Текст книги "Колдун (СИ)"

Автор книги: Анна Московкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

Звезда медленно потянулась назад, опять прошла через Молчуна и, поменяв цвет, направляемая волей чародея вернулась к своему начертанному на полу близнецу. Стоило контурам соединиться, лепестки на свечах исчезли, чадя черным дымком. Игже облегченно вздохнул и повернулся к Косидару:

– Что же ты, гад, не сказал мне, что проклятие посмертное!

– Я не подумал. – Виновато сказал лекарь. – Я просто осмотрел его и поставил диагноз.

– Ладно. Уберите тут все... Кровь с пола соскрести, руками лучше не трогать. Вся дрянь, бывшая в Молчуне теперь в этих каплях.

– Сделаю! – Рада подхватила нож и принялась шкрябать пол.

Чернокнижник рассеяно перебрал кружки на столе, в поисках пития. Хлебнул выдохшегося пива, скривился, но допил.

– Выдался вечерок. – Пробормотал он. – Отдохнули после перехода. Ты сам-то живой?

– А? – лекарь, вычищающий Лютины раны смоченной в снадобье тряпицей, отвлекся от своего занятия. Поморщился и едва слышно хмыкнул: – Почти. Ногу рассекли. Не сильно, но неприятно.

– Эй, ребята... – скучно донеслось от дверного проема. В проеме стоял маг, оба чародея неприязненно на него поглядели, но этого конкретного мага им приказали не трогать. – Вы меня, конечно извините...

– Чего надо? – рявкнул Игже, терпеть не могущий топтания на месте.

Ивен мотнул головой и сложил на пороге черноволосое тело. Тело вяло откликнулось и застонало.

– Майорин... – чернокнижник помог магу затащить колдуна. И все понеслось по новой.

– Там сейчас Оверкаллены еще принесут. Двоих гномов.

– Эта ночь кончится? – спросил у потолка Косидар, но потолок не ответил, ибо говорить был не обучен.

– Значит, весь отряд вывели из строя? – спросила Айрин.

– Люта очнулся чуть раньше тебя. Самым страшным, что с ним случилось, было проклятие. Отлежится, как и мы с тобой. Косидар сказал, что поставит на ноги девятерых, восемь и без него на них крепко держаться. Но остальные... – Колдун не развел руками, но интонации было довольно. Девушка скорбно вздохнула:

– Я могу предложить...

– Что?

Замявшаяся Айрин нахмурилась, но собралась и заговорила дальше:

– Я могу предложить выход... Мы с Ивеном...

– Через четыре дня выходим. – Закончил Люта Молчун. – Отдохните напоследок.

Тишина, только кивки и сосредоточенные взгляды. Красная Сопка молчала

– Теперь слово магу. – В зале сидели Оверкаллены, Майорин, Борец, Игже, Молчун и Айрин.

– Меня зовут Ивен. – Поправил цитаделец. – Я расскажу вам, с чем мы будем иметь дело.

Его тоже слушали в полной тишине, хоть Ивену и мерещилось осуждение в глазах слушающих, он говорил коротко и твердо. – Я так же предлагаю сделать вылазку в Цитадель. В Цитадели существует оппозиция. Я знаком с некоторыми из них, это очень надежные люди, но чтобы с ними договориться, нужно попасть внутрь...

– Я не пойду на это! – Люта крикнул, перебив тихую речь мага. – А если они вас поймают?

– Люта... – Протестующе подняла руку Айрин.

– Помолчи, Айрин! Нет. – Это сказал Майорин, и девушка резко обернулась к нему. – Мы с Ивеном отправимся вдвоем. И если нас поймают, то никто ничего магам не расскажет. По крайне мере так быстро, чтобы они сумели вам препятствовать.

Все в зале замолчали. Маг удивленно уставился на Майорина – он был уверен, что колдун просто отвергнет его план.

– Вдвоем? – девушка побледнела. – Нет, Майорин... это... это... опасно!

Колдун ухмыльнулся:

– А вам вдвоем идти не опасно?

– Я – исток!

– То есть, беззащитный исток, с горем пополам сумевший освоить управление чистой силой, может постоять за себя лучше, чем квалифицированный колдун, один из сильнейших в Инессе? – съехидничал квалифицированный колдун. Айрин нахмурилась и не ответила – крыть было нечем.

– Впервые соглашусь с нашей упрямицей. – Влез Борец. – Это действительно рискованный план.

– Этот план может уменьшить количество жертв. – Начал объяснять маг. – В Цитадели давно существует оппозиция, готовая к действию, именно они помогли мне бежать.

– И ты предлагаешь обратиться к предателям? – хмуро спросил Люта. Айрин посмотрела на колдуна. Накануне, когда она убеждала его, он задал тот же вопрос.

– Они против власти Хенрика Аарского. Но противостоять ему в одиночку не в силах.

– К тому же к трусам. – Печально дополнил Борец.

И это Майорин ей говорил. Как они все похожи, колдуны... Прямолинейные, упорные, принципиальные! Колдун тоже вспомнил их перепалку.

– Поверь мне... – Айрин неожиданно взяла его за руку. Она уже давно не прикасалась к нему первой, будто боялась чего-то. А вот тут забылась, важнее было убедить, уверить, а не думать о снедавших ее сомнениях. – Ведь я тебе поверила тогда. Мы были незнакомы, но я тебе поверила и пошла с тобой.

– И почему же?

– Не знаю, просто что-то внутри говорило, что ты меня не предашь и не продашь.

– Ты была неопытной дурехой, вот и поверила.

– Но не зря! – она смотрела ему в глаза, так не понравившиеся ей в день их первой встречи, но полюбившиеся после. – И теперь спустя два года, я ни капельки не жалею. Ивен не предаст нас, Майорин. Он пойдет до конца. И дело не в тебе, не во мне и не в Инессе! Дело в Хенрике Аарском, Агнии Фарте, в химерах и этой войне. Он против них, и ради этого с нами.

– Он придумал этих химер!

– Он только их использовал. Взял один из предложенных вариантов, как самый эффективный. Тогда для него это было только уравнением на листе бумаги.

– Меня учили быть государем. – Майорин вывернул свою руку и отвернулся, сил не было смотреть ей в глаза... надо же, она не жалеет! – Обманывать, пользоваться принципом меньшего зла, казнить, когда надо и миловать, кого стоило бы казнить... Это не простая работа – править. Грязная работа. Многие рожденные в низах думают, как бы взобраться на престол, да посмотреть на мир с высоты трона. И им недоступно понимание, что нужно делать на этом троне. Они даже не понимают ради чего на него лезут, просто подчиняются инстинкту – забраться повыше, прихватив побольше. Мой отец всегда говорил, что государями рождаются, чтобы с первых минут жизни понимать, каково это. У меня не дрогнет рука, если так нужно для дела, но даже меня пугает то, что сделал Ивен Аарский. И больше всего меня пугает, с какой легкостью он от этого отрекся!

А Айрин опять встала перед ним и опять ухватила его за руку:

– Кичишься своим происхождением? Но и я не крестьянская девка! И мы оба знаем таких как Ивен, оба видели таких рядом с нашими родителями. Это настоящие игроки, планеры – они хотят только играть. Их не интересует победа или сорванный куш. Им нравится переставлять фигуры, и они всегда испокон веков были на службе у правителей. Они служили их целям и приносили им пользу. Используй Ивена, Майорин. Он будет на нашей стороне, покуда существует противоположная. Я доверяю ему, потому что он смог вырваться из игры и принять решение. Сам. То решение, которое было не самым выгодным, не самым правильным, не самым безопасным, а самым честным. Он смог. И он не сбежал, у него была возможность сбежать, а он не сбежал. Он дрался с нами бок о бок, он не вернулся в Цитадель, хотя пришли они именно за ним.

– И за тобой.

– Поверь мне... – Майорин смотрел в графитовые глаза, раньше они казались ему светлее... он перевел взгляд на руки – женские пальцы впились в его ладонь коготками коршуна. Она не жалеет... а ведь все могло быть иначе, не повстречайся они тогда в Мыльняках. – Прошу тебя!

– ... мы с Ивеном пройдем по тайному ходу в Цитадель, разведаем обстановку, выясним, кто из оппозиции еще жив, попробуем договориться. Если удастся, покинем город и вернемся к войску. Думаю, к тому времени Ерекон уже начнет осаду, оппозиция обеспечит нам поддержку за стенами города. План выглядит провальным, я знаю, но я намерен рискнуть, чтобы наши люди вернулись домой живыми. Хотя бы часть.

– А ты надеешься вернуться? – сквозь зубы процедил Люта, понимая, что спорить с Майорином бесполезно, а ведь потом еще придется объясняться с воеводой.

– Меня никто не ждет. – Холодно ответил колдун. – Его, – он показал на Ивена, – тем более.

Айрин сжала руки в кулаки, закусила губу, будто мучаясь от злой тягучей боли. Майорин с вызовом смотрел на Люту, уже зная, что выиграл спор. А девушка смотрела на колдуна, и не было мига, в который она ненавидела и любила его сильнее, чем этот.

***

Ты не та женщина, за которую можно умереть! – тихий вкрадчивый голос полз в уши, Айрин поворочалась на кровати и открыла глаза. Злые слова, умирающего мага не оставляли ее ни на миг.

Какое тебе дело до меня, маг? Замолчи!

Думаешь, благодарность заменит любовь?

Замолчи!

Ты прикроешь ему спину, но обнимет он другую, ту, что родит ему детей. Ту, которую он защитит. Ей не нужен меч, чтобы разить мужчин, достаточно улыбки.

Ты ничего не знаешь, он такой же, как я!

Значит, она будет твоей полной противоположностью.

Айрин вскочила с кровати, заметалась по комнате. Здесь даже не было окна, чтобы глотнуть холодного зимнего воздуха – остудить голову.

Маг бил слепо, но попал в цель.

Он мог обнять ее сотню раз со дня их встречи в Роканке, но лишь раз поцеловал. Почему? Ей не нужен меч, достаточно улыбки.

Я так редко улыбаюсь... Повода нет.

Я редко плачу... Слишком много поводов, так много, что плакать больше не хочется.

Ты не та женщина, которую можно любить. – Шептал ей маг, умирая. Он бил слепо, но всегда попадал в цель.

– Спишь?

– Майорин?

– Зайду?

– Заходи. Зачем пришел?

– Я должен извиниться. – Колдун присел на краешек кровати. – Я слышал тогда, что ты мне говорила. Но...

– Плевать. – Она повернулась к нему лицом. – Это такая малость, по сравнению с нашими проблемами.

– Значит, ты не злишься?

– Уже нет.

– Что ж... я рад, я пойду?

– Иди. – На пороге он задержался, замер на миг. – Спасибо за вчера.

– Не за что. Я инстинктивно. – Холодно произнесла Айрин.

Благодарность не заменит любовь. Ты прикроешь ему спину, а он...

– Спокойной ночи.

– И тебе того же.

... обнимет другую, любую, которая приглянется.

– Не стой на пороге – плохая примета. Ты уходил. Забыл?

– Я передумал.

– Что? – в этот раз она действительно удивилась и растеряла в миг всю холодность.

– Передумал, люди иногда так делают. Собираются совершить один поступок, а потом бац и делают все наоборот. Не слышала?

– Слышала, обычно это свойственно экзальтированным девицам в возрасте шестнадцати лет.

– И после этого они перестают быть девицами? – ядовито осведомился колдун, по-прежнему топчась на месте, только теперь с нахальным видом – скрестив руки на груди и наклонив голову.

– Перестают, когда кто-то нагло решает воспользоваться девичьей легкомысленностью.

– Нагло? Да твои наглецы только убегать успевают, от толп задержавшихся в девках дурех!

– Ах, задержавшихся? И часто ты убегал?

– Хм... дай-ка вспомнить...

Благодарность не заменит любовь. Но любовь, бывает, рождается из благодарности.

Когда кто-то спасает тебе жизнь, хотя знает, что ничего не получит взамен. Он просто не умеет проходить мимо.

Когда становится другом и берет на себя частичку твоей ноши. И вам обоим становится легче идти.

Когда борется вместе с тобой за то, что нисколько его не касается. И это начинает касаться его, так же как и тебя.

Когда его нет рядом, но мысли, что он, может, думает о тебе, не дают сходить с ума.

Когда надежды уже нет, но посреди учиненной тобой катастрофы ты видишь этого человека первым, и от этого уже легче.

– Не надо, не вспоминай. Я передумала.

– Решила пополнить ряды экзальтированных девиц?

В конце концов, это может оказаться для них последней такой ночью. Зачем ее терять? Две статуи смахнули гипсовую скорлупу и двинулись с мест.

– Ты вспомнил?

– Ты же передумала!

– Я передумала опять!

– Заткнись, Айрин.

– Не принимай за меня...

– Умоляю...

***

Когда появился ворон, она не знала. Так же не знала, как назойливая птица пробралась в подземный город. Она проснулась от сухости во рту и пошла на кухню за водой, а, вернувшись, обнаружила ворона сидящим на спинке стула. Ворон неподвижный телом, иногда водил головой из стороны в сторону, постоянно останавливаясь бусинами глаза на спящем мужчине.

– Даже не думай. – Шепотом сказала Айрин ворону. – Пускай спит.

Ворон опять повел головой. Будить колдуна было жалко. Он спал так безмятежно, едва слышно дышал, иногда подрагивали ресницы, как всегда торчали из-под одеяла ступни.

Прикрыть бы их, да надолго ли?

Айрин забралась на кровать, одеяло пришлось отвоевывать. Ей досталось и одеяло, и жесткие горячие руки, обнявшие ее слишком крепко.

Уснуть удалось не сразу, сначала затекла шея, и пришлось терпеть, потому что выворачиваться из железной хватки колдуна не хотелось, а еще этот ворон. Проклятая птица сверлила ее черными буравчиками. Но усталость милостиво пришла на помощь, смежив непослушные веки.

– Подъем. – Сухо прозвучало над ухом. Майорин сидел на краю кровати, сунув пальцы в волосы.

– Доброе утро. – Айрин потянулась к нему, но колдун не почувствовал прикосновения.

– Мадера мертв. Раджаэль в тюрьме, Редрин считает ее виновной в его смерти.

– Жарку? – Айрин тряхнула головой. – Жарку? Нашу Жарку?

– Её. Велор едет в Вирицу, чтобы ее судить. А может уже там, кто знает, сколько шло письмо. Но Орника это не вернет.

– Да не могла она его убить!

– Не могла. Кишка тонка.

– Так ты ее подозреваешь?

– Нет. – Майорин встал, рассеяно оглядел комнату. – Орника мог убить только такой же как он сам. Орник сильный, умный и хитрый. Был.

– Майорин... он ведь твой друг...

– Был.

Колдун поднял на нее глаза, девушка невольно отпрянула назад. У него на руках темнели чернильные пятна. Обычно ворон просто истаивает, оставляя после себя перо. Но Майорин, похоже, смял заклятие. Со злости? Выражая боль единственным доступным ему способом.

– Майорин...

– Мой брат, пишет, что он сожалеет. – Безразлично сказал колдун и принялся одеваться. Майорин дернул дверь, и следующий ворон тут же ворвался в комнату, мазнул крылом по лицу опешившего колдуна, ринулся к девушке и уселся к ней на плечо.

Колдун остановился, дожидаясь, когда Айрин раскроет послание.

– Что?

– Это от твоего брата.

– Я думал, ты хорошо сыграла в собственную смерть?

– Поэтому оно начинается со слов, "Сударыня, если вы получили это письмо, значит вы живы, что меня равно радует и огорчает... ... с прискорбием сообщаю... ... если вам дорога ваша жизнь и наше государство... ... настоятельно рекомендую... ... никогда не пересекать границы Велмании и сопредельных княжеств...". Он запрещает мне находиться на территории Велмании?

– Жаль, что он опоздал. Мы с Орником рассматривали такую возможность, хотели запретить тебе возвращаться.

Колдун ушел, сгорбившись. Она ничем не может ему помочь, не в ее силах вернуть ему друга, не в ее силах помирить его с братом, она даже не смогла остановить свою собственную безумную идею тайно пробраться в Цитадель.

И теперь он пойдет туда с Ивеном, считая, что ему некуда возвращаться.

– Гордец проклятый! Чтоб ты выжил! Выжил назло всему, назло себе, чтоб ты выжил, и тебе потом было стыдно! – Рыкнула Айрин, комкая в руках угол одеяла.

Майорин медленно глотнул из кружки и сказал:

– Выйди.

– Не могу. – Валья неторопливо прошелся по комнате и уселся на колченогую скамеечку. – Люта просил привести Ивена.

– Брешешь. – Колдун отхлебнул еще и ладонью утер рот.

– Пошли с нами. – Предложил Валья.

– Выйди менестрель. Не то приколочу твою шкуру рядом с его. – Пригрозил Майорин, указывая на мага. – Хотите висеть рядом?

– Ты его не убьешь! – возразил Валья, заметив, мертвенную бледность лица Ивена. Похоже, маг считал, что колдун будет к истине поближе нежели Валья.

– Отчего же? Мочи нет смотреть на его рожу.

– Но еще вчера ты...

– Вчера был жив Мадера, для меня был жив.

– И что изменилось?

– Завтра он убьет моего брата? – прорычал колдун. – Ну, говори, гад! Говори, когда кинжал дойдет до моего брата? Ты же разрабатывал эту операцию, когда?

– Не знаю. – Процедил Ивен. – Я ничего не знаю о смерти Орника Мадеры! И...

– Брешешь. – Прервал его Майорин. Плеснул в кружку рябиновки из кувшина с узким горлышком.

Валья пошарил взглядом по столу, подошел, взял себе какой-то туесок, с сомнением понюхал, счел годным и поставил перед колдуном.

– Налей и мне. Помянем архимага.

Майорин задрал голову, и только тут до менестреля дошло. Колдун был совершенно пьян. Но мимо туеска он не промахнулся.

– Давай, Ивен пойдет к Люте, а мы пока...

– Сидеть! – рявкнул Майорин на мага, перебив Валью. – Живым он отсюда не выйдет. Надо было прибить тебя сразу... Жаль я пошел на поводу...

– Отпусти ты его! – взбесился менестрель. – Ничего ты не сделаешь! Потому как сразу не прибил и не сделаешь! Только измотаешь парню всю душу.

– У них нет души. – Уверил менестреля Майорин. – Ни-ка-кой! Нету! Хочешь покажу? Вскрою ему грудь и покажу, что души там нет?

Краска окончательно сползла с мага.

Валья всегда гордился своим чутьем. Сейчас чутье говорило, что, несмотря на бессознательный взгляд и видимую ярость, в эту минуту Майорин не опасен. Вторая кружка стояла почему-то на полу у лежанки мага. Менестрель подобрал и наполнил ее.

– За Мадеру. – Он передал кружку Ивену, тот ошарашено ее принял. Колдун промолчал.

Выпили. Не говоря ни слова, менестрель опять разлил на троих.

– За Редрина Филина.

И снова выпили.

– Если бы ты не уехал из Вирицы, то Орник бы был жив... – невзначай протянул Валья, кидая пробный камешек.

– Скорее всего. – Прошептал колдун глядя на стол. Валья глазами показал магу на дверь, но тот будто приколоченный сидел на своей лежанке. Пришлось менестрелю опять наполнять три "чарки".

– Ну, ты и придурок, колдун! Твое здоровье! – менестрель одним глотком влил в себя рябиновку и посетовал: – Даже закусить нечем.

На выпивку глотка у Вальи была луженая, за годы бродяжничества менестрель привык пить вина от грионского до деревенской смородиновки, но гномья рябиновка обжигала хуже огня.

– Договаривай.

– Что?

– Ты всегда начинаешь свои тирады с оскорблений. Это я уже понял, договаривай.

– А тебе интересно?

– Нет.

– Хорошо, тогда продолжу. – Оскалился менестрель. – Муки совести свои на других не переноси. Он, сударь Ивен, несмотря на кажущуюся жесткость, человек с высокими принципами. Потому, оскорбившись на брата, не мог его ослушаться и остаться в Вирице. А теперь страдает не от самого факта смерти Орника Мадеры, а от того, что вопреки просьбе последнего бросил архимага на произвол судьбы. И архимаг был убит. Врагами. Ты, сударь Ивен, лишь призрак Цитадели сегодня. Которая обвиняется Майорином в смерти Мадеры. А больше и сильнее всех он ненавидит себя. Верно, я говорю?

– Язык – помело! – рыкнул колдун и сам налил Валье рябиновки. – Чего застыл? Ты пить будешь? Пей маг!

Ивен оторопело протянул кружку.

– Знаешь в чем твоя проблема, Майорин? Ты...

– Пей, менестрель. Помолчи хоть недолго. Что ты хотел спросить, цитаделец?

Некоторое время маг сомневался, но рябиновка быстро разливалась по венам, расслабляя сведенные судорогой страха мышцы.

– Редрин Филин твой брат?

– Да. Тебя это удивляет?

– Конечно. – Вмешался Валья, чувствуя, что самогон подозрительно быстро торит себе дорогу в голову. – Ты же исчез тридцать лет назад, его тогда и на свете не было.

– Тебя тоже. – Напомнил Майорин. – А Орник Мадера был моим другом, маг! И даже занял то место по моей просьбе! Я! Я попросил Орника стать на пост Верховного Архимага! Хотя Владычица упорно отправляла меня в Вирицу. А теперь он мертв!

– Муки совести гораздо старше, чем я думал. – Философски заключил менестрель. – Ивен, как думаешь, ты можешь быть виноват в том, что произошло больше двадцати лет назад?

– Заткни хайло, менестрель. Конечно этот мажонок тут не причем. Я понимаю.

– И кто начинает тирады с оскорблений? – Валья деланно обиделся. – Ты, тут самый крупный, матерый хам, Майорин!

– Я – хам? – Колдун задумчиво пощипал бороду. – Пожалуй. Налей еще, менестрель. Да, и ему тоже.

Через час в ход пошел второй кувшин, менестрель достал лютню и теперь тихо наигрывал какую-то переливчатую несуразицу, а совсем осмелевший Ивен, рисовал в воздухе светящимися линиями структуру сложного заклинания. Майорин изредка кивал, делая вид что слушает.

А спустя два часа колдун тихонечко вышел из комнаты, лежаки в которой заняли спящие маг с менестрелем. Проклятый исток, как всегда не давал толком напиться. В зале догорал очаг, колдун подбросил дров и устроился рядом с огнем на коротконогую, но монументальную гномью скамеечку.

– Давай подожжем? Мне кажется будет гореть...

– Ты не спишь? – удивился колдун, запрокидывая голову. – Что подожжем?

– Выхлоп. – Айрин вышла из темноты коридора в зал. – Никто не спит. Все ждут, когда ты выпустишь из "плена" Валью и Ивена.

– Из плена? – хрюкнул колдун.

– Ты тащил Ивена за шкирку через весь коридор, это заметили... Люта отправил к вам Валью, но тот не вернулся.

– Отправил?

– Конечно. Вы же ладите...

– Мы? – Майорин ужаснулся и голову опустил, понимая, что еще миг, и он потеряет равновесие и свалится со скамьи. – А ты меня сторожишь?

– Я волновалась.

– За менестреля с мажонком?

– За тебя, дурак! – Она села рядом и оправила платье. – Ты же не умеешь ни плакать, ни горевать... Только злишься.

– О Боги! – возопиял колдун. – Меня тут все, кажется, знают лучше, чем я себя сам.

– А так и есть. Так обычно и бывает, мы привыкаем к тем, кто рядом, знаем привычки и повадки. И предугадываем поступки, это же естественно. На этом держится и дружба, и любовь. Иначе бы наше поведение разрушало бы наши...

– Умоляю, не становись Вальей! – жалобно простонал мужчина. – Это его дело, въедаться в голову такими заворотами!

– Хорошо... Давай тогда поджигать выхлоп...

– Сильно несет?

– Более чем.

Они замолчали. Айрин зевнула. Ее разбудил Майорин чуть раньше рассвета, а теперь уже давно стемнело. Она еще толком не встала, когда страшно довольные собой гномихи, будто прочитав ее мысли накануне, притащили ей платье.

– Откуда?

– Подарок. – Сообщила дочка старейшины. – Меряй.

Платье подошло, Айрин еще крутилась перед зеркалом, когда заглянула Рада. Они полюбовались платьем вдвоем, хихикая как две девчонки, и знахарка пристроила девушку к общему делу. Весь день Айрин молотила в ступке, кипятила, взвешивала, замешивала, растирала, лепила, мешала. Косидар прибегал, почесывал шрам, оставлял новый рецепт и опять исчезал. Штаны и подол рубахи у лекаря были перепачканы в крови, у Рады по кармашкам фартука были рассованы бинты и ножницы. И у Айрин сложилось впечатление, что лекари собирают отряд по частям, как угодно, лишь бы они через несколько дней могли идти на Цитадель. Не так далека она была от правды, как ей хотелось.

А через четыре часа после полудня, прибежал молодой гном, верещащий, что милсдарь колдун тащит за шиворот куда-то милсдаря другого колдуна, со словами, что мажеское отродье должно гореть у бесов в пекле.

Пояснений не требовалось.

– Откуда платье?

– Гномы сшили.

– Нравится?

– Да, но... Ах, это ты?

– Я? Если и так...

– Спасибо, – она благодарно поцеловала колдуна в щеку, но потом добавила: – хотя зря ты лезешь ко мне в голову... Расскажи мне про Мадеру, Майорин. Он ведь был твоим наставником когда-то?

– Был. Я год, как приехал в Инессу, успел объехать округу с Даной, ее Аглая назначила моим куратором. Дана погибла, когда мы снимали очень нехорошее проклятие. Снявший его колдун должен был умереть, но я, как ты знаешь, не колдун... Тогда я впервые познакомился с Орником. Он редко отправлялся на выезды, чаще занимался штатной работой и был правой рукой Аглаи. Мы начали работать вместе, Орник явно меня к чему-то готовил, а потом я и сам догадался... Мой отец болел уже второй год, и ясно было, что жить ему оставалось не так уж и долго. Редрину понадобился бы новый верховный...

– Ты?

– Да. Аглая не стремилась захватить больше власти, чем уже имела...

– Как моя мать. – Хмыкнула девушка.

– Я этого не говорил. Ей казалось, что так будет лучше для нас обоих, для меня и для Реда.

– Так и было бы...

– Я не мог. – Майорин смотрел в воспоминания и будто тонул в них. – И уговорил Орника. После сорока многие колдуны начинают осознавать, что выше Владычицы не подняться, а дальше неба не улететь. Тем, кому хочется чего-то невообразимого, отправляются за невообразимым на чужбину. Думаю, поэтому Орник и согласился. Нас тогда поддержала твоя мать... А я собрал вещи и записался в трактовые колдуны окончательно.

– Почему ты отказался?

– Чтобы каждый день видеть свою сломанную судьбу? Я предпочел построить новую дорогу, а не смотреть на старую.

– Струсил. – Подвела Айрин итог. Майорин зло на нее глянул.

– Да струсил! – рявкнул он. – Мне было двадцать пять, мне казалось, что вернуться в Вирицу – это вернуться назад.

– Майорин... – она взяла его за руку, но колдун выдернул ладонь.

– Я смотрел Орнику вслед, и думал, что оказал ему великую услугу, а она была медвежьей!

– Прошло двадцать лет! – прикрикнула Айрин. – Двадцать лет, во всем, что произошло можно винить Редрина, Орника, Айста и Конрада Аарских. Но не тебя!

И тут, она поняла, что ошиблась. Майорин просто смотрел немного дальше...

– Я мог бы быть там! – шепотом сказал колдун, пряча лицо в ладонях. – В Вирице. На своем месте, пусть не на троне, но...

– И сейчас бы мы похоронили тебя. – С горечью сказала Айрин. – А я бы сгнила у Фарта в замке. И никогда бы не научилась управлять истоком. И мы бы никогда не встретились... Для тебя это не имеет совсем никакого значения? Важнее винить себя в смерти Мадеры? Тебя месяц как нет в Вирице, тебя выставил оттуда Редрин, вини его! Почему ты все время один и никого не слышишь?

По щеке побежала слезинка, сорвалась с подбородка, и на синей ткани нового платья появилось пятнышко на тон темнее.

Колдун хлопнул себя по карманам, ему хотелось закурить, но кисет с трубкой он оставил в комнате.

– Тебя очень сложно любить. Каждый шаг, будто через стекло, я иду через броню выкованную специально, чтобы никто не подходил близко... И все мои потуги напрасны. Потому что если тебе не отвечают, то глупо стараться. Верно? Думаю, я не первая кто говорит тебе это, и речь идет не о женщинах, Майорин. Это касается всех, кто подошел ближе положенного. Наверное, мне пора остановиться. Чтобы тебе не мешать. Ты хочешь быть один, тебе так удобно. Мне жаль, что Мадера погиб. Правда жаль.

Она встала и медленно, взвешивая каждый шаг, пошла к дверям.

– Он сказал, что ты такая же хамка, как и я. Ты назвала Регину мегерой, и Орник был уверен, что ты сделала это нарочно. Не уходи, Айрин, прошу тебя.

– Почему?

– Потому что сидеть здесь одному невыносимо.

– Этого мало. – Твердо сказала девушка.

– Нет. – Возразил колдун. – Этого достаточно.

Ладонь, лежащая на спине, была сухой и горячей.

– Вот как ты решила проблему истока. – А голос хриплым. Пальцы коснулись овала одного из шрамов. – Драконья кровь. Как же плата?

– Чхать я хотела на плату и на Мастера. Нельзя вечно ждать, пока всё само собой решится.

– Как ты уговорила на это Летту? – теперь пальцы переместились к позвоночнику, один за другим считая позвонки.

– М-м-м... Попросила... И Шип попросил...

– Это дракон? – он убрал руку. Она перевернулась на бок.

– Дракон. Летта отвезла меня к нему, ты знал, что у них что-то вроде города?

– Да, хоть никогда и не был. Так что тебе выпала великая честь.

– За мою честь Летте всыпали по первое число. Там была такая болтливая горка, ругающаяся видениями. Я так поняла, это вроде старейшины. Летать такая ящерица уже не в силах, поэтому просто валяется и поучает всех, кто мимо проходит.

– И что сказала тебе сия горка?

– Ахинею, про силу, кровь, безумие... Была там только одна интересная вещь... Дай ка вспомнить слово в слово... "Вы угасаете медленней людей, но живете как люди – так же глупо".

– И что в этом нового? – он лег на спину, посмотрел в строгий скучный свод.

– Мы угасаем. Это значит, что исток все же стареет?

– А как ты хотела?

– Мне казалось, что мы не старимся.

Колдун глухо хрюкнул.

– Медленно, не торопясь... маленькими шажочками, но старимся. Мы смертные, а сколько может прожить исток, никто не знает... Не доживали.

Им обоим подумалось об одном и том же. Недопустимая, крамольная мысль перебежала из головы в голову, и девушка поцеловала любовника, чтобы больше не думать, и он ей ответил. Мысль, позорно изгнанная летала вокруг, мельтешила в воздухе, то замирая немым вопросом, то колотясь как загнанное сердце.

Двое истоков оскорбительно не обращали на нее внимания, занятые друг другом. Но мысль не спешила уходить. Завтра они проснутся вместе, так и не выспавшись толком, оденутся, торопясь, потому что непременно проспят, и, разойдясь каждый в свою сторону, останутся наедине с собой. И тогда каждый из них спросит себя:

– А я доживу?

Глава 15

Менестрели полагают, что истории начинаются со "слома". Когда в самых обыденных человеческих делах, появляется некий сбой, переворачивающий все вверх тормашками и заставляющий жизнь переходить в новую колею. Сложно говорить о каком-то конкретном событии, рассматривая историю в целом. Это не баллада, где один единственный герой принимает решение или становится жертвой обстоятельств. Здесь ученые ищут точку, послужившую опорой для переворота.

И может быть, рассматривай историки те события, они пришли бы к выводу, что все началось с обычного дня небольшого замка, принадлежащего некому господину. Господин был небогат, и даже более того – почти беден. И единственным сокровищем являлась его красавица дочь и титул. И красота и титулы продаются хорошо, важно правильно торговаться. Но дочь не ваза, имеет и норов, и характер – на пьедестал ее не поставишь. Вот и некий господин не уследил за подросшим дитятей, которое бесом юркало по замку, стреляя глазами. В гарнизоне же замка, очень немногочисленном, служил молодой воин, едва ли старше красавицы – господской дочери, и едва ли холоднее нравом. И в тот обычный день два юных сердца встретились, разговорились, внутри у обоих полыхнуло и взорвалось, как это бывает с совсем молодыми людьми.

Шли дни, юная госпожа приходила на стену к своему возлюбленному. Шли ночи, и юный муж проскальзывал к любимой тайком. Владетель замка опомнился слишком поздно, его дочь действительно стала похожа на вазу, лелеющую внутри маленькую новую жизнь.

Воина из замка, разумеется, погнали, погнали свои же приятели-сослуживцы, спасая от более страшной доли. А госпожа родила в срок мальчика, после чего была удачно выдана замуж за благородного, а главное богатого господина, который подтвердил, что титул и красота действительно хорошо продаются.

Мальчика дед отдал в руки повитухи, приказав избавиться от младенца. Как именно он не пояснял, женщиной повитуха оказалась доброй, не пожалев сил и времени, пристроила ребенка в ближайшую деревушку в бездетную семью кузнеца. Кузнец с женой видели в нем поддержку в старости и долгожданного сыночка, растили любя, пусть и не балуя, и с легкой растерянностью спустя семь лет смотрели на то, как маленький сын задумчиво двигает взглядом по столу ложку, не желая доедать нелюбимую им окрошку.