью душами на кармане, тремя увесистыми кошелями монет и кое-каким приданым, но – упаси боже – не «солдатским», а в виде серебряной утвари, потенциально ценных безделушек и весьма любопытного стилета. Последний был прямо всамделишный – с серьёзной гардой, веретенообразной рукоятью и тридцатисантиметровым плавно сужающимся клинком с тремя гранями, разделёнными глубокими долами, без малейших признаков режущей кромки. Никогда такими не пользовался, только в книжках видел. По мне так кинжал функциональнее. Но то было... Там. А здесь, судя по увиденному, подобная пырялка может пригодиться, если какая душа под доспех запрятана. Так что архаичный инструмент для перфорации бронированной мякотки немедля занял место на ремне.

Одну из добытых душ я скормил Красавчику. У того шкура грубела буквально на глазах, в некоторых местах начала трескаться и кровоточить. Похоже, бедолага погиб в огне. Надеюсь, он, как и я сперва, не успел этого понять. Волдо был не на шутку удивлён, когда увидел, что Красавчик поглотил душу:

– Как он это сделал? Разве это не...?

– Животное? – подсказал я.

– Ну да.

– Частично. А что, животные в Оше души не имеют?

– Нет, только разумные создания.

– Очень сомневаюсь, что наличие души связано с уровнем интеллекта, иначе процентов восемьдесят людей ею бы не обладало. Всё упаковал?

– Угу, – поднял пацан два внушительных тюка.

– Тогда грузи и в путь, больше тут ловить нечего.

Двигать решено было в Шафбург – ближайший город, по словам Волдо. Кроме своей близости сей населённый пункт привлекал меня тем, что в нём имелся скупщик, хорошо знакомый Волдо, благодаря пропойце отчиму. А ещё мы планировали отыскать там неучтённого церковью храмовника. Хотя эта задача обещала доставить немало головной боли и финансовых затрат, я готов был с этим смириться ради собственного психического здоровья. Да и ради Красавчика тоже.

– Что-то его колотит, – положил я руку на мелко трясущуюся мешковину, укрывающую будто бы третий тюк на нашей телеге, запряжённой непривычно огромной гнедой кобылой. – Интересно, чью душу мы ему скормили. У вас эпилептиков не водилось?

– Эпи... что?

– Не важно. Ты говорил, до этого вашего Шафбурга два дня. Это пешком?

– Угу.

– Значит, на кобыльей тяге к завтрашнему полудню доберёмся?

– Где-то так.

Волдо всё ещё всхлипывал и шмыгал носом, мысленно переживая события минувшей ночи.

– Хорош уже, – пихнул я его в плечо. – Так сложились обстоятельства. У тебя не было выбора.

– Это неправда, – процедил он, крепче вцепившись в поводья.

– А ты думай, что правда. Какой толк убиваться по тому, чего уже не исправить?

– Мы совершили чудовищное зло, – потряс он башкой, будто пытался скинуть лезущих туда бесов. – Непростительное. Шогун нас за это будет вечность в кипящем масле жарить.

– Это что ещё за хрен?

– Она хозяйка загробного царства.

– Баба? Типа Сатаны с мандой?

– Не надо так...

– Боишься, покарает? Понимаю. Когда душу в руках можно подержать, это, конечно, облегчает процесс погружения в религиозные байки.

Волдо засопел и бросил на меня через плечо испепеляющий взгляд:

– Вы ничего не знаете об Оше.

– Я знаю достаточно, чтобы сделать нужные выводы. Во-первых, Ош – чертовски перспективное местечко. Во-вторых, не желаешь, чтобы твоя охочая до приключений жопа угодила в кипящее масло – просто, не умирай. А, как тебе такой план? Кушай души и живи вечно! – всплеснул я руками, на что Волдо снова замотал головой.

– Рано или поздно...

– Ну что ты заладил? Семнадцать годков только отмучился, а уже брюзжишь как старый дед. Радуйся жизни. У тебя случился охеренный прорыв, я тебя, можно сказать, за уши из болота вытащил и указал верный путь к светлому будущему. Слушайся дядю Кола, и непременно станешь успешным преуспевающим членом местного социума.

– Дядю?

– Кстати, надо легенду сочинить. Вот чего ты ответишь, если кто спросит, мол, что это за мужик с тобой?

– Дядя? Да... Двоюродный. По материнской линии. Метцгер. Кол Метцгер. Из Лейцига. Он далеко, вопросов про знакомства будет меньше. А сам по делам приехал, на заработки. Каменщиком работу ищет, в Лейциге строительства давно нет. Годится?

– Более чем, – покивал я, весьма впечатлённый сообразительностью моего новоявленного протеже. – Ты раньше никакими тёмными делишками не промышлял?

– Нет. Раньше я ни единого геллера не украл и мёртвых только на городской площади видел... Не считая мамы.

– Что ж, старт у тебя выдался мощным. Мои поздравления.

Волдо ничего не ответил, и я тоже решил дать языку передышку.

Дорога петляла между невысокими холмами и рощами раскидистых деревьев похожих на вековые дубы, чьи стволы и ветви были раздуты и перекручены, будто их артрит разбил, ветер гнал по небу кучевые облака, а подбирающийся к зениту Рутезон бросал свой розоватый свет на эту пасторальную картину. Как вдруг...

– Пру-у! Не спеши, родная, – из ближайшей рощи выскочили пятеро мужиков, один сноровисто тормознул нашу удивлённую нежданным знакомством кобылу, а четверо других окружили телегу.

Волдо застыл, будто парализованный.

– Чем обязаны такому радушному приёму, господа? – поинтересовался я, нащупав рукоять меча.

– Гляди-ка, – осклабился здоровяк в латаной-перелатаной кожанке и с причудливым беретом на заросшей башке, – воспитанный. Что в телеге?

– Да ничего интересного, тряпки, посуда. С племяшкой вот до городу двинули, работу найти думаю, этим... каменщиком.

– Каменщиком, значит? – ощерился гордый обладатель берета ещё шире и обвёл взглядом своих подельников. – Во даёт.

– А что, – взяла меня досада из-за такого предвзятого отношения, – не похож?

– Да моя дочурка скорее за него сойдёт. Ладно, хорош языком чесать, скидывай добро и можете проваливать.

Так... Один держит лошадь, один за спиной с копьём, двое напротив – с топором и палашом, и один слева с цепом. Нужен раж, а на него нужно время.

– И рад бы, – подтянул я под себя ногу, чтобы вскочить половчее, – да с добром у нас туговато.

– Чего? – здоровяк недобро прищурился и положил свой палаш обухом на плечо, чтобы было лучше видно. – Жизнь не мила?

– Это очень сложный вопрос, так сразу не ответить, а дела зовут. Давайте обсудим на обратном пути.

– Ты умом что ли тронулся?

Электрическое покалывание пробежало вдоль позвоночника.

– «Умом» – не совсем верное определение. Здесь скорее нужно говорить о психике, а она к уму – то бишь интеллекту – относится слабо. Знавал я одного доктора, так у него чердак капитально протекал, но как зайдёт с тем доктором разговор про высокое да сложное – вот уж там умище-то наружу лез, что твоё говно с большого перепугу.

– Последний раз предлагаю, по-хорошему.

Надпочечники засучили рукава и принялись за дело. Сердце заработало с удвоенной скоростью. Лёгкие насыщали кровь кислородом с такой самоотдачей, что говорить стало трудно:

– Похоже... На... Угрозу?

Повисла немая пауза. Взгляд здоровяка сместился мне за плечо, и увенчанная беретом голова едва заметно кивнула.

Я услышал, как стоящий позади романтик с большой дороги резко выдохнул, и как его нога зашуршала по земле. Наконечник копья пролетел нам моим правым ухом, когда я кувыркнулся влево и хлопнул по «тюку». Думаю, вооружённый цепом лиходей даже не понял, что произошло. Красавчик выскочил, как чёрт из табакерки, и вцепился зубами в бандитскую рожу. Стоящий напротив экспроприатор замахнулся топором... Но раж уже пришёл, с ноги открыл дверь, дал подсрачника заторможенным рефлексам и принял управление моим телом на себя. Меч описал широкую дугу и прошёл сквозь тушку топорщика, разрубив ту от левой ключицы до правого бока. Подогнувшиеся колени свежего трупа ещё не коснулись земли, когда клинок моего меча пробил грудь в латаной-перелатаной кожанке, вышел наружу и снёс нахер башку в причудливом берете. Клянусь, пока она летела, глаза округлялись, а рот пытался что-то сказать. Наверное, «Счастливого пути». Наблюдавший за этой батальной сценой любитель чужих кобыл смекнул, что сегодня у него не выгорит и бросился наутёк. Я подобрал с земли топор и швырнул ему в след с наилучшими пожеланиями. Тот угодил обухом аккурат промеж лопаток спринтера. Красавчик тем временем, размолов череп одного, переключил своё пристальное внимание на второго засранца. Тот отступал к роще, держа перед собой копьё и тщетно стараясь попасть им в строящего свои нехитрые планы четвероногого людоеда. Уклонившись от очередного выпада, Красавчик сомкнул челюсти на древке и перекусил его. Опешивший копейщик потянулся за ножом, но живой ком ярости снова оказался проворнее. Рука влажно хрустнула и повисла. Копейщик, вопя, что есть мочи, повалился на землю...

Иногда мне кажется, что в Красавчике гораздо больше от человека, нежели от животного. Животное в схватке за жизнь всегда убивает наиболее быстрым и эффективным способом, но только не этот столичный франт. Нет, Красавчик любит оттянуть момент умерщвления, насколько позволяет ситуация. Понимаю его, потому и не вмешиваюсь. Волдо тоже решил не встревать со своими высокоморальными принципами, он продолжал сидеть в неизменной позе, и я уже забеспокоился, не хватил ли пацана паралич в самом деле.

Красавчик отпустил изувеченную руку и неспешно обошёл резко притихшего копейщика, принюхиваясь. Он совершенно сознательно пугал свою добычу, демонстрируя готовность вцепиться то в лицо, то в горло, то в пах. Вдоволь насладившись внушённым ужасом, Красавчик остановился и ненадолго замер, глядя на меня, словно гончая, придушившая лису и ждущая похвалы от хозяина. И как только жертва чуть расслабилась, четвероногий садюга бросился на неё. Оскаленная морда уткнулась копейщику в живот и заходила из стороны в сторону с бешеной скоростью, так, что даже я, не отошедший ещё от ража, видел лишь мешанину из бурых пятен в облаке летевших во все стороны лоскутов гамбезона. Очень скоро к тряпью добавились брызги крови. Копейщик скорчился, вопя и тщетно отбиваясь здоровой рукой от вгрызающегося в него чудовища. Голова Красавчика прокладывала себе дорогу, как горный бур в породу. Выхваченные из живота кишки серпантином разлетелись по земле. А копейщик всё продолжал дёргаться и орать. Пока не раздался поставивший точку хруст перекушенного позвоночника. Красавчик вынул окровавленную голову из раскуроченной добычи и довольно облизнулся.

– Соберись, – хлопнул я по спине согнувшегося в рвотных спазмах Волдо и направился к неудачливому бегуну, ничком лежащему на дороге.

– Ты как, дружище? – отбросил я в сторону топор, забрал тесак из ножен и ногой перевернул бессознательное тело на спину. – Похоже, не очень. Красавчик, освежи клиента.

Кровожадная бестия нехотя подошла и – мне не померещилось? – буркнув нечто похожее на «дерьмо», облизала разбойничью физиономию.

Шершавый как наждачка язык вкупе с чертовски зловонной смесью слюны, крови и начинки пущенного на серпантин кишечника довольно быстро привели отдыхающего в чувства.

– А-а-а!!! – было первым, что он изрёк, обнаружив перед глазами жуткую зубастую морду. – Не надо! Я... Я... Они меня заставили! Это правда, мне...

– Залепи хлеборезку и слушай внимательно.

Бегун часто закивал, выражая неподдельную готовность к бескорыстному сотрудничеству во искупление былых прегрешений. До чего же благотворно влияет на людей общение с домашними питомцами.

– Где ваш лагерь?

– Вон! – хотел вставший на путь исправления преступник амплитудно махнуть рукой в сторону рощи, но близость зубастой пасти вынудила его ограничиться осторожно вытянутым указательным пальцем.

– Сколько в лагере человек?

– Некого! Клянусь!

– Награбленное там?

Перевоспитуемый собрался было дать волю языку, но нехорошие мысли – эхо преступной жизни, не иначе – заставили его убавить прыть и озаботиться судьбой собственной шкуры вместо того, чтобы сделать мир вокруг лучше.

– В тайнике. В хитром.

– О... Какая досада. Но ты ведь нам покажешь?

– А отпустите?

– А почему бы и нет? Волдо, ты как считаешь, отпустим этого доброго человека, коли на тайник нам укажет?

Тот доблевал остатки желудочного сока, утёрся рукавом и кивнул.

– Ну, – развёл я руками, – раз никто не против, так тому и быть. Веди.

– Клянёшься? – осторожно поднялся наш добряк на ноги.

– Матерью клянусь, всем святым, слово чести, – проникновенно изрёк я и приложил ладонь к сердцу. – Шагай уже. Добрые дела сами себя не сотворят.

Глава 5

Мой провожатый, боязливо косясь на бездыханные тела товарищей, перешёл через дорогу и направился к роще.

– Как ты это сделал? – набрался он, наконец, храбрости для вопроса.

– Что сделал?

– Убил Курта и Штефана. Я глазом моргнуть не успел, как у этого засранца башка с плеч слетела. Как?

– Ах ты об этом... Небольшая магия, только и всего.

При слове «магия» храбрец вжал голову в плечи и шарахнулся от меня, будто бойня на дороге не в достаточной степени раскрыла мой потенциал, и основные неприятности обещали затмить всё ранее виденное:

– Магия?!

– А ты думал, я очко скипидаром подмазал? Всем время от времени нужно немного волшебства, – проделал я быстрые манипуляции пальцами на манер ярмарочного фокусника, отчего мой единственный, но крайне благодарный зритель, буквально упал на жопу и закрыл голову трясущимися руками. – Ну, или не всем. В любом случае тебе лучше подняться и продолжить путь к тайнику, пока я не превратил тебя в мясной салат с требухой под кисло-сладким красным соусом.

Мои едва уловимые гастрономические намёки возымели эффект, и восхищённая представлением публика пришла в движение, ещё не успев встать с четверенек.

– О, уютно тут у вас, – попробовал я на прочность один из трёх шалашей, попинав ногой нехитрую конструкцию, когда мы, наконец, добрались до лагеря. – Давно обосновались?

– Недели не прошло, – буркнул недовольный хозяин милого гнёздышка.

– Ну, показывай плоды трудов своих праведных.

Тот нагнулся и откинул скрывающий углубление в земле настил, кое-как замаскированный дёрном и ветками:

– Вот.

– Хм, думал, будет похитрее. Это я и сам бы отыскал.

Мастер маскировки сглотнул и, не отводя от меня взгляд, выудил из ямы два мешка:

– Тут немного, но уж что есть. Дорога-то не самая оживлённая.

Внутри демонстрируемых мешков лежали сапоги, ремни, фляги, походная посуда, кисеты и прочая ерунда, какую удалось снять с отнюдь не состоятельных путников.

– А души? – поинтересовался я на случай, если такая мелочь вдруг ускользнула из памяти моего благодетеля.

– Нет, – замотал тот башкой, скорчив до умиления обескураженную рожу. – Мы ж не звери, мы только по вещичкам, да по звонкой монете.

– А монеты?

– При Штефане, на поясе у него, в кошеле. Ну что, – робко оправился незверь, – я пойду?

– Разумеется, как только манатки к телеге отнесёшь. Ты же не думал, что я попру их сам?

– А... Нет, нет, конечно, – схватил он мешки и потопал в обозначенном направлении.

Волдо тем временем собрал свежий урожай с трупов и сидел в телеге, стараясь не смотреть, как Красавчик лакомится мозгами одного из бедолаг.

– Кидай туда, – указал я нашему разнорабочему место новой дислокации народного добра. – Где сбывать это барахло планировали?

– В Шафбурге. Где же ещё? – пожал тот плечами, освободив их от поклажи.

– Поподробнее.

– Есть там скупщик, Тьерри Живоглот его звать. Спроси в кабаке «Весёлый звонарь», возле рыночной площади.

– Должно быть, милый парень.

– Ещё бы, – ощерился мой информатор.

– Слушай, – по-дружески положил я левую руку ему на плечо, – раз уж ты в таких делах толк знаешь... Не подскажешь ли человечка, который мог бы за разумное вознаграждение очистить немного завалящих душ?

Тот резко помрачнел и воззрился на меня почти умоляюще:

– Да откуда? Говорю ж – не по этой мы части.

– Уверен?

– Как на духу...

Клинок вошёл аккурат под грудину. Левой рукой я уперся в плечо недоумённо таращащего глаза лиходея, резко выдерну меч и тут же нанёс рубящий удар, целя в шею... Но что-то пошло не так.

– Святая Амиранта! – запричитал Отто, наблюдая, как я пытаюсь высвободить клинок, засевший в левой скуле всё ещё живого, вцепившегося мне в плащ негодяя. – Зачем вы это сделали?!

– Сука... Промазал. Да отвали ты! – вырвал я, наконец, меч из перекошенного лица и отпихнул докучливого простолюдина.

Тот повалился на спину, хватаясь то за живот, то за рожу, и заливаясь кровью.

– Зачем?! – не унимался Волдо.

– Хотел повторить. В прошлый же раз здорово получилось. А в этот – херня вышла. Надо больше практиковаться.

– Вы поклялись не убивать!

– Кому?

– Ему! – спрыгнул Волдо с телеги, тыча пальцем в корчащегося на земле клятвополучателя.

– Ты серьёзно?

– Клятвопреступление – страшный грех! Вы всем святым клялись!

– Пацан, – воткнул я меч в сердце обманутого раба божьего, чем прекратил его прижизненные страдания, – считаю, тебе нужно кое-что усвоить. И можешь считать это основным правилом общения с окружающими. Любая особь, прямоходящая или нет, которая не представляет для тебя интереса в перспективе – всего лишь вещь.

– Вещь?!

– Точно. Предмет из костей, потрохов и мяса. Ты бился когда-нибудь пальцем ноги о тумбочку?

– Что?

– О тумбочку пальцем. Ну, знаешь, идёшь ночью поссать, хуяк мизинцем об эту подлую мразь, притаившуюся в темноте – больно пиздец. Не знаю, как ты, а я всегда на неё ору, на тумбочку. Но при этом я понимаю, что она просто вещь. Мне не будет стыдно, что я проявил слабость перед ней, не сдержался, может быть, даже пустил слезу. Тумбочке я могу сказать абсолютно всё. Могу материть, могу угрожать, умолять о прощении, обещать невыполнимое, клясться всем святым. Понимаешь? Это ведь просто предмет. Так же и здесь, с той лишь разницей, что этот предмет, – указал я на теперь уже совершенно точно неодушевлённую вещицу, – может стать чем-то полезен, услышав определённые слова. А ради благого дела мне слов не жалко, любых.

– Так, по-вашему, и я только вещь?

– Ну что ты. Разве я стал бы так долго и красноречиво распинаться, относись к тебе подобным образом? Нет, конечно. С тобой меня уже кое-что связывает и...

– Я представляю интерес, в перспективе.

– Не без этого.

– А потом? Что произойдёт, когда я перестану быть полезен?

– Мы расстанемся друзьями. Поверь, я не уничтожаю всё на своём пути. Просто, от него мёртвого пользы больше, чем от живого. Здоровый прагматизм и только. А в твоей смерти я совсем не заинтересован. Ты умный парень, на тебя можно положиться и ты мне нравишься. Хотя один косячок за тобой всё же есть.

Волдо изобразил лицом вопрос.

– Каменщик, – напомнил я.

– Думаю, дело в ваших руках, – улыбнулся он виновато. – Они слишком...

– Не трудовые?

– Да.

– И кем же тогда быть? Может, бродячим торговцем?

Волдо поджал губу, размышляя, и одобрительно покивал.

– Ну и отлично. Благо, товара у нас хоть отбавляй. Обшмонал их? – кивнул я на трупы.

– Души собрал, – полез Волдо за пазуху.

– Оставь. Мы ведь доверяем друг другу. А кошельки, карманы проверил? Ё-моё, пацан, да ты с них даже волыны не снял, а они, небось, чего-то стоят, – присел я возле декапитированной тушки главаря и тут же обнаружил на поясе приятно позвякивающий кошель. – Ну вот. Неплохо скопил гробовых. Штефан, или как тебя там, не обессудь, придётся обойтись без оркестра. Ого, цацки! Гроб тебе тоже ни к чему, будь попроще. А это у нас что, неужели то, о чём я думаю? Срань господня, откуда у этого богобоязненного мужчины целая пригоршня душ? Заберу-ка я их, чтобы злые языки об усопшем дурного болтать не начали. Племяш, чего сидишь без дела? Давай, помогай. Надо восстановить ребятам добропорядочный образ, их явно подставили.

Волдо со вздохом спрыгнул с телеги, всем своим видом стараясь показать, что не одобряет мародёрства, но улыбку сдержать не сумел:

– Зачем вы расспрашивали этого разбойника о скупщике? – присел он возле разрубленного по диагонали тела и, морщась, ощупал карманы. – Я же сказал, что у меня есть человек в Шафбурге.

– Ну, таких людей много не бывает. Обычно, они знают куда больше, чем требуется для скупки краденого, но редко делятся своими секретами. А нам нужны не только деньги, ты же понимаешь. Нам нужен чёртов храмовник на вольных хлебах. Если твои источники нужного результата не дадут, мы обратимся к другим.

Я подобрал лежащую рядом голову Штефана и, позаимствовав у усопшего нож, занялся осмотром её ротовой полости.

– Что вы делаете? – скривил Волдо рожу настолько кислую, что у меня аж изжога разыгралась.

– Коронки, – пояснил я, поудобнее ухватившись за бороду. – Не пропадать же добру. Давай научу. Смотри, берёшь нож и режешь от края рта к уху. Та-а-ак. Потом с другой стороны. Теперь надо придавить, ладонью в лоб, пальцами цепляешься за надбровные дуги. А второй рукой с силой давишь на подбородок, чтобы нижняя челюсть двигалась к груди пока... Пока не раздастся характерный треск, вот такой. Теперь всё оральное богатство на виду и призывно поблёскивает, умоляя его выковырять. Можно, конечно, засунуть пальцы в рот и потянуть в разные стороны, держась за зубы, но я не рекомендую. Велика вероятность пораниться. А тут столько всякой болезнетворной дряни, что безопаснее сунуть хер в дохлую портовую шлюху. Эту историю я как-нибудь позже расскажу. А пока... Вот она, наша сверкающая прелесть. Берём нож поближе к кончику, прямо вот так, за клинок, и аккура-а-атнеько сковыриваем её с этого гнилого пенька. Некоторые поступают проще – берут что-нибудь тяжёлое и расхерачивают челюсти в хлам. Опять же, не рекомендую. Коронки мягкие, легко сминаются, а стягивать их с выбитых зубов то ещё удовольствие. Лучше уж чуток побольше времени потратить, но чтоб сразу начисто. Понял? Ну, давай, попрактикуйся, – кивнул я на разверстую пасть в крайне запущенном состоянии, отчего Волдо, державшийся молодцом на протяжении всей лекции, таки согнулся и предпринял попытку выблевать собственный пищеварительный тракт, едва не увенчавшуюся успехом.

– Нет, – замотал он башкой, продышавшись. – Пожалуйста.

Вот срань. У пацана аж губы посинели.

– Ладно-ладно, как-нибудь в другой раз попробуешь. Опыт – дело наживное.

– Спасибо. У меня слабый желудок. С детства не могу на мёртвых спокойно смотреть. Однажды прямо на городской площади вырвало.

– Как ты сказал? – следил я за синюшными губами Волдо, всё больше проникаясь мыслью, что происходит нечто противоестественное.

– Я... сделал что-то не то? – оробел вдруг пацан.

– Повтори последнюю фразу.

– Ну... Однажды меня прямо на городской площади вырвало, – произнёс он полувопросительно и замер, испуганно наблюдая за моим взглядом, сфокусированном на губах. – Что не так?

– Твой рот. Какого чёрта он двигается невпопад со словами? Ты что, сраный чревовещатель?

– Ах это, – выдохнул Волдо с облегчением.

– Да! Выглядит пиздец стрёмно.

– Благословение Амиранты.

– Яснее не стало.

– Все разумные существа в Оше способны понимать друг друга, хотя и говорят на разных языках. Я сейчас произношу не те звуки, которые вы слышите, хотя их смысл передаётся вам предельно точно. Но это происходит, если я сосредоточен на смысле сказанного. А если я сосредоточусь на произношении, получится так – du bist ein dummer remder. Видите?

– Нихрена не понял, но теперь твой рот двигался в такт словам. Какая-то нездоровая поебень. Погоди-ка! – мой взгляд переместился на отстранённо наблюдающего за нашим диалогом Красавчика. – Иди сюда. Скажи что-нибудь.

Красавчик подошёл, сел и вопросительно склонил голову набок.

– Не придуривайся, я в курсе, что ты меня понимаешь. Говори.

Но упрямая скотина продолжала молчать.

– Знаешь, что... – начал я спокойно и в следующую секунду заорал: – Медведь!!!

– Где?!!! – вскочил Красавчик, как ужаленный, и завертелся на месте, ища глазами, в какую сторону не стоит драпать.

– Попался!

– Сука!

– Следи за языком. Хе-хе, забавно. Скажи ещё что-нибудь. Я, например, давно хотел узнать, на кой чёрт ты яйца лижешь. Нет, я бы ещё понял, если б речь шла о личной гигиене, но ведь ничего кроме яиц ты не лижешь. Так зачем?

Красавчик, глядя мне в глаза, демонстративно сел, задрал лапу и...

– Вот и поговорили. Ладно, пора тут закругляться. Волдо, проинвентаризируй мешки. Оставь только самое ценное, сапоги и прочую хрень выбрось. В конце концов, мы же торговцы, а не разорители могил. А с тобой, – ткнул я пальцем в направлении всё ещё занятого самоудовлетворением онаниста, – мы ещё поговорим. Марш в телегу.