Текст книги "Том 6. Отдых на крапиве"

Автор книги: Аркадий Аверченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц)

Кнедлики

«Кнедлики»!!!!!

Вот то слово, которое привело в возмущение и ярость моих друзей-чехов…

– Позвольте, господа, – оправдывался я. – Ну, что в них хорошего? Что такое – кнедлики?! Это вареный, тяжелый, как свинец, хлеб, который кирпичом ложится в желудке. Ведь если я буду есть кнедлики каждый день – у меня в желудке будет кирпичный дом!

– У вас не в желудке кирпич, – кричал мой сосед по столу, – а в сердце у вас кирпич! Да ели ли вы когда-нибудь настоящие кнедлики?!

А другой чех – самый деликатный – сказал:

– Я и забыл, что мне нужно домой…

– Позвольте! – забеспокоился я. – Вы же говорили, что у вас свободный вечер…

– Да, но я не думал, что он так печально кончится.

– Пойду и я, – встал другой.

– И я!!

Я остался в грустном одиночестве…

– Ничего не поделаешь – придется обедать одному. Кельнер, дайте обед!

На первое мне дали суп с кнедликом; на второе – «вепшово печенье» с кнедликом; на десерт – кнедлик с яблоком внутри. Смотрел я на эти три невинные штучки, лежащие передо мною нетронутыми, и думал:

– Неужели такой пустяк может повести к международным осложнениям и к разрыву дипломатических сношений?..

* * *

Забыл сказать: потребованную мною к предобеденной закуске водку кельнер подал вместе с кофе…

Побрел я грустно домой, разделся и подполз под перину… Может быть, здесь людская ненависть не отыщет меня!

Как добыть себе в Праге комнату

Все живущие в Праге хорошо знают, как трудно добыть в этом прекрасном городе даже непрекрасную комнату…

Бесквартирные квартиранты бьются и разбиваются о занятые уже квартиры, как слабая волна о несокрушимый каменный утес.

Любя своих читателей по-христиански, – я хочу дать им очень полезный совет:

«Как добыть себе комнату»!

* * *

Наметив себе владельца уютной комнатки, очень ревнивого и имеющего хорошенькую жену, вы садитесь за стол и пишете жене и мужу два совершенно различных письма…

Первое:

«Мадам! Ваш муж вам изменяет. Если хотите убедиться – идите завтра в 8 часов вечера в гостиницу „Гранд-Отель“ и постучите в 42 номер. Ничего не подозревая, он откроет вам, вы ворветесь и застанете его с вашей соперницей. Письмо это сожгите. Захватите на всякий случай револьвер… Ваш доброжелатель».

И второе:

«Послушайте вы, рогатый муж! Ваша жена вам изменяет. Если хотите убедиться, идите завтра в 8 часов вечера в „Гранд-Отель“. Там, в 42 номере живет тот, который надсмеялся над вашим семейным очагом. P. S. Захватите револьвер. Письмо сожгите. Ваш доброжел.».

Можете для верности написать и третье письмо кроткому, ничего не подозревающему жильцу № 42 «Гранд-Отеля»:

– «М. Г. Я знаю, вы живете в „Гранд-Отеле“, № 42. Завтра в 8 час. вечера на ваш номер будет сделано преступное нападение с целью грабежа. Когда к вам ворвутся – стреляйте! Ваш доброжелатель».

Послав все три письма, ждите кротко результатов…

Что-нибудь, да выйдет: или муж ухлопает жену, или жена – мужа, или муж – безвинного жильца № 42, или жилец – мужа…

Одним словом, будет кровавая неразбериха, которая вам на руку… В том или другом случае – кто-нибудь попадет в тюрьму, кто-нибудь на кладбище…

Тут-то вы не зевайте. Занимайте освободившуюся комнату, пока из-под носу не выхватили.

Не смущайтесь, если призраки загубленного вами мужа или жены будут являться вам.

Днем они не являются, а ночью – пусть себе ходят.

Походят, походят, да и отстанут.

Мой ученик

Результаты моего вчерашнего совета «Как найти себе в Праге комнату» – сказались очень быстро. Даже – молниеносно!

Он вошел ко мне, не постучавшись, и первыми его словами были:

– Чтоб они провалились, ваши адовы, анафемские фельетоны!!!

– Сами вы провалитесь, – застенчиво сказал я.

– Чтоб она лопнула, газетенка ваша несчастная!! Будь они прокляты, все номера «Прагер Прессе», от первого до последнего!!

Я одобрительно потрепал его по плечу венским стулом, но он угрюмо уклонился от этой ласки и, стукнув кулаком по столу, сказал:

– Ищите мне комнату!

– Камера в городской тюрьме вам подойдет? – заботливо осведомился я.

– Скажите, вы зачем учите читателей разным гадостям?

– Ничего подобного! Я сею разумное, доброе, вечное.

– Пусть его вместе с вами в могилу положат, это вечное! Не откажитесь же вы от того, что напечатали вчера совет: «Как получить себе в Праге комнату»…

– Надеюсь, вы ее получили?

– Получил?., (он горько засмеялся). Так слушайте ж!

* * *

Я приехал в Прагу 3 недели тому назад. Конечно, о комнате или о номере в гостинице нечего было и думать!

Ну… устроился я пока у одного знакомого гостеприимного чеха-мануфактурщика под прилавком. Снаружи стенка прилавка была не до полу, и поэтому я, отдыхая после обеда, мог свободно изучать обувь всех покупателей…

Лежу я однажды днем, читаю книжку. Вошел один покупатель, купил что-то, а когда расплачивался – уронил бумажник. Нагнулся, глянул под прилавок – и узнали мы друг друга. Мой старый приятель!

– Что ты тут делаешь? – изумленно спросил он.

– Читаю при свечке Альфонса Доде.

– Под прилавком?!!

– Ну да. На прилавке – это было бы неудобно и для хозяина, и для покупателей. Одним словом: у меня нет комнаты!..

Он вытащил меня из-под прилавка, обнял, расцеловал, очистил от пыли и сказал:

– Я никогда не допущу, чтобы мои друзья валялись, как гнилая бумазея, под прилавками. Иди жить ко мне! У меня всего одна комната, но мы как-нибудь поместимся.

Представьте себе, что эта его комната мне очень понравилась: уютная, светлая… Но в ней был огромный недостаток: мой приятель. Одному мне она приходилась бы как раз по душе, а он был лишний.

Приятель угостил меня, напоил винцом и рассказал о себе. Рассказал, что он влюблен, что его избранница замужем, что они встречаются у нее, когда муж уходит на дежурство, – одним словом, выложил всю подноготную…

И как раз на другой день – только что я утром продираю глаза, натыкаюсь на ваш фельетон в газете – «Совет, как найти себе в Праге комнату».

Прочитал я, обрадовался – прекрасный верный способ, тем более что и комната была у меня на примете: та самая, где я жил.

И вот, когда приятель ушел на свидание к своей милой, я сел и тут же настряпал письмо ее мужу – по вашему же рецепту: «Ну, и фрукт же вы, господин рогоносец! Ха-ха. Пока вы дежурите на службе – у вашей жены дежурит возлюбленный! Бегите скорей домой, захватите револьвер и застрелите его, нечего там стесняться. Она же не виновата, это он ее соблазнил, я знаю! Ваш доброжелатель».

Написав, занес это письмецо мужу на дежурство, вернулся домой и стал ждать.

И вдруг раскрывается дверь…

Я вскочил и, с бешенством тряся его за плечи, вскричал:

– Раскрывается дверь?!! Так? Говори, каналья, – так?.. И вносят бездыханный труп вашего друга?!!

– Будьте вы прокляты с вашими «советами»!! Ничего подобного! Раскрывается дверь, и входит мой приятель – живой и здоровый – под руку с какой-то дамой… «Прости, – говорит, – Володя (это я Володя), – я, – говорит, – знаю, что поступаю не по-товарищески, но, понимаешь, какое вышло дело: кто-то донес мужу, он нас застал и, узнав обо всем, дал ей полную свободу! Теперь она будет жить у меня, а ты… Ты сам понимаешь, втроем жить неудобно… Так что – иди опять под прилавок».

– Ну-с?!

Он замолчал, злобно поглядывая на меня.

– Чего ж вы от меня хотите?

– Я вас спрашиваю: куда вы меня денете, раз вы во всем виноваты?

– Куда я вас дену?

Я дружески взял его сзади за воротник, любовно повернул, приветливо распахнул дверь, заботливо сбросил его с лестницы, и пока он катился, мелодично спускаясь головой по ступенькам, я задумчиво шептал:

– Однако какая страшная могучая сила – печать – в умелых руках!

Самый страшный притон Праги

Я спросил одного приятеля-чеха – большого знатока пражской жизни:

– Скажите, а есть у вас в Праге какие-нибудь притоны?..

– Что вы называете «притоном»? – осторожно осведомился он.

Ну, понимаете… Какой-нибудь страшный зловещий притон, где собираются воры, убийцы, грабители и их дамы – падшие женщины, обольщающие посетителя и подводящие его под нож своего друга… Есть такие места в Праге?

– Да вам зачем, Господи Иисусе?!

– Люблю сильные ощущения… Я шатался в Париже, в Риме, Константинополе по таким трущобам, где рука всегда должна быть в кармане, а палец на курке браунинга.

– Да… Есть такие места и в Праге, – с некоторой даже гордостью промолвил чех. – Я знаю один такой притон, что – когда я туда попал – у меня кровь заледенела в жилах…

– Ради Бога, адрес!..

– Ну, что вам за охота рисковать?!

– Ах, вы не понимаете, какая прелесть в риске! Как туда попасть?

– Гм! Ей-Богу, не советую. А впрочем, как хотите! Вот вам адрес…

* * *

С замирающим сердцем брел я по узкой темной улице, еле освещенной редкими фонарями… Грязный двухэтажный дом… В завешенных окнах видны какие-то странные силуэты… До меня донеслись звуки резкой странной музыки и чей-то хриплый смех…

Поколебавшись несколько секунд, я толкнул дверь и вошел.

Душный, дымный, спертый воздух, и в этом тумане кружатся в причудливом «шимми» две зловещие подозрительные пары.

При моем входе обе пары приостановились и сказали:

– Мфутета!

– Поклона!

Я в первый раз в жизни видел таких приветливых убийц, таких простодушных грабительских дам.

«Эге, – подумал я, – усыпляют мою подозрительность! А потом опоят чем-нибудь и зарежут. Ну, что ж – поборемся».

Я уселся за большой стол рядом с сосущим трубку старичком самого зловещего, подозрительного вида – и постучал:

– Дайте мне ликеру!

Зловещий старикашка, видя, что ко мне никто не подходит, – засуетился:

– Пан верхник! Этот господин желает ликеру. Что ж вы его заставляете ждать?!

«Э, – подумал я, – мягко стелешь, да жестко спать будет».

И вызывающе добавил:

– Только у меня с собой тысячекроновая бумажка! Можете потом разменять?

Дьявольская выдержка у этих чешских убийц и грабителей! Парижские или константинопольские при виде такой депозитки сразу бы перерезали горло ее обладателю, а эти – даже глазом не моргнули.

– Не беспокойтесь, пан. Как-нибудь разменяем.

– Вы русский? – хитро спросил меня ужасный старик, хрипя своей огромной кривой трубкой…

– Да-с, русский! Может быть, это вам не нравится?!

– Нет, я люблю русских. Только я удивляюсь, как это русские могут носить при себе такие большие деньги! Ведь потерять можно.

– Да, – ехидно усмехнулся я. – Или какой-нибудь молодец полоснет ножом по горлу и отнимет.

Очевидно я разгадал страшного старика, потому что он испуганно от меня отодвинулся.

Подошла подруга одного из убийц и, сев рядом, спросила старичка:

– Нет ли у вас папиросы?

– Извольте! – засуетился я с самым залихватским видом. – Может быть, и вина хотите? Ликеру?

Тут же решил поддразнить ее апаша и, если можно, – вывести его из себя.

– Можно вас поцеловать в щечку?

– Если это вам доставит удовольствие – пожалуйста, – засмеялась она. («Боже, какое несчастное создание… Ну, что она знает, что она читала? Бедный кусок дикого мяса!..»)

– Вы русский? – спросила она, прихлебывая ликер.

– Да, милашка, русский! И есть деньжата – ха-ха-ха!

– Я читала русских писателей. Вы знаете Чирикова?

– Неужели читали Чирикова?

– Я его много читала. И Куприна читала, и Аверченко…

«А, чтоб ты лопнула», – подумал я. Мне сделалось душно.

– Кельнер! Счет. Я ухожу.

Один из убийц принес счет. Другой – взламыватель касс – стал менять мою тысячу крон.

«Сейчас будут резать».

Дьявольская выдержка – никто даже не пошевелился.

«Крон на двести обсчитает», – явилось у меня слабое утешение.

С легкой досадой в душе я встал, причем молодой подкалыватель вежливо поднял мою упавшую шляпу.

– Мфутета, – сказал ростовщический старик.

– Поклона! Служебник! Доброй ночи, – попрощались со мной из угла двое (наверное, конокрады!).

* * *

Я вышел на темную глухую улицу. Прошел квартал. Вдруг – услышал сзади себя топот чьих-то догоняющих меня ног. Оглянулся: так и есть! Молодой убийца, подругу которого я неосторожно поцеловал, догонял меня.

«Гм… Вот оно! Начинается!»

Я прижался к стене и приготовился к защите.

– Извините, милостивый пан, – сказало это отребье человечества, запыхавшись. – Вы, когда получали сдачу, уронили около стула пятидесятикроновую бумажку… Вот – извольте!

Схватившись за голову, я отшвырнул деньги, глухо застонал и побежал прочь от недоумевающего «отребья человечества».

* * *

Вот что такое – «самый страшный притон Праги»! Для такого большого благоустроенного города – это даже неприлично.

* * *

Родители! Если в кинематографе идет какая-нибудь очень пикантная фильма – можете послать ваших детей-подростков в этот притон.

Там – приличнее.

Русский беженец в Праге

Всякому, даже не учившемуся в семинарии, известно, что, если человека, долго голодавшего или томившегося жаждой, сразу накормить до отвала или напоить до отказа – плохо кончит такой человек: выпучит глаза и, схватившись исхудалыми руками за раздутый живот, тихо отойдет в тот мир, где нет ни голодных, ни сытых.

История, случившаяся с гражданином советской республики Андрюшей Перескокиным, вполне удовлетворительно иллюстрирует это вышеприведенное бесспорное положение.

Всякому, даже не учившемуся в семинарии, известно, что долго голодавшего или жаждавшего человека надлежит откармливать или отпаивать постепенно: кусочек хлебца или мяса, глоточек воды, через час опять кусочек хлебца, глоточек воды. И эти порции усиливать только постепенно и с крайней осторожностью.

Будь моя власть, я бы на всех границах, через которые переваливают беглые советские граждане, стремясь в Белград, в Прагу и прочие места, – я бы на всех таких границах понастроил этакие предбанники, нечто вроде карантина, где беглецы подготовлялись бы к предстоящей сытой, безопасной жизни – постепенно, исподволь.

Скажем так: голодный, жаждущий, носящий на своем бренном теле шрамы от красноармейских штыков советский федеративный бедняга с разбегу перелетел границу и ввалился прямо в мои объятия.

Такого беднягу надлежит прежде всего схватить за шиворот и дать два-три тумака, чтобы переход от советской жизни к обыкновенной был не так резок.

Для этой же цели надлежит потом стащить беглеца в особую казарму и там дать ему кусок белого, но черствого хлеба, сдобрив его стаканом черного, но слегка прокисшего пива.

Ешь, собака! Пей, каналья!

Ночью рекомендуется разбудить спящего скитальца, произвести у него легкий пятиминутный обыск и ткнуть слегка штыком или прикладом в бок.

На следующий день федеративный беглец перевозится уже в более удобное помещение. Хлеб ему дается менее черствый, пиво прокисшее чуть-чуть, а вместо тычка штыком – пара снисходительных оплеух.

Когда вы заметите, что у беглеца уже появилась краска в лице и взор сделался более спокойным, а манеры самостоятельнее, рискните к мягкому белому хлебу прибавить немного жареного мяса, копченую кефаль и кусочек вареного поросенка. К этому: стаканчик казенной водки и полбутылки вкусного, свежего, пражского пива. Вместо побоев – легкий щипок или щелчок по голове, нечто среднее между болевым ощущением и игривой лаской.

На следующий день накормите беглеца супом, судаком, гусем и пирожными и, потрепав по плечу, можете уже выпустить его на свободу: вы приготовили его достаточным образом к восприятию прелестей спокойной, нормальной, сытой жизни.

Вот как нужно было делать.

А у нас – в Константинополе, Белграде, Праге – это дело поставлено чрезвычайно плохо… (Я говорю «у нас», потому что я теперь чувствую себя всюду у себя – Прага ли, Лондон или Мельбурн – это все мои летние виллы, в которых я спасаюсь от советской духоты…) Так вот, я и говорю – у нас дело поставлено из рук вон плохо: перескочил человек границу, почувствовал приволье и свободу, съел 10 фунтов белого хлеба, уписал поросенка и…

Впрочем, тут вполне уместно вернуться к описанию трагической истории, случившейся с Андрюшей Перескокиным…

* * *

– Андрюша, голубчик! Ты! Не чаял и видеть тебя в живых! Давно из Совдепии?

– Только сегодня, родной. Пешком в Прагу добрел, не успел еще очухаться… Фу-фу!..

– Что это у тебя в руках за свертки?

– Поросенок и бечевка для упаковки – 20 фунтов…

– Зачем это тебе?

– Замечательно дешево. Купил на всякий случай. У нас ведь в Москве бечевок совсем нет. А о поросятах даже забыли, какой он и есть. А тут за 80 крон…

– Да зачем тебе сырой? Ты бы лучше жареного купил.

– Чудак, да разве сейчас можно разбирать. Увидел: несет баба поросенка, и купил. А то еще перехватят. Угля купил два пуда. В гостинице оставил.

– А уголь тебе зачем?

– Вот оригинал! Да ведь совсем даром! А поищи-ка у нас в Москве! Эй, мальчик, что несешь? Газеты? Это не советские? Ну, дай тогда десять штук. Что, одинаковые? Это, брат, неважно, зато правду всю узнаю. Все десять и прочту. Голубчик! Обойдем, пожалуйста, этот перекресток – тут нечто вроде милиционера стоит.

– Да тебе его чего ж бояться?

– А вдруг прикладом по спине треснет?

– С ума ты сошел? За что? У нас тут полиция вежливая.

– Толкуй! Эй, баба, постой! Что это, хлеб? Белый? Сколько хочешь за всю корзину? Тридцать крон? О, Боже! Почти пуд… Давай, м…… давай, драгоценная.

– Послушай… Ты этого хлеба в неделю не съешь. Но он не слушал меня. Глаза его помутнели, а руки судорожно уцепились за корзинку. Я махнул рукой и отошел от него.

– Эй, куда ты! Стой! Можно будет у тебя сегодня переночевать?

– Да ведь ты говорил, что имеешь номер в гостинице.

– А вдруг ночью обыск? А я как назло нынче в разговоре с извозчиком осуждал советский федеративный строй… Кстати… автомобили здесь дешевы? Что ты говоришь?! Тридцать крон?! А у нас 7 миллионов за конец! Вези… Вези меня, милый!..

– Куда прикажете?

– Куда-нибудь… Главное – совсем почти даром! Хе-хе. Вези на базар: куплю сосисок – толстенькие такие у вас тут в Праге есть – куплю про запас килограммов восемь!..

И вот вчера с Перескокиным Андрюшей случилось то, чего я боялся больше всего…

Я увидел его едущим по одной из окраинных улиц Праги на возу с сеном (купил Андрюша сено очень дешево, совсем даром); в одной руке Андрюша держал жареного гуся (ошеломляющая дешевизна – сто крон!), в другой руке – бутылку водки (а у нас в Совдепии за водку – расстрел!). Сидя на возу с сеном, Андрюша лихорадочно пожирал гуся, запивал водкой прямо из горлышка, а в промежутках между жевательным и глотательным процессами на всю улицу горланил «Боже, царя храни!». Увидел меня, загадочно подмигнул – и его леденящий душу хохот огласил улицу.

– Видал-миндал?! Дорвался я теперь… Гуляй, душа! В гостиницу с сеном не пускают, так я теперь тово… Крейсирую! Си-иль-ный, державный ца-арствуй на славу…

– Доктора! – крикнул чей-то озабоченный голос. – Готов паренек! Скапустился.

Сняли Андрюшу с сена… Повели… И сидит он теперь в компании Наполеона Бонапарта, стеклянного человека и человека-петуха, хлопающего над самой Андрюшиной головой ладонями и оглушительно кукарекающего…

Андрюша уже приторговался к нему… Ведь в Совдепии петухов давно не видели…

* * *

А выдержи Андрюшу в проектированном мною подготовительном карантине – ничего бы этого и не было… Нет того, чтобы позаботиться о приезжающих.

Пантеон советов молодым людям, или Вернейшие способы, как иметь успех в жизни

От автора

Молодые люди! Я вижу – некому о вас позаботиться по-настоящему… Вас с детства учат истории, географии, геометрии и тригонометрии, но скажите по совести: разве все эти науки помогают вам в обычной вашей светской и сердечной жизни?

Нужна ли вам тригонометрия, когда вы объясняетесь в любви дорогой вашему сердцу женщине. И зачем вам география, если вас пригласили на свадебный обед или на похороны вашего друга, или вы приступили к изложению смешного, для забавы общества, анекдота?..

Светская жизнь – очень хитрая, запутанная штука, и не всякому удается проникнуть в ее прихотливые изгибы и завитушки.

Я проник! Я проник во все: и в психологию хорошенькой женщины, и в психологию жениха, и даже в психологию тётки жениха с материнской стороны. Я могу заботливо сопровождать вас по скользкому житейскому пути, деликатно поддерживая под руку, чтобы вы не шлепнулись носом о мать-сыру землю.

Я всё могу.

Вы желаете сделаться журналистом и составлять заметки, которые вызовут сенсацию, – пожалуйста. Я вас научу этому. Желаете сказать речь над могилой вашего друга – говорите. С моей стороны никаких препятствий – сплошная поддержка. Вы, скажем, тщеславны в военном смысле слова и желаете сделаться полководцем… Кто вас научит этому? кто наставит, – как не я, – ваш вечный, ваш мудрый, ваш неизменный друг.

Вот оно, какие дела.

Ну, всего хорошего – желаю вам успеха.

Арк. Аверченко