Текст книги "Нет места под звездами (СИ)"

Автор книги: Анни Кос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)

17. Цветы не должны бояться прихода весны

Арен в задумчивости рассматривал усыпанные обильным весенним цветом яблони. Обитель Семиликой сейчас больше напоминала застывшее на склоне гор бело-розовое облако. Жрицы с огромной заботой и любовью ухаживали за немалым садом и цветником, благодаря их трудам храм представлял собой удивительное зрелище в любое время года. Тут всегда царило радостное смешение форм и оттенков, высокие стройные деревья соседствовали с совсем крохотными кустарниками, ограду украшали вьющиеся лозы, а дорожки окаймляли пестрые россыпи, радуя взгляд прохожих от самых первых оттепелей до глубокой осени.

Чем-то эта привязанность жриц к природной красоте и изящной упорядоченности растений напоминала Арену родные места. Миатцы обожали ухоженные цветники, оплетенные ветвями вьющихся роз дома и искренне недоумевали, как могут жить в своих безводных краях жителю юга империи.

Возможно поэтому Арен был даже рад проводить под храмом так много времени. Воспоминания о прошлом всегда согревали: любящая семья, уютный дом, детские забавы, юность, взросление. Даже расставание с родителями не было омрачено печалью. В шестнадцать лет он уехал, чтобы обучаться военному делу. Это было почетно, отец и мать искренне гордились успехами сына, радовались каждому его приезду, понимая, впрочем, что мальчик уже вырос и превращается в мужчину.

А поток событий меж тем подхватил дерзкого юношу и понес в неведомое. Сперва обучение, служба в городской страже Кинна-Тиате, несколько лет на границе, два долгих года в Золотых Землях. Именно они поменяли представления Арена о том, что такое на самом деле империя. Об этом времени воин не любил вспоминать и тем более рассказывать, а для себя твердо решил, что его место тут, к востоку от Серых перевалов.

Впрочем, Арену везло. После возвращения в Недоре, судьба забросила его далеко на север, в крепость Утта. Суровый и холодный, даже по меркам жителей гор, край оказался гораздо более приветливым, чем согретые солнцем земли родины императора. Именно в Утте произошло знакомство сперва с Ульфом Ньордом, а затем и с герцогом. А еще через три года Арен вновь оказался в столице, но на этот раз одним из гвардейцев личной стражи правителя.

С годами пришло осознание – по эту сторону гор тоже происходят странные и пугающие вещи, а люди остаются людьми что тут, что там. Чем выше поднимается человек, тем менее различимым становится путь, оставшийся внизу. Стираются детали, теряются отдельные фрагменты, забываются лица, уходят в прошлое чувства. Не успеваешь оглянуться, как обнаруживаешь себя на вершине в гордом одиночестве.

Арен не хотел на вершину и не хотел одиночества. Да, сейчас он стоял так высоко, что уже отчетливо видел, каким хрупким было равновесие в этом мире, понимал, что иногда жертва одного может спасти судьбы многих, а право жить той жизнью, о которой мечтаешь, дается лишь единицам. И все-таки ему хотелось думать, что цветы, распускающиеся каждую весну, так же важны, как будущее империи.

***

Встречать леди Виалу по вечерам у храма Семиликой стало для Арена особой традицией. Когда-то давно об этом просил Ульф Ньорд. Ему было тревожно за сестру и он не без основания полагал, что отказ императору, переданный через лорда Ундеса, может иметь непредскауемые последствия. Черный Волк с радостью бы сопровождал ее сам, но Виала даже обсуждать это не захотела.

– Я не малое дитя, – сказала она тогда. – И не хочу жить так, будто у меня все еще есть хозяева. Разве свобода не подразумевает доверие?

Ульф не спорил. Объяснять, что не доверяет он не ей, а императорскому благоразумию, не захотел, чтобы не пугать понапрасну. И попросил Арена ненавязчиво присматривать за девушкой во время ее долгих прогулок вне замка.

Шли месяцы, зима сменилась весной, а Кинна-Тиате жил своей размеренной жизнью. Летом пришли вести о свадьбе сиятельного императора с госпожой Арселией, матерью наследника, и Ульф успокоился, предоставив Виале полную свободу.

Каково же было его удивление, когда после памятного пожара он обнаружил рядом с сестрой молодого воина. Прежде Виала не позволяла кому-то прикасаться к себе, если это не было остро необходимым или могло нарушить приличия. Но по отношению к Арену она явно не испытывала ни страха, ни настороженности. Тихо и незаметно он стал неотъемлемой частью ее жизни.

Девушка не хотела признаваться в этом, но общение с воином перешагнуло черту, отделяющую безразличных друг другу людей от тех, в ком появился взаимный интерес. Это было неожиданно. С Ареном все складывалось просто и естественно. Не позволяя себе проявить хоть каплю навязчивости, он оказался одним из самых незаменимых людей в ее окружении.

Умный, сдержанный, смелый и решительный, он постепенно стал правой рукой Черного Волка, а этот говорило о многом. Брат без тени сомнения доверял своему подчиненному. Полное взаимопонимание между этими двумя людьми выглядело обыденным, потому девушка сама допустила Арена в ближайший круг.

Ульф, разумеется, ничего говорить не стал, наблюдая за тем, как мороз, сковавший сердце сестры, начинает отступать, а перемены плавной, размеренной поступью входят в ее жизнь.

Виала не знала, что между мужчинами состоялся откровенный разговор. Арен сам начал его в один из тех моментов, когда рядом не было лишних свидетелей. Уроженец Миаты не стал скрывать своих чувств и намерений по отношению к Виале, однако, понимая ее высокий статус и то, какие это может накладывать ограничения на свободу выбора, решил сперва поговорить с Ульфом.

– Скажу сразу, я подозревал нечто подобное и видит небо, был бы рад пожелать вам обоим счастья. Я вижу, что сестра нашла в тебе друга. Рядом с тобой она улыбается и смеется. Но достаточно ли этого для того, чтобы прожить вместе всю жизнь?

– Есть только один способ узнать наверняка.

– Арен, – Ульф бросил задумчивый взгляд вдаль, – что Виала рассказывала тебе о своем прошлом? Ты был со мной, когда мы нашли ее в том злополучном трактире у дороги, видел, в каком жалком положении она находилась. Но вряд ли знаешь о событиях, что довели ее до этого.

– Я никогда не спрашивал об этом, потому что это не имеет значения.

– Для тебя – возможно. Но не для нее.

– О чем вы? – нахмурился воин.

– О том, что ее юность была тяжелее, чем у многих других. Я не стану говорить о тех событиях, эта тайна принадлежит только ей. Надеюсь, что Виала сможет открыть тебе свое сердце. Но должен предупредить: она – самое ценное, что есть у меня. Она ранима, хрупка, хотя доброты в ней хватит на весь этот город и еще останется. И она – единственный родной мне человек в этом мире. Если что-то или кто-то, – тут его глаза впились в Арена, – причинит ей вред словом, делом или даже мыслью, клянусь небом, моя месть будет ужасна.

– Я услышал вас, милорд, – серьезно кивнул Арен. – И принимаю ваши слова. Могу лишь пообещать, если однажды ее сердце откликнется, то я сделаю все от меня зависящее, чтобы леди Виала стала счастливой. Если же она откажет, то клянусь, уйду с дороги и более не потревожу ни ее, ни вас.

Мужчины молча пожали руки, скрепляя договор.

Йорунн, давно заметив интерес Арена к сестре Черного Волка, старательно прятала улыбку и изыскивала разнообразные предлоги, чтобы поменьше оставаться на виду у подруги. Вдвоем с Ульфом она целыми днями пропадала где-то в городе, окунувшись в заботы герцогства, которых всегда хватало с избытком. Хальвард и вовсе держался в стороне – его внимание было полностью поглощено делами на границе.

А потом Ульф отправился в поездку по крепостям и увез с собой Йорунн. Намекнул, что та настолько засиделась в городе, что скоро забудет, как выглядит седло и с какой стороны у лошади хвост. К разочарованию Виалы, Арен тоже уехал.

Зима в тот год выдалась снежной, и все трое надолго застряли где-то на перевалах, занесенных снегом. Одиночество быстро наскучило Виале и стало ясно, что ей не хватает не только брата и подруги, но и теплого, мягкого взгляда серо-зеленых глаз миатца. Открытие удивило, напугало и обрадовало одновременно. Девушку раздирали радость и сомнения, она понимала, что рано или поздно нужно будет рассказать о своем прошлом. Примет ли Арен ее или откажется, не желая прикасаться к той давней грязи?

Былые страхи всколыхнулись и поднялись в душе, смешав воедино чувства, переживания и надежды. Не найдя покоя, Виала отправилась в обитель Семиликой – единственное место, где она могла говорить откровенно.

Дорога к храму оказалась длиннее обычного. Снег, засыпавший улицы, скользил под ногами и норовил забраться в обувь. Однако солнышко улыбалось приветливо, щедро освещая белые сугробы. В храм Виала вошла замерзшей, слегка уставшей, но спокойной.

Склонив голову перед изваяниями Семиликой, тихо пошла по кругу, вглядываясь в детали изображений. Дева, Жена, Мать, Воительница, Собирательница, Разрушительница, Смерть. Сегодня Виала взглянула на них по-новому. Обычно эти образы ей казалось удивительно разными. Как может Мать идти рука об руку с Разрушительницей? Теперь же воплощения богини стали невероятно похожими друг на друга. В выражении лица, во взгляде, даже в застывших жестах просматривалась одна и та же женщина, чья суть была древнее самой земли.

Виала опустилась на скамью напротив Собирательницы и мысленно потянулась к ней, облекая в слова рассуждения, что не давали ей покоя долгие годы. О вине и наказании, прощении и искуплении, о новых страхах, о тоске и возрождении из пепла собственной души. И о надежде, о праве вновь жить и вдыхать полной грудью, праве любить и быть любимой.

Каменное изваяние смотрело на Виалу прямым взглядом и было в его лице что-то такое живое, что девушка вздрогнула и встала. На краткий миг ей показалось, что фигура в белом проследила за ней, слегка повернув голову, а после озарилась мягким свечением. В сердце толкнула теплая волна, наполненная добротой, пониманием и бесконечной любовью. Виала моргнула – и таинственный свет пропал.

– Не часто я вижу, чтобы богиня откликалась на зов молящихся, но сегодня она ответила на твои вопросы, – раздалось из-за спины. – Благословен ее приход, ибо она – жизнь воплощенная.

– Настоятельница, – склонила голову Виала, – не слышала, как вы вошли.

– Не хотела отвлекать тебя от раздумий, – улыбнулась старшая жрица.

– Вы сказали, что богиня ответила мне, значит, мне не привиделся этот свет и ее живые глаза?

– Конечно нет. Богиня всегда являет себя по-разному, но это не спутать ни с чем. Ее приход – щедрый дар для всех нас, не только для тех, кто молится Семиликой.

– Как странно, – Виала вновь повернулась к изваяниям. – Я столько лет приходила сюда, была с вами бок о бок, делилась всеми своими переживаниями и бедами, принимая вашу помощь как должное, но ни разу не спрашивала о том, что привело вас в этот храм.

– Дитя, так ли это было важно? – глаза жрицы лучились теплом. – Ты слишком юна, чтобы взваливать на себя чужие заботы. Цени свою молодость. Она так быстро проходит, надо ловить каждую ее минуту. Всего пара десятков лет – и груз прожитого неизбежно ляжет на плечи. Тогда у тебя появится и терпение, и мудрость, и умение облегчить чужие печали. А сейчас время еще не пришло… нет, совсем не пришло.

Она подошла к Виале, взяла ее ладони в свои и сказала твердо:

– Отбрось свои страхи, отпусти их и живи дальше. Откройся и доверься тому, кого выбрало твое сердце. Если он достойный человек, то все поймет верно и станет тебе соратником, опорой и защитой. Если же правда оттолкнет его, то значит ему не место рядом с тобой.

– Откуда вы знаете, что речь идет об… особенном для меня человеке? – залилась краской Виала.

– Я много чего знаю, – хитро улыбнулась настоятельница. – И глаза еще не обманывают меня. Цветы не должны бояться прихода весны, это время торжества, а не сомнений.

Виала почувствовала, как слова сами рвутся изнутри:

– Я боюсь. Что, если я оттолкну его? Быть может, не стоит ворошить прошлое? Оставить его только себе, спрятав, похоронив в иных воспоминаниях?

– И прожить всю жизнь зная, что обманываешь? Нет, – жрица покачала головой, – это малодушие и трусость, а ты никогда не была трусливой. Робкой, возможно наивной, но не трусливой.

– Может правильнее оставить все, как есть? Не решать ничего. Стать другом, но не более?

– Нет большего преступления перед лицом богини, чем отказаться от ее дара. Ведь умение любить – это священный огонь, наша задача хранить его и заботиться о нем. Да и потом, сможешь ли ты жить, годами наблюдая, как страдает чья-то душа, измученная неизвестностью и недоверием?

– Я не хочу причинять ему боль…

– Тогда доверься себе, – настоятельница крепко обняла Виалу. – Ты сильная, что бы ни случилось, ты справишься.

– Благословите меня, – тихо попросила она, опускаясь перед жрицей на колени и склоняя голову.

– Ни к чему тебе человеческое благословение, если тебя отметила богиня, – рассмеялась жрица. – Ступай уже отсюда, не теряй время впустую!

Виала покинула храм, чувствуя, как липкий страх перед прошлым отступил, позволяя сердцу биться свободно и легко. Оставалось только дождаться прихода тепла и возвращения брата.

Однако весна принесла сразу несколько неожиданностей, а события закружились в безудержном водовороте. Визит хольдингов, происшествие с мальчишкой, отъезд Йорунн – все это на время отвлекло Виалу от собственных волнений.

Впрочем, заметив однажды вечером знакомый силуэт напротив выхода из обители, она обрадовалась и приветливо махнула рукой.

Они вдвоем неспешно шли по улицам, разговаривая обо всяких мелочах или просто наслаждаясь молчанием – не тягостным, а полным спокойствия и весенних звуков. Дома второго круга постепенно остались позади, и дорога шла через просторный парк, тонущий в сгущающихся тенях. Легкий ветер срывал с цветущих деревьев белые лепестки, поднимал их в воздух, осыпая волосы и одежду. Виала несколько раз пыталась стряхнуть их, но в итоге махнула рукой и задорно рассмеялась. Изумрудно-зеленые глаза ее лучились счастьем, а в голосе слышался звон серебряных колокольчиков. Арен смотрел на нее и думал, что прекрасней, чем в эту весну, ей не быть никогда.

И потому чуть не пропустил тот момент, когда из-за деревьев на дорогу вышли трое вооруженных мужчин, перекрывая путь вперед и отсекая возможность к отступлению.

18. Много болтаешь

То, что это не случайная встреча, Арен понял сразу. Слишком слаженно эта троица окружила их, слишком тихое и пустынное место для засады выбрала.

Выглядели они странно: одеты неаккуратно, даже неряшливо, но с хорошим оружием, да и видно было, что действовать сообща им не впервой. Арен уже видел таких людей прежде. Наемники. Отбросы даже по меркам тех, кто не чурается зарабатывать на чужой крови. У убийц и преступников, как бы странно это не звучало, тоже есть свои правила, нарушение которых карается жестоко и беспощадно.

Однако там, где есть спрос на грязные и темные дела, всегда найдется и тот, кто готов их выполнить. Иногда для подобных людей даже вопрос цены был важен меньше, чем возможность получить удовольствие от работы: от страха жертвы, ее беспомощности, слабости.

Эти трое были как раз из тех, кто пришел за ощущением абсолютной власти, а не за золотом. Такие вещи Арен научился замечать по лицам, ухмылкам, особому блеску глаз. Так смотрят только хищники, получающие удовольствие от самой охоты, а не от ценности добычи.

Виала, кажется, не сразу поняла, что сейчас произойдет. Она еще пребывала мыслями в ласковом и полном очаровании вечере, и Арену пришлось схватить ее за руку, останавливая, оттягивая назад, отодвигая за спину.

У него было несколько мгновений, чтобы оценить нападающих. Трое на одного, при том, что девушку нельзя оставить без внимания ни на секунду – это очень сложная расстановка. Но не безнадежная, если правильно рассчитать силы.

Ближайший из нападающих – коренастый крепыш с лицом, изрезанным шрамами. Двигается медленно, скупые выверенные шаги, массивные руки, широкие плечи, голова, словно вдавленная вниз, взгляд с прищуром. За поясом кинжал, в руках тяжелый топор. Этот будет бить мощно, но вряд ли он очень быстр – его левая нога чуть заметно прихрамывала. Скорее всего, старая и не лучшим образом залеченная рана мешала ходьбе.

Второй – высокий, почти на голову выше миатца. Чуть пружинит на носках, не смотря на огромный рост движется быстро, в руках длинный тяжелый меч, один удар таким может перерубить человека надвое. Но подобное оружие требует хорошего размаха и свободы движений. Если успеть оттянуть великана с дороги к деревьям, то шансы справиться с ним возрастут.

Третий – среднего роста, с мечом в руках и мотком веревки за спиной. Не слишком лезет на глаза, слегка расслаблен, вроде даже небрежен, но взгляд выдает. Он, именно он вожак этой стаи, и он самый опасный из троих.

– А я смотрю, ты умный парень, – главный усмехнулся, верно оценив заминку миатца. – Тем хуже для тебя. Вообще-то нам нужна твоя спутница, у нас к ней серьезный разговор. У всех троих. Но ты ведь не хочешь ее делить ни с кем, да? – отвратительная, скользкая улыбка появилась на его лице, он даже слегка облизнул тонкие потрескавшиеся губы. – Уже испробовал ее? И как? Сладкая?

Арен молчал, понимая, что это просто способ вывести его из себя, заставить вспылить, броситься вперед и нарваться на удар топорач или кинжала. Левой рукой он нащупал ладонь девушки, сжал разом заледеневшие пальцы, повернулся так, чтобы Виала оказалась ближе всего к крепышу. И вынул меч, готовясь к бою.

Великан бросился в атаку первым. Арен изо всех сил толкнул Виалу в сторону, чтобы вывести ее из-под удара. Лезвие свистнуло на расстоянии ладони от его головы – промах.

Крепыш рванулся вперед, замахиваясь и целя в бок миатца, но наткнулся на пустоту. Арен пропустил лезвие вражеского топора под левым предплечьем, крепко зажал, дернул назад, разворачиваясь и одновременно выбивая рукоятью своего меча кинжал противника.

Навершие, скользнув по лезвию, с отвратительном хрустом врезалось в переносицу врага, нападающий застонал и уронил оружие. Возиться с раненым противником Арену было некогда: короткое движение – и крепыш затих, сползая на землю, из его перерезанного горла плеснула кровь.

Виала вскрикнула и попятилась, но алые капли все равно попали на ее платье и руки. Арен мельком оглянулся – цела, это главное, остальное – потом.

В следующее мгновение на него напали сразу двое. Высокий метил в грудь, вожак – по ногам. Парировать удары было некогда, да и невозможно, и миатец просто отпрыгнул назад. Споткнулся, полетел кувырком, но тут же перекатился и встал на ноги, не выпуская оружия из рук. Виала успела отшатнуться в сторону, почти сойдя с дороги в лес. Теперь между нападающими и жертвой было не меньше десятка шагов.

– Беги отсюда! – рыкнул сквозь зубы Арен. – К замку! Ну, не жди!

Девушка на секунду застыла, а потом, осознав, что сейчас она будет только мешать, бросилась напрямую через деревья туда, где располагались ворота.

– За ней! – коротко приказал главарь сообщнику. – А с этим я справлюсь сам.

Великан кивнул, отступил, забирая с дороги вбок, и устремился за девушкой.

– Не так быстро!

Один за другим в воздух взвились два метательных ножа. Первый врезался в ствол дерева, второй угодил под левую лопатку человека. Арен мысленно возблагодарил все стихии, что на великане не оказалось кольчуги, в таком случае дело бы обернулось совсем худо. Наемник споткнулся и неуклюже припал на одно колено. Третий и последний нож вонзился точно в основание шеи.

– Теперь не побегаешь, – выплюнул Арен.

И тут же рухнул на землю от жуткой боли. Миатец выпустил главаря нападающих из поля зрения лишь на несколько мгновений, но наемнику этого хватило, чтобы подобраться вплотную. Он ударил мечом плашмя под колени, заставляя Арена рухнуть на землю, ногой отбросил в сторону оружие миатца, приставив тому острие меча к груди.

– Ах ты тварь, я все равно ее догоню! – выдохнул убийца.

Арена обдало запахом пота, старого вина, и еще чего-то гнилого.

– Много болтаешь – время уходит, – криво усмехнулся он и резко ударил ладонью по лезвию меча.

Острие, прочертив по груди горящую болью полосу, вонзилось в землю. Наемник от неожиданности потерял равновесие, завалился вперед, и тут же получил по лицу удар, от которого в глазах стало темно. И тут же нанес ответный, почти вслепую, но со всей злостью, на которую был способен. Намертво сцепившись, двое мужчин покатились по земле…

Виала бежала, не разбирая дороги, гонимая одним лишь животным страхом. Сперва она оглядывалась, опасаясь погони, затем поняла, что только теряет время и дальше неслась уже без остановок. До площади перед воротами было совсем близко, но девушке эти минуты показались вечностью.

Ее заметили сразу же, бросились навстречу. Кто-то, рассмотрев на ее руках и одежде кровь, тут же стал искать, если ли серьезные раны. Виала раздраженно оттолкнула чужие руки и вцепилась в стражника:

– Там…Ар. ен – она тяжело дышала, слова не поддавались, крошились отдельными звуками, – Арен… Они его убьют! Пожалуйста, скорее туда!

Столько мольбы было в ее голосе, что караульные устремились по дороге, не задавая более никаких вопросов.

Когда четверо вооруженных мужчин добрались до места схватки, все было уже кончено. Одно тело неподвижно лежало в пыли, второе – под деревьями, третье, связанное собственной веревкой и по-видимому живое, глухо стонало от боли. Арен обнаружился тут же неподалеку. Под левой скулой его растекался синяк, одежда была в пыли и крови, рубашка на груди разодрана, но улыбался он совершенно искренне:

– А вы долго! Я уж думал, придется тащиться к воротам самому.

***

– Я убью его, – прорычал Ульф Ньорд. – Своими руками разорву на кусочки, наплевав на все звания и титулы! Сабир не достоин не только уважения, но даже смерти от руки палача.

Самообладания Ульфа хватило на то, чтобы относительно сдержанно выслушать новости о нападении, успокоить сестру, от души поблагодарить Арена и не убить на месте выжившего наемника.

После признаний и откровений пленника, терпению Ульфа пришел конец. И хотя имя императора названо не было, но кому служит Сиф Йонна знали все. Жажда мести и крови ощущались сейчас острее, чем когда либо в жизни. Опасаясь сорваться на глазах большого количества свидетелей, Черный Волк спешно покинул подвалы. Возможность впадать в ярость или решать что-то сгоряча была непозволительной роскошью для человека его статуса.

Однако за закрытыми дверями кабинета, оставшись наедине с правителем, Ульф, наконец, дал волю негодованию. Высказал все, что думал на самом деле, не подбирая ни слов, ни выражений, называя вещи своими именами: насилие – насилием, а подлость – подлостью.

Хальвард держался лучше, видимо, сказывался опыт десятилетий жизни в постоянных интригах и спорах. Но в этот раз Ульф чувствовал, что дело не ограничится разговорами и обменом вежливыми угрозами. Правитель был зол по-настоящему, и это могло испугать даже самого бесстрашного дурака, а на вершине власти дураки надолго не задерживались.

И все же, именно Хальвард оставался сейчас голосом разума.

– Сиятельный рассчитал все верно. Должен признать, что в этот раз он оказался впереди не на один, а на два шага.

– По-твоему насилие над слабой женщиной – это решение, достойное императора? Человека? Да просто мужчины в конце концов? – взвился Ульф.

– Человека и мужчины – нет. Но своего он почти добился. Сейчас в тебе говорит гнев, но если бы его план сработал, то даже боюсь представить всю бездну твоего горя и отчаяния. Как и моего, и еще многих людей в Кинна-Тиате. Случись так – и герцогство погрузилось бы в траур очень надолго.

– Что за выгода в этом императору?

– Зависит от того, какие цели он преследует. Знаю одно: ослепленный горем человек невнимателен, и, следовательно, быстро допустит промах. Под твоей рукой огромное войско, под моей – опасная и капризная магия. И наши с тобой ошибки будут стоить дорого слишком многим.

– К демонам ошибки! – Ульф ударил кулаком по столу и добавил, чеканя слова, – Он. Посмел. Покуситься. На. Мою. Сестру. Я этого так не оставлю. И для начала я лично распущу на ленты негодяя, что имел неосторожность выжить. И получу от этого удовольствие, уж поверь мне.

– Верю, – кивнул Хальвард. – И последнее, что я хотел бы видеть – это то, что тебя радуют чужие мучения. Кроме того, тебе все равно придется уступить. Чаша моего терпения тоже не безгранична. Я могу быть жестоким, а иногда даже хочу быть таким. Сабир заигрался, пора поставить его на место. Он осмелился поднять руку на близкого мне человека, защищать которого я должен и как друг, и как покровитель. Император хочет играть по-настоящему? Посмотрим, готов ли он к этому. Но для начала я отправлю ему подарок. Сиятельный наверняка ожидает вестей от своих наемников, с моей стороны было бы невежливо заставлять его ждать.

По закону империи насильника и убийцу ждало сожжение заживо, по законам Недоре – петля и веревка. Хальвард изменил приговор, но не позволил Ульфу присутствовать на казни. К пленнику не допустили ни одного человека, которого произошедшее могло коснулось лично.

– Таково мое решение, – отрезал правитель.

Умирал наемник долго. Крики его разносились под сводами подземелья, гуляли в темных переходах, эхом отражаясь от стен.

– Я хочу, чтобы ты прочувствовал все, на что обрекал своих жертв, – сказал Хальвард, прежде чем Тьма, подобная вьющимся лозам винограда, оплела голову преступника. – Всю их боль, отчаяние, страх и отвращение. Твоя память хранит эти моменты, верно? Тебе нравилось наблюдать за тем, как жизнь покидает измученные тела, как гаснет последняя надежда, как боль заменяет собой воздух, разрывая легкие. Тьма умеет делать с разумом ужасные вещи: может погрузить тебя в глубины собственной памяти, поменяв местами с теми, кого ты осквернил и убил. Ты будешь умирать не один раз, а по разу за каждого, у кого отобрал жизнь. Снова и снова, до тех пор, пока тяжесть совершенных поступков не раздавит тебя. Лишь после того, как твое сердце остановится, придет освобождение.

***

А через несколько дней над одним из загородных домов императора высоко в небе появилась черная птица. Плавно скользя в потоках воздуха, она начала снижаться широкими кругами. Огромные крылья ее словно застыли неподвижно, а с кончиков перьев сочился темный туман, оставляя позади хорошо различимый след. Обитатели поместья, заинтересованные и слегка испуганные, выбежали на лужайку перед домом, чтобы рассмотреть странное существо.

Но в тот момент, когда птица коснулась когтями крыши, поместье охватило пламя. Черно-оранжевое, злое, ревущее, оно за считанные минуты пробежало по легким резным балконам, наполнило переходы и галереи, ворвалось в комнаты, докатилось до подвалов, сжирая в неистовом безумии все на своем пути. Уничтожая место, в котором некогда Сабир провел недолгие, но почти счастливые годы раннего детства.

В тот же вечер Сиф Йонна, бледный до синевы и молчаливый даже больше обычного, выложил на стол императора принесенный неизвестным человеком подарок: черную шкатулку, отмеченную серебряным знаком дракона, до краев наполненную еще теплым пеплом.