355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Аркадий Аверченко » Том 6. Отдых на крапиве » Текст книги (страница 22)
Том 6. Отдых на крапиве
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 01:52

Текст книги "Том 6. Отдых на крапиве"


Автор книги: Аркадий Аверченко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)

Роковой выигрыш

Больше всего меня злит то, что какой-нибудь читатель-брюзга, прочтя нижеизложенное, сделает отталкивающую гримасу на лице и скажет противным безапелляционным тоном:

– Не может быть такого случая в жизни! Читатель, конечно, способен спросить:

– А чем вы это докажете?

Чем я докажу? Чем я докажу, что такой случай возможен? О, Боже мой! Да очень просто: такой случай возможен потому, что он был в действительности.

Надеюсь, другого доказательства не потребуется?

Прямо и честно глядя в читательские глаза, я категорически утверждаю: такой случай был в действительности, в августе месяце в одном из маленьких южных городков! Ну-с?

Да и что здесь такого необычного?.. Устраиваются на общедоступных гуляньях в городских садах лотереи? Устраиваются. Разыгрывается в этих лотереях в виде главной приманки живая корова? Разыгрывается. Может любой человек, купивший за четвертак билет, выиграть эту корову? Может!

Ну, вот и все. Корова – это ключ к музыкальной пьесе. Понятно, что в этом ключе и должна разыгрываться вся пьеса или – ни я, ни читатель – ничего не понимаем в музыке.

_______________________

В городском саду, раскинувшемся над широкой рекой, было устроено по случаю престольного праздника большое народное гулянье с двумя оркестрами музыки, состязаниями на ловкость (бег в мешках, бег с яйцом и пр.), а также внимание отзывчивой публики будет предложена лотерея-аллегри с множеством грандиозных призов, среди которых – живая корова, граммофон и мельхиоровый самовар.

Гулянье имело шумный успех, и лотерея торговала вовсю.

Писец конторы крахмальной фабрики Еня Плинтусов и мечта его полуголодной убогой жизни Настя Семерых пришли в сад в самый разгар веселья. Уже пробежали мимо них несколько городских дураков, путаясь ногами в мучных мешках, завязанных выше талии, что, в общем, должно было знаменовать собой увлечение отраслью благородного спорта – «бега в мешках». Уже пронеслась мимо них партия других городских дураков с завязанными глазами, держа на вытянутой руке ложку с сырым яйцом (другая отрасль спорта: «бег с яйцом»); уже был сожжен блестящий фейерверк; уже половина лотерейных билетов была раскуплена…

И вдруг Настя прижала локоть своего спутника к своему локтю и сказала:

– А что, Еня, не попробовать ли нам в лотерею… Вдруг, да что-нибудь выиграем!

Рыцарь Еня не прекословил.

– Настя! – сказал он. – Ваше желание – форменный закон для меня!

И ринулся к лотерейному колесу.

С видом Ротшильда бросил предпоследний полтинник, вернулся и, протягивая два билетика, свернутых в трубочку, предложил:

– Выбирайте. Один из них мой, другой – ваш.

Настя, после долгого раздумья, выбрала один, развернула, пробормотала разочарованно: «Пустой!» – и бросила его на землю, а Еня Плинтусов, наоборот, издал радостный крик: «Выиграл!»

И тут же шепнул, глядя на Настю влюбленными глазами:

– Если зеркало или духи – дарю их вам. Вслед за тем он обернулся к киоску и спросил:

– Барышня! Номер 14 – что такое?

– 14? Позвольте… это корова! Вы корову выиграли.

И все стали поздравлять счастливого Еню, и почувствовал Еня тут, что действительно бывают в жизни каждого человека моменты, которые не забываются, которые светят потом долго-долго ярким, прекрасным маяком, скрашивая темный, унылый человеческий путь.

И – таково страшное действие богатства и славы – даже Настя потускнела в глазах Ени, и пришло ему в голову, что другая девушка – не чета Насте – могла бы украсить его пышную жизнь.

– Скажите, – спросил Еня, когда буря восторгов и всеобщей зависти улеглась. – Я могу сейчас забрать свою корову?

– Пожалуйста. Может быть, продать ее хотите? Мы бы ее взяли обратно за 25 рублей.

Бешено засмеялся Еня.

– Так, так! Сами пишете, что «корова стоимостью свыше 150 рублей», а сами предлагаете 25?.. Нет-с, знаете… Позвольте мне мою корову, и больше никаких!

В одну руку он взял веревку, тянувшуюся от рогов коровы, другой рукой схватил Настю за локоть и, сияя и дрожа от восторга, сказал:

– Пойдемте, Настенька, домой, больше нам здесь нечего делать…

Общество задумчивой коровы немного шокировало Настю, и она заметила несмело:

– Неужели вы с ней будете так… таскаться?

– А почему же? Животное как животное? Да и не на кого же ее здесь оставить!

Еня Плинтусов даже в слабой степени не обладал чувством юмора. Поэтому он ни на одну минуту не почувствовал всей нелепости вышедшей из ворот городского сада группы: Еня, Настя, корова.

Наоборот, широкие, заманчивые перспективы богатства рисовались ему, а образ Насти все тускнел и тускнел…

Настя, нахмурив брови, пытливо взглянула на Еню, и ее нижняя губа задрожала…

– Слушайте, Еня… Значит, вы меня домой не проводите?

– Провожу. Отчего же вас не проводить?

– А… корова??

– Чем же корова вам мешает?

– И вы воображаете, что я через весь город пойду с такой погребальной процессией? Да меня подруги засмеют, мальчишки на нашей улице проходу не дадут!!

– Ну, хорошо… – после некоторого раздумья сказал Еня, – сядем на извозчика. У меня еще осталось тридцать копеек.

– А… корова?

– А корову привяжем сзади. Настя вспыхнула.

– Я совершенно не знаю: за кого вы меня принимаете? Вы бы еще предложили мне сесть верхом на вашу корову!

– Вы думаете, это очень остроумно? – надменно спросил Еня. – Вообще, меня удивляет: у вашего отца четыре коровы, а вы одной даже боитесь, как черта.

– А вы не могли ее в саду до завтра оставить, что ли? Украли бы ее, что ли? Сокровище какое, подумаешь…

– Как угодно, – пожал плечами Еня, втайне чрезвычайно уязвленный. – Если вам моя корова не нравится…

– Значит, вы меня не провожаете?

– Куда ж я корову дену? Не в карман же спрятать!..

– Ах, так? И не надо. И одна дойду. Не смейте завтра к нам приходить.

– Пожалуйста, – расшаркался обиженный Еня. – И послезавтра к вам не приду, и вообще могу не ходить, если так…

– Благо нашли себе подходящее общество!

И, сразив Еню этим убийственным сарказмом, бедная девушка зашагала по улице, низко опустив голову и чувствуя, что сердце ее разбито навсегда.

Еня несколько мгновений глядел вслед удаляющейся Насте.

Потом очнулся…

– Эй, ты, корова… Ну, пойдем, брат.

Пока Еня и корова шли по темной, прилегающей к саду улице, все было сносно, но едва они вышли на освещенную многолюдную Дворянскую, как Еня почувствовал некоторую неловкость. Прохожие оглядывали его с некоторым изумлением, а один мальчишка пришел в такой восторг, что дико взвизгнул и провозгласил на всю улицу:

– Коровичий сын свою маму спать ведет.

– Вот я тебе дам по морде, так будешь знать, – сурово сказал Еня.

– А ну, дай! Такой сдачи получишь, что кто тебя от меня отнимать будет?

Это была чистейшая бравада, но мальчишка ничем не рисковал, ибо Еня не мог выпустить из рук веревки, а корова передвигалась с крайней медленностью.

На половине Дворянской улицы Еня не мог больше выносить остолбенелого вида прохожих. Он придумал следующее: бросил веревку и, отвесив пинка корове, придал ей этим самым поступательное движение. Корова зашагала сама по себе, а Еня с рассеянной миной пошел сбоку, приняв вид обыкновенного прохожего, не имеющего с коровой ничего общего…

Когда же поступательное движение коровы ослабевало и она мирно застывала у чьих-нибудь окон, Еня снова исподтишка давал ей пинка, и корова покорно брела дальше…

Вот Енина улица. Вот и домик, в котором Еня снимал у столяра комнату… И вдруг, как молния во тьме, голову Ени осветила мысль:

– А куда я сейчас дену корову?

Сарая для нее не было. Привязать во дворе – могут украсть, тем более что калитка не запирается.

– Вот что я сделаю, – решил Еня после долгого и напряженного раздумья. – Я ее потихоньку введу в свою комнату, а завтра все это устроим. Может же она одну ночь простоять в комнате…

Потихоньку открыл дверь в сени счастливый обладатель коровы и осторожно потянул меланхолическое животное за собой:

– Эй, ты. Иди сюда, что ли… Да тиш-ше! Ч-черт! Хозяева спят, а она копытами стучит, как лошадь.

Может быть, весь мир нашел бы этот поступок Ени удивительным, вздорным и ни на что не похожим. Весь мир, кроме самого Ени да, пожалуй, коровы: потому что Еня чувствовал, что другого выхода не представлялось, а корова была совершенно равнодушна к перемене своей службы и к своему новому месту жительства.

Введенная в комнату, она апатично остановилась у Ениной кровати и тотчас же стала жевать угол подушки.

– Кш! Ишь ты, проклятая, – подушку грызет! Ты что… есть, может, хочешь? или пить?

Еня налил в тазик воды и подсунул его под самую морду коровы. Потом, крадучись, вышел на двор, обломал несколько веток с деревьев и, вернувшись, заботливо сунул их в тазик же…

– На, ты! Как тебя… Васька! Ешь! Тубо!

Корова сунула морду в тазик, лизнула языком ветку и вдруг, подняв голову, замычала довольно густо и громко.

– Цыц ты, проклятая! – ахнул растерявшийся Еня. – Молчи, чтоб тебя… Вот анафема!..

За спиной Ени тихо скрипнула дверь. В комнату заглянул раздетый человек, закутанный в одеяло, и, увидев все происходящее в комнате, с тихим криком ужаса отступил назад.

– Это вы, Иван Назарыч? – шепотом спросил Еня.

– Входите, не бойтесь… У меня корова.

– Еня, с ума вы сошли, что ли? Откуда она у вас?

– Выиграл в лотерею. Ешь, Васька, ешь!.. Тубо!

– Да как же можно корову в комнате держать? – недовольно заметил жилец, усаживаясь на кровать.

– Узнают хозяева – из квартиры выгонят.

– Так это до Завтра только. Переночует, а потом сделаем что-нибудь с ней.

– М-м-му-у! – заревела корова, будто соглашаясь с хозяином.

– А, нету на тебя угомону, проклятая!! Цыц! Дайте одеяло, Иван Назарыч, я ей голову закутаю. Постой. Ну, ты! Что я с ней сделаю – одеяло жует! У-у, черт!

Еня отбросил одеяло и хватил изо всей силы кулаком корову между глаз…

– М-мму-у-у!..

– Ей-Богу, – сказал жилец, – сейчас явится хозяин и прогонит вас вместе с коровой.

– Так что же мне делать?! – простонал Еня, приходя в некоторое отчаяние. – Ну, посоветуйте.

– Да что ж тут советовать… А вдруг она будет кричать целую ночь. Знаете что? Зарежьте ее.

– То есть… как это зарезать?

– Да очень просто. А завтра мясо можно продать мясникам.

Можно было сказать с уверенностью, что мыслительные способности гостя в лучшем случае стояли на одном уровне с мыслительными способностями хозяина.

Еня тупо поглядел на жильца и сказал после некоторого колебания:

– А что же мне за расчет?

– Ну, как же! В ней мяса пудов двадцать… По пяти рублей пуд продадите – и то сто рублей. Да шкура, да то, да се… А за живую вам все равно не больше дадут.

– Серьезно? А чем же я ее зарежу? Есть столовый нож и тот тупой. Ножницы еще есть – больше ничего.

– Что ж; если ножницы вонзить ей в глаз, чтобы дошло до мозга…

– А вдруг она… станет защищаться… Подымет крик…

– Положим, это верно. Может, отравить ее, если…

– Ну, вы тоже скажете… Сонного порошка ей вкатить бы, чтоб заснула, да откуда его сейчас возьмешь?..

– Му-у-у!.. – заревела корова, поглядывая глупыми круглыми глазами на потолок.

За стеной послышалась возня. Кто-то рычал, ругался, отплевывался от сна. Потом послышалось шарканье босых ног, дверь в Енину комнату распахнулась, и перед смятенным Еней предстал сонный растрепанный хозяин.

Он взглянул на корову, на Еню, заскрипел зубами и, не вдаваясь ни в какие расспросы, уронил сильное и краткое:

– Вон!

– Позвольте вам объяснить, Алексей Фомич…

– Вон! Чтобы духу твоего сейчас же не было. Я покажу вам, как безобразие заводить!

– То, что я вам и говорил, – сказал жилец таким тоном, будто все устроилось, как нужно; закутался в свое одеяло и пошел спать.

_______________________

Была глухая, темная летняя ночь, когда Еня очутился на улице с коровой, чемоданом и одеялом с подушкой, навьюченными на корову (первая осязательная польза, приносимая Ене этим неудачным выигрышем).

– Ну, ты, проклятая! – сказал Еня сонным голосом. – Иди, что ли! Не стоять же тут…

Тихо побрели…

Маленькие окраинные домики кончились, раскинулась пустынная степь, ограниченная с одной стороны каким-то плетеным забором.

– Тепло, в сущности, – пробормотал Еня, чувствуя, что он падает от усталости. – Посплю здесь у изгороди, а корову к руке привяжу.

И заснул Еня – это удивительное игралище замысловатой судьбы.

* * *

– Эй, господин! – раздался над ним чей-то голос. Было яркое, солнечное утро.

Еня открыл глаза и потянулся.

– Господин! – сказал мужичонка, пошевелив его носком сапога. – Как же это возможно, чтобы руку к дереву привязывать. Это к чему же такое?

Вздрогнув как ужаленный, вскочил Еня на ноги и издал болезненный крик: другой конец привязанной к руке веревки был наглухо прикреплен к низкорослому, корявому дереву.

Суеверный человек предположил бы, что за ночь корова чудесной силой превратилась в дерево, но Еня был просто глупо-практичным юношей.

Всхлипнул и завопил:

– Украли!!..

– Постойте, – сказал участковый пристав. – Что вы мне все говорите – украли да украли, корова да корова?.. А какая корова?

– Как «какая»? Обыкновенная.

– Да какой масти-то?

– Такая, знаете… Коричневая. Но есть, конечно, и белые места.

– Где?

– Морда, кажется, белая. Или нет! Сбоку белое… На спине тоже… Хвост такой тоже… бледный. Вообще, знаете, как обыкновенно бывают коровы.

– Нет-с! – решительно сказал пристав, отодвигая бумагу. – По таким спутанным приметам я разыскивать не могу. Мало ли коров на свете!

И побрел бедный Еня на свой крахмальный завод… Все тело ломило от неудобного ночлега, а впереди предстоял от бухгалтера выговор, так как был уже первый час дня…

И призадумался Еня над тщетой всего земного: вчера у Ени было все – корова, жилище и любимая девушка, а сегодня все потеряно – и корова, и жилище, и любимая девушка.

Странные шутки шутит над нами жизнь, а мы все – ее слепые, покорные рабы.

Охотник на слонов

Сидя в кафе на диване с высокой спинкой, я услышал донесшуюся до меня с другой стороны дивана одну из самых замечательных фраз, когда-либо прозвучавших на нашем дряхлом земном шаре:

– …Когда я в Америке охотился на слонов, то…

Я заглянул за спинку дивана: белобрысый вялый молодой человек, наклонившись к двум прехорошеньким дамам, сидевшим против него, рассказывал, а они обе слушали его со сверкающими глазками, с полуоткрытыми розовыми ротиками…

– …Надо вам сказать, что американские слоны отличаются особенной свирепостью…

Мое честное, бурно бьющееся в груди сердце – не выдержало. Я встал, приблизился к разговаривающим и, по-джентльменски извинившись перед дамами, наклонился к вышеописанному парню:

– Вы лжете, – сказал я, глядя на него открытым взором. – Не могу выносить, когда лгут.

Молодой человек вскочил, и в тусклых глазах его сверкнули молнии.

– Милостивый государь!! Вы за это ответите!

– Это другой вопрос. Но… вы сейчас солгали этим дамам.

– Он нам только рассказывал, – вступилась одна из дам, – как он охотился в Америке на слонов.

– Сударыня! Я очень понимаю ваше вполне законное спортивное любопытство, но… дело в том, что в Америке слонов нет! Слоны водятся только в Африке и Азии.

– Что вы говорите?! А как же он рассказывал, что убил в Америке двух слонов?

– Очень просто – солгал.

– Милостивый государь! – воскликнул белобрысый с отчаянной храбростью. – Вы за это мне ответите!

– Когда, где и как угодно. Но слоны в Америке от этого не заведутся.

Одна из дам неожиданно рассмеялась. Это так обидело их спутника, что он, вспыхнув, как утренняя заря, обратился ко мне:

– Надеюсь, вы сами понимаете…

– Что, дуэль? Пожалуйста! Давайте вашу карточку. Он мрачно порылся в бумажнике и с видом завзятого бретёра протянул мне карточку.

Мы церемонно раскланялись, и я ушел.

* * *

Я человек не из трусливых, но… дуэль есть дуэль. К этим вещам я отношусь серьезно. Предстояло много традиционных хлопот: найти секундантов, врача, написать родным на всякий случай предсмертные письма – только на другой день вечером все было устроено. Вечером же явились и секунданты с ответом:

– Все готово! Завтра в семь утра. За дубовой рощей. На пистолетах.

– Он не ломался? Не трусил?

– Нет, представьте. Очень мужественный. Сразу согласился.

_______________________

Без четверти семь я уже был со своими секундантами и врачом на месте, а через десять минут вдали показался автомобиль моего противника.

Мои секунданты направились к нему, поговорили с его секундантами и, отмерив расстояние, вручили нам пистолеты. Как всегда бывает – мы оба старались до выстрелов не замечать друг друга. Особенная – не то деликатность, не то презрение к врагу.

Стали у барьера. Я поднял свой пистолет, навел на противника и, вдруг… мой пистолет от изумления опустился и бессильно повис в руке.

– Послушайте! – удивленно окликнул я своих секундантов. – Что за черт?! Это тот самый?

– Кто?

– Да противник-то? Тот, у кого вы вчера были?

– Ну да, а какой же?! Отправились по адресу, вызвали и точно исполнили все, что требовалось.

– Да ведь он брюнет!! А тот, кто меня вызвал, блондин. Почти такой же разговор происходил там вдали, где стоял мой противник.

– Кой черт!! – кричал он так, что нам было слышно.

– Что это там за человек, с пистолетом? Я его первый раз вижу!

Мои секунданты возмутились.

– Позвольте! Но ведь мы были вчера именно у вас. И вы согласились!!

Обе группы сблизились, горячо жестикулируя.

– Да, я согласился, потому что думал, вы явились именно от того господина, кого я вызвал. А против этого господина я ничего не имею. Он даже кажется мне чрезвычайно симпатичным. Здравствуйте! Как поживаете?

– Мое почтение, – дружески пожал я ему руку.

– Скажите… это ваша визитная карточка?

– Моя. Я дал ее тому белобрысому негодяю, который…

– Постойте! – радостно вскричал я, – такой худосочный блондин, с рыбьими глазами, врет так, что волос дыбом…

– Ну да, он! Уверял при мне публику, что был женат на Саре Бернар и что она из-за него сломала себе ногу. Из ревности. А я схватил его за шиворот и… тово…

– А у меня с ним вышло из-за слонов. Рассказывал, как в Америке слонов убивал. Каково?

Мы оба разговорились и общей дружной компанией вернулись в город. Пообедали вместе. После обеда решили прогуляться по городу…

· · · · · ·

Мой новый приятель дернул меня за рукав.

– Слушайте! Вот он!

– Кто?

– Муж Сары Бернар и американский охотник на слонов! Впереди нас с дамой идет.

Мы догнали его и прислушались к разговору:

– Да, знаете, сударыня, – дуэли для меня не новинка. Но мужчины сделались такие трусливые, что ужас. Да вот, например… За эти три дня у меня было два вызова на дуэль – и что же! Ни тот ни другой так и не прислали своих секундантов. За собственную шкуру испугались! Хе-хе… А я-то, по наивности, сидел эти дни дома и ждал. Вот, думаю, еще пара выстрелов на голодный зуб. Вообще, я люблю сильные ощущения. Когда мне пришлось в Шотландии переплывать Ниагару…

Мы оба расхохотались и повернули обратно.

Опровержение приключений барона Мюнхгаузена
(Научная статья)

За всю мою жизнь мне пришлось прочесть целую уйму книг, но больше всего я любил читать правдивые истории о различных приключениях и испытаниях, случившихся с разными отважными, храбрыми людьми.

Подумать только – сколько иной человек перенес за свою богатую опытом бурную жизнь – так это в десяти книгах не упишешь!

Читаю, бывало, а у самого глаза горят, щеки пылают, а рука сжимается в кулак, будто сжимает эфес шпаги, а колени тоже сжимаются, будто сдавливают бока кровного скакуна, а грудь порывисто дышит, а горло… да, вообще, что говорить – очень живо я все напечатанное переживал, – будто сам участвовал во всех этих схватках, битвах и любовных приключениях, бок о бок с д'Артаньяном, Казановой и Гордоном Пимом…

Но вот, на днях иду я мимо книжного магазина, гляжу – на витрине выставлена книжка: «Путешествия и приключения барона Мюнхгаузена»…

Сердце мое так и дрогнуло: вот те раз! Все, кажется, в своей жизни прочитал, а приключений барона Мюнхгаузена не знаю…

Купил… Ознакомился…

Не знаю, как относятся к приключениям барона Мюнхгаузена другие, но я могу только головой покачать.

Да еще разве плечами пожать. Да еще разве только недоверчиво подмигнуть.

Я с детства привык благоговейно верить печатному слову: напечатано – значит, так и было, – но всему же есть границы.

Допускаю, что бывают чудесные совпадения и неслыханные удачи…

Например, тот случай, когда барон Мюнхгаузен, спасаясь от медведя на дереве, уронил кинжал, и так как дело было зимой, то барон принялся плевать на рукоятку кинжала до тех пор, пока плевки, замерзая, не выросли в ледяную сосульку, что дало барону возможность, ухватившись за эту сосульку, втащить кинжал на дерево…

Что ж… Это, конечно, очень трудно, но возможно, я думаю, если брать правильный прицел.

Я допускаю также случай с оленем, в лоб которого Мюнхгаузен выстрелил вместо пули вишневыми косточками, после чего, через несколько лет, на лбу оленя выросло вишневое дерево, украшенное спелыми вишнями.

Конечно, здесь требуется целая вереница удач и совпадений, – я это прекрасно понимаю: нужно было, чтобы вишневая косточка пробила твердую лобную кость, чтобы при этом ударе ее покровы оказались ненарушенными и годными для прорастания; нужно, чтобы вещество оленьего мозга доставляло необходимое питание и влагу слабому нежному ростку; нужно, чтобы корни, постепенно увеличиваясь в росте, не разрушили мозговое вещество, а поползли по всем извилинам и разветвлениям мозга; нужно, чтобы олень не вступал в битвы с другими оленями, во время которых, как известно, олени ломают друг другу рога, так что, конечно, не удержалось бы и хрупкое деревце на лбу…

И если все эти счастливые случайности в данном случае имели место, то, несмотря на кажущуюся чудесность описанного, – всякий логически мыслящий человек может допустить вероятность описанного.

Я пойду дальше! Даже случай с лошадью и колокольней я допускаю!! (Барон рассказывает, как он в Польше зимней ночью привязал лошадь к острому колу, торчавшему из снежного сугроба, а сам лег прямо в снег и, усталый, крепко уснул. Проснувшись же, он увидел себя на церковном дворе, а сверху донеслось до него конское ржание… Взглянув наверх, барон увидел свою лошадь привязанной к кресту колокольни.)

Барон объясняет это так:

«Деревню за ночь всю занесло снегом. Потом погода резко изменилась; во время сна я незаметно опускался все ниже и ниже по мере того, как таял снег, пока не достиг твердого грунта; а то, что я принял в потемках за сломанное деревце, торчавшее из сугроба, был крест колокольни; к нему-то я и привязал лошадь»…

Я того мнения, что все эти объяснения с некоторой натяжкой можно признать… Правда, такие резкие изменения температуры и быстрота таяния снега почти неслыханны… Но они возможны! Правда, удивительно, что висящая на громадной высоте лошадь не порвала своей тяжестью уздечки или не задохлась благодаря этой же уздечке.

Но предположите, что ремни уздечки были сделаны из какой-нибудь гиппопотамьей кожи, что уздечка была так надета, что не стягивала дыхательных органов, – и все делается допустимым, все делается понятным…

Как говаривал Эпиктет:

«Это более, чем чудесно, – это возможно».

* * *

Но если теперь мы обратимся к другим «приключениям» Мюнхгаузена, нам останется только развести руками – правдивость их, этих приключений, не выдерживает даже самой снисходительной критики! Я готов признать все, самое неслыханное по ряду совпадений, самое невероятное, но при условии… Слышите? При условии, если это неслыханное не противоречит законам физики, биологии, баллистики и проч., и проч., и проч.

Барон рассказывает, как он после битвы вздумал напоить свою лошадь из водоема, и как лошадь пила целый час, и как он, случайно оглянувшись, увидел, что весь зад лошади с крестцом и ляжками был отрублен прочь, почему вся выпитая вода выливалась сзади, не принося лошади ни прохлады, ни облегчения…

В этом месте мой долг – долг читателя и логически мыслящего человека – воскликнуть:

– Барон! Вы лжете! Вы лжете, барон, потому что лошадь, лишенная половины своего тела, не могла не только нести, но даже удержать вас на себе (закон равновесия); она не могла даже и без вашей тяжести устоять на месте (закон потери крови), а не только глотать воду целый (?) час (?!!).

Другими словами, эта несчастная лошадь должна была, лишась своей задней половины, немедленно же и неукоснительно издохнуть на месте, а не носить вас по полю битвы, милостивый государь! А не пить воду в продолжение часа, господин барон!

Но барон этим не ограничивается! Он имеет смелость (избегаю поставить в этом месте другое слово, более резкое, но и более уместное), он имеет наглость утверждать, что вторая половина лошади, задняя, не только осталась, как говорится, жива и здорова, но еще имела мужество лягаться, а затем, сокрушив врагов, мирно отправилась на пастбище (?), где завела даже несколько интрижек с пасущимися кобылицами… но нет! Всякому лганью, даже самому беззастенчивому, есть границы.

И вы думаете, что барон этим ограничивается? О, если бы он только этим и ограничился! Мы бы тогда еще могли подыскать ему кое-какие оправдания. Мы бы могли допустить некоторую жизнеспособность отрубленных частей тела в течение некоторого времени, ибо, по утверждению ученых, отрубленная голова казненного преступника в течение нескольких секунд продолжает жить, закрывая и открывая глаза… Мы бы вспомнили о змеях и ящерицах, которые, будучи разрублены надвое, продолжают ползать – каждая часть сама по себе.

Но нет барону оправдания! Потому что вы знаете, до чего он договаривается? Что при помощи ветеринара он сшил побегами лавра (?) обе разрубленные части лошади, и они снова срослись!! И он стал снова пользоваться своим конем!! И побеги лавра пустили корни! И он ездил впоследствии под сенью лавровых ветвей!

Нет, барон! Ищите себе легковерных дураков в вашей злополучной Германии, а у нас в России вы их не найдете.

Вы рассказываете, как вы хотели попасть в неприятельскую крепость, для чего стали около самой большой пушки и когда из нее выстрелили, то вскочили (?) верхом (?!) на ядро и полетели в крепость.

Кому вы это рассказываете? Да знаете ли вы, что я, не доверяя себе, спросил о возможности этого случая одного знакомого артиллериста – и он только рассмеялся мне в лицо.

Но барону, видите ли, и этого «полета» было мало. Он рассказывает дальше, что, летя на своем ядре, он вдруг впал в раздумье – что его ожидает в неприятельской крепости? И он, видите ли, на полдороге решил вернуться! Как же он это делает? Да просто: в этот момент мимо него пролетало встречное ядро, летящее в его лагерь, – он на него и перескочил!! Подумаешь, какой простой способ возвращения!.. Я, не доверяя себе, снова обратился с вопросом к знакомому артиллеристу – возможно ли это?

Он назвал меня дураком – за что? Не понимаю.

Тогда я прочел несколько трудов по баллистике, ознакомился со скоростью полета пушечного снаряда и теперь уверенно и твердо могу бросить в лицо барону:

– Барон Мюнхгаузен! Вы солгали! Мы вам не верим.

Может быть, вы, барон, возразите мне, что в ваше время ядра летали так медленно, что проворный человек мог успеть вскочить на ядро верхом, – хорошо… допустим…

Но, в таком случае, я окончательно доканаю вас вашей же историей с бешеной собакой и шубой.

Барон, видите ли, приводит картинный рассказ о том, как в одном из переулков Петербурга на него бросилась бешеная собака и впилась зубами в его меховую шубу из голубых песцов. Барон, вернувшись домой, повесил шубу в гардероб вместе с прочей одеждой…

Кажется, до сих пор все возможно? Все допустимо? Но… предоставим дальше слово самому барону:

«Каков же был на другое утро мой испуг, когда в квартире у меня поднялся адский гвалт, и я услышал голос своего лакея Ивана, громко звавшего меня:

– Пожалуйте сюда, г-н барон, ваша шуба взбесилась! Прибежав на его зов, я увидел, что почти все мои платья разбросаны по полу и разорваны в клочья. Иван в самом деле не ошибся: моя любимая шуба взбесилась (?), вероятно, от укусов бешеной собаки. Я застал ее на том, как она яростно напала на мой новый камзол, и давай трясти его, топтать и возить по полу»…

И опять я, читатель, как и в случае с ядром, не поверил своим глазам, своим ушам, своему опыту и логике…

Отправился к знакомому ветеринару и спросил его:

– Может ли неодушевленный предмет взбеситься от укуса бешеной собаки?

– Что?!!

Я повторил вопрос.

Он долго смотрел на меня и потом спросил:

– Это не вас ли укусила собака?

– Нет, шубу. Может шуба взбеситься?

– Может. Если ее носит такой кретин, как вы.

Мне очень жаль, что я не учился в Пастеровском институте для прививки бешенства. Окончив это учебное заведение, я имел бы под собой твердую почву. За неимением этого пришлось обратиться к научным трудам.

И что же – барон и тут, в случае с шубой, солгал!

Да и действительно: как может шуба, не имеющая ни живой ткани, ни желез для выработки слюны, ни кровообращения, – пострадать от укуса бешеной собаки?! Чем она могла топтать камзол? Где у нее пальцы, которыми она могла разорвать платье в клочья?

Нет, барон… Всему есть мера! Я могу поверить в зайца, у которого, по вашим словам, две вторые пары ног были на спине, могу поверить в оленя с деревом во лбу, – но катанье верхом на бомбе?! Но бешеная шуба?! Но сшитая лаврами лошадь?!..

Это меня так возмущает, что я громко возвышаю свой голос и громко кричу всем читателям прошедшего, настоящего и будущего:

– Не верьте барону Мюнхгаузену. Не менее половины всего рассказанного им – ложь!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю