Текст книги "Очная ставка"

Автор книги: Анна Клодзиньская

Соавторы: Ян Литан,Рышард Ляссота
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)

Глава 7

Собственно говоря, описания внешности, как такового, не существовало: высокий мужчина, в больших темных очках и в черной кожаной куртке. Машина – зеленый польский «Фиат-125», побитый, с помятым крылом, но почти новыми покрышками. Офицер из «дорожной», когда Щенсный обратился к нему с вопросами, только потому не рассмеялся ему в лицо, что был всего-навсего молодым поручником – по отношению к майору недопустимо…

– В Варшаве зарегистрировано около полумиллиона частных машин, – сказал он. – В том числе, если мне не изменяет память, свыше ста двадцати тысяч польских «Фиатов-125». Но вы, товарищ майор, уверены в том, что речь идет о жителе Варшавы?

– Я ни в чем не уверен, – вздохнул Щенсный. – Это мог быть даже иностранец, хорошо говорящий по-польски.

Он хотел еще спросить о количестве зеленых «Фиатов», но махнул рукой и вышел. Однако, несмотря на это, скупое описание внешности было разослано всем подразделениям гражданской милиции в стране. Во-первых, потому, что у Щенсного имелись добрые знакомые в отделе криминалистики Главного управления, а во-вторых, потому, что он упорно утверждал, что найдет убийцу Данеля Мрозика. Подсознательно Щенсный чувствовал, что парень погиб совершенно безвинно.

Таким образом, документ с описанием внешности преступника пошел по Польше. На другой день майору позвонил прокурор Бялецкий. Они встретились, и прокурор сказал, вынимая документ и свои записки:

– Не знаю, пан майор, имеет ли все это вообще какой-то смысл, но описание внешности напомнило мне показания человека, которого я недавно допрашивал. Его зовут Ян Завадовский, он проходит по делу, связанному с шантажом, кражей наркотиков В так далее. Так вот…

– Я немного знаком с этой историей, – прервал его Щенсный. – Это тот тип, который пытался совершить самоубийство?

– Совершенно верно. Так вот, Завадовский, после долгого молчания признавшийся в совершенном преступлении, следующим образом описал внешность шантажиста… – Он дорылся в записках. – Вот его показания: «…из такси вышел какой-то мужчина, высокий, в темных очках, в шляпе, воротник пальто поднят». И дальше: «Он появлялся внезапно… всегда в темных очках, почти заслонявших лицо».

– Интересно, – пробормотал Щенсный. – А о машине никаких данных?

– Нет. Во всяком случае, Завадовский об этом не говорил. В первый раз, когда шантажист остановил его, кажется, он вышел из такси. А позднее они встречались где-то на окраине, ночью, как в детективных романах… – Бялецкий на некоторое время задумался. – Не уверен, правда, что все это не плод слишком буйной фантазии Завадовского.

– Считаете, что Данеля Мрозика тоже могли шантажировать? И то же самое лицо?

– Возможно. Но послушайте дальше. Два дня назад Завадовский на вопрос, не напоминает ли ему шантажист кого-нибудь из его знакомых, сначала долго возмущался, решительно отрицал, но в конце концов, после больших колебаний, ответил, что внешность этого человека и жесты в чем-то напоминают ему владельца бара в центре, некоего Казимежа Пасовского.

– Так они знакомы?

– Не совсем. Завадовский довольно часто там обедал. В основном баром заправляет Пасовская, а муж заглядывает только временами. Таким образом, Завадовский видел его несколько раз, но случая познакомиться не представлялось, да он и не видел в этом необходимости. Понимаю, что это слишком незначительный повод, чтобы заинтересоваться Пасовским.

– И все же, чем черт не шутит, – ответил майор. – Понаблюдаем, что это за тип. Но осторожно, чтобы не дай бог не обидеть невиновного. Высоких мужчин в темных очках теперь, летом, в Варшаве сотни. Думаю, в самом управлении нашлось бы несколько. Да и в прокуратуре тоже.

Они рассмеялись, и Щенсный на прощание еще спросил:

– А голос? Завадовский не сравнивал голоса Пасовского и шантажиста?

– Я этим поинтересовался, но он не смог толково ответить.

Данные о Казимеже Пасовском, с которыми Щенсного познакомили в районе, не вызывали к нему подозрений. Из них следовало, что этот человек до сих пор не был замешан ни в каких скандалах, политикой не интересуется, работает в баре, принадлежащем его жене Дануте, а по совместительству еще и в финансовом отделе кооператива «Носки», где за сдельную штату помогает бухгалтеру вести счета. Правда, любит погулять, но пьет в меру, вежлив, пользуется уважением. В этом месте была приписка: особенно у женщин.

Потом шли более подробные персональные данные, домашний адрес, сведения о машине – «опель-рекорде» (записанной на жену), о нескольких выездах за рубеж, и все.

– Кроме довольно неопределенных подозрений со стороны Яна Завадовского есть какой-нибудь другой повод, из-за которого мы должны продолжать интересоваться Пасовским? – спросил Щенсный своего начальника.

Данилович пожал плечами.

– У тебя что, мало работы? – ответил он вопросом.

* * *

Беспокойство Оператора было естественным. Он нуждался в скупщике, поэтому был заинтересован в его безопасности. К тому же, если б скупщика посадили, в ходе допроса могло открыться кое-что нежелательное для рыжего воришки.

Поэтому, став свидетелем одного разговора, он решил немедленно навестить скупщика. Правда, поскольку они не договаривались о встрече, вор в течение нескольких дней не мог застать Уража дома, что, впрочем, не вызывало особых опасений, так как Оператор знал, что тот часто уезжает «по делам». Наконец в последних числах августа, поздним вечером, он заметил свет в окне его комнаты на четвертом этаже.

Скупщик удивился посещению, но не рассердился: он испытывал к Оператору слабость. Их связывали едва заметные нити симпатии. Вор никогда не интересовался подоплекой этого, в принципе он ничего не имел против: расположение Уража облегчало заключение сделок.

Он вошел в квартиру своим легким, кошачьим шагом, оглядев грязную, как всегда, комнату, подметил, что на вид в ней ничего не изменилось, и, успокоившись, сел за стол.

– Я пришел вас предостеречь, – начал он без всякого вступления. – Эта лахудра с третьего этажа взъелась на вас, не знаю почему. Слышал – собирается донести.

Смуглое, исчерченное морщинами лицо скупщина слегка дрогнуло. Он поправил очки, но не произнес ни слова, ожидая продолжения.

– Я навел справки и здесь и там, – говорил рыжеволосый, – девка уперлась – ни в какую. Можно бы ее утихомирить, но это повлечет за собой ненужные разговоры, кое-кто начнет вынюхивать… Зачем нам это? Я подумал, не вывезти ли ее за город и там прикончить… Как вы считаете?

Ураж отрицательно покачал головой:

– Если эта потаскушка уж начала трепаться обо мне, то у нас нет уверенности, что она уже не донесла. А тогда сразу это дело пришьют мне.

– Тоже правильно. Что вы ей такое сделали, что она так окрысилась?

На лице Уража промелькнула еле заметная усмешка.

– Ничего. Понимаешь?.. В том-то и дело, что именно ничего.

Оператор, стрельнув глазами, засмеялся:

– Неудивительно. На такую захудалую потаскуху разве только по пьянке кто польстится. – Он нахмурился, нервно потер щеку. – Говорить с подобной стервой все равно что дать бритву обезьяне, – пробормотал наконец. – Что будем делать?

– Уеду на некоторое время. Вернусь, когда все утихнет.

– Черт побери, а кому я буду носить «игрушки»? – забеспокоился рыжий.

– Подожди немного. Хорошо спрячь и подожди. Впрочем, есть Рымбол, есть Олек-Директор. С этими двумя можешь иметь дело, пока я не вернусь.

Они попрощались, и успокоенный Оператор ушел.

* * *

То, что он задумал, всерьез захватило его. Скупщик готовился старательно, хотел все разыграть как по нотам. Вторник второго сентября выдался теплым. По стране прокатилась волна инспирированных реакционными силами забастовок; отмечались бунты заключенных, выступления на побережье; были осквернены некоторые могилы; везде, где только можно, распространялись враждебные листовки, плакаты, брошюры; на производстве ощущались все более растущие потери. Но скупщик не принимал эти события близко к сердцу. У него-то было все, что нужно. Дела государства не имели отношения к его делам.

Свой сценарий он начал реализовывать около двадцати трех часов. Затворил окно, проверил, плотно ли закрыты двери. Затем начал методически крушить все в квартире: выбросил из поломанного шкафа на пол одежду и белье, перебил всю посуду, перевернул стол и стулья. Это он, впрочем, постарался сделать тихо и осторожно. Стащил с кровати постель, матрац разрезал и выпотрошил.

Когда комната стала выглядеть так, словно в ней буйствовал пьяный скандалист, Ураж вытащил из кармана нож, а из сумки – бинт. Потом снял перчатки, завернул свитер на левой руке и, стиснув зубы, осторожно, чтобы не задеть вену, полоснул по коже. Брызнула кровь. Он обкапал ею постель, матрац, пол, стены, а также прихожую и раковину умывальника. Окинул все критическим взглядом и только потом забинтовал руку. Окровавленную рубаху сунул в сумку, этот реквизит ему понадобится позднее. Снова надел перчатки.

Из тюка, валявшегося в углу комнаты, Ураж вытащил две пары мужских ботинок, отличавшихся фасоном и размером. Теперь ему предстояло проделать сложную операцию – плохо исполненная, она могла испортить все дело. Крайне осторожно, стараясь не ступать там, где с каждой минутой все более темными становились пятна крови, он передвигался по комнате и кухне, и здесь и там на этих пятнах делал оттиски чужой обувью, извлеченной из тюка. Спустя некоторое время он оглядел свою работу и остался доволен: на полу отчетливо виднелись следы двух пар обуви – словно двое мужчин ходили здесь, не обращая внимания на кровь.

– А их было двое, вор и убийца, – пробормотал скупщик и тихонько захохотал. Он продолжал ступать на одних пальцах, пока не заболели ноги. Сделал дорожку «чужих следов» вдоль прихожей, носками в сторону двери. На лестнице отпечатки могли оборваться, исчезнуть. Поэтому он положил обе пары в сумку, добавив свои ботинки. Немного подумав, бросил в угол, между тюками с тряпками, паспорт Якуба Уража, предварительно сильно вымазав его кровью.

Порезанная рука словно онемела. Он поднял стул и сел передохнуть. Глазами шарил по квартире, пытаясь поставить себя на место милиции. Не упустил ли чего? Они должны быть убеждены, что на Якуба Уража напали, ограбили и убили. Ему не хватало только аргумента, ради чего убийцы забрали труп. Поэтому, может быть, следовало представить дело таким образом: Ураж был еще жив и обещал, что укажет тайник, где прятал деньги. Они его вынесли, посадили в машину. Поехали. Что дальше, посмотрим.

Он взял сумку, выключил свет. Было уже за полночь, за окном шел мелкий дождь. Ключи от своих искусно сделанных замков он швырнул на тахту, они ему были уже не нужны. Выходя из квартиры, двери оставил немного приоткрытыми. Бесшумно, в носках, сбежал по лестнице, через задние ворота прошел в соседний двор. В гараже, переделанном из старого сарая, был укрыт его зеленый польский «Фиат-125». Он осторожно вывел его на улицу, на окраине города прибавил газу.

Через час остановился у опушки леса. Берег реки здесь круто обрывался вниз, на шесть, может, на семь метров. Дождь перестал, вокруг ни души, не видно и огоньков машин – местность казалась вымершей. Он открыл багажник, достал чистую рубашку, серый фланелевый костюм, спортивные туфли, носки, галстук. Быстро переоделся, снятую с себя старую одежду сунул в сумку, где лежали три пары обуви. Окровавленную рубашку бросил на сиденье машины, чтобы оставить на нем следы крови. Но это ему не удалось: кровь уже засохла.

Он заколебался. Срывать бинты не хотелось, наносить новую рану – тем более. В конце концов он уколол палец и кое-как вымазал сиденья. Складывалось впечатление, что кто-то вез в машине только что зарезанных кур. Ключи он оставил в машине, выключил фары.

Положив в сумку два больших, приготовленных для этой цели камня, подошел к самому краю обрыва, размахнулся изо всех сил и бросил свой последний реквизит в реку. Булькнула вода, и снова наступила тишина. Он вернулся на шоссе. В пиджаке лежало все, что теперь могло ему понадобиться: паспорт на другую фамилию, деньги, пистолет, ключи от новой квартиры, документы на другую машину.

И сам он с этого момента был уже иным. Уража убили, вывезли и выбросили в реку, он перестал существовать. Будут, конечно, искать. Сначала его, потом убийц. Не найдут ни трупа, ни преступников. Среди воров и взломщиков какое-то время будут ходить самые различные версии о «короле скупщиков», который неожиданно исчез из дому, может быть, был убит конкурентами. Потом разговоры затихнут, его забудут. И только один из его клиентов, рыжий вор, будет ждать возвращения Уража.

Но он никогда не вернется.

* * *

Ранним утром следующего дня на четвертый этаж незаметно поднялся мелкий воришка, специалист по кражам в квартирах на верхних этажах, куда он забирался через балконы. Он нес «королю скупщиков» золотой перстень и обручальное кольцо, а также ожерелье из неизвестных ему камней, представляющее, должно быть, порядочную ценность.

Увидев приоткрытые двери, он испугался и на всякий случай решит дать тягу. Внизу он встретил знакомую спекулянтку с первого этажа, направлявшуюся в магазин за хлебом. Воришка спросил, не знает ли она, что с паном Уражем.

– А что случилось? – пробурчала старуха недружелюбно.

– Да у него двери открыты.

– Дурак ты, Манек. Если открыты, зайди и посмотри.

– И то правда, – признался он пристыженно и побежал вновь вверх по лестнице.

То, что вор увидел в прихожей, заставило его в ужасе застыть на месте. Он не переносил вида крови и всегда падал в обморок, когда ее у него брали для анализа. Когда прошел первый шок от увиденного, вор вспомнил о собственной безопасности: что будет, если его здесь застанут? Затем в голову ему пришла новая мысль: итак, скупщика кто-то обокрал, но, может, не до конца! Подворачивается редкий случай.

Так, преодолевая страх и подступающую к горлу тошноту, влекомый жаждой наживы, он мужественно прыгнул в комнату. Нужно было именно прыгать, если он не хотел оставить следов – кое-что он все-таки почерпнул из криминалистики. Его длинные, ловкие пальцы быстро ощупали внутренности матраца, тюки в углу, обшарили шкаф и все укромные места в комнате. По мере того как «обследование» приближалось к завершению, лицо воришки стало хмуриться. Похоже, какой-то коллега начисто обобрал скупщика.

«Кто бы это мог быть?» – думал воришка, быстро сбегая вниз по лестнице: нужно было известить ближайших дружков. После обеда эта весть кружным путем дошла до сержанта-участкового. Он поднялся к Уражу, но только постоял у порога, не заходя в квартиру, и, вернувшись в отделение, сообщил кому следовало, добавив от себя, что все это ему кажется «странным». Капитан Кренглевский из Главного управления гражданской милиции оставил без внимания это последнее замечание: выводы он привык делать сам, без подсказки.

Следственной группе работы хватило до вечера. Мнение участкового как будто подтверждалось. С виду дело выглядело довольно ординарным. Хозяина квартиры ограбили, причем налетчики – следы показывали, что их было двое, – видимо, что-то упорно искали, не щадя предметов домашнего обихода. Наконец, до предела обозленные, они добрались до шкуры своей жертвы, в буквальном смысле слова. Может быть, пытаясь спасти свою жизнь, он решил отвести их в то место, где прятал деньги или драгоценности. Итак, они ушли. Куда? Где теперь этот Якуб Ураж, паспорт которого держал в руках Кренглевский?

– Он не сам ушел с ними, – заявил техник-криминалист, – его вынесли. Вот видите, товарищ капитан, из квартиры ведут следы только двух пар обуви. Странно одно… – Он задумался, склонившись над темными пятнами.

– В чем дело?

– Что-то очень легко передвигались эти двое по комнате, словно каждый из них весил от силы килограммов десять. Ну, тут я, возможно, преувеличиваю, но, товарищ капитан, это следы не от хождения.

– А от чего? Они что, летали над полом?

– Могли быть, скажем, сделаны оттиски обуви. Кто-то держал ботинки в руке и прикладывал к пятнам крови.

Кренглевский заинтересовался, осмотрел пол. Получив эту зацепку, он задумался, почему в квартире все-таки такой беспорядок? Действительно ли имело место ограбление? Зачем, например, было бить посуду?

– Вы должны знать этого Якуба Уража, – обратился он к участковому, стоявшему в дверях. – Что это за человек?

– Не могу сказать, чтобы я его хорошо знал, – ответил сержант. – Несколько раз обменивались с ним двумя-тремя словами. Знаю только, что это пенсионер, инвалид, вроде бы туберкулезник. В квартире всегда было тихо, никаких скандалов, к нему мало кто приходил. Жалоб ко мне также не поступало.

– Он живет здесь неполный год, – заметил капитан, просмотрев паспорт Уража. – Это квартиросъемщик, да?

– Совершенно верно, здесь до него жила старушка, но умерла. Потом въехал он.

– У него был ордер?

– Кажется, да. – Сержант заколебался. – Я этим особенно не интересовался, у меня тяжелый участок, приходится заниматься прежде всего теми, кто доставляет много хлопот. А таких здесь хватает.

Следственная группа сделала все, что положено. Работники опечатали дверь, многочисленные замки на которой привели Кренглевского в недоумение. Так не закрывают квартиры, которые выглядят как притоны или норы алкоголиков. Поскольку труп не был обнаружен и хозяин, целый и невредимый, мог возвратиться в любую минуту, капитан передал ключи дворнику, наказав ему, чтобы Ураж немедленно, если появится, прибыл в управление.

Приехав во Дворец Мостовских, Кренглевский застал в комнате майора Щенсного и начальника.

– Зеленый «Фиат» у нас! – заявил Щенсный своему товарищу. – В нем следы крови, причем свежие.

– Постой-ка! – Капитан взглянул на рапорт. – А если Уража вывезли на этой машине?

– Какого Уража?

Тогда он рассказал им, что́ застал в квартире в Праге. Добавил, что кто-то видел выезжавший ночью со двора зеленый автомобиль, а дворник пару раз видел Уража именно в такой машине.

– Трупа там не было, – сказал майор, – но, действительно, все указывает на то, что в ней везли человека, раненного или уже мертвого. Там же обнаружена и сильно окровавленная рубашка.

– Откуда вам известно, что это и есть тот самый разыскиваемый «Фиат» с покрышками от «Лады»? – У Кренглевского вдруг пробудилось сомнение: слишком просто все складывалось, словно было умышленно подстроено.

– Конечно, полной уверенности нет. Но многие данные совпадают: зеленый цвет, помято правое крыло и побит правый бок, почти новые покрышки. И что интересно, новые фары. Похоже, владелец сменил их совсем недавно. А помнишь, инженер Вишневский говорил о необычных фарах, датских или шведских, особой формы? Могу поспорить, что убийца Мрозика сменил не только номер машины, но и фары.

– Постой! Но ведь это… – капитан, донельзя взволнованный, вскочил со стула, – это означало бы, что именно Ураж убил того парня! Ведь это его машина! И теперь, в свою очередь, убит Ураж…

– Месть?

– Мы тщательно проверили все связи и контакты Данеля Мрозика, – заметил Данилович. – Ничто не свидетельствует о знакомстве с неким пенсионером из Праги. А ведь они должны были бы знать друг друга, если дело дошло до убийства. Щенсный, надо еще раз побеседовать с семьей Мрозика. Вам двоим, – он оглядел обоих офицеров, – нужно объединить усилия. Подберите себе еще несколько человек. Перед нами уйма работы. – Он с минуту подумал, потом посмотрел на Кренглевского: – Ну? Что тебя беспокоит?

– Следы, – буркнул капитан. – И этот балаган в его квартире. Техник утверждает, что следы от ботинок – липовые. А тело? Если грабители бросили машину в лесу, то что они сделали с телом? Его ведь не нашли?

– Нет. Но они могли бросить его в реку. Посмотри. – Щенсный разложил на столе фотографии. – Берег обрывистый, высота откоса – семь метров. Там сейчас ищут сетями. Работает и аквалангист.

Данилович встал, взглянул на часы. Был уже поздний вечер.

– Поеду в Прагу. Посмотрю, как оно все выглядит.

Они отправились все втроем. Взяли у дворника ключи, попутно услышав, что Якуб Ураж не появлялся ни живой, ни мертвый. Сорвали печать на дверях.

– Ну и замки! – воскликнул Щенсный. – Или он хранил тут сокровища, или панически чего-то боялся. Может, это скупщик?

Работники милиции вошли в квартиру. Три пары внимательных глаз изучали мебель, стены, пятна крови, осколки посуды и выпотрошенный матрац.

– Что в этих тюках? – спросил Данилович.

– Всякое тряпье: старое белье, изношенная обувь, – ответил Кренглевский. – Словно у старьевщика.

– С соседями беседовал?

Капитан пожал плечами:

– Пытался. Не хотят говорить. Живут почти одни подонки. Две проститутки, старуха, спекулирующая водкой, пара рыночных мошенников. Остальные запуганы – старые женщины, неразговорчивые, болезненные. – Он выглянул в окно и добавил: – Ведь на этом сквере сожгли «Нису» из «дорожной» и тяжело избили сержанта. Парень безнадежен, догорает в больнице. У него сотрясение мозга, сломано четыре ребра, разорвана почка, уж не знаю, что еще… Проклятые скоты!.. Один – помните? – только один человек, ветеран-партизан, бросился на помощь. Его убили ударом камня в висок.

– Я знал этого человека. Он был со мной в одном отряде, его партизанская кличка – Смелый. Намного старше нас всех, учитель по профессии. Замечательный человек! После войны работал в школе на Охоте, потом ушел на пенсию. Имел «Виртути милитари», Партизанский крест и Боевой крест [24]24
  Польские военные награды.


[Закрыть]. – Он вздохнул, а потом добавил: – Когда его убили, ему как раз исполнился семьдесят один год. Он остался Смелым до конца.

* * *

Капитана Кренглевского не покидала мысль о том, что дело под условным наименованием «Пенсионер» не только странное, как его назвал сержант-участковый, но и крайне запутанное.

Когда они со Щенсным подытожили, что им до сего дня удалось узнать, не вызывающими сомнения оказались только две вещи: убийство Данеля Мрозика и исчезновение Якуба Уража.

С другой стороны, чем глубже работники милиции изучали таинственную личность жильца грязной квартиры в Праге, тем более загадочной она казалась. В лаборатории отдела криминалистики Главного управления гражданской милиции столицы эксперт точно установил, что паспорт Якуба Уража был очень умело подделан, причем от начала и до конца. Человека, изображенного на фотографии в паспорте, не существовало, точнее, он не значился ни в одном реестре, домовой книге, списке, ведомости и так далее. Подделанной оказалась не только отметка о прописке, но и в буквальном смысле вымышленным место, где он якобы родился: не имелось попросту в Польше такого населенного пункта.

Дальнейшее расследование показало, что Якуб Ураж не фигурирует в списке лиц, получающих пенсию. Не значился он также и в союзе инвалидов.

Так каким же образом он получил квартиру? Кто выдал ему ордер? Как говорили, он был связан родственными отношениями с предыдущей жиличкой, девяностолетней старухой, скончавшейся в ноябре прошлого года. Ураж, вернее, человек, который присвоил себе это имя, считался ее племянником, помогал тетке, навещал, иногда оставался ночевать, ну а после ее смерти переехал совсем. Формальности не были соблюдены, а позднее было не до того: нарастали драматические события внутри страны [25]25
  Имеется в виду период, когда в стране подняли голову антисоциалистические силы (начало 80-х годов).


[Закрыть].

Действительно ли Ураж приходился родственником умершей женщине?

– Я уж начинаю сомневаться, существовал ли он когда-нибудь вообще, – буркнул Щенсный, когда они в сотый раз обсуждали возможности его убийства.

Кренглевский тряхнул головой:

– Ну, то, что он был, – это факт. Его видел дворник дома, еще несколько человек. Кто-то ведь жил в той квартире, спал на грязной лежанке, готовил еду и, главное, установил эти искусно выполненные, хитроумные замки. Ну и… мы видели чью-то кровь. В квартире и в машине. Ведь так? И хотя номер зеленого «Фиата» фальшивый, но машина стояла во дворе в старой конуре и люди не раз видели Уража в этом «Фиате».

– Кровь, как показал анализ, четвертой группы, принадлежит человеку. Но у нас нет ни трупа этого человека, ни его самого, живого. До сих пор из реки ничего не выловили. Правда, там сильное течение я водовороты. Он мог уплыть далеко…

– Кто мог уплыть?

– Труп… или… – Щенсный задумался, прикусив губу. – Послушай, но если следы, оставленные в квартире, как утверждает техник, липовые, то прямо-таки напрашивается вывод, что Ураж имитировал собственную смерть! И где-то скрывается.

– Ты все говоришь: Ураж, а следовало бы сказать: неизвестный, который воспользовался этой фамилией. Хорошо, примем твою гипотезу о мнимой смерти. В таком случае, нужно искать в реке, а может, и в лесу две пары мужских ботинок. Тех, с помощью которых Ураж – ладно, будем его пока так называть – оставил фальшивые следы в своей квартире. Чертовски ловкий тип! Катился по жизни на одной лжи. Возникает вопрос: зачем он это делал? Ведь каждую минуту его могли разоблачить, ему грозила тюрьма. Значит, была какая-то причина, что-то он делал в этой квартире, решал какие-то дела. Может, ты прав, и это действительно скупщик краденого?

– Будь обстановка в городе иной, мы узнали б о нем больше, и без особого труда. Но у товарищей из Праги сейчас крепко связаны руки. Поэтому, кстати, и по всей стране так резко уменьшились возможности раскрытия преступлений. – Он поморщился, махнул рукой. – Ладно, поехали дальше, нужно работать. – В это время зазвонил телефон. – Слушаю… Щенсный. Что? Мешок?.. И ботинки? – Он посмотрел на Кренглевского, мимолетно улыбнулся. – Три, не две? Интересно… Подожди, мы сейчас туда подъедем. – Он положил трубку и повернулся к Кренглевскому: – Они выловили мешок с тремя парами ботинок и какими-то тряпками. Недалеко от того места, где стоял «Фиат».

Они немедленно выехали из управления. По пути пытались найти ответ на вопрос, почему там все же оказалось три пары. Совместно пришли к выводу, что Ураж, видимо, бросил в мешок и свои ботинки. Кроме того, как сообщил Щенсному по телефону поручник, руководящий операцией, в мешке лежала потрепанная верхняя одежда, носки, белье, старая шляпа.

– Ну, ясно, он переоделся, – сказал майор. – В машине лежали другая одежда и, думаю, другие документы… – Он обернулся к Кренглевскому: – Убежден, что этот тип выступает теперь совершенно в иной роли. Например, элегантного, изысканно одетого мужчины с приличной квартирой и даже хорошей должностью.

Тем временем они подъезжали уже к опушке леса на обрывистом берегу широкой реки. Издалека увидели две машины – одну с рацией, другую грузовую, рядом с ними суетились несколько человек. «Малыш» Щенсного решительно пересек лужу, пару раз подскочил на выбоинах и остановился у грузовика с лебедкой.

– Мешок с вещами зацепился за что-то на дне, – говорил поручник, ведя их к тому месту, где было разложено выловленное из реки. – Поэтому сетью и нельзя было вытащить. Помог аквалангист. – Он брал в руки и показывал отдельные предметы одежды и обуви. – Человек, который это носил, был или нищим, или страшным неряхой, может, тем и другим.

– Ты можешь приблизительно описать внешность человека, носившего эти обноски?

Поручите немного подумал.

– Высокий, крепкого телосложения. Я записал тебе на листочке номера обуви. Какие ботинки носил именно он, трудно сказать: подобный тип мог свободно надевать и на номер больше. Одно с уверенностью можно сказать: до элегантности ему было далеко!

– Возможно, ты и ошибаешься, – буркнул Щенсный, но так тихо, что поручник не расслышал и продолжал:

– Рубашку вы, кажется, нашли в машине, значит, размер известен. Пиджак и брюки – от разных костюмов, без фабричного клейма и меток из чистки. Качество среднее, из синтетики, вероятно, с небольшим добавлением шерсти. Шляпу словно сняли с огородного пугала. Мешок, точнее, сумка – пластиковая, местного производства.

– Никаких документов, мелких предметов?

– Ничего похожего. Я искал также пятна крови. Не обнаружил, но для гарантии потребуется заключение специалистов. Заберешь эти лохмотья?

– В «малыше» не поместятся. Привези в управление, у тебя большой «Фиат». И дай мне знать, когда появишься.

* * *

Сотрудники милиции обнаружили в квартире Якуба Уража множество отпечатков пальцев. Значительная часть их принадлежала одному человеку, можно было допустить – хозяину дома. Кроме них техники нашли отпечатки пальцев по крайней мере еще трех неизвестных. Некоторые были отчетливые, другие – частично стерты, старые. Когда эксперта спросили, кому принадлежат эти три следа – мужчинам или женщинам, он пожал плечами и показал Щенсному соответствующий отрывок из книги «Криминалистика» профессора Брунона Холыста, где указывалось, что такие оценки «в принципе или вообще невозможны, или требуют дополнительных сведений».

– Тогда ищи, магистр, эти сведения! – ответил Щенсный, в его голосе сквозило нетерпение. – Ведь в этой квартире, по-моему, никогда не открывались окна и не делалась уборка, поэтому условия для исследований идеальные. Ты уж постарайся, парень! Мне это очень надо.

Эксперт уважал майора, поэтому действительно постарался. Ему удалось определить трех человек, оставивших следы. По его оценке, все трое были мужчинами, вероятнее всего, молодыми. Один из них выделялся особенно нежными пальцами, чувствовалось, что он ухаживал за руками.

– Воры, – решил Кренглевский. – Поищем в дактилоскопической картотеке..

– Воры или музыканты, – заметил эксперт. – Такие пальцы бывают у пианистов, скрипачей… А вот у гитаристов, напротив, наблюдается характерное огрубление кожи на кончиках пальцев.

– Значит, к Уражу приходил не гитарист.

– Я могу, конечно, ошибаться, – продолжал эксперт, обращаясь скорее к себе, – но все-таки тот, с нежными пальцами, – рыжий. Когда найдете его, скажите, прав ли я был.

Милиция почти сразу напала на след одного из гостей, может быть, клиентов Уража. У этого человека было богатое прошлое. Двадцатитрехлетний Вальдемар Козик по кличке Мандолина, хоть и не играл ни на одном музыкальном инструменте, четырнадцать раз привлекался к судебной ответственности за взломы, кражи и хулиганство.

Козик жил в Марымонте [26]26
  Марымонт – район Варшавы.


[Закрыть], у него были и жена и дети. Суженую свою он бил раз в неделю, а когда начинался запой, то и того чаще. Жена в долгу не оставалась. Привыкшие к таким сценам соседи забирали тогда детей к себе на день или два. Потом Козики мирились, забирали свое потомство, и на короткое время устанавливалось спокойствие. Теоретически Мандолина работал на разных стройках, на практике же занимался воровством. Вначале таскал что придется, затем, поднабравшись «опыта», выжидал случая и подыскивал жертвы.

Участковый сообщил Щенсному, что в настоящее время Козики в состоянии войны, дети их – у соседей. На машине лучше не подъезжать к самому подъезду, а пройти небольшой отрезок пешком, так как если эти двое почуют милицию, то сразу же помирятся и скроются. Появиться у них лучше в ранние утренние часы, когда они, устав от мордобоя, обычно спят.