Текст книги "Свинцовый закат"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

Полковник встречался с ней однажды, на пассажирском корабле, шедшем из Лиссабона в Лиму. Тяжелое выдалось тогда путешествие, и даритель крови для Мануэлы его не пережил.

– Монашка Манола, ну конечно. Теперь я понял, о ком вы говорите. И какая связь между ней и Матео Мурсиа?

– Фамилия, – коротко ответила Семпрония, но полковник снова её не понял. – У них одна фамилия на двоих. Они брат и сестра, близнецы.

Полковник даже не подозревал, что у Инквизитора может быть сестра, да ещё и близнец. Хотя, припомнив лица обоих, он вынужден был признать, что определенное внешнее сходство между ними имелось.

– Семейка кровопийц? Как мило.

– Ничего милого. На самом деле это очень грустная история, – вздохнула Семпрония. – Мануэла ведь лет пятнадцать провела в монастыре, добровольно, по зову души. И вот, явился ей в келью как-то ночью белокожий ангел, – и женщина с чувством добавила, – бескрылый подлец. Наплел бедняжке о небесных иерархиях, райском блаженстве и прочей ерунде. Сказал, хочешь, заберу тебя в мир вечной жизни, где хоть греши, хоть кайся, а в ад не попадешь. И она, наивная дурочка, согласилась, все-таки не абы кто, а сам ангел в белых одеждах предложил такое. А потом он соблазнил бедную девочку и бросил в подземелье на перевоспитание другим таким же белым мерзавцам.

– Какую ещё девочку? Маноле на вид лет 30–35.

– Так ведь все лучшие годы она провела в монастыре. Что она там видела, что узнала о настоящей жизни? Совсем неискушенное и наивное дитя. За что и поплатилась. И как подло её обратили! Ладно бы тот белый влюбился в неё без памяти и пожелал бы жить с ней вечно… или хотя бы лет пятьдесят. Нет, весь тот спектакль белые разыграли только из-за того, что им нужен был Матео, а Мануэла его близнец. А близнецов нельзя разлучать.

– Это почему ещё? – удивился полковник, ибо впервые услышав о таком кровопийском суеверие.

– Близнецы – это ведь как половинки одной души, разделенные между двумя людьми. Если один будет жить вечно, а второй умрет, то и первый будет живой лишь наполовину. Какая радость от такого вечно половинчатого существования? Белые посчитали, что без Мануэлы от Матео альбигойцам не будет никакой пользы.

– А при чем тут альбигойцы?

– Не знаю. То ли среди альбигойцев были вечноживущие, то ли белые боялись, что их примут за альбигойцев. «Альби» ведь значит «белый». В общем, им нужен был свой человек в епархии, который замолвил бы словечко и образумил крестоносцев, чтобы альбигойцев никто не трогал. А ведь монах Мурсия в то время прекрасно знал грамоту и Священное Писание, разбирался в сложных богословских вопросах, двумя словами, был ученым человеком. Вот это и было самым важным для белых. А Мануэла пострадала только потому, что она его близнец.

– Так вы дружны с ней?

– Не то, чтобы очень… – начала было Семпрония.

– Бросьте, вы же сами сказали, что знаете, где она живет. Полагаю, с неблизкой подругой такими подробностями не делятся, – заметил полковник, хотя с трудом представлял, что может быть общего у монахини и гетеры.

– Она сказала мне просто между делом, – пришлось признать Семпронии, – на всякий случай. Знаете, они ведь с братом попеременно служат Богу. Пока он монах-священник, то она мирянка, а когда она в монастыре, то он в миру. Стало быть, сейчас Мурсиа может быть где угодно, а вот Мануэла в монастыре на юге Франции. Я бы никогда не стала раскрывать её тайны, но сейчас это просто необходимо. Мне просто жаль вашего бедного мальчика. Никогда бы не подумала, что Флоренс занимается сатанинскими мерзостями. В иные времена за них отправляли прямиком на костер.

Полковнику было отрадно слышать слова Семпронии и понимать, что не он один такой ретроград и скучает по былым порядкам. А женщина продолжала напутствовать:

– Найдете Мануэлу, обязательно расскажите ей о Томасе, тогда она точно не станет скрывать местопребывание брата. А он сможет вам помочь.

– Пожалуй, я так и поступлю, – кивнул полковник, – если соберусь ехать во Францию.

30

– Полковник, к вам опять посетитель, – с нескрываемым недовольством в голосе объявила миссис Рэдфорд, постучав в дверь комнаты.

– Кто?

– Молодой человек, но очень возбужденный.

Полковник уже был готов вновь увидеть ошеломленного Вильерса, после встречи с чем-нибудь неожиданным, даже несмотря на то, что сейчас день. Но через пару минут в коморку вбежал Хьюит Стэнли и, задыхаясь, начал спешно что-то объяснять.

– Вы… не поверите… да я сам… не поверил…

– Успокойся, присядь.

Стэнли послушно опустился на потрепанный стул, спинка которого жалобно скрипнула.

– В общем, – начал Хьюит, немного придя в себя, – сегодня я был в штаб-квартире Общества и встретил там профессора Книпхофа. Я очень удивился, почему он один, без мисс Бильрот или мистера Метца, и вместе с этим отметил, что профессор сегодня как-то излишне суетлив, будто чего-то ждет, или куда-то спешит. Я подумал, куда ему, старику, спешить, тем более одному? И вдруг сэр Джеймс мне говорит, что герр Книпхоф нас покидает, и неплохо бы мне его проводить. Мы спустились с профессором на улицу, и старик мне сказал, мол, спасибо, молодой человек, я желаю сегодня прогуляться по этому замечательному городу и в вашей компании не нуждаюсь. В общем, явно наплел мне какую-то ерунду. Я, конечно, его отпустил, пусть идет куда хочет, а потом подумал: случись с ним что, плохо станет с сердцем или заплутает в переулках, где его оберет шайка грабителей, сэр Джеймс с меня шкуру спустит. Вот я и пошел за профессором следом. Хорошо, на улице было ещё не многолюдно, из виду я его не упустил, хоть и шел в футах ста от Книпхофа. Так мы прошли минут десять, а старик все петлял какими-то проулками-закоулками, как будто чувствовал, что я за ним слежу. И вот, мы вышли к площади, и он подозвал извозчика. Я глазам своим не поверил, когда Книпхоф, с его-то ростом, вскочил, да нет, взлетел на ступеньку и прыгнул в кэб, да ещё попутно успел оттолкнуть тростью какого-то джентльмена, который тоже спешил и хотел ехать. В общем, старичок не так плох для его возраста, как кажется. И, кстати, совсем он не хромает, когда идет один. Обычный симулянт, привлекает внимание внуков.

– Это понятно, – кивнул полковник, – дальше что? Ты смог за ним поехать?

– Конечно! Благо, следующий кэб подъехал через минуту. Оказалось, мы направлялись в Сассекс. Я уже весь извелся, думал, никогда не остановимся. Но вдруг кэб профессора завернул в Западный Хотли и подъехал к станции. Я вышел и стал наблюдать. Книпхоф опять начал петлять по дорогам, как нарочно, но не долго, минут пять.

– В общем, – в нетерпении прервал его полковник, – куда он пришел?

– К одному домишке, адрес я записал, – и Хьюит протянул полковнику клочок бумаги с коряво намаранными буквами. – Там, возле входа его встретил, представляете, такой же древний старик, как и он сам. Они обнялись как родные братья, и прошли в дом. Всё, – выдохнул Стэнли, закончив свой рассказ.

– И что? Кто был тот старик?

– Я узнал, – заявил молодой человек, поправив очки. – Я подошел к дому и оглянулся в поисках прохожих. Мимо шла молочница. Я показал на дом и спросил, не здесь ли живет мистер Донахью, адвокат. Она отвечает, нет, никогда не слышала о таком. Я опять говорю, не может быть, чтобы она не знала мистера Донахью, он должен быть где-то здесь. Она опять говорит, нет, вы ошиблись, здесь живет мистер Эйтон с супругой.

– Эйтон. – повторил полковник, силясь вспомнить, почему это имя кажется ему знакомым.

– Преподобный Вильям Эйтон, «Тот кто поднялся силою добродетели, редко падает».

– Орден Золотой Зари? – не веря своим ушам, вопросил полковник.

Хьюит кивнул, растянув губы в довольной в улыбке, а половник невольно задумался, могло ли случиться такое совпадение, что именно сейчас, когда Общество вызнаёт об Ордене и его адептах, по зову Рассела в Лондон приезжает немецкий профессор, который оказывается приятелем одного из оккультистов?

Прояснить ситуацию можно было, только поговорив с Книпхофом напрямую, что полковник и сделал на следующий же день. По договоренности с сэром Джеймсом, профессор был приглашен в дом Грэев на ужин. Полковник по своему обыкновению прибыл несколько позже и застал Книпхофа в прекраснейшем расположении духа, пока Ида играла для него на фортепьяно сонаты Шуберта.

– До чего же она музыкальна, – как бы невзначай начал нахваливать внучку Книпхоф, – это у неё от матери. У Марты было потрясающее чувство ритма.

– Марта была вашей дочерью или невесткой? – на всякий случай спросил полковник, ибо разнообразие фамилий внуков и их степень родства с профессором уже давно его интересовали.

– Нет, Марта была дочерью моей покойницы жены от её первого мужа.

– Так что же, выходит, Ида вам не родная внучка?

– Почему это не родная? – возмутился профессор, – с десяти лет, как померла её мать, она на моём воспитании.

– Так Ида сирота?

– Да нет же, жив её отец. Но что он может ей дать? Носитель такой славной фамилии, а совсем не интересуется медициной. Признаю, я крупно ошибся, выдав Марту за Бильрота. Но вот из их дочери получилась славная продолжательница нашей медицинской династии, стало быть, все было не впустую.

Подивившись такому взгляду на семейные ценности, полковник спросил:

– А герр Метц вам кровный внук?

– Пауль – сын Сабины, – начал рассуждать вслух старик, – а Сабина была младше Марты на три года, значит…

Профессор немного помедлил с ответом, а у полковника уже сложилось мнение, что Книпхоф если и помнил своих детей по именам, то запамятовал, кого из них зачал самолично.

– … Да, Сабина моя средняя дочь, и Пауль мой кровный внук.

– И сколько у вас всего отпрысков?

– У моей жены, когда я взял её вдовой, было двое детей. Вместе мы родили ещё троих. А внуков – десять.

– Родных?

– Всех. Но только Пауль и Ида посвятили себя медицине. А ведь почти все мои предки были врачами, а сам я наследник великой династии без единой фамилии, но с общим устремлением. Эти устремления я и оставлю своим верным внукам, им передам свой профессиональный опыт. И не важно, какие фамилии они носят, главное – они Книпхофы по духу.

Полковнику оставалось только дивиться насколько у них с профессором разные взгляды на наследство. Если он, дворянин, в своё время передал все свои земли и титул, как и положено, старшему из сыновей, то простолюдин Книпхоф видел свое главное богатство в знаниях, которые он передаст, пусть даже и не родным, но достойным этого людям. Хотя, полковнику казалось удивительным, что при этом профессор режет мертвецов, а Метц – живых людей. Странная у них получалась династия.

– А как же их семьи? – невольно произнёс полковник.

– Что вы имеете в виду, – поинтересовался профессор.

– Ну как же, ни герр Метц, ни фройляйн Бильрот в свои далеко не юные годы так и не вступили в брак.

– Что поделать – отмахнулся старик, – они оба слишком увлечены профессией, чтоб задумываться о своём будущем.

– А что же вы? Разве вас, отца троих детей, не беспокоит, что ваши внуки так и останутся бездетными из-за одного только вашего стремления вырастить из них достойных продолжателей своего дела? Кому они будут и дальше передавать ваши знания и опыт?

– Ученикам, – тут же нашелся с ответом Книпхоф. – А почему бы и нет? Такое продолжение моего дела через поколения меня тоже устроит. Главное, чтоб Ида и Пауль нашли учеников достойных моего учения.

Полковник слушал старика и дивился, до чего же тот эгоистичен. Видимо его вполне устраивало, что бессемейные внука тратят свои годы не только на медицину, но и на внимание и уход за дедом. Вот только когда Ида и Метц состарятся, некому будет подать и даже стакан воды, но их деда это нисколько не волнует – лишь бы внуки сами подали его Книпхофу.

– Вы боитесь отпустить их от себя? – дерзнул спросить полковник, но профессор лишь пожал плечами и спокойно ответил:

– Если найдется человек, что захочет взять Иду в жены, что ж я, буду против? И если Паулю встретится женщина, которая не откажет ему… Хотя, откуда ей такой взяться? Он ведь совсем ничего не понимает в женщинах, и, по-моему даже боится их, потому до сих пор и холост. А у вас интересный австро-венгерский акцент, – неожиданно заметил Книпхоф.

– Спасибо, мне уже говорили, – и полковник невольно посмотрел в сторону Иды.

А она продолжала играть. Нежные пухлые пальчики скользили по клавишам с завидной легкостью. Расправленные плечи и изящная осанка придавали её фигуре волнующий силуэт. Ида поймала на себе его взгляд и наградила мужчину милой, совсем некокетливой улыбкой. Удивительная девушка.

Полковник нехотя вернуться к главной цели своего визита и произнёс:

– У меня из головы всё не выходят ваши рассуждения о поисках бессмертия.

– Да-да, – оживился старик.

– А что вы скажете об алхимиках? Их эликсир жизни, полученный из философского камня, кажется, должен даровать помимо золота и бессмертие.

– Вы просто не понимаете истинное значение слова «золото», – возразил Книпхоф. – Великое делание алхимиков, это вовсе не вульгарный поиск способа трансмутации неблагородных металлов в золото. Это всего лишь иносказание. Есть мнение, что со времен Парацельса алхимия начала вырождаться и приняла сугубо материальное воплощение. На самом деле, алхимические трактаты нужно уметь правильно читать, как говорится, между строк. Ведь это сборники символов, аллегорий и загадок, для их понимания нужно качественно иное мышление. Вот если в трактате говорится о поте, чей порошок принимает красный цвет, то стоит понимать, что под словом «пот» автор скрывает слово «кровь». Если же речь идет о крови, взятой у мертвеца, знайте, автор имел в виду вполне живого человека, но не мог писать о, по сути, вампиризме, прямо.

– В жизни бы не подумал, что алхимиков интересовала кровь, – признался полковник.

– О, их много что интересовало и интересует.

– Так что же, алхимики существуют и в наши дни? Я думал, наука поставила крест на их изысканиях.

– А вот и нет. И даже наоборот. Ведь арабское слово «аль кемия» означает «египетская наука», а все египетское нынче в моде. Один знакомый мне химик из Вены всерьез увлекается алхимией, и считает, будто современные достижения химической науки ему в этом помогут. Он когда-нибудь доэксперементируется в своей лаборатории! Потому что место таких алхимиков, как и писал Данте, в восьмом круге, десятом рве.

– Там, где фальшивомонетчики? – припомнил полковник.

– Они самые. Из сплава меди и серебра можно сделать нечто внешне похожее на золото. Но это не алхимия, а шарлатанство. Золото здесь вообще не при чем.

– А что же, если не оно?

– Я же говорил о символах и аллегориях. За серебром скрывается Луна, за свинцом – Сатурн, оловом – Юпитер…

– А золотом?

– Солнце, разумеется. А далее следует понять, что символизирует каждая и планет. Из всех известных планет в пору первых алхимиков, Сатурн был самой далекой от Солнца, самой холодной, самой безжизненной и тленной. Вот почему с Сатурном отождествляли физическое тело, которое рано или поздно умрет и разложится. Солнце же вечно и непостижимо как Бог. Да оно и есть божество во многих культах. Солнце дает жизнь, Сатурн же – забирает. Стремление от тлена к вечности – вот что на самом деле означает превращение свинца в золото. Великое делание ставит своей целью обретение вечной жизни.

– И вы знаете рецепт?

– Если бы знал, то уже обрел бы бессмертие. Разве похоже, что это так?

– Вы очень хорошо выглядите для своего возраста.

Профессор лишь кинул подозрительный взгляд на полковника и произнёс:

– Человеческое тело и есть алхимический сосуд, в котором и происходит трансмутация. Мой внук Пауль всерьез считает, что нужно что-то отрезать, а что-то пришить, и тогда человек продлит свои годы. Я же считаю, что для обретения бессмертия нужно сначала умереть, а потом возродиться к новой вечной жизни.

– То есть, переродиться? – уточнил полковник, назвав термин, каким привыкли в таком случае пользоваться вечноживущие.

– Вот-вот. Хорошее слово.

– И как же собирается переродиться ваш знакомый химик из Вены, если не понимает, что золото должно быть нематериальным?

– Не беспокойтесь за него, – отмахнулся старик, – он поддерживает связь с несколькими мистическими братствами и йогами. Уж они-то знают множество способов пересечь границу обыденного.

– И многим ли братствам доступны сокрытые знания?

– Каждое претендует на свою истину.

– Например, – невозмутимо произнёс полковник, – Орден Золотой Зари? – И, видя реакцию старика, добавил, – Кстати, удачное применение слова «золотая».

– Что вам известно об этом братстве? – заговорщическим шепотом спросил Книпхоф, подавшись вперед.

– В этом городе немногие что-то да слышали о Золотой Заре. Другое дело, ещё меньше тех, кто видел воочию. Я так понимаю, вы достаточно осведомлены об Ордене.

– Молодой человек, – голос Книпхофа стал более напряженным, – если бы я сказал вам, что область вашего нынешнего интереса слишком опасна для посторонних и не стоит в неё влезать, вы бы меня послушали?

– Пожалуй, нет, – столь же серьезно ответил полковник.

Губы старика растянулись в широкой ехидной улыбке:

– И правильно! Все эти предостережения и советы полная чушь, если вас неудержимо тянет к познанию истины. А как её познать, если не на собственной шкуре?

– Рад, что вы меня понимаете.

– И ничего подобного, – запротестовал профессор Книпхоф, – я вас решительно не понимаю. Но вы взрослый человек и способны отвечать за свои поступки. Если вам так нужно узнать об Ордене Золотой Зари, о черномагических ритуалах, жертвоприношениях, разнузданных оргиях…

– Так все это имеет место быть? – изумился полковник.

– Откуда мне знать? – с неподдельной серьезностью возразил Книпхоф. – Это же вы хотите окунуться в их оккультный мир, а не я. Вот окунётесь и узнаете, что там может быть, а чего нет.

– И вы поможете мне? – с надеждой вопросил полковник, – окунуться?

Старик с загадочным видом нахмурился. Пытливые глазки поблескивали сквозь линзы очков, предавая анатому немного инфернальный вид. Трудно было понять, какое решение он мог принять, и потому полковник, как бы невзначай спросил:

– Тогда, может, ваш приятель мистер Эйтон поможет мне?

Борода Книпхофа хищно растопырилась, как шерсть на хребте взбешённой кошки, а на лице профессора читался немой вопрос: «Откуда он узнал?».

– Значит, этот паршивец Стэнли меня выследил?

– Не сердитесь на него, – успокаивал старика полковник Кристиан, – к тому же, Стэнли работает под моим началом. Можете считать, что ваше разоблачение полностью на моей совести. Так вы познакомите меня с мистером Эйтоном?

31

В Западный Хотли профессор Книпхоф и полковник Кристиан отправились на следующий же день. По дороге профессор немного поведал о своем друге:

– Вильям большой знаток средневековой алхимии, в совершенстве знает латынь. Но очень уж мнительный. Раньше, пока он был викарием в Чекомбе, то боялся, как бы обо всём не узнал епископ.

– Что узнал?

– Да то, что Вильям якшается с оккультистами. И занимается опытами в своем подвале.

– Алхимическими?

– Ну а какими же ещё? Представьте себе, Вильям опасается, что за его деятельностью наблюдают иезуиты.

– Откуда же им взяться в Англии? Такие страхи больше актуальны для Франции.

– Вот и я о том же. Он чересчур осторожен. Я бы даже сказал – патологически.

– Так может мне не стоит беспокоить вашего приятеля своим присутствием? Подозреваю, оно его не обрадует.

– Не волнуйтесь, я предупредил его в телеграмме, что мы едем.

Наконец профессор с полковником добрались до жилища бывшего викария. Через минуту на стук к двери пошаркал высокий худой старик. Увидев на пороге старого приятеля, Эйтон приветливо улыбнулся, а после взгляд его скользнул по полковнику, медленно снизу вверх, и тут старик пораженно ахнул и поспешил захлопнуть дверь перед самым носом визитеров.

– Кажется, – заключил полковник, обращаясь к Книпхофу, – мистер Эйтон не очень-то мне рад.

– Ничего, сейчас обрадуется, – пообещал профессор Книпхоф и со всей мочи затарабанил набалдашником своей трости по двери, да так, что дерево жалобно заскрипело. – Открывай, старый дурень! – крикнул он в дверную щель.

– Может не стоит? – попытался утихомирить разбушевавшегося профессора полковник. – Вы только привлечёте внимание соседей.

– Вот и хорошо! Пусть все вокруг узнают, какой неблагодарный чурбан живет с ними рядом!

– Прошу тебя, не шуми, – послышался жалобный старческий голос из-за двери, – Юлиус, ты же знаешь – кругом папистские враги.

Книпхоф тут же обратился к полковнику Кристиану:

– Полковник, вы папист? – и, не дожидаясь ответа от растерявшегося мужчины, тут же продолжил пререкаться с Эйтоном, – Вот видишь, он не папист. Хватит валять дурака, Вильям. Открывай, полковник Кристиан хочет тебя кое о чём спросить.

В этот момент к дому подошла пожилая леди с покупками в руках и поинтересовалась:

– Что случилось?

– О, Энн, – обрадовался её появлению Книпхоф, – похоже, у твоего мужа помутился разум. Он перестал узнавать своего старинного друга и не желает пускать меня на порог.

– Ничего подобного, Юлиус, – проворчал Эйтон из-за двери. – Ты прекрасно знаешь, почему я тебе не открою.

– Вильям, что случилось? – спросила миссис Эйтон, подойдя к двери. – Кого ты боишься, это же Юлиус Книпхоф.

– Вот именно. Он хочет, чтобы я пошел на клятвопреступление.

– Что за глупости, он же не собрался тебя пытать. Не хочешь о чём-то говорить – не говори.

В ответ старик проворчал что-то неразборчивое, а миссис Эйтон с улыбкой обратилась к профессору и полковнику.

– Не волнуйтесь, джентльмены, сегодня я приглашаю вас быть гостями в моем доме.

Когда она открыла дверь, в коридоре уже никого не было.

– Вильям в гостиной, – сказала в полголоса миссис Эйтон, – проходите, а я принесу вам чай.

Действительно, Вильям Эйтон, насупившись, сидел в кресле и даже не подумал взглянуть в сторону гостей.

Сравнивая двух стариков, полковник не смог не отметить, как контрастно они смотрятся. Если профессор был полноват и невелик ростом, то Эйтон был выше его на полголовы и чрезвычайно худ. А Книпхоф хоть и был старше своего товарища на 8 лет, но обладал куда большей подвижностью и здоровьем.

Подскочив к дивану, он тут же принялся допекать своего друга.

– Знаешь, Вильям, я долгое время спокойно относился к твоим алхимическим экспериментам…

– Потому что сам ими когда-то баловался, – перебил его Эйтон.

– Не важно, – твердо оборвал его профессор. – Но когда ты стал заниматься магией в компании 30-летних театралов и брокеров, вызывать заклинаниями ангелов и охотиться на чужих лярв, мне вдруг захотелось задать тебе один вопрос: Вильям, а не спятил ли ты на старости лет?

Эйтон глубоко вдохнул, готовясь страстно возразить, но Книпхоф не дал ему вставить и слова.

– И не надо оправдываться, что ты белый маг и даже руки не подал ни одному сатанисту. Лучше расскажи полковнику Кристиану, что за субъекты слоняются в твоем Ордене. Это же настоящий балаган!

Эйтон оценивающе оглядел полковника, но так ничего и не сказал.

– Простите, мистер Эйтон, – начал полковник Кристиан, – что мое присутствие доставляет вам столько неудобств. Я бы не стал вас беспокоить, не предложи герр Книпхоф представить меня старейшему и сведущему в сокрытых искусствах адепту Англии.

От такой лести морщины на лице Эйтона заметно разгладились, но старик не спешил выказывать своё расположение нежеланному гостю.

– С недавних пор, – продолжал полковник, – я немало наслышан об Ордене Золотой Зари, но мало что знаю о нём.

– Тогда почему бы вам не подать прошение о вступлении в Орден? – предложил Эйтон. – Там бы вы удовлетворили свое любопытство в полной мере.

– Боюсь, я не стану настолько хорошим магом, чтобы сдать экзамен в Орден Рубиновой Розы и Золотого Креста.

На лице Эйтона застыло изумление. Он явно не ожидал, что название высшего отделения Ордена могло быть известно постороннему лицу.

– Мистер Эйтон, – и дальше говорил полковник, видя, как взгляд старика начинает понемногу теплеть, – из уважения к вам я не стану ходить вокруг да около, а спрошу прямо: с чего вдруг доктор Весткотт, покойный доктор Вудман и мистер Матерс решили учредить оккультный орден в самый непростой для Лондона год?

Кажется, Эйтон не ожидал услышать ещё и имена трех вождей, но переспросил не об этом.

– Непростой год?

– 1888-ой.

– Так ведь фройляйн Шпренгель прислала из Баварии учредительную хартию для доктора Весткотта именно в этот год.

Не успел полковник уточнить, кто такая фройляйн Шпренгель, как профессор Книпхоф ринулся в словесный бой.

– Вильям, сколько раз тебе говорить, что в Баварии нет никакой Шпренгель и никакого Ордена Золотой Зари там тоже нет. В Баварии вообще нет никаких подпольных тайных обществ, кроме иллюминатов, потому что они вытравили всех остальных.

– Как ты можешь так говорить, Юлиус? – вознегодовал Эйтон. – Ты же баварец, а фройляйн Шпренгель потомок Баварских королей.

– Знатная рекомендация! К твоему сведению двое последних правящих Виттельсбахов душевнобольные.

На минуту миссис Эйтон прервала перепалку двух друзей, принеся в гостиную чай. Глядя ей вслед, полковник пытался понять, чем мог привлечь пожилую леди оккультизм. Видимо, только любовью и уважением к мужу – иных причин полковник придумать не смог.

– Так значит, – произнёс он, пытаясь вернуть Эйтона к первоначальной теме разговора, – Орден Золотой Зари появился не сам по себе, а с чьего-то дозволения?

Не успел Эйтон и рта раскрыть, как Книпхоф посыпал упреками.

– Только не надо опять говорить о мифической Шпренгель, которую никто и никогда в глаза не видел, а в особенности ты, Вильям. Признайся честно, Весткотт хотел сделать гадость Блаватской и переманить её сектантов к себе.

– Помилуй, Юлиус, доктор Весткотт почетный член Теософского Общества, одно время он даже читал на их собраниях лекции.

– Читал, – кивнул Книпхоф, – а заодно и агитировал порвать с индуистской чушью и заняться чушью каббалистической. Да ты сам ушел от Блаватской в Орден Золотой Зари.

– Ничего подобного. О Теософском обществе у меня сохранились самые приятные воспоминания, как и о мадам Блаватской.

– Блаватская была мошенницей и сатанисткой, – поспешил высказать свое веское мнение профессор.

– Странное сочетание, – произнёс полковник.

– В самый раз. Сатана и есть отец лжи, а она его верная ученица.

– Перестань, Юлиус, – пожурил приятеля Эйтон, – не наговаривай на покойницу.

– Значит вы покинули Теософское Общество Блаватской? – уточнил полковник у Эйтона, – если не секрет, почему?

– Дело не в Теософском Обществе, – сдался и признался старик. – Конечно же, там обучают возвышенным вещам. Но знания, которые дает Орден Золотой Зари, намного ценнее и полезнее с точки зрения практики.

– Наверное Биллиам Йейтс солидарен с вами, раз состоит в Ордене и даже продвинулся в высший круг. Он ведь тоже состоял в Теософском Обществе, пока его не исключили.

Эйтон развел руками.

– Я не перестаю удивляться, откуда вы всё это знаете?

Полковник лишь улыбнулся, но свой источник раскрывать не стал, а поинтересовался:

– И всё же, чем не угодил мадам Блаватской молодой ирландский поэт?

– Видите ли, брат «Демон» весьма неразборчив в астральных связях. Я имею в виду, он слишком неосторожен в общении с планетарными духами. Я не раз предупреждал его об опасности игр со стихиалиями, но он очень самоуверен, чтобы воспользоваться моими советами. Но я не обижаюсь, в его возрасте я бы тоже не стал прислушиваться к стариковскому ворчанию. А мадам Блаватской его вольность не пришлась по душе.

– И насколько, по-вашему мнению, опасны сущности из иного мира?

– Все зависит от мага, их призывающего. Вот, например, Элифас Леви писал книги по теоретической ритуальной магии, хотя сам её, как правило, не практиковал. Но однажды он провел обряд некромантии.

– Это как-то связанно с мертвецами?

– Да. Он вызвал дух Аполлония Тианского, известного философа-странника и чудотворца. Когда Леви прочёл заклинание, то почувствовал, как земля под ним завибрировала, а миг спустя он увидел, как перед алтарём появился дух в сером саване. Леви это напугало, и он почувствовал пронзительный холод по всему телу и оцепенел настолько, что и слова не мог произнести – ни одного приказания или заклинания. Затем призрак коснулся его руки и Леви потерял сознание. Так и закончился этот ритуал. Рука его болела ещё несколько дней, и надо отдать должное незадачливому некроманту, он сильно сомневался, что на его зов пришел сам Аполлоний.

– А кто же?

– Ну, мало ли что или кто блуждает в запредельном мире. Главное, что Леви предостерегал своих читателей бездумно заниматься подобными ритуалами, так как они очень опасны для человеческого здоровья.

– Предостерегать-то предостерегал, а книжонки пописывал, – проворчал Книпхоф.

– Он был теоретиком, Юлиус, а не практиком.

– Вот-вот. Почему книжный червь, не выходя из своей коморки, может указывать молодым дурням, как проводить магические ритуалы? Это просто не слыхано! Вот я – преподаватель анатомии в университете Людвига-Максимилиана. Я же не на пальцах показываю студентам, как проводить вскрытие. После того, как они прослушают мою лекцию, их допускают к практическим занятиям, заметь, под моим личным руководством. Я, в отличие от этого самозваного Леви, отвечаю за каждое свое слово и действие, и не ввожу в заблуждение молодые неокрепшие умы.

– Почему вы назвали Элифаса Леви самозваным? – поинтересовался полковник.

– Да потому что его настоящее имя Альфонс Луи Констан. В молодости он готовился стать священником, а когда стал баловаться оккультизмом, его изгнали из семинарии.

– Немало французских священников ступило на этот путь, – добавил бывший викарий.

– Неужели? – не поверил его словам полковник.

– Например, аббат Буллан. К слову, он скончался два года назад, наконец-то… – со вздохом добавил Эйтон, – Нет-нет, вы не поймите меня неправильно, я вовсе не радуюсь чужой смерти. Просто у меня сложилось такое впечатление, что покойный аббат сам с нетерпением ждал своего смертного часа. Последние пять лет он только и кричал во всеуслышание, что его задумали сгубить по средствам чёрной магии.

– И кто же?

– Маркиз де Гуайт, его бывший последователь.

– Маркизу что-то не понравилось в службах аббата?

– Нет, что вы, церковь здесь не при чем. Буллана к тому времени уже лишили сана.

– За что?

– Он проводил экзорцизмы с помощью совокуплений, – совершенно спокойно пояснил Эйтон, будто подобное среди французского духовенства было в порядке вещей. – Монахинь он научил самовнушению, чтобы они могли совокупляться с Христом и святыми во сне. Он называл это «союзом жизни» и считал, что путь к Богу лежит через половой акт.

Полковник Кристиан чувствовал, что глаза его округляются, а лицо каменеет от невероятности услышанного. Полковник прожил не одну сотню лет и успел повидать в мире всякое, но подобное до сего дня и представить себе не мог. К тому же, этот «союз жизни» по Булану напомнил полковнику учение американца Лейка Харриса, так любимого братом Берриджем, о «небесных двойниках», что приходят в постель к адептам секты по ночам. А ещё полковник не смог не вспомнит об ужасе, пережитом Вильерсом, и подумать, может и миссис Эмери научилась призывать в свою постель «небесных двойников» не без подсказки соорденца?