Текст книги "Тайна графа Эдельмута"

Автор книги: Анжелина Мелкумова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Глава 5
Про страшное чудовище, кровавые пятна и руку, что тянется к мечу

В короткое время замковый садик заполнился таким количеством народу, какого не бывало здесь, наверное, за все сто лет существования замка. Метались факелы, трещали ветви. Крепостные с топорами прочесывали куст за кустом.

– Осторожность! Соблюдать крайнюю осторожность! – кричал Бартоломеус, бегая – в одной руке плед, в другой кинжал. – Чудовище очень опасно!

– По рогам его! – вопили мужики, размахивая топорами. – По рогам!

– И ноги рубить! – горланили другие. – Все восемь! Без ног не убежит!

А принцесса Розалия, подхватив юбки, в волнении бегала и кричала:

– Не режьте ему глотку! Только не режьте ему глотку! Я сделаю это сама!

Запыхавшись, Бартоломеус остановился. Создавалось впечатление, что всем ненавистному Шлавино удрать не удастся: слишком сильна была ярость крепостных – суть бывших тараканов, козлов, ишаков…

– Вот он! – потащили кого-то волоком из кустов.

– Ишь, вырывается!

Чудовище завыло:

– И-и-и-и-и!

Заругалось:

– Подите вы прочь!

Запричитало:

– Спаси, Пресвятая Дева!

– Не будет тебе спасения! – поднялись топоры.

Чудовище заплакало жалобно тоненьким голосом.

– Стойте! – бешено дернулся Бартоломеус в толпу слуг. – Стойте! Руки прочь!

– Руки прочь… – Протолкавшись к пойманному, он остановился.

Впрочем, топоры и сами опустились. Поняв свою ошибку, мужики недоуменно глядели на двух бедолаг, лежавших на земле.

С исцарапанными лицами, одежда изорвана в клочья, закрывшись руками – из-за голого локтя испуганно мигают голубые глаза – смотрели на толпу окруживших их разъяренных людей малые парнишка и девчонка.

– Пресвятая Дева!., – таращась в ужасе, прошептала девчонка с перепачканным лицом. – Спаси нас и помилуй!

– Господи… Марион! – Одним движением поднял Бартоломеус девочку с земли. – Что вы тут делаете?

– С-с… с-спасаем вас… – Заикаясь, девочка оглянулась на толпу с топорами и, споткнувшись, чуть не упала обратно на Пауля.

– М-мы… э-э… – Поднявшись с земли, Пауль подобрал свой кинжал. – В общем… от злого графа Шлавино… решили с-спасти… – Он бросил взгляд на факелы и мужиков, почесал затылок. – Думаем: как же без нас? Ну, и…

– Как же вы попали сюда, – улыбнулся Бартоломеус, – спасатели?

– А вот! – протянула Марион тонкую, как палка, руку На ладони лежал ключ. Тот самый – от потайной дверки, что пряталась в стене замкового садика за густыми кустами.

Укрыв обоих пледом, Бартоломеус потащил пойманное «чудовище» по лесенке наверх в покои.

* * *

Двое спасателей были голодны, как волки. Марион одна умяла весь яблочный пирог. Пауль долго и с остервенением вгрызался в телячью лопатку, пока не отполировал ее зубами до блеска. Счастливая Эвелина суетилась вокруг, потчуя друзей засахаренными орешками, хлебом с вареньем и рассказами о происшедшем.

И только когда движение челюстей Марион замедлилось, а Пауль откинулся на спинку стула с мучительным вздохом «О-о-о, не могу больше»… Вот тогда только, позакрывав все двери, Бартоломеус задал давно вертевшийся у него на языке вопрос:

– А где граф Эдельмут?

– В Альтбурге, – отмахнулся Пауль, держась за живот, – у горшечника Ханса.

– Сними ты эту голову, Бартоломеус, – взмолилась Марион. – Надень свою старую.

Брови Бартоломеуса поползли вверх.

– А ну-ка, рассказывайте, – встряхнул он «спасателей», заметив, что оба собираются заснуть тут же за столом.

– Рассказывать-то почти нечего, – зевнул Пауль, уютно сворачиваясь калачиком на стуле. Но все же рассказал.

Похоже, граф Эдельмут родился под злосчастной звездой. Едва он приехал в Шлосбург, начался рыцарский турнир. Весь город был украшен флагами, разноцветными знаменами достойных господ, решивших померяться ловкостью и силой. То там, то сям разряженными толпами расхаживали слуги рыцарей, съехавшихся на турнир. За городом, окружая ровное поле, пестрели палатки господ участников. Пели виолы, звенели арфы, ходили на головах раскрашенные акробаты. В общем, было более чем увлекательно.

В первый день после приезда герцог фон Бёзе принять Эдельмута не смог. На второй день аудиенция ему была обещана твердо – сразу же после турнира, на котором сражался герцог.

Всю ночь до утра граф учил проникновенную речь, в которой рассказывал о трудной жизни орла в темнице, напоминал его светлости о счастливых днях детства, проведенных вместе, о первом бою, в котором отец его светлости посвятил графа в рыцари, о своих планах в отношении колдуна Шлавино… По мере приближения утра в душе нарастала спокойная уверенность в том, что все образуется. Завтра, завтра…

Назавтра на турнире герцог был убит.

Цветные флаги в городе сменились на черные, и с утра до вечера по улицам ходили толпами слуги в траурных одеждах, музыканты пели о доблестной жизни и славном конце храброго рыцаря фон Бёзе. На графа Эдельмута никто даже не взглянул. С почетом отвезли тело герцога домой, в родной замок Средьлугов, чтобы похоронить в фамильном склепе.

Сам не свой от горя, Эдельмут возвратился в свое графство. Теперь ничего не оставалось, как попытаться самому выдворить проклятого Шлавино из его замка и вообще с этого света. Едва Пауль и Марион вызвались сбегать на разведку, им было дано на то величайшее сиятельное согласие.

Примяв худые бока старенького ишачка, которого им одолжил горшечник Ханс, не евши и не пивши, дети ехали весь день. Только к вечеру достигли они замка Наводе. Усталые и голодные, проникли они через потайную дверку-и вот теперь…

Хррр… Хррр… – похрапывали оба рассказчика на стуле.

Перетащив обоих на кровать и укрыв пледами, Бартоломеус направился в конюшню.

– Куда ты? – испугалась Эвелина.

– Ничего страшного, всего только в Альтбург. Вернусь завтра с его сиятельством.

* * *

День выдался солнечный. По берегу озера, а затем по длинному мосту, соединявшему берег с замком, ехали два всадника. Один – уже знакомый всем граф Эдельмут, доблестный рыцарь, прогнавший из замка колдуна и вернувший несчастным его жертвам прежний облик. Другой – неизвестный никому блондин с горбатым носом и голубыми навыкате глазами.

Не понадобилось и стучать – ворота поспешно растворились.

Стоя на высоком крыльце во главе двенадцати фрейлин, принцесса Розалия с любопытством переводила взгляд с одного всадника на другого, с одного… О том, кто из них – кто, она узнала совсем недавно от Эвелины.

Вот оба остановились посреди двора и спрыгнули на землю.

Подхватив юбки, принцесса проворно сбежала по ступенькам и ухватила Эдельмута за плечи. Лицо старушки собралось глубокими морщинками сострадания.

– Дорогой мой, голубчик, не надо расстраиваться! Все образуется. Герцог фон Бёзе убит – какие пустяки! Зато я – я, принцесса Розалия, – жива. Мы все, все утрясем – не сойти мне с этого места!

Принцесса умела убеждать. В лице ее была такая страстная вера в свои слова, а во всем ее облике – такая вдохновенная решимость претворить их в жизнь, что лицо несколько приунывшего графа Эдельмута мгновенно просветлело.

– Благодарю ваше высочество, – склонился граф в глубоком поклоне, – что снизошли до несчастной жертвы колдовских чар и не хотите покинуть того, кто…

– О, нет, я не покину вас! – горячо воскликнула Розалия. И слеза скатились по ее щеке. – Уж я-то знаю, что значит быть жертвой зловредного Шлавино.

Взяв графа под руку, она решительно повела его за собой в покои башни. Вся шумная свита принцессы последовала за ними.

А горбоносый спутник графа, оставшись один, привязал коня к столбу, подозвал двоих из дворни, недоуменно глядевшей на него, сказал пару слов и скрылся в покоях.

Он вышел очень скоро, держа в руках лук и колчан со стрелами. Подождал еще некоторое время двоих, по его велению седлавших лошадей. Затем сунул за пояс остро отточенный топорик, вскочил на коня…

– Ну, Лошан, не боишься встретиться с чудовищем?

И поехал к воротам.

Двое слуг – также верхом и с топорами за поясом – двинулись следом.

* * *

Все трое сначала направились в деревню. Гигантского паука видели – один там, другой сям, третий совсем в другом месте. Два раза его пытались зарубить топорами. Но в обоих случаях паук сбежал. Он бегает очень быстро, уверяли жители деревни. Но, конечно, господам, если они верхом, нетрудно будет догнать…

Вчера у ручья нашли растерзанного зайца. А сегодня ночью – можете спросить сами – старая Гуцрун слышала, как кто-то – тяп-тяп, тяп-тяп – ходил по ее крыше. Гудрун не решилась выйти, но слышала, как кричал ее козлик. Можете сходить к старухе и попросить накормить вас супом из рожек и ножек – это все, что осталось от козлика.

– Проклятое чудовище… – слышалось со всех сторон.

– Что, господин поймает сегодня паука?

– Не обещаю, но постараюсь… – Пришпорив коня, Бартоломеус с помощниками покинул деревню.

Дальше они разделились. Вольф и Фукс направились по берегу в одну сторону, Бартоломеус – в другую.

Закусив губу, он мчался лугом к лесу Солнце зашло за тучи. Ни с того ни с сего вдруг повалил густой снег. Разом стало темно, будто наступил вечер. Именно в этот момент в душе у него появился холодок недоброго предчувствия. Пока дело кончилось только рожками да ножками. Но кто знает… Что-то говорило ему, что козлик – только проба сил. Он уже жалел, что оставил гомункулюса плавать в колбе. Если не удастся найти «паука», то, видно, придется размуровать лабораторию…

Но он должен был найти Шлавино! Разбить колбу – убийство из-за угла. Он не мог, не мог, не мог сделать этого! И, кроме того, он не мог забыть про «снадобье», что Шлавино дал умирающей девочке: «…вы ведь знаете, я врач – и, похоже, оно ей помогло…» Только бы встретиться один на один! Все честно: у того зубы, у него – кинжал…

Продираясь сквозь кустарник, мешая грязь со снегом, обходя болота, он искал и искал до темноты.

…«Завтра, – думал он, возвращаясь в замок еле живой от усталости. Вольф с Фуксом, повстречавшись с ним у моста, тащились следом. – Завтра – снова с утра и до поздней ночи. И если не найду, то тогда уже…»

Устало скрипели ворота, закрываясь на ночь.

– Где ты пропадал, Бартоломеус?

– Ваше сиятельство, я был на охоте.

– И где же дичь? – Эдельмут насмешливо улыбнулся. – Такой-то ты охотник!

– Сегодня был не мой день, – печально вздохнул Бартоломеус.

– Так вот, больше никакой охоты, – строго молвил граф. – Как мой управляющий, ты обязан находиться здесь и заниматься замком. Завтра с утра поди к принцессе Розалии, ты ей для чего-то понадобился. И я хочу устроить роскошный обед для принцессы. Должны быть мясо, дичь, вино – если можно, французское, а не эта местная кислятина… Позаботься. Да, Бартоломеус… – Граф пристально воззрился на свои ногти. – Ты не знаешь, ее высочество вдовы?

– Сколько знаю, тому уж лет пять, – удивленно глянул тот.

– А… много ли замков и городов оставил ей покойный супруг?

– Это мне неизвестно.

– Гм… хорошо. Можешь идти.

Бартоломеус зашел на кухню и распорядился в отношении завтрашнего обеда. Затем поднялся на крепостную стену и отобрал троих для завтрашней охоты на чудовище. Усталый, добрался он до своей каморки и повалился на кровать. Ему снилось дурное: чудовище всеми восемью лапами пыталось открыть окно и заползти к нему в каморку…

Едва забрезжил рассвет, он вскочил на ноги.

* * *

Вспоминая тот ужасный день, Бартоломеус пишет в своем манускрипте, что когда он утром выглянул в окно, облака на горизонте были окрашены кровавыми пятнами – «…как будто по небу протащился раненый олень».

Было ли так на самом деле, спорный вопрос. Скорее всего, последующие трагические события того дня породили в воображении Бартоломеуса мнимые воспоминания, а рассвет в то утро был самым обычным – розовым, ну, может быть, чуть-чуть алым.

…Принцесса Розалия сидела на низком резном стульчике и, сосредоточенно покусывая кончик языка, сверлила взглядом шахматную доску.

Сидя на таком же стульчике напротив, Бартоломеус ждал.

Досадуя, что не может поехать сам, он послал в лес пятерых: Фукса, Вольфа и еще троих дюжих молодцов из стражи. Все пятеро вооружились до зубов. Было велено искать до последнего. Но на душе было скверно: если кто-то пострадает, виноват будет он. Что за глупая щепетильность в отношении гомункулюса…

– Ага! – Издав победный клич, принцесса «съела» пешку королем – и таким образом подставила себя под удар.

Изящным прыжком белая «ладья» передвинулась к самому краю. Бартоломеус поднял глаза.

– Оу! – несказанно удивилась Розалия неожиданному повороту событий.

– Вашему высочеству мат, – объяснил Бартоломеус, сдержанно улыбнувшись.

Розалия откинулась на спинку стула.

– Ну, вы, золотко, умник! Который день мы сидим с вами за шахматами – и всякий раз вы хладнокровно берете верх! Могу вас заверить: до встречи с вами я еще в жизни ни разу не проигрывала ни одной из моих фрейлин!

Бартоломеус почтительно склонил голову:

– Постараюсь в следующий раз, по мере своих возможностей…

– О, нет, друг мой, – Розалия погрозила пальцем, – не вздумайте проигрывать! Продолжайте в том же духе, вам это идет – быть победителем всегда и везде. Никогда не забуду – ха-ха! – что вы тут выделывали с головой святой Матильды.

Бартоломеус скромно улыбнулся.

– Кстати, о святой Матильде… – Привстав с места, он приблизил свой горбатый нос к уху принцессы.

Некоторое время Розалия слушала, широко распахнув глаза. Вскоре брови ее поползли вверх… лоб собрался морщинками… И разинув рот совсем не по-принцессовски, Розалия громко расхохоталась.

Смеялась принцесса, смеялся Бартоломеус. Дверь отворилась, вошел слуга.

– Его сиятельство граф Эдельмут ожидают к столу.

* * *

Посреди просторной залы, стены которой были украшены фресками с изображением соколиной охоты, стоял длинный стол.

На белоснежной скатерти сверкали серебряные тарелки. Рядышком с каждой лежало по серебряному ножу и по вилке, этакой палочке с двумя острыми концами – новая мода, пришедшая с юга… Услаждали взгляд резные кубки с замысловатыми узорами. В канделябрах с не менее вычурными узорами горели свечи, заставляя искриться золотые цветы на белой скатерти и резные картинки на кубках. А посреди стола высилось блюдо с цельным жирным поросенком, державшим яблоко во рту.

Красота! – остановилась Эвелина, любуясь замысловатой посудой. Только поросенка было жалко.

– Поросенка я есть не буду, – объявила принцесса, появляясь в дверях под руку с Бартоломеусом. – Уж извините, граф, но вдруг это какой-нибудь бедняга, которого Шлавино превратил в свинью?

– Однако, надеюсь, ваше высочество не откажется от пирога с крыжовником, вот этой нежной трески под соусом и пудинга со сливками, – улыбнулся граф в ответ. Он был в раззолоченном кафтане. На груди золотая цепь. Усики и бородка красиво завиты.

Эвелина не могла оторвать взгляда от прекрасного рыцаря – ее отца. Это было как раз то событие, о котором она давно мечтала. То, чего все они, пережив длинные и страшные приключения, давно заслужили: собраться все вместе за одним столом и поднять кубки за графа Эдельмута. За ее отца, которого они так долго искали и нашли.

Сама не зная почему, Эвелина страшно волновалась. Еще вчера с Марион они гадали, что будет приготовлено на торжественный обед. Бегали несколько раз на кухню и заказали себе разбавленного медового напитка – «Только побольше меду!.». Они смеялись над Паулем, весь день с важным видом чистившим графский меч. И вдвоем подстригли его «под горшочек», как полагается уважающему себя оруженосцу.

Заиграл на флейте приглашенный музыкант. Сердце Эвелины бешено забилось.

Под нежные звуки расселись за столом: принцесса Розалия… граф Эдельмут… она, Эвелина взобралась на высокий стул… рядышком присел Бартоломеус…

Только вот Марион и Пауль… Их нигде не было видно. Эвелина удивленно оглянулась.

– Бартоломеус, встань, – резко прозвучал голос графа. – Не забывай, кто ты.

Флейта взвизгнула, сфальшивив.

Бартоломеус встал.

– Однако, – улыбнулся граф более милостиво, – ты можешь, конечно, прислуживать нам за столом.

Эвелина вспыхнула до корней волос. Принцесса Розалия открыла рот – и снова закрыла.

А граф продолжал как ни в чем не бывало:

– Заметили ли ваше высочество алые, прямо-таки кровавые пятна утром в небе?

– Кровавые пятна? О, нет. Небо было нежно-нежно-розовым с золотистым отливом. Вы пугаете меня, граф. Видеть кровавые пятна – недобрый знак.

И они завели взрослые разговоры: о добрых и недобрых знаках, об астрологии, о роскошном дворе короля Сигизмунда Замечательного, о турнире, о покойном герцоге фон Бёзе…

А Эвелина сидела, не смея поднять глаз на Бартоломеуса, который двигался бесшумной тенью, расставляя на столе блюда. Ей было страшно неудобно перед ним.

– М-м… какой нежный поросенок! Но уж если ваше высочество отказались… Бартоломеус, подай то блюдо с треской. Да не облей ее высочество жиром.

– Голубчик, у меня в голове созрел прекрасный план! – похвасталась принцесса Розалия, ловко насадив на вилку кусочек трески. Она умело пользовалась этими новомодными штучками. Чего нельзя было сказать о графе Эдельмуте: на десять лет отстав от моды, он упорно орудовал одним только ножом.

– Собственно, он пришел мне в голову уже вчера, но вчера еще был недозрелым… – Принцесса сунула кусочек в рот и прикрыла глаза в наслаждении. – Однако, треска – это то, что я теперь люблю!.. Так вот, знаете ли вы, золотые мои, что через неполных шесть недель будет день моего рождения?!

День рождения принцессы… Невольно Эвелине вспомнился приезд принцессы в Альтбург год назад. Девочек выстроили в ряд – и чудесные фрейлины, шурша шелками, одаривали каждую конфеткой… Играли музыканты, привезенные принцессой, улыбалась до ушей матушка Молотильник…

– …я с пышностью отпраздную его в столице, в моем дворце. И приглашу множество гостей. В первую очередь, конечно, вас, граф. Вот тут-то… Тут-то, голубчик, и настанет ваш час. Я расскажу всем о злодее Шлавино, обо всех ужасах, что видела тут, в замке. И, само собой, о вас, граф. О, не беспокойтесь, мне поверит всякий. Все уладится как нельзя лучше…

– Ваше высочество – мой ангел-спаситель. Как отблагодарить мне вас за все, как доказать мою преданность?

– Ах, бросьте, граф, это мне совсем нетрудно. Бартоломеус, друг мой, извини, что тебя утруждаю, передай мне еще кусочек хлеба…

Эвелина вздрогнула: знакомые руки с длинными пальцами поставили перед нею блюдо с засахаренными яблочками. Покраснев, она опустила глаза. Ей хотелось встать и убежать. Упорно глядя на большой торт, украшенный искусственной розой, она просидела так довольно долго. В голове стучало словно молотом, ее душили слезы. Она очнулась от громкого крика.

– …повтори, что ты сказал! – Граф громыхнул по столу кулаком.

– Чудовище еще не поймано, – повторил Бартоломеус тихо.

– Как так не поймано? Я думал, его давно уже убили.

– Пятеро надежных людей ищут в окрестностях озера, ваше сиятельство…

– Пятеро? О чем ты? Разве ты не знаешь, как должно уничтожить чудовище? Взять стеклянную колбу, в которой хранится душа Шлавино, и…

– Я считаю, – все так же тихо, но твердо перебил Бартоломеус, – недопустимо убивать беззащитного, разбив колбу с гомункулюсом.

Эдельмут широко раскрыл глаза и возмущенно вобрал в себя воздух.

– Ваше сиятельство, Шлавино, – продолжал Бартоломеус, – Шлавино тоже имел возможность в течение десяти лет разбить вашу колбу. Однако он не сделал этого.

– Что за чушь ты мне тут порешь? – вскричал Эдельмут. – Иди и передай мой приказ – сей же час размуровать лабораторию. Ты слышишь? Иди и делай!

Склонив голову, Бартоломеус сделал шаг к двери.

– Прошу лишь позволения напомнить вашему сиятельству… Одна из заповедей рыцарства гласит: «не убивать беззащитных…»

– Можно подумать, – насмешливо скривился граф, – ты причисляешь себя к рыцарям.

– О, нет, – опустил тот глаза. – Но… вы, ваше сиятельство?

Кровь прилила к щекам графа. Казалось, еще миг – и он бросит в слугу бокал, который крепко сжимал в руке.

– Пшел прочь! – прошипел он.

Развернувшись, Бартоломеус вышел.

Какое-то время в зале царила мертвая тишина. Даже флейта смолкла.

Застенчиво звякнула тарелка. Оба взрослых разом глянули на Эвелину.

– Вы совсем ничего не съели, душечка. Вам нездоровится? – сочувственно поморгала Розалия.

– О, да! Сильная головная боль… – покивала девочка.

– Да у вас мигрень – я вижу это даже через стол! Вам срочно нужно в постель. И обязательно натереть виски пионовым бальзамом.

Обрадовавшись возможности исчезнуть из-за стола, Эвелина бросилась вон из залы.

– Пионовым бальзамом, милочка! Втирать каждые четверть часа по часовой стрелке и обратно!..

* * *

Нежно поет флейта. Горят свечи. Они одни. То есть если не считать музыканта, флейту и жареного поросенка с яблоком во рту. Но те не в счет.

Томный взгляд графа скользит по сухопарой фигуре старушки-принцессы.

– Ваше высочество… – Голос графа хрипл от волнения. – Не хотите ли… э-э… еще кусочек торта?

– Нет, друг мой. От сладкого у меня всегда несварение.

Звенят бокалы, заливается флейта..

– Ах! – коршуном бросается граф под ноги принцессе. – Ваше высочество чуть не уронили платок!

– В самом деле?

– Позвольте сохранить мне его на память о чудных днях, проведенных вместе. Возможно, они уже никогда не повторятся…

– Очень сомнительно, друг мой, что они повторятся. – Старушка вынимает изо рта поросенка яблоко и смачно надкусывает. – Но когда-нибудь, лет через пять, если к тому времени я еще буду жива, вы пригласите меня на свадьбу вашей хорошенькой дочки…

– К слову о свадьбах! – подхватывает граф. И шепчет вкрадчиво на ухо, обрамленное белоснежно-седыми завитками: – Ваше прекрасное высочество пережили четырех мужей. Не было ли у вас мысли… э-э… пережить и пятого?

– Нет, мой друг, – вынимая изо рта огрызок яблока, улыбается Розалия. – Кому я говорила – вам или кому-то другому? Но повторяю: остаток жизни я хочу провести на свободе.

– Гм… Однако, смею надеяться, ваше высочество уже заметили: сердце мое бьется учащенно, а рука тянется к мечу, чтобы защитить вас от всех врагов. Моя горячая любовь к вам…

Тут Розалия как будто поперхивается, болезненно хватается за живот – сиречь талию у принцесс – и, согнувшись в три погибели, начинает судорожно хохотать.

Побагровев от злости, граф поднимается с места. Он стремительными шагами пересекает залу и – бумм! – распахивает дверь. Застигнутая врасплох фрейлина потирает лоб.

– У ее высочества, кажется, несварение. Окажите помощь!

* * *

Спать Эвелина, конечно, не пошла.

И про пионовый бальзам забыла тотчас, как выбежала из залы. Она направилась в маленький замковый садик, где никогда никого не было, и дала волю слезам.

Она плакала долго, пока совсем не успокоилась. Пока на душу не снизошло умиротворение и не потянуло спать.

Покидать садик не хотелось. Она улеглась прямо на скамейку, стоявшую под деревом. И уже было смежила глаза с твердым решением не просыпаться много-много дней, как спящая принцесса из сказки, рассказанной когда-то Марион, как вдруг…

– Пионовый бальзам!.. Пионовый бальзам!.. – услыхала она внезапно совсем близко.

Испугавшись, что сейчас ее найдут и намажут бальзамом, Эвелина прошмыгнула в беседку и затаилась там, как мышка.

– Пионовый бальзам!.. У принцессы несварение!.. – громко прокричали две фрейлины, пробегая мимо. Они обежали весь садик, взлетели по лесенке обратно наверх и со словами «Где принцесса?» исчезли в покоях.

Ах! У Эвелины отлегло от сердца. Она уже было собралась вылезти из беседки, как вдруг на лестнице снаружи снова послышались шаги.

Выглянув из-за листиков, она увидела Бартоломеуса, спускавшегося в сад. Она хотела броситься к нему и сказать, как она его любит… Но тут совсем рядышком с беседкой громко затрещали ветви кустов.

– Что делает ваше высочество в кустах? – услыхала она удивленный голос Бартоломеуса.

– Прячусь, – ответил голос принцессы. Ветви снова затрещали. – Терпеть не могу пионового бальзама. Понимаете, одно дело лечить других, но совсем другое – испытывать эту гадость на себе.

Наступило короткое молчание, прерванное вздохом Розалии.

– Друг мой… что касается обеда… Мне очень жаль. Правда. Надобно вам сказать, граф – большая сволочь.

– Однако ваше высочество не откажется из-за этого обстоятельства от своего плана?

– О, нет. Ради бедной крошки Эвелины нужно претворить его в жизнь. Одно меня волнует… гм… Бартоломеус…

– Что же?

Тут-то и произнесла принцесса загадочные слова:

– Ведь девочку-то «убили». Девочка-то «мертва». Во всяком случае, так полагают все. Вы, может быть, слыхали про «святую Эвелину»…

Слова принцессы прервал топот многих ног и звон оружия.

– Фукс?.. Вольф?.. Почему вы здесь? – В голосе Бартоломеуса прозвучала сильная тревога.

Переминаясь с ноги на ногу, слуги принялись рассказывать.

Паука так и не нашли. Но есть два нехороших известия. Во-первых, во дворе старой Гудрун, моля об отмщении, всю ночь блеяло привидение козлика (во всяком случае, так утверждает Гудрун). А во-вторых, сегодня днем со стороны берега видели чудовищного паука, ползущего по наружной стене замка.

Вот это было известие!

– Размуровать лабораторию, – приказал Бартоломеус. – Немедленно!