Текст книги "Жатва. Том 1 (СИ)"

Автор книги: Артем Мичурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

Глава 34

До чего же унизительно. Быть зашитым в мешок из-под картошки – это куда хуже, чем путешествовать в ящике из-под КПВ, как довелось мне в солнечном детстве. Там был налёт какой-никакой шпионской романтики, там пахло сосной и оружейной смазкой, здесь же воняло землёй и гнилью, а я чувствовал себя не живым оружием, а сраным овощем, придавленным сверху такими же бедолагами, приговорёнными к поварскому ножу.

Несколько часов до погрузки в телегу мы провели, беседуя с Руйбе об устройстве этого жестокого несправедливого мира и в особенности той его части, что располагается за КПП замка Кринфельзен. Известно хозяину полей было немного, как и следовало ожидать, но худо-бедно сориентировать на начальном этапе проникновения он нас сумел. Ну так, на полшишечки. Из его рассказа я понял, как идти от склада, чтобы умертвить поменьше народу на пути. И – что куда важнее – кого прихватить с кухни в качестве проводника. Стражников на эту ответственную должность брать категорически не хотелось ввиду их общего скудоумия и возможного упрямства, развившегося на фоне присяги, долга и прочей хуеты. А вот работники ножа и поварёшки подходили нам как нельзя лучше. И конечно же это была та самая повариха. А как иначе, когда полезность – единственная бронь от неминуемой смерти? Я попросил описать сию роковую женщину, и надо было видеть, как Руйбе краснел и мялся, давая словесный портрет своей шлюшки в присутствии источающей подозрительность жены. Особенно ловеласу пришлось попотеть, подбирая слова, заменяющие просьбу «Только не убивайте её». В конце концов он сформулировал это так: «Тельма глуповата, но ей хватит ума не поднимать тревогу, учитывая оказанное вам содействие. Ведь она фактически станет вашей подельницей». Очень мило.

Первое КПП, на границе места обиталища черни с кварталом привилегированных зажиточных горожан, мы миновали, лишь слегка притормозив. А вот на втором груз шмонали капитально, и я порадовался, что позволил Руйбе настоять на своём при погрузке нас в телегу. Сейчас вес мешков с овощами, давящих сверху, казался даже приятным. Конечно, в случае чего можно было бы начать жатву прямо тут, но тогда возникал серьёзный риск, что все решётки будут опущены, мосты подняты, двери заперты, а планы похерены. Какой бы действенной ни была магия крови, через крепостную стену она не перенесёт. Впрочем, то же самое касалось и внутренностей замка, а потому восторженный план баронессы годился с большими оговорками. Не оставлять живых позади – хорошо, но неплохо бы делать это так, чтобы живые впереди ни о чём не догадались. И валить стражу снаружи – верный способ нарушить второе условие, как и убивать любезного Руйбе, ведь мёртвым он не сможет вернуться, что вызовет совсем ненужные вопросы. А дальше одно за другое, и вот мы уже варимся в кровавом киселе, кольцом разлившемся вокруг нашей высокородной и недосягаемой цели. Нам такое не надо. Поэтому на начальном этапе этого марафона пришлось действовать осторожно – мочить без шика, прятать без шума. Путь от склада до кухни занял шесть трупов, включая троих грузчиков и кладовщика. На кухню мы явились в полной уверенности, что и ту всё пройдёт гладко и бескровно. Так бы и вышло, если бы ни чёртов шеф.

– Минутку внимания, господа! – вошёл я в кухню, оставив Волдо и Красавчика у двери. – Сегодня у нас внеплановая проверка! Быстро всё положили, потушили и собрались передо мной!

– Проверка? – насупился жирный хмырь в высоком колпаке, перекинув полотенце через плечо. – Почему меня не предупредили?

– Потому что она внеплановая, гений. Так, кто тут Тельма?

– Нет, постойте, – не унимался жирный. – По какому поводу проверка? Кто организовал? И кто вы такой, Шогун вас дери?! – смерил он меня неодобрительным взглядом.

– Кто я такой? – уткнулся мой большой палец в мою раздираемую досадой грудь. – Я тот, к кому обращаются, когда нужно навести порядок в свинарнике. Я крысолов.

– Что за чушь?! – аж побагровел жирдяй. – На мой кухне отродясь крыс не было! Кто сказал, что здесь крысы?! Это Тельма?! – обернулся он к стоящим позади поварам и уставился на пышногрудую рыжуху. – Это ты брякнула, шлюха?!

– Нет, я не… – попыталась та оправдаться, но тут же схлопотала по сусалам.

– Лживая дрянь!

– Эй! – вмешался я в это непотребство, по привычке достав стилет. – А ну отойди от неё.

– А иначе? Пырнёшь меня? Что ты за крысолов такой? – взял шеф со стола увесистый тесак и прищурился, изучая благородные черты моего лица. Видно, что-то ему в них не понравилось, потому как в следующую секунду жирдяй охнул и заорал, что есть мочи: – Зовите стражу!!! Это мясник!!!

Ещё до того, как шеф осел, обзаведясь новым технологическим отверстием в черепе, его подручные бросились врассыпную.

Кухня – не то место, где можно разгуляться. Тут повсюду были столы, шкафы, печи и жаровни. Но народ рассредоточился не хуже тараканов ночью, когда внезапно включили свет. Рванувшие в сторону двери, через которую я вошёл, столкнулись с Волдо и Красавчиком, заглянувшими на звуки веселья. А вот теми, кто припустил к противоположной – пришлось заняться мне. Хорошо, что проходы между столами были узкими и сквозными, это позволило, оставаясь на месте в сжатые сроки организовать у двери целый мемориал жертвам заболеваний системы кровообращения из этих самых жертв. Я, потеряв много сил, не сразу заметил, что одним из кирпичиков мемориала стала бедняжка Тельма. Пышногрудая рыжуля лежала под тушками своих столь же удачливых коллег и капала из вздёрнутого носика кровью на недавно помытый пол.

– Вы как? – сунул мне Волдо горсть душ. – Порядок?

– Не совсем. Эй! – крикнул я Красавчику, углядев, как тот треплет за штанину какого-то бедолагу. – Не ешь это! Оно нам пригодится.

Этим оказался насмерть перепуганный поварёнок лет двенадцати. Пацану невероятно повезло, что Красавчик не оторвал ему ногу, затерявшуюся в широченных шароварах.

– Как звать? – подошёл я ко всё ещё лежащему на полу подмастерью.

– Пауль, – выдохнул тот, трясясь, как осиновый лист на ветру.

– Насколько хорошо ты знаешь замок за пределами кухни, Пауль?

– А где Тельма? – встрял в разговор Волдо.

– Тельма с Господом. Так что, Пауль, сможешь провести нас поближе к покоям герцога? Да-да, мы здесь не чтобы покушать. Не слышу ответа.

– Смогу, – кивнул он робко, но уже через мгновение гораздо увереннее добавил: – Я знаю, как подняться на третий этаж.

– Третий из скольки?

– Из семи.

– Уже кое-что. Хорошо, Пауль, ты принят в команду. Но, прежде чем мы приступим, хочу кратко изложить текущую диспозицию, чтобы не было недопонимания. Волдо, любезный, у нас остались ещё живые повара?

– Двое. Но они едва ли могут идти самостоятельно.

– Тащите сюда обоих.

Выжившими оказались сильно пожёванные мужик и баба средних лет. У него была в двух местах сломана нога, у неё – порван бок, и частично вывалившиеся наружу кишки волочились по полу.

– Хочу показать тебе кое-что, Пауль. На случай, если, выйдя с кухни, захочется бежать, сломя голову, по коридорам и душераздирающе орать: «Тревога-тревога!!! Нас атаковали!!! Ебаться-сраться, храни меня Амиранта!!!». Смотри внимательно и помни, что легко можешь оказаться на их месте.

Выпавшие кишки порванной бабы покрылись алой сеткой, уходящей снизу вверх, в сторону раскуроченного живота. Пострадавшую дико затрясло, из-под юбки потекло, а потом разинутый рот превратился в фонтан. Тело дёрнулось и затихло, сочась кровью откуда только можно.

– Пресвятая… – начал было малец свою, набившую оскомину молитву, но произошедшее со вторым выжившим, заставило недоросля заткнуться.

Сломанная нога работника общепита набухла, как кровяная колбаса на стадии изготовления, а искажённое ужасом лицо напротив – стало серым. Изорванная зубами Красавчика и осколками котей плоть брызнула алым. Кровь била из прорех с таким напором, что штанина приобрела цилиндрическую форму, распираемая изнутри. Мужик вытек примерно за десять секунд. Его застывшее в вопле ужаса дегидрированное лицо можно было вешать на стену без дополнительной обработки.

– Храни тебя Господь, – поблагодарил я вовремя поднёсшего душу Волдо, и вновь обратился к хлебнувшему житейской мудрости поварёнку: – Ты сделал вывод?

– Да.

– И какой же?

– Похоже, Пресвятая Амиранта сейчас занята более важными делами, – произнёс тот с трогательной серьёзностью. – Думаю, нужно самому позаботиться о себе и делать, как вы скажете.

– Нам в последнее время везёт на сообразительных хомо, – потрепал я пацанёнка по кудрям. – Не разочаруй. И помни – вельможам с верхних этажей срать на тебя, как и на всех, кто ниже. Сдохнешь ради них, а они о твоей жертве даже не узнают. Будь умнее, принеси их в жертву ради себя, порадуй маму. Ну давай, вперёд.

Коридоры замка Кринфельзен представляли собой весьма неординарное хитросплетение и походили скорее на лабиринт, нежели на что-то приспособленное к нормальной человеческой жизнедеятельности. А ещё они поражали своими высоченными потолками и огромными ступенями лестниц. Казалось, вся эта фантасмагорическая архитектура была рассчитана не на заурядных людишек под метр восемьдесят, а на гигантов не ниже трёх метров. Шагая по ним, я ощущал себя ребёнком и невольно предвкушал встречу со «взрослым», которому буду по локоть. Но – хвала Господу – на пути нам попадались только стражники да обслуга вполне обычных габаритов. И умирали они тоже вполне обычно. С латниками, правда, приходилось чуток повозиться, устраивая «остановку сердца» вместо поражения мозга, чтобы они не грохались плашмя на каменный пол, а аккуратненько оседали, создавая поменьше шума. Было даже слегка обидно за этих статных ребят в дорогущем полном доспехе – столько сил, средств, выучки, и всё зря.

Нет, магия тут под запретом не только и не столько из-за душ. Просто, никакой власти не понравится, если безродная чернь будет штабелями класть аристократов. Магия, с её наплевательским отношением к происхождению и титулованности, вообще представляет собой настоящий кошмар для действующих правителей, ведь она самым бесстыдным образом подрывает расклад сил, формировавшийся веками. Для элиты допустить широкое распространение магических практик – всё равно, что раздать кривозубым крестьянам пулемёты, самим при этом оставаясь в сверкающих доспехах и с изукрашенными парадными мечами. Попробуй подавить голодный бунт, когда какой-нибудь сельским пиромант превращает твоих карателей в удобрение для полей. Гораздо удобнее объявить такого еретиком, чтобы его же голодающие односельчане заблаговременно донесли куда полагается, а там уж специалисты разберутся без шума и пыли. «Разделяй и властвуй» в действии. Не удивлюсь, если у этих лицемерных уёбков есть магический спецназ, а все запреты, приправленные религиозной ахинеей, у самих законотворцев взывают лишь злорадный смех. Сидит так какой-нибудь высокопоставленный чинуша на торжественной церемонии сожжения очередного колдуна, попивает водичку, собственноручно превращённую в вино, и думает: «А ловко же мы развели лохов». Если бы мне было не плевать на эту тупую раболепную биомассу, ведущуюся на сказочки о заботе мудрых правителей, я даже погордился бы собой, как дерзким борцом с угнетателями простого люда.

Тем временем моя борьба ни шатко, ни валко довела наш маленький, но эффективный отряд до обещанного Паулем третьего этажа. Позади осталось не меньше четырёх десятков бездыханных тел, а тревога всё ещё не была поднята.

– Твою мать…

Прервал мои благостные мысли гул набатного колокола.

– Кажется, началось, – блеснул проницательностью Волдо.

– Пауль, дальше мы сами. Наберите воздуха, ребята, сейчас поныряем.

Глава 35

В моём суровом лишённом многих радостей детстве одной из любимых игр была… Ладно, у неё нет названия. Я просто брал прут и рубил им высоченные жирные одуванчики позади нашего полуразрушенного железобетонного пристанища. Иногда, пресытившись этим флорогеноцидом, я припадал к земле и, набрав полные лёгкие, дул на своих лохматых недругов. И в тот же момент их напыщенные морды съёживались до жалких пестиков, а вся крутизна разлеталась по округе облаком белого пуха.

– Волдо, меч.

Мой верный оруженосец, храня торжественное молчание, поднёс мне обнажённый фламберг.

– Здесь будет страшно, мокро и скользко. Ты справишься?

– Освободите их души от оков плоти. Об остальном я позабочусь, – не спасовал рыжий в этом состязании по пафосу.

– Так тому и быть. Держитесь подле меня. Пусть соберутся плотнее.

И они собрались. О, сука, как же быстро и плотно они собрались. Лязг лат наполнил каменные кишки замка сразу отовсюду. Будто бурная горная река стали прорвала плотину беспечности. Они стекались по лестницам и коридорам, сталкиваясь по пути, распихивая друг друга в необузданном желании изрубить нас своими мечами и алебардами. Поток ненависти и корыстолюбия. Кто принесёт голову нарушителя? Кто станет первым среди равных?

Мы трое, спина к спине, стояли посреди небольшой залы на пересечении четырёх коридоров. Вокруг нас стремительно росло стальное кольцо. Не знаю, сколько их было, но слишком много для того, чтобы думать об эстетике смерти. Тут в голову лезли мысли лишь о полном пиздеце. А мысли, как всем известно, имеют свойство материализоваться.

– Бля… – впервые услышал я из уст Волдо, и на сей раз его губы двигались точь-в-точь с фонетикой произносимого, когда несколько шлемов брызнули из прорезей забрала так, будто содержимое внутри угодило в гидравлический пресс.

Удивлённое не меньше моего оруженосца кольцо на секунду опешило и даже отпрянуло на шаг. Но лишь на секунду и только на шаг. В следующее мгновение стальная лавина ринулась на нас.

Вопреки расхожему мнению, в своей предыдущей жизни я был знаком не только с мразями и блядями. Имелись среди моих знакомцев и личности куда более неординарные. Например, художник. Настоящий, не из тех, которые собственным говном на стенах рисуют. Нет, он писал маслом на холсте, прямо как мастера старых школ. Писал великолепно. Он говорил, что в его жизни есть только две по-настоящему важные субстанции – краски и алкоголь. При чём по отдельности они почти бесполезны. Но вот если их смешать… О! Тогда берегись! Тогда культурный шок и эзотерический разъёб обеспечены. Да… Я тоже своего рода художник. Только мои краски – магия, а мой алкоголь – раж. И он слишком крепок, чтобы под ним аккуратно выводить фотореалистичные натюрморты. Раж диктует свой стиль исполнения – экспрессивный, размашистый, когда сотворённое им художественное полотно работает больше на ассоциативном уровне восприятия, нежели на классическом. Впрочем, довольно рассуждений, пора за дело.

Моя стальная кисть описывала в воздухе круги и восьмёрки, отбивая лезущие со всех сторон острые железяки, а спущенная с цепи магия перестраивала работу множества кровеносных систем совершенно хаотичным образом. Пользоваться этими чудесами в сочетании с ражем оказалось не так-то просто. Я был настолько быстр физически, что не поспевал за собой ментально, да и стремительно затуманивающаяся голова делала своё дело. Взятая под контроль чужая кровь устремлялась не туда, не так и не с тем результатом, на который я рассчитывал. Единичные стражники падали замертво, но большинство отделывалось травмами. Стальное кольцо вокруг быстро превращалось в адский хоровод, настолько гротескный и дикий, что мне самому сделалось не по себе. Десятки облачённых в латы тел вопили и корчились, пытаясь при этом дотянуться до меня. Кто-то блевал кровью в опущенное забрало, кто-то рыдал, как дитя, оконфузившись из-за отказавшего кишечника, иные сдирали с себя перчатки и сабатоны, ужасаясь кровотечению из конечностей. Некоторые пытались отступать и попадали в зону интересов Красавчика, быстро сообразившего, в каких местах латы не такие уж и полные. Упрятанное в сталь мясо, растеряв весь пафос и изящество, билось в жалких потугах хоть как-то исполнить свой долг. Но сие непотребство продолжалось лишь до тех пор, пока шныряющий в этом аду Волдо не преподнёс мне охапку свежих душ. Поглощение вернуло разуму ясность, а изголодавшейся магии дало столько пищи, что она в один миг завершила всё, что недоделала до сих пор. Свободные от лат и поддоспешников части тел буквально взорвались. Кровь нашла выход. Десятки алых фонтанов ударили с такой силой, что тела закрутило на мете. Зал в мгновения ока стал красным. Кровь залила стены и пол так, что метра на два вверх трудно было найти серый камень.

– Уф! – стряхнул я с себя телесные соки и огляделся. – Ну, теперь определённо повеселее. Нет-нет-нет! Красавчик! Что ж ты делаешь? Я его для чего, по-твоему, оставил? Чтобы ты порезвился? Нет, для того чтобы у нас был проводник. Отвали.

Я подошёл к единственному выжившему и острием меча поднял ему забрало:

– Жить хочешь?

– Да, – бесхитростно ответил тот, хлопая голубыми мальчишескими глазами, и держа левой рукой правую за запястье.

Такое странное поведение объяснялось тем, что из-под почерневших ногтей багровой правой руки до сих пор хлестала кровь.

– Оп! – щёлкнул я пальцами, и кровь остановилась. – Нам нужно на седьмой этаж. Ведь там обитает герцог?

– Там, – кивнул наш новый язык, чуть успокоившись от наблюдения того, как противоестественный цвет его кисти постепенно возвращается к исходному.

– Проводишь? Ну, что замялся? Честь не велит? А вспомнишь ты о ней, когда я тебе кровавый понос устрою? Потом скорбящие родители будут спрашивать, как же погиб их героический сын. А им и скажут, мол, деталей не знаем, но очко ему порвало капитально. Не очень-то по-рыцарски. Но ты можешь этого избежать.

Описанная перспектива сильно смутила моего визави, но согласиться на роль нашего провожатого не принудила. Он обречённо снял шлем и продолжал молчать, скользя тяжёлым взглядом по изуродованным останкам своих сослуживцев.

– Нет? Что ж, тогда… – махнул я рукой, подзывая Красавчика. – У этого симпатяги давненько не было романтической связи, а без романтики он становится раздражительным и буйным.

В подтверждение моих слов зубастый сердцеед вплотную приблизился к своей потенциальной пассии и многозначительно облизнулся. Нерешительный рыцарь вздрогнул и, гремя латами, попытался на жопе отползти прочь от своего нежданного счастья.

– Да, можешь сопротивляться. Ему это по душе.

Красавчик вальяжно шёл следом и, похоже, что-то в его маслянистом взгляде убедило-таки нашего благородного юношу пересмотреть свои принципы:

– Хорошо-хорошо! Я отведу вас, куда хотите! Пресвятая Амиранта…

– Славно. Только учти – даже если ты заведёшь нас в засаду, минутку для романтики мы найдём.

Благородного юношу звали Жан-Батист, что было весьма странно для еретического Аттерлянда и весьма уважаемо для преисполнившейся благоговейным трепетом частицы Герберта Кейна во мне. Кажется, я даже осенил крестом это живое напоминание об истоках христианства, на чистых рефлексах. Впрочем, помощь истинного Бога Жан-Батист котировал не слишком-то высоко и больше полагался на – прости Господи – Амиранту, упоминая её богопротивное имя тем чаще, чем меньше этажей оставалось между нами и вожделенной целью. Особенно юному вероотступнику не нравилось, когда гамбезоны всё более редких стражников насквозь пропитывались кровью, и та начинала сочиться из каждого стыка доспехов, пока железные истуканы, гротескно корчась и воя, шагали навстречу своей смерти. Под конец восхождения Жан-Батист даже начал умолять меня пустить в ход меч, дабы прерывать страдания не в меру стойких ревнителей графского покоя. Его мольбы были так проникновенны, что моё сердечко в конце концов дрогнуло, и я снёс благородному рыцарю голову клинком. Ез-за высокого латного воротника удар пришёлся не совсем по шее, отчего внутри кирасы осталась нижняя челюсть с языком, а верхняя часть с остекленевшими в удивлении глазами и остатками сколотых зубов улетела в общую кучу хлюпающей кровавой массы защитников. Но обезглавленное тело Жана-Батиста осело аккурат у дверей герцогских покоев. Надеюсь, его скорбящие родители будут довольны.

Я принял очередную порцию душ и запрокинул голову, разглядывая эти с позволения сказать двери. Метра четыре высотой и около трёх шириной, они скорее попадали в категорию крепостных ворот, если не обращать внимание на украшающие их высокохудожественные барельефы с весьма натуралистичным изображением батальных сцен, в которых сверкающая бардами тяжёлая кавалерия втаптывала в грязь охваченную паникой пехоту, а когорты одоспешенных по самое небалуйся доппельзольднеров проламывали ощетинившиеся пиками вражеские построения. Помимо конвенциональных типов войск были здесь и запрещённые колдуны. Эти магические аналоги зарино-зомановых свистоперделок насылали на сплочённые ряды защитников Аттерлянда ядовитые испарения и обрушивали на их неведающие сомнений головы огненный дождь. Вся эта кровавая вакханалия творилась в долине промеж двумя холмами, на одном из которых красовался рыцарь в сияющих доспехах верхом на вздыбленном жеребце, а на другом – нечто ужасное. Это существо словно срослось со зверем, верхом на котором восседало. Грубые непроницаемые латы покрывали их с макушки до копыт. Всадник держал в одной руке пылающий треглавый цеп, а в другой – громадный исходящий густым дымом меч. За узду или луку он мог держаться разве что своим демоническим хером, но, похоже, ему это не требовалось.

– Нам их ни за что не открыть, – поделился мнением Волдо, заметив мой интерес к дверям.

– Кто этот парень? Вот тут, – указал я на ловко держащегося в седле зловещего всадника.

– Это Ванарат, – ответил Волдо с ясно различимыми нотками трепета в голосе. – Один из Пожирателей.

– А, тот самый, о котором говорила Арабель… – подошёл я поближе, дабы рассмотреть знаменитость во всех доступных подробностях. – Хорош-хорош. А это, – устремился мой указующий перст в сторону сияющего рыцаря с противоположной стороны, – должно быть, наш дорогой и нежно любимый Бертольд собственной персоной?

– Насколько я могу судить, это его дед – Гвидо Прекрасный.

– Ух! Дал же Боженька погоняло! И почему меня не прозвали Прекрасным, Восхитительным или, на худой конец, Неотразимым? Мясник – это так банально.

– Что нам теперь делать? – не унимался Волдо, отказываясь развивать мои отвлечённые рассуждения.

– Ну, для начала стоило бы всё же попробовать, – отдал я ему меч и обеими руками навалился на створки дверей. – Кхе. Сука. Заперто. Может, они в нашу сторону открываются? – пригляделся я в поисках дверных ручек, но успеха не снискал. – Наверное, какие-то хитрые механизмы. Ну ничего, сам откроет.

– Предлагаете сидеть тут и просто ждать? – смухортил рыжий зануда недовольную гримасу.

– Не просто ждать. Надо подтолкнуть нашего вельможного затворника к выходу в свет.

– И как же мы это сделаем? Обложим двери соломой и подожжём?

– Либо двери соломой, либо Бертольда хуями. И второй вариант видится предпочтительным. Мешки ворочать мне никогда не нравилось. Эй, Беня! – крикнул я в закрытые двери, набрав воздуха. – Не возражаешь, если буду звать тебя Беней?! А то с твоего имечка язык сломаешь! Сразу видно, что родители тебя не любили! И что это за погоняло такое – Длинноногий?! Бегаешь что ли быстро?! В комнатушку свою, небось, на всех парах летел, как только прознал про мой визит, да?! А мы идём и думаем: «Что за ерунда? Откуда столько говна в замке?». Не ты по пути обронил?!

За дверями послышались тихие шаги, и я понизил громкость, давая тем самым понять, что знаю о наличие благодарного слушателя по ту сторону:

– Эх, Беня-Беня… Не изобразят тебя верхом на племенном жеребце, как твоего героического деда. Как бы, по-твоему, он отреагировал, зная, что его единокровный внук в час опасности заперся у себя в комнате, словно плаксивая сученька?

За дверями раздалось тяжёлое сопение, переходящее в рык.

– Впрочем, я не настолько хорошо тебя знаю, чтобы судить. Быть может, тебе всё это нравится. Быть может, унижение для тебя – сладкое наслаждение. Ну что притих? Надрачиваешь там?

– Да как ты смеешь?! – прорычал мощный глубокий бас так, что по дверям пошла вибрация, а Волдо испуганно отпрянул. – Кем ты возомнил себя, ничтожество?!

Есть поклёвка!

– Я-то? Да никем. Я и есть никто. Так, что-то вроде ярморочного урода. С моей рожей даже афиши везде расклеивают. Мясником звать. Ну чисто балаганщина же, да? Представляешь, Беня, заявился к тебе урод из шапито и выебать норовит прямо в твоём фамильном замке. Каково?! А сам – ну, тьфу и растереть. Грязь подноготная. В Оше без году неделю. Сидит у тебя под дверью, головами твоих рыцарей играет, мразь, чернь поганая! И что ты будешь с этим делать? Ты, герцог Швацвальда и Вальцбурга Бертольд Длинноногий из рода Мартелл!

Двери сотряс рёв, напоминающий скорее медвежий, нежели человеческий. Шестерни запирающих механизмов заскрежетали, и изукрашенные барельефами створки тронулись с места.