Текст книги "Колдун (СИ)"

Автор книги: Анна Московкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

Люта Молчун скорбно вздохнул и махнул рукой оборотню, Лавт послушно потрусил рядом – он, в отличие от глупых девок, понимал, как важно слушаться командира, даже если тот твой старый приятель и еще месяц назад вы были равны.

"Айрин не понимала и никогда не поймет, – размышлял Лавт. – Она дочь воеводы и владычицы. Ей приказывать бесполезно".

– Зря Люте перечишь. – Сказал девушке Майорин, когда они остались вдвоем. – Только портишь ему всё. Будь любая другая на твоем месте, он оставил бы тебя в Роканке.

– Поэтому я на своем месте. Перевернем его. Вдруг где еще путы?

– Как ты их заметила? Я не заметил. – Майорин посмотрел на спину охотника и достал из ножен нож.

– Ты слишком колдун. – Ухмыльнулась девушка. – Его пороли, но давно.

– И что это значит?

– Что он был у кого-то в услужении и служил плохо, или хозяину так казалось.

– Или он перешел кому-то дорогу и не успел сбежать. Я про колдуна.

– Смотришь как мужик с мечом, готовый в любой миг бросить заклинание. Куда делась

твоя хваленая хитрость? Может этот покойник представление, для нас, например.

– А, может, ты ищешь смысл там, где его нет.

– Боги упасите! Майорин, я повидала цитадельских магов. Они шагу лишнего без смысла не ступят. А этот шел под чьим-то конвоем, долго шел, так что путы за три дня не сошли. Даже птицы не польстились, хотя лицо ему расклевали, смотреть страшно.

– Но следы обычных людей.

– А сколько он отсутствовал в деревне?

– Откуда мне знать. Люта не даст вернуться и спросить. Отойди.

Айрин послушно отступила, тело загорелось синеватым пламенем, завоняло. Спутники отвязали лошадей, которые уже рвали повода, норовя убежать от запаха.

– Я могу за себя постоять, прекрати держать меня за инфантильную девицу.

– Ты дочь владык. Моя забота сохранить твою жизнь. – Он сказал это не глядя ей в глаза, а потому не увидел грустной улыбки на лице девушки.

– Ты ошибаешься. – Эхом сказала она. – Жаль не видишь насколько.

– Сожгли? – любопытно осведомился Льерк.

– Да. Люта, не надо обходить. Пойдем напрямую.

– Опасно, Майорин. Обогнем.

– Для этого его здесь и повесили, чтобы осторожный командир повел отряд козьими тропами, где нас легче перебить. – Встряла Айрин. – Люта, послушай меня, я тебя умоляю, мы рискуем больше, сворачивая с дороги.

Молчун, как ни странно не стал затыкать девушке рот, а ответил.

– Фотиевичи приехали предупредить, а ты настаиваешь ослушаться приказа воеводы?

– Оте... Воевода слишком осторожен! Вы слишком долго все продумывали, вашу партию разыгрывают против вас! А если не разыгрывают, то разыграют.

– Глупая девка, – зашипел кто-то из колдунов. – Тебе голоса никто не давал!

Майорин смотрела на гриву своей лошади, перебирая спутавшиеся волоски.

– Глупая девка права. – Сказал он, так же не поднимая головы. – Прости, Молчун, но она действительно кое в чем права. Мы уже далеко от Инессы, а выведать все наши тропинки дело несложное. Это флажки для волка.

Последние слова повисли в морозном воздухе, трепеща и подергиваясь, как озябшие птахи. Чародеи молчали, не торопились ни спорить, ни соглашаться. Каждый из них побродил по Велмании, каждый поел черствых сухарей.

Мы не любим тех, кто нас не понимает, еще больше не любим тех, кого не понимаем сами. И может потому простые люди всегда относились к колдунам и чародеям с опаской, втихушку цепляясь за обереги, подходя к подозрительному типу, который полночи копался на кладбище, сверкал заклятиями и неясно чем занимался. И колдуны привыкли к этому непониманию, смирились с опасливыми взглядами и шепотком за спиной.

Любили ли людей? Кого как... все люди разные, как и колдуны. Кто продаст за пару серебряных, а кто будет защищать даже в последней муке, кто по дурости сболтнет лишнего, выпив только кружку браги, но другой пьяно отмолчится, неловко увиливая от ответов. Люди разные.

– Прямо говоришь? – Люта поправил стремя. – Бес с тобой, пошли прямо. Обманем всех.

Глава 8

К полудню все старания старушки-метели, прибравшей город, сошли на нет. Выметенные в белый улицы опять залили помоями и затоптали ногами. На девственно белых мостовых появились пахучие конские яблоки и другой мусор. Белую пелену перемешали полозьями и колесами. В глухом закоулке на снег просыпались бусинки крови, у кузницы на окраине он потемнел от густого едкого дыма, у красильни расцвел радужными разводами, просыпались щепки из-под топоров заготовщиков дров.

Зря трудилась старушка-метель, всю ночь рассыпая порошу, не оценили люди ее стараний. Большой город быстро приводит замечтавшихся в чувство, здесь нет места ни однотонным мыслям, ни одному цвету. Зазеваешься, и тебя сметет бурный шквал деяний, проблем, эмоций. Застынешь – собьют с ног на улице, засмотришься – получишь в глаз по простоте душевной, отвлечешься – мошна уйдет, не прощаясь, вырастив две прыткие ноги.

Но шедший по улицам человек привык к столице. Он не только здесь жил, он здесь родился. И, словно рыба в воде, плавал Горан Вирицкий в своем пруду, зная каждую водоросль и ракушку.

– Эй, Финит, как торговля?

– Да ничего идет потихоньку.

– Милсдарь Горан, я шкурок привез, поглядите?

– Эй, чароплет! Правду говорят, архимага убили?

– Милсдарь Горан! Доброго здравица! Пирожок хотите? – толстая торговка подсовывает под нос зажаристый пирожок. – Курочка – не собачатина, как у других!

– Милсдарь, дайте монетку!

– Держи, бесенок! – монетка летит в ладошку в рваной рукавичке и в ней исчезает. Уличный мальчишка громко шмыгает носом и утирает бегущие сопли варежкой. – Иди ка сюда, отрок. Давно сопливишь?

– Так холодно, дядя чародей!

– Эй, Милёна. Отведи ребенка в храмовую лекарню.

– Да кто его туда пустит!

– А ты на меня сошлись, да проси матушку Денеру!

– Как скажете. – Послушно кивает Милёна, ловко пряча в карман полсеребрянника, и подхватывает мальчишку за шкирку, тот плетется следом, шмыгая носом.

– Пирожок, милсдарь! – торговка сноровисто пихает Горану выпечку. Чародей слегка ухмыльнулся и принял пирожок, расплатившись с булочницей. Это был его город, город, где его узнавали и любили, хотя Горан не был ни веселого нрава, ни доброго... Он просто почитал город своим и следил за ним с должным усердием. Мадера всегда смеялся над ним:

– Я за страной слежу, а ты, Горан, за Вирицей. Вот только лучше у тебя выходит. Ох, лучше...

Вспомнив это Горан посерьезнел. А ведь теперь не только Вирице пригляд нужен, а всей Велмании. А какой за ней пригляд, если маги с колдунами сцепились дворовыми псами.

– Милсдарь Горан, а я эпитафию милсдарю Мадере сочинил, не изволите послушать? – Горан остановился и поглядел на бродячего менестреля. Из митенок торчали красные от мороза пальцы, а лютню можно было смело пускать на дрова – до того рассохлась бедняжка.

– Валяй. – Благодушно разрешил чародей. Музыкант забряцал по струнам, будто объясняя, почему сидит он не в корчме за кружкой доброго вина, а на перилах мостика над каналом. Стихи у него получились не такие плохие, каких ожидал Горан, но не такие добрые, каких хотелось. Не любил сурового архимага простой люд.

– Слишком грамотный инессец наш. – Бурчал один старик-возница, который управлял личной повозкой Горана. – Да и город он не слишком любит, не гуляет по городу. Вон вас каждая собака знает, а вы с энтой собакой за лапу здороваетесь.

– Главное чтобы он хорошо выполнял свою работу, разве не так? – удивился Горан.

– Так-то так, – ворчал возница. – Да только к вам и подойти проще. А Мадеру я вашего вчера вез, и он ни словечком со мной не обмолвился.

– Заговорил бы первым. – Слабо уцепился за возможность Горан.

– Дык, спросил я, как у его милости здоровье. А он мне нема! Молчит и дышит, вот так дышит! – показал возница смешно раздувая ноздри.

Горан дошел до ближайшей корчмы, зашел в сени, но проходить внутрь не стал. Подперев ногой двери, архимаг на какое-то время замер, сосредотачиваясь, набрасывая на себя чары отводящие взгляды. Сейчас его вряд ли признают, не столкнувшись с ним лоб в лоб.

Дальше он пошел быстро, никто не его не окликал, не угощал пирожками, не просил совета или милостыни, не требовал внимания. Он вернулся в приличные районы, где жили знатные горожане и остановился у высокого каменного дома с внушительной стеной вокруг. При желании его можно было оборонять как небольшой замок. Сейчас ворота были открыты, и Горан беспрепятственно вошел во двор. В сам дом он тоже попал легко, архимаг чуть хихикнул, его контроль заклятий, выставленный после бунта и последующего ограничения на магию, сейчас бы запел перезвоном колокольчиков. На счастье на магию ставивших контроль, "перезвон" не распространялся.

Дворянин сидел за столом и перебирал бумаги, лицо у парня было серьезное и угрюмое.

– Доброго дня, Солен. – Обратился к нему Горан. Дворянчик подскочил на месте, вздрогнул.

– Милсдарь архимаг???

– Хочешь еще помочь подружке?

– Да... а как вы сюда попали?

– Я архимаг или кто? Так хочешь или как?

– Да-да конечно, что делать?

– Держи. – Он протянул парню запечатанный свиток. – Здесь разрешение на свидание. Пойдешь, покажешь страже. А я с тобой. Вот только меня они увидеть не должны.

– Так у кого будет с ней свидание?

– Так возлюбленная или подруга?

– Подруга. Гм... боевая.

– Значит, посидим втроем, поговорим. Вели подготовить повозку, а то я за тобой конным не угонюсь.

Стражники с непониманием покосились на разрешение, подписанное самим государем, но ничего не сказали. Не по их чину в хозяйские дела соваться. Горана никто, конечно, не заметил, в его воображении контроль вопил, как оглашенный.

– Солен? – удивилась девушка, выныривая из вороха меха, в который куталась.

– Привет, Жар. Как ты?

– Живая пока. – Девушка хлюпнула носом. Архимаг поспешил появиться, не хватало ему наблюдать за душещипательной сценой встречи двух друзей. Колдовать в тюрьме было тяжелее – он сам ее когда-то заклял от магии. И теперь боролся, будто сам с собой, чувствуя себя дураком. Зато стражники теперь видели лишь двух молодых людей, шепчущих друг другу всякую несуразицу.

– Архимаг?

– Раджаэль. – Кивнул он заключенной. – Нам нужно поговорить.

– Кто бы сомневался. А Солен? Неужели вы позволите ему влезть в ваши тайны?

– Позволю, – нехорошо прищурился Горан. – Может, ты окажешься полезен, Солен.

– Угу. – Буркнул парень.

– Скажи мне, Раджаэль. В твое задание ведь входит полное наблюдение за объектом.

– И?

– Это да?

– Если и так?

– Не могла ты оставить Мадеру в незнакомом месте с непроверенным человеком.

– К чему вы клоните? – подозрительно осведомилась девушка.

– Раджаэль... ты ведь подслушала разговор Орника Мадеры и матери настоятельницы? Подслушала?

– Я не имела права нарушать устав!

– Я тебя не уличаю ни в чем! Скажи, о чем был разговор?

– Хм... я не могу разглашать сведенья, собранные во время задания, без разрешения главы Ордена.

– Ты же хочешь жить, Жарка! – влез Солен. – Скажи ему!

– Вот ты и пригодился. – По нос себе пробормотал архимаг. – Он прав, Раджаэль.

Девушка некоторое время препиралась сама с собой.

– Они говорили о государе...

– Что? – сделал охотничью стойку Горан.

– Мадера считал, что Редрин не справляется с властью. Денера противоречила ему, отвечала, что власть Редрину дана богами.

– А Мадера?

– Верховный архимаг сказал, что боги сделали его младшим сыном, потому что он слаб. Он государь мира, но теперь война. И есть тот, кто больше подойдет для закручивания болтов. Да... он сказал именно так: "для закручивания болтов".

– Имя называли?

– Нет, но Мадера несколько раз повторил: "старший брат".

– Значит вот, какая исповедь была у Орника... – прошептал Горан. – Пойдем Солен. У нас много дел. Раджаэль, я вызову тебя сегодня на допрос. Поешь.

– Спасибо, милсдарь Горан.

В повозке архимаг сбросил морок, резерв был на пределе, больше тратиться на заклинания не стоило.

В голове царил кавардак, мысли ползали, то и дело встряхиваясь и перемешиваясь, будто боясь разложиться случайно по местам.

Орник Мадера считал, что Редрин Филин не удержит власть.

Регина Мадера убила мужа, будучи околдованной.

Но Денера утверждает, что кого-кого, а Регину от колдовства защищали хорошо.

При этом Денера знала, о боязни Мадеры за власть в Велмании.

Верховный архимаг раздумывал о новом государе. Более властном и сильном, куда более грозном. Он думал о своем близком друге.

Но ничем не помог другу, когда Редрин Филин выставил брата из столицы.

Выходило, не зря выставил.

Мадера ставил на Марина де Морра. А кто еще? Владычица? Знать?

Заговор против государя?

Почему же тогда Мадера всеми силами оберегал монарха? Ради забавы? Для вида?

И почему, бес его побери, Марин де Морр так и не стал государем, коли так для этого подходил? Что за сказки с добровольным отказом от власти. Ради того, чтобы быть колдуном?

Почему, мальчика тогда не отправили в Инессу в раннем детстве? Уже у восьмилетнего можно определить способности!

Зачем могущественнейшему человеку в Велмании нанимать карательницу из Ордена Белого Меча. Чем она ему поможет? Тапочки поднесет?

И чего Редрин так испугался со смертью Мадеры?

Горан вздохнул. Повозка остановилась на улице Героев. Он наказал Солену не болтать и выскользнул наружу.

Скрипя полозьями, повозка поехала дальше. Через пару минут и дворянин, и возница забудут, где именно они были. А в воспоминаниях место займут привычные им пути. Запомнят всё только лошади, да кто их спросит?

Во дворец архимаг вернулся уже далеко за полдень. Наскоро перекусил, хотя в животе еще не перестало бурчать от всученного торговкой пирожка – больно бойкая начинка попалась. В приемной у кабинета государя было непривычно пустынно, Редрин посылал всех просящих на известные буквы, а секретарь вежливо переводил, что государь занят.

– Мой государь! – поклонился Горан.

– А... Горан. Входи, где ты пропадал? Я велел найти тебя еще два часа назад.

– Я гулял, гулял и думал.

– Находишь время для прогулок! – взвился государь, у него здорово сдали нервы.

– Мой государь. Мне необходимо задать вам крайне деликатный вопрос.

– Задавай! Ты со своим расследованием много кому в закрома забрался, видно теперь моя очередь. И не отвертишься от тебя, сам же приказал. Валяй! Жду!

– Ваш брат, Марин, почему его не отправили в Инессу в детстве? Его обучал Айст Аарский?

– И это твой вопрос? – опешил Редрин. – Ты приходишь ко мне и задаешь мне вопрос, который протух уже лет тридцать назад? А то и сорок?

– Ответьте мне, прошу вас, государь! Почему ребенка, тем более наследника, со столь редкими способностями не отправили учиться в Инессу или в Цитадель?

– Потому что не было никаких способностей! – рявкнул на него Филин. – Не было никакого дара. Май был обычным мальчишкой, гадом и задирой. Колдовать он мог как вот эта ваза! – государь ткнул пальцем в расписную вазу в углу. Горан рефлекторно проверил ее на магию. Ваза была тиха и чиста.

– И когда они проявились?

– Не знаю. Он подписал отречение и уехал, отец страшно расстроился. Вот и все!

– Знаете...

– Отстань, Горан. Это действительно связано с делом?

– Да, ваше величество. Я могу увидеть это отречение? Оно наверняка хранится в вашем кабинете...

– Въедливый ты мужик, колдун. Не лучше своего учителя. Мадере тоже вынь да положь это отречение. Клином на нём всё сошлось.

– Сошлось. Без него ничего не понятно! Мне вообще ничего не понятно.

– Я хочу знать, что именно. – Буркнул государь, закидывая ногу на ногу. – Излагай, а я пока поищу отречение Майорина.

Горан условно обрисовал картину, тщательно просеивая собранные сведенья. Он рассказал про Регину Мадера, но умолчал о разговоре Денеры и верховного архимага. Не сказал о визите к Жарке в тюрьму, но сказал про дворянина. Пусть государь поворчит, заодно отвлечется.

– Вода водой! – возмутился Редрин. – Слушай, а я не вижу этого свитка...

– Что?

– Свиток с отречением пропал. Он лежал здесь, особой ценности он не представляет, поскольку в своде законов указано, что править страной ни колдун, ни маг не имеют права... Что за бесовщина, Горан?

– Я не знаю, мой государь...

Пёс, спящий у двери, завозился, перебирая лапами. Ему снилась охота, он гнал по лесу вёрткую лису... жаль хозяин давно не выезжал поохотиться, и стал часто злиться и кричать. А вчера даже ударил, ну погрыз он ножку у стула, все равно стул хозяин тот никогда не любил, сажал на него только самых противных советников.

Спал Горан тревожно, постоянно вскакивал, ему мерещились шорохи и скрипы, жутковато выл сквозняк, пахло дождем, хотя до первого дождя было еще долго. В конце концов архимаг не выдержал, встал, зажег светляк и сел за стол. На чистом листе он по пунктам записал собранные сведенья, подумал и добавил к ним еще две загадочные вещи: пропажу отречения от престола Марина де Морра, и исчезновение Клева Бересклета. Напротив последнего Горан поставил знак вопроса.

Бересклет отправился убить полубезумный исток, отправился сам, не доверяя это дело подчиненным, но так и не вернулся. Хотя посланные по следу ищейки хором утверждали, что нашли место гибели Айрин из Инессы. Мол, на неё сошла лавина. Не верить им не было оснований, но куда исчез Бересклет? Его след уходил значительно дальше места схода лавины, зачем он туда пошел?

Горан подумал и занес в список еще один пункт:

" Исток – Айрин"

А утром архимаг послал за Арне.

Странное имя, странная внешность, странное поведение, но самое главное странные способности.

Арне побродила по комнате, пощупала свитки на столе и только потом уселась в предложенное кресло. Вся одежда Арне состояла из множества шелковых тряпочек намотанных друг на друга, по зимнему времени тряпочки чередовались с меховыми лоскутками. Жалование Арне получала приличное и лоскутки были норковые, собольи и рысьи. Все это придавало фигуре женщины сходство с раскрашенной безумцем ёлочкой. "Ёлочку" венчала маленькая совершенно круглая головка со светлыми всклоченными волосами, выглядевшими так, будто Арне позавчера сделала сложную, высокую прическу и все последующие два дня крепко проспала, вертясь во сне юлой. На круглом личике сияли небесно-голубые круглые глаза, вечно шептал маленький розовый рот и по-кроличьи дергался вздернутый носик. Лет ей было около тридцати, но выглядела она от силы на двадцать пять, а довольненькая и чуть выпившая иногда и вовсе сходила за девицу.

– И чего тянул? – женщина сдула со лба спутанную прядку, ей хватало бестактности обращаться запросто даже к государю, а с Гораном она вовсе не церемонилась. – Я тебя уже два дня жду, надеюсь... Запутался?

Горан промычал в знак согласия, Арне хихикнула и вспорхнула с кресла.

– Прекрасное утро. И не скажешь, что весна уже на подходе. Говорят, виной тому Цитадель, говорят, вечный холод завладеет миром, говорят, Орника Мадеру убили маги! В темнице сидит невиновная, девчонку надули!! – Арне расхохоталась подлетела к архимагу, шурша лоскутками и тряпочками, и звучно поцеловала Горана в свежевыбритую щеку.

– Арне... – осуждающе заворчал Горан. – Не глупи, я позвал тебя по делу.

– Дело... – зашептала Арне ему в ухо, – дело ждет...

Голубые глазищи сияли, словно летний полдень.

Горан побаивался женщин, ему всегда было сложно начать разговор ни о чем, и он либо молчал, либо убредал в такие глубоки степи, что собеседница зевала от скуки. Арне было плевать, что он говорил. Во дворце ее называли ведьмой, среди колдуний она носила прозвание: слышащая.

Единственное, что Арне воспринимала, была правда. Она могла, как вычленить ее из уст говорящего, так и вывернуть из лжи.

Тряпочки и лоскуточки всколыхнулись и отпрянули.

– Как скажешь, архимаг. Я слушала Редрина, он врет.

– О чем?

– Он не ответил. Чего же ты хочешь?

– Мне нужно, чтобы ты выслушала всех свидетелей по этому делу.

– Горан! – полуденное небо набрякло тучами. – Это жестоко! – а вот и дождик пошел... – Регина злая! Я не хочу с ней говорить.

– Я сам буду с ней говорить. Ты лишь выслушаешь ее.

– А вот и нет! – ах изменчива же погода в этих небесных глазах. – Говорить буду я.

– Ты же не хочешь!

– С Региной нет, но буду говорить с Денерой, и тем смешным мальчиком дворянином.

– Он не имеет никакого отношения к этому делу.

– Имеет! – засмеялась Арне. – Имеет-имеет. Ты же хочешь знать про Марина де Морра!

– Откуда?

– Я слышала государя! – Арне опять его поцеловала, оставив на губах сладкий привкус слив.

– Ладно. Я пущу тебя в кабинет. Тебе будут приводить их по очереди.

– Как скажешь, мой архимаг. Вот я беру на себя твою работу. Что мне за это будет?

Редрин Филин предпочел выйти, чтобы не видеть тех разрушений, которые учинил его новый верховный архимаг в кабинете. Горан же сладострастно рылся в бумажках, иногда дергаясь от скрипа половиц – мысль, что он оставил шальную Арне одну со свидетелями, приводила его полупаралитическое состояние. Но Горан очень быстро забылся и погрузился в бумаги.

Доходные книги стояли вдоль стены, сшитые по месяцам. Отчеты с каждой области, размер оброка, расходы на доставку. В том же порядке устроились отчеты по настроениям масс и доклады от градоначальников, старост деревень и смотрящих магов.

Отдельно лежали доклады Владычицы Инессы и Верховного архимага Цитадели.

Самые важные документы государь прятал в тайник в стене, закрывающийся на сложный замок.

– Ключ только у меня! – настаивал Редрин. Пришлось развести руками.

– А где отчеты тридцатилетней давности? – неожиданно спросил Горан сам у себя, и сам себе ответил: – В архиве!

Но в архив архимаг торопиться не стал, здесь тоже хватало забот.

Магия развивалась тысячелетиями. От камлания шаманов, обращающихся к духам, до наговоров и чар. От чар к осознанно простроенным заклинаниям, состоящим из стихов и речитативов. От вербальной магии к визуализированной. Теперь появилось множество формул и знаков, редко уже увидишь, чтобы кто-то размахивал руками и нараспев читал наговоры, перестали использовать погодные явления, чтобы зря не растрачивать силу. Магия превратилась в науку, сложную, мудреную, науку формул и жестов. Опытный маг, мог лишь сложить пальцы, захватывая и направляя поток энергии, остальное он проецировал в голове.

Наговоры остались в прошлом, бубны гремели лишь в затерянных уголках света, куда не дошла цивилизация, позабыли дурманящие составы, уводящие сознание за грань мира живых.

И именно тогда боги оставили ворожбу. Колдуны со жрецами поделили свои территории, и неохотно впускали туда чужаков. Да и не рвался никто.

Колдуны не молились, настраивая себя, жрецы не пытались ничего переиначить, верные воле богов.

Мир изменился навсегда. Так часто бывает с миром.

Но Орник Мадера говорил о чем-то с Консатом.

Когда Горан понял, что одну вещь он упустил, он со всех ног помчался в покои Мадеры, за тем, на что три дня назад у него бы еще не хватило наглости.

Редрин отпустил слуг архимага, а Регина сидела под замком.

Никого.

Брошенная на столе книга, лощеная кожа обложки уже покрылась пепельным слоем пыли. Висящий на спинке стула дублет, именно в нем Мадера ходил перед смертью. В столовой было прибрано, в библиотеке в солнечных лучах летали пылинки. В комнате Регины, лежало брошенное шитье и недочитанный роман.

Горан вернулся в библиотеку, постоял в нерешительности, а потом отодвинул тяжелое кресло и сел за стол.

На место мертвеца. На место мертвого друга. И он это место занял.

Книга открылась с шорохом и скрипом, а Горан невольно оторопел, читая буквицу на первой странице. Перед ним был законченный труд Орника Мадеры, посвященный изучениям древних методов ворожбы, с современными корректировками. Где Орник предлагал объединение магии и религии. Орник Мадера ходил беседовать с Консатом не о природе-погоде. Хотя нет, Горан полистал трактат, и об этом тоже. Орник Мадера писал скандальную работу. В ящиках стола Горан нашел выписки из старых книг о шаманизме и ведовстве, выписки из разговоров с настоящими шаманами и ведунами, которых разыскал архимаг.

Вот так выходило, что не знал вирицкий чародей своего учителя, не знал, как верховный колдун Велмании вечерами коротал досуг.

Хотя работа и была скандальной, но убить за нее?

Горан отложил книгу, решив забрать и почитать у себя, и продолжил рыться в столе. В паре ящиков оказалось двойное дно, достаточное чтобы припрятать там документы.

Отречению Марина де Морра Горан совсем не удивился. Не удивился и стопке писем в Инессу.

Он перебрал конверты, на которых значилось: "Орнику Мадере верховному архимагу Велмании от владычицы Инессы Ильмы". В самом наличии писем ничего удивительного не было, зачем тогда было прятать.

Содрогаясь, Горан открыл конверт.

– Я имею на это полное право. – Сказал он себе, внутренний голос мерзко хихикнул. Архимаг послал его куда подальше и развернул послание.

"Орник, не дай Майорину уехать! Пусть пересидит в Вирице...

... Орник, помири братьев!

Орник! Ты оплошал!

Что будем делать?

Оберегай Редрина... Что за история с бунтом? Не допусти власти храмов!".

Конверты в беспорядке лежали на столе, сверху лежали прочитанные письма. Горан Вирицкий опустил голову на руки, запустив пальцы в волосы. У него кружилась голова.

– Что же вы творили, учитель? – Горан поерзал локтями по письмам. – Что же вы творили? Задумали освободить престол? Посадить на него Майорина, этого колдуна? Да как же так? Как же так? Ведь Редрин по праву занимает свое место! Ведь он хороший государь! Пусть не самый грозный, пусть не самый прозорливый, но честный и любящий свой народ. Он ничего не завоевал, зато был всего один голодный год. Что же вы делали, учитель? Зачем?

– Говоришь сам с собой? – звонкий сочный голосок Арне весело пролетел по мертвому кабинету Орника Мадеры. – Говоришь правду!

– Что ты здесь делаешь? У тебя допрос! – Горан смутился.

– У меня был допрос. – Хохотнула Арне. – Но у тебя гость, он тебя искал, и я поспешила отвести его к тебе.

– Я никого не жду. – Огрызнулся архимаг, оборачиваясь, вскользь вытирая ладонью мокрую дорожку, побежавшую по щеке.

– А зачем тогда посылали за мной? – Эльф стоял позади Арне, возвышаясь над ней на две головы. – Здравствуйте, Горан Вирицкий.

– Велориэль, глава убийц. – Кивнул ему архимаг, получив в ответ неприязненный взгляд холодных нечеловеческих глаз.

– Орден Белого Меча не занимается убийством по найму, это раз. Я предпочитаю человеческий вариант своего имени, это два. Вам ясно?

"Человеческий вариант он предпочитает, – зло подумал архимаг, – а косища с кулак толщиной и до пояса болтается, и глазища нечеловечьи и уши рысьи, только кисточек не хватает. И Арне на него таращится зачарованно", – ревниво добавило подсознание.

– Ясно. Здесь мы говорить не будем, в повозке поговорим. Пойдемте, милсдарь Велор, глава чего-то там.

Острые уши по-звериному дернулись, тонкие ноздри раздулись, бешено выбрасывая воздух. Горан Вирицкий запер крыло Орника Мадеры и повел эльфа по коридорам, вышагивая впереди гостя, чтобы не видеть того. Он чувствовал себя толстым, неуклюжим и некрасивым. А проклятого главу карателей даже не было слышно, будто он испарился. Но оборачиваться и проверять Горан не стал.

Эльф прибыл в Вирицу не один. Билдир зыркал из-под шапки глазами, оплетенными сеткой морщин. Конь под ним танцевал, хотя хлыст мужчина в ход не пускал, пусть и держал в руке. Эльф поглядел, как на них косятся горожане и удовлетворенно прищурился. Один он вызывал что-то между трепетом и удивлением, но общество Билдира всегда расставляло все по местам, если чистокровного эльфа сопровождает подобный головорез, значится это не просто эльф, а глаза Ордена Карателей.

Вон баба за мужем спряталась, а тот сам рад бы ей под юбку нырнуть.

– Дурачье! Лягухи! – хмыкнул Билдир и выразительно цыкнул зубом. – Дубье столичное.

– Пускай знают. Но не особо изворачивайся, бояться можно и издалека, угрожать не обязательно.

– Кто же грозит, голова? Я весь мирный, аки птичка говорящая.

Велор прижал бока лошади, заставляя двигаться быстрее, благо улица стремительно пустела. Мирный, аки птичка говорящая, Билдир шарил рукой по карманам.

Велор встретил его пятнадцать лет назад. Отряд карателей послали вырезать разбойничью шайку, успешно отбившуюся от посланных ранее солдат. У шайки была дурная слава, и эльф решил повести людей сам. Разбойники крылись на болотах, ловко используя трудно проходимые места как укрытия, у разбойников было много преимуществ, а вот шанса ни одного.

Черные тени ткались из воздуха, а потом свистела сталь и лилась кровь. Пять карателей против семнадцати разбойников. Восемнадцатого заметили не сразу, двадцатилетний парень сидел в клетке, с фиолетовой от синяков кожей и ломаной рукой.

– А ты кто будешь? – спросил один из карателей.

– Никто! – ответил парень. – Убей.

– Пленник, что ли? – подошел сзади другой убийца.

– Да из них я, из них! С ними грабил, с ними убивал. Бей!

– Чего тогда в клетке?

– С главой повздорил.

– Из-за чего? – Велор вынырнул из темноты, любопытно оглядывая молодого разбойника.

– Не твое дело, нелюдь!

– Что же ты людь в клетке сидишь, словно зверь? – ядовито спросил эльф, осторожно поддевая замок. – Хочешь, выпущу?

– Поглумиться хочешь? – Парень подался назад, ввалившись спиной в стену. – Спесь эльфью потешить?

– Что мне спесь... – Замок звякнул, тренькнул, упал. – Выходи, парень, говори, чего с главарем не поделил.

Но парень остался в клетке, смотрел волком на главу Белого Меча. Он действительно готов был умереть.

– Как тебя зовут, гордый? – спросил один из карателей.

– Билдир. – Сквозь зубы цедил волчонок.

В Орден не принимали взрослых. Даже подростков не брали. Здесь нужна была совсем другая мораль, которой не было жизни вне стен Ордена Белого Меча. Белый Меч набирал только детей и выжигал из них человеческие устои, выветривал привычные правила, взамен даря жесткий устав карателей. Тех, кто не знает сомнений, неподкупных, не падких на лесть и уговоры, не склонных ни к жалости, ни к сочувствию. Такой пальцем не коснется невиновного, но останется глух к мольбам, обреченного на смерть.

Был лишь один случай, когда в орден пришел взрослый, о нем старались не говорить, но не забыли, да и как забыть, если каждый день слышишь имя собственного начальника – Главы ордена Белого Меча. Велор смотрел на паренька, не испытывая ни жалости, ни сочувствия, и отчего-то уважал этого волчонка. Рычащего в клетке.

– Возьмем его с собой. – Отчеканил он. – Сжечь всё.

Каратели удивленно смотрели на главу, но перечить не стали. Эльф редко шел поперек правил, а если шел, значит, так надо было.

И за пятнадцать лет ни разу об этом не пожалел.

Билдир никогда не ходил на задания, и будто в насмешку над судьбой, за эти пятнадцать лет ни разу никого не убил. Так что да, он был прав, говоря, что он весь мирный, аки птичка говорящая.

Но разбойничья рожа со свернутым набок носом, со шрамом на подбородке и умением метко и колко выражаться, сделали его отличным спутником. Было у бывшего разбойника еще одно качество, за которое эльф взял его с собой. Умел Билдир торговаться и договариваться. Вот уже семь лет стоял во главе хозяйства Ордена, закупая продукты и одежду, подбирая оружие и доспехи. И как никто другой умел сбить цену, не чураясь пустить в ход свою наружность и припугнуть.