Текст книги "Очная ставка"
Автор книги: Анна Клодзиньская
Соавторы: Ян Литан,Рышард Ляссота
Жанры:
Прочие детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)
Между ними состоялась короткая, деловая беседа. Вначале казалось, что дело не выгорит. Блондин смягчился, лишь когда увидел доллары. Ни слова не говоря, заменил одни новые покрышки другими, такими же новыми. А что механик подумал при этом – казалось менее существенным.
Укладываясь спать, он ощущал душевное спокойствие. У машины другие покрышки, другой, настоящий, номер, зеленых «Фиатов» в городе сотни, может, тысячи. Но завтра нужно сменить фары, они слишком бросаются в глаза.
О человеке, убитом им несколько часов назад, он не думал.
* * *
Профессор Маруш вновь опоздал на бридж. На этот раз, правда, ненадолго. Игроки уже были в сборе: хозяин дома, в этот вечер им был адвокат Бейчак, всегда вступавший с ним в спор инженер Венцлавский, другой инженер – Хенцкий, «частная инициатива» Пасовский, улыбающийся и приветливый со всеми.
Адвокат жил на окраине Жолибожа в красивом двухэтажном особняке с садом. Первого августа он отправил жену с детьми на море, что позволяло ему наслаждаться тишиной, холостяцким беспорядком и игрой в бридж до утра. Все так удачно складывалось. Остальные игроки или уже были в отпуске, или еще только собирались. Хенцкий, например, намеревался отдохнуть в Италии, но только в сентябре, у Пасовского оставались еще дела в баре, которым заведовала его жена.
– Итак, начинаем! – Бейчак полукругом разложил карты. Вытянули по одной. – Я с Казей, вы оба вместе. Когда придет профессор, будет ходить первым.
– Нашлись его доллары? – спросил Венцлавский, теребя бородку и с неприязнью думая о Маруше. Он был рад, что его обокрали.
– Вроде нет, – ответил адвокат. – Казя, ты сдаешь!
Вот тут-то и появился запыхавшийся Маруш. Выпил кока-колы, съел бутерброд и стал следить за игрой. Участники закончили роббер и устроили небольшой перерыв. Адвокат подсчитывал очки.
– Послушайте, какая трагедия произошла в доме, где я живу, – сказал Хенцкий, грызя соленую палочку. – У жильцов из двенадцатой квартиры убили сына. Милиция обнаружила труп далеко в лесу, его бросили в озеро или болото.
– А что милиция делала на болоте? – удивился Пасовский.
– Сначала его нашел лесничий и сообщил властям. Кажется, парня застрелили из охотничьего ружья.
– Не из ружья, а ударили ломом, – уточнил адвокат. – Мне об этом деле рассказывал знакомый прокурор. Речь ведь идет о Данеле Мрозике, не правда ли? – обратился он к Хенцкому. – Молодой парень, еще тридцати не исполнилось. Механик из «Терпокса». Ему страшно изуродовали лицо, невозможно узнать.
– Так откуда же известно, что это он?
– Родители опознали, – пояснил Хенцкий.
– При нем не оказалось ни документов, ни бумажника, ни часов. Обокрали и прикончили. Неясно, правда, с какой целью он бродил ночью по лесу… Интересно, найдут этих мерзавцев?
– Ищут, – сказал адвокат. – Кажется, напали на след, оставленный автомобильными покрышками. Ну, игра продолжается!
* * *
Инженер Вишневский с пониманием отнесся к просьбе автомеханика Станислава Томчака, «временно нетрудоустроенного». Правда, два месяца назад он принял другого работника, но уже успел уволить его, потому что тот лодырничал и был не чист на руку. В довершение ко всему этот горе-работник, мужчина видный и расторопный, к сожалению, в делах, не имевших отношения к ремонту машин, успел завести интрижку с женой инженера, которая все время скучала.
Томчак же, невысокий, ловкий, с невинными глазами, не возбуждал подозрений на этот счет, с ходу проявив свои дарования в автомобильном деле. К работе приступил с большой охотой и уже на третий день так втянулся в нее, словно три года не покидал мастерской. Кроме того, он любил беседовать с инженером, причем больше слушать, изредка только задавая какой-нибудь вопрос. Через неделю Вишневский заявил жене, что в лице нового механика нашел настоящий клад. «У него золотые руки», – констатировал он. Инженерша не удостоила мужа ответом. Томчак не вызывал у нее интереса, и ее снова охватила скука.
Десятого августа вечером оперработник, созвонившись со Щенсным, примчался во Дворец Мостовских.
– Кое-что он вспомнил, хотя и маловато, – вздохнул Томчак с сожалением. – «Фиат» был зеленого цвета, с номером Цехановского воеводства, но это липа.
– Проверяли?
– Да, у меня там в воеводской дорожной милиции работает товарищ. Такого номера нет. Но имеются важные характерные детали: «Фиат» оснащен иностранными, вроде бы шведскими или датскими, фарами своеобразной формы. Инженера это заинтересовало, он их внимательно осмотрел. Кроме того, машина была основательно побита, выглядела неновой.
– А водитель?
– Высокий, в больших темных очках, несмотря на ночное время. На голове шапка, на руках перчатки.
– А остальная одежда?
– Черная кожаная куртка элегантного покроя, турецкая. Такая же есть и у Вишневского, поэтому тут он не ошибается. Брюки темные, на ботинки он не смотрел. Черты лица не запомнил. Он признался мне, что во время смены покрышек следил за каждым движением этого человека, почему-то испытывая безотчетный страх. Они были в мастерской одни, ночь, безлюдье… Но главное, товарищ майор, я приберег напоследок! – рассмеялся Томчак. – Улучив момент, я снял отпечатки покрышек с его «Лады». Они совпали! На этих покрышках ехал «Фиат» там, в лесу и у озера.
Черные глаза Щенсного загорелись и сразу же погасли.
– И хорошо, и плохо, – сказал он. – Конечно, у вас нет старых следов покрышек с «Лады»? Ведь убийца…
– Знаю, – прервал его оперработник. – Но что я мог поделать? За две недели, прошедшие после той ночи, во дворе мастерской и в гараже накопилось множество отпечатков от самых различных колес. Старые следы заезжены окончательно. Впрочем, даже если бы я и нашел их, то каким образом и с чем сравнивать? Как отличить, которые из них именно те, оставленные «Ладой»?
– Понятно, – неохотно согласился майор. – В итоге нам известно очень мало. Зеленый польский «Фиат-125»… если еще зеленый. Побит. С характерными фарами… если он их не сменил. По всему видно, что это хитрая лиса. Теперь – о внешности преступника. Высокого роста. Большие темные очки. Шапка, черная кожаная куртка. Чертовски мало! Может, он уже продал этот «Фиат»? Сержант, бросайте теперь своего инженера. Придумайте какой-нибудь правдоподобный повод: заболел кто-нибудь дома или что-то в этом роде – и потолкайтесь на автомобильной бирже.
* * *
Полковник прошелся по комнате, взял в руки газету, но сразу же ее отложил. Он действовал машинально, не переставая думать о своем. Щенсный сидел в старом, отслужившем свой срок кресле и следил за начальником с растущим нетерпением.
Наконец полковник сел за стол, отпил из чашки кофе и проговорил:
– Я принял во внимание и такую возможность: этот инженер Вишневский – сообщник убийцы. И возможно, сам убийца. Рассказанная им история с заменой покрышек преследует цель скрыть преступление… Нет, что-то не похоже.
– Если бы это был он, то приехал бы ночью в мастерскую, сразу же сменил покрышки, а старые надежно спрятал, потом постепенно, по одной, продавал бы своим клиентам. Главным образом тем, кто живет вне Варшавы. Согласен с тем, что, имея в виду ширину колеи и отпечатки от следов покрышек, мы могли бы спутать «Фиат» с «Ладой». Кроме того, с его стороны было бы идиотской ошибкой оставлять покрышки на своей машине, если совершил убийство он, и еще большим идиотизмом – рассказывать об этом на бирже малознакомому человеку. Зачем? Нет, Стефан! Я почти уверен, что инженер говорил правду. – Он помолчал, нахмурил брови. – Вот что мне пришло сейчас в голову: убийца ведь может посчитать, что инженер все-таки его запомнил. И тогда попытается избавиться от свидетеля.
– Трудно обеспечить охрану Вишневского. Потребуется несколько человек на продолжительное время, а ты знаешь, как сейчас с кадрами. Полагаю, что в настоящее время единственный путь, который нам остался, – это исключительно внимательная проверка окружения, в котором вращался Данель Мрозик. Именно здесь ключ к загадке! Его убили не без причины, должна существовать какая-то взаимосвязь. Конечно, это не убийство с целью ограбления, судя по тому, что ты нашел в лесу…
– Не я нашел, – прервал его Щенсный, – собака.
Полковник Данилович рассмеялся:
– Хорошо, пусть так: вы вместе нашли. Золотые часы, бумажник, документы – это лакомые кусочки для вора. А убийца не только не забрал их, но и старательно спрятал. Почему? Конечно, хотел, чтобы милиция как можно позднее установила личность убитого. Снова: почему? Чтобы мы с большим опозданием стали искать виновного среди знакомых и родственников Мрозика. Впрочем, может быть, убийца уже давно на другом конце Польши.
Щенсный в принципе был согласен с доводами начальника. Но он знал также, что результаты следствия показывают совершенно иное. Ни в семье, ни среди тех, с кем работал Мрозик, не удалось натолкнуться на какие-либо следы скрытой преступной связи, тайных знакомств или чего-либо подобного. Данель жил, можно сказать, на глазах, открыто, был спокойным, веселым, исключительно доброжелательным молодым человеком и при всем том был очень привязан к родителям. Это подтвердили не только отец и мать, но и родственники из Староселок.
Щенсный в мыслях многократно проделывал путь, которым Данель шел в последний раз вечером двадцать седьмого июля. Работники местного отделения милиции воспроизвели почти каждую минуту его пребывания в селе, проверили каждый шаг, выслушали не только родственников, но и соседей. Данель навестил некоторых из них, выглядел, как всегда, веселым, энергичным, делился планами на ближайшие месяцы: его ожидало повышение в должности на фабрике.
Вышел он из Староселок около двадцати одного часа, чтобы минут за тридцать прогулочного шага добраться до лесной остановки «по требованию»: Мрозик намеревался успеть на последний автобус. Он мог сесть в него в селе, но решил прогуляться. Стоял теплый, погожий вечер.
Милиционеры опросили водителя автобуса и нескольких запоздалых пассажиров. Все они заявили, что на остановке в лесу никого не было. Водитель притормозил, но, увидев пустую дорогу, прибавил газу и поехал дальше. На часах было двадцать один пятьдесят, автобус запаздывал.
Значит, Мрозик или не добрался до остановки, или по неизвестной причине, не дожидаясь автобуса, свернул в лес. Почему? Увидел что-то такое, что его заинтриговало? Может, кто-то звал на помощь?
Щенсный неоднократно вместе с поручником из управления проводил следственный эксперимент, отправляясь в тот же самый час, той же самой дорогой к остановке «по требованию». В тот день майор велел водителю милицейской машины ночью выехать в Урочище и стоять там с зажженными фарами. И оказалось, что с этого места свет от машины пробивался сквозь деревья. Не очень сильный, но, тем не менее, заметный в ночной мгле.
– Думаю, что это и явилось причиной, почему Мрозик пошел в лес, – сказал Щенсный полковнику. – Его попросту заинтересовало, кто и что делает ночью на поляне. И он пошел и наткнулся на убийцу и погиб, потому что стал нежелательным свидетелем. Свидетелем чего? Это еще остается загадкой.
– Ее-то нам и нужно разгадать, – заметил Данилович. – Таким образом, убийца находился на поляне не случайно. Наверно, кого-то поджидал в этом хорошо замаскированном месте и для этого оставил включенными фары. Но вместо сообщника появился нежелательный и, может, даже опасный человек.
* * *
Улица Тарговая шумела. В жаркий августовский вечер поток прохожих лился по тротуарам, из третьеразрядных пивных раздавались пьяные голоса и галдеж. Только в очередях, уже формировавшихся в этот час перед мясными магазинами, чтобы рано утром дождаться открытия и получить что-то по карточкам, настроение было иным. Стояли в основном женщины, которые, беседуя друг с другом, ругали кое-кого на чем свет стоит или высказывали нелестные замечания в адрес мужа, дочери или сына.
Из «Живописной» выкатился парень в расстегнутой рубахе и прокричал во весь голос:
Убьет меня кто-то,
Или я кого-то!
Заметив собутыльника, сидевшего на парапете рядом с мусорной ямой, удивленно спросил:
– Ты чего такой подавленный, Вальдек?
– Таратайку у меня свистнули, – пробормотал тот.
– Не может быть! – Парень присел рядом и некоторое время пытался собраться с мыслями. Наконец сказал: – Твоего желтого «малыша»? Где ты его держал, дефективный?
– Во дворе, рядом с домом. Я его перекрасил, сменил номер, он стал выглядеть как игрушка. Никто бы не смог его узнать. Он стоял у меня целую неделю. Ну, а сегодня утром выхожу, смотрю – исчез. Увела какая-то сволочь!
– Послушай, а может, настоящий хозяин опознал его и забрал?
– Что ты! Я взял «малыша» аж в Белянах, он был красного цвета, с другим номером, как он мог его опознать? Этих «Фиатов» у нас как собак… И с чего бы его хозяин оказался здесь, на Тарговой? Ух, попался бы мне в руки тот, кто спер у меня машину!
Вдруг выражение его лица изменилось, посерьезнело. Он поклонился какому-то человеку, проходившему мимо них, и сделал такое движение, словно собирался встать. Его приятель раскрыл рот в недоумении, пытаясь разглядеть этого человека, но прохожего уже поглотила темнота.
– Кто это был? – спросил он собутыльника.
– Ты разве не знаешь? – Он огляделся и понизил голос до шепота: – Король скупщиков. С каким-нибудь дерьмом к нему не ходят! Хитрый тип. Дает больше других. Денег у него куры не клюют.
– А если это так… – Парень сделал рукой красноречивый жест. – Стоило бы, а?
– Ты болван! – бросил Вальдек. – Были уже такие, кто пробовал. Понимаешь? И осталось от них мокрое место.
Скупщик между тем, проследовав мимо беседовавших, свернул в свою улочку. Когда он оказался у подворотни, из нее вышли два милиционера в форме. Остановились. Капрал сперва словно засомневался, потом приблизился и спросил:
– Вы живете здесь?
– Да, – ответил тот.
– Ваша фамилия?
– Якуб Ураж.
– Ваш паспорт, пожалуйста.
Не торопясь, он вытащил из внутреннего кармана пиджака довольно потрепанный бумажник, а из него – зеленую книжечку и протянул милиционеру. Второй подофицер, в звании сержанта, внимательно оглядывался вокруг. Капрал пролистал документ, сравнил фотографию с лицом человека, стоявшего перед ним, и, не найдя какой-либо отметки о месте работы, спросил:
– Где вы трудитесь?
– Нигде. Я – инвалид, на пенсии.
– Вы знаете жильцов этого дома?
Скупщик пожал плечами и на какое-то время задумался.
– А конкретно, о ком речь?
– О тех, кто продает валюту, – вмешался сержант. – И не только валюту.
– По правде, я не интересуюсь соседями и не очень хорошо знаю, кто чем живет, – отвечал он медленно, – но если кто-то из жильцов на этой улице и занимается нелегальной торговлей, то только не в этом доме. Скорее всего, в соседнем. Говорят, там настоящее прибежище для пьяниц и совершаются какие-то темные сделки. Но прошу вас, – добавил он шепотом, – не говорите, что это я вам сказал. Я только что вылечился от туберкулеза и в случае чего не смог бы себя защитить.
– Пожалуйста, не бойтесь, – успокоил его капрал, отдавая паспорт. – Этой информацией воспользуемся только мы.
Он приложил руку к козырьку, сказал что-то своему коллеге, и они ушли. Скупщик смотрел им вслед. Его смуглое, изборожденное морщинами лицо казалось высеченным из камня, темные очки не позволяли рассмотреть выражения глаз. Он вошел в подворотню и тут наткнулся на старую торговку, которая успела спрятаться от милиционеров во дворе в туалете. Теперь она осторожно выглядывала на улицу, пряча под фартуком несколько бутылок.
– Они уже ушли? – спросила старуха свистящим шепотом: впереди у нее недоставало нескольких зубов. – Или еще стоят там?.. Ну скажите же!
Он бросил на нее мимолетный, ничего не выражающий взгляд, и вновь, как и до сих пор, она почувствовала страх. На лестнице скупщик встретил девушку с третьего этажа. Она остановилась, призывно улыбнулась. От нее исходил запах дешевых духов.
– Хоть бы раз пригласили на рюмочку, – сказала она низким, глухим голосом. – Почему вы такой неотзывчивый, сосед?
Он отодвинул ее в сторону – молча, пренебрежительно, совершенно равнодушно. Девушка позеленела от злости. Она умела при случае пустить поток такой отборной ругани, что мало кто мог с ней сравниться, но сейчас с ее языка не сорвалось ни одного оскорбительного слова. Она прикусила губу и сбежала с лестницы так быстро, насколько позволяли высокие каблуки и деревянные ступеньки, местами выщербленные, коварные в темноте.
Скупщик вошел в квартиру и включил тусклую лампочку, свисавшую с потолка. Сел, вытащил из кармана кисет с табаком. Осторожно высыпал на стол верхний слой табака, а потом то, что находилось под ним. Взяв лупу, осмотрел драгоценности, отмечая про себя: «Перстень золотой, проба 583… бриллиант, пожалуй, 0,75 карата, нужно будет еще раз проверить. Перстень золотой, проба 750… бриллиант наверняка 0,55 карата… – Он положил на ладонь, как бы взвешивая. – Вес, будем считать, 2,850. Шлифовка приличная. Чистота тоже, не будем мелочными».
* * *
В этом году именины выдались скромными. На столе отсутствовало прежде всего шампанское, кроме того, черная икра, а также искусно приготовленные гренки с запеченными мозгами – фирменное блюдо хозяйки дома. Она смущенно объяснила, что приготовление торжественного ужина оказалось более хлопотливым занятием, чем обычно, и выразила надежду, что, несмотря на это, никто не останется голодным.
– Вы шутите, милая именинница! – засмеялся Казимеж. – Нам вполне хватило бы этого замечательного блюда, приготовленного из филейной вырезки, и ветчины, сочной как южный плод! А ведь стол ломится и от других деликатесов. Не правда ли, дорогая? – обратился он к жене.
Данута Пасовская ответила очаровательной улыбкой. В этот вечер она надела очень идущее ей платье, ниспадавшее до щиколоток и державшееся наверху на узеньких плетеных бретельках из изящных серебристых нитей. На загорелых плечах они выглядели эффектно. Черные волосы, уложенные крупными волнами, обрамляли узкое лицо с продолговатыми, миндалевидными глазами – лицо дамы, сошедшей со средневековых полотен.
Казимеж смотрел на нее с заметным обожанием, пока один из мужчин не обратил на это внимание и полушутя-полусерьезно сказал:
– Посмотрите только, каким взглядом Казя смотрит на свою жену! Можно подумать, что их бракосочетание состоялось только вчера, а ведь прошло уже…
– Тсс! – прервал его хозяин дома. – Когда речь заходит о женщинах, годы не считают. Ни в супружестве, ни вообще.
Кто-то воспользовался случаем и провозгласил тост: «За здоровье женщин!» Поднялся гомон, зазвенели рюмки. Из соседней комнаты долетали звуки музыки: у хозяина дома имелся богатый выбор пластинок и иностранный стереокомбайн. Гости чувствовали себя уютно, они знали друг друга не один год. Здесь собрались одни частники, ни разу не привлекавшиеся за нарушение закона и порядка. Каждый старался заработать как можно больше, политикой они не занимались, идеологию им заменяли сделки, приносящие прибыль. Эти люди полагали, что в определенной степени и они приносят пользу обществу, поскольку в их владении находились мастерские, бары, магазины и строительные фирмы. Таким образом, частники заполняли брешь в государственном секторе, которая, надо сказать, с каждым днем все увеличивалась, что им тоже было на руку.
Родственница хозяев дома, высокая худощавая женщина, выглядевшая крайне элегантно, несмотря на солидный возраст, громким голосом рассказывала о столкновении, которого ей удалось чудом избежать, когда она находилась за рулем своей изящной «Мазды-323» пепельного цвета:
– Представьте себе, я ехала, соблюдая все правила уличного движения, по правой стороне, когда вдруг слева меня обошел «Икарус» и выпустил огромное облако выхлопных газов! Стекло в моей машине было опущено, и вся эта адская смесь ударила мне в лицо. Я почти потеряла управление. К счастью, мне удалось избежать катастрофы.
– «Икарусы» выбрасывают выхлопные газы с левой стороны! – высказал свое мнение Дарек. Ему исполнилось шесть лет, и он был неглупым мальчуганом.
– Сиди тихо! – осадил сына хозяин дома. Он не хотел портить отношения с теткой жены, поэтому как можно любезнее спросил: – А дяде как работается в фирме? Жаль, что он сегодня не пришел.
– Мой муж не работает, – возразила она высокомерно. – Он занимает должность.
Дарек разразился смехом и сразу полез под стол, чтобы взрослые не заставили его сказать почему. Откровенно говоря, он терпеть не мог гостей. Получив пинок от отца, мальчик переместился в угол комнаты, где незамедлительно занялся тортом.
Около полуночи гости стали расходиться. Пасовские вышли последними. Дануте захотелось еще кое-что обсудить с хозяйкой дома, и обе исчезли в кухне. Казимеж вздохнул – он засыпал на ходу. Но прерывать разговор женщин было опасно, поэтому он уселся в кресло, без особого интереса слушая болтовню хозяина дома. У последнего заплетался язык от слишком большой дозы выпитого, но Пасовскому было безразлично, что тот несет.
Наконец Данута закончила разговор с хозяйкой, наступило время прощания – с объятиями, поцелуями. Через несколько минут Пасовские уже сидели в сером «опель-рекорде». Машину вел Казимеж и всю дорогу молчал. Красивое лицо его жены вдруг как-то постарело, поблекло, глаза потухли.
Они вошли в квартиру. Казимеж тщательно закрыл двери на несколько замков, с облегчением сбросил ботинки, снял пиджак и галстук. Он открывал окно в спальне, когда вошла жена.
– Ты должен дать мне десять тысяч, – проговорила она тихо.
– На что? – буркнул он не оборачиваясь.
– В баре сломался автомат для заварки кофе. Ремонт обойдется в копеечку. Кроме того, нужно где-то раздобыть лимонного или апельсинового сока. Жарко, посетители хотят пить. Если хочешь, чтобы я продолжала работать в баре, ты не должен постоянно отбирать у меня наличные, – сказала она уставшим голосом. – Содержание бара требует постоянных расходов, я не могу сидеть без денег. Конечно, бар приносит доход, но…
– Не учи меня! – зашипел он на нее. – Я прекрасно знаю, сколько приносит бар. Ты сама завариваешь кофе, так почему же не бережешь оборудование? Если бы заботилась должным образом, автомат не сломался бы.
Данута пожала плечами. Она устала от этих бесконечных споров из-за денег, которые он ей скупо выделял, злясь по поводу каждого ремонта, каждой, как он считал, ненужной затраты.
– Я же тебе не припоминаю твоей… Моники, – сказала она, казалось, вне всякой связи. Он покраснел от злости. Налил себе немного виски с содовой, сделал два глотка.
– Хочешь развестись? – бросил он резко. Казимеж не желал этого по многим причинам. Впрочем, он знал, что Данута никогда не даст утвердительного ответа. По сути, ей не хватало самостоятельности, временами она казалась беспомощной.
– Нет, – ответила она с видимым усилием. – Но не продать ли нам бар? Я устала.
– Что значит – устала? Я ведь тоже работаю. Тебе тридцать шесть лет, и у тебя лошадиное здоровье. Впрочем, бар мне необходим.
– Мне кажется, что у тебя достаточно денег, – сказала она, тщательно подбирая слова. – Так зачем еще бар?
Он смотрел на нее, щуря глаза. В них скрывались насмешливые искорки, но и нечто иное.
– Тебе не впервые хочется знать, сколько у меня денег, – напомнил он. – Поэтому, также не впервые, предупреждаю тебя, чтобы ты не задавала таких вопросов. – Он помолчал, допил виски. И внезапно изменил тон, заговорил легко, почти шутливо: – Другая на твоем месте была бы на седьмом небе! Живешь как зажиточная довоенная барыня. Я хочу от тебя только одного: чтобы ты управляла баром. Заваривала кофе. Улыбалась посетителям.
– Знаю, – ответила она с горечью в голосе. – Ты уже давно хочешь от меня только этого… Барменша!
Он зло рассмеялся и вышел из комнаты.