Текст книги "Тайна графа Эдельмута"

Автор книги: Анжелина Мелкумова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Отвернувшись, Бартоломеус вздохнул. Оставалось надеяться на то, что Шлавино действительно убит.

Старая пословица говорит: «Бояться волков – в лес не ходить». И еще другая есть, постойте… «Кто не рискует, тот не выигрывает».

Взобравшись на сосну, оба глубоких знатока замков критически разглядывали жилище Упыря. Временами они качали головами, временами цокали языками – и то и дело переглядывались.

Замок был маленький, наполовину деревянный, стены обветшалые, хоть и высоченные, ворота полусгнившие.

Ко всему, лес так плотно подступил к нему с двух сторон, что, сидя на сосне, можно было бы разглядеть курицу, гуляющую по двору.

Если б таковая там гуляла. По двору не гуляло ни кур, ни свиней, ни людей.

– Лет триста ему, не меньше. И выглядит, будто там никто не живет, – в который раз покачал головой Вилли Швайн.

– Или живут одни только покойники, – согласился Бартоломеус.

Тишина и вправду стояла такая, какая бывает только в гробу.

– Упыри, чтоб ты знал, и есть суть покойники, – поучительно заметил Вилли. – Днем лежат мертвяки мертвяками, а ночью на охоту выходят. Нужна им курятина, как же! Ни курятина, ни хлеб, ни доброе вино. А только кровь человеческая, горячая. Любят они ее пить, знаешь, мелкими глоточками. Присосавшись к горлу жертвы.

В чаще кукукнулось по-кукушечному. Вздрогнули. Поежились.

– Бывают ведь на свете нелюди!.. – Сняв голову с плеч, Бартоломеус вытер пот со лба.

Жуть что за место. А подумать хорошенько – божий подарок. Ведь если днем упыри не опасны, если они тут рядком мертвые лежат, чего легче – украсть орла из башни.

Тем более если в сундучке у Бартоломеуса лежит средство. Наинадежнейшее средство. С которым вот просто приходи – и забирай орла.

Однако только не сегодня, правильно полагали наши друзья, удаляясь на цыпочках в лес. Только не сейчас, после заката солнца: когда, может быть, проснулись и, может быть, ходят где-то рядом, принюхиваясь, не пахнет ли где человеческой кровью, люди-мертвецы – кровожадные упыри.

– И-и-хо-хо-хо-хо! – совсем уж не к месту заржал гнедой жеребец.

– Чшшш, недоумок! – шикнул на него Вилли. – Услышат тебя упыри… – И оглянувшись на замок, поскорей замотал морду лошади плащом.

Взяли под уздцы коней, повели подальше от замка.

Была одна забота: ночевать на земле нельзя, штаны до колен промокли от влажной травы, с ветвей на головы проливались струи дождя. Но, слава Богу, побродив немного по лесу, нашли покосившуюся заброшенную хижинку-лесника, наверное.

Пусто, сыро, пахнет гнильем. Давно тут, верно, никто не живет. Расседлали, поставили под драный навес лошадей. Разожгли полуистлевшее тряпье, что в хижинке нашли. Продрогли как собаки – потому сделали вид, что не заметили иссохших костей, найденных в тряпье.

Чем было, перекусили и принялись располагаться на ночлег.

Жутко было. Не спалось. В последний раз выбравшись наружу – снова моросил мерзкий дождь, – Бартоломеус посмотрел на темные башенки замка, что виднелись сквозь ветви. И вздрогнул: окна башенок мерцали голубым светом.

Полыхнет – погаснет. Полыхнет…

– И-и-хо-хо-хо-хо! – раздалось приглушенное со стороны навеса.

Обеспокоенный, поспешил он к лошадям.

Кляц, кляц, кляц, кляц… – уныло шлепали капли дождя по грязи. Из-за тучи выплыл кусочек луны, посмотрел одним глазом на слякоть на Земле, поморщился, ушел поскорей за тучу.

…Дверь хижинки распахнулась, Бартоломеус ворвался внутрь. Вид ошеломленный, волосы дыбом, глаза широко раскрыты.

– Вилли!

– М-м-м… – заворочался в углу сонный ком.

– Не кажется ли тебе… Вилли, да не спи! Была у моего жеребца, когда мы его вчера покупали, белая отметина на лбу? Была или нет?

– А?.. На лбу?.. – силясь что-то сообразить, пробормотал Вилли.

– Да, на лбу, вот тут! – показал Бартоломеус.

– Была, была. – Широкий зевок. – Как же…

– Куда же она в таком случае подевалась?!

Тишина. Мерное похрапывание. Стучит по крыше дождь.

Пошагав в задумчивости вперед-назад, Бартоломеус вдруг остановился, наклонился к печи, вытащил кусок остывшего угля. Размашисто начертал во всю стену крест.

Отбросив уголь, встал пред крестом на колени.

– Господи! Сохрани нас от вампиров, оборотней и всяческих нелюдей! – Сняв шапку вместе с головой, истово перекрестился.

– Аминь, – хрюкнул Вилли во сне.

* * *

Наутро страхи улетучились. Дождь перестал, солнышко улыбалось, птички пели. Пахло мокрой еловой хвоей и шишками.

Правда, белая отметина так и не появилась на морде у гнедого. (Ну да Бог с ней, какая от нее польза).

А кости, вытряхнутые из тряпья, все еще белели в углу хижины. (Но упрямо думалось, что то не останки жертвы, а кости злодея-упыря, зарубленного честным рыцарем).

И вообще, жизнь была прекрасна, замок стоял – вот он. А там, в башне, в железной клетке томится…

– …господин мой, граф Эдельмут, – говорил Бартоломеус, сложив руки и глядя в небо. – И не сегодня-завтра мы его освободим. Помоги нам, Боже, свершить это правое дело. Пошли нам свое благословение, и в помощь… – тут он прикинул кое-что, – толкового ангела, чтоб помог нам пробраться в замок без препятствий.

– И-и-хо-хо-хо-хо! – заржал бедовый жеребец без отметины. Но на него даже не взглянули.

…Для начала обошли замок вокруг. Искали, нет ли где лаза. Стены были настолько ветхие, что вполне могли где-нибудь и подразвалиться.

Нет, лаза не было.

Ну да не беда. Расположившись под сосной, Бартоломеус принялся рыться в своем сундучке. Одна голова, вторая… пятая… десятая…

Наконец была выужена правильная – желанная и искомая – голова графа Шлавино. К ней – алый плащ с зелеными ящерами и небольшой меч. Вот оно – наинадежнейшее средство. Сменив голову и подпоясавшись мечом, Бартоломеус полюбовался на себя в луже.

Графскому камергеру внешность менять было незачем. Сдвинув шапочку на затылок чисто по-камергерски, он направил коня вслед за «господином».

Ну, была не была.

Объехали замок, подъехали к воротам.

Переглянулись. Чего упырей днем-то бояться?

Приложив к губам рожок, Вилли протяжно затрубил.

Солнышко улыбалось, птички пели.

Замок молчал…

«Ту, ту-туу, ту-туууу!» – повторил рожок.

Тишина… Только солнышко улыбается. И птички поют.

«Ту, ту-ту-ту-ту-ту-ту-туу, ту-тууууу!» «Ту-тууу!» «Ту-тууу!»

Господи, да вымерли они все, что ли!

Вздрогнув, Вилли Швайн посмотрел на Бартоломеуса. А Бартоломеус – на Вилли Швайна.

– Похоже на то… – хрипло произнес один.

– Похоже на то, что…

– В замке живут одни только вампиры.

– И тогда…

– И тогда, крути не крути, а придется сюда ночью прийти.

Поворотив коней, всадники медленно удалялись от неприступного замка.

Солнце нагло ухмылялось в глаза. Птицы протрезвонили все уши. И вдобавок ко всему гнедой недоумок без отметины, пережевывая удила, то и дело принимался ржать:

– И-и-хо-хо-хо-хо!.. И-и-хо-хо-хо-хо!..

* * *

Стемнело, закончился славный денек. Солнце скатилось за лес, смолкли птицы.

Молча покинув хижинку, «граф» и камергер снова вскочили в седла.

В последний раз кинули взгляд на кучу тряпья с костями внутри (не иначе, какой-нибудь честный рыцарь, попавшийся в лапы злодею-упырю) и с тяжелым сердцем поскакали в сторону замка.

Вот он: в вечерних сумерках уж полыхают в окнах башен голубые огоньки.

Снова подъехали к воротам.

– Труби, камергер, – мрачно приказал «граф».

«Ту, ту-туу, ту-тууу!» – заиграл рожок на губах Вилли.

И еще не смолкло эхо, как заскрежетали засовы, заскрипели ворота.

Глава 2
Про человечью и нечеловечью еду, голубые огоньки и Цветок Смерти

Скрипели ворота, скрежетали засовы, бегали слуги.

– Ваше сиятельство! Какая честь! – подскочил малый с лицом белым как снег. А клыки – длиннющие! – изо рта торчат.

«Вампиров бояться – в вампирский замок не соваться», гласит старая пословица. Или что-то в этом роде. Но уж если сунулся…

Растянув губы в улыбке, Бартоломеус приветливо кивнул:

– А, это ты, как тебя там…

– Кровавый Клык, – улыбаясь, напомнил малый. – Ваше сиятельство уж успели меня позабыть. А где господин Упырь?

– С Упырем случилось несчастье. – Нахмурившись, Бартоломеус соскочил с коня.

– Несчастье? – разинул рот слуга.

– Убился твой господин, – объяснил Вилли, забирая поводья обоих коней. – Ногу покалечил. И лежит сейчас в трактире, бедный, охает да стонет.

– Дьявол! – огорчился малый донельзя. – Сей же час пошлю вампиров с носилками! Впереди длинная ночь – у нас есть время!

И убежал.

Верный слуга!

Правда, тотчас вернулся.

– Эй, Беззубое Страшилище! – крикнул сухонькому старому вампиру с обломанными клыками. – Проводи гостей в покои. Ты, Цветок Смерти, – это уже юной девушке, – позаботься об ужине. А вы двое – ты, да ты, да ты – возьмите лошадей, отведите в конюшню. Да живей крутитесь!

Похоже, Кровавый Клык был здесь за главного – так ловко и уверенно раздавал распоряжения. А может, отоспались мертвецы за день, и теперь бегают, юркие как тени, щелкая зубами, светя себе в темноте красными глазками…

– И-и-хо-хо-хо-хо! – раздалось из конюшни в глубине двора. У Бартоломеуса защемило сердце. Ибо послышался ему в этом ржании вопрос: «Сядешь ли, хозяин, еще когда-нибудь мне на спину?»

Вздрогнул, почувствовав: больше не сядет. Но сожалеть поздно. Вслед за старичком-вампиром – кости, обтянутые морщинистой кожей – последовал в башню.

Темное сырое здание, лунный свет едва проникает сквозь узенькие окошки. Скрипучая винтовая лестница ведет в верхние покои.

Скрип, скрип, скрип…

Клыки все раскрошились, жаловался старичок-слуга, привычно семеня с факелом по гнилым ступенькам. (Ножки легонькие, не ходит – плывет. Ступеньки под ним даже не скрипят). Раскрошились клыки, кушать нечем стало. Без клыков – какой вампир? Никакой. Рассохнусь скоро, в прах превращусь.

Завел в темную залу, воткнул в стену факел. Красные блики пламени побежали по сводам потолка, по гобелену во всю стену: «Шабаш ведьм».

Совсем уж не по себе стало. Подойдя к окну, Бартоломеус попытался разглядеть: звездное небо, золотую луну, чернеющие тени холмов…

Ничего не разглядел – сплошь чернота и летучая мышь за окном: прильнула к стеклу, крылья растопырила, так и ест красными глазками.

– А вот и я! – ворвался в залу малый с кровавым именем.

Проворный слуга!

– Шестеро самых быстроногих вампиров сейчас отправляются с носилками в трактир. Еще до восхода солнца – помоги, Сатана! – будет господин Упырь здесь.

– Ты уж братец, смотри, – всполошился Вилли, – у Упыря ведь нога сломанная. Вели, чтоб больно прытко не скакали, господину Упырю похужеть может…

– А мы тут не задержимся, – подхватил Бартоломеус. – Мы ведь что – только орла забрать, что я твоему господину подарил, помнишь? И вперед. Важные дела есть, неотложные.

– Как, даже и не отужинаете? – огорчился слуга.

«Граф» с «камергером» переглянулись. Кушать хотелось: целый день ни у одного маковой росинки во рту не было.

– Гм… поужинать… пожалуй, мы и успеем. Если по-быстрому.

– Очень хорошо, – кивнул малый. И, высунувшись в окно, прокричал: – Эй, Цветок Смерти! Как там с ужином? Уже зарезали кого-нибудь?

Лица «графа» и «камердинера» вытянулись, челюсти отвисли.

– Да мы… да, собственно… не так уж и голодны. Эй, послушай-ка, дружок! – тронул Бартоломеус расторопного слугу за плечо.

– Уже зарезали, – обернулся малый.

* * *

Горели факелы, стучали ножи, аппетитно пахло жареным мясом. Торопливо отхватывая ножом кусок за куском, «граф» запивал красным вином. Спешил очень.

Слава Всевышнему, несчастной жертвой оказалась всего лишь дворовая чушка. Цветок Смерти внесла свинку, вкусно облизываясь – и, вытерев с губ красненькое, небрежно поставила на стол. Так, как ставим мы, люди, блюдечко с зерном комнатной пичужке – не понимая, что она в нем находит. Вампиры человечьей еды не едят.

– Вампиры человечьей еды не едят, – объяснял Кровавый Клык, самолично прислуживая за столом. – Этих, – кивнул на блюдо, – только для гостей держим. В связи с чем могу поведать господам одну историю. Частично запечатленную, – показал на стену, – на этом гобелене.

Историю послушать – дело интересное, согласился Бартоломеус, валяй.

…Так вот. Ведьмы поймали двух монахов и продали вампирам за юбку-невидимку и метлу-быстролет. С тех пор монахов никто не видел на этой грешной земле. Монахи того же ордена поклялись за смерть братьев отомстить. Вот поймали они двух вампиров и… Хотели сначала на свет божий выставить – чтоб в прах обратились. Или просто головы отрубить. Но смерть та легкая, быстрая. А хотелось мученической. Подумали-подумали братья-монахи – и придумали: угрожая божьим благословением, заставили обоих по куску мяса съесть. Да не какого-нибудь – а приперченного, да присоленного, с поджаристой корочкой и чесночком приправленного.

– Изверги… – Сморщившись, Кровавый Клык покачал головой. – Померли оба в муках. Жалко, один из них мой дядя был.

Время шло, ночь проходила.

– Ну, пора нам, – встал, вытирая рот салфеткой, «граф Шлавино». – Где у вас тут орел мой содержится? Показывай.

– Один момент! – Схватив увесистую связку ключей, Кровавый Клык подскочил к одной из дверей трапезной. – Следуйте за вашим покорным слугой, господа.

…Скрип, скрип, скрип.

Прыгают блики от пламени факела по стенам узких коридоров, тени идущих ползут по потолку уродливыми монстрами. У Кровавого Клыка нет тени, только голубой отсвет. Ага, вот, значит, откуда голубые огоньки в замке!

– Орел находится в другом конце замка, в крайней восточной башенке, – скользил впереди, почти не касаясь ногами пола, вампир с факелом. – Кормим его свинками и курами. Непокорная птица. – Вампир со вздохом покачал головой. – Потому сидит в темнице.

Вот он, момент, близится! Сунув руку за пазуху, Бартоломеус ощупывает коробку с конфетами. Чувствует, как бьется под курткой сердце. «Белая – лисенку, розовая – поросенку, синяя – орленку…» Значит, синяя. Как лучше – сначала превратить орла в графа или сначала вывезти орла из замка? Лучше, наверное, сначала вывезти.

Нужно спешить, думает Вилли, оглядываясь. Скоро быстроногие молодцы вернутся из трактира с пустыми руками…

Башня несколько странная. Почти все окна замурованы. Оттого тут, наверное, даже днем царит непроглядная тьма. А уж ночью… Вампирам что, им тьма – родная мать…

– Сюда, господа, здесь ступеньки не все, осторожно, глядите под ноги. – Кровавый Клык нырнул со своим факелом в неведомо какую нишу.

Тьмища, хоть выколи глаз! Сам черт ногу сломит.

Где он, этот, с факелом?

Скрип, скрип, скрип… скрррап!

Грохот.

– Ау-у-у!.. – дикий вскрик.

– А?.. Что?.. Где?.. – выныривает из неведомо какой ниши Кровавый Клык.

Свет пламени вырывает из темноты потрясающую картину. «Ау» выкрикнула голова графа Шлавино, скатившись самостоятельно вниз по ступенькам и больно ударившись о каменный пол.

Зрелище прелюбопытное: некоторое время безголовое тело стоит на ступеньках, затем поднимается и, прихрамывая, наклоняется к потерянной голове.

– Ах ты!.. Пардон, – виновато улыбается голова.

Снова главная часть тела на месте – все в порядке, можно продолжать путь.

Но Кровавый Клык не двигается с места. Недоверчиво смотрит. Отступает.

– Не граф… Не граф!.. Не гра-а-а-а-аф!

В страхе перекосилась морда, полная острых зубов. Подпрыгнув, как ужаленный, вампир бросился в соседний проход.

– Тревога-а-а!..

Вот тут-то и стало по-настоящему страшно.

Первое, что почувствовал Бартоломеус, оставшись в темном сыром коридоре – это ужас, охвативший его ледяными руками.

– Куда он – так скоро?

После нескольких мгновений тишины воздух вдруг задрожал. По всему замку заполыхали голубые отсветы.

– А?.. А-а! – как дикий, Вилли отскочил от каменной стены. – Что это?!

Они текли… текли со всех сторон – вампиры.

* * *

Вдвоем они неслись по коридорам, стараясь держаться друг дружки, без факелов, в полнейшей тьме.

Лестница… Они искали лестницу, которая дала бы возможность спуститься из башни на землю. Оба неплохие знатоки замков, даже во тьме они без труда находили ее. Раза два… Может, больше…

Но всякий раз поспешно сворачивали в сторону: сотрясая воздух, снизу поднималась волна голубого света, а в ней – в полнейшей тишине! – оскаленные белые лица живых мертвецов.

Вот они летят, догоняют – легкие, как тени.

Еще будучи в дальнем конце коридора, дотягиваются рукой до плеча. Ногти длинные, острые, впиваются в тело. Лунки синие, как у мертвых.

Тьфу, покойники! – плюет через левое плечо Вилли, хватается за крест на шее. Рука, соскальзывая, отпускает.

Нет, до лестницы они таки добрались. Но спуститься не получилось. Вместо этого пришлось подняться еще на этаж.

Потом еще…

Влетев в одну из небольших зал, оба остановились, чтобы перевести дух. Зала была совсем небольшая, а главное, из нее не вела ни одна дверь.

– О, черт! – в отчаянии выругался Вилли. – Что будем делать дальше?

– Вилли, я перед тобой виноват тысячу и один раз… – Бартоломеус покаянно приложил руку к груди.

– Что будем делать дальше? – прорычал Вилли.

– …но живыми мы им даться не должны. Я знаю из достоверного источника – от одного святого юродивого: умерший от укуса вампира сам становится вампиром. Слышишь? Я хочу остаться христианином.

– И в связи с тем у тебя есть чудесный план? – скривился Вилли.

– Да, вот-вот. Основные пункты его сводятся к следующему…

В коридоре за дверью послышался слабый шум и топот ног.

– Черрт! Дьявол! Пресвятая Дева! – взвизгнул камергер. И выхватил кинжал. – Куда бежать? В этой зале нет других дверей!

– И это как раз один из пунктов, – оживился Бартоломеус.

– Ты сумасшедший?

– Держи дверь.

В следующий момент Бартоломеус, скрипя зубами, волочил к двери огромный сундук, служивший хозяевам, вероятно, для хранения одежды.

Скрып, скрып, щщщщ… – сопротивлялся сундук.

– Ты слабая женщина, Жози! – радостно подскочил Вилли. – Иди сам сторожи дверь! – Сложенный куда мощнее, чем Бартоломеус, он в два счета дотащил сундук до двери.

Это было как раз вовремя.

– Они там! – взвигнуло множество голосов в коридоре.

Мгновение тишины.

– Достойные господа, здесь ли вы? – прозвенел голос Кровавого Клыка-удивительно вежливый.

Вышколенный слуга!

– Достойные господа, в этом ли пространстве имеют честь находиться ваши тела?

Снова тишина.

Затем дверь затряслась от жестоких ударов.

Разумеется, сундук недолго простоял в одиночестве на своем посту. Очень быстро компанию ему составили еще два – такие тяжелые, как если бы в одном Упырь хранил, скажем, медные кувшины, а в другом – ни больше ни меньше, железные доспехи дюжины рыцарей, укушенных им в различные периоды его долгой жизни.

А дверь тряслась, как в лихорадке.

– Сочненькие! – взволнованно взвизгивали голоса по ту сторону. – Да свеженькие!..

– Чур, мне того толстенького!..

– А мне того стройненького!..

К сундукам присоединилась высокая, с балдахином, кровать, выполненная в форме гроба – на спинке вырезаны картины из жизни Люцифера.

Ее передвигать было легко: колесики только повизгивали: зззихх! ззихх! ззихх! Зато после того как Бартоломеус обрубил ненужное роскошество, та больше не откатывалась – и встала прочным препятствием нечистой силе на пути к обеду.

Дверь успокоилась, только иногда совсем слегка испуганно вздрагивала. Но на всякий случай пленники дополнили кучу еще кое-какими вещами. Не потому, что они были невесть какими тяжелыми, но просто потому, что тоже находились в комнате.

Так, поверх кровати взгромоздился стол, поверх стола – стул, поверх стула – ларчик, поверх ларчика – гипсовая вазочка, а в вазочку Бартоломеус вставил сухую веточку померанца.

– Уфф… – закончив работу, с чувством выдохнул Бартоломеус. – Благодарю тебя, Господи.

И подойдя к окну, постарался определить, скоро ли будет рассвет. Рассвет – единственное их спасение!

Продержаться до рассвета. Самое главное. Потому что, как известно, на рассвете упыри «умирают».

Сил не было. Устало разлегшись прямо на полу, Вилли закрыл глаза:

– Упаси меня, Боже, чтоб я когда-нибудь и куда-нибудь…

– Меня тоже и оттого же. – Сколько ни силился Бартоломеус разглядеть небо, его не было. То есть оно было, конечно. Но за крыльями полдюжины летучих мышей, облепивших окно, разглядеть его было просто невозможно.

– Ну, какие еще пункты в твоем плане? – устало улыбнулся камергер.

– Вилли, дружище. – Голос Бартоломеуса странно дрогнул. – Я одного не хочу – стать вампиром. Мы должны сражаться до последнего. Самое главное – не подпускать их к себе вплотную. И верная их гибель, знаешь – руби прямо по шее, отсекай им головы.

– Кому, лапушка? – удивленно поднял голову Вилли.

Ответом ему был звон выбитого стекла.

…Не успели осколки прокатиться по каменному полу, как через окно в комнату влетело с полдюжины мышей.

Они шлепались на пол и тут же превращались в вампиров.

Господи! Боже! Пресвятая Дева и все!..

Вилли еле успел подняться с пола. А Бартоломеуса уже окружили четверо.

У вампиров не было оружия. Но голые их руки были пострашней секиры: длинные ногти отточены как ножи.

Они вились в воздухе, нападали со всех сторон – справа, слева, спереди, сзади, сверху…

Они рвали одежду на жертве – и все пытались приблизить к ее шее свою оскаленную пасть.

Умение орудовать мечом не входило в обязанности ни управляющего замком Нахолме, ни камергера из замка Наводе. Тем не менее чему ни научишься за те пять минут, когда со всех сторон на тебя лезет оскаленная смерть. Меч Бартоломеуса мелькал без остановки.

Три головы покатились под кровать.

Но еще две мыши влетели в окно.

А потом еще три.

– Вилли! Мышей убери! – раздался отчаянный вопль.

Нет, не справиться. За короткое время одежда Бартоломеуса была изодрана в кровавые клочья. У Вилли лицо наискось пересекал глубокий порез.

Ощерив рты и шевеля ноздрями, вампиры бросались, как одурманенные, на запах горячей крови. Тянули длинные пальцы с когтями. Добраться до горла им мешал только крест, висевший на шее у обоих людей.

Покончив со своими тремя, Вилли поспешил к окну – рубить мышей, целая стая которых висела в разбитом проеме, глазея на битву.

А Бартоломеус крутился меж двумя оставшимися, один из которых был Кровавый Клык, а вторая – Цветок Смерти.

Эти двое лезли как одержимые. На теле у Кровавого Клыка уже зияло несколько страшных ран. Но он их не замечал. Не сводя взгляда с пятна крови, выступившего на рубахе у Бартоломеуса, все пытался дотянуться до него рукой.

Бац! – рука, отрубленная, упала на пол.

Даже не обратив на это внимания, вампир потянулся другой. Схватил Бартоломеуса за рубаху и рванул на себя.

Треск ткани. Звон упавшей на пол цепочки с крестом.

Блаженная улыбка на лицах у обоих вампиров.

– Он мой! – шепчет Цветок Смерти.

– Он мой – от первой до последней капли крови! – скалится, отталкивая девушку, Кровавый Клык.

Дальше – жуткое: продолжая улыбаться, голова Кровавого Клыка отлетает к стене. Вилли Швайн опускает руку с мечом.

Хлопанье крыльев, визг мышей. Вилли поспешно возвращается к окну.

А Бартоломеус остается один на один с Цветком Смерти.

Такая же неразумная, как ее собрат, девушка тянется к шее человека, не обращая внимания на острый меч.

Но Бартоломеус в замешательстве. Не рубиться же с женщиной! Заслонившись мечом, он отступает.

Руки тянутся.

Он отступает.

Руки тянутся и касаются его шеи.

Он пытается отвести ее руку своей, но сила у девушки страшная. Ха! Нет креста больше на шее!

– Уи-и-и-и-и! – верещали мыши.

Держа меч обеими руками, Вилли бил по окну. Летели, звеня, осколки, мыши хлопали крыльями, но приблизиться боялись.

– Вот вам!.. Вот вам!.. Пока Вилли жив…

Капающая из раны кровь застилала глаза.

– Уи-и-и-и-и! – стоял визг на весь замок.

Внезапно наступила тишина. Вжжих! Вжжих! – меч разрубил пустоту.

Остановившись, Вилли вытер глаза от пота и крови.

Нет мышей. Все вдруг бесследно исчезли. Только светлеет небо за окном.

Ну что ж. Вилли обернулся… и кровь застыла в его жилах.

Стоя на коленях и закрыв глаза, Бартоломеус совсем не сопротивлялся. А Цветок Смерти, обхватив его шею, жадно пила, захлебываясь.

– Барти!.. – ахнул Вилли.