Текст книги "Колдун (СИ)"

– Но от тебя веет силой.

– Ты привела исток? -вопрос был задан больше для Айрин, потому что Летта ответила пустоте гулким рычанием.

Пока Летта сверлила глазами холм Айрин осторожно шагнула к дракончику, пытаясь думать как можно ласковей и теплее. Девушка сама не заметила, как из протянутой руки заструилась сила. Дракончик насторожился, чуть подставил удлиненную морду и фыркнул. Дыхание было горячим, и наледь на кожухе и шапке превратилась в мелкие капельки.

– Пойдем, я отбрехалась. Уж извини, людям здесь не рады.

– А черным драконам?

– При чем здесь они?

– Майорин говорил, вы сравниваете нас с ними.

– Майорин болтун.

***

Дракон был молодой, чуть меньше Летты. Как и она, серебристый.

– Ну, Шипом зови. -Представился он, изучая исток. – Сейчас Летте устроят нагоняй, а мы с тобой пока в тепло пойдем.

Драконица фыркнула и покосилась на недружелюбный холм, который продолжал ворчливо её отчитывать.

– Значит предложение как у Летты? Ты мне ваше рыло, я тебе силушку колдовскую?

-Да. А откуда вы знаете велманский?

– А я не знаю. Я просто думаю так, чтобы ты поняла, а ты сама слова подставляешь.

-И Летта так делает?

– Ей проще, она действительно знает ваш велманский. И что хорошего в человеческом рыле?

-Станешь пастухом, уведешь стадо, нажрешься... – задумчиво пробормотала Айрин.

– Ехидная девка.

-Я не знаю, какой вам в этом прок. Летта говорила я должна убедить себе дракона... Но если честно у меня только один довод. Любопытство.

– Хм... Подумай-ка о своих городах. Я посмотрю.

Айрин пожала плечами, прикрыла глаза и стала вспоминать.

Она еще раз бросила взгляд на стены храма, такие же серые, как и небо над ее головой. Стены, покрытые язвами и пигментными пятнами старости. Надо было прийти сюда раньше, еще по возвращению в Вирицу. Надо было...

Но Айрин казалось, что как только матушка Денера увидит ее, она все поймет. Поймет, какое Айрин чудовище.

Не то чтобы она верила в Трех богов и боялась их гнева... Но верила в матушку, и боялась ее... разочаровать.

– Айрин! – одна из сестер, неловко взмахнула пустым ведром, из которого только что выплеснула помои. – Айрин!

– Здравствуй. – Тихо проговорила девушка. – Здравствуй, Галла. Матушка здесь?

– Да. Тебя не было... довольно долго... Куда ты пропала? Мы думали...

– Я... – Айрин помедлила, собираясь солгать. – Я ездила домой.

– Домой? В Инессу? – когда-то Айрин сказала им, что родилась человеком в семье колдунов. И ее бездарную, обучили лечить травами. Это было правдой, просто правдой не всей. – Говорят там сейчас неспокойно.

– Да, неспокойно. – Медленно проговорила Айрин. – Пойдем в храм, Галла. Я давно не была там.

Они прошли вдоль разрушенной храмовой стены, поднялись по обветшалой лестнице. Дома милосердия, где управляла матушка Денера, не пользовались особой любовью у богатых горожан, а бедняки не могли пожертвовать большие деньги... Если вообще могли жертвовать что-то помимо своей жизни. Внутри ничего не изменилось. Все та же беднота и чистота. Тщательно подметенные полы, аккуратно подшитые занавески из дешевой небеленой ткани. Грубо срубленная деревянная мебель на просторной и холодной кухне.

– Айрин? – матушка оторвалась от листа пергамента, на котором писала ровным четким почерком, – очередное прошение Консату – поняла Айрин. Не первое и не последнее и, скорей всего, бесполезное. Матушка посылала эти прошения раз в месяц, не смотря на отсутствие ответов. Один раз Айрин спросила у нее, зачем она тратит пергамент и чернила на того, кто не потрудится даже прочитать ее послание. Тогда матушка ответила ей, что смиренная просьба всегда будет услышана... Но и смиренная просьба может быть настойчивой.

Есть вещи, в которые сложно поверить. Айрин всегда было сложно поверить, что все ее поступки продиктованы чьей-то волей. Что все с ней случается, находится в чьей-то власти.

– На все воля Божия. – Сказала матушка, когда они остались одни и девушка, было, открыла рот, чтобы поведать той о своих прегрешениях. – Ты не тот человек, кому исповедь принесет облегчение. Думаю, мне не нужно об этом знать. Сколько раз ты спорила со мной о значении слова грех? Помнишь?

– Да, матушка.

– Не надо, дочь моя. Не надо каяться. Тебе не надо. Покаяние не принесет тебе облегчения.

– Мало кто в храме скажет подобное. – Пробормотала Айрин.

– Я не стала бы матерью настоятельницей, если бы была слепа. Вера часто слепа, Айрин. Но слепая вера, не годится для целителей.

– И вам свойственна мудрость. – Улыбнулась Айрин, поднимаясь со скамеечки стоящей под ликом Матери Богини. У лика были такие же хитрые и добрые глаза, как у Денеры.

– Гордыня – это грех, дочь моя. Избави меня Богиня от него.

– Мне уйти?

– Скоро полуденная молитва. Пойдем.

– Я не верю в...

– Молитва еще никому не вредила. – Оборвала ее Денера. – Если тебе так будет проще, то думай, что сие очистительный транс, к которому прибегают колдуны, чтобы восстановить свои силы.

– Хорошо, матушка.

– Хитрюга. – Усмехнулась Денера. – Ты надеешься после поболтать с сестрами, и знаешь, что я тебя к ним не пущу, пока ты не почистишься от мирской грязи. Пойдем. Не гоже опаздывать.

В молельне пахло свечами и ладаном. Айрин тут же захотелось чихнуть, она прикрыла нос рукавом, стараясь скрыть несвоевременный недуг. Тихо чихнула.

Как назло в носу продолжало свербеть, и чихать хотелось все больше.

«У меня непереносимость веры», – подумала она, делая вид, что склоняется перед фресками на стенах, молитвенно прижимая руки к губам. Чихнула.

Матушка Денера заметила все ухищрения девушки, но лишь улыбнулась. Эту Айрин она знала.

Не ту, что пришла к ней с больными глазами, готовая покаяться будто смиренная монашка. А такую – чихающую в молельне от острого и вязкого запаха ладана, глядящую на лики богов, будто находится с ними в преступном сговоре. Так словно потом они вчетвером пойдут в город пакостить, развешивая нижние портки на вывесках корчм.

Жрец дождался, пока на башне запоет колокол. Сестры выстроились на хорах. Звонкие голоса прорезали пустоту храмового свода, рассекая высокую молельню, будто водяные струи под напором.

– Не молись, раз не умеешь. Но моли. – Говорила матушка Айрин, впервые вталкивая упрямицу в молельню. – Моли о пощаде, о любви, о надежде, моли за меня и за своего колдуна. Моли. И тебе будет легче.

Айрин не знала молитв. Не верила в волю Божию.

С хоров, пронзительным криком рвалось пение.

Лики на фресках сочувственно смотрели на малочисленных прихожан. Горели свечи, совсем не чадя.

Тонкие, темные длинные свечи. Так не похожие на обычные.

– Моли о тех, о ком думаешь. – Шепнула ей матушка, ласково поправляя сбившийся платок на волосах Айрин.

– Разве они ответят? – одними губами спросила Айрин, смотря на фрески. – Разве они существуют?

Кто знает...

Моли. Не молись, но моли.

Тонкие пальцы сплелись на груди, судорожно сжались...

... Если меня хоть кто-нибудь слышит... духи вы или призраки... те, кто принял смерть от моей руки... стоящие в том проклятом зале... химеры, которые когда-то были людьми... Лоренц Фарт...

На хорах повисла тишина.

...молодой маг, набросившийся на меня со спины... если меня кто-нибудь из вас слышит...

Одинокий чистый голос взлетел вверх.

...я не молю о прощении... ибо такое нельзя простить... но отпустите меня... дайте жить дальше... пустите... и простите...

К голосу один за другим с небольшим опозданием начали присоединятся другие. Из-за за сбивки слова мешались, так что понять, о чем поет хор было сложно. И все же Айрин понимала. Хор молился и благословлял. Хор плакал и ликовал. Хор верил, надеялся, просил, и ничего не ждал.

И Айрин плакала, уже не стыдясь своих слез, потому что в хоре ей мерещились голоса тех, кого она умоляла отпустить ее.

Выходя из молельни, она вопреки обычаям не развернулась, чтобы осенить себя треугольником, а просто пошла дальше. Жадно дыша, прогоняя смолистый храмовый дух из легких. Морозный зимний воздух обжигал, но казался упоительно сладким.

Во дворике перед молельней переговаривались прихожане, многие разбивались по парочкам и шли по своим делам.

– Дочка... – услышала девушка за спиной. Худая невесомая рука легла на ее плечо. – Дочка... Ты плакала в молельне. Плакала о смерти, не о жизни.

Айрин обернулась и дико уставилась на сухую, будто ветка, какого-то узловатого дерева, выбеленная морем и годами, женщину. Совсем не старую, но какую-то древнюю.

– Черно у тебя за душой дочка. Богиня мне сегодня наказала сюда прийти, встретить тебя.

Сумасшедшая поняла Айрин. Очередная рехнувшаяся на вере сестрица, слышащая голоса Богов.

– Не веришь ты мне, вижу. Но ты послушай, Сюшу. Старая Сюша с тобой повидаться пришла. На тебя посмотреть. Ты думаешь ты одна. Все тебя бросили. Так оно и есть. Права ты, хоть и верить в это не хочешь. За смерть молишь, о мертвых больше, чем о живых думаешь. Потому и одна. Мертвые тогда тебя простят, когда живые простят. Мертвым все равно. Слушай, старую Сюшу Богиня прислала. Слезы больше не лей. Хватит лить слезу. Сюшу слушай! Мертвые пусть молчат! О живых думай. Живые они в тебе нуждаются. Тому человеку больно, плохо, он тоже все о мертвых думает!

– Кому? – выдавила из себя Айрин, с трудом глотая ком в горле.

– Покалечили его, побили ему судьбинушку. Вот и думай о нем. Помоги ему. Он на твоем пути стоит.

– Кто? Имя скажи!

– Сюша не знает... Сюшу Богиня предупредить послала, благословить. Не знает Сюша.

Сумасшедшая медленно побрела дальше, оставив Айрин стоять с открытым ртом. Девушка со стукам сомкнула челюсти, наблюдая как худая фигурка в лохмотьях ковыляет по храмовому двору.

Небо постепенно затягивало облаками. Пошел мелкий сухой снежок.

Айрин вернулась в трапезную, где уже разливали по мискам похлебку. Девушка нашла свободное место между двумя сестрами, поставила миску и пошла за куском хлеба и ложкой. Сестра на раздаче весело ей подмигнула, приветствуя.

Похлебку сварили из осенних кабачков, отрастивших толстую трудно пережевываемую шкуру. Сестры сплевывали ее и складывали около мисок, самые же отважные глотали целиком. Еще в похлебке плавал лук, морковь и репа. Айрин поймала на черенок длинную луковую соплю и брезгливо повесила ее на край тарелки. Сестра по соседству удивленно на нее покосилась – она только что со смаком всосала такую же.

– Хочешь? – сердечно предложила Айрин. Монашка сморщила нос и фыркнула в ложку. – Как хочешь. – Девушка пожала плечами, складывая к одной вялой лучине другую.

А вот хлеб в храме пекли чудесный. Пекли в маленькой глиняной печке, сложенной прямо во дворе. Раньше Айрин всегда прихватывала домой краюху, оставляя в жертвенной миске рыночную стоимость хлеба.

Майорин смеялся, что она единственный человек, который честно обворовывает храм.

После трапезы посуду сложили горками, со стола смели крошки и непрожеванную кожуру кабачков. Монахини принесли глубокие ушаты, послушницы ведра с горячей водой. Застучали миски, завозились тряпки и, наконец, раздались веселые женские голоса. Будто простые горожанки, монахини говорили о новостях и сплетничали.

– Нынче на площади собаку камнями закидали, думали оборотень. Жалко псину... – вздохнула одна, проводя пальцем по вымытой тарелке, проверяя чистоту.

– Оборотень-выворотень! – пробурчала другая. – Дурни!

– Дурни-дурнями, но тварь какая-то по улицам бегает.

– Что-то не видно этой твари в наших краях.

– Какая же нечисть рискнет зайти на святую землю? – задала провокационный вопрос сероволосая послушница. Раздалось всеобщее согласное мычание. Только Айрин едва заметно усмехнулась, но спорить не стала. Она-то хорошо знала, что лучшее средство от нечисти – это рогатина или острый меч, а святую водицу эти твари полакают с превеликим удовольствием, наслаждаясь ее чистотой и вкусом. И в ответ разве что благодарно рыгнут – перепив.

– А государыня, говорят, брюхатая ходит. – Поддала Айрин жару.

– Ох! Слава богам, наконец-то наследник у Его Величества!

– Слышали, что про его брата говорят? Он открыто живет с любовницей! – Айрин принялась усердно мыть собственную миску.

– Ну и ладно, откуда он вообще взялся брат этот? Может он и есть оборотень?

– А архимаг вчера опять к матушке приезжал, я собственными глазами видела, как она его во дворе встречала.

– Ох... девоньки... матушка услышит, мало нам не покажется.

– И верно... что ты там, Айрин, про государыню говорила?

Последняя миска устроилась на длинной тряпице для сушки. Вода из ушатов потекла в сточную канаву, сестры разбрелись кто куда. Одни надели полушубки и отправились чистить снег или помогать в центральном храме. Другие вернулись в лекарню, заниматься немногочисленными больными, большинство из которых страдало от обморожения, заработанного спаньем в сугробе. Третьи занимались еще чем-то – как обычно работы в храме было много.

Айрин обтерла руки рушником, не одеваясь, вышла во двор, где нырнула в неприметную дверцу замшелой башенки. Винтовая лесенка пронизала три этажа кладовых. На четвертом было тепло. У матушки Денеры трещала печка, сама настоятельница стучала спицами, вывязывая нечто длинное и серое.

– Айрин. – Кивнула она.

– Матушка, мне пора уходить. Я зашла попрощаться.

– Помогла тебе молитва? Не отмахивайся, вижу, что помогла. Заходила бы почаще, Айрин.

– Матушка, ко мне подошла странная старуха... Сюша...

– Сюша... она не старуха, доченька, чуть старше тебя. Когда она переболела Луарским тифом, стала такой. Осинья – ее звали. Помнишь? Ты тогда приходила со своим колдуном.

– Осинья? Осенька? – Айрин прижала ладонь к губам и прикусила указательный палец. Дурная привычка, которая никак ее не оставляла. – Она тогда сильно болела...

– Да сильно. Осенька так и не оправилась, она была тогда только послушницей, и я отправила ее домой. Думали, помрет к лету. – Матушка справила священный треугольник. – А она живет. Вот только странная стала, говорит божьими голосами, видения ей приходят. Да всегда по делу. А на Осю больше не отзывается. Зовет себя Сюшей. Мы уже и привыкли. Божий человек наша Сюша. Что она тебе сказала, запомни.

– Матушка... а вам не интересно, что она сказала?

– Айрин, Айрин... это неважно. Для тебя важно, а мне знать незачем. Иди с Богом, пусть тебя Богиня хранит, а сын их дорогу указывает, освещая путь во тьме. И не убоишься ты зла, потому что они с тобой.

Айрин спустилась по лесенке, считая ступеньки, она уже выходила за храмовые ворота, когда впервые оглянулась. Посмотрела на серые стены, замшелые, нуждающиеся в ремонте.

– Да не убоюсь я зла... – прошептала она и улыбнулась – Да убоится зло меня, раз я такая страшная.

– Я больше узнал о тебе, чем о людях... Но ты забавная, а почему ты считаешь себя чудовищем?

-Видно так оно и есть.

– Расскажи.

Рассказывать дракону оказалось необыкновенно легко, не надо подбирать слов и выражений. Воспоминания сами скользят в голове седыми змеями. И Айрин отпустила их на волю, позволяя Шипу узнать все от начала до конца. О том, кем она родилась и как росла, о том, как стала истоком и как она училась им быль, как попала в плен к Фарту и как боялась сойти с ума, как приготовилась умереть, забрав с собой весь замок. Как спаслась и еще долго не могла поверить, что не бредит, как познакомилась с Леттой, как они добирались до Вирицы, и как она из Вирицы ушла. А Шип, смежив тяжелые веки, казалось, видел каждый миг жизни девушки, которая сидела прислонившись к стене его пещеры на двух толстых кожухах, протянув бледные руки к распаленному для нее костерку.

***

Айрин задумчиво склонилась над картой, чуть покусывая губы, поводила пальцем по нарисованной Урмале.

– В Милрадицы с Роканкой соваться не стоит, мама наверняка дезактивировала телепорты... А вот Кордер не подчиняется ни Вирице, ни Инессе... Как думаешь?

Летта приподняла голову, лежащую на вытянутых лапах, сейчас драконица напоминала девушке огромную чешуйчатую кошку.

– У тебя есть деньги на портал? Может проще тогда заказать точечный перенос?

– Не проще. Точечный перенос вещь весьма подозрительная, а так приспичило богатой горожанке к родственникам в гости.

– Рис-скуешь. -Айрин уже начала привыкать, что мысли Шипа для нее звучат приятным мужским тенором с легкой хрипотцой и змеиным присвистом. Леттины высказывания были обычными, тем самым голосом, который девушка слышала от драконицы в человеческом обличье. Шип продолжил: – До Цитадели еще надо добраться, опас-с-сно!

– А я и не надеюсь, добираться в крытых санях со слугами и охраной.

– А мы значит полетим...

– Боитесь? – хмыкнула Айрин. Шип негодующе изрек:

– До чего мерз-ский ис-сток!

– Трусливый дракон. – Ввернула "мерзкий исток", заработав два неприязненных взгляда драконьих глаз.

– Вот и все. Все старания насмарку. -Вслух подумала Летта, но Шип похоже вошел в азарт и не собирался отказываться от рискованного плана истока. Что привлекало дракона больше: возможная перспектива обращаться в человека или процесс добывания денег было не ясно, но Айрин ему явно нравилась, Летта даже немножко приревновала, глядя как эти двое одухотворенно спорят из-за какой-то мелочи. Кого именно она приревновала драконица не знала, с одной стороны это она привела Айрин из Велмании, спасла от смерти и хандры, а та отчего-то живо болтает с Шипом, а Шип знай наслаждается, когда девичьи пальчики поглаживают нежную чешую шеи. Потом Летта подумала, что вроде именно этого и добивалась, но в разговор все равно вмешалась, помешав выяснению, кто все-таки сильнее боевой маг или дракон.

На претворение плана Айрин в жизнь ушло три дня, не считая дороги до Сокольего Крыла. Айрин купила себе длинный плащ, скрывший лохматую доху, ножны с мечом и страшненькие, но теплые сапоги. Плащ оказался слишком длинным – пока девушка шла до портальной башни она три раза запнулась и один раз все-таки упала. В башне она довела старичка мага до бешенства, по серебрушке высчитывая оплату и трижды перепроверив. Маг до того злился, что позабыл спросить на кой бес такой молоденькой особе приспичило телепортироваться в Кордер, где рядом если еще не идет, но назревает война.

Летта убедившись, что Айрин благополучно отбыла в Велманию, поспешила к месту встречи в Шипом, где тот попытался сожрать ни в чем не повинную лошадь драконицы. Иначе как к еде Шип к этой животине не относился и страшно удивлялся, почему подруга столь трепетно оберегает тепленький и вкусный кусок мяса и беспрепятственно позволяет ему скрыться в лесу.

Глава 5

– Майорин... – колдун дернулся, неловко двинул рукой, и чашка с горячим сбитнем слетела с края стола.

– Пшшшш... – сквозь сжатые зубы прошипел мужчина, вскакивая со скамьи и хлопая себя по обожженным ногам. Как назло, придя к себе, он разделся и сидел в одних лишь полотняных портах. – Какого беса тебе надо?

– Что не только колени окатил? Попало и выше? – смеясь, уточнил гость.

– С чего взял? – уже спокойней спросил колдун, придирчиво оглядывая желтое пятно, оставленное сбитнем. Подлое пятно выглядело крайне унизительным.

– Переоделся бы... мало ли еще кто заглянет...

– Менестреля заперли? Этот что не растреплет, то додумает и тогда уже растреплет.

– Заперли. Не любишь ты Валью, а певец он неплохой, но и я не трепаться с тобой пришел. Оденься, пойдем, погуляем.

– Тепло одеваться-то, воевода?

– Зима на дворе. Вещи тоже прихватить можешь. – Пространно сказал Ерекон и вышел.

Майорин потрогал мокрую штанину, поморщился и взялся распутывать тесемку на поясе.

Вид у воеводы был загадочный и будто бы довольный. Колдун пытливо глядел Ерекону в спину, но хоть и отличался на редкость неприятным взглядом, ничего не выведал, кроме проседи на густой волчьей шкуре из которой был пошит воеводин плащ.

Они вышли во двор, пересекли его наискось и нырнули в неприметную дверку в крепостной стене. У Майорина появилось неприятное подозрение, что довольство воеводы основывалось на их скорой разлуке.

Оседланная лошадь по ту сторону стены это подозрение подтвердила.

– И что? – нерадостно буркнул колдун принимая самолично отвязанный Ереконом повод.

– Пойдешь на разведку. Спустишься в сторону Рябушки.

– Куда там спускаться там отвесный берег!

– Спустишься, там тебя ждет Хорхе, он все тебе и расскажет.

– Что же ты его ко мне не послал?

– Чтобы ты сразу побежал ко мне выяснять все точно? – усмехнулся воевода. Майорин только застонал и принялся приторачивать меч к седлу, второй уже висел за спиной, прикрытый капюшоном.

– Надолго?

– На пару седмиц. Припасы в сумках, одеяло и прочая утварь там же. Зачем тебе два меча?

– Запасной. – Мрачно ответил колдун, надвигая шапку на лоб. – Вдруг один потеряю.

Ерекон нахмурился и протянул колдуну руку. Нехотя и медля, колдун вынул меч из ножен и подал воеводе.

– Травленый рунами... – Воевода крепче сжал рукоять, но руны так и остались безответны. Ерекон, не стал бы воеводой и не женился бы на самой красивой и привередливой колдунье в Инессе, если бы не был упрям. Лицо воеводы покраснело, на висках вздулись жилки. Руны легонько засветились, мертвенным бессильным светом. – Меч истока.

– Верно. – Майорин забрал оружие.

– Покажи.

Колдун стянул перчатку и, стоило голой ладони коснуться кожаной оплетки, как меч будто ожил.

– Он рубит почти любое заклинание.

– Сам догадался. Много раз пригождался?

– Бывало... – Колдун спрятал меч и натянул на зазябшие руки перчатки. – У твоей дочери такой же.

Теперь лицо воеводы побелело, как от ноющей боли в застарелой ране.

– Толку девчонке от меча.

– Ну, – Майорин сунул ногу в стремя и вспрыгнул в седло, – я бы сказал, что она вполне сносно им владеет.

– Что ты и для меча время нашел? – зло спросил воевода, а колдун наконец-то осознал в полной мере, чем так не люб.

– Ты зря меня обижаешь, Ерекон. Я два года был ей другом и наставником.

– Езжай... в... Роканку... – процедил воевода сквозь зубы и с силой ударил коня по ни в чём неповинному крупу. Тот резво наддал задом, так что Майорина здорово дернуло в седле. Со злости колдун добавил скотине пятками, и они споро понеслись по узкой тропке, жавшейся меж заросшим колючим кустарником основанием крепостной стены и отвесным берегом, висящим над Рябушкой. Будь на улице светло, колдун бы осадил коня сразу, не рискуя на скользкой тропке. Но во тьме мерцающая по левую руку целина выглядела не такой далекой.

Уютно горел костерок, пахло жареным мясом и лошадиным навозом. Кони ловко собирали губами остатки рассыпанного в снегу овса.

– Явился! – Хорхе, не здороваясь, протянул колдуну птичью ногу, истекающую соком. – Завтрак готов. Ешь и по коням.

– И я рад тебя видеть. Всех рад.

Люта Молчун угукнул в бороду. Братья Фотиевичи одновременно кивнули.

– Ничего себе компания. – Колдун пихнул Хорхе в сторону, заставляя подвинуться. Брошенная поверх бревна шкура была приятно нагрета воином. – Они нас в Цитадель послали?

– Нет, но после исчезновения Филиппа посылают только лучших. Те, кто либо не попадется, либо отобьется.

– Или в плен живым не дастся. – Закончил за Хорхе один из братьев.

Майорин обгладывал "завтрак", ему больше хотелось спать, нежели есть, впрочем, он радовался даже такому повороту событий. Все лучше, чем сидеть в Милрадицах и ждать решений Ерекона.

Хорхе подробно обрисовывал грядущие планы.

Люта и братья Фотиевичи готовились к отходу. Молчун как раз отряхнул потник, закинул его на спину своего Савраса, уложил сверху седло и затянул подпруги. Конь задрал светлый хвост и выдал долгий раскатистый звук, выпуская наружу вытесненный ремнями воздух. Хельм Фотиевич, стоявший как раз напротив Саврасиного хвоста шутливо помахал ладонью перед носом. Хельм назывался младшим братом, но отличить от его старшего – Орма мог разве что почивший отец. Близнецы удались в отца и ростом, и статью, и трудным характером.

Люта закрепил седельные сумки, оправил седло и похлопал могучей ладонью по крупу. Саврас отмахнулся от хозяина хвостом, будто от навозной мухи, хвост у коня был до земли, причем животина уже успела где-то изваляться и нацеплять на волос желтых колючек. Орм, наклонившийся за своими сумками получил по лбу, Хельм хихикнул и получил тоже. Молчун невозмутимо затопал к ближайшему дереву.

Воин закончил рассказ и тоже поднялся на сборы. Майорин, который не расседлывал своего гнедого, остался сидеть, задумчиво смоля трубку. Получалось, что не совсем это и разведка. А точнее: совсем не разведка. Получается, он нужен Ерекону, настолько, что тот доверил ему сборы основного отряда.

– Эй! – позвал его Хорхе, уже видно давно стоящий у него над душой. Майоринова душа оказалась настолько черства, что надзора не заметила и продолжила наслаждаться бездельем.

– Э? – поднял голову колдун.

– Зад подними, подстилку отдай.

– А... ну, на. – Майорин встал, примерзшая подстилка оторвалась от бревна с обиженным хрустом.

Ехали к Роканке, не торопясь, не скрываясь, но как можно осторожней. В дороге Майорин обогнал Люту и поравнялся с Хорхе.

– Расскажи мне про Филиппа.

– Да чего рассказывать, сгинул парень, не думаю, что он жив.

– Расскажи. – Не пожелал отвязываться колдун.

Хорхе оглянулся по сторонам, проверяя, не вылезет ли из-за дерева кто-нибудь любопытный, но как назло вокруг были только свои.

– Хорошо. – Сдался он. – Мы пошли к Цитадели. На местности осмотреться, поглядеть, что да как в тех краях. Ильма просила сильно не высовываться, колдовать поменьше. Просто пойти погулять, границы на карте обозначить, версты между источниками посчитать, делянки приметить, укрепления там... Главное, чтобы тихо.

– Кто был?

– Я, Оверкаллены, ну Фотиевичи. – Тут же поправился Хорхе, поймав недовольный взгляд Орма. – И Филипп с людским отрядом.

– С людьми? Зачем?

Хорхе опять обернулся к близнецам, поморщился, будто от головной боли.

– У него было особое задание. Они изображали отряд наемников и подобраться к Цитадели на предельно близкое расстояние. А мы пошли с востока от хребта, нашей основной целью было разведать настроения гномов.

– Зачем?

– Чтобы выяснить получится ли разместить у них лагерь.

– Вы вербовали гномов? – ухмыльнулся Майорин.

– Покупали. – Донеслось сзади. Хельм усмехнулся в черные усы.

– Договаривались. – Поправил его воин. – Но в общем да.

– Но почему не Филипп? Он же хорош в переговорах?

Тут воин смутился:

– Филипп пошел вместо меня с людьми... Я поссорился с Ереконом. Короче наказал меня воевода, сказал, что я, сперва, должен выбрать сторону, а потом он будет мне доверять.

– Из-за чего?

– Из-за чего... из-за девки вашей вредной... донесли ему, что я ее прирезать пытался, когда она с катушек съехала, но воеводу, кажется, больше разозлило, что тебя не прирезал когда ты... ну сам понимаешь...

– Что же он тебя отправил?

– А он не знал... он Орма с Хельмом отправил, а они меня с собой взяли.

– Ты хотя бы был в этом Уралаке, мы ж ее в глаза не видели. – Оправдался Хельм, братья подвели коней вплотную к Майорину с Хорхе, сзади теперь ехал только Молчун, как обычно молча. – А чтобы к ней незаметно подобраться пришлось по горам лазить, будто мы йотуны, а не чародеи.

– Не орите на весь лес. – Буркнул воин, пришпоривая коня и выезжая из кучи малы. Майорин тут же его догнал. – Поехал Филипп, мне с самого начала все это не нравилось, во-первых его наемники слушались плохо, а он вместо того чтобы их приструнить, надулся – мол вы люди глупые, а я такой-сякой колдун, чародей... Бр-р-р. Я его предупреждал, но Фил у нас папин сын, ему тоже не слишком нравилось, что я на его драгоценную сестренку меч поднял.

– А я тебя предупреждал. – Мстительно напомнил колдун.

– Так не убил же... – пожал плечами воин, оглаживая саблю на боку. – Условились просто: мы идем с востока, они с запада, мы доходим до Уралака, все выясняем, они доходят до куда дойдут, но разумно, без лишнего геройства. Встречаемся через дюжину дней на подходе к Гаарскому перевалу и тихо драпаем назад.

– Они не пришли. – Утвердительно пробормотал Майорин.

– Не пришли. – Повторил за ним Хорхе. – Знаешь, мы сразу...

– Погоди. – Перебил его колдун. – А с гномами ты договорился?

– А как же...

– Не тяни кота за хвост, колись!

– Как хочешь. – Не стал ерепениться воин. – В горы мы стали подниматься, не доходя до Гаарского пути, залезли, как можно выше. Шли на лыжах, никаких лошадей, даже не охотились толком.

– И толком не жрали. – Высунулся Орм, Хорхе показал ему кулак. Рыжий Орма тут же приметил съедобный кустик и опять отстал.

– Ильма надавала амулетов, хоть топись иди с такими камнями, но толк от них был, самому казалось, что колдовать отроду не умел. А гномы молодцы, они так в горы закопались от наших перепалок, что не знай я о городе, подумал бы – груда камней. Ладно, достучались, даже в баню сходили. У Хельма вон на заду до сих пор памятка от гномей каменки.

Майорин ухмыльнулся, он тоже был в гномьих банях, не обжечься там было великим подвигом.