Текст книги "Жатва. Том 1 (СИ)"

Автор книги: Артем Мичурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Глава 32

Путь до столицы графства занял трое суток. Мы старались избегать главных дорог и более-менее крупных поселений. Не столько из опасения за свои жизни, сколько из нежелания оставлять слишком жирный трупный след. Волдо удачно потренировался на двух разъездах, завалив в одно рыло шестерых бойцов, среди которых попалась парочка матёрых рубак. Это порадовало пацана. Кажется, малой начинает свыкаться со своей новой жизнью и получать от неё удовольствие без излишней рефлексии. Мы неплохо ладим. Он рассказывает мне о быте и обычаях Швацвальда, в котором некоторое время познавал искусство врачевания, я учу его выбирать шлюх, бухло и жизненные приоритеты.

Гипотеза о повышенной эффективности остановки кровотока в сравнении с его ускорением нашла своё практическое подтверждение в виде аккуратненько уложенного персонала сторожевой башни на дальних подступах к столице. Ребятки так мило задремали на посту, что мы с Волдо едва не прослезились, собирая души и прочие ценности с их чистых, целых, безмятежных тушек. Там же и заночевали, отведав армейской баланды и потравив на сон грядущий сальные анекдоты. Такого приятного путешествия у меня не было уже очень давно, совсем как в старые-добрые времена, когда мы с… Хм, может, стоит сказать ей спасибо за такой подгон? Ведь, если рассуждать здраво, что ждало меня там? Алкоголизм, ревматизм, ожирение… Старость и смерть. А что ждёт здесь? Безграничные перспективы, не скованные «естественными» обстоятельствами. Я тут всего неделю, но уже с трудом понимаю, как жил раньше, зная о неумолимой бренности всего сущего. Это ведь так демотивирует, все эти «в гробу карманов нет» и иже с ними. Один умный человек как-то сказал, что жизнь – затяжной прыжок из пизды в могилу. Да… Но только не здесь. Здесь жизнь сравнима с полётом, который чем выше – тем рискованнее, но этот риск полностью оправдан тем фактом, что, забравшись на самый верх, ты будешь парить там вечно, или около того. Прежняя жизнь научила меня тому, что реализованная мечта быстро приедается, а потом и вовсе начинает раздражать. Но то мечты земные, чертовски мелкие по меркам Оша, где даже трансформация в полубога – не бред шизофреника, а вполне достижимая цель. Кстати, вот когда моим планам на собственную церковь нашлось бы самое что ни на есть практическое применение. Я люблю Ош!

Башни и шпили Швацвальда показались задолго до того, как Волдо смог разглядеть их за утренней дымкой, висящей над уходящими в горизонт полями. Он всё рассказывал о колоссальности и величественности этих сооружений, пока я оценивал их собственными глазами. И да, конопатый не преувеличил ни на йоту. На северной границе облюбовавшего небольшую возвышенность города высился огромный замок на холме. Говоря «огромный», я имею в виду не то, что он был самым крупным строением Швацвальда, и не то, что он был самым высоким. Нет, в таком случае я подобрал бы иной эпитет. Но этот замок был действительно ОГРОМНЫМ. Он напомнил мне ворона, сидящего на пне, перед которым лежала куча рассыпанного гороха – домишки Швацвальда, до того крохотные, что не шли ни в какое сравнение с нависшей над ними циклопической каменной глыбой. Думаю, они все без проблем поместились бы в его залах и коридорах, оставив ещё немало свободного пространства. Весь город выглядел не более, чем придверным ковриком этого титана.

– О! Вон, видите?! – вытянул Волдо руку в сторону чуда местного зодчества. – Громадина на холме! Это и есть замок Бертольда Длинноногого!

– Глазею на него уже с полчаса.

– А… Я забыл про ваши глаза. В общем, нам туда.

– Полагаю, спрашивать, знаешь ли ты кого-нибудь, ориентирующегося в этом монстре, глупо.

– Глупее не придумать. Но вы правы, нам понадобится проводник, иначе рискуем заплутать и помереть с голоду.

– Ну, мы с Красавчиком найдём, чем перекусить.

– И чем же? – насупился Волдо.

– Не ссы, там ассортимент и без тебя будет богатый.

– Вы в самом деле готовы есть плоть человека?

– Разумеется. И ты тоже. Да почти каждый готов при необходимости. Просто, не все с такой необходимостью сталкивались, вот и корчат из себя неженок.

– Вы так уже делали? – конопатая физиономия сложилась в гримасу крайней степени отвращения.

– И не раз.

– Что же за обстоятельства вас на это толкнули?

– Голод, само-собой. Вот однажды мы с напарником заплутали в муромских лесах, три дня не могли хоть к какой-нибудь дороге выйти. Ну я его и съел.

– Напарника? – уточнил Волдо упавшим голосом.

– Ага. Да не о чем переживать, говно был человечишка, и на вкус такой же. Но голод не тётка, знаешь ли.

– Всего три дня без еды, и вы уже съели человека?!

– День, на самом деле. Так-то у нас провианта на двое суток хватило. Что? Питаться нужно регулярно, а то желудок испортишь. У нас там душ животворящих не было, между прочим.

Волдо вперился в меня округлившимися глазами, но развивать тему данного эпизода моей биографии не стал.

– Ладно… А ещё когда ели?

– Да много когда. Как-то раз в Арзамасе после удачной стрелки загуляли с корешами в подмятом кабаке, накидались до зелёных чертей, поплясали, поблевали, ёбла побили, ну и скучно стало. Начали кабатчика донимать, мол, чё там у тебя в меню изысканного, а то, понимаешь, кормит новую крышу хрючевом каким-то. Застремали бедолагу так, что аж заикаться стал, всё никак не мог «бефстроганов» выговорить. Короче, его на тот самый бефстроганов в конце концов и пустили. Вышло недурно.

– И какая в этом была необходимость? – спросил рыжий, потратив некоторое время на попытку осмыслить описанное.

– Слыхал когда-нибудь выражение «за компанию»? Я хоть и не особо компанейский, но в тот раз обстоятельства обязывали. Все мы – винтики социума, в той или иной степени.

– То есть, это социум заставил вас съесть ни в чём не повинного кабатчика?

– Схватываешь на лету!

– Ясно, – покивал Волдо, глубокомысленно поджав губу. – Думаю, дело в том, что вы убеждённый каннибал.

– Вовсе нет. Выбирая между человечиной и свининой, я точно выберу свинину. Не то чтобы они сильно различались по вкусовым качествам, просто, свинья – более чистое животное. Но я не так уж брезглив. А кроме того, к представителям рода человеческого отношение имею весьма косвенное, так что даже технически каннибалом меня назвать нельзя.

– Знаете, я до сих пор не могу понять – вы в самом деле настолько безразличны к людским жизням, или рассказываете всё это чтобы запугать меня.

– Ради чего мне тебя запугивать?

– Например, чтобы я и подумать боялся о предательстве.

– Ну, коли ты такие мысли не только имеешь, но и озвучиваешь мне, непохоже, что ты сильно запуган. А как думаешь предать?

– Я мог бы пойти на сделку с властями – ваша голова в обмен на мою свободу. А в довесок предложу баронессу, Брокка, Сезара и всю его шайку.

– Хм… Звучит как вполне рабочий план. При условии, что те самые власти тебя через хуй не кинут, наобещав с три короба.

– Это его самое слабое место. Даже действуя через посредников, я смогу обезопасить себя лишь от немедленной расправы, но не от дальнейшего преследования, когда останусь один, без вашей защиты.

– Вижу, ты провёл немало времени за обдумыванием деталей.

– Не стану врать, это так. Сидя в клетке, я перебирал любые варианты спасения, но все они имели большие изъяны. А потом пришли вы, спасли меня, и я осознал, что наилучший план – оставаться с вами. В запугивании нет нужды. Моя верность обусловлена не страхом, а холодным расчётом.

Да, под этими рыжими кудрями определённо не солома. Так изящно мне ультиматумов ещё не выдвигали. Впрочем, требования справедливы и, что куда важнее, выполнимы.

– Холодным расчётом, значит… Ладно. Немного грустно, конечно, от того, что это обусловлено не любовью или, на худой конец, огромной симпатией, но ладно. Раз уж сегодня у нас день шокирующих откровений, вывалю-ка и я порцию. Ты можешь всецело рассчитывать на мою защиту, пока наши пути идут параллельными курсами. Но учти, – развернул я лошадь и прицелился пальцем в конопатую физиономию, – если встанешь поперёк, я размажу тебя по дороге так тонко, что страшилки об этом будут ещё долго передавать из уст в уста от столицы до самых глухих окраин вашей сраной империи. Не запугиваю, информирую.

Волдо молча кивнул, принимая условия сделки.

К полудню мы неспешно добрались до первых домов, раскиданных тут и там среди пригородных полей. Присмотревшись к нескольким, я выбрал наиболее уединённый, с одинокой фигурой, изредка показывающейся в окнах. Нужно было дождаться темноты, хлебнуть горячего и передохнуть, желательно не на камнях, корнях и прочих сомнительных удобствах под открытым небом. Души-душами, а старые кости нет-нет да и напоминали о себе.

Не мудрствуя с причинами визита, я постучал в дверь и на вопрос «Кто там?» привычно и уверенно ответил:

– Инквизиция, открывай.

– Инквизиция? – произнёс испуганно немолодой мужской голос. – А… А что от меня нужно? Я ничего…

– Либо ты немедленно откроешь, либо я во имя Пресвятой Амиранты предам этот дом очищающему огню.

– Ладно-ладно! – заскрипел изнутри засов, а потом и петли. – Зачем так сразу?

В дверном проёме стоял невысокий сухой мужичок с нечёсаной бородой и редкими остатками шевелюры на покрытом пигментными пятнами скальпе, в руке он, несмотря на безмерное уважение к церкви, всё ещё сжимал серп, который, впрочем, полетел на пол, едва мой осуждающий взгляд коснулся этого не по назначению используемого сельхозинвентаря.

– Так, значит, ты встречаешь защитников нашей веры?

– Простите, – попятился тот, выставив перед собой руки. – Я не хотел вас оскорбить.

– Да не переживай, – вошёл я внутрь и осмотрелся. – С этими хуесосами только так и надо.

– А вы разве не…? – заподозрил что-то радушный хозяин, но вошедшие следом Волдо и в особенности Красавчик мигом развеяли всю таинственную недосказанность. – Нет-нет-нет!!! – шуганулся мужичок в самый дальний угол, по пути сметая со стола посуду и роняя табуреты. – Пресвятая Амиранта!!! Кто вы такие?! Что вам от меня нужно?!

– Во-первых, мне нужно, чтобы ты перестал истерить. Мой демон нервничает от резких звуков.

Мужичок перевёл ошалелый взгляд на оскалившегося Красавчика и зажал рот руками.

– Делаешь успехи. Во-вторых, я хочу, чтобы ты угостил нас горячей едой и холодным пивом, если найдётся. Только давай без ядов. Договорились? Вот и славно, – ответил я на его активные кивки. – Мы немного передохнём, бесстыже пользуясь твоим гостеприимством, и пойдём себе дальше. Будешь молодцом – останешься цел и при деньгах. Можем даже душ отсыпать. Но если попытаешься сбежать или позвать на помощь… – указал я на глухо зарычавшего Красавчика, отчего мужичок вздрогнул и съёжился в своём углу. – Не обессудь.

Волдо отвёл лошадей на двор и принёс наши пожитки. Враньё про счастливый исход его никак не вдохновило. Впрочем, и недовольства ясно осознаваемой будущей судьбой хозяина пацан не демонстрировал. Его гораздо больше заботила активно уплетаемая похлёбка. Мой мальчик… Они так быстро взрослеют.

Пива у мужичка по имени Тилль, к большому сожалению, не нашлось. Зато отыскался сомнительного качества самогон. Вонючий – страсть. Но основную свою задачу выполнял без нареканий. Даже я немного захмелел после трёх стопок, а Волдо и вовсе приблизился к состоянию слюнопускания. Сам же изготовитель держался бодрячком, демонстрируя незаурядные навыки усвоения алкоголя, почти насильно вливаемого в организм моими увещеваниями.

– Ну, за мир во всём мире!

– За него, сука! Будь он неладен!

– А скажи-ка мне, Тилль, много ли народу в замке.

– Это в том что ли? – указал он большим пальцем себе за спину, будто каменная громада незримо нависала над несчастным аграрием даже в пьяном угаре.

– В нём самом.

– Больше, чем червей на бранном поле. А тебе зачем? Неужто решил перебить всех? – он хихикнул и осушил очередную стопку, не дожидаясь тоста.

– Перебить… Ну ты скажешь тоже, вот хохмач. Перепись хочу провести, в чисто научных целях. Нужно иметь представление о том, сколько дармоедов сидит на тощих плечах рабочего люда.

– О как. А демон зубастый тебе, небось, перья точить будет? Знаешь, – утёр Тилль раскрасневшееся рыльце и доверительно подался вперёд, – мне ведь и самому эти гады в печёнках сидят. Дала бы Амиранта смелости поболе – сам бы им глотки повскрывал одному за другим.

– Неужто они тебя так обидели?

– Да уж обидели крепко, – скрипнул Тилль зубами, сжав в мозолистой руке пустую стопку, которую я тут же не преминул наполнить. – Видите ли овощи мои им не по нраву. Вялые, говорят, недостаточно сочные. Чернь кухонная распоследняя, а туда же – носы задирают, прям как вельможи ихние.

– Так ты овощи для их кухни поставлял?

– Поставлял, – мотнул Тилль непослушной уже головой. – И платили хорошо. Жил припеваючи. Пока этот Руйбе не нарисовался, Шогун его подери! Закрутил шашни с поварихой, научил её сказать, будто мои овощи никуда не годятся, и, как только мне пинка под зад дали, тут же подсуетился и кусок мой захапал!

– Значит, теперь он овощи на кухню возит?

– Ну а кто же? Тот ещё прохиндей.

– Да, некрасиво с его стороны. Настоящее паскудство.

– А я о чём!

– В приличном обществе за такое наказывают.

Тилль поднял на меня мутный взгляд и с трогательной надеждой в голосе спросил:

– А ты можешь?

Как было отказать этому добряку?

– Само-собой. Ты нас только сведи, а уж дальше я всё оформлю в лучшем виде.

Боже, такой счастливой улыбки я не видел с тех пор, как Оля впервые развалила башку с трёхсот метров. До чего же приятно помогать людям.

Глава 33

Тилль оказался славным малым. Мы проболтали до полуночи, прежде чем он впал в алкогольное беспамятство. Из этой душевной беседы я узнал, что стража на въезде в замок не слишком-то усердствует с досмотром телег под управлением примелькавшегося возницы, а пройдоха Руйбе там определённо успел примелькаться. Несмотря на уже упомянутый роман с поварихой, шалун Руйбе имел не только её, но и сформировавшуюся ячейку общества в составе потерявшей товарный вид жены и троих малолетних детишек. Люблю семейных, они сговорчивые. Единственное, о чём Тилль не поведал – где сей замечательный работящий семьянин проживает. Он постоянно увиливал от ответа на этот вопрос, а потом, когда, казалось, уже созрел, упал с табурета и обоссался. Выпытать что-то у человека в таком состоянии я не стал, подобное негуманно, по отношению к себе в первую очередь. Утром я проснулся с петухами и, радуясь природной устойчивостью к похмелью, жизнеутверждающе поприветствовал своих менее стойких собутыльников:

– Подъём! Рутезон взошёл, а вы ещё не опохмелились! Не будем нарушать славные деревенские традиции! Сегодня вы нужны мне бодрыми и продуктивными! Волдо, утри слюни, Тиль, смени портки. Освежитесь и накрывайте на стол, я голоден.

За завтраком разговор шёл не в пример туже вчерашнего. Почти трезвый Тилль был куда менее общителен и гораздо более хмур, нежели тот раскрепощённый и удалой душа компании, каким я его запомнил. Было невооружённым взглядом видно, что свергнутого овощного барона тяготят гнетущие мысли.

– В чём дело? – спросил я, наконец, отложив ложку. – Мне казалось, прошедшая ночь нас сблизила. Но сейчас ты так холоден и отстранён. Куда девалось твоё красноречие? Жалеешь о случившимся?

Волдо, закимаривший часа за два до отключки Тилля, с трудом проглотил баланду и наградил нас обоих удивлённым взглядом.

– Да не, – помешал Тилль ложкой клейкую белёсую массу в своей плошке. – Просто…

– Что? Ну давай, говори, как есть.

– Да что тут говорить? Глупостей я наплёл.

– Вот значит как? Глупостей?

– Не надо было мне этого говорить. Не хочу я такого. Самогон в голову ударил, вот и понесло.

– Ну ясно, – отодвинул я тарелку и цокнул языком. – Храбрость перешла в эфирное состояние и улетучилась вместе с парами спирта. А ведь я тебе поверил. Подумал, что ты настоящий мужик, человек слова. Но всё, как всегда. Знаешь, сколько я таких повидал, которые ночью баллады о себе слагают, а на утро мямлят что-то невразумительное? Много, очень много, дружище.

– Делай, что хочешь, – насупился Тилль, – а душегубом я по твоей прихоти не стану.

– Правда? И с чего ты так решил?

– Я лучше сдохну, чем… О нет! Нет-нет-нет!!! Перестань!!!

– Что такое, дружище? Глазки слезятся?

Ясны очи Тилля вдруг ни с того ни с сего закровоточили, да так обильно, что клейкая белёсая масса в плошке стала краснее наваристого борща.

– Не надо!!! Нет!!!

– А ты полагал, что в отместку за такое кидалово я безболезненно прерву твои прижизненные страдания и отправлю прямиком в объятия Амиранты, аккурат промеж её огромных горячих сисек? Откуда у тебя такие утопические идеи в голове? Нет, родной мой, я не просто сохраню твою жалкую жизнь, но и лишу тебя возможности с ней расстаться. Ты станешь моим предметом меблировки. Пуфиком, к примеру! А, Волдо, как считаешь, удобно будет класть на него ноги, сидя у камина после долгого трудового дня? Ты чего, мразь, – схватил я Тилля за пляшущий подбородок, – решил, что у тебя есть выбор?! Ты решил, что можешь рулить своей судьбой?! Решил, что можешь мне перечить, гнида?! Давай-ка расставим точки над «И». Как только я перешагнул твой порог, ты стал моей собственностью, моей сучкой. Слышишь? Я тебя выебу ментально и физически, если потребуется. Я превращу твоё существование в нескончаемое желание подохнуть. Да ещё и кайфану с этого. Эй! Смотри на меня! Тилль, дружище, ты сейчас стоишь на грани, на очень тонкой и очень опасной грани, отделяющей счастливую сытую жизнь от бездны тьмы и отчаяния. Если ты шагнёшь за неё, возврата не будет, надежды не будет, не останется ничего, кроме безумия, порождённого безысходностью. Не закрывай глаза, Тилль, смотри на меня! Сейчас ты стоишь перед выбором, определяющим не твоё будущие, а целиком твоё бытие, ибо боль и скорбь, которые я тебе дам, затмят всё, что было у тебя прежде. Ты забудешь прошлое, забудешь мечты и желания, забудешь себя, и будешь помнить только лишь о стремлении к смерти, сладкой и манящий, как влажное лоно Амиранты. А теперь скажи, каково твоё окончательное решение.

– Я согласен! – просипел Тилль.

– С чем?

– Со всем!

– Вот это другой разговор! Как знал, что не ошибся в тебе! Временная слабость – от такого никто не застрахован. Но умение принять верное решение в критический момент – подобное под силу только сильным сформировавшимся личностям! Я горжусь тобой, дружище! Так веди же нас к этому подлому засранцу, что отнял у тебя хлеб с маслом!

Подлый засранец жил неподалёку, в одном из домов на полях. Но, в отличье от бедолаги Тилля, на полях Руйбе работало с дюжину батраков.

– Может, дождёмся вечера? – без особой надежды в голосе поинтересовался Волдо и тут же сокрушённо вздохнул, видя снисходительную жалость на моём одухотворённом лице.

– Эй, парни! – крикнул я, воздев руку к небесам. – У Святой Инквизиции к вам есть несколько вопросов. Соберитесь-ка в кучку. Да, вот так, огромная благодарность. Понимаю, вы удивлены, но церковь переживает о состоянии вашего здоровья. Как у вас дела с холестерином? Бляшки не беспокоят? – после этого вопроса всё сборище, как по команде, рухнуло наземь. – О нет… Мы опоздали, это тромбоз. Волдо, душу. Премного благодарен. Уф… Невыносимо тяжело терять мужчин в расцвете сил из-за нездорового питания и злоупотребления алкоголем. Да, Тилль?

– Безусловно, – вымолвил тот, покрывшись испариной.

– Надо известить хозяина о произошедшей трагедии. А вот и он!

Руйбе, немедленно опознанный Тиллем, бежал со стороны дома, проявляя трогательное беспокойство о судьбе своих рабочих.

– Пресвятая Амиранта! – остановился он, наконец, посреди мёртвых любителей нездорового образа жизни. – Что произошло?!

– А ты кто? – решил я перепроверить показания Тилля.

– Я хозяин этих полей, Гюнтер Руйбе. А кто вы такие?

– Рад познакомиться, – приобнял я хозяина полей, подойдя. – Наслышан-наслышан.

Только сейчас Гюнтер признал в одном из визитёров Тилля, и забеспокоился пуще прежнего:

– Что он здесь делает?! Что вам нужно?!

– Вижу, у тебя много вопросов. Оно и немудрено. Обещаю ответить на все, но сначала давай пройдём в дом. Негоже обсуждать серьёзные темы посреди… – обвёл я жестом россыпь мёртвых тел. – Кстати, Волдо, собери души.

В доме нас ждал джекпот – баба и трое ребятишек, как цыплята, жмущиеся к её юбке.

– Пожалуйста, не трогайте их, – прошептал Руйбе. – Я сделаю всё, что скажите.

– Именно это я и хотел услышать, дружище, – потрепал я его по плечу.

– Вам нужно в замок? – проявил мой новый знакомый нешуточную смекалку.

– Неужели это так очевидно?

– Вы назвали своего спутника «Волдо», и я вспомнил – так зовут подельника Шафбургского мясника, убийцы маркиза фон Ройтера. Вряд ли такие люди интересуются мною исключительно из-за обид Тилля.

– А ты неглуп. Это сэкономит нам время. Так что, сможешь доставить нас за стену?

– Смогу.

– А твои домочадцы не побегут бить тревогу, как только мы выйдем?

– Ни в коем случае.

– Это хорошо, потому что иначе нам придётся вернуться, и тогда этой умильной семейной идиллии конец, сколь ни прискорбно. Как зовут твою жену?

– Маргарет.

– Маргарет, – обратился я к насмерть перепуганной женщине лет сорока, прижимающей к себе детей трясущимися руками, – у вас хватит мозгов сидеть тихо и ни с кем не общаться, пока не уляжется кипишь в замке?

– Д… Да, – кивнула она спазматически.

– Господи… Должно быть, ваши дети – просто гении, при таких-то сообразительных родителях. Давайте же сделаем всё от нас зависящее, чтобы они выросли и дали блестящее потомство.

– Мы сделаем так, как вы прикажите, – заверил Руйбе. – Но у меня есть одно условие.

– Правда? – взял я Маргарет за руку. – Какие красивые пальцы…

– Нет-нет-нет! – поспешил Руйбе внести уточнение. – Моё условие очень простое и не требующие от вас практически ничего – Тилль должен умереть.

– Этот? – глянул я на бедолагу, и у того немедля начались предсмертные конвульсии. – О… Похоже, его время вышло. Что-то ещё?

– Нет, – помотал головой побелевший Руйбе, явно не ожидавший столь скорых последствий своих желаний.

– Так, значит, мы достигли взаимопонимания, и сделка заключена?

– Без сомнения.

– Волдо, ты слышишь то же, что и я?

Пацан, не вполне понимая, чего от него хотят, только приподнял руки и пожал плечами.

– Вот именно, – продолжил я. – Сам в ахуе. Знаешь, подобные люди встречаются настолько редко, что их впору приписать к отдельному подвиду Хомо Практика. Работать с такими – одно удовольствие. А всё потому, что практицизм идёт рука об руку с высоченным интеллектом. Ни один среднестатистический дурак не проанализирует ситуацию так быстро и не выстроит логическую цепочку событий так точно, как прожжённый практик. Эти ребята в рот ебали мораль и совесть. Единственное, что ими движет – собственное благополучие, без каких бы то ни было оговорок. Тёмный убогий моралист может возразить, что подобный подвид человека не создаст жизнеспособное общество, и будет драматически неправ. Только такой подвид и способен создать процветающую утопию, ибо только он стремится не к эфемерному идиотическому всеобщему благу, а к вполне достижимому счастью отдельной ячейки общества. В конечном итоге именно это стремление и превратит человечество в процветающий вид, избавленный от критических рисков и глобальных угроз. Ведь ни один практик не отдаст приказ на пуск межконтинентальных ядерных ракет, или на иное массовое уничтожение себе подобных, ибо этим он множит риски для своей семьи. А среди практиков нет восторженных имбецилов.

– Я понял, – кивнул Волдо, внимательно выслушав мой монолог. – Так что, утром лезем в телегу с овощами?

– Да, бездушный ты кусок практицизма.