Текст книги "Мертвый континент 2 (СИ)"

Автор книги: Андрей Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

  – Только не задавайте, ради всех святых, идиотский вопрос: с вами все в порядке? – устало просит Павел.

  Ледатр недовольно морщится – он как раз именно это и хотел спросить! – церемонно произносит:

  – Состояние вашего организма очевидно и в уточнении не нуждается.

  – Данке шон, партайгеноссе, – слабым голосом отвечает Павел. – А теперь будьте добры, наложите жгут на предплечье и обработайте рану.

  Ледатр сразу стал серьезным. Он ловко перетянул руку чуть выше пореза, очистил края антисептиком и брызнул санитарным гелем. Страшная рваная дыра скрылась под толстым слоем быстро твердеющего полимера, как будто новая кожа выросла.

  – А теперь достаньте оранжевую ампулу и вколите все содержимое, – попросил Павел.

  – Что это, если не секрет? – спросил Ледатр, с любопытством разглядывая яркий футляр с иглой в предохранительном колпачке.

  – Озверин.

  – ?

  – Ну, препарат такой... Формулу не знаю, сами понимаете. Это концентрат каких-то веществ, применяется для быстрого заживления тяжелых ран, восстанавливает организм за считанные минуты. Мертвого не поднимет, но тяжелораненые оживают на глазах, сам видел. В боевой обстановке, когда до медсанбата далеко, просто незаменимая вещь.

  – Гм ... то-то я смотрю, что аптечка у вас какая-то нестандартная. И маркировки нет. Наверно, на блошином рынке покупали? – спросил Ледатр, лицемерно вздыхая.

  – Это коммерческая тайна. Колите уже!

  Ледатр ловко воткнул иглу прямо в вену, надавил на мягкую крышечку. Использованный контейнер аккуратно положил на место и с любопытством уставился в бледное лицо Павла. Вначале ничего не происходило, потом желтовато-белые щеки порозовели, веки дрогнули. Почти потерявший минуту назад Павел открыл глаза, сел. Как ни в чем ни бывало вытер тыльной стороной ладони лицо, поднял с земли шлем, принялся озабоченно счищать грязь со стекла. И все это раненой рукой! Ледатр крякнул, поскреб ногтями заросший подбородок.

  – Павел Андреевич, когда все дела тут закончим, вы мне адресок того блошиного рынка назовите, ладно?

  – Непременно. А пока вот, – Павел извлек из нагрудного кармана пластиковую коробочку полевой аптечки, протянул. – Точно такая. Возьмите, пригодится.

  – Благодарю, – с чувством произнес Ледатр.

   Глава 7

  В тоннеле тихо, откуда-то тянет гарью, на потолке клубится легкий туман. Слышатся далекие удары, словно большим тараном выбивают крепостные ворота. Из дыры наверху вливается неприятный запах тления и мертвечины. Павел вопросительно смотрит на спутника.

  – Технический тоннель. Нам в ту сторону, – машет рукой Ледатр.

  – Это и я понимаю. Но куда он ведет?

  – Не знаю, – честно ответил Ледатр. – Надо идти. В технических стволах есть выходы на магистральные тоннели, надо смотреть.

  Покрытая толстым слоем пыли дорога медленно ползет навстречу. Редкие фонари на потолке горят тускло, тоннель едва освещен. Увидеть в таких условиях дверь в стене очень трудно. Спутники вынужденно расходятся – Павел идет по правой стороне, Ледатр по левой. Чем дальше они углубляются в нутро горы, тем труднее дышать. Воздух тяжел, неподвижен. Под ногами хрустит засохший цемент, песок неприятно скрипит, после каждого шага поднимается облачно мельчайшей пыли и долго висит в воздухе. Акустика в тоннеле такая, что каждое движение сопровождается целой гаммой звуков, усиливающихся от звонкого эха.

  – У меня такое чувство, что мы в просторной могиле, – произнес Павел.

  Искаженный голос прозвучал гулко, зловеще, как при воспроизведении записи на пониженной скорости.

  – Ну-у ... – усмехнулся Ледатр. – Увлекались в детстве дурными детскими сказками, Павел Андреевич?

  – То есть?

  – Баба-Яга ловит заблудившегося в лесу малолетнего придурка и собирается запечь его в духовке на ужин. Детское любопытство к подобным произведениям плавно переходит – в зрелом возрасте! – в интерес к так называемым «фильмам ужасов». Я понимаю людей, что изо дня в день вынуждены ходить на скучную работу, исполнять низкооплачиваемые обязанности, терпеть мелочные придирки тупого начальника и годами ждать повышения должности и оклада. Для этих несчастных красивая выдумка – отдушина, а страшилки – ну, это как специи, для остроты вкуса. Подумать только – ожившие мертвецы! Да это бред полнейший, мертв значит мертв, и никак иначе! А если мертвец встает, так это он только у него в голове встает. Вы обратили внимание, что люди, рассказывающие о духах, привидениях и прочей дури, всегда уточняют – видят только они, окружающим совершенно невдомек, что происходит. Тем самым они хотят подчеркнуть собственную уникальность, особенность, отличающую их от остального быдла. Но вы-то, Павел Андреевич? Я далек от мысли, что вы работник автосервиса, а сюда приехали, чтобы развлечься.

  – Почему вы так решили? – улыбнулся Павел.

  – Ухватки не те! Вашей профессии противопоказаны бурное воображение и впечатлительность, а вы – просторная могила! Тьфу на вас три раза! – неожиданно завершил тираду Ледатр.

  – Но-но, расплевался... – буркнул растерявшийся Павел. – Да, я увлекался в детстве сказками. И что? Это гораздо интересней, чем читать о похождениях маленького дебила по имени Филипок, которого в школу не пускали. Примитивная мораль толстовских рассказиков вызывает тошноту у любого нормального ребенка.

  – Вы классика не трогайте! Автор «Войны и мира» не мог писать примитивно. Это рассказы для крестьянских детей, они пробуждали интерес к образованию, к знаниям!

  – А я тут при чем? Я-то не крестьянский сын и живу не в девятнадцатом веке! Да сейчас любой крестьянин образованней и умнее аристократа начал двадцатого века, знает больше, умеет больше, кругозор в десять раз шире! – Павел пнул со злости камень, выругался. – Подумаешь, классик! Вот и писал бы про войну и мир, про супружеские измены, после которых на рельсы прыгают, про чокнутых графьеф, что сами идут в ссылку. Их видите ли, совесть заела, что с невинной девицей переспали – ах, ах! И вот девица в проститутки пошла, а граф отправился в Сибирь пешком. Ну, где, где вы видели такое в наше время? Да им обоим место в дурдоме. Вместе с автором! Мы живем в другом мире, с другой моралью, а в лицеях до сих пор принуждают замшелых классиков читать. Это все равно, что учить живописи по наскальным рисункам каменного века!

  – О времена, о нравы! – патетически воскликнул Ледатр, вздымая руки. – Вот оно, предельное падение морали. Не-ет, революция необходима! Человечество нуждается в очищении, покаянии и возвращении на путь истины!

  – Может, сначала покаяние, затем очищение и только потом истина? Вы, товарищ Римский, путаете последовательность действий, мне кажется, – ехидно заметил Павел.

  – Да как вы смеете указывать мне, революционеру с многолетним стажем! У меня годы борьбы за плечами с ... – Ледатр неожиданно осекся – штанина зацепилась за торчащий из земли прут.

  – ... с олигархами и партократами. Палачи на царской каторге исполосовали спину батогами – или нагайками, как правильно? – я отдал борьбе здоровье и жизнь и не позволю какому-то бандиту топтаться в израненной душе. Это вы хотели сказать? – хладнокровно закончил фразу Павел.

  Ледатр молча борется с вцепившейся в ткань палкой. Безуспешные попытки освободится привели к тому, к брючина с треском разошлась по шву почти полностью. Обозлившись, Ледатр со всей силы бьет рукояткой пистолета, раздается неприятный хруст, палка ломается. Большой кусок остается в штанине. Чертыхаясь и злобно сопя, Ледатр продолжает борьбу.

  – Чертов сучок! Зацепился, гад!

  Нарочито громко вздыхая Павел подходит ближе. Взгляд на мгновение задерживается на странном сером предмете в штанине Ледатра.

  – Римский, откуда здесь могут быть сучки? – тихо спрашивает он. – Посмотрите внимательно.

  Ледатр достает фонарь. Яркий луч выхватывает из мутной пелены то, что вцепилось мертвой хваткой в одежду. Ледатр молча качает головой, садится в пыль. Некоторое время молчит, потом задиристо произносит:

  – Ну что вы хотите этим сказать?

  – То, что мертвецы действительно оживают! – замогильным голосом вещает Павел.

  – Да пошли вы к такой-то матери, Павел Андреевич! Это обломок лапы какого-то животного, больше ничего! – кричит во весь голос убежденный последователь материалиста и революционера Троцкого Льва Давидовича. Он, наконец, вытаскивает кость, со всех сил швыряет в темноту.

  Римский шагает молча, сердито поглядывая по сторонам. Время от времени стучит по стене, но видно, что делает это автоматически, не задумываясь. Павел идет по другой стороне, улыбка до ушей, ладошка снисходительно шлепает гладкую поверхность стены, словно корову похлопывает. Освещение становится хуже, темнота сгущается так, что ничего не видно уже в десяти шагах. Павел вынужден опустить забрало. На всякий случай включает «ночной глаз» и тотчас замирает на месте, как будто наткнулся на невидимую стену.

  Тьма расцветает изумрудно-зеленым, тепловизор добавляет красного и оранжевого. Мрачный тоннель превращается в карнавальную улицу. Только вот ряженые совсем не те и расположились почему-то на потолке. На полу тоже есть, прячутся за кучами хлама и в проломах. Павел вгляделся внимательнее; те, что внизу – обычные глумы, низкорослые, широкие в кости, мощные руки покрыты буграми мышц, короткие толстые пальцы оканчиваются плоскими когтями. Глумы сидят тихо, не слышно обычных щелчков. Гораздо больше заинтересовали Павла другие, что расположились на потолке. Это тоже глумы, во всяком случае, по очертаниям, но меньше телом, зато руки и ноги длинные, пальцы тонкие, тварей трудно разглядеть на таком расстоянии, но зато видно другое – глумы вцепились в потолок именно этими пальчиками и можно только предполагать, какие на них «коготочки»! Безглазые круглые головы слегка покачиваются, шеи вытянуты до предела. Один «потолочный глум» громко щелкает, на мгновение размыкаются губы. Павел не поверил своим глазам – рот оказался не вверху, а внизу! То есть, либо эти твари могут вертеть башкой на сто восемьдесят градусов, либо умеют так выворачивать лапы. Или рождаются в вывернутыми головами!

  – Не может такого быть, – пробормотал Павел. – А камбала?

  – Что вы там шепчете, Климочкин? – отозвался Ледатр. – То мертвецы, теперь рыба ... Все мечтаете!

  – У вас гранаты остались?

  – Что? Да, есть еще. А в чем дело? Что вы там увидели?

  – Бригаду слепых людоедов. Только вместе с обычными глумами есть какие-то новые, на потолке сидят и мне это очень не нравится, – шепотом отвечает Павел, доставая оборонительную гранату. У нее повышенный заряд, толстый корпус, поделенный на квадратики. Разлет осколков у такой гранаты больше двухсот метров, а убойная сила осколков как у пистолетной пули.

  – Вы готовы?

  – Да.

  – Тогда на счет три бросайте как можно дальше и падайте. Раз, два, три!

  Гранаты, кувыркаясь в мутном воздухе, улетают в темноту. Падая, Павел выхватил пистолет, сухо щелкнул предохранитель. От падения поднялось облако такой густой пыли, что на мгновение показалось, будто свет погас. Павел выругался сквозь зубы от бессильной злости, но встать нельзя – верная смерть. Через невыносимо длинных три с половиной секунды грохнул один взрыв, сразу за ним второй. Тьма озарилась оранжевыми вспышками, от грохота посыпался песок с потолка, закачались фонари. В инфракрасном свете видно, как странные глумы валятся на пол, словно перезрелые яблоки, прямо на головы своим более крупным сородичам. Оглушенные и раненые глумы корчатся на бетоне в конвульсиях. Взрыв в замкнутом помещении даже для человека с его плохим слухом очень болезнен, можно запросто оглохнуть. Для глумов, у которых слух основное чувство и потому он особенно тонок, шум взрыва сам по себе убийственен. А тут еще осколки! Теряющие сознание от боли глумы корчатся на полу, из ушей льется кровь, тела покрыты рваными осколочными ранами. Некоторые пытаются встать, их сбивают на землю пули. Воспользовавшись паникой и растерянностью среди глумов, Павел и Ледатр подбегают ближе, в руках тускло блестят длинные ножи. В пыли, при плохом освещении, трудно что либо разглядеть, поэтому режут всех подряд, и живых и мертвых. Широкие лезвия проламывают ребра, режут сердца напополам, головы отсекают на раз. К запаху сухой земли примешивается густая вонь от разлитой крови и внутренностей, воздух тяжелеет и даже муть стала оседать быстрей. Через минуту все кончено. В редеющей пыли видно трупы глумов, расплываются черные лужи крови, вырванные лапы лежат будто сломанные палки. В наступившей тишине слышится шорох, скрип, какие-то булькающие звуки. Люди оборачиваются, как волки на стон раненого зайца.

  – Кто-то уцелел? – удивился Ледатр.

  Павел включает инфракрасный прожектор, видит забившегося в уголок одного из тех глумов, что сидел на потолке.

  – Там, – показывает он.

  Ледатр светит фонариком, в правой руке появляется нож. Взмах и новый поток крови заливает пол.

  – Поторопились вы. Зря ... – огорченно качает головой Павел. – Хотел посмотреть.

  – Ради Бога! Или вам не по нраву мертвецы?

  Глум оказался действительно необычным. Туловище как у ребенка, зато лапы очень длинные, сильные, приспособленные для лазанья, как у обезьян. Шейные позвонки устроены так, что голова может поворачиваться почти на двести градусов, причем ее естественное положение лицом к земле. Также расположен задний проход. Пальцы на лапах лишены кожи, это одни сплошные когти, очень сильные, цепкие, способные держаться за любую, даже самую малую трещину или выступ. По всему получалось, что это существо живет только на плоской поверхности потолка и почти никогда не спускается вниз. Все тело покрыто длинной шерстью, волоски свалялись в неопрятные комки, свисают бахромой. Длинные лапы и такой шерстяной покров создают впечатление, что это паук с человеческой головой, только без глаз и с громадными оттопыренными ушами. Павел брезгливо кривится. Ледатр берет лапу, внимательно рассматривает. Потом спокойно переламывает в локте и вырывает с «корнем».

  – Смотрите, Павел Андреевич, – подносит кровоточащий обломок к лицу, – это та самая кость, за которую я зацепился штанами. Вот, видите пальцы, совсем без кожи, сплошная кость. А эти когти ... видите, видите!?

  – Да вижу, вижу, – отшатывается Павел. – Это так важно!

  – Ну, во всяком случае, это не подтверждает вашу теорию об оживающих мертвецах!

  Троицкая еще и еще раз просматривала видеозапись. В кадрах несколько раз появлялось двое людей, чем-то странно знакомых. Марию мало интересовало, сколько туземцев погибло и еще погибнет, она равнодушно смотрела на горы трупов, на погибающих киберов. Ее интересовали эти двое. Одна из камер сумела взять кадр, на котором отчетливо видны лица. Так, это Ледатр, бывший друг и союзник, а это кто? Глухой шлем не дает увидеть лицо, зато хорошо видны жесты, манера двигаться, походка. Очень, очень похоже на того парня, что помог ей избавиться от чокнутых фанатиков. Как его, Павел что ли? Неужели все-таки выжил? Если так, то очень плохо. Она еще в прошлый раз заметила, что этот бывший вояка очень силен, догадлив и быстро соображает. А самое главное – он везуч. Такое качество, как везучесть или удачливость, можно называть как угодно, встречается чрезвычайно редко. Можно просчитать каждый свой шаг, продумать все пути, досконально изучить противника и все равно проиграть. Примеров тому – несть числа. Наивные простаки верят, что в этой жизни можно все вычислить и предусмотреть. Увы, если бы это было так, то самыми ценными считались бы люди с логическим складом ума – математики, шахматисты и пр., а дотошность и внимание к мелочам являлись наиважнейшими качествами. Можно без конца планировать, страховаться от случайностей и ... проигрывать раз за разом. Никто не знает, почему так.

  Этот парень из тех, кому везет. У него все лицо в шрамах, он такой страшненький! Но даже в этом повезло – ни один осколок не задел глаза, не повредил нервные узлы, а их на лице достаточно. И вот теперь он идет за ней. Хочет отомстить, понятно. Мария на минуту задумалась – сколько их было, мстителей? За свою жизнь она нажила столько врагов, что привыкла не обращать на них никакого внимания. У этого тоже ничего не получится. В этой уверенности она пребывала до тех пор, пока не появилась эта странная биомасса. Она не представляет никакой опасности хотя бы потому, что абсолютно глупа. Просто очень большое животное класса простейшие, вроде инфузории-туфельки или одноклеточной амебы. Они долго не живут, а если начинают беспокоить, то от них очень легко избавиться. Например, обработать помещение санитарным средством, в состав которого входит хлор. Это универсальный яд, убивает все живое, надо только дозу подобрать в соответствии с массой тела. Поэтому, когда эта слизь появилась, Троицкая не забеспокоилась. Ей даже было любопытно посмотреть, как люди, туземцы и моры справятся с новой задачей.

  Однако все пошло не так с самого начала. Биомасса повела себя необыкновенно агрессивно. Глупые и храбрые туземцы только злили ее своими пиками и ружьями. У биомассы нет устойчивой структуры, удар твердым предметом, например, пулей, омертвляет только близлежащие клетки. Мягкая ткань быстро гасит кинетическую энергию. Живые клетки тут же поглощают погибших, преобразуя мертвую материю в живую, в новые клетки простым делением. Рана сразу затягивается. Щупальца хватают аборигенов, втягивают внутрь и они буквально растворяются за считанные секунды, увеличивая массу живой материи. Также «оно» поступало и с киберами – поглощало живую ткань, остальное просто выплевывало. В результате роботы, лишенные живой плоти, вступали в бой с теми, на ком было «мясо». Пулеметы и пушки моров почти не повреждали биомассу, только злили. Но почему ее действия так не похожи на примитивные телодвижения простейшего организма? Люди давно заметили, что мышление и эмоции имеют разные источники. Мышление это мозг, а эмоции – сердце. Не в буквальном смысле конечно, сердце всего лишь мышца для перекачки крови. Где-то возле сердца есть невидимый орган, в котором хранится любовь и ненависть, радость и печаль, то есть наши эмоции. Судя по всему, биомасса, лишенная мозга, имеет эмоции. В ней живут страх, ненависть, злость тех людей, что погибли и каким-то невероятным образом стали живой материей. Она так и спала бы в глубине земли, если бы не разбудили. Материя восприняла агрессию, страх смерти, всю гамму чувств, которые переживает человек перед насильственной смертью.

  Троицкая устало облокотилась на спинку кресла. Все эти рассуждения бред, полная и абсолютная чушь, какой-то детский лепет, но как по другому объяснить происходящее? Никто не знает, как зародилась жизнь, по какому пути идет и какие существа появляются на свет под воздействием меняющейся внешней среды. Мы даже не знаем, какие формы жизни были в прошлом, чего ж тогда рассуждать о настоящем, тем более будущем! Она видела, как эти двое отступили, как полезли в провал. Первым идет тот, что очень похож на Павла, за ним Ледатр. Дальше видеозапись обрывалась. Ниже проходит старый технический тоннель, им давно не пользуются, там и видеокамер нет. Что может быть в этом заброшенном подземелье, не знает даже она сама. Все выходы из него завалены, чтобы вернуться, надо лезть обратно по вертикальному пролому, но это невозможно. Мария довольно улыбнулась, ровные вишневые губы раздвинулись, уголки чуть-чуть приподнялись. Блеснули белые, как мел, зубы. Она не боялась преждевременных морщин, для нее это просто смешно. Сдержанность в проявлении чувств давно стало привычкой.

  – Ну что, гос ... э-э ... товарищ Римский, идем дальше? Кстати, а вы знаете, куда мы придем? – спросил Павел.

  – Предполагаю, господин Климочкин, – сдержанно ответил Ледатр. – Во всяком случае, направление верное.

  – Ну-ну, хотя не представляю, как можно ориентироваться здесь.

  Тоннель уходит вглубь горы. Дышать тяжело, как будто нос и рот обмотаны плотной тканью, в воздухе чувствуется характерный запах серы. Заметно повысилась температура, Ледатр обливается потом. Павлу чуть полегче – его костюм снабжен системой охлаждения, но для ее работы нужен кислород и солнечный свет, поэтому Павел тоже приходится нелегко. Они бредут почти в полной темноте несколько минут. В спертом воздухе почувствовался странный, но очень знакомый запах.

  – Павел Андреевич, вы чувствуете, как пахнет ... э-э ... кислятиной?

  – Грязными носками, вы хотите сказать?

  – Ну ... да.

  – Пахнет еще и мочой, испражнениями и вообще всякой дрянью. Неужели впереди подземная тюрьма? – удивился Павел.

  – Н-нет, откуда тут быть тюрьме, – не очень уверенно ответил Ледатр. – Машка никогда не держала пленников, они у нее всегда были в деле.

  – Тогда что? О, черт! – выругался Павел.

  Под ногами жирно чавкнуло, вонь стала невыносимой. Ледатр подсветил фонариком и ахнул.

  – Да это же ... черт бы меня побрал!

  – Выгребная яма, совершенно верно, – согласился Павел. – Мы с вами, товарищ Римский, в сральнике. Вон и дырочка в потолке!

  Широкий круг света от фонаря выхватил из темноты дыру, в которую запросто могли пролезть сразу два человека. Отверстие закрыто плоским камнем или плитой. Потолок в помещении низкий, до крышки можно легко дотянуться рукой. Задыхаясь от нестерпимой вони, Павел подходит ближе.

  – Если что, прикроете огнем! – буркнул он, не оборачиваясь.

  Ледатр не понял юмора, выхватил пистолет, чертыхнулся, быстро спрятал. Тем временем Павел уперся руками в крышку, осторожно надавил. Плита неожиданно легко поддалась, с душераздирающим скрежетом поползла в сторону. Из открывшегося отверстия потянуло свежим воздухом. Чувствуя, как тошнота подступает к горлу, изо всех сил сжимает челюсти. Поднимает руки. Под пальцами липкое, мягкое и склизкое. Подтягивается, перехватывает край удобнее – не хватало только сорваться и брякнуться в говно! – рывком выпрыгивает из ямы. Тотчас опускает руку, помогает вылезти Ледатру.

  – Фу ты, черт! Воняет как ... ладно, зато живы, – бормочет он, безуспешно пытаясь вытереть руки.

  Павел стоит рядом, молча всматривается в полумрак. Оттуда слышен писк, частые щелчки и шум возни. А еще идет запах живых тел. Ледатр прекращает бесполезное отряхивание, поднимает глаза. Просторная пещера едва освещается одной единственной синей лампой на потолке. Заполнена странными маленькими человечками, они ползают по полу, пищат и непрерывно прищелкивают. Всмотревшись, он увидел, что человечки расползаются под стены и там замирают.

  – Что это? – пораженно спросил он. – Куда мы попали, черт возьми, а?

  – В детский сад глумов, – напряженным голосом ответил Павел.

  – Да ну, что вы! Этого не может быть!

  – А что тогда? Видите, под стеной самки сидят? Воспитательницы, возле них детеныши собрались. На потолке синяя лампа, дезинфицирует, греет, не раздражает светом. Где-то ж нашли, гады ...

  – Да я их сейчас всех перестреляю! – произнес Ледатр.

  – Ни в коем случае! – перехватил пистолет Павел. – Патронов не хватит, на шум взрослые сбегутся. Лучше тихо уйти, пока не поздно. Идите за мной.

  Павел медленно идет посередине пещеры, стараясь не наступить на лапу глуменыша. Ледатр шагает следом, недовольно сопит в спину. В могильном синем свете маленькие глумы кажутся сплошной шевелящейся массой. Крупные самки, словно гориллы в стае макак, угрюмо сидят вдоль стен и только изредка пощелкивают. Встать и напасть на людей не решаются. Миновали пещеру. Уже на самом выходе Ледатр не сдержался – схватил глуменыша и стал ожесточенно тереть штаны. Детеныш слепого людоеда молча машет лапками, цепляется за складки одежды. Ледатр с тихими ругательствами отрывает, продолжает оттирать дерьмо и грязь. Павел замечает шевеление среди самок, поворачивается к Ледатру.

  – Хватит вам, Римский, все не очистите. Отпустите детеныша, а то мамаши стали волноваться.

  Ледатр молча швыряет полумертвого глуменыша обратно в пещеру, громко сплевывает. Выходят в тоннель и почти сразу натыкаются на взрослого глума. Заросший густыми волосами людоед стоит посредине прохода, его не обойти. Глум приседает на корточки, растопыривает лапы. Громадные когти скребут камень, на стенах остаются глубокие полосы, вниз сыпятся тонкий струйки пыли. Глум очень рассержен и явно желает напасть. Павел неторопливо достает пистолет, Ледатр делает тоже самое. Сухо щелкают взводимые курки, пальцы ложатся на спуск, но в это время за спиной глума раздается странный шипящий звук. Забыв о людях, слепой людоед стремительно разворачивается, пещеру заполняет целая трель из щелчков разной тональности. Глум наклоняется еще ниже, выставляет лапы, идет прочь от людей. Ледатр и Павел недоуменно переглядываются, пожимают плечами – чтобы глум оставил людей, такого еще не бывало! Тем более страж детенышей. Идут вслед за ним, не возвращаться же обратно. Переваливаясь с боку на бок, как старая больная обезьяна, глум шагает вглубь тоннеля, не переставая щелкать. Шипение раздается снова, мощное, на много голосов, как будто шипят одновременно несколько глоток. Глум низко рычит и бросается вперед. Из темного провала в стене показывается голова размером с пивную кружку на гибкой шее, потом еще, немного поменьше. Павел решает, что из земли вылезают змеи, но вслед за шеями показывается туловище! Блестящая от слизи кожа колышется складкам, короткие мощные лапы скребут когтями по твердой земле. Впереди туловище не сужается к шее, как почти у всех животных, а наоборот, становится шире и отсюда вырастают длинные гибкие шеи, оканчивающиеся головами. Одна, побольше, в центре, по краям две меньшие. Это они шипят, разевая зубастые рты.

  Чудище быстро выбралось из дыры, ползет навстречу глуму. Оно очень похоже на моржа, только лапы с когтями, три ужасных головы вместо одной и короткий мясистый хвост. В полумраке плохо видно, но Павел все же сумел разглядеть, что центральная голова массивнее, а крайние поменьше, зато с непропорционально мощными челюстями. Удивительное существо довольно быстро ползет по тоннелю с явным намерением напасть на глума. Тот, в свою очередь, торопится навстречу, для скорости размахивая длинными, как оглобли, руками. Не проходит и минуты, как два чудовища встречаются. Глум неожиданно подпрыгивает и всей тяжестью обрушивается сверху. Когтистые лапы мелькают с необыкновенной быстротой, летят клочья кожи, бледная кровь слабыми струйками бежит по блестящим бокам. Шипение срывается на вой, крайние головы поворачиваются, страшные челюсти начинают кромсать тело глума. Людоед дико ревет от боли, но продолжает драть спину трехголового чудища. Павел и Ледатр замерли, как статуи, не в силах оторваться от кровавого зрелища.

  – Римский, вы долго якшались с биологами ... Можете мне объяснить, что это такое, а? – тихонько спросил Павел.

  – Нет. Вы переоцениваете мои познания в биологии. Могу только предположить, что это какой-то местный урод, в смысле – чудовище.

  – Благодарю за исчерпывающий ответ, – прошептал Павел. – Но все же, вам не кажется, что крайние головы вовсе не головы, а головоподобные наросты, проще говоря, дополнительные пищеводы с челюстями?

  – Да на фига такое нужно! Какой смысл создавать дополнительные ... э-э ... пищеводы с челюстями? Природа рациональна, – во весь голос удивился Ледатр, на мгновение забыв об опасности.

  – Так то природа, а здесь обитают существа, созданные человеком. По ошибке и по дурости, так что меня ничего не удивляет, – ответил Павел, внимательно наблюдая за дракой глума и неведомого существа. В начале он думал, что победа будет на стороне глума, но сейчас события стали разворачиваться по-другому. Моржеподобная тварь только на первый взгляд казалась неповоротливой. Как только слепой людоед запрыгнул на спину и принялся драть когтями, головы на гибких шеях повернулись и стали рвать в клочья бока глума. Затем чудище перевернулось. Чтобы не оказаться под тяжелой тушей, глум вынужден был отскочить. Неизвестному существу только это и надо было. Массивное туловище изгибается, словно червяк в конвульсии, затем следует сокрушительный удар хвостом. Раздается хруст переломанных костей, глум отлетает и с силой врезается в каменную стену. От удара частично рушится, поднимается облако густой пыли, с потолка сыпятся мелкие камни и песок. Оглушенный или убитый, глум неподвижен на полу. Трехголовое чудище подползает, наваливается всей тяжестью на нижние лапы. Когти глубоко погружаются в брюшину, слышен короткий треск и брюхо глума лопается. Крайние головы опускаются и исчезают во внутренностях. Раздается чавканье, хлюпанье и сербанье, словно бригада лесорубов пьет чай вприкуску. Средняя голова, самая крупная, приближается к горлу и начинает неторопливо обгрызать мягкие ткани. Минутная тишина уступает треску разрываемой плоти и чавканью. По тоннелю плывет волна запахов крови, нечистот и серы. Люди отступают назад несколько шагов, останавливаются. Возвращаться назад нельзя, идти вперед тоже.

  – Из пистолета такую тварь не убить. Придется подождать, пока нажрется, – угрюмо сообщил Ледатр. – И когда все это кончится? Так уже надоело бродить тут!

  Павел не ответил. Молча наблюдал, как трехголовое чудище быстро пожирает мертвого глума. Пока две малых головы выедали внутренности, большая просто счистила мясо и шкуру сверху. Прошло не больше минуты и от крупного, сытого глума остался почти голый скелет. Хрящиками монстр побрезговал. Длинные языки слизали остатки крови с пола. Центральная башка сыто отрыгнула, морда приняла выражение легкой осоловелости. Только сейчас Павел заметил, что глаза есть только на средней голове, маленькие, словно пуговки. Вряд ли тварь хорошо видит, но зато наверняка отлично слышит, осязает и ловит даже самые слабые запахи. Так что она прекрасно знает, что рядом люди. Чудище поворачивается, цепляет когтем за реберные кости скелета. Грудная клетка громко щелкает, обломки разлетаются в стороны. Тварь недовольно шипит, отшвыривает лапой останки глума. Неожиданно легко поднимается с пола и неторопливо приближается к людям. Лапы у нее оказываются достаточно длинными, тварь движется, как крокодил по суше. Бежать уже поздно, убить такое чудовище просто нечем. Какое-то шестое чувство подсказывает Павлу, что надо замереть на месте. Он вжимается в стену и старается дышать как можно реже.

  Подземная рептилия оказывается в шаге от людей. Ледатр застывает соляным столбом прямо посередине прохода. Он с ужасом понимает, что преграждает твари путь, надо бы сойти, но нет сил пошевелиться. Однако трехголовый монстр не спешит уходить. Он приближается к замершему под стеной Павлу. Головы поднимаются. Прямо перед лицом оказываются три ужасных морды. Только сейчас, вблизи, он видит их во всех подробностях. Крайние головы, а вернее, отростки с костяным утолщением, действительно больше похожи на инструменты для поглощения продуктов питания. Нижняя часть массивна, видны сильные челюстные мышцы. Сверху точно такая, абсолютно плоская челюсть. Мозга в такой «голове» явно нет, есть разве что нервный узел, отвечающий за жевательные и хватательные движения. Полностью отсутствуют глаза и дыхательные отверстия носа. Сама шея больше похожа на щупальце с трубкой пищевода внутри. Предназначение такой «головы» – оторвать кусок и проглотить. Средняя голова настоящая. Полноценный череп оснащен выпуклой затылочной частью, лоб скошен и плавно переходит в верхнюю челюсть. Нижняя снабжена мощными мышцами, кость толстая, клыки частично торчат наружу. Маленькие глаза расположены близко друг к другу, тусклые, невыразительные и сразу понятно, что это атавизм, доставшийся от далеких предков. Едва отличают свет от тьмы, затянуты полупрозрачной пленкой. Зато нос просто роскошен. Похож на свиной пятак, только еще больше расплющенный, ноздри как у лошади, постоянно в движении, кожа плотная, твердая, словно мозолистая пятка.