Текст книги "Свинцовый закат"
Автор книги: Антонина Ванина
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)
22
Пребывая вдали от дома, профессор Книпхоф, доктор Метц и фройляйн Бильрот, рисковали провести рождественский вечер в гостинице, если бы не любезное приглашение доктора Рассела на праздничный ужин в его холостяцком жилище. Джон Рассел не забыл и ещё об одном бессемейном служащем Общества, коротающем большинство праздников в одиночестве под чердаком в своей комнатёнке, и потому пригласил полковника Кристиана посетить его дом после того, как слуги унесут со стола последние блюда.
Полковник Кристиан немало удивился столь нежданной учтивости со стороны доктора, ведь их отношения сложно было назвать дружескими. Полковник успел перебрать в голове с десяток подозрений и догадок о причинах столь странной перемены в Расселе, но в итоге решил не отвечать на приглашение отказом исключительно из-за присутствия на празднике Иды. Наверняка, когда медики схлестнутся в дискуссионных баталиях на английском языке, бедной девушке не с кем будет и словом перемолвиться, кроме как с полковником.
Двери дома Рассела были открыты для всех служащих Общества в любое время дня и ночи, этим и воспользовался Хьюит Стэнли, увязавшись за полковником. Его приятель Томас Вильерс пал жертвой любовных чар немолодой актрисы и теперь был слишком занят, чтобы вспоминать о друге, а в праздник хотелось общения и хоть какой-нибудь компании, и Стэнли не прогадал, придя в дом Джона Рассела. Стоило Хьюиту встретиться глазами с Идой, и его лихорадочный взгляд не смог скрыть очарования округлыми формами молодой, пышущей здоровьем девушки. С напором, коего полковник не ожидал от тихого книжного червя Стэнли, он тут же принялся обхаживать обделенную вниманием девушку, пока трое медиков о чём-то увлеченно спорили. Появление новых гостей отвлекло их от разговора, но ненадолго.
– А вот вы, молодой человек, – тут же обратился к полковнику профессор Книпхоф, чем ввёл его в замешательство – что думаете о бессмертии?
– Простите?
– Вы бы хотели жить вечно?
– Нет, – коротко и правдиво ответил полковник Кристиан.
– Отчего же? Признайтесь, – хитро прищурился старичок, от чего глаза под стеклами очков хищно блеснули, – разве вам не любопытно узнать, что будет происходить в мире лет, так скажем, через сто, двести?
– Я не любопытный, – произнёс полковник и с укором посмотрел в сторону Рассела, подозревая, что вопрос о бессмертии профессор поднял не случайно.
– А жаль. Любознательность двигает прогресс.
Рассел только покачал головой, давая полковнику понять, что не при чём, и тут же обратился к профессору:
– Вы и сами можете нам рассказать, сильно ли изменился мир за девятнадцатое столетие.
– О, – разочарованно протянул Книпхоф, – с каждым годом мир все ближе подкатывается к пропасти, это я уже понял. И все-таки, чертовски интересно было бы увидеть, чем всё это закончится.
– Хотели бы жить вечно? – вопросил полковник.
– Не буду врать, было бы интересно, но исключительно из научного любопытства, не более.
– И вы бы, хотели пережить своих детей или даже внуков?
– Таково свойство человеческого организма – рано или поздно умирать. Я принимаю это как данность, тем более что некоторых своих отпрысков я уже пережил, мать Пауля, например.
Доктор Метц только молчаливо потупил взор. В присутствии деда он был тих и покладист, но то и дело поглядывал на полковника Кристиана, явно выискивая в его внешнем виде признаки нездоровья.
– И какую цену вы согласились бы уплатить за свое бессмертие? – поинтересовался полковник у Книпхофа.
– Вот! – воскликнул профессор, воздев указательный палец вверх. – Вы всё правильно понимаете. Всему есть своя цена. На самом деле, мне не столько хотелось бы обессмертить себя, сколько просто понаблюдать бессмертного со стороны. Это было бы самым лучшим вариантом для анатома вроде меня. Вы только подумайте, уже многие века самые пытливые умы человечества бьются над проблемой бессмертия. И заметьте, я говорю не о вечной жизни, что обещает христианство и прочие религии. Жизнь в загробном мире – будь то Рай, Елисейские поля или Вальхалла – это конечно, интересно, но с объективистской точки зрения, недоказуемо. Оттуда ещё никто не вернулся, а значит достоверных свидетельств, что загробная жизнь существует, у нас нет. А верить церковникам на слово вовсе не научный метод познания. Я же говорю о бессмертии сугубо физическом, телесном.
– В одном и том же теле? – на всякий случай переспросил доктор Рассел.
– Ну разумеется! Все эти разговоры о переселении душ из тела в тело, от человека в животное и обратно, просто чушь.
– Иоганн Диппель считал иначе, – тихо напомнил профессору об их общем предке доктор Метц, и при этом он как-то странно улыбнулся.
– И где теперь Диппель? – задал резонный вопрос Книпхоф. – Его смерть от инсульта лишний раз доказывает несостоятельность его же опытов с воронками и останками. Но отрицательный результат тоже результат – значит нужно двигаться в другом направлении. Вот, например, такой мыслитель и гуманист как Фичино Марсилия советовал пить кровь молодых людей в качестве лекарства от старости и болезней. Дряхлый император Тиберий пил кровь, смешанную с молоком, и принимал кровяные ванны. А пожилые римляне и эпилептики пили кровь умирающих после боя гладиаторов. Но все это оказалось ерундой – Тиберий, как известно, все же умер, когда его задушил Макрон, да и римские старцы не жили вечно.
– Стало быть, – как бы невзначай спросил полковник, – переливание крови, каким мы его знаем в наши дни, получило развитие и усовершенствование только благодаря тем античным поискам вечной жизни?
– Несомненно. Я ещё раз повторяю, отрицательный результат тоже результат. Он задает направление будущих исканий, отсекая ложные пути.
– Значит, императоры зря пили кровь?
– Как писал великий Гёте – кровь есть совсем особый сок. Эти слова говорил Фаусту Мефистофель, подсовывая договор, который тот подписал кровью. К чему это привело, нам известно. Путь омоложения дряхлеющего организма кровью есть, несомненно, путь ложный, а ещё – глупый и вредный. Организм любого нормального человека, если он конечно, не порфирик, не может усвоить большой объём крови через желудок – человеческая печень к этому не приспособлена. Так что, питие крови античными императорами не более чем блажь, которая и свела их в могилу, а не дала вожделенного бессмертия.
Полковник был полностью согласен с профессором. Смертному человеку пить кровь другого смертного нет никакого смысла.
– А что это за наглец на таком жутком немецком пытается говорить с Идой? – внезапно поинтересовался Книпхоф, уставившись в спину Стэнли, отчего тот на миг невольно обернулся, будто почувствовал на себе поражающую силу профессорского взгляда, и вновь вернулся к беседе с Идой.
Его дичайший акцент не мог не резать слух, и девушке приходилось переспрашивать каждую его фразу, от чего ей было крайне неловко.
– Позвольте, я сейчас же всё улажу.
С этими словами полковник Кристиан поспешил в дальнюю часть комнаты к молодёжи и, извинившись перед Идой, отозвал Хьюита в сторону.
– Стэнли, хватить мучать фройляйн. Даже у меня зубы сводит от твоей дейче шпрахе.
Обескураженный и явно оскорбленный молодой человек не сразу нашелся что ответить.
– Но мы любезно беседовали с мисс Бильрот, пока вы не прервали нас.
– Только врожденная воспитанность фройляйн Бильрот не позволяет ей послать тебя ко всем чертям. Ты что не видишь, как ей неудобно за твою безграмотность?
– С чего вы?… – задохнулся было негодованием Стэнли, но вовремя вспомнил с кем говорит. – Если вы имеете виды на мисс Бильрот, можете в этом честно признаться.
Полковник не успел возразить, как Стэнли ехидно добавил:
– На вашем месте я бы не питал особых надежд. Для мисс Бильрот вы слишком староваты.
– Знаешь что, мой юный друг… – могучая ладонь полковника грузно опустилась на плечо Стэнли, – а почему бы тебе не поделиться с профессором своим видением поиска бессмертия?
Обескураженный молодой человек только и смог вымолвить:
– Что?
– Ничего, Стэнли. Просто привыкай работать с необычными людьми необычными методами, тебе будет полезно.
С этими словами он направил Хьюита в сторону Книпхофа, Метца и Рассела, а сам вернулся к Иде.
– Надеюсь, мой подчиненный не слишком утомил вас своими разговорами?
– Нет, ну что вы, – смущенно улыбнулась она, – мистер Стэнли был очень учтив.
Судя по её усталой улыбке, девушка не то что была неискренна, она просто не хотела никого обижать.
– Да будет вам, Ида, какой из этого мальчишки мистер?
– Значит, он ваш подчиненный? А я до сих пор не знаю, чем же вы занимаетесь, если не медициной.
Действительно, в их прошлую встречу полковник вызнал о девушке всё, что она пожелала о себе рассказать, о себе же не обмолвился ни словом. Что поделать, такова была его многовековая привычка.
– На самом деле, я всего лишь отставной военный на службе у щедрого человека.
Ответ прозвучал слишком обтекаемо, и от полковника не ускользнуло разочарование на лице девушки.
– Значит, не хотите мне говорить, – грустно констатировала она. – Наверное, это большая тайна.
– Вы сами не спешите раскрывать свои тайны.
– Я? – удивилась Ида. – И какие же тайны я могу хранить?
– Наверное, все мы скоро услышим о вашей помолвке с Джоном Расселом.
Ида невольно взглянула в сторону доктора, а после озадачено посмотрела на полковника:
– С чего вы так решили?
– Не трудно догадаться. Полагаю, ваш дедушка питает много надежд на ваш будущий союз. Всё-таки, Рассел его любимый ученик…
– Вы что-то напутали, – смущенно улыбнулась Ида, – ни дедушка, ни мистер Рассел, ни я, ни о чём таком и не думаем.
– Разве не для этого профессор взял вас с собой в Англию? – вопросил полковник, всё ещё не веря её словам.
– Нет же. Просто дедушке нужен уход и компания.
– Одного вашего кузена ему мало?
– Но Пауль ведь хирург, а не сиделка.
Так полковник Кристиан и узнал, что у профессора нет никаких тайных планов, и Ида не станет миссис Рассел. Почему-то от этой новости на душе полковника стало легче, но вместе с тем, он подумал, что раз Ида не станет женой доктора, то вскоре покинет Лондон, и полковник рискует больше никогда её не увидеть. От этой мысли ему снова стало тоскливо.
– Дедушке нужен кто-то, кто будет с ним гулять каждый день, – продолжала объяснять девушка, – читать ему вслух, играть по вечерам на фортепьяно, а это забирает много времени. Дедушке нужно моё внимание, или чьё-нибудь ещё, лишь бы этот кто-то всегда внимательно его слушал и со всем соглашался.
Действительно, это было в духе многих пожилых людей. Не раз полковнику приходилось видеть как окруженный многочисленными детьми и внуками старец своими прихотями выпивает из них последние соки, и несчастные ему это позволяют, кто в надежде на благодарность в виде щедрого наследства, а кто как истинный христианин просто блюдет пятую заповедь «Почитай отца своего и мать». Порою полковник был рад, что не познал истинной старости и не дал ощутить четверым своим чадам все её переменчивые «прелести» на себе. Ему давно казалось, что иные старики чем-то похожи на кровопийц – они так же крадут годы жизни молодых и здоровых, присваивая их себе и не отдавая ничего взамен – только делают они это без пития крови.
– Но ведь ваш дед не вечен, Ида, – сам не зная зачем, произнёс полковник, коря себя за столь грубую фразу. – А вы ещё слишком молоды, чтобы отдать ему свои лучшие годы.
– Что вы, – грустно улыбнулась она, не выказав недовольства его словам, – молодой я была лет восемь назад.
На такое заявление 25-летней девушки полковник невольно рассмеялся:
– Подумать только, с какой древней старушкой я дерзнул обсуждать подобные вещи.
Теперь и Иде передалось его веселье. Не замечая остальных присутствующих, потеряв счет времени, они и дальше наслаждались голосами друг друга. Полковник слушал её речи, смотрел в лучезарные зеленые глаза, изучал веснушки и завитки рыжих волос, выбившихся из прически, но никак не мог понять, что же такого необычного в этой скромной и нежеманной девушке. С ней хотелось говорить и слышать голос в ответ, наблюдать, как меняется изгиб губ, и опускаются ресницы, да просто быть всё время рядом. Но почему?
Пока полковник задавался этим вопросом, Стэнли вовсю заговаривал зубы профессору Книпхофу.
– Перестаньте, юноша, отмахивался старик, – вся ваша мифология не более чем сказки былых времен. Этим нельзя подкрепить научные знания.
– Позвольте не согласиться, – настаивал Хьюит. – Мифология – это всего лишь искаженное отражение минувшей реальности, и это не значит, что с её помощью нельзя понять и расшифровать первоначальную информацию. Вот вы говорите о вечной жизни. Да будет вам известно, что боги Древней Греции вкушали амброзию, боги Древней Индии – амриту, иранские боги – хаому, боги Древнего Египта пили воду бессмертия. Я надеюсь, вы не спишите на простое совпадение, что в разных культурах возникала одна и та же идея, что бессмертие можно обрести через пищу.
– Через пищу можно обрести несварение желудка.
– Поглощение некой субстанции делало людей бессмертными – вот о чём я хочу сказать, – продолжал настаивать Стэнли.
– Волшебные яблоки Авалона, – проворчал профессор и заворочался в кресле.
– Раз вы так увлекаетесь мифологией, – неожиданно вступил в разговор до того молчавший доктор Метц, обращаясь к Стэнли, – наверняка помните вавилонское предание о Гильгамеше.
– Да-да, конечно! Он спустился на морское дно, чтобы добыть колючий терн, чей сок даровал вечную молодость, но Змей похитил волшебное растение и уполз с ним глубоко под землю.
– Ну и чушь, – прокомментировал профессор, – не удивлюсь, если этот же Змей ещё раньше пичкал Еву яблоками в Эдеме.
– Как знать, – загадочно улыбнулся Стэнли, – может с тех пор подземные гады и вправду обрели вечную молодость.
Доктор Рассел с легким волнением взглянул на Хьюита, а тот незаметно кивнул ему, внутренне ликуя, что наконец-то мифологический метод познания кровопийской истории обрел своего первого сторонника.
– Но это лишь часть предания, – напомнил доктор Метц. – Гильгамеш искал вечной жизни, но подводный терн давал только вечную молодость. А зачем вечная молодость без вечной жизни и наоборот? Поэтому для обретения бессмертия ему нужно было сделать кое-что ещё.
– Что же? – насупился Стэнли, не в силах припомнить сам.
– Побороть сон. Бессмертный предок Гильгамеша так и сказал ему – если сумеешь побороть сон, быть может, тебе удастся победить смерть. А ведь в этом предложении есть здравый смысл. Как известно, во сне мы проводим треть жизни. Только представьте, как целых восемь часов в сутки, десять дней в месяц и 120 суток в году пропадают впустую. Недаром сон называют младшим братом смерти.
– Сон убивает нас? – удивился Стэнли. – Как же так может быть? Ведь наоборот, сон придает сил, а без него их и вовсе можно лишиться.
– Может и так, – пожал плечами доктор Метц, – а может человечество находится в рабстве у сна, вовсе об этом не подозревая, и как всякий раб, покорно служит своему хозяину. В любом случае, каждый может хотя бы попытаться побороться со сном за ясное сознание.
– Но ведь есть ещё один мифологический образ, связанный со сном, – неспешно, будто что-то выжидая произнёс Стэнли. – Это легенды о спящих королях. Они есть в любой европейской стране. Я насчитал таких два десятка.
– Да-да, – кивнул Метц, довольно улыбаясь. – В Нюрнберге мне приходилось слышать, что в подземелье тамошнего замка спит Карл Великий и его рать, и однажды, когда над Германией нависнет опасность, император со своим войском воспрянет ото сна и поднимется на поверхность, чтобы сразить всех врагов. Да-да, есть такая легенда. Но я сильно сомневаюсь, что сон может длиться тысячу лет.
– Исходя из подобных легенд и о короле Артуре в том числе, получается, что столь долгий сон делает королей и императоров бессмертными.
– Такой сон больше похож на летаргию. И вы правы в главном – это только легенды, что-то вроде восторженных поэм, будто правитель оберегает своих подданных даже после своей смерти.
– Все эти короли, – не отступал Стэнли, – спят в пещерах, в подземельях, под горами. Откуда такая странная подробность?
Рассел не сводил с него глаз, видимо, пытаясь дать понять, что не стоит говорить при баварцах лишнего, но Стэнли в пылу дискуссии и не думал осторожничать.
– Действительно, странно, – согласился доктор Метц. – Говорят, первобытные люди жили как раз в пещерах. Сейчас в Пиренеях находят наскальные рисунки первых художников, и, стало быть, именно из пещер вышла человеческая цивилизация. Может поэтому после смерти туда возвращаются лучшие её сыны, и какой-нибудь король и вправду покоится под горой.
– Покойники должны лежать в своих могилах до скончания века, – недовольно пробурчал профессор Книпхоф. – Мертвое должно быть мертвым и обратиться в прах.
– Да, такова участь любого из нас, – заключил Рассел улыбнувшись. – Если нам не суждено разгадать секрет бессмертия, конечно.
– Вечная жизнь ничто без вечной молодости, – продолжил свою мысль Метц. – Все что говорят о продлении жизни, сводится лишь к продлению старости. Нужно что-то иное, другой подход, – и он кивнул Стэнли. – Ваш мне тоже нравится. Может и вправду в седой древности и скрывается крупицы истины, осталось только применить к ней современный медицинский подход. Может даже, хирургический.
23
Наконец, день посвящения в адепты Ордена золотой Зари для Томаса Вильерса настал. Безумно волнуясь, он прибыл по назначенному адресу в вечерний час, где его встретил незнакомый мужчина лет сорока в необычном облачении – черной мантии с эмблемой в виде глаза на груди. Голова мужчины была покрыта черно-белым платком в полоску, завязанным на египетский манер, как у статуи Сфинкса в Гизе. Без лишних слов мужчина проводил Томаса в небольшую комнату, где для него уже было оставлено ритуальное облачение.
– Проходите и подготовьтесь. Когда наступит время, за вами придут.
– И что делать потом, когда придут? – встревоженно спросил Том.
Мужчина мягко улыбнулся.
– Просто делайте всё так, как вам скажут. – С этими словами он удалился, оставив Вильерса наедине со своими раздумьями и страхами.
Стоило только Томасу приступить к переодеванию, как из соседней комнаты донеслись четыре глухих удара. Затаив дыхание он стал прислушиваться к происходящему, но вскоре всё стихло.
Закончив с облачением, Том опустился на стул и стал ждать. Вереница дурных мыслей лезла в голову: а вдруг его выведут на чистую воду, узнают, что он не искатель тайных знаний, а подослан Обществом? Тома страшили последствия разоблачение, но беспокоило его не то, как поступят с ним орденцы, а что скажет Флоренс, когда узнает, что он действительно обманывал её? Томас готов был снести истязания, проклятия и судебные иски. Но если Флоренс отвергнет его, он точно не сможет больше жить.
Снова послышался стук, а Вильерс в напряжении принялся считать удары. Один, два, три… четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать. Словно молотом по наковальне раздался тринадцатый удар.
С замиранием сердца Том прислушивался к каждому шороху. Когда в соседней комнате скрипнули петли массивной двери, он услышал звук быстрых шагов – словно удары сердца, что вот-вот вырвется из груди, маленькие каблучки отстукивали ход времени.
В комнату вошла Флоренс. Облаченная в белую тунику она ещё больше походила на античную богиню, чем прежде – чистая и безгрешная, величественная и непостижимая.
Ничего не говоря, она сделала Тому знак подняться, и он тут же исполнил её просьбу. Её безмятежная молчаливая улыбка заставляла забыть обо всех треволнениях и страхах, но лишь на миг. В руках Флоренс появилась черная повязка, и Том умоляюще глянул на возлюбленную, но она лишь покачала головой. Когда глаза Вильерса покрыла непроницаемая черная материя, он осознал, как теперь слеп и беззащитен. В следующее мгновение Том явственно ощутил, что Флоренс обвязывает его веревкой вокруг пояса, и когда она потянула концы веревки на себя, Томас невольно подался к ней.
– Сын Земли! – торжественным голосом произнесла она, будто исполняла роль в театре. – Поднимись и шагни на путь тьмы!
И Вильерс подчинился, ведь теперь он был весь в её власти. Ведомый Флоренс и ослепленный черной тканью, он медленно следовал за своей проводницей, словно осел на веревочке.
Стоило им только остановиться, как началось действие – спектакль для одного ослепленного зрителя.
– Сын Земли! – разрезал тишину суровый мужской голос, – ты не очищен и не освящен! Ты не можешь войти в наш священный зал!
В следующее мгновение Том почувствовал прикосновение мокрых пальцев ко лбу, и незнакомый женский голос мирно произнес:
– Я очищаю тебя водой.
– Я освещаю тебя огнем, – продолжил другой мужской голос, и в нос ударил запах курений.
– Подведите соискателя к алтарю, – произнёс ещё один незнакомец, скорее всего мужчина в летах, и его приказание тут же было исполнено. – Сын Земли, зачем ты хочешь вступить в наш Орден?
Понимая, что вопрос обращен к нему, Том растерялся, но тут же услышал по правую сторону шепот Флоренс, тихий, но внятный:
– Душа моя блуждает во тьме…
– Душа моя блуждает во тьме, – тут же повторил Томас, слегка дрожащим голосом.
– … но ищет света сокрытого знания, – продолжала напутствовать Флоренс.
И Том послушно повторял каждое её слово:
– Я верю, в вашем Ордене я обрету знание этого света.
– Томас Фрэнсис Вильерс! – обратился к нему вопрошавший, – мы получили от тебя письменное обязательство хранить тайны Ордена. Сейчас же я спрашиваю тебя, готов ли ты поклясться перед нашим собранием, что сохранишь наши секреты? Смею заверить тебя, ничто в предстоящей клятве, что ты произнесешь, не противоречит твоему гражданскому, нравственному и религиозному долгу.
Стоило Тому произнести «я готов», как отовсюду раздались шаги и шорох одежд. Как только все стихло, удила в руках Флоренс потянули его вперед.
– Преклони колени и протяни мне свою правую рука, – потребовал всё тот же голос, и Том не заставил его ждать. – Я возлагаю её на сей священный символ, – тут говорящий опустил ладонь Тома на что-то холодное и явно металлическое. – Вложи свою левую руку в мою и склони голову. А теперь, назови свое полное имя и повторяй за мной.
Повинуясь, Том послушно вторил голосу незримого служителя, принося клятву, сам ещё не зная в чём:
– Пред ликом Владыки Вселенной, в этом зале неофитов внешнего Ордена Золотой Зари, собирающегося по предписанию достопочтеннейших вождей второго Ордена, я, Томас Фрэнсис Вильерс, по доброй воле обязуюсь и торжественно клянусь хранить втайне от непосвящённых существование этого Ордена, его название, имена его членов и все, что происходит на его собраниях. Я также обязуюсь поддерживать доброжелательные и дружеские отношения со всеми братьями и сестрами Ордена…
Томас и дальше механически повторял за служителем все реплики, но вместе с тем, с тревогой понимал, что клянется в том, чего никак не сможет выполнить. Его гражданский долг как служащего Общества по изучению проблем инженерной геологии, велел доложить обо всем увиденном и услышанном полковнику Кристиану, а религиозный долг христианина так и вовсе диктовал никогда никому и ни в чем не клясться.
Но Томас и дальше безвольно продолжал заверять собравшихся, что со всем усердием станет изучать тайные науки и не употребит их во зло, а также он не даст себя загипнотизировать или ввести в беспомощное состояние и не потеряет контроль над собственными мыслями, словами и действиями. Со слов говорящего, выходило, что сделать беспомощным Тома могло непосвященное лицо или некая загадочная «иная сила». Что это за сила, Том подумать не успел, ибо наступила самая важная, заключительная часть клятвы.
– Если же я нарушу хоть одно из обещаний, да буду я изгнан из Ордена как клятвопреступник, недостойный стоять в обществе справедливых и честных людей. И, коли я нарушу присягу, пусть тайные вожди направят на меня смертоносный поток воли, под ударом коего паду я мертвым и бездвижным, пораженный без оружия, точно молнией.
Путеводный голос стих, и Том явственно ощутил на шее прикосновение стали, холодной и острой – кто-то держал меч за его спиной. В голове молнией вспыхнула жуткая догадка – он разоблачен, и расплата не заставила себя ждать. Но в следующее мгновение меч от шеи Тома был убран, и всё тот же мужской голос продолжил подсказывать:
– И да будут мне…
– И да будут мне в помощь Владыка Вселенной и собственная моя высшая душа.
Отныне клятва была произнесена и не имела обратной силы. Том гадал, что его ждет, когда он расскажет полковнику Кристиану о церемонии своего посвящения. Если тайные вожди Ордена и есть белые кровопийцы, каким же смертоносным потоком воли они станут его карать? А может они просто подкараулят его в ночи и выпьют всю кровь, после чего падет он мёртвым и бездвижным?
А церемония продолжалась, и Томаса, ослепленного и беспомощного, потянули вперед, как сказал распорядитель «в символическую область величайшей тьмы».
– Однажды моя высшая душа взмолилась, – продолжал торжественно по подсказке говорить Том, – «Позволь мне ступить на путь тьмы и, быть может, я найду свет, ибо я – единое сущее в бездне тьмы, до рождения вышла из безмолвия первозданного сна». И голос веков ответил моей душе: «Я – тот, кто творит во тьме, я – тот свет, что светит во тьме, но тьма не объяла его».
И началось странное. Тома водили по кругу, и он потерял всякую ориентацию во времени и пространстве, когда заслышал шаги перед собой и позади себя. Отовсюду, куда бы он ни подходил, раздавался стук, будто чем-то ударяли об пол. С каждым кругом ему снова и снова чертили водой крест на лбу и окуривали благовониями, а неизвестный мужской голос продолжал наставлять:
– Запомни, Сын Земли, неуравновешенная сила есть зло, неуравновешенное милосердие – всего лишь слабость, а неуравновешенная суровость – в сути, угнетение.
А после, неизвестный стал взывать к некой высшей силе, от чего невольно мурашки поползли по коже. Тому показалась, что величественные слова были обращены вовсе не к Богу.
– Владыка Вселенной, необъятный и могучий, повелитель света и тьмы! Мы склоняемся пред тобой и взываем к тебе! Взгляни на сего неофита и ниспошли ему свою помощь, дабы сбылись устремления его души, дабы стал он верным и преданным братом – одним из нас во славу твоего неизречимого имени!
Над головой Тома раздался лязг металла, и мысли его помутились. Незримая сила волной пробежала по позвоночнику вверх и вниз. Поток жидкого тепла проникал в голову вспышкой света, наполняя восторгом и иллюзией полета, будто душа отделилась и воспарила над бренным телом. Ничего подобного Тому не приходилось испытывать в жизни – он даже не догадывался, что такое возможно.
А восхитительный голос Флоренс справа провозгласил:
– Наследник погибающего мира! Мы зовем тебя к красоте, что не умирает.
– Скиталец во тьме свирепой! – продолжил новый голос слева. – Мы зовем тебя к свету, что не ослепляет.
Чьи-то руки сняли черную повязку с лица Тома, и свет действительно не ослепил его. В полумраке от нескольких свечей он, наконец, увидел зал и служителей. Впереди на него взирал грозного вида пятидесятилетний мужчина с окладистой бородой, чьим одеянием была алая мантия с белым кельтским крестом на груди и черно-белый египетский платок. Справа от Томаса стояла восхитительная Флоренс в сияющих белых одеждах, а слева – неизвестный ему мужчина. Все трое служителей вытянули руки вверх, каждый держа что-то продолговатое. Невольно Том поднял голову и увидел меч, скрещенный с двумя скипетрами прямо над его головой, от чего в горле невольно запершило.
– Сын Земли, – заговорил служитель в алом, – Ты долго жил во тьме. Расстанься с ночью и призови день.
Тут за спиной Тома раздались многочисленные хлопки в ладоши, и он к своему смущению понял, что с лишком много людей стало свидетелями его посвящения.
А трое служителей продолжали ритуал:
– Брат Cognosce te Ipsum, мы принимаем тебя в Орден Золотой Зари, – провозгласили они хором, и принялись выкрикивать непонятные слова, сопровождая их ударами своих орудий.
– Khabs!
– Am!
– Pekht!
– Konx!
– Om!
– Pax!
– Свет!
– В!
– Устремлении!
Затем служитель в черной мантии и с мечом показал Тому знаки приветствия и безмолвия, научил тайному рукопожатию и назвал пароль степени неофита. После, он подвёл Вильерса к двум колоннам, что были испещрены египетскими иероглифами с рисунками, и провозгласил:
– Да свершится последнее освещение соискателя.
Тут же к Тому подошла высокая и стройная женщина с чашей в руке. Обмакнув пальцы в воде, она провела ими по лбу Тома:
– Брат Cognosce te Ipsum, в последний раз я очищаю тебя водой.
За ней последовал рыжеволосый здоровяк 45-и лет и взмахнул кадилом. Знакомый запах курений ударил в нос.
– Брат Cognosce te Ipsum, в последний раз я очищаю тебя огнем.
Грозный служитель в алом обратился к Флоренс:
– Теперь, когда свершилось последнее очищение соискателя, повелеваю тебе снять с его пояса веревку, эти тройные оковы смертности – последние из оставшихся знаков пути тьмы.
Как только Флоренс освободила Вильерса, бородач в алой мантии стал разъяснять неофиту Томасу, что он только что пережил и увидел. Он говорил о символизме убранства зала и одеяний, перемежая разъяснения с оккультными доктринами:
– Пройти между двух колон, значит взойти на путь к сокрытому знанию. Этот путь прямой и тесный, в отличие от пути природы, извилистого словно змея. Ты стоял меж двух колон, между абсолютным светом и абсолютной тьмой, в месте, где две силы противостоят друг друга, а третья объединяет их. Таково начало творения, такова великая триада жизни, что преграждает путь легионам спящих при свете дня, и пробуждающихся в сумерках.
Что это за легионы, Том понял по-своему и лишний раз подумал, что дядя Джеймс, пожалуй, прав на счет тайных вождей, что поднимаются из своих подземелий после захода солнца.
С напутственной речью обратился к Тому и служитель с мечом:
– Позволь поздравить тебя со вступлением в ряды нашего древнего и почтенного Ордена, долг которого – изучение сокрытых наук. Запомни этот день и не забывай о должном почтении Владыки Вселенной, ибо мы всего лишь искры его сокрытого нестерпимого света. Полами своих пламенеющих одежд он касается пределов Вселенной. Все сущее возвращается к нему. Все склоняется пред ним. Пусть не устрашат тебя препятствия на пути постижения сокрытых наук. Помни, настойчивость преодолевает любую преграду, но и не забывай о принесенном тобой обете хранить молчание о тайнах Ордена.
К Томасу приблизился служитель со светильником в руке и протянул ему склянку с бесцветной жидкостью, подав знак, перелить раствор в стоящее напротив блюдо с водой. Как только Том исполнил поручение, вода в блюде вмиг побагровела, а служитель со светильником принялся наущать: