Текст книги "Колдун (СИ)"

Автор книги: Анна Московкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

– Я, Орник Мадера, – терпеливо повторял пришелец. – Я прибыл вас короновать. Я буду вашим верховным архимагом.

– Вы? – удивился Редрин, он надеялся, что этот пост займет его брат.

– Я. – Столь же спокойно повторил Мадера. – Соболезную вашей утрате и скорблю вместе со всей Велманией. Государь Вигдис был мудрым и справедливым, надеюсь мы с вами не опорочим его имя.

– Я тоже. – Подошел к говорившим Айст Аарский. – Пойдемте... – здесь архимаг замялся, но нашел в себе силы выдавить, – коллега, я сдам вам дела. Редрин, что ты сидишь, идем.

– А отец?

– Похороны завтра, мой мальчик. – Успокоил его Аарский. – За ним приглядят.

Новый государь и два архимага вышли из молельни, тень, стоявшая на коленях около гроба, приподняла голову. Денера молилась здесь уже два дня. По традиции в иной мир мужчину должна провожать жена, но государыня умерла раньше мужа, и верховный жрец выбрал самую чистую душой монахиню для отпевания усопшего.

Денера опять покосилась на зеркало и взмолилась Богине освободить ее от грязных мыслей. Знал бы верховный, что она думает, никогда бы не выбрал отмаливать государя!

Его хоронили на следующий день. Процессия растянулась на всю столицу, весенний ветер сдувал с яблонь белый и розовый цвет, провожая государя в последний путь. Редрин, уже тогда Филин, плакал, бросая первый ком земли в могилу отца. Денера бросила второй, сегодня она заменяла молодому государю мать, и должна будет исполнять ее обязанности до самой коронации. Монахиня украдкой посмотрела на нового верховного мага и внутри опять что-то защемило. Он стоял с непроницаемым лицом, в темных глазах ничего было не прочитать, темные волосы чуть отливали рыжиной, проскальзывала та и в короткой ухоженной бородке, но нисколько не портила, только придавала ему какую-то бесовскую привлекательность.

– Богиня мать, – зашептала Денера, – подмога моя и покровительница, мягко сердце твое, нежен голос, мудр взгляд, не оставь меня в этот миг трудный, будь со мной в душе моей, неси свет свой извечный, моли у своего мужа строгого за душу мою глупую и грешную...

Не помогало.

Ей снился Орник Мадера. После похорон он подошел к ней и вежливо выразил свою признательность, заодно расспросив, действительно ли она такая хорошая травница, как о ней говорят.

Она смутилась.

Мадера улыбнулся в усы.

– Думаю, однажды вы станете матерью настоятельницей. – И это не было похоже на лесть, просто признание.

А он снился ей каждую ночь. Денера все больше молилась, целыми днями работала в лекарне, вызвалась ухаживать за старушкой схимницей, которая однажды ей сказала странную вещь.

– Душой ты не здесь, доченька. Много мира в тебе, не приходила бы больше.

Денера послушалась и опять утонула в делах, суетных и почти мирских, но занимавших душу. Зато архимаг Мадера приноровился заглядывать в лекарню, в которой по-хорошему верховному магу делать было нечего. Здесь лечили бедных и тяжело больных, а не высокопоставленных особ, которые могли оплатить себе самых лучших лекарей, или того пуще лекарей-магов.

Но этот бес привязался к храму, как липкая муха, не оставляя ее ни днем наяву, ни ночью во снах.

Самое смешное, что колдун не пытался за ней ухаживать или ее соблазнять. Он с ней... дружил. Ему нравилось помогать делать снадобья, он с удовольствием захаживал попить чаю и повести беседу, а иногда влезал с советами. Архимаг часто сиживал и у верховного жреца, вызывая тем самым смешанные чувства у паствы и прихожан, но стал чем-то привычным, как большая волосатая бородавка на лице. И неуместна, но куда от нее деться?

Прошло семь лет, Денера стала матерью-настоятельницей монастыря и лекарни при нем, Консат, к тому времени ставший верховным жрецом, привык обсуждать с ней важные дела, все хозяйство главного Вирицкого храма как-то невзначай крутилось вокруг матушки, и единственным местом, куда она была не вхожа, так только в мужской монастырь. Орник Мадера давно женился, на неприятной особе из придворных. Он честно выполнял обещание, и они с Редрином Филином стали достойной сменой Вигдиса и Айста Аарского.

Молодой государь принял своего архимага, как старшего друга и главного советника, Консант был страшно недоволен, впрочем верховный жрец всегда был недоволен близостью магов и колдунов к власти. Орнику Мадере в день коронации минуло сорок пять зим, но, как все колдуны, он медленно старился и чувствовал себя много моложе. Жену себе он взял то ли по пылкой страсти – молодая Регина была очень хороша собой и обладала горячим нравом, то ли по расчету – к красоте и нраву прилагалось приданное включающее в себя замок в Грионе и пару деревенек близь замка. Хотя зачем последнее колдуну, не покидающему свой пост, оставалось загадкой. Но Регина быстро поблекла, и горячий нрав превратился в мерзкий характер, а замок с деревнями приносил хороший доход. Детей у пары не было, но поговаривали, в замке частенько гостил племянник Орника со своей семьей.

Были у архимага и любовницы, не слишком много и весьма приличные – соответствующие его положению. Свои связи на стороне верховный колдун особо не скрывал, а Регина почти не возмущалась по их поводу, хотя была одна связь страшно задевающая ее за живое. Дружба с Денерой. Кроткая монашка, грязная простолюдинка, храмовая мышь, глупая молельница, божья подстилка – называла она Денеру за глаза, и Орник каждый раз морщился, как морщится человек, наступивший в навозную лужу.

В конце концов, он просто перестал говорить о Денере с женой, а о жене с Денерой. Они редко встречались, благо у матери настоятельницы не было времени и желания посещать светские приемы, на которые ходила Регина, а Регина молча проходила мимо нее в храме, демонстративно не замечая. Так длилось много лет.

И казалось, что будет длиться всегда.

– То, что я вам рассказала, милсдарь Горан, я хотела бы оставить между нами.

– Я буду считать это чем-то вроде исповеди. Хотя ни разу не был ни с одной стороны, ни с другой. Никто не узнает о вашем рассказе, я благодарен вам за искренность и хочу задать последний на сегодня вопрос, пусть он покажется вам неприятным, но постарайтесь ответить. За что вас так не любит Регина?

Матушка Денера долго изучала собственные руки, спокойно лежащие на коленях. В руках у матушки были деревянные четки, но за весь разговор она не сдвинула ни одной бусины, она медленно приподняла ладони и двумя пальцами большим и указательным дотронулась до деревянного шарика, а потом осторожно сместила его на полпальца. Горан мог поклясться, что сейчас она выбирает ответ. Выбирает из множества правдивых и полуправдивых, выбирает между возможностью солгать и сказать правду. Выбирает между очернением жены архимага и ее непричастностью. Выбирает и выберет...

– Я не знаю. – Сказала она.

"Врет, – подумал Горан. – Врет, хоть допускает, что я догадаюсь".

– Знаете. – Надавил на нее чародей.

– Я считаю, что понимаю, почему она меня не любит. Но это суждение, а Бог не велел нам судить. Поэтому единственный правдивый ответ: я не знаю.

"Зато я знаю, почему тебя так любил Орник, – про себя сказал Горан. – Да и с Региной все понятно. И тебе, и мне".

– Не смею вас больше задерживать, матушка Денера.

– Благослови вас боги, милсдарь верховный архимаг.

– Это временно. – Смутился Горан.

– Не думаю. – Улыбнулась Денера. – Грядут тяжелые времена, но вам, похоже, они помогут взлететь. Орник был бы рад.

Она повернулась и спокойно пошла к выходу. Прямая, стройная, властная женщина, черно-синяя ряса лишь чуть-чуть колыхалась от ее шагов, и, казалось, что матушка скользит по воздуху. Она кого-то смутно напомнила Горану, и он сам удивился, сообразив кого. Денера была совсем другой, совсем. Но было у этих двух властных сильных женщин нечто общее. У матери настоятельницы Вирицкого женского монастыря и Владычицы Инессы.

В коридоре пахло миррой и ладаном, хотя храмовников с курильницами не наблюдалось, у окна стоял задумчивый дворянчик в нутриевой шапке набекрень и расстегнутом полушубке. Горан почти прошел мимо, когда дворянчик надумал и кашлянув неловко окликнул архимага.

– Милсдарь временный, гм..., архимаг, гм..., верховный. – От такого затейливого титула Горан немного оторопел, но повернулся к вопрошающему. – Мое имя Солен...

– Я знаю кто вы. – Перебил его Горан, он торопился. – Чего хотите?

– Жарка, Раджаэль, карательница из Ордена Белого Меча в заключении, я слышал, что вы допрашивали ее сегодня, ничего нельзя сделать, милсдарь архимаг?

– Можно, хотите, соберите сухарей, я передам. – Разозлился Горан.

– Ваша милость...

– Раджаэль из Ордена Белого Меча сидит в тюрьме по личному распоряжению Редрина Филина, неймется, идите к нему, сударь Солен. Еще что-то?

– Нет, милсдарь Горан... – Пробормотал парень вжимаясь в стену. Архимаг развернулся на каблуках и звучно затопал по коридору, торопясь выяснить с какого лешего так воняет храмовыми благовониями.

Дворянин проводил его взглядом, выпрямился и улыбнулся. Что хотел он узнал. Жарка действительно в тюрьме и приказ действительно исходил от государя. Солен фыркнул и, тихо ступая мягкими кожаными подошвами дорогих сапог, пошел восвояси.

Глава 7

Из леса вылетел белый комок, стрелой пересек становище и скрылся по другую сторону поляны. Гнавший его оборотень сбавил скорость и перешел на неторопливую трусцу.

– Борец! – как выругался Майорин. – Мог бы поймать.

– Жалко. – Рыкнул Лавт и играючи боднул Айрин в бок, девушка резала на половинки лук, на две дюжины голодных ртов приходилась дюжина луковиц, крепеньких и сочащимся едким соком. Айрин шмыгнула носом и показал нож Борцу:

– Насадись!

Борец тут же чихнул и отвернулся.

– Злая! Пойду, обернусь.

– Конечно злая, – пробормотала Айрин, обращаясь к очередной луковице, – как можно жрать эту дрянь и еще других заставлять ее нюхать!

– Полезно. – Подсказал Люта, на правах командира занимающийся ревизией оружия и сбежавший от готовки. Майорин, которому досталась капуста, с завистью проводил его взглядом, но резать не перестал.

– И вкусно. – Лекарь по имени Косидар, коего Люта уже досмотрел, выхватил из кучи половинку и смачно захрустел. – Из такого вот злого лука получаются хорошие капли в нос, любую заложенность в раз снимает. Раз и дышишь как новорожденный.

– Угу...

– А еще можно каленым чесноком.

– Или топором. Раз, и нет головы. – Буркнула Айрин. Лекарь хмыкнул и посоветовал девушке несколько других, более гуманных методов убийства. В ответ та уточнила, зачем он идет с ними, не диверсантом ли. Потому как если забросить сего лекаря в Цитадель на несколько дней, то можно будет потом просто заходить и занимать город – оставшиеся в живых сдадутся без боя, моля вылечить их от поноса.

– Про понос я ничего не говорил. – Обиделся Косидар, морща красивый нос, чудом избежавший некогда острия чьего-то меча, распоровшему ему наискось левую щеку и верхнюю губу.

– А что с поносом? – удивился один из чародеев, судя по печальному лицу, ему уже влетело от командира.

– Предлагаю взять Цитадель малыми силами. – Ответила Айрин, забирая у Майорина капусту и ссыпая ее в котелок. Колдунов все прибавлялось, и стоило девушке отвернуться, как они в миг расхватали луковицы. Вокруг стоял жизнерадостный хруст, даже Лавт, обратившийся в человека с удовольствием жевал положенную ему половинку – запах который вызывал отвращения у зверя, человеку нравился.

– Чего они взъелись на эту Цитадель. – Шутливо брякнул один из жующих. Парень был ровесником Айрин. – Мы же, получается, на них нападаем, а они обороняются.

Если бы Люта подошел чуть позже, может дело бы и обошлось ответной шуточкой. Но Люта услышал и зло сжал меч в ножнах, который кому-то нес.

– Льерк, – предупредительно сказал ему старший товарищ. Но Льерк командира не видел.

– Судя по логике, Цитадельские открытия, которые у нас запрещены, хорошая и полезная штука.

– Уйди. – Раздалось сзади. Только тогда парень оглянулся. Молчун ткнул ножнами в сторону леса. – Собирайся и уходи.

– За что?

– За глупость. – Молчащий Майорин поднялся и похлопал друга по плечу: – дурак он, Люта, а не предатель.

– Да что я такого сказал? – жалобно вякнул Льерк. От кого-то ему прилетела тяжелая затрещина, но понять он кого парень не успел.

– Сядь и не высовывайся. – Посоветовал чародей лет сорока с русой короткой бородкой и маленькими, совсем не мужскими, руками. – И спроси у Лавта, почему иногда наказать лучше и правильней.

– Зелень непутевая, – успокаивал Майорин Люту, – ляпнул по глупости, помнишь Солена, он же тоже так думал.

– Еще я помню Нежада, Фотия, Зятлика... я много кого помню Майорин, и больше как помнить ничего поделать нельзя.

После этого со всех надолго слетела веселость, молодые чародеи даже не подначивали Айрин, а Айрин не отвечала им звонко и колко как обычно. Ели в тяжелом молчании, лишь прося передать миску-кружку-ложку-соль или сдержано благодаря готовивших. Льерк зыркал на Люту, все еще не шибко осознавая с чего тот рассвирепел. Люта наоборот старательно отводил глаза, Айрин подумала, что такие как он очень тяжко заводят близких друзей – слишком нелюдимы. Но если и появляется такой человек, то берегут его почище, чем себя.

После еды Молчун очень быстро разогнал всех спать, не дав посидеть у костра. В караульные выставили четверых, наказав смениться через два часа, у костра остался Майорин.

Айрин зевала, но тоже осталась. Ожидая, пока перестанут копать в сумках чародеи, пока раздадут ночной корм коням, пока караульные очертят место кругом, за который не отважится ступить ни зверье, ни нежить.

Девушка в очередной раз прикрыла рот ладонью, заслоняя два ряда крепких белых зубов.

– Шла бы спать. – Посоветовал колдун. Он поворошил длинную сушину в костре, заставив огонь вспыхнуть ярче.

– Сейчас уйду. – Буркнула та, но осталась сидеть, протягивая ладони к пламени.

Все должно было кончиться. Она это знала, они прощались, так как прощаются навсегда, но почему... почему, так хотелось крикнуть, сорвать с него эту пелену невозмутимости и равнодушия.

Прошло чуть больше месяца. Разве достаточно того, чтобы позабыть все прошлое?

– Если хочешь поговорить, говори. – Предложил Майорин, садясь рядом. Рядом, но не к ней...

– Ты меня обманул. – Сказала Айрин первое, что пришло ей в голову.

– Разве? – Майорин вытянул ноги к костру, от промокших сапог тут же пошел пар.

– Ты просто решил от меня избавиться, выслать из Вирицы.

– Решил. – Подтвердил колдун. Айрин подобрала выпавшую из охапки хвороста веточку и принялась водить ею по тающему снегу. Начала разговор... кляп ей в рот и зашить для верности!

Все так... Он знал про плату Мастеру, знал так же, что если дожидаться денег из Инессы, то прождать придется долго. Тут и спрашивать не стоило, достаточно было подумать. Но...

Хотел избавиться от надоевшей любовницы...

Или защищал от своих же соратников? И кого защищал, если так? Дочку Владычицы или близкого человека?

На снегу вырисовалась глупая рожица с кривой усмешкой.

Даже думать было боязно...

Там в Вирице она еще надеялась услышать от него что-то большее, нежели шутливые присказки... а ведь тогда обоим казалось, что прощаются они надолго.

Если не навсегда.

И почти месяц она хоронила надежду встретиться с ним снова. Хоронила старательно, будто зять, закапывающий горячо любимую тещу. Вдруг встанет? Зарою-ка поглубже!

Восстала, бес ее побери!

– Ты не должна была возвращаться. – Шепотом произнес колдун.

– Мешаю? Ну, извини! – взвилась Айрин.

– Рано или поздно твои родители прислали бы тебе деньги. – Так же спокойно и невозмутимо продолжил колдун, он говорил будто о чем-то обыденном, об урожае репы к примеру.

– Если бы остались в живых!

– А так в живых не будет тебя.

– Инесская казна целее будет! – рыкнула Айрин, поднимаясь. – Но ты лишил меня возможности выбирать.

– Тебя лишишь! Догонишь и отберешь. – Колдун заметил, что кожа на сапоге подозрительно дымиться, и это уже совсем не пар. Он досадливо сунул ногу в снег, теперь было тепло и мокро. – Лезете, куда не просят! Менестрели, истоки, оборотни. Каждый всех умнее! Надоели.

Айрин клацнула зубами, прикрыв рот, при чем здесь менестрели с оборотнями оставалось загадкой, а разгорячившийся колдун продолжал:

– Посадить всех троих под замок, вот и сидели бы трепались покуда охота! Всё, Айрин, иди к лешему, не нравится – все четыре стороны твои. Я шкуру твою спасал, но толку от этого, если у шкуры головы нет! Недовольна, что я тебя обманул, свободна! Ясно?

– Вполне. – Зло выплюнула девушка и ринулась от костра к натянутому пологу, под которым уже давно спал весь остальной отряд колдунов. Она втиснулась между Лавтом Борцем и Лютой Молчуном, проигнорировав два пустующих с краю места, приготовленные для нее и Майорина. От злых слез не было никакого прока, но остановить их не получалось, только всхлипы приходилось душить, уткнувшись носом в одеяло.

Колдун обошел караульных, выяснил, что все в порядке: ночь тихая и светлая, снежные совы шуршат себе в лесу и не посягают на коней, волки только облизываются, но подходить ближе и не думают, рысей нет, медведи спят и маги не появляются. Все это было не его делом – старшим воевода назначил Люту – но привычка все проверять никуда не делась. Майорин подкинул дров в костер, повесил к огню котел с водой и пошел будить Борца, сейчас была его очередь мерзнуть и поддерживать огонь.

Борец невнятно поблагодарил, вылез из-под одеяла и закопошился в сумках, пытаясь разобрать в темноте где-чья, и в частности его. Ничего толком не нащупав, оборотень вспомнил о своей второй ипостаси. Косящие глаза чуть засветились, и дело пошло веселее – Лавт нырнул в свои пожитки, по-собачьи в них копаясь и скуля.

Оборотень обрел-таки искомое, вынырнул из сумки с парой шерстяных носков, сунул их за пазуху и, насвистывая, пошел к кустам. Скулеж не умолк, и издавал его отнюдь не Борец.

– И кто из нас глупее? – буркнул Майорин, ложась на нагретое место оборотня. Айрин заметила смену соседа и попыталась откатиться к Люте. Майорин подтащил дуреху поближе и обнял дрожащие плечи.

– Я тебя ненавижу. – Сообщила она печально.

Колдун, заправил ей за ухо пересекшую бледный лоб прядь и поцеловал соленые губы.

И они ответили, сначала робко, боясь, что развеется морок, и все исчезнет. Но ничего не исчезло, даже костер трещал как-то очень обыденно и деловито, и Лавт ломал сучья, мурлыча себе под нос. Молчун чмокнул во сне губами и завозился. Морок не развеялся, колдун поцеловал свою дуреху в лоб и незнамо чему улыбнулся.

***

"Посмотрели бы менестрели, столь красочно расписывающие военные походы, как те выглядят в реальности, перестали бы дурить головы отрокам, мечтающим о воинской славе, – думала про себя Айрин, понукая заскучавшего коня двигаться быстрее, тот похоже попросту уснул, повесив гривастую голову. – Едем и едем, день-два едем, одно развлечение, что друг друга подначивать и то, после той перепалки все как пришибленные – слово лишнее сказать бояться. Или менестрели придумывают свои баллады, как раз от скуки, пока трясутся весь день в седле?".

Отряд действительно двигался на удивление легко, Майорин с Лютой даже начали переживать, что же Цитадель так прохладно относится к своим врагам, не кидается в оборону, не подстерегает в кустах. Вон те ивовые, как раз хорошо подходили для засады. Вслух ничего не говорили естественно – боялись сглазить. Впрочем, отряд двигался пока по нейтральной территории, которую Владычица сейчас почитала за Инесскую. До Уралакского хребта еще было верст сто, и то если напрямую, а напрямую можно было исключительно лететь, не перелезать же через каждое болото или речушку.

Первая неожиданная встреча состоялась в маленькой деревушке, которой даже на карте не было. Они подъехали к ней около полудня и Люта сообщил, что так уж и быть, здесь они останутся до завтрашнего утра.

Деревушка дано была занята инессцами, в охрану селянам выделили старичка-колдуна, который не мог скакать на лошади или весь день вышагивать по лесу, но вполне бодро размахивал руками и произносил заклятия. Поговаривали, что отсутствие зубов и особенности речи, сделали его колдовство непредсказуемым, а от того еще более страшным.

– Теплая вода! – мечтал Льерк, сползая с коня и потирая спину.

– Теплая постель! – вожделел другой чародей, примериваясь к чересседельным сумкам.

– Куда! – оборвал их мечтания Люта. – Так, с коней не слазить, ждите, и на открытое место не лазьте. Майорин, Борец проверьте дома и дворы, если что сигнал выпустите и бегите оттуда. Остальным стоять. Льерк со мной, округ обойдем. А ты куда?

Девушка, которой казалось, что она весьма незаметно скатилась с лошади, потупилась и насуплено вздохнула.

– В седло живо! Следите, чтобы смирно сидела.

– Надо будет, затащим назад. – Хихикнул один из колдунов, – могем даже к себе в седло взять.

– Ну! – одернул его Люта, мельком глянув на Майорина, тот, как ни в чем не бывало, привязывал повод к луке седла соседа. Айрин фыркнула и влезла на лошадь, глядя на командира волчицей.

Борец, который большую часть дороги шел в звериной ипостаси, уже что-то вынюхивал у ворот. Майорин прикрыл меч плащом, надвинул на брови шапку и махнул рукой. Оборотень тут же подобрался и потрусил следом, ни дать не взять верный пес, сопровождающий одинокого путника. Только больно этот пес походил на крупного волка.

Деревенька была в одну улицу, тянущуюся вдоль реки. На снегу виднелись следы лошадиных копыт и саней, снег не сыпал уже дня три, так что сложно определить степень свежести.

У каждого дома – свои ворота, будто селяне опасались больше друг друга, нежели пришлых.

– А мы взяли и пришли. – Сообщил воротам колдун, берясь за дверной молоток. Лавт так увлекся игрой в собаку, что задрал лапу и пометил воротный столб. За этим занятием их и застал хозяин двора.

– Эй! Чего это твоя псина делает?

"А она не моя!", – чуть не брякнул колдун, но одумался:

– Борец, нельзя.

"Я тебе покажу нельзя, очень даже можно", – прочитал он во взгляде оборотня, тот задрал хвост и потерся боком о ноги колдуна, одновременно наступая лапой тому на мысок сапога.

– Здрав будь, отец. – Вежливо начал Майорин, спихивая оборотня, Борец послушно убрал одну лапу и тут же взгромоздился другой, – на постой возьмешь?

– А кто просится? – спросил хозяин, оглаживая седую бороду.

– Путник пришлый, набрел вот на вашу деревеньку, спокойно ли ныне?

– Да чего уж нет... Все как обычно, вот уже месяц как никто не заглядывал.

– А чьи же сани?

– Дык за хворостом ездили, да за зверем пуховым. – Это вполне могло быть правдой, подобные деревеньки жили в основном охотой, тут особо не посадишь да не посеешь, на болотине. – Вчерась мужики как раз вернулись, соболя добыли, лису, рысь... Хороший год вышел – зверья много.

– Эй! А куда девка делась? – встрепенулся кто-то из спутников "девки", обнаружив пустое седло.

Услышав это, Айрин замерла в кустах, а потом плюнула и пошла дальше. Последнюю версту она мужественно терпела, а на столь желанной стоянке Люта посадил ее обратно в седло. Не сообщать же двадцати четырем мужикам, что ей приспичило в кусты. И не именно сейчас, а еще полчаса назад, вот только заговорить об этом... она не то чтобы постеснялась... просто из-за нее они и без того останавливались уже трижды. Живот безжалостно крутило – естество напоминало, что она женщина.

Не успела Айрин затянуть, как следует, пояс и оправить рубаху, позади хрустнула ветка. Девушка торопливо одернула доху, присела и лишь тогда оглянулась.

– А с чего бы им не пропасть! – досадливо вещал голос. – Не люди, а звери какие!

– Не обижай зверя! Зверь он полезен и нужен. – Произнесено было то таким тоном, будто в продолжении замолчали: в отличие от тебя. Айрин напряженно всмотрелась в лес, снег больно мерцал в дневном свете. Два парня шли бок о бок, один тащил на себе санки, другой беззаботно шагал рядом, продолжая рассуждать.

– Зверь он что... шкура, мясо, сало, кожа. Сколько пользы...

– И красивый... бить не жалко?

– Сразу видно, городской ты, не обвыклый к лесу. Жалко у пчелки, а у нас надобность! Ну ка тихо! Там кажись стоит кто!

– Кажется... – буркнул второй, но примолк. Айрин понимала, говорят про нее. Сочла, что таиться дальше глупо, выпрямилась и не таясь пошла к ним. Она признала голос "не обвыклого к лесу" парня, вот только гадала, что он тут делает.

– А...

– Весса. – Представилась девушка, протянув менестрелю руку, Валья недолго постоял с открытым ртом, потом составил мысли одну на другую и пожал девушке ладонь. – Давно не виделись...

– Ага, очень, даже имя забыл.

Валья приехал два дня назад с братьями Фотиевичами. Выяснилось, что воевода отправил их наперерез – предупредить: на подступах к Гаарскому перевалу видели магов, Ерекон просил если не разминуться, то быть готовыми. А сегодня поутру менестрель напросился с одним из местных парней на рыбалку, клянясь написать балладу. Теперь Валья клял себя, рыбалку и свой вертлявый зад, неспособный усидеть на месте, но к полудню изрядно подмерзший. Ему оказалось чуждо ленивое ожидание клева и неторопливое вылавливание лещиков, подлещиков и плотвы. Он и различал их с трудом – в супе все равно куски плавают.

Отряд разместился в деревне, местные жители восторгом не пылали, но скрипя зубами гостей приняли, на всякий случай попрятав девок и молодух. Люта постарался успокоить старосту, показывая со спины своим молодцам пудовый кулачище, кто-то поверил, кто-то не поверил.

Весь вечер Валья шептался с Айрин, той даже выпытывать ничего не пришлось, менестрель был рад благодарным ушам и плотно на них присел, с удовольствием делясь всем подслушанным и подсмотренным. Несколько раз мимо грозно проходил Майорин, невозмутимо глядя в другую сторону, но Валье и спины хватило, кое-что он девушке все же не сказал.

Отмытый и поевший отряд стал не так страшен, лекарь пользовал уже третью бабку, а безотказный Велимир бурча посмотрел "страшную хворь" у какой-то козы. Возвратился чародей злой как бес, ругая бодливую скотину и глупую тетку. К вечеру из укрытий повылазили любопытные девки, коих насчиталось четыре на всю деревню. Три из них быстро нашли себе ухажеров, а четвертую отправили спать к тятьке с мамкой – красавице едва исполнилось четырнадцать, и в Инессе она считалась бы ребенком.

Утром Люта быстро привел отряд в чувство, и на рассвете они уже тряслись в седлах. Менестрель ехал рядом с Айрин:

– Спелись. – Глядя на них, сделал вывод Майорин. Фотиевичей посвятили в суть дела, и они полушутя называли девушку Вессой, упоминая ненастоящее имя и в пир, и в мир, и вообще куда попало. Люта их одергивал, но не слишком рьяно. Настроение у всего отряда было хорошее, светлое после почти целого дня среди жилья и людей.

Но есть у богов такая привычка, сунуть ложку дёгтя в бочонок меда и с нетерпением подождать, что из этого выйдет. Первым неладное унюхал Борец, единственный у кого настроение хорошим и не становилось. Люта решил, что объяснять, куда делась псина будет слишком долго и сложно, или что оборотни тоже отчасти люди и иногда даже колдуны, и того сложнее, и попросил Борца поработать "собачкой". В исполнении Молчуна вышло это так:

– Лавт, оборачиваться не смей. – Все остальное Лавту пришлось додумать, что не облегчило созерцания поедания соленых огурчиков, густой ухи, квашеной капусты... тетеревиные кости под столом служили плохой заменой. И если еду Борцу удалось отхватить у сердобольных товарищей со стола, то собаку, пусть волка (от этих колдунов любой скотины ожидать можно) пошедшего в баню деревенские вряд ли бы поняли. Он конечно повалялся в снегу, погонял местных тузиков, боясь подцепить от них назойливых блох, не помогло.

Лавт Борец, бежавший впереди отряда, унюхал смерть. Смерть лежалую, смердящую и от того еще более страшную. Повертев головой и раздумывая, куда направиться вперед – разведать – или назад – сообщить остальным, Лавт решил все же поставить в известность спутников, а потом уже выяснять что и куда.

Люта перестроил людей, вперед поехал сам, взяв с собой лишь Майорина и оборотня, которые уже заслужили прозвище: разведчики. Прозвище сквозило досадой, всем тоже хотелось поглядеть что де и как, а не бездельно топтаться на месте, елозя задом по седлу.

Больше всех злилась Айрин, ее вообще в этом походе никуда не брали. Люта вел себя так, будто она дитя малое, а колдун ему во всем потакал, зля подругу еще больше. На заявление: "Я тебе не девка!", он ответил: "Сам знаю", Айрин задохнулась от возмущения и доказывать что она сильная, смелая и самостоятельная прекратила, по крайней мере словестно.

Мертвец мог здесь висеть сколько угодно, пока мороз был достаточно крепок, чтобы сохранить тело от тления. Птицы почти не тронули покойника, впрочем, и того, что тронули, было довольно. Лицо представляло собой замерзшее кровавое месиво. Майорин поглядел и отвернулся.

– Давно висит?

– Дня два. – Оборотень привстал на задние лапы, обнюхивая голую ногу – с мертвеца кто-то стащили сапоги.

– Знаешь его, Люта?

– Знаю, – мрачно ответил Молчун, – доводилось встречаться. Охотник из той деревни, где ночевали. Как звать не помню.

– Цитадельцы повесили, выходит поняли, что здесь пойдем.

– Выходит. – Подтвердил Люта.

– Не пахнет ими, люди тут были. Двое. Мужчина и женщина.

– А поподробней? – Майорин оставил коня, который никак не хотел подходить к мертвецу.

– А поподробней спроси у них самих, вон, куда след ведет. – Рыкнул Лавт, тут даже оборотнего нюха не требовалось, следы открыто уходили в лес, глубокие по рыхлому снегу.

– В той стороне наша деревня. – Майорин поглядел на веревку, повел бровью, чуть сжал кулак. Пережженная дратва лопнула, колдун поймал покойника и осторожно сложил на землю. – А если не Цитадельцы? Свои?

Люта пожал плечами. Майорин отодвинул воротник с шеи мертвого:

– Повесили, как разбойника или предателя. Может и правда свои?

– Сожги его. – Приказал Люта. – Обойдем. Лавт, за мной. Один справишься?

– Не торопись. Дай осмотреть.

– Что ты там надеешься найти? Предсмертную записку? – Лавт обежал кругом дерева, ставшего последним приютом для охотника. – Он и писать не умел.

– А сапоги забрали, чтобы даром не пропали? – звонко раздалось из-за дерева.

– Я сказал оставаться на своих местах. – Сурово рявкнул Люта.

– А я не расслышала. – Айрин накинула повод на ту же ветку что и колдун. Кони покосились друг на друга. – Лицо расклевали, а ноги не тронули. Воняли?

Майорин с неодобрением посмотрел на подругу, а потом зачем-то понюхал ноги покойника:

– Магические путы – птицы не видели плоть.

– Возвращайся к отряду. – Велел Молчун девушке, та глядела на Майорина.

– Пусть мне поможет. – Неожиданно внял ее мольбам колдун. – Она знает, что делать.