Текст книги "Нет места под звездами (СИ)"

Автор книги: Анни Кос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

40. Перехваченные вести

– У меня для вас подарок, – Ульф выложил на стол аккуратный кожаный футляр длиной не более ладони. Он состоял из двух частей, каждая из которых была отделана тонко отчеканенным металлическим кантом. По черненому серебру резво мчались кони, а застежку футляра украшал знак круглого шлема с тремя навершиями.

– Откуда у тебя это? – удивилась Йорунн. – Это то, о чем я думаю?

– Да, – кивнул Черный Волк. – Сегодня приехал один из моих людей, он перехватил гонца.

– Где именно? – уточнил Лид, аккуратно открывая послание – свернутый в тугой свиток лист бумаги, густо исписанный мягкими плавными символами, больше похожими на цветочные узоры, чем на текст. Талгат в совершенстве владел искусством письма на языке ойра.

– На заброшенном тракте вдоль гор. Хан и император уже давно используют его, чтобы обмениваться вестями.

– Ты оставил там засаду? – уточнила Йорунн.

– На переправе у какой-то речки, где озеро в форме полумесяца, – Ульф удовлетворенно потянулся и опустился в кресло. – Отличное место, его нельзя объехать: севернее – обрывистые скалы, южнее – слишком сильное течение и глубоко. Боюсь только, что суть письма от меня ускользнула. О чем пишет Великий Хан?

– Увы, – вздохнул конунг, – я не владею языком ойра.

– Позволите? – подал голос Хала и, слегка смущаясь, пояснил: – выучил немного. Как и наречие хулайд, решил, что лишним не будет.

Он сосредоточенно впился глазами в строки.

– Великий Хан пишет, – воин замешкался, – “сияющему как солнце”, не знаю, как это перевести точнее.

– Сиятельному, – негромко подсказал Ульф. – Один из титулов императора.

– Великий хан шлет сиятельному свою любовь и преданность, – уже увереннее продолжил Хала. – Выражает надежду на скорую встречу. Дальше дословно: “ветер с запада принес злые вести, буря собирается, надо спешить. Прошлое восстало из трав и оделось в тени, дом Хольда жив, будет битва”. Потом опять непонятно: тьма сгустились, загорелся огонь, призраки входят в дома, – он сбился и несколько раз перечитал новую строку. – Вот: “С этой бедой не справиться воинам, но обладающий силой победит. Город на холме будет ждать”. На этом все, дальше только традиционные вежливые фразы.

– Город на холме? – уточнил Ульф.

– Названий Витахольма, если переводить его дословно, – пояснил Лид. – Значит, Талгат извещает императора, что вскоре будет совершено нападение, и понимает, что без магии тут не обойдется. Сколько времени нужно, чтобы вестник добрался до Золотых Земель и вернулся оттуда с ответом?

– Если очень спешить, то около десяти-двенадцати дней в одну сторону. И то, на сменных конях, и не одному человеку, а по цепочке, – прикинул Ульф. – Еще столько же обратно. Но войска, на которые надеется Талгат, не выдержат подобный темп, даже для легкой боевой конницы путь удлинится почти вдвое, пешие воины будут добираться месяц, это если налегке. Остается путь морем – сейчас лето, воды спокойные и толковые капитаны смогли бы пройти его дней за семь-десять. Но это все пустые слова – мои люди сделали так, чтобы до императора не дошло ни единой весточки с начала весны. Даже если Сабир по своему желанию решится отправить сюда людей, южным путем ему не успеть. Когда я покидал Миату, имперцы отошли даже от Эльтре, не говоря уже о более восточных землях. А путь морем закрыт нашими союзниками на островах.

– Сиятельный обратил свой взор на Недоре и не станет сейчас распылять силы. Он понимает, что сражаться с Хальвардом придется всерьез, – заметила Йорунн.

– У Талгата на раздумья осталось десять дней, – подсчитал конунг. – Длительная осада даст ему больше шансов, чем битва за стенами в поле. А у нас лишнего времени нет.

– Кто унаследует власть над кочевниками в случае смерти Великого Хана? – внезапно спросил Ульф.

– Сложно сказать, – ответил за всех Хала. – В последнее время Талгат стал крайне подозрительным и легким на расправу. Он стареет и слабеет, а преданных союзников у него нет. Только за прошлый год он казнил троих своих военачальников. Великого Хана боятся, и боятся не зря – он скор в решениях и не всегда обдумывает их до конца. Но для нас это даже неплохо, ведь если раньше за ним шли из любви и верности, то теперь – больше из страха.

– В окружении Талгата есть четверо военачальников-нойонов – главы родов ойра, тайгута, хулайд и зайсан. Они – основная поддержка хана, но и ближайшие соперники, – добавил Кит. – Правда они ненавидят хольдингов сильнее, чем друг друга.

– Думаю, наша цель не в том, чтобы поменять одного противника на другого, – произнес Лид. – В конце концов, не так важно, кто станет во главе вражеского войска. Но Талгат – символ как большой победы, так и большой беды. Я хочу уничтожить этот символ вместе со всей ненавистью, которую он в себя впитал, а затем найти возможность объединить наши народы. Нельзя позволить превратить имя хана в стяг, под которым кочевники объединятся. Кочевники должны сами отвергнуть Талгата, его идеи и его цели.

– А если мы сыграем на их разногласиях? – Ульф первым озвучил мысль, витавшую в воздухе. – Вобьем клин между Великим Ханом и его нойонами? Это поможет избежать ненужных жертв.

– Мы обязаны придумать способ выманить хана из города, – впервые подал голос Эйдан. – Не знаю, что должно произойти, чтобы он сам отказался от преимущества, которое дают высокие стены. Разве что внутри этих стен хану станет слишком тесно.

– Его могут вынудить, – негромко подсказал Ульф. – Он может отказаться слушать вас, но не своих людей.

– Именно. И это вот, – Лид в задумчивости крутил в руках футляр от письма, – нам поможет. Но нам придется найти способ передать вести в город. Кому-то надо отправиться туда.

– Ни к чему рисковать, я могу послать тень, – насторожилась Йорунн.

– Если мы хотим заручиться поддержкой хотя бы нескольких нойонов, наши слова должны звучать более чем убедительно, – вздохнул конунг. – Они потребуют гарантий, а что может быть весомее, чем жизнь, оставленная в залог?

– В Витахольме остались пленные хольдинги, те, кого взяли в рабство при падении Теритаки, – промолвил Эйдан. – Их жизни тоже станут залогом. Кроме того Талгат может использовать их в качестве живого щита.

– Простите, что скажу это вслух, – Ульф нахмурился, – но, скорее всего, спасти всех не получится.

– Да, – кивнул Лид, – но помнить о них мы обязаны. Мне нужен доброволец, который рискнет передать послание в Витахольм.

– Среди нас только я и Кит достаточно хорошо знаем город и кочевников, – поднялся Хала. – Позволите отправиться мне?

– Нам, – поправил его друг. – Вдвоем у нас больше шансов.

– Даже не думай, – взвилась Йорунн, обернувшись к Хале. – Я не позволю тебе подставлять свою голову под удар. Помни, ты теперь глава Гилона и отвечаешь не только за себя, но и за вверенных тебе людей. А ты, – она гневно сверкнула глазами в сторону Кита, – решил, что вместе умирать не так страшно? Один раз вы оба уже выбрались из западни лишь чудом.

– Но ведь выбрались? – легко улыбнулся Кит.

– Напомнить, какой именно ценой? – Йорунн нехорошо прищурилась.

– Пустой спор, – вставил Хала. – Вам, тем кто примет сражение под стенами города, грозит не меньшая опасность. Или ты хочешь, чтобы я скрывался в этих комнатах всю жизнь, как Адой Гасти?

Йорунн от возмущения даже забыла, как дышать.

– У нас есть еще люди из Витахольма.

– Их слово не будет столь весомым, – тихо заметил Лонхат. – Халу знают и у нас, и у кочевников. Если кому и поверят, то ему.

– Безумие какое-то, – Йорунн переводила взгляд с одного собеседника на другого, но все молчали.

– Не стоит так во мне сомневаться, госпожа. Меня не так-то просто убить, – Хала выпрямился в полный рост. – К тому же, если я смогу найти верные слова, то этот риск будет оправдан стократно. И не оскорбляйте меня и Кита своим недоверием. Мы не заслужили подобного.

Минуту они стояли друг напротив друга, меряясь взглядами. Наконец, Йорунн процедила сквозь зубы:

– Поклянитесь мне оба, что сделаете все возможное и невозможное, чтобы вернуться живыми.

– Клянусь, – Хала не стал спорить.

– Клянусь, – подтвердил Кит.

Лид коротко кивнул, принимая их решение.

– Спасибо. Я ценю вашу преданность больше, чем это можно передать словами, – он мягко коснулся плеча Йорунн, – не поддавайся страхам, сестра. Уверен, они выполнят свое обещание.

41. Расплата

Едва успела осесть пыль за спиной гонца, как чутье Талгата недовольно заворочалось. Сквозь монотонный гул сотни переживаний и тревог всплыла одна единственная мысль: не успеет. Почему и отчего родилась это понимание, хан не мог объяснить самому себе. Надежда на поддержку императора таяла с каждым днем, войскам не добраться сюда, разве что осада города затянется. Впрочем, хан уже давно понял, чудеса создаются упорным трудом и точным расчетом, а не везением и пустыми мечтами. И сдерживался изо всех сил, чтобы не сорвать накопившийся гнев на окружающих.

Вспыльчивость повелителя степей в последние годы доставляла кочевникам много тревог. Ослепительный, головокружительный успех, которого хан сумел добиться четыре года назад стал забываться, стираться под тяжестью и неумолимостью ежедневных проблем и забот.

Да, новообретенные земли были богаты и плодородны, а захваченные в Витахольме ценности позволили вознаградить за верность всех приближенных. Однако успех оказался недолговечным, понимание всей глубины пропасти, что отделяла кочевников от окружающего мира, пришло неумолимо, будто осенние ветра. Великий Хан и его люди стали злейшим врагом для хольдингов, жителей побережья, народа лесов.

К тому же для Талгата закрылись южные проходы через степь – их охраняли тщательно, что ни один торговый караван за четыре года не достиг Витахольма. Оставалось надеяться на поддержку империи, но этого было непростительно мало для того, чтобы переломить ситуацию в пользу Великого Хана.

В рядах кочевников ширилось недовольство. Хан понимал, что если в этом году он не сможет взять Гилон или хотя бы Танасис, то к будущей весне вопрос о смене власти будет решен. Талгат действовал на опережение: по его приказу зимой казнили нескольких наиболее вероятных зачинщиков бунта, среди которых был единственный родственник и возможный наследник: двоюродный племянник хана. Жестокая казнь ненадолго остудила горячие головы, никто не хотел узнать, каково это – быть разорванным на части.

Однако возвращение девчонки из рода Хольда заставило хана встревожиться по-настоящему. Если то, что Йорунн все еще живет в подлунном мире, Талгат с болью был готов принять, то вот наличие у выскочки таких необъяснимых способностей пугало не на шутку. Впервые за свою жизнь хан усомнился в том, что понимает устройство этого мира. Животный страх сковал сознание воина, выбил опору из-под ног. В голове крутились слова, брошенные когда-то в гневе правителем сумеречных земель: “Я пришел сюда за тем, что нужно мне”. О да, кто еще смог бы дать девчонке такие силы, если не маг Тьмы?

Срок, поставленный Йорунн, истекал, а он так и не принял для себя решения, как следует поступить. Раны, нанесенные стрелами, заживали на удивление хорошо, однако ходить было больно. Лекарь обещал, что еще немного – и Талгат вновь сможет ездить верхом. Глупец! Этот сухонький человек, от которого пахло сотней трав разом, не понимал, что в случае нужды настоящий воин и предводитель будет сражаться хоть со стрелой в груди. И все же, хан опасался, что схватка с человеком, владеющим магией, закончится для него поражением.

Он очень устал, совсем не таким виделся путь правителя еще пять лет назад. Оказалось, что власть – это вечный страх, тревоги, неуверенность, а вовсе не слава и величие.

Талгат чувствовал, что прошлое настигает его, обращая хана в помеху, камень, лежащий посреди торной дороги. Давно минувшее ожило, стало настоящим, свилось кольцом, змеей вцепилось в собственный хвост, насмехаясь над былыми мечтами. То, что некогда казалось бесконечно важным, рассыпалось прахом, просочилось сквозь пальцы утренним туманом, не оставляя после себя даже воспоминаний. А иное, прежде мелкое и ненужное, не стоящее внимания, внезапно превратилось в основу основ, в прочный фундамент, стержень, поддерживающий силу и веру в себя.

Так было с Великим Ханом. Еще совсем недавно ему казалось, что нет ничего важнее восстановления справедливости для кочевников. Талгат полагал, что общая победа и крушение ненавистного рода Хольда даст людям возможность воспрянуть духом и двинуться дальше, стать по-настоящему великим народом. Ему грезилось, что только суровость, бедность и неприглядность пустошей была причиной того, что кочевники оставались на окраине жизни, и даже лучи славы обходили их стороной.

Ему не приходило в голову, что богатство степи – ничто в сравнении с пониманием, что делать с открывшимися возможностями. А их ведь было великое множество. Витахольм ошеломил людей, вся жизнь которых до этого проходила в окружении кибиток, полукочевых стад животных и ежедневной борьбы за чистую воду, тепло и сытную еду.

Оказалось, что у всякого мастерства есть своя цена: долгие годы упорной работы и совершенствования навыков. Самым большим приобретением стали не вещи, а люди, которые могут поделиться знаниями. Великий Хан был вынужден обратить свой взор на жалких пленников, подданных прежнего конунга, ибо только они умели возделывать землю так, чтобы собрать к осени богатый урожай, свивать тонкие нити, превращая грубую шерсть в мягкие ткани, строить крепкие дома, обрабатывать металл, камень и дерево, приспосабливая их для своих нужд.

Кочевникам пришлось учиться всему: обращению с кузнечными и ткацкими инструментами, искусству посадки растений, лекарскому делу. Работая бок о бок, вчерашние противники стали понимать, что не так уж сильно отличается один народ от другого. Да, позади остался болезненный и страшный опыт войны, но разделив сначала общее дело, затем стол и кров, людям было все сложнее замечать друг в друге только плохое.

Впрочем, сохранившие свободу хольдинги, те, кто остался в Танасисе и Гилоне, тоже сильно изменились. Если твоя жизнь ломается и рушится в один короткий миг, то волей или неволей начинаешь подвергать сомнению все, что прежде казалось незыблемым. Хрупкость привычного мира ошеломляет, а неопределенность будущего пугает неотвратимостью. Понять это может лишь тот, кто пережил подобное, кто встал однажды над обломками своего дома и ушел в пустоту и неизвестность, унося с собой только груз страхов, призрачных надежд и жизненного опыта.

Мрачные размышления прервал робкий стук в дверь. В последние дни беспокоить своего повелителя без серьезных причин избегали.

– Мой хан, да будут ваши дни на земле вечны, срочные вести, – в проеме застыл молодой сотник из народа ойра, Талгат смутно припоминал, что отправил его отряд следить за южными дорогами.

– Говори, раз пришел.

– Мой хан, – человек опустился на одно колено, – хольдинги выступили в поход и уже прошли границу, – он склонил голову.

Талгату вдруг стало спокойно и легко.

– Ну, значит, и думать теперь уже не о чем, – очень тихо сказал он сам себе, а затем добавил громче: – скоро я встречусь в бою с дочерью Канита и уничтожу эту глупую девчонку раз и навсегда. Своими руками в порошок сотру, и голова ее украсит мое копье.

– Мой хан, – голос сотника опустился до шепота. – Хольдингов возглавляет не Йорунн, дочь Канита, – хан удивленно замер. – Войско ведет конунг Лид.

Повисло молчание, слышно было лишь тяжелое дыхание. Лицо Талгата посерело, губы приобрели нездоровый синеватый оттенок. Хан резко дернул ткань рубашки, ослабляя ворот. На пол золотой россыпью брызнули пуговицы.

– Повтори, что ты сказал! – хрипло потребовал он.

– Войско ведет конунг Лид. Он жив, здоров, полон сил. Его узнали мои люди, да и на стягах поднят символ венца Хольда, королевский знак, а не летящая ласточка правящего дома. С ним более десяти тысяч всадников.

– Пошел вон отсюда, – приказал Талгат и все-таки не сдержался, сорвался в крик. – Вон! Прочь отсюда! Все вон! Предатели! Прочь! Прочь!

Молодой воин поспешил убраться, следом за ним бросила свои посты охрана у дверей, никто не хотел попасть под горячую руку. Великий Хан совсем потерял контроль над собой: он выкрикивал в воздух бессмысленные угрозы, опрокинул мебель, перевернул стол, залив дорогой ковер воском свечей и чернилами, затем схватил тяжелый, изогнутый меч и принялся крушить все, что еще уцелело. Проклиная, призывая на голову хольдингов все мыслимые кары, угрожая, снова проклиная. И, наконец, измученный и обессилевший опустился на пол посреди разгромленной комнаты, обломков, черепков разбитой посуды, и, закрыв лицо руками, заплакал впервые в жизни.

42. Соглашение

Над Витахольмом сгустились сумерки. В окнах домов теплились огоньки, обычная суета пошла на убыль. Люди расходились по своим подворьям, закончив дневные дела. Над крышами потянулся легкий дым: пахло горячим хлебом, покоем и уютом.

Однако не всем этой ночью выпала возможность отдохнуть. Несколько людей один за другим скользнули через калитку на небольшого подворье и тут же скрылись в доме. Последний из них замешкался ненадолго, оглянулся, чтобы убедиться, что их не заметили, и лишь потом закрыл за собой двери.

Хозяин дома встретил гостей молчаливо, проводил в дальнюю комнату, дождался, пока все устроятся, и лишь потом заговорил:

– Я рад, что вы пришли, – он обвел глазами собеседников, радуясь, что ни один из нойонов не отказался от встречи. – Вы, верно, уже слышали вести о конунге Лиде? Как Великий Хан принял это? Скажи всем, Октай.

Молодой сотник, к которому были обращены эти слова, неловко повел плечами.

– Плохо. Впал в неистовство.

– Гнев – плохой советчик, – вздохнул Гоньд, предводитель ойра. – Как и страх.

На него шикнули, призывая не бросаться такими словами.

– Это правда, – упорствовал ойра. – И мы должны признать, что не были готовы к возвращению Лида. В его силах возродить былую славу хольдингов. Но даже если мы укроемся за стенами города, подозрительность хана убьет нас раньше, чем раны, голод или болезни.

– Что ты предлагаешь?

– То, что давно надо было сделать: выбрать нам нового предводителя.

– Сейчас это почти невозможно, нельзя затевать смуту, когда враг у порога.

– Ты слишком осторожен, Удвар.

– Просто у меня опыта больше, чем у вас всех, – блеснул глазами старый нойон. Он был совершенно лыс и всю голову его покрывали густо нанесенные татуировки. А ты что думаешь, Дэлгэр?

– Я не верю в Талгата, но верю в кое-что иное. Мы должны искать способы договориться, – произнес хозяин дома, предводитель хулайд.

– С кем? – мрачно уточнил Удвар. – С Талгатом или Лидом?

– С молодым конунгом, – резко ответил Дэлгэр. – К тому же мне надоело жить в вечном ожидании войны и расправы.

– Если великий хан узнает об этих словах, то всех нас предадут смерти.

– Нас казнят за одно подозрение в том, что подобный разговор был. Поэтому предлагаю перестать говорить недомолвками, у нас слишком мало времени. У меня есть серьезные основания думать, что мы должны хотя бы встретиться с конунгом прежде, чем начинать сражение.

– Поясни, – резко потребовал Ундвар.

Дэлгэр кивнул и приложил палец к губам, а затем подошел к боковой двери, приоткрыл ее и что-то тихо шепнул часовому. Раздался шорох, и в круг света от слабой масляной лампы вошли двое. Кочевники повскакивали со своих мест, Октай схватился за оружие, но, повинуясь жесту Дэлгэра, замер.

– Как ты посмел привести сюда чужаков? – возмутился Гоньд, разглядывая незнакомцев.

Вид у обоих был потрепанный, руки связаны, у более высокого и широкоплечего на скуле наливался синяк. Второй пленник был внешне цел, но одежда его порвалась и запачкалась, словно его долго тащили по земле или пинали ногами. Но в том, что оба принадлежали к хольдингам, не было ни малейших сомнений.

– Опустите оружие, сейчас нам нечего опасаться. Выслушайте, а затем решим, убить их или обдумать их слова.

Широкоплечий заговорил спокойно, словно не было сказанных только что слов.

– Меня зовут Хала, я из Гилона. Возможно, вы знаете обо мне. Меня отправил к вам конунг Лид, сын Канита.

– Как вы оба пробрались в город? Кто помог вам? – перебил его Гоньд.

– Мы долго жили в Витахольме, – ответил второй связанный. – И знаем много разных путей. Но сейчас это неважно.

– У меня для вас послание, – продолжил Хала. – Мой конунг повторяет предложение, сделанное почти половину луны назад вашему хану: опустите оружие, откройте ворота города, и ваши люди смогут уйти отсюда и забрать все, что захотят. Лид готов проявить милосердие и забыть старые обиды, давая возможность нашим народам жить в мире.

– С чего бы такая щедрость? – Удвар выглядел нарочито удивленным. – Или сын Канита потерял надежду одолеть нас в бою? Боится, что стены города окажутся ему не по зубам?

– Рано или поздно Витахольм падет. Вопрос лишь в том, сколькими жизнями будет оплачена эта победа.

– Допустим, шутки ради, что это так. Чем ты докажешь правдивость своих слов? Что станет залогом нашей безопасности?

– Слово моего правителя.

– Переданное через тебя? Не слишком ли мало?

– Решать только вам, – Хала связанными руками вынул из нагрудного кармана конверт и выложил его на стол. – Тут договор о мире, подписанный конунгом. Он предлагает вам навсегда забыть о гневе, обидах и крови, что разделяла нас долгие триста лет. Ваши племена войдут в состав нового государства на правах, равных с хольдингами. Отныне вся Великая Степь, а не малая ее часть или бесплодные пустоши, станут вашим домом. Вы сможете поселиться на этих землях, торговать, растить своих детей и не опасаться, что очередная война оборвет ваши жизни.

– Щедрое предложение, – с иронией протянул Ундвар. – Что хотите взамен?

– Вы отдадите на суд хана Талгата. Освободите город и всех пленных. Затем примете своим конунгом Лида, принеся ему клятву верности.

В комнате повисло тяжелое молчание.

– А ты наглый щенок, – с некоторым уважением протянул Гоньд, глава рода ойра. – Как и твой повелитель.

– В его словах я вижу больше смысла, чем во всех речах Талгата за последний год, – неожиданно поддержал хольдинга молчавший прежде Очир, нойон племени зайсан.

– Я тоже согласен обдумать это, – вставил Дэлгэр.

– Что обдумать, глупцы? – взорвался Ундвар. – Вы откроете ворота – и вас всех убьют на месте.

– Нет, почтенный, – заговорил второй пленник. – Вы не знаете, что происходит вокруг, поэтому не понимаете, что для всей Великой Степи мир сейчас – залог выживания.

– И чего же я такого не знаю, а? Может того, что конунг боится сразиться одновременно с Талгатом и империей? Или того, что война – дело тяжелое и долгое, а у вас ни людей, ни ресурсов? А, может, мне стоит приказать принести сюда красного железа, и мы поговорим о совсем других вещах? К примеру, сколько у Лида всадников, лучников, пеших воинов?

– Вы вольны пытать нас и убить, – Хала остался спокоен. – И я бы был дураком, если бы не понял этого прежде, чем сунулся в Витахольм. И все же я здесь перед вами ради одной единственной цели: остановить ненужную бойню.

– Повтори эти же слова, когда я начну с тебя снимать кожу заживо, – прошипел Ундвар, зайдя Хале за спину.

Короткий болезненный удар под колени – и высокий воин вынужден опуститься на пол. Кит сделал шаг к другу, стремясь защитить его, но Гоньд крепко ухватил его за плечо, оттолкнул в сторону, вынул меч, недвусмысленно очертил лезвием круг в шаге от лучника:

– Постой пока в сторонке, парень.

Удвар запрокинул голову Халы и прижал лезвие к его шее:

– Давай-ка еще раз: что знает конунг Лид такого, о чем не знаем мы?

– Император, ваш союзник, безумен. Он уничтожит всех нас. Жители степей станут лишь мелкой разменной монетой в его руках.

– Пустые слова. Мне нет дела до Золотой империи и союзов, что ищет Талгат. У нас самих хватит сил, чтобы разбить ваше войско.

– Нет, – вставил Кит. – Еще несколько лун назад вы бы справились, но теперь Лид и его сестра вернулись к нам, а за их спиной стоит нечто более страшное, чем войско – магия, которой не знали в Великой Степи. Великий Хан знает об этом, он уже встретился с дочерью Канита, именно она оставила ему на память два ранения. Могла убить, но пожалела, дала время обдумать все. Или хан не сказал вам об этом?

Ундвар хотел было рассмеяться в ответ на эти слова, но вид внезапно помрачневших союзников насторожил. Нойон переводил взгляд с одного собеседника на другого, на их лицах застыла тревога.

– Да что вы слушаете этого перебежчика? Какая магия? Детские сказки! – вспылил он.

– Магия существует, я сам узнал об этом четыре года назад, – Октай заговорил тихо, но услышали его все.

– Как и я, – подтвердил Гоньд. – Я видел, как огонь подчинился человеку, и не хочу увидеть это снова.

– Да и как еще объяснить то, что двое мертвых вернулись из тлена и смерти? Ведь о них не было никаких вестей прежде, – добавил Дэлгэр.

– Глупости! Мы знаем, что девчонкой занимался тот чужак, властитель из империи. Наверное, он ловко обманул нас и забрал ее с собой, а теперь отпустил.

– А конунг?

Ундвар смешался, на это ответить ему было нечего. В конце концов он выругался, отпустил Халу и со всей злости метнул кинжал в стену.

– Остынь, Ундвар, – Дэлгэр успокаивающе похлопал нойона по плечу. – Хоть все тут разнеси, а ситуация не изменится. Мы должны выбрать. Не так уж важно, правда это все про магию или нет. А вот это, – он поднял со стола договор, подписанный Лидом, – повод задуматься. Ты, Хала из Гилона, – развернулся он к пленнику, – я много о тебе наслышан, среди своих ты пользуешься уважением. И еще я знаю, что ты предан правящей семье до последнего вздоха. Прийти сюда было или безумием, или отчаянной храбростью. Поклянись жизнью своей госпожи, что говоришь правду.

– Клянусь своей честью, жизнью Йорунн, дочери Канита, и Лида, моего повелителя, что все сказанное – истина до последнего слова!

Дэлгэр задумчиво кивнул и обратился к кочевникам:

– Странно, но ты, похоже, и впрямь веришь в свои слова. Мы должны обговорить это без свидетелей.

Халу и Кита вывели из комнаты и втиснули в какой-то тесный, темный чулан. До них доносились обрывки фраз, приглушенные голоса. Слова, смазанные расстоянием и стенами, были неразличимы, но кочевники спорили жарко и долго. Прошло не менее двух часов, прежде чем двери открылись опять и хольдингов втолкнули в круг света. И снова заговорил Дэлгэр.

– Что ж, Хала из Гилона, мы отпустим твоего друга, и он передаст наш ответ конунгу. Мы не поднимем против него оружие по своей воле, но и выдать Талгата не можем, пока Лид делом не подтвердит свои слова. Впрочем, если конунг и великий хан сойдутся в поединке, мы не станем им мешать, а после, в случае проигрыша хана, откроем ворота Витахольма. Таков наш ответ, ты все запомнил? – повернулся кочевник к Киту.

– Все от слова до слова, – поклонился лучник.

– Тогда можешь идти, Октай проводит тебя. Хала останется здесь, рядом со мной. Как и прочие хольдинги в городе, он будет залогом взаимного доверия. Пусть Лид знает, что малейшее подозрение в нарушении договора – и я убью сначала твоего друга, а потом каждого из ваших сородичей.

– Разумное решение, – по губам Халы скользнула улыбка. – Благодарю, нойон.

– Поблагодаришь, если жив останешься.

Когда пленников увели, Ундвар недовольно фыркнул и раздраженно стукнул кулаком по стене.

– Мы проявили слабость. Слабаки проигрывают, попомните мои слова.

– Теперь только время покажет, ошиблись мы или были правы, – вздохнул Дэлгэр. – В любом случае, завтра будет опасный день, мы должны быть к нему готовы.