Текст книги "Колдун (СИ)"
Автор книги: Анна Московкина
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)
Глуп тот государь, что забывает о желаниях народа. Умен тот, кто умеет ими пользоваться. Жаль только, что всем мил не будешь.
– Вы знаете, что ситуация на востоке обострилась. Если конфликт не будет решен локально, опасность гражданской войны нависнет над Велманией. – Сказал ему Ивар, в этот раз первый советник подготовился. Геральдические псы у него на груди скалили зубы. – С другой стороны я не вижу никакой надобности атаковать Цитадель. Это глупый и необдуманный шаг. И кровожадный.
– И что же ты предлагаешь, Ивар? – насуплено поинтересовался Горан, обладатель псов на гербе резал по живому.
– Напомню, что когда-то подобный конфликт был решен бескровно – ваш прадед...
– Бескровно – это триста лет противостояния? – Горан сжал подлокотники, под пальцами потемнело дерево. – Напомню тебе, что магов и колдунов мир не брал.
– Но они перестали втягивать в это дело людей. А вот сейчас снова начали. Я считаю, стоит ограничить права Инессы, а Цитадель призвать к ответу. Пусть выдадут нам Агния Фарта, его казнят. Ужесточить контроль за ними, установить пост посла и консула, как в иностранном государстве, следить за каждым шагом магов.
– Ты совсем не знаешь, что такое Цитадель, Ивар? – Перебил его Редрин. – Горан, покажи. Вот эта карта нарисована магом, перешедшим на сторону Инессы. По доброй воле, между прочим. Этот маг Ивен Аарский, бастрад Карта Аарского. Не самый далекий от происходящего маг. Горан, ты уснул?
Архимаг закончил пасс, карта появилась на пустой стене, намеренно освобожденной от гобелена, изображающего воина разящего мечом какую-то страховидлу, призванную символизировать дракона. Гобелен был соткан еще в те времена, когда охота на драконов была в почете, и являлся исторической диковиной. Карта, нарисованная магом во всех подробностях, заставила Совет примолкнуть.
– Вот неловкость. И в какую именно Цитадель ты посадишь посла и консула: в Лусор, в Вистус или в саму Школу? Страшно стало, Ивар?
– Но-но, Горан. Не горячись. – Успокоил его Раддарт. – Но да, у нас под носом образовалась не просто школа новой магии. А настоящее маленькое государство, живущее по своим законам. И эти законы противоречат законам Велмании.
– Так уж и противоречат? – воскликнул Ивар.
– Они нам угрожают. Мы даже не знаем, кому продает Цитадель свои исследования, а они продают. Иначе откуда деньги на такую прорву наемников! – ругался Горан.
– Хватит. – Прервал спор Редрин. – Хватит. Так мы ничего не решим. Горан, продолжи доклад.
– Сегодня Владычица Инессы Ильма, озвучила заявление, что нарушение закона «о естественности природных процессов» посредством магии и волшебства, конкретно: создание человеческих химер, было провокацией. Подобные исследования действительно имели место. Но никакой армии химер не существует, это была лишь провокация Инессы на решительные меры. Меры были приняты. Те, кого мы считали оппозицией, давно и прочно заняли руководящие посты, а их противники сами превратились в оппозиционеров, скрываясь от новой власти. У нас перед носом в Цитадели произошел переворот, который мы не заметили.
– И кто злодей? – фыркнул Ивар.
– Никто. Маги вынудили колдунов на решительные действия, теперь они подготовят ловушку, и одним ударом ослабят Инессу с выгодной для них позиции. После чего монополия на магию в Велмании, Сауринии и Хордриме будет принадлежать Хенрику Аарскому.
– Ты Горан пропустил тот промежуток, где Инессу еще надо взять и избавиться от колдунов во всех городах страны.
– Этого не понадобится. Мы прекрасно понимаем, что потеряв основные силы, Ильме придется сдать полномочия, чтобы сберечь тех, кто останется в живых. Это женщины и дети, большей частью. А мы потеряем защиту Инессы, и признаем Цитадель легитимной школой магии. Единственной. Ты забываешь, Ивар, что магические войны отличаются от обычных. В первую очередь количеством участников – магов и колдунов не так много. Сотня с одной стороны, сотня с другой.
– А наемники, господин архимаг? Запамятовали?
– Наемники – это прием для растраты резерва. Если колдуны поистратятся, взять их потом можно будет очень быстро, может быть даже заставить сдаться. Хотя не думаю, что Хенрик позволит. В его интересах избавиться от инессцев.
– Выходит, что Инесса проиграет со стопроцентной гарантией?
– Не обязательно. – Редрин кивнул на карту. – Если мы ей поможем, а об этом не узнают в Цитадели. Но перед этим... Горан?
Архимаг чуть поклонился, едва улыбаясь.
Ивар вскрикнул, стянувшая его сеть была невидимой. Рухнули еще два члена совета.
– Мы могли бы вас дезинформировать. Но это потребовало бы времени, а его у нас нет. Простите, судари. – Раддарт приоткрыл дверь и поманил рукой двух карателей, невозмутимо ожидающих своей очереди в этом спектакле. – Забрать и допросить.
Каратели столь же невозмутимо вошли в зал заседаний и вывели предателей.
Раддарт, когда Ивар проходил мимо него, сорвал с шеи того цепь с бляхой первого советника:
– Она тебе больше не нужна.
– Она твоя. – Редрин кивнул Раддарту. – Можешь надеть.
– Благодарю Вас, мой государь.
– Итак, когда здесь остались только свои, продолжим. Раддарт?
– Главнокомандующий востока получил указания оказать посильную помощь колдунам Инессы, так же в деле поучаствует Кордер, князь Сауринии заверил нас, что пошлет две тысячи воинов в сторону Лусора. На дорогу им понадобится три дня.
– Горан? – перевел внимание государь.
– Завтра на рассвете прибудут представители Инессы. Инессцы покинут свои дома и подготовятся к возможному нападению с севера. Часть жителей поселятся в Роканке, часть в Милрадицах.
– У них есть крепость. – Напомнил Раддарт, советник несколько удивился щедрости государя.
– Эта крепость не охраняется армией Велмании. В Долине источников идет захватническая операция Цитадели. Пока, – Горан сказал это слово очень четко. – Мы вынуждены ее игнорировать.
– Нет, Горан. Мы ответим. – Редрин встал с трона, неторопливо подошел к дверям. – Мы ответим магам на эту выходку. Совет окончен.
– ...и поэтому, я объявляю военное положение в Велмании. – Закончил свою речь Редрин.
Внизу зашумели. Государь закрыл глаза и уперся кулаками в перила.
Что он там им наговорил?
Чего они кричат?
– Редрин! Редрин! Редрин! – скандировала площадь, освещенная магическими фонарями, окруженная магической защитой, с чистым благодаря магии снегом. Это государство процветало посредством магии, и будет таким еще долго, надо только напомнить магам и колдунам, где их место в его стране.
И Государь Редрин Филин сделал нечто невообразимое. Поклонился своему народу. Слегка, почти кивнув.
И толпа взревела. Вирица кричала его имя.
Кто там говорил, что любая война сильно поднимает патриотический дух? А, какая разница... он был прав.
***
Всё было готово. Две нити натянулись тетивами. Спряденные из шерсти альпаки, нежные светло-бежевые, идеально ровные, хоть сейчас на станок, и выйдет добротный плащ или толстая зимняя рубаха.
Но выйти должна только смерть. Она приготовила ножницы из черненого серебра.
Предметная магия любит ритуалы, этим она не сильно отличается от богослужений.
Женщина распустила волосы, поглядела на себя в зеркало. Потом достала из тайника в стене маленький портрет написанный маслом. Мужчина на портрете был серьезен, но в глазах мелькали бесы.
Женщина приложила портрет к губам, справила над ним священный треугольник и осторожно положила в огонь очага. Сухое дерево быстро занялось, за ним затрещала холстина.
Всё было готово.
Она села перед нитями, аккуратно оправила юбку, разгладила на коленях.
Ножницы со звоном сошлись. Первая нить лопнула.
Звякнуло опять. Вторая распалась на два унылых мышиных хвостика, привязанных к краям рамы.
Женщина отложила ножницы на стоящий рядом столик, облокотилась на спинку стула и закрыла глаза.
Сердце ровно билось в груди.
Мужчина на портрете обещал, что будет не больно.
Удар, еще удар, еще...
Сердце остановилось.
Руки сжали друг друга и навсегда замерли.
Глава 20
Речка, плещущая у ног, зеленые покатые берега, влажная трава ласкает ступни. Теплые женские руки, лежащие на плечах. Он смотрел вперед на медленное течение реки. Захотелось опустить голову, поглядеть женщине в лицо.
Но было нельзя.
Тогда он повернулся чуть в сторону. Под ладонями шелком скользила кожа. На пригорке стоял дом. У дома паслась лошадь, щипала траву, переступала длинными ногами.
Женские руки поднялись выше, погладили шею, запутались в волосах.
Он крепче обнял ее.
Кто это?
Призрак? Воспоминание? Мечта?
С реки ползла дымка, потянулась к дому, окутала берег, коснулась ступней. Руки, обнимающие его, сместились к груди. Она с силой оттолкнула Майорина назад.
Тебе некуда возвращаться.
Тебя никто не ждет.
Дымка поглотила женщину прежде, чем Майорину удалось рассмотреть ее.
Тебя никто не ждет? – спрашивала она из дымки. Без слов, без голоса.
– Это не так! – закричал он. – Я просто...
Слова сказаны. – Грустно говорила дымка.
Дом таял в тумане, речка давно исчезла. От женщины остался только размытый силуэт, она развернулась к нему спиной и неторопливо шагнула в туман.
– Я хочу к тебе вернуться! – крикнул он. – Постой! Подожди!
Она действительно остановилась.
Скрипнули петли ржавых дверей. Но никаких дверей не было.
– Жди! – умолял он, туман склизко коснулся ног. Майорин невольно отпрянул назад.
А стоит ли?
– Прошу тебя!
Я попробую. – Она зашла в туман. Последнее, что он видел, была прямая спина с пятью овальными шрамами на спине.
– Айрин! Стой!
Но туман уже спеленал его своими липкими лапами. Майорин задергался, стараясь вырваться, но руки и ноги были плотно связанны, а в голове гудело.
– Айрин! – прошептал он прежде, чем туман влился ему в рот и полез внутрь.
Туман оказался сухим и горячим. Жег небо, въедался в гортань, забил легкие. Майорин попытался откашляться, выплюнуть его, но туман въелся уже слишком глубоко.
Внезапно получилось. В горло полилась вода, заструилась по лицу и шее. Закашлял.
– Пей, давай. – Сказал незнакомый хриплый голос. – Глотай же!
Он глотнул. Кашель усилился. Туман внутри гас. Майорин осторожно разлепил веки.
– Очнулся. – Резюмировал стоящий над ним человек. Какое-то время колдун пытался сфокусироваться на его лице.
– Не признал? На еще попей. Сейчас я тебя развяжу. – Человек дал ему еще пару глотков и, отставив кружку, принялся за его путы. Колдун понял, что крепко связан. Его освободитель неловко возился с веревками на запястьях. Он действовал одной рукой, вторая висела плетью, стоило ей что-то задеть, как человек морщился от боли. – Я сначала думал, что ты мертвый. А потом ты начал стонать и с кем-то спорить. И звать мою сестру. Эй, Майорин. Ты онемел?
Он действительно почти онемел.
– Филипп?
– Признал-таки? – улыбнулся Филипп. Колдун кивнул, в худом лице не осталось ничего мальчишеского, Филиппу можно было дать все сорок, седые пряди расчерчивали полосками темные патлы и бороду. Появились носогубные складки, скулы остро торчали под запавшими глазами. – Думаю, я и сам бы себя не признал.
– Живой значит.
– Ненадолго. – Филипп справился с веревками. Майорин принялся разминать запястья. – С ногами уж сам. Я устал.
– Есть вода?
– Нашу я всю на тебя истратил.
– Возьми мою. – Раздалось из-за спины. – Я не хочу.
– Нет, Наля. Хочешь. – Ответил Филипп. – Пей.
– Я правда не хочу. – Спокойно ответил девчоночий голосок. – Господин колдун, возьмите.
Майорин обернулся, через решетку соседней камеры к нему тянулись тонкие ручки с деревянной кружкой.
– Не надо. – Просипел он. Девчонке было едва шестнадцать, на худеньком личике с задорно вздернутым носом блестели круглые синие глаза. Очень похожие на глаза ее матери.
– Ну и ладно. – Обиделась Наля, убрала кружку и повернулась к соседям спиной, прикрывшись широкими кожистыми крыльями. – Как хотите.
– Химера. – Майорин обалдело прикрыл открывшийся рот.
– Полностью сохранившая личность и разум. Налечка, ну не обижайся. – Филипп потянулся к ней здоровой рукой и коснулся крыла. – Я же о тебе беспокоюсь...
Он слушал, как Филипп утешает плачущую химеру, гладит ее по грязным волосам через решетку и думал, что из одного кошмара попал в другой. Более страшный. Путы на ногах снял сам, и теперь растирал щиколотки и опухшие ступни. Маги не заботились о кровотоке, когда связывали.
На голове была обычная шишка, во рту не хватало нескольких зубов. Для жизни не опасно.
Ночью сон вернулся опять. Он одиноко бродил по щиколотку в тумане, поднялся к дому, отворил двери.
И попал в свой дом в Вирице. На столе лежал забытый рушник, будто кто-то вытирал руки, а потом отвлекся и небрежно бросил куда получилось. Свет из окна падал квадратом на доски пола, около печки просыпались щепки и кудряшки бересты. В комнатах не были заправлены постели, танцевали пылинки в солнечных лучах. Майорин сел за собственный стол, поворошил бумаги. За открытым окном шумела речка, невидимая из-за тумана.
Он вернулся на кухню, топор стоял прислоненный к стене, как он его и оставил.
Когда?
Но колдун был твердо уверен, что последним к топору прикасался именно он.
За окном текла река с покатыми травяными берегами. Ветер ласкал занавески на окнах. Занавески, которые сшила Айрин. Она долго возмущалась, что окна голые, пока колдун не разозлился и не наорал на нее – по поводу своего устава в чужом монастыре. Айрин надулась и ушла к себе, а следующим вечером на окнах появились отрезы ткани веселого желтого цвета, повешенные на веревочку. Стало уютней.
К прошлой весне они уже настолько притерлись, что понимали друг друга с полуслова. Он никогда не жил ни с кем так долго. И никто никогда не бил кружки об пол, когда они ругались. Никто до этого не шил занавески. Никто не злил его так часто и так...
... по-домашнему.
Он сел на крыльце, достал трубку. Закурил. Легкий дымок потянулся к туману, путаясь в нем, плутая.
Лошадь, пасшаяся у дома, услышала что-то, насторожила уши. Взвилась и легко поскакала прочь. Майорин наблюдал за красивым аллюром животного. Туман опять подступил к ногам. Зайти в него что ли?
Вязкая морось в этот раз была податливей, в ней даже можно было двигаться.
Разлепить веки получилось с третьего раза. Он лежал на соломенном тюфяке. Повернул голову, вспугнутая крыса оставила после себя цепочку продолговатых какашек. Филипп спал, прижавшись к решетке, Наля держала в ладони его здоровую руку. Девушка укрывалась собственными крыльями. Вчера они многое ему рассказали, большей частью трагическим шепотом, постоянно оглядываясь на каменные стены.
По ту сторону решетки – на пути к свободе – чадил факел. Никакой магии – известка с асбестовым волокном и кровью кикиморы.
Майорин считал, что насчет кикиморы Филипп пошутил, но если это была не кровь, то что-то другое. Колдовать он не мог.
От постоянного холода ломило суставы. Колдун посмотрел на факел и вспомнил старый вирицкий анекдот: Идут маг с колдуном по улице, видят, под фонарем кто-то ползает. Окликнули его: "Эй, мужик, что ты там ползаешь?", тот отвечает: "Корону потерял золотую, вот ищу". Маг с колдуном посмеялись и говорят: "Давай, что ли поможем, где потерял-то?", "А вон в тех кустах", – машет рукой мужик. "А чего тогда здесь ищешь?", – оторопели они. "Так тут светлее!".
Иногда в этом анекдоте не было мага, иногда колдуна, но смысл оставался и шуточка о человеческой беспомощности, обросшая порядочной бородой, продолжала бытовать среди отягощенного даром люда.
Без дара Майорину чувствовал себя как зрячий человек в абсолютной тьме. То ли ослеп, то ли не ослеп.
"Ты слишком колдун!", – пронеслось в голове. Ай да Айрин, вот кто не смеялся над этим анекдотом. Ей-то тоже не было непривычным плутать в темноте без светляка.
Факел чадил, и Майорин неторопливо подобрался к решетке, сел и принялся изучать кладку под единственным источником света.
Гранит, как гранит, серый и холодный. Следующий факел через три сажени, достаточно, чтобы не оступиться в потемках, но все-же экономно. Майорин насчитал тринадцать факелов слева и четыре справа. Получалось, что они сидели в конце длинного коридора полупустой цитадельской тюрьмы. Единственной соседкой в поле зрения была Наля, стражники тоже не слишком часто заглядывали.
Решетки кованные, хорошего железа, но не слишком новые. Колдун подергал створку, она чуть подалась и, насмехаясь, со скрипом упала назад. Штыри в петлях вставили честные – во всю длину. Надевать неудобно, зато снять проблематично.
В итоге ничего. Он опять лег на тюфяк, долго устраивал голову и шею, а потом прикрыл глаза.
По словам Филиппа, тот сидел в этом подземелье почти с самого дня пленения. Иногда его водили на допросы, но вызнать ничего не смогли. О планах своих Филипп почти не знал – Владычица и воевода не слишком распространялись, давая каждому задание и информацию ему соответствующую. Тогда маги отрубили ему палец – для Ерекона. Налю привели спустя седмицу.
– Выбраться отсюда невозможно. – Посетовал Фил. – Даже если тебе удастся вырваться из узилища, то дальше город, как одна большая ловушка. Маги носят плащи синего цвета, горожане без дара синего с белой канвой, наемники сливового с белой канвой, ратники просто сливового.
– Рать? – Майорин припомнил, что на стенах стояли стражники.
– Гарнизон в тысячу человек. Майорин, они неприступны. Дать бы знать нашим. Они придут? Ты знаешь когда?
Колдун помотал головой. Этого здесь не услышит никто: ни Филипп, ни Наля, ни стены.
В этот раз он лежал на берегу, пальцы путались в золотистых волосах сидящей рядом женщины. Волосы шелковым плащом укрывали плечи и спину, она сидела, отвернувшись, – лица не видно. Майорин проследил ее взгляд – женщина смотрела на дом. Дом на пригорке горел. Красные языки пламени сновали меж клубов дыма, туман вокруг дрожал и метался, то наседая на огонь, то убегая от него.
– Дом горит. – Встрепенулся колдун.
– Да. Лежи спокойно – ничего уже не сделать.
Он хотел вскочить, бросится тушить...
– Ты же сам его поджог, – сказала она. – Не меняй решения.
– Я это не делал!
– Да? – она резко повернулась и уставилась на него. В графитовых глазах виднелась усмешка и отблески пламени.
Пламя не может отражаться, оно у нее за спиной, подумал Майорин.
Но пламя не отражалось, оно просвечивало.
На бледных скулах тоже плясали отблески огня, губы застыли в ухмылке. Колдун попытался дотронуться до щеки, но под пальцами оказался туман.
– Нет! – прошептал он, отдергивая руку.
– Я больше не приду. – Пообещала она. Дым смешался с туманом, дом шипел, рушились крепкие старые стены, от веселых желтых занавесок ничего не осталось. – Прощай.
Было нечем дышать, Майорин уткнулся лицом в траву, но трава пахла тяжело, мутя рассудок. Дым обволок его тело, пламя танцевало вокруг.
– Хватит. – Шептал он в траву. Хватит.
– Прощай. – Неслось над рекой. – Я больше не приду. Ты сам поджег этот дом!
Руки связали за спиной, на голову накинули мешок, пахнущий чужим потом. Майорин старался реже дышать, но от этого запах выходил еще мерзостней.
Он отслеживал повороты, считал ступени, запоминал мелькания факелов. После второго подъема свет огня сменился на дневной. Стало свежее, через мешок прошло дуновение ветерка – его вывели на улицу. Солнце припекало.
Опять счет поворотов и ступеней. В помещении сперва показалось – темно.
Мешок сдернули. Перед ним стоял маг. Это колдун почуял сразу. И почему-то сразу понял кто перед ним.
Может из-за надменного выражения лица.
– Ты знаешь, что это, Марин де Морр?
Майорин посмотрел на склянку в руках мага и помотал головой. В склянке могло быть что угодно.
– Iviaa ter... – подсказал маг.
– Шутка памяти. – Перевел колдун, звуки на сухих губах угасали.
– Знаешь бараалле? Молодец. Так вот Ивийа тэр или шутка памяти, это эликсир, изобретенный Ааром, думаю тебе известно, что он был талантливым алхимиком.
– Слышал.
– Капля этого эликсира может вызвать самые дорогие тебе воспоминания, и превратить их в самые ужасные. Ведь ты уже познакомился с их действием, верно?
Колдун сглотнул.
– Подобное не редкость, есть снадобья похожего действия. Но! Но ивийа обладает еще одним качеством. Она дает четкий телепатический канал с принявшим ее человеком. Так что не один ты зрел столь трогательные сны. Я, знаешь ли, тоже проникся твоими сентиментальными видениями. Особенно меня тронул горящий дом...
– Ты не назвался.
– Не догадался еще? А ведь мы даже встречались один раз. Это было в Вирице, прошлой зимой. Не помнишь?
Майорин не помнил.
– Я Хенрик Аарский. Я заходил к Орнику Мадере с письмом от моего тестя Айста. Слышал, Мадера мертв. Вы, кажется, были друзьями?
Чтобы не рвануться с места и не попытаться вышибить мозги стоящему перед ним ублюдку, Майорину потребовалось сделать над собой некоторое усилие. Хенрик хрипло рассмеялся.
Колдун не без облегчения отметил, что Хенрик нисколько не напоминал ему Ивена. У Хенрика Аарского был широкий подбородок с ямочкой, мясистый нос и небольшие ясные глаза орехового цвета. Он откинул со лба прядь каштановых волос и самодовольно оскалился, выставляя вперед подбородок.
– Почему я еще жив?
– Я еще не решил, что с тобой делать. После того, как я использовал ивийа, мне думается, я не зря повременил с твоей казнью. Как считаешь?
– Никак. – Мрачно ответил Майорин, в этом самовлюбленном монологе не было места для ответов.
– Спокойней, Марин – взорвешься! – засмеялся Хенрик. – Удивительное дело, слухи награждают тебя бесчувственной душой, беспорядочными связями, нелюбовью к ответственности и привязанностям. Сколько раз ты мог сделать карьеру в Инессе? Три раза? Четыре? Тебе предлагали различные посты, а ты упорно бродил по стране, изображая из себя средненького колдунишку.
– Завидуешь?
– Зачем? Неудачник не тот, кому не улыбается удача, а кто эту удачу игнорирует. Ты видно считаешь по-другому. Я не ожидал, что ты попадешься ко мне в плен, и не ожидал, что твоим главным кошмаром станет потеря женщины и дома. Айрин из Инессы. Дочка Ерекона и Ильмы. Пообщался с ее братом? Представь себе, он не дал вылечить ему руку. И теперь она мало-помалу гниет.
– Вы отрубили ему палец!
– Было дело. – Хенрик призадумался, вспоминая место, где Майорин сбил его речь. – Хотелось напугать его отца. Ильму этим не прошибешь, а вот Ерекон всегда был горяч. В кого она пошла характером? В отца или в мать? Что сделает ради того, чтобы ты вышел отсюда живым?
– Ничего.
– Врешь, колдун. Мне рассказали, как она бросилась тебя прикрывать. Не думая, не сомневаясь! Пойдет ли к нам, если мы тебя отпустим?
– Не пойдет. Не пустят.
– Ха. Видел я тех, кто попытался ее "не пустить". Агний Фарт жаждет с ней встретиться, побеседовать.
– Убей меня.
– Наследника Велманской короны? Еще чего. Ты будешь моим козырем, Марин. Мне не нужна война. Мне нужна свобода. А ты один из ключей к этой свободе.
– У Редрина скоро родится наследник.
– У Редрина или у Яриния? – уточнил Хенрик. – Ты единственный претендент на престол, Риана дискредитирована. Бастард Редрина все же бастард. И он тоже у нас.
– Бастард? – Майорин удивился впервые за этот разговор, зато удивился сильно.
Хенрик Аарский радостно расхохотался.
– Сын Редрина и Льены. Рожденный двадцать пять лет назад в Лусоре мальчик. Вы ведь знакомы, его имя Ивен. Мой отец воспитал его как родного сына. Забавно, верно? Вот только у Ивена есть способности к магии, но совершенно нет задатков лидера. Чего не скажешь о тебе.
– Дочь Звонкого Лиса. Я помню ее.
– Красивая женщина. До сих пор красивая, хотя ей уже за сорок.
– Она жива?
– А как же! Вот такие вот дела, враг мой. Подумай о моем предложении. Я предлагаю тебе мир, престол. Все останутся живы, даже те наглецы, что стоят под нашими стенами. Им придется только согласиться на добровольное лишение дара. Зато их дети станут магами новой школы.
– Даже если я соглашусь, меня никто не послушает!
– Почему? – удивился Хенрик. – Почему никто не послушает государя Велмании, когда за ним стоит вся мощь новой школы высшей магии? Когда под его рукой армия страны, Орден Белого Меча?
– Редрин государь.
– Твой брат, Редрин по прозвищу Филин скончался сегодня утром в собственной постели. Сердце. Лекари не успели.
У Майорина остановилось дыхание.
Поднимающий меч меняет мир, а с миром меняет себя.
Он проливает кровь, и кому-то другому никогда не придется брать в руки оружие.
Он распалит в себя ярость, и к кому-то придет молчаливое спокойствие.
Он позабудет про жалость, чтобы другие могли плакать и молиться.
Плата всегда высока, не потому что товар хорош. Это свойство платы.
Жить дешево не выходит ни у кого, но просто все расплачиваются по-разному. Один становится воином, другой лекарем. Кто-то будет колдуном, а кто-то истоком. Дерзнувший на большее поплатится большим.
Хорошо отшельнику в развалюхе у озера, думается дерзнувшему. Вот только отшельник не замахивается менять мир, а ты замахнулся.
Попер против течения, создавая водовороты, дерзкий глупец. Дитя истины, обретшей плоть. Дитя чудовища, выступивший против чудовища. Кто знает, может и ведомо отшельнику, что коли чудовища подерутся, порвут друг другу глотки, мир не изменится, останется прежним – ведь равновесие сохранится. А может отшельнику плевать, он часто, видя круги на воде, догадывается, что где-то упал камень.
А этот камень ты. И твоя плата за дерзость.
И нет никакой истины, и думать о ней нельзя. Оступишься, остановишься и не захочешь никуда идти. Ради чего?
А в ответ только:
«Чего ради?».
Глава 21
«Любой, кто бежит по хрупкому весеннему льду, должен осознавать – настанет миг, и лед даст трещину. С безжалостным хрустом расползется под ногами синеватая корка, и темная ледяная вода примет тебя в свои неласковые объятия. Хватит ли тебе сил выплыть?»
– Или окочуришься от переохлаждения. – Подсказал Орм, заглядывая Валье через плечо.
– Ну! – возмутился менестрель. – Нехай подглядывать!
– Так, интересно, что ты там царапаешь!
– Мемуары пишет. Оставит потомкам. – Хельм хлопнул менестреля по плечу. – Валяй певун! Прославляй нас!
– Вас скорее ославить хочется, здесь запятой не хватает, кстати. – Айрин тыкнула пальцем в пергамент.
– И ты туда же! – расстроился менестрель, убирая письменные принадлежности в кожаную папку. – Вот скажи мне, Айрин, ты не устала? У тебя еще хватает сил? Ненависти? Злости? Скажите мне, вы гордецы! Что вас ведет? Только уж праведный гнев?
– Умеешь ты красиво говорить, Валья. Только проку с твоих разговоров. – Хельм хрустнул пальцами.
– Помирать так за дело. – Орм пожал плечами. – Пусть причины ищут такие как ты. Я не ученый, я колдун.
Но Айрин вопрос задел, она задумалась:
– Мне всегда хватало сил, даже когда хотелось, чтобы не хватило. Вот-вот кажется упаду, сломаюсь, потеряю равновесие... Но в последний момент я всегда заставляла себя собраться и продолжить. Не знаю уж проклятие это или дар. – Тихо сказала она, взяла лошадь под уздцы и пошла чистить той копыта от налипшего снега.
Валья смотрел на прямые плечи и гордую спину. Менестрель понял, о чем она говорила, понял и усмехнулся. Для мужчины это был дар, для женщины могло повернуться проклятием... Но для истока это была необходимость, ведь только так исток и мог выжить.
"Дорога до Цитадели была нетрудной, мы спокойно шли, не встречая врагов, не натыкаясь на ловушки. Но напряжение достигло предела. Каждый шаг заставлял встрепенуться, колдуны держали подвешенными сразу по несколько заклинаний. Они шутили, но шутки стали нервными, настороженными стали движения. Я боялся, не буду скрывать. Я боялся уснуть и проспать ночью, а днем меня морило в седле. Только к вечеру разум обретал ясность, тогда я садился записывать происходящее и мысли. Мыслей было много. Слишком много. Я не мог понять той ненависти и злости, которую испытывали колдуны Инессы. И при этом не мог ей не поддаться. Я поймал себя на том, что столь же яростно хочу сразиться с магами и призвать их к ответу, хотя понимал, всю бессмысленность этой затеи. Мир перепутался. А я запутался в себе.
Может поэтому объяснение Айрин если не пришлось мне по вкусу, то частично показало, что испытывают окружающие. Она говорила о будущем. О том, как эти события могут повернуть историю, о том, где именно искать узловые точки. И как можно предсказать развитие событий. По-моему только один Люта понял бы, о чем она собственно говорила. Остальные шли на врага. А первопричины и оценки их не волновали. Стоял уже март месяц. Луна достигла полноты и пошла на спад, она напомнила мне недоеденный круг сыра..."
Недоеденный круг сыра соблазнительно плавал в небе, травя тоскующие по гномьим столам души. И хотя от столов отошли совсем недавно, тем были они соблазнительней и реальней. Тем явственней представлялись образы сочащейся соком грудинки, зажаренной на вертеле, и печеной утки с медовой подливкой. Жареный с пряностями козий сыр, и сыр моченый... Впрочем да, сыра у гномов было что-то многовато. Или, обзаведясь четвертьсотней прожорливых чародеев, хитрые нелюди решили избавиться от всей снеди, находящейся на крайнем сроке годности.
Двадцать колдунов, один менестрель и один исток стояли напротив ворот Цитадели магии и напряженно таращились на стены.
На стенах не было никого.
Не вспыхивали заклинания, не чувствовалась сила, не гудела тетива на луках, не били тревогу стражники.
Город был мертв.
Люта матюгнулся. Оверкаллены любопытно вытянули вверх носы, будто те могли им помочь разглядеть, что творится за стенами.
– Ловушка. – Предположил менестрель, вылезший к Люте и близнецам.
– Я вам что сказал? – вздохнул Молчун.
– Держаться позади и не лезть под ноги. – Дословно повторил Валья.
– Так какого ты здесь делаешь? И ты, кстати тоже?
– Ну... – Айрин задумчиво пожала плечами. – Я могу помочь...
– Чистой силы не хватит на весь город. Даже если мы вскроем тебе все артерии. – Хмыкнул Орм.
– Не хватит, но дырочку в стене проколупать можно. – Возразил ему брат.
– Дырочку в стене я и без нее проколупаю. – Проворчал Люта. – Ладно, иди сюда. Хочешь тратиться, траться. А ты брысь отсюда. Еще камнем по макушке прилетит.
– ... балла...
– Бла-бла, – подтвердил Хельм, нежно поглаживая Вальиного коня прутом по крупу. – Пропустите менестреля! Дорогу талантам!
Колдуны захохотали. Валья поправил воротник кожуха и мысленно вычеркнул братьев Фотиевичей из баллады.
Молчун стянул рукавицы и размял лопатообразные ладони, Айрин положила руку ему на плечо. Скрываться от остальных больше не было смысла. Здесь – в завершении похода – уже было неважно раскроют ее или нет.
Первый удар стена отразила с честью. После второго на ней осталось прокопченное пятно, после третьего по всей высоте прошла трещина.
Шестой образовал долгожданную "дырочку". Люта отряхнул руки.
– Я уж забыл, как это удобно. – Сказал он Айрин. – От меня ни на шаг. Ясно?
