355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анна Оранская » Сладкая жизнь » Текст книги (страница 21)
Сладкая жизнь
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 19:06

Текст книги "Сладкая жизнь"


Автор книги: Анна Оранская



сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

– Между прочим, Андрей, вы зря всех измеряете в долларах. Если человек честный и принципиальный, то никаких денег в жизни не возьмет.

– Алла, все они берут. – Он так отмахнулся, словно она несла полную чушь. – Рядовые, генералы – все берут. Просто честные и принципиальные берут побольше, чем нечестные. Как, по-твоему, я адрес твой узнал и телефон? Деньги все, деньги…

– Между прочим, Андрей, – она произнесла это очень сухо и официально, – между прочим, мой муж – генерал ФСБ. Который в жизни ни у кого не взял ни копейки – и никогда не возьмет. Потому что он честный и принципиальный человек.

Он посмотрел на нее с удивлением.

– Алла, Алла, я ведь тебя ничем не обижал. Да и что такого в том, что человек берет деньги, – ну мало им платят, а жить хорошо все хотят. Ну жизнь такая – что ж теперь…

– И тем не менее даже при такой жизни мой муж…

Она заметила, как он свернул на улочку, перпендикулярную той, что вела к ее дому.

– Высадите меня прямо здесь. И запомните, что не все меряется на деньги. Мой муж… Куда вы меня везете?

Он не остановился, проехав поворот к ее дому, и затормозил метров через двадцать.

– Я просто хочу с тобой поговорить, Алла. Мы так давно не виделись – такой хороший день получился, так хорошо посидели. А ты вдруг обижаешься и начинаешь утверждать, что все честные и принципиальные. А то, что я этого ударил, – ну извини, что это произошло при тебе. Кстати, если б я не затормозил… Джип, конечно, тяжелый, крепкий, но… Так что я, выходит, благородное дело делал – заступался за тебя. Что скажешь?

Она молчала.

– Ну а насчет честности… Ты меня извини, но в наши дни себе это позволить сложно. Честность – привилегия бедных, а бедным сейчас быть никто не хочет. Хочешь сказать, что я нечестный, – ну скажи, я не обижусь. Раз «мерседес», значит, ворует – точно? Ну, пусть так. – Он улыбался, а она ему нет. – Ну скажи – твой муж не ездит на иномарке? У вас нет счета в банке? Вы не отдыхаете минимум раз в год за границей?

Она даже забыла, что намекала ему, что много раз бывала за рубежом – уже не говоря про посещение клубов и ресторанов. Давала понять, что бывала много где и регулярно бывает – просто не в тех, куда зовет ее он. Но сейчас об этом забыла.

– Мой муж, между прочим, получает шестьсот долларов в месяц. И ездит на «Жигулях». И за границей был только в командировках. Поэтому не надо говорить, что все воруют и берут взятки – у вас нет на это права…

– Ну, если кто не берет – значит, не дают. А не ворует – значит, боится или украсть нечего…

Она видела, что он всматривается в нее, словно не веря ее словам. Ища подтверждение тому, что она его обманула, – и не находит, и во взгляде не пытливость уже, а все растущее удивление.

– Ты серьезно – насчет мужа? Ну тогда… тогда твой муж – исключение из правил. Я б так не смог, серьезно. Будь у меня такая женщина, как ты, я бы плюнул на всю принципиальность. Брал бы у всех, кто дает, и напрягал бы тех, кто не хочет давать…

Он не договорил, внезапно прикоснувшись рукой к ее щеке, проводя по ней легко вверх и вниз, вверх и вниз. И она чуть отстранилась – их отношения давно закончились, они сегодня случайно, в общем, встретились, и ему не следовало ее касаться. Но он словно не заметил – чуть разогнув согнутую в локте руку, лежащую на спинке ее сиденья, возвращая пальцы к ее щеке.

– Потому что такой женщине, как ты, – такой хочется дать как можно больше…

И она больше не отстранялась – не придвигалась к нему и не отстранялась…

Занятия уже шли, когда в дверь кто-то постучал – и она откликнулась приветливо: «Come in». Все же не институт тут, чтобы замечания делать за опоздание, взрослые люди в конце концов, работа серьезная, и не так просто, наверное, оторваться от нее на полтора часа, днем тем более.

– Sorry, fucking late!

– Fucking is a foul word – you should not use it… – выговорила, оборачиваясь к нему, совершенно не ожидая его увидеть, испытав мгновенно массу разнообразных, самых противоположных эмоций – сбившихся в кучу, спаявшихся намертво. – Use «awfully» instead…

– O'kay, – откликнулся он охотно, уже сев на стул и пожимая руку Петру. – O'kay.

Она не знала, как прошел следующий час. Вот что значит преподавательский опыт – можно говорить о чем угодно, думая о своем, и при этом чисто автоматически задавать вопросы, указывать на ошибки, объяснять на английском английские же выражения. Не показывая при этом никому, что она поглощена своим, держа их в постоянном напряжении, подключая то того, то другого к участию в разговоре.

Она и в самом деле не ожидала его увидеть. Да, она спрашивала про него в понедельник, не рассчитывая, что он появится в пятницу. Она просто из вежливости спрашивала – но вот он пришел и сидит сейчас здесь, в этой комнате. И даже говорит что-то – на плохом американском английском, в котором ругательств больше, чем нормальных слов, – когда она к нему обращается.

Да, она вспоминала его – как раз в понедельник, идя с занятий по Арбату, вспоминала то, что произошло в ночь с тринадцатого на четырнадцатое января. Да и до этого много раз вспоминала и после. И даже еще на прошлом занятии в который раз подумала, что данное им обещание больше не звонить и не искать с ней встреч вовсе не означает, что он не должен появляться на занятиях. Хотя бы потому, что он сам их организовал, по сути, порекомендовав ее этой фирме. Хотя бы потому, что он ведь хотел выучить английский – и что ему мешает ходить сюда?

Но когда она увидела его – когда он сидел напротив, а она старалась избегать его глаз, – она уже не вспоминала ту ночь. И уже говорила себе, что совсем не хотела его появления, потому что все позади и она не хочет, чтобы ей напоминали о том, что было.

И дело не в том, что она много пережила потом из-за той ночи. Не в том, что вернулась из его мира в свой, в котором ей предстояло жить дальше, с осознанием того, что она изменила ему, этому миру, – своему мужу, своей семье, всему, что было в ее жизни. Она еще до того, как он появился тринадцатого, внушила себе, что Сергей во всем виноват, – а потом, уже собираясь ехать с Андреем, решила, что как раз после старого Нового года она вернется к прежней жизни. А все, что было, останется позади.

Так что ни в чем она не раскаивалась. Тем более некогда было. Сначала надо было придумать что-то для матери, которой, естественно, и в голову не пришло, что она была не у Ольги, – и история вышла настолько красочная, что сама удивилась собственной фантазии. А вечером надо было Светку в гимназию собирать, как раз пятнадцатого второе полугодие начиналось, – мыла ее, контролировала, как она расписание выясняет и собирается, проверяла, все ли учебники с собой взяла, с нее станется забыть половину или взять не то, думает-то о другом, о глупостях всяких школьных или о своих любимых сериалах. Так что опять не до мыслей было – тем более слабость была во всем теле и спать так хотелось после бессонной ночи, что отключилась, едва Светку уложив.

А утром ее отвела – а сама на экзамен. Еле от Ольги отбилась, пристававшей с вопросами, купила ли галстук, и понравился ли он ему, и что он подарил ей, и как отметили, и что было – ей все было интересно. И такое странное было ощущение, словно то, о чем спрашивает Ольга, было давным-давно, – вот что значит сила внушения, оставившая случившееся в другой жизни. И воспоминания были чуть нереальными – но жутко приятными. Может, поэтому и рассказала ей кое-что – про игру в казино, поход в японский ресторан, стриптиз-шоу в клубе. Даже не упрекнула себя, что хвастается как девчонка, – она была в мире с самой собой. И он расцветал, этот мир, когда Ольга кивала, слушая жадно, и все вспоминала Андрея и то, какое впечатление он на нее произвел. И Ольгины слова почему-то воспринимались так, словно та ею восхищалась, ей говорила комплименты.

– Слушай, Алка, он как мужик тоже супер, да? – Она даже растерялась, услышав этот вопрос. – В смысле в постели?

– Господи, Оля! – возмутилась запоздало. – Да ты о чем? Ну пригласил человек выйти куда-то, сходила с ним, довез потом до дома – вот и все. О чем ты говоришь?

– А что такого? – Ольга, кажется, удивилась. – Андреева, ты такого мужика себе отхватила – загляденье! Хватит скромничать – в жизни не поверю, что у вас с ним не было ничего. Да по нему видно – не интеллигентик паршивый, настоящий мужик. Да и ты вон как расцвела – не иначе как от воздержания…

– Оля, у меня семья, между прочим, – произнесла весомо, так, словно само наличие семьи отрицало возможность того, о чем говорила Ольга. – Понимаешь – семья!

– Да понимаю, понимаю, – хмыкнула скептически. – Слушай, если тебе надо, ты меня предупреждай, а дома говори, что к Ольге поехала. Мама твоя меня видела, и муж твой тоже. Знают, о ком речь. Сергей-то ничего пока – не догадывается? А, он в командировке у тебя. Ну так погуляй, пока не вернулся…

Ольга, понятно, глупости говорила – все гулянья остались позади, в том году. А тут будни начались – Светку отведи, забери, покорми, сделай с ней уроки. И сессия еще не закончилась, и ученички вдруг объявились, хотя раньше конца января их не ждала. И фирма эта еще была, с которой Андрей насчет нее договаривался. Так что, когда появился Сергей, – естественно, прилетев вместо четверга в субботу и даже не предупредив, она сама у зама его выяснила, когда он не приехал в назначенный срок, – она уже отошла от всего случившегося. Умудрившись уверовать в то, что это было в далеком прошлом. И заодно простить его – виноватого в том, что с ней это случилось. Простить для себя – объяснив себе, что он ее муж, и ей жить с ним до конца своих дней, и, несмотря на все его недостатки, у них хорошая семья и чудесный ребенок. А в том, что она сделала ошибку по его вине, – в этом больше винить его не надо.

Поэтому она уже не думала, что забеременеет или что у Андрея могла быть какая-то неприличная болезнь – Ольга сказала, что у такого женщин должна быть куча, а он ведь и во второй раз был без презерватива, только в нее, к счастью, это не делал, – или о том, что узнает Сергей. Она ведь знала, что он не ревнив, у него никогда не было поводов – и если раньше это теоретически ее огорчало, то сейчас было только на руку.

Был, конечно, шанс, что кто-то из его знакомых, знающих ее в лицо, мог увидеть ее где-то с Андреем – все-таки у него очень разные знакомые, он сам говорит всегда, что чуть ли не всех знает, кто в телевизоре мелькает, и с кем-то из них она могла встречаться на презентациях или днях рождения, на которые ходили раньше, или даже у себя дома. Но даже если бы такое произошло, всегда можно было бы сказать, что это был отец одного из учеников или представитель фирмы, которой она дает уроки. Позвонили, попросили вести занятия с сотрудниками – и пригласили в ресторан, чтобы обсудить все не по телефону. Вот и все – просто и понятно.

Так что все было нормально – но вот то, что он появился сегодня, вывело ее моментально из равновесия. Она сама не могла толком объяснить почему – может, потому, что он был единственным свидетелем того, что было. Может, потому, что напоминал ей о том, что есть другая жизнь – в то время как она давно уже жила своей. А может, потому, что своим появлением он и раньше выводил ее из равновесия. Тем, что она, такая независимая всегда, сама знающая всему цену, умеющая руководить своими мыслями, поступками и эмоциями, трезвая и рассудительная, – вдруг менялась. Теряя эти самые трезвость и рассудительность и способность управлять собой, чувствуя себя его ровесницей, куда меньше знающей в жизни, чем он.

И еще – он менял ее, делая ее совсем другой женщиной. Неравнодушной к мужчинам, сексуальной вдобавок, для которой личная жизнь и удовольствия важнее всего, которая отодвигает на задний план все заботы и проблемы. И ей нравилось то, какой она была с ним – в последний раз очень даже понравилось, – но без него она становилась почти прежней. Может, поэтому, отдавшись ему, по сути, сама в ту ночь, с Сергеем она просто молча лежала рядом и никак не реагировала на то, что вот он приехал из командировки, а между ними ничего не было – и, в общем, не было с конца декабря, когда она сама проявила инициативу.

Она думала об этом несколько раз в последние две недели – но всегда говорила себе, что это оттого, что ей не встречались такие, как он. Что он не похож ни на кого из ее немногочисленных знакомых мужского пола, он совсем другой – потому и она была другой с ним. Потому что в его жизни – в этой самой «Дольче вита» – такие, как она настоящая, существовать не могли. И ее устраивало это объяснение – но вот сейчас она снова ощущала дискомфорт.

Потому что он смущал ее тем, что пришел, – но в то же время она почему-то была рада его видеть. И еще потому, что сейчас она задала себе кучу вопросов, на которые не было ответов. Подойдет он к ней после занятий или нет, и если подойдет, то что скажет, и если будет говорить, то не будет ли напоминать о том, что было, и если напомнит, то что она должна ему сказать? И если опять куда-нибудь пригласит, надо ли ей холодно покачать головой или мягко напомнить про их уговор?

Ей казалось, что в идеале он должен поступить иначе – она должна увидеть его машину, когда выйдет, а он будет сидеть в ней и смотреть на нее, не выходя, помня о своем обещании. А она пройдет мимо. И это будет красиво – и правильно. Может, слишком красиво, но, с другой стороны, она и не отрицала, что опыта общения с мужчинами у нее не было, а само приключение, за исключением того, что было в его квартире, как раз и было очень красивым, неправдоподобно-книжным.

Но вдруг она выйдет, а его вообще там не будет – вдруг он уже уедет или зайдет к руководству фирмы, у него ведь с ними свои дела? И что ей делать тогда – уходить или подождать? Ждать глупо – к тому же он может вообразить неизвестно что, ему наверняка передали, что она о нем спрашивала. Но и уходить не хотелось.

В итоге она прозанималась с ними лишних пятнадцать минут – спохватившись, только когда заметила, что те, кто сидит перед ней, по очереди смотрят на часы, а потом на нее. Словно не знают, как сказать по-английски, что время вышло, а по-русски в соответствии с их договоренностью не хотят.

– Oh, looks like I have forgotten about time! Well, our classes are over for today – see you on Monday…

И, поколебавшись, выходить первой или последней, все-таки вышла первой – повернувшись к ним боком, улыбаясь куда-то в сторону, чтобы не встретиться с ним глазами.

– Алла, совсем забыл спросить – если студент приглашает преподавателя пообедать, то что отвечает ему преподаватель?

Она услышала это, уже когда, постояв в нерешительности пару минут у входа, сделала несколько шагов в сторону «Арбатской».

– Я… ну… ну вообще-то такое не практикуется… – ответила, повернувшись, и хотя ответ должен был быть холодным, улыбнулась.

– Но если это очень хороший студент – в порядке поощрения?

Она посмотрела на часы, прекрасно зная, что мать сейчас ждет Светку у школы, так что ей некуда особенно торопиться и у нее есть часа два как минимум, – но все-таки посмотрела. А потом на него – немного другого сегодня, немного нездорового, немного бледного, может, простуженного или только выздоравливающего.

– Ну если только этот студент помнит о том, что приглашает не студентку, а преподавателя…

Этот студент помнил. Кажется, полтора часа они просидели в ресторане, тут же, на Арбате, красивом таком, итальянском, и все было очень вкусно, и она даже разрешила заказать себе вина, только немного, не став объяснять, что вечером ей надо делать уроки со Светкой, как-то банально это показалось. Но за полтора часа он ни разу не напомнил ни о чем. Не сказал ничего такого, что напоминало бы о старом Новом годе. Он вообще молчал в основном, сидел спиной к стене и лицом ко входу – она уже отметила, что он всегда так садится, – и все время косился на дверь, словно ждал кого-то или всматривался в тех, кто ходит мимо по Арбату. Косился туда, а смотрел на нее – и улыбался молча.

– Между прочим, я наводила о вас справки – ведь вы пропустили очень много занятий… – призналась вдруг, не собираясь этого делать. – Вы болели?

– Да простудился. И дела были – машину вот взял новую на время. Мне передали, что ты про меня спрашивала – и я с сожалением подумал, что это именно из-за занятий. – Он произнес это на полном серьезе. – Представляешь, лежу, температура сорок, жар, бред – а такая женщина вспоминает про меня только потому, что я не хожу на занятия. Лежу, думаю о ней, последнее желание, чтобы позвонила, ведь есть у нее телефон, – но нет, так чуть не помер, не дождавшись. А когда Петр позвонил, я и думаю – жаль, так и не позанимался, теперь ведь неучем помру…

– Да? Если бы я знала… Нет, я бы позвонила, обязательно. Но я… просто…

Ей стало жутко неудобно – за то, что она повела себя так спокойно, когда он пропал. Конечно, она ничего не могла сделать, даже если бы знала, что он болен, – ведь она выкинула его визитку, порвав ее на части предварительно. Но…

– Одна мысль спасла – вдруг, думаю, смилостивится эта женщина и согласится мне частные уроки давать…

Она посмотрела на него внимательно, чуть краснея, вспоминая фильм «Частные уроки», эротику, которую Сергей купил как-то – он кучи самых разных фильмов покупал и периодически заставлял ее смотреть вместе с ним. Хорошо, хоть в тот раз Светку еще не заставил – да и она сама только полчаса просидела, лишь периодически поглядывая на экран. А потом перерыла все кассеты в поисках этой и убрала ее подальше, чтобы дочке не попалась. Вот название и запомнилось.

Да нет, конечно, он не об этом – кажется, ему действительно было жаль, он действительно хотел учить язык.

– Ну почему… Возможно… Если вам это нужно…

– Слушай, давай слетаем в Лондон?

Он не смеялся, встретив ее растерянный взгляд.

– А что – купим сегодня билеты, а завтра улетим. На неделю, на месяц, на два – ты как? Вот твой паспорт получил – там тебе визу открыли, как я сказал, в любую европейскую страну без проблем…

Она пропустила шутку мимо ушей. И взяла его в руки – якобы вожделенный паспорт, о котором забыла даже, – пролистала механически, не веря еще, что он у нее есть, вдруг увидев собственный год рождения на первой странице. С ходу подумав, что он тоже листал его, и видел эту цифру, и знает, что ей скоро сорок. Ну, он, конечно, не думает, что ей семнадцать, но…

– Алла, я серьезно. Билеты прямо сейчас закажем – да тут кассы где-то должны быть, можно сразу купить. У тебя же каникулы все равно – да можно справку сделать в конце концов, у меня у близкого человека клиника своя…

Ей все-таки казалось, что это шутка. Ну разве можно всерьез говорить о том, чтобы завтра полететь в Лондон – в Лондон, о котором она так мечтала и в котором не была никогда и вряд ли будет. Вот просто так – «слетаем в Лондон».

– Андрей, вы обещали, – напомнила, думая, что он намекает на то, что было, просто странно намекает. – Мы же с вами договорились…

– Ну так снимем в гостинице два номера – и все проблемы. Просто отдохнем, погуляем. Да хоть на три дня…

Она поняла наконец, что он не шутит. Что ему это и вправду легко – пойти и прямо сейчас купить билеты и улететь завтра. Что он не видит в этом ничего сложного и сверхъестественного.

Господи, если бы он сказал это раньше – когда у Светки были каникулы. Да, у нее самой сессия была – но она бы договорилась, а мать бы посидела со Светкой, мать бы поняла, что такое бывает раз в жизни. Она бы ей рассказала, что вот выдалась возможность и жалко, что приходится отказываться. И мать бы уговорила, а Сергей – да ничего бы он не сказал, не спросил бы даже. А вот сейчас – можно было бы попытаться, конечно, Ольга бы заменила в институте… «Господи, ты о чем?»

– Андрей, я вам говорила – у меня семья, – произнесла тихо и чуть укоризненно, отогнав дьявольский соблазн. – Я вам благодарна за паспорт и визу – но… Я не могу сейчас… Это так неожиданно, да и вообще…

– Жаль. – Он пожал плечами, тут же кидая быстрый взгляд на входную дверь, не отпуская глазами того, кто вошел за ее спиной. – Жаль…

Он был какой-то странный – но она подумала об этом уже позже, уже дома. А там, в ресторане, не могла думать ни о чем, кроме его слов. Повторяя их про себя, говоря себе, что он действительно хотел полететь с ней в Лондон, именно с ней, и ему абсолютно все равно, что ей почти сорок лет, и его не задело то, что она сказала ему две с лишним недели назад, когда он высаживал ее у дома.

– Ну, если вы собираетесь в Лондон и вам нужна компания, вы ведь можете пригласить кого-то еще? – не удержалась-таки, выпалив этот идиотизм.

– Мысль. – Он покивал, и казалось, словно он перебирает в уме все варианты. – Хочешь слетать со мной в Лондон?

Он улыбался автоматически, как ей показалось, он уже все понял и не ждал ответа, это было ясно, и снова посмотрел на дверь, впиваясь в нее глазами.

– Вы кого-то ждете, Андрей?

– В каком-то смысле. – Он усмехнулся не слишком весело. – В каком-то смысле. Ладно, тебе пора, наверное, – давай я тебя довезу…

Она сначала даже не поверила своим ушам – нет, она, конечно, собиралась в ближайшее время домой, но у нее был еще час, ну два. Да и раньше – когда они встречались раньше – он никогда не проявлял инициативу, наоборот, просил ее не торопиться. А тут сам…

– Вообще-то я…

Он не услышал, подзывая официантку, говоря ей, чтобы принесла еще два кофе и счет, закуривая сигарету и почти тут же с отвращением комкая ее в пепельнице. Все это было неправильно, не так – и она остро это чувствовала, испытывая неудовлетворение от того, что происходит. Желая изменить все, чтобы все было, как до этого, – пусть они встречались всего-то три раза, но тем не менее она хотела, чтобы все было, как тогда. То есть чтобы он не смотрел на часы, чтобы говорил ей побольше комплиментов, чтобы смотрел на нее откровенно и даже… и даже пусть бы намекал на это.

Потому что осознанно либо подсознательно, но она к этому привыкла – всего-то за три встречи. И пусть она сказала себе, что все позади и она вернулась к прежней жизни, но она изменилась все-таки. Она по-другому чувствовала себя – даже в институте она уже была не только преподавателем, но и женщиной, привлекательной к тому же, а в этой фирме – тем более. И с Ольгой она была другой – той, кто уже знает, о чем идет речь, когда подруга заводит вечные свои разговоры о любовниках.

И собиралась она теперь дольше – и больше времени проводила перед зеркалом, хотя раньше просто смотрела на себя, выходя из квартиры. Да она даже все свои рваные колготки выкинула – взяла и выкинула, сказав себе, что стыдно ходить в таком. Даже платье себе купила – сегодня она не в нем была, к сожалению, – новое черное платье, на тот случай, если придется выйти куда-нибудь. И хотя, когда уже пробивала в кассу, подумала о том, что некуда ей выходить, но все же купила. Целых сто пятьдесят долларов отдала, немаленькие весьма деньги.

А теперь… А теперь тот, кто показал ей – нет, тот, кто напомнил ей, что она привлекательна, что она нравится мужчинам, что она молода еще, – он теперь первым сказал, что пора уходить. И даже не пригласил куда-нибудь вечером – она бы отказалась, но он должен был это сделать. Должен был, несмотря на данное им слово.

Да, она бы краснела, если бы он намекал на то, что было, – но ей бы приятно было услышать еще раз, что он думает о ней. Да, она бы никуда с ним не поехала – и уж тем более не поехала бы к нему домой, – но ведь он даже не говорил об этом, словно утратил к ней интерес. Словно встретился с ней действительно случайно. Словно пригласил ее сюда просто затем, чтобы отдать паспорт.

– Андрей, вы на меня обиделись – из-за Лондона? – Она совершенно не собиралась спрашивать его ни о чем, ему не на что было обижаться, потому что он должен был понимать, что для нее это нереально, но все происходящее было так странно, что она не могла не спросить. – Поймите, мне очень приятно, но вы ведь понимаете, у меня работа, семья. Если бы я могла, я бы поехала. С удовольствием.

Он посмотрел на нее внимательно, оценивая словно – неулыбчиво, серьезно, пристально.

– Да я понимаю – просто ляпнул вот…

И все – ни слова больше, и кофе свой он выпил торопливо, и когда посмотрел на нее, она отодвинула чашку, вставая. Думая, что он что-то скажет сейчас – «Может, сходим куда-нибудь завтра вечером?», что-нибудь такое, – но он молчал. И даже из ресторана вышел первым – немного затормозив перед дверью, будто не решаясь выходить, но выйдя все-таки. Придержав ей дверь, не глядя на нее при этом. И по дороге молчал – и она молчала.

Думая о том, что понимает причину его поведения. Что все дело в том, что он осознает теперь, что она из другого мира. Раньше, когда он предлагал ей куда-то поехать, она ехала, она вела себя как свободный человек – так получалось, что она действительно тогда была свободна. Просто стечение обстоятельств – как тринадцатого января, когда отсутствовал Сергей. А теперь он понимает, что она другая – она не может позволить себе взять так, как он, и улететь завтра в Лондон. Да даже не может поехать куда-нибудь вечером – потому что вернулся муж. А значит, он понимает, что ему нужен кто-то из его мира, а она – она должна остаться в своем.

И поэтому теперь, сидя в машине в трех минутах ходьбы от дома, не отойдя еще от той неприятной сцены, еще видя перед глазами лежащего в грязи человека с окровавленным лицом, еще злясь на его слова по поводу продажности всех и вся, она не отстранилась, услышав его слова: «…потому что такой женщине хочется дать как можно больше…». И позволила ему водить пальцами по ее щеке, все еще ощущая напряженность после случившегося, неудовлетворенность от того, как прошла их встреча, грусть по поводу того, что он был с ней сегодня другим.

– Да, Алла, давно хотел тебя спросить. Тебе нравится заниматься сексом в машине?

Она даже не поняла сразу, чего в ней больше было в тот момент – возмущения из-за вопроса или радости из-за того, что он снова прежний, пусть даже благодаря этой жуткой драке, но главное – прежний. И он засмеялся первым, и она вслед за ним.

– Вы невозможны, Андрей! Ладно, я понимаю, что вы торопитесь…

И улыбалась всю дорогу до дома, повторяя про себя этот вопрос. Не думая даже о том, что он не сказал ей, когда приедет в следующий раз, и ничего ей не предлагал, – но радуясь тому, что за эти две с половиной недели, что она не видела его, ничего не изменилось.

И, представляя себе, что все еще сидит рядом с ним в машине, ответила, опустив глаза:

– Вообще-то я предпочитаю заниматься этим в постели. В крайнем случае в кресле. А вы?

– Кто?

Он видел, что его рассматривают в глазок, – и подумал еще, что ведь узнали, но ведут себя так, словно кто чужой приперся. Ну народ – ведь видели его уже не раз за последние три дня, каждый день видели, и Кореец должен был им объяснить, кто он, а они с ним так прохладно, как с пацаном обычным.

Дверь открылась наконец, и парень, вставший на пороге, еще раз посмотрел на него внимательно, словно за то время, пока он открывал дверь, тот, кого он видел в глазок, мог превратиться в кого-то другого. Не впуская, выглянул на лестничную площадку, осмотрелся быстро – и сразу видны стали еще трое, стоявшие в прихожей, явно готовые шмалять, если что.

– Здоров, Леший. Проходи…

«Бля, как к фюреру на прием», – хотел съязвить, но не стал. Ладно, при деле люди – и, как и Генка, убеждены, что лучше перебдеть, чем недобдеть.

– А, самоубийца, – протянул вышедший в коридор Кореец, качнув неодобрительно головой. – Торопишься, Андрюха, на Ваганьково, – ну в натуре торопишься. Ладно, пойдем перетрем…

И, кивнув этим своим волкам – выписанным из Кемерово откуда-то, потому что Кореец с московскими, несмотря на свои связи, дел иметь не хотел или просто скрывал что-то от Андрея, – провел его в комнату.

– Ну так че?

– А ниче! – ответил в тон. – Я с ним встречался сегодня утром, с Сергеичем, – он же месяц, считай, копал, что я просил. Ну вот все пробил. Президент нефтяной компании этой, с которой Славка работает, зам его, начальник службы безопасности, – адреса, рабочие и домашние, телефоны, номера машин. Этот, который по безопасности – комитетчик бывший, в Штатах работал много лет. Он и нашел, куда бабки делись, – Сергеич говорит, у него завязки сильные с бывшими корешками и что он последний год каким-то серьезным вопросом занимался, встречался часто с людьми, с которыми раньше работал. Один даже тачку себе взял новую, «опель», считай, больше двадцати штук, такие лавэшки просто так не платят. А второй вообще уволился, на хер мне, мол, зарплата копеечная, тот его куда-то в банк пристроил. Короче, пробашлял солидно за информацию, куда делись бабки. Я Сергеичу тоже подкинул, как обещал – пятнашку налом… А ты говоришь – че, – закончил победно. – Все, что надо, теперь знаем – класс, а? Даже Славкин адрес есть, где живет. И все кто – я все!

Кореец ухмыльнулся, словно чувствуя, как Андрею нужно его одобрение. Но тут же помрачнел.

– Слушок тут дошел…

– Да я уже знаю. – Он так хотел это скрыть, но Генка, как всегда, умудрился все узнать каким-то образом. Вроде и не светится нигде, вроде не хочет, чтобы братва знала, что он приехал, – хотя так убеждал его связаться с Немцем, ведь все вопросы можно было решить с учетом их с Корейцем отношений и того, какая у Немца орава, – но с кем-то решает какие-то вопросы и постоянно на телефоне висит. И через кого-то и квартиру эту в Строгино быстро нашел, и джипы взял подержанные, и вызвал этих пацанов, прилетевших откуда-то из Кемеровской области, с Корейцевой родины. И тут еще в курсе – насчет случившегося.

Он сам узнал только вчера – просто Генке не стал говорить. Когда у Таньки две недели сидел, никому ж не звонил. А уехал от нее двадцать седьмого вечером и со следующего дня начал обзванивать всех, потихоньку выяснять, как дела. Его ж никто найти не мог – мобильный другой, дома пустота, и у Голубя то же самое, хер найдешь, короче. Ну а позавчера, двадцать девятого, в свой офис позвонил – в офис того СП, которое они организовали с Яшкой и Корейцем. Они им в Штатах рулили, а он здесь.

Сам он там хер знает сколько не был – с тех пор как Генку ранили. Да и чего бывать – все налажено, бизнес идет, люди работают надежные, проконтролировать их есть кому. Вообще думал, что после Яшкиной смерти накроется все, а оказалось, что партнерам Яшкиным в Штатах это и в голову не приходило – для них же бабки главное. Ну не стало мистера Цейтлина, что ж теперь – не зарабатывать, когда есть возможность?

В общем, позвонил гендиректору своему, близкому, в общем, человеку – хотя и не при делах, мужик толковый, он его специально на эту должность взял, Михалыча, знал же, что у самого другие дела будут, некогда будет этим заниматься. Сам официально главным числился – то есть вице-президентом, потому что удобнее, когда фирма в Штатах зарегистрирована и оттуда как бы ей управляют, – а делать все равно все Михалыч должен был. Хотя первое время частенько там бывал, уж больно офис удобный, рядом с Мосфильмовской, – сидел в своем кабинете, решал кое-что через Яшку, да и здесь помогал налаживать, людей подключал, у кого с таможней завязки, кто мог еще как-то бизнесу помочь.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю