Текст книги "Свинцовый закат"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

– Не думал, – с улыбкой произнёс сэр Джеймс, – что вас так задевают новые духовные веяния.

– Я не добропорядочный христианин, что поделать, но все происходящее в последние годы напоминает надувательство.

– Кстати об Учителях Блаватской, тех самых махатмах, – вдруг сказал Стэнли. – Я читал о них. Один из них живет в тибетской пещере, – и, поочередно посмотрев в глаза полковнику и Грэю, добавил, – под землей.

– Успокойся, Стенли, – поспешил отреагировать полковник. – Это в фантазиях Блаватской он живет под землей. На самом деле, этот махатма не то что там не обитает, его вообще не существует.

– Откуда вы знаете? – уязвленно бросил Стэнли. – Это только голословное отрицание.

– Утверждения о его реальности не менее голословны.

Сэр Джеймс поспешил прервать намечающуюся словесную перепалку и сказал:

– Так может, стоит прояснить это вопрос? Я имею в виду махатм Матерса, этих пресловутых тайных вождей.

– И где прикажете их искать?

– Вы, полковник, кажется, не так давно были готовы пуститься в дальнее путешествие.

– В Каир? – удивился полковник. – А вы, помнится, были против.

– Я и сейчас не прошу вас ехать так далеко. Я имел в виду Париж. Вы же любите рискованные прогулки под землей. Так вот, катакомбы Парижа – это как минимум 300 километров тоннелей, пещер, каменоломен и 6 миллионов захороненных там останков и неизвестное количество вполне себе живых обитателей.

Полковнику такое предложение не пришлось по душе. Подземный Париж не зря сравнивали со швейцарским сыром. Многие поколения каменотесов добыли из глубин столько строительного материала, что полое основание города в любой момент могло обрушиться вниз в самую преисподнюю, белым кровопийцам такое посягательство точно не пришлось бы по вкусу. А ещё в Париже затеяли строить метро, хотя, с его готовыми подземными тоннелями это было бы не сложно. И это не понравится белым ещё больше, и в Париже повторится лондонское противостояние за подземные дороги.

– Я думал, вы катафил, – поймав на себе недовольный взгляд полковника, Грэй поспешил пояснить, – любите подземелья, катакомбы и все, что внизу.

– С чего вы решили, что мне это нравится? Это всего лишь моя работа, которую за меня никто не выполнит.

– В этом вы правы. Так что, поедете в Париж искать подземных тайных вождей Матерса? У меня даже есть для вас новые документы, где вам по прежнему 42 года.

– А что случилось со старыми, – спросил Стэнли, на что получил ответ полковника:

– А по старым мне 57 лет. Не очень-то реалистично, ты не находишь?

– Ну да, конечно, – согласился молодой человек.

– Так что вы решили, полковник? – продолжал наседать Грэй.

– Не так давно вы запретили мне спускаться в под-Лондон. С чего вдруг вы хотите отправить меня в парижские катакомбы? Вам и мое давнее путешествие под Дублином не пришлось по душе.

– Конечно, не пришлось – ушли с вечера в подземелья, кишащие белыми, а на утро не вернулись в гостиницу, и не понятно где вы и чем вам помочь. А оказалось, вы предпочли морскую прогулку в компании четырех подозрительных личностей. И как мне за вас не переживать? Когда отправитесь в Париж, будете телеграфировать мне дважды в день с докладом, что собираетесь делать в последующие 12 часов.

Полковнику такая перспектива крайне не понравилась. Ему не хотелось ехать в Париж, не хотелось бродить в затхлых катакомбах, где черепа взирают пустыми глазницами со стен на каждого вошедшего. Причина тому нежелание надолго расставаться с Идой или нежелание встречаться с белыми, он так для себя и не уяснил.

– Так что вы скажете на мое предложение?

– Я внимательно выслушал доклад Стэнли. Для начала было бы неплохо побеседовать с несколькими орденцами здесь, в Лондоне. А Париж подождет.

28

Яркая вспышка пробилась сквозь опущенные веки и быстро погасла. Том проснулся от холода, пробиравшего до костей, и попытался притянуть к себе одеяло, но и оно ничуть его не согрело.

Рядом послышались тяжелые вздохи. Разлепив глаза, Том не без усилия повернул голову к Флоренс. Казалось, её снова посетил дурной сон: глаза быстро двигались под сомкнутыми веками, а грудь вздымалась в тяжелом дыхании.

Взгляд Тома скользнул вниз по обнаженному телу любовницы, и он увидел, как мышцы её живота лихорадочно сокращались волной, одна рука судорожно сжала подушку, другая – стягивала простынь, а ноги были согнуты в коленях и широко раздвинуты. Теперь Том отчетливо услышал вырвавшийся сладострастный стон.

Томасу было трудно поверить и принять тот факт, что эфемерные сны доставлял Флоренс несравненно большее удовольствие, чем его любовные ласки. Укол ревности вынудил Вильерса потрясти Флоренс за плечо, чтобы разбудить, но она не проснулась, а только сильнее застонала. Вильерс предпринял ещё одну безуспешную попытку, даже ущипнул Фло, но и это не помогло – сон был слишком глубок. Озадаченный и расстроенный, он устало присел на кровати и ещё раз глянул на разгоряченную любовницу. Тело её содрогалось ещё сильнее и неестественнее, словно под действием чьих-то толчков, а бедра и ягодицы Флоренс похотливо двигались в нарастающем ритме.

А Тому становилось все холоднее, в затылке неприятно тянуло, а чувство неясной тревоги щемило в груди. Вслушиваясь в неистовые стоны, Томасу становилось неловко, будто он здесь третий лишний, и вместе с тем обидно. Порываясь уйти, он в последний раз взглянул на Флоренс и в ужасе замер. То, что он увидел, не могла быть игрой мышц или обманом зрения.

Тело женщины билось в яростных судорогах, а по нему скользила нечто невидимое. Кожа прогибалась под чужим весом, а на животе, предплечье и боку таяли белые следы. Внезапно грудь Фло сжалась, а на ней вырисовался отпечаток незримой пятерни.

Том тут же слетел с кровати на пол. Сознание разрывали искры страха. Присутствие чего-то злобного и необъятного явственно посетило его. Оно ненавидело Тома, как и все живое в этом мире, оно сеяло только злость и холод.

Томас судорожно попятился назад, дальше от дьявольского ложа, пока со всей силы не наткнулся спиной на холодную ножку торшера и в панике не опрокинул его. Грохот громадины и звон разбитой лампы взрывом отозвались в голове.

– Том, где ты? – пробивался сквозь пелену полузабытья тревожный голос Фло. – Что ты там делаешь?

Он понял, что инстинктивно закрывает голову руками, когда Флоренс нежно прикоснулась к нему.

– Что с тобой?

– А ты?.. – еле выдавил из себя Вильерс.

– Что я? – удивленно взирала на него Флоренс. – Это ведь ты лежишь на полу.

Взгляд её был нежен и полон сочувствия, но Томасу от этого не стало легче. Он взял Флоренс за руку, потом отпустил и притянул другую, затем провел ладонью по её животу, развернул спиной и снова лицом к себе. Ни синяков, ни других следов того, что ещё минуту назад они были в этой комнате не одни, на её теле не осталось.

Флоренс укоризненно смотрела на юного любовника.

– Что с тобой?

– А ты не помнишь? – дрожащими губами произнёс Том.

– Что я должна помнить? Я проснулась от шума, ты здесь, торшер на полу.

– А сон?

– Какой сон?

– Твой. Ты его помнишь?

На лице Флоренс отразилось недоумение, будто она и вправду ничего не понимала.

– При чем тут мои сны?

Томас не находил в себе сил и дальше оставаться в этой жуткой квартире, даже взглянуть в сторону злополучной кровати ему было боязно. Вильерс не стал дожидаться утра. Наспех одевшись, он покинул озадаченную своим странным поведением Флоренс и без всяких объяснений выбежал на улицу.

Огни уличных фонарей почти не освещали дорогу, и от того Вильерсу ещё больше становилось не по себе. В полумгле он не сразу заметил, как под газовым фонарем кто-то стоит. Представив, как глупо он выглядит со стороны, Том поспешил замедлить шаг и придать лицу безразличное выражение скучающего и ничем не напуганного человека. Темная фигура стала ближе, и Том понял, что в ней не так. Перед ним предстала мусульманка в черной чадре, полностью закрывающей лицо и руки не говоря уже об остальных частях тела. Первое что пришло Томасу в голову, так это, что женщина, а может и молодая девушка, потерялась в незнакомом городе, куда приехала с мужем или отцом и сейчас напугана и растеряна куда больше чем он сам. Наверняка она не знает, куда ей теперь идти, а главное, не знает языка и не может ни к кому обратиться за помощью.

– Простите мисс… мадам, – начал Том, но женщина в чёрном даже не пошевелилась. – Вы, верно, заблудились. Может, вы назовете гостиницу, где остановились, и я провожу вас?

Молчание было ему ответом, и оттого становилось неловко и тягостно.

– В этот час опасно оставаться на улице одной. Я вас не обижу. Я только хочу помочь.

Том очень надеялся, что она, если и не поймет ни слова из того что он ей сказал, так хотя бы уверится в его добрых намерениях. В мыслях Томас усмехался над пугливостью восточных женщин, и вместе с тем дивился, до чего же неподвижна незнакомка, будто она каменная статуя, которую накрыли черным полотнищем.

Невольно Том протянул руку, чтобы дёрнуть материю и узнать, какую тайну она скрывает, как женщина отпрянула назад. Это было первым её движением за всё время, что Том пытался до неё достучаться.

– Таф пришел, – раздался звонкий голос из-под покрывала, явно молодой.

Странный, ни на что не похожий акцент, заставил Тома призадуматься, из какого уголка планеты приехала в Лондон его обладательница. Ему показалось странным, но голос девушки не звучал напугано, а скорее даже озорно, что в столь поздний час выглядело крайне странно.

– Простите, так вас отвезти к Тафу? Скажите где он, и я охотно это сделаю.

– Ты видел, но не видел.

Странная фраза, даже не вопрос, с двумя взаимоисключающими понятиями ввела Тома в легкий ступор:

– Простите, я никого здесь не видел.

– Таф пришел, не ушел. Тебе нельзя его не видеть.

Новые словестные загадки из-под покрывала уже заставили Тома пожалеть о собственной отзывчивости. Теперь ему хотелось побыстрей отделаться от девушки в чадре и пойти домой.

– Он искал мудрицу, а тебе он отдаст злобу и заберет жизнь.

– Если вы не хотите, чтобы этот Таф застал нас вместе, хорошо, я уйду.

В подтверждении своих слов Том успел развернуться и готов был пойти прочь от странной чужеземки, но она продолжала говорить.

– Таф творит во тьме, он единое сущее в бездне тьмы. Владыка Вселенной сей не даст тебе света на пути тьмы.

Слова, словно заклинания, такие знакомые его слуху, заставили Тома остановиться и подумать, где он уже слышал подобное. И вскоре он вспомнил.

– Так вы из Ордена Золотой Зари? – полушепотом вопросил незнакомку Том.

Он приблизился к фигуре в покрывале, чтобы подать ей тайный знак приветствия, как его обучили на церемонии посвящения в неофиты. В ответ из-под черного полотна вынырнула белая кисть руки – абсолютно белая, и даже белее, чем можно себе представить, и какой не может быть у живого человека, если он не…

Не в силах оторвать взгляд от жуткой почти светящейся во тьме кожи, Том узрел, как рукав зашевелился, и вокруг ладони обвилось такое же белое щупальце. Когда щупальце расправило капюшон и угрожающе зашипело, Том понял, что это кобра, и она готовится к прыжку прямо на него. Стоило змее кинуться, как белая рука сжала чешуйчатое тело.

Томас бежал без оглядки.

– Таф тебя видел, а ты не видел, – раздалось эхом вслед.

«Она вобрала своим лоном твои силы, но не отдала своих,» – монотонно проскользнула чужая мысль в его голове. – «Все украденное у тебя она дарит духу из бездны. Пока он рядом с ней, она не вернет лапы стража. Пока ты рядом с ней, она будет ублажать его. Помоги мне – покинь её. Покинь её… Покинь… Покинь…»

Ноги свело от бешеного бега, но Том был не в силах остановиться. Животный страх заглушал вторгнувшийся голос, что заставлял оставить Флоренс.

Не помня себя, Том оказался у порога знакомого дома. Разбудив недовольную миссис Рэдфорд, чтобы та разбудила якобы спящего полковника, Том сбивчивым голосом затараторил:

– Я видел ее! Меритсегер! Здесь, в Лондоне, на Кинг-стрит!

Полковник поспешил втащить подчиненного в дом и попросил хозяйку оставить их.

– Знаешь, Вильерс, – протянул полковник, с тревогой глядя на трясущегося молодого человека, – тебе надо выпить.

Вдвоём они прошли на кухню, где полковник поспешил откупорить бутылку ирландского виски. Незаметно для самого себя Вильерс осушил стакан, но облегчения не почувствовал.

– Давай ещё, – предложил полковник и подлил алкоголя в стакан, – тебе нужно.

– Откуда вы знаете? – Рациональная мысль пришла в голову Тому явно не к месту. – Вы же сами не пьёте.

– Да, – признал полковник, – давно кончились для меня славные деньки кутежей. Зато теперь я частенько вижу, как этим занимаются другие. И заметь, вижу незамутненным глазом.

– А я… – начал было Том, и тут же закрыл лицо руками, – лучше бы и не видел ничего… Её рука… и кобра…

И он рассказал об увиденном и услышанном на улице, не забыв упомянуть о своих чувствах и страхах:

– Это не человек, – твердил Томас, не переставая, – она не может быть живой…

Белая кровопийца показала Тому лишь свою руку, но его воображение лихорадочно перебирало образы, пытаясь представить, как же может выглядеть вечноживущая целиком. Когда в мыслях всплыло пугающее лицо, Том окончательно уверился, что полковник вовсе не такой как она, он самый настоящий человек, как и все, кто ходит под солнцем.

– Как она говорила с тобой? – спросил полковник Кристиан.

– Странно, – признал Том и поспешил отхлебнуть из стакана, – я понимал слова, но не их смысл.

– Это нормально. Белые строят фразы по канонам прошедших веков, когда они ещё жили среди смертных. В современном говоре они не успевают разобраться.

– А потом, – продолжал Том, не слыша собеседника, – я почувствовал её внушение – и, тут же обхватив голову руками, воскликнул, – Боже, я же клялся, что не подчинюсь чужому внушению!

Так он вспомнил об Ордене, о торжественной церемонии посвящения, о напутственных речах коронера Весткотта и собственных заверениях. Вспомнил Томас и о Флоренс. Какой же она была чистой и возвышенной в тот день. Какой же распутной и мерзкой она выглядела всего час назад.

Том не выдержал и спьяну горько расплакался. На сей раз в словах молодого человека не было и толики стеснения – он поведал полковнику всю ужасную историю, что произошла в квартире Флоренс без утайки и купюр, потому как был не в состоянии адекватно оценить, что же с ним произошло и рассортировать подробности на приличные и не очень.

– Что это было? – дрожащим голосом спросил Вильерс. – Вы знаете? Может всё дело в том духе мумии, от которого Фло получает письма? Хотя нет, она говорила, что это дух певицы из храма Амона. А может это был стихиалий, сильф или саламандр? Я читал, они стремятся заключать плотские браки с людьми, чтобы обрести для себя бессмертную душу. И они невидимы ни для кого, кроме посвящённых магов…

– Очнись, Вильерс, – тряханул его за плечо полковник, – какие ещё духи стихий? У тебя совсем ум зашел за разум на почве оккультных наук?

– Так вы не верите мне? – мокрыми глазами воззрился на полковника Том.

– Очень даже верю. Не обижайся, но ты не Шарль Перро, чтобы так складно что-то выдумать посреди ночи и бежать с этим ко мне. Я верю тебе.

– Так что же это было, если не дух?

– Во времена моей молодости это называлось инкубом, – кратко ответил полковник.

– Инкуб? – Том стал вспоминать, что значит это слово, но шестеренки в затуманенной алкоголем голове крутились медленно. – Похотливый демон?

– Он самый. А ещё, в мои времена твою Фло сожгли бы за такую связь с нечистым на костре. И правильно бы сделали.

– Не говорите так! – вскочил с места Том и невольно выпустил стакан из рук, от чего всё его содержимое разлилось по столу и потекло на пол. – Она добрая женщина и никогда не позволит себе не то что подлость, даже грубость.

– Будь мужчиной, возьми себя в руки! – гаркнул полковник, и тут же осекся, вспомнив, что сейчас глубокая ночь и соседи по дому наверняка, желают выспаться.

А обессиленный Том опустился на место и начал причитать:

– Я ведь люблю её больше жизни. Как никого и никогда. Таких как она больше нет и не будет. Вы ведь не знаете, какая она кроткая и изящная. Каждое движение как танец, каждое слово как песня. У неё такой проникновенный, завораживающий голос…

Полковник не смог и дальше слушать эти сантименты и, схватив Вильерса за грудки, поднял со стула и пару раз хорошенько тряхнул.

– У тебя совсем в голове помутилось? Какая любовь после того, что ты видел?!

– Вы не поймете, вы так не любили.

Со злобы полковник ещё сильнее сжал лацкан пиджака и тут же резко отпустил, а обмякшее тело Тома безвольно упало на стул.

– Черт возьми, что это?!

Полковник смотрел на капельку темной крови, выступившую на ладони и тут же застывшую – он так и не понял, обо что поранился.

– Извините, – заплетающимся языкам произнёс Том, – это из-за булавки. Флоренс вышила для меня талисман и наказала, чтобы я носил его у сердца.

Полковник Кристиан тут же распахнул его пиджак. Том даже не успел запротестовать, как мужчина отцепил кусочек черного атласа, где золотыми нитями был вышит неведомый колдовской знак. Полковник поспешил забрать тряпицу себе и после этого сказал:

– Поднимайся Вильерс, я отведу тебя наверх.

– Зачем?

– Проспишься в моей комнате до утра.

– А вы?

– Я не сплю, – коротко ответил полковник, поднимая Тома.

– И не пьете, – заплетающимся языком лопотал тот, пока они поднимались по лестнице. – Как же вам, должно быть, тяжело жить.

– Это точно. Как ты, я не могу снять стресс.

– А как можете?

– Никак. Только самоуговорами.

Кинув полусонного Томаса на кровать, полковник прихватил с собой пальто и вышел из комнаты. Спускаясь по лестнице, он встретил недовольную хозяйку квартиры.

– Послушайте, полковник Кристиан, – начала миссис Рэдфорд, – я понимаю, что кэбы в такой час не ходят, но это не повод, чтобы к вам заявлялись посреди ночи приятели и…

– Он мой подчиненный.

– Так вы ещё и напоили его? Интересная у вас, должно быть, служба.

– Миссис Рэдфорд, – как можно более учтиво и пристыженно говорил полковник, – разве за все девять лет, что я снимаю у вас комнату, происходило что-либо подобное?

– Я вообще надеюсь, что сегодняшний инцидент больше никогда не повторится. У меня приличный дом. Другим жильцам категорически не понравится, когда они узнают, что сегодня вы ночевали в одной комнате с посторонним молодым человеком.

– Он будет ночевать там один.

– Что значит «один»? А вы куда собрались?

– Возникли неотложные дела, – произнёс полковник, надевая пальто. – Я вернусь только днем. И пожалуйста, миссис Рэдфорд, приготовьте мистеру Вильерсу завтрак, когда он проснется.

С этими словами он покинул квартиру, оставив хозяйку в недоумении, ведь для самого себя полковник никогда не просил готовить еды.

29

Стоило полковнику Кристиану появиться на пороге дома Семпронии, как он услышал возмущенное:

– Ну, что ещё?!

– Простите, вы не одна?

– Это всё, что вас интересует?

Дабы не дать женщине шанс захлопнуть дверь прямо перед своим носом, полковник сразу же вложил главный козырь:

– Неподалеку от вашего дома сегодня видели белую. Вы случайно ничего об этом не знаете?

Женщина побледнела и отшатнулась, дав полковнику беспрепятственно войти в дом. Видимо, ни что в этом мире так не пугало Семпронию как белые кровопийцы, в особенности те из них, кто разгуливал по поверхности.

– Она приходила за мной? – дрожащим голосом поспешила спросить женщина.

– При чем тут вы? – Полковник вошел в уже знакомую ему гостиную как к себе домой и по-хозяйски уселся в кресло. – Она говорила с Томасом Вильерсом.

– Тем мальчиком? – пребывая в крайней степени задумчивости, спросила Семпрония, входя в комнату следом.

– Да, пару часов назад, на Кинг-стрит. Этот дурак так бы и не понял, кто она такая, пока не увидел белую руку. Но ему простительно, кроме нас с вами он вечноживущих не встречал.

– Что она с ним сделала? – не скрывая тревоги, спросила женщина.

– По счастью, ничего. Она называет себя Меритсегер. Знаете такую? У неё ещё есть ручная кобра, которая прокусывает людям кожу, чтобы хозяйка напилась их крови. Не очень-то понятно, что ей вообще было нужно от Вильерса. Но она определенно что-то знает о вашей соседке миссис Эмери, она же мисс Фарр.

Семпрония одарила полковника подозрительным взглядом.

– У вас мания? Что вам сделала Флоренс, что вы не можете оставить её в покое?

– Лучше спросите, что делает она. Вам когда-нибудь приходилось видеть инкуба живьем?

– Вы шутите? – опешила Семпрония.

– А Вильерс видел, и ему было совсем не смешно. Так вам известно что-нибудь об инкубате?

– Средневековье, какое-то, – недовольно букнула она. – Вы только для этого сюда явились? Или есть более веские причины?

– По Брук-Грин гуляет белая в черном одеянии и заговаривает с прохожими – чем не причина? Войдите в мое положение, Семпрония. Я как служащий Общества ответственен за безопасность горожан.

– А я-то тут при чем?

– Горячие головы в нашем Обществе уже успели высказать подозрение, что ваше появление в городе и возросшая дерзость белых не случайное совпадение.

Семпрония уже было задохнулась от негодования, но полковник продолжил:

– Я еле успел отговорить коллегу от дальнейшего развития абсурдных теорий. Но он так рвался в бой…

Женщина холодно вопросила:

– Чего вы опять хотите, шантажист?

Полковник и впавду начал входить во вкус. Всё-таки, это очень удобно – просто намекнуть о грозящих неудобствах, пусть даже и не существующих, и тут же получить в ответ желаемое. Но…

– Как жаль, что вы считаете меня чудовищем.

– Все это время вы были непростительно дерзки со мной, – обиженно бросила женщина.

– Простите меня, прекрасная Семпрония, я ни в коей мере не желал вас обидеть. Однако и мне приходится сносить бурю вашего ответного гнева.

– Я южанка и потому могу быть эмоциональна. А вы – дакийский варвар с Востока и этим, все сказано.

– Так меня ещё никто не называл, – рассмеялся полковник. – Только от гордой римлянки, пожалуй, стерплю столь категоричную характеристику. Однако если пользоваться вашей античной терминологией, я скорее гунн, чем дак.

– Однако прислуживали последним.

– Нес почетную службу в рядах защитников христианства от натиска мусульман, – поправил её полковник.

– Говорят, – лукаво сощурилась Семпрония, – вы предательски убили дакийского правителя, которого должны были верно охранять.

– Говорят, – бесстрастно повторил полковник, ясно давая понять, что не собирается развивать тему, а тем более подтверждать или опровергать давние слухи.

– Вот и обо мне постоянно говорят несусветную чушь, – помрачнела Семпрония, – выставляют чуть ли не старухой.

– Помилуйте, в нашем положении не может быть стариков, только мудрые и многое повидавшие старейшины.

– Но мне не 2000 лет, чтобы постоянно попрекать меня древностью.

– Простите, я как и многие считал, что вы уроженка Древнего Рима и…

– Да, – спешно перебила Семпрония, – я знала Цицерона. С Горацием мы проводили долгие часы в беседах. Я вдохновляла Вергилия на сложение «Энеиды». Все эти вещие сны, оракулы, чудеса, предзнаменования так увлекли его воображение… – мечтательно улыбнувшись, Семпрония снова погрустнела. – Без меня Овидий никогда бы не написал свою «Науку любви». Он посвящал мне элегии, где называл Коринной… Слишком давно всё это было. – И голос её дрогнул. – Люди не верят в существование вечноживущих, зато охотно верят, что когда-то давно существовал Древний Рим. Просто смешно… Я знавала таких людей!.. И что теперь? Если кого это и интересует, то только затем, чтобы узнать, не пила ли я их крови, не убавила ли я тем великим мужам их дней?

– Поверьте, меня эти подробности вовсе не заботят.

– А что же вам нужно?

– Ничего особенного. Просто хочу, чтобы вы как женщина просветили меня, ничего не смыслящего мужчину на счет инкбата.

Семпрония сомкнула пальцы в замок и, обхватив ладонями колено, надменно вопросила:

– С чего вы решили, что я могу что-то об этом знать?

– Я полагаюсь на ваш немалый жизненный опыт. Даже та Меритсегер что-то знает.

– Вот с ней и говорите. Или вам её слов мало?

– Что же, вы не знаете белых? У них каждая фраза как ребус. Я уверен, вы можете объяснить доходчивее. Вам же приходилось общаться с миссис Эмери…

– Исключительно по вашей прихоти, – твердым тоном оборвала его Семпрония.

– Что же, она настолько неприятная особа?

– Почему бы вам не задать этот же вопрос вашему протеже?

– Потому что я прекрасно знаю, что он ответит.

На лице Семпронии заиграла довольная улыбка.

– Вы знаете, какие слухи ходят о Флоренс?

– Просветите.

– За минувший год она успела сменить с десяток любовников. Правда, так говорит один брошенный ею воздыхатель, а большинство отвергнутых мужчин такие зло словные… Но, мне кажется, он не врет.

– Так Эмери содержанка?

– Вовсе нет. Одевается она более чем скромно, роскоши в её квартире я тоже не заметила, если не считать тех египетских инструментов, вернее, их имитации. Я слышала, она живет на пособие своего покойного отца, а он был известным медиком. Так что, любовников она меняет не ради денег.

– А для чего? По позыву сердца?

– Вам известно, кто такая la femme fatale?

– Та, стало быть, Флоренс Эмери и есть роковая женщина?

– А вы сомневаетесь? Роковая женщина одним мимолетным жестом заставляет мужчин падать к своим ногам, чтобы потом съесть их с потрохами.

Полковник не смог сдержать улыбки.

– Так вот значит, в чём ваш секрет.

– Ну что вы, – махнула рукой Семпрония, – я добрая и отзывчивая, если меня не обижать. А настоящая роковая женщина не знает жалости. Она выпьет все жизненные соки из своего преданного любовника, чтобы потом откинуть его иссохшую тушку и найти нового воздыхателя.

Полковник не мог не оценить столь циничную фразу, тем более что Вильерс в последнее время и вправду выглядел как сонный доходяга, а после сегодняшнего инцидента и того хуже.

– Про жизненные соки это фигуральное выражение или?..

– Я не имею в виду кровь, если вы об этом. Смертные забирают жизненную энергию друг у друга без пития телесных жидкостей.

– Серьезно? – недоверчиво спросил полковник.

– Почему нет? Нечто подобное я слышала от одного своего любовника. Правда, после того, что он рассказал, я поспешила с ним расстаться, на всякий случай. – При этом Семпрония кокетливо изогнула бровь и с придыханием поведала, – Когда он вернулся из миссии в Китае, то поведал мне о том, как тамошние старики продлевают свои годы.

– Что-то вроде поисков вечной молодости?

– Вряд ли после проделанного они молодели, но, как говорят, ощутимо умножали свои годы.

– Надеюсь, кровь здесь ни при чем?

– Совсем нет. Чтобы продлить свою жизнь, даосские старцы соединялись со множеством девственниц. Они считали, что женщина есть источник жизненной энергии, и энергию эту можно у неё забрать. И это не суеверие, а четко прописанная практика. Достаточно довести любовницу до пика наслаждения, и тогда её тело исторгнет вожделенную энергию жизненных сил. При этом старец не должен испустить семени, чтобы не растратить своей энергии. Если оба эти условия соблюдены, то начинается некое «большое втягивание», как они это называют, когда энергия женщины перетекает в тело мужчины, там, где их тела соединяются.

– Что за чушь…

– Это не чушь, это мужской вампиризм. Но есть у него и другая сторона, когда женщина может сделать то же самое с мужчиной.

Видимо, на лице полковника отразилось неподдельное удивление, потому как Семпрония заливисто рассмеялась:

– Да не смотрите на меня такими испуганными глазами. О, Боже, мужчины просто смешны, когда считают, что обладают чем-то исключительным. Спешу вас разочаровать, – при этом она коварно улыбнулась, – согласно даосской традиции, мы, женщины, умеем впитывать мужскую энергию куда лучше. Сама природа позволила нам делать это намного искуснее. Достаточно запретить себе испытать наслаждение, но сделать всё, чтобы довести мужчину до пика, и, – Семпрония торжественно хлопнула в ладоши, – тогда женщина станет вампиром. У китайцев-даосов есть легенда о бессмертной богине – Царице Западного Рая. У неё было множество любовников, и все молодые сильные мужчины. Но она часто меняла их, потому что прежние истощались, а новые ещё были полны жизненной энергией, которую она и всасывала из них своим лоном во время соития. Так любовники её болели и чахли, а Царица всегда оставалась молодой.

Полковнику подумалось, что и Флоренс Эмери слишком хороша для своих 35-и лет, а Томас Вильерс слишком плох в свои 23-и. И с этим нужно было что-то делать, и не только с этим.

– Том сказал, что сегодня ночью своими глазами видел, как с Эмери совокуплялось что-то невидимое, холодное и злое.

– Матерь Божья!.. – тихо воскликнула Семпрония, в отвращении поморщив лоб.

– Как думаете, что это может быть?

– Вы сами назвали это инкубом.

– Единственное что пришло мне в голову.

– Бедный мальчик, – покачала головой женщина, и её сочувствие казалось вполне искренним, – столкнуться с таким… Как он себя чувствует?

– Учитывая, что в следующие полчаса он столкнулся с белой Меритсегер, то сейчас он, мягко говоря, далек от душевного равновесия.

– Ужасно. Если Флоренс забирает его энергию, то наверняка только для того, чтобы отдать тому жуткому инкубу.

– Думаете?

– Я мало что понимаю в демонологии… – И тут лицо Семпронии изменило выражение с глубоко задумчивого на радостно-озаренное. – Но я знаю, кто вам сможет помочь!

– Правда? – недоверчиво переспросил полковник.

– Вам просто необходимо поговорить с Инквизитором. Он лучше нас с вами разбирается в таких вопросах. Все-таки, всю свою жизнь он служит на благо Церкви.

Инквизитором вечноживущие называли бывшего цистерцианского монаха Матео Мурсиа, который больше 600 лет назад каким-то непостижимым образом умудрился привлечь к себе внимание кровопийц и пополнить их ряды. Но известность в узких кругах посвященных он приобрел после службы в рядах Святой Инквизиции.

– И где его можно сейчас найти?

– Откуда же мне знать? Вы, право, странный человек.

– Тогда, какой мне прок от вашего совета, если никто из нас не знает, где сейчас Матео Мурсиа?

– Зато я знаю, где искать Мануэлу, – произнесла Семпрония, явно гордясь своей осведомленностью.

– Какую Мануэлу?

– Боже, граф, – страдальчески простонала она, воздев глаза к потолку, – и за какие заслуги вы получили место в вашем Обществе? Разве не вы должны знать всех вечноживущих по именам и в лицо, чтобы по первому требованию рассказывать о них своему рыцарю?

– Вы превратно понимаете круг моих обязанностей.

– И, тем не менее Мануэлу вы не знаете. А она сейчас на юге Франции, в монастыре.

Теперь-то полковник начал припоминать, что есть среди вечноживущих одна набожная женщина, которая даже после обретения жизни вечной всё равно продолжала молиться о спасении своей души. И длится это покаяние лет 600, с краткими перерывами для перевода из одного монастыря, где завистливые сестры успели заметить её вечную молодость, в другой, где о ней ещё не слышали. Поговаривали, что Мануэла стала столь набожна только после перерождения, которое сильно её напугало, ведь после него она не могла больше соблюдать пост, ибо вообще перестала вкушать человеческую пищу, не могла и причащаться Телом Христовым, ибо для неё оно стало не столько символом, сколько облаткой из теста. Единственное, что она получила с вечной жизнью на благо своей веры, так это возможность молиться и день и ночь, без перерыва на сон.