Текст книги "Мертвый континент 2 (СИ)"
Автор книги: Андрей Ильин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
Колонна углубилась в старые развалины. От горячих железных громадин шел такой жар, что ожили все пиявке, что спокойно дремали на прохладных камнях. Самые отчаянные бросались на танки. Тут и там в ночном воздухе пролетали темные круглые снаряды, с чмокающим звуком шлепались на теплый металл. Но присоски слишком слабы, чтобы удержать даже голодную пиявку. Кожаные мешочки размером со спелый апельсин сползают вниз, срываются и попадают под бешено вращающиеся гусеницы. Некоторым, наверно самым голодным, повезло больше. Они приземлялись прямо на солдат. Но на отполированной до зеркального блеска броне присоски держались почему-то еще хуже. К тому же опытные наемники Солидуса хватали пиявок за круглые спины и безжалостно швыряли под гусеницы идущей сзади машины. Никто и не думал бояться, наоборот, солдаты с шуточками ловили пиявок и даже бросали друг в друга. Укрытые с ног до головы броней, они весело переговаривались и пытались ловить как можно больше пиявок на лету. Ледатр бросил неодобрительный взгляд на веселящихся солдат, поглубже натянул поднятый воротник на голову, застегнул молнию. Поразмыслив, Павел пришел к выводу, что недоверчивый и подозрительный напарник прав – солдатские головы закрывают шлемы, а у них обоих только коротко стриженые волосы. Слабая защита от злобных пиявок. Павел тоже опустил голову, прикрылся воротником.
Впереди раздался резкий крик, похожий на короткий рев быка, метнулась черная тень. Это ночная жаба попыталась напасть на головную машину. Лобовая броня танка отшвырнула хищницу обратно, широкие гусеницы вбили размозженное тело в сухую землю. За кормой мелькнуло темное пятно и пропало под следующей машиной. На востоке появилась узкая светлая полоска. Ночная мгла незаметно перешла в серые сумерки. Стали различимы окружающие предметы, кусты и деревья уже не казались черными силуэтами неведомых чудовищ, а крупные валуны и булыжники притаившимися хищными насекомыми гигантских размеров. Павел поднял глаза, посмотрел на тускнеющие звезды. Перевел взгляд на Солидуса. Тот хмуро смотрел вперед, бросил несколько слов в микрофон. Водитель тотчас прибавил обороты, двигатель загудел сильнее, скорость танка заметно возросла. Тяжелая машина мчалась, словно глыба с вершины горы. Взлетала на неровностях, как на маленьких трамплинах и тяжело гупалась широкими гусеницами на твердую почву, амортизаторы недовольно скрипели, принимая на себя все пятьдесят с лишним тонн брони. Следующие за головным танком машины не отставали, также неудержимо мчались в холодном утреннем воздухе, не останавливаясь ни на минуту.
Когда впереди показался массивный темный холм, а потом и сама башня, светлая полоска уже пылала розовым огнем, небо было наполовину голубым, земля вокруг блестела серебром от капель росы. Повинуясь неслышимой команде колонна распалась на три части. Нападение планировалось начать одновременно с разных сторон. Наступающие делятся на небольшие отряды, чтобы избежать ненужных потерь от скученности и подковой охватывают гору. Пока вокруг тихо, охрана башни спит. Или выжидает удобного момента, чтобы прицельным залпом смети боевые порядки наступающих.
Последняя машина занимает место на позиции, звучит немедленный доклад по команде. Солидус взглянул на квадратный циферблат древнего хронометра, которым очень гордился, удовлетворенно кивнул – исходный рубеж занят с небольшим опережением графика – на целых три секунды! Строгий взгляд коснулся среза ствола танковой пушки, пробежал по склону. Из-за горизонта выглянул край солнца, самые первые лучи коснулись земли. Отполированная до зеркального блеска броня заискрилась, по ней словно молнии побежали. Солидус снял сияющий в лучах солнца шлем, гордо вскинул подбородок. Павел невольно засмотрелся на величественного «короля Фридриха» местного разлива. Он хоть и был немного смешон в своем желании подчеркнуть важность момента, но без него не управиться. Павел опустил глаза, с тревогой посмотрел на Ледатра – как бы это ехидный черт опять не начал ворчать не по делу. Солидус может не оценить своеобразного юмора последователя товарища Троцкого и запросто расстрелять шутника. Однако Павел зря беспокоился. Ледатр только иронически поднял брови и сразу отвернулся.
Жесткие губы едва заметно шевельнулись, чуткий микрофон уловил тихий звук и краткую команду услышали все экипажи танков и боевых машин. Одновременный залп десятков пушек и крупнокалиберных пулеметов разодрал утреннюю тишь на куски. Склон горы покрылся фонтанами разрывов, в некоторых местах грохнуло особенно сильно, на поверхности расцвели страшные черно-рыжие фонтаны – это взорвались хранилища топлива. Потекли огненные реки, как будто из недр горы вырвалась расплавленная лава. Клубы черного дыма начали затягивать вершину. Не прозвучало ни одного ответного выстрела. Артиллерийская подготовка продолжалась не менее получаса и за все это время ни одного снаряда не прилетело с другой стороны. Стало казаться, будто гора вымерла, так никого не осталось, только обезумевшие от грохота глумы да летучие мыши притаились в темных углах бездонных провалов и бесконечных тоннелей.
Огонь прекратился также слаженно, как и начинался. Сухо лязгнули затворы танковых пушек, в гильзоприемники упали латунные цилиндры, горячие и дымящиеся, в последний раз взвыли электромоторы вентиляции, выталкивая наружу задымленный воздух из башен. Опять взревели моторы и боевая техника поползла по склону вверх, к широким жерлам входных тоннелей. Толстые стальные ворота были вдребезги разбиты снарядами и ракетами. Черные дыры извергают клубы дыма, внутри что-то горит, взрывается, слышится частый треск и грохот обваливающихся стен. Через несколько минут в пылающий ад тоннелей войдут боевые машины. Как только опасная зона останется позади, пехота спешится. Танки будут сопровождать до того момента, пока высота потолков и ширина проходов позволяет двигаться двум машинам в ряд. Потом техника останавливается и пехота идет самостоятельно. Действия просты, но вполне эффективны, если только у хозяйки горы нет запасных путей отхода. Павел слышал краем уха, что особые команды добровольцев взорвали отводные тоннели и уничтожили все более-менее подходящие площадки для посадки летательных аппаратов в радиусе пятидесяти километров.
Тяжелая машина карабкается по крутому склону. Гусеницы скользят, плоские траки с лязгом перемалывают в пыль камни, дробят в щебень крупные булыжники. Танки этой модели не могут преодолевать склоны под углом свыше тридцати градусов. Здесь явно больше, но танк упрямо ползет вверх – сказывается мастерство водителя и форсированный мотор. Несколько раз машина останавливается, гусеницы скребут камень и не могут сдвинуть танк с места. Тогда водитель сбрасывает обороты, осторожно поворачивает машину и танк движется по склону наискось, так угол подъема меньше. Сидеть на самом верху, на башне становится страшновато. Танк наклоняет так, что кажется, еще чуть-чуть и машина опрокинется. Однако Солидус, поклонник Фридриха сидит в распахнутом люке, как ни в чем ни бывало. Спокойное, даже чуть сонное выражение лица. Он как будто даже скучает, наблюдая за трудными и опасными маневрами бронированной машины. Покинуть танк в такой ситуации никак невозможно, Павел меньше всего хотел, чтобы его сочли трусом. Ледатр придерживался того же мнения. Он не сидел на краю башни, а стоял, крепко держась руками за выступ. На бледном лице застыло выражение хмурой озабоченности и недовольства условиями поездки. Как у туриста, который получил больше опасных приключений, чем ожидал.
Танк медленно, но верно приближается к широкой площадке перед воротами в тоннель. Чем ближе конец пути, тем круче склон. Левая гусеница зависает над гребнем, траки скребут гранит, снопы бледных при дневном освещении искр вылетают из-под стальных лопаток, кажется, что еще немного и толстый металл гусеницы расколется, словно хрупкий пластик. Танкист поворачивает машину боком, отчего она кренится так, что Солидус едва не вываливается из люка. Наступает страшный момент, кажется, что танк вот-вот сорвется боком в пропасть. Водитель прибавляет обороты, совсем немного, и тяжелая машина грузно переваливается через вершину склона. Левая гусеница плотно ложится на гравий. Танк медленно ползет вдоль гребня, потом осторожно выбирается на площадку. Машина останавливается, башня поворачивается орудием к взорванным воротам, круглый черный глаз пушки хмуро смотрит в темноту тоннеля. Слышно, как лязгает досылатель снаряда, звонко щелкает крышка затвора. Все, снаряд в стволе, осталось только нажать кнопку электроспуска и раздастся выстрел.
Павел спрыгивает на землю и отбегает подальше. От моторного отделения идет жар, как от мартеновской печи. Водитель глушит двигатель, перегретое железо потрескивает, прямоугольные отверстия выхлопных труб накалены и дышат невидимым огнем, от которого воздух колышется. Танкист выбирается наружу, смешно надувает щеки и показывает на пальцах, что оба топливных бака пусты. Вслед за водителем на землю прыгает остальной экипаж и сразу начинают осматривать гусеницы. Если имеется хоть малейшее повреждение, нужно заменить трак, иначе гусеница лопнет в самый неподходящий момент и танк превратится в большую неподвижную мишень. Солидус бесстрашно стал на броню во весь рост, взглянул вниз. Его танк был первым, остальные еще карабкаются. Он сдвинул брови, под чисто выбритой кожей забегали желваки, глаза сузились. Павел тоже глянул вниз. По склону медленно ползут бронированные машины, моторы надрывно ревут, сизый дым клубами вырывается из моторов. Один танк перевернулся и лежит у подножия. Ободранное стальное брюхо машины залито маслом, одна гусеница разорвалась, растянулась по земле металлической лентой. Аварийные люки распахнуты, экипаж собрался возле машины.
К площадке возле входа в тоннель можно было доехать по дороге, но Солидус здраво рассудил, что Троицкая не дура и наверняка позаботилась о том, чтобы весь путь был усыпан минами. Но машины обеспечения в гору не поедут, поэтому дорога нужна. Первым в колонне топливозаправщиков идет танк. Впереди на длинных металлических шестах громадные катки с толстыми шипами. Странное приспособление с лязгом и грохотом катится впереди танка. Время от времени гремят взрывы – это срабатывают мины, раздавленные катками. Железная конструкция забавно подпрыгивает и тяжело бухается обратно. Это противоминный танковый трал, Павел был знаком с этим еще раньше. Взрывы учащаются, танк почти полностью скрывается в клубах дыма и пыли, по броне звонко стучат осколки, камни и куски железа, вырванные из катков трала. Залитые под завязку топливозаправщики медленно ползут за ним на расстоянии, тяжело переваливаясь на выбоинах. Ближе подходит нельзя, осколки пробьют баки. Приближается надрывный рев мотора, лязг железа. Появляется длинный орудийный ствол, затем вращающиеся гусеницы, носовая часть и башня. Еще один танк поднялся на площадку. Не прошло и пятнадцати минут, как все свободное пространство заняли усталые машины. Последним поднялся саперный танк. Отполз в сторонку, уступая место топливозаправщикам. Они, словно дойные коровы, подобрались к танкам, каждая к своему. Началась перекачка топлива.
Солидус нервно посматривал на хронометр, хмурил брови и что-то шептал про себя. Задерживаться нельзя, надо продвигаться. Павел тоже разделял опасения командира и с неодобрением посматривал на массивные корпуса бронированных машин. Они, словно лесные клопы, сосали дизельное топливо и все никак не могли насытится. «Неплохие машины, но солярки жрут – беда!» – подумал Павел в который раз. Оглянулся на командира и только сейчас заметил, что он разительно изменился: исчезла бородка клинышком, усы стали заметно короче и уже не торчат воинственно в разные стороны, намного короче стали волосы. Павел понимающе кивнул – сейчас не до причесок.
Как только подтянулись бронемашины с пехотой, Солидус отдал приказ на штурм. Колонна техники и людей вошла в тоннель. Павел с любопытством оглядывался по сторонам. Он с Ледатром пытался пройти другим путем, но тот проход гораздо уже и давно взорван. Этот больше похож на станцию метро, только очень длинную и широкую. Машины идут по три в ряд и еще остается место. Воздух быстро наполняется выхлопными газами, приходится надеть изолирующие противогазы. Солдаты в уродливых масках сами похожи на монстров, с которыми предстоит сражаться. Круглые коробки фильтров выглядят, словно гигантские бородавки. Широкий тоннель разделяется на три части. Колонна техники тоже разделяется. Войско Солидуса углубляется в гору. Когда Павел впервые узнал о таком плане действий, он засомневался – так ли уж необходимо вводить танки под землю? Тоннель легко взорвать у входа и тогда он превращается в смертельную ловушку. Да и вообще, какой смысл танковой атаки под землей? Солидус в ответ загадочно покачал головой.
– Вы даже не предполагаете, с какими сюрпризами мы встретимся там, – произнес он. – В прошлый раз вам с Троицким повезло, что вы встретились только с морами и бедными туземцами. Сейчас Машка выпустит на волю всех своих чудищ, а среди них есть такие, что без танков никак не обойтись.
В тоннеле гаснет свет. Автоматически включаются приборы ночного зрения. Впереди слышится непонятный гул и странный, режущий уши, звук. Очень похоже, как если бы кто-то вел куском острого железа по стеклу. Становится тревожно на душе, учащается дыхание, бросает в пот. Павел чувствует, как слабеет тело, откуда-то со дна сознания поднимается черная паника и ужас.
– Все под броню! – командует Солидус.
Едва тяжелая крышка люка захлопывается, становится легче. Толстая многослойная броня танка отсекает внешние шумы. В просторном салоне светло, чисто. Американская техника, при всех недостатках, всегда отличалась размерами. Даже танки, боевые машины, где все подчинено требованиям боя, американцы умудрились сделать просторными, как автобусы. Это почти дом на гусеницах. Машина рассчитана на экипаж из четырех человек, но помещаются внутри все десять и еще место остается.
– Я ничего не вижу, командир! – послышалось восклицание водителя. Павел взглянул на приборную панель. Вся аппаратура наблюдения показывает ноль. В триплексах серая муть, будто за бортом море манной каши. Танкист максимально сбросил обороты, машина движется на первой передаче.
– Связь ... черт! – бормочет Солидус.
Бросает несколько слов в микрофон, Павел успевает расслышать только последнюю фразу – спокойнее, продолжать движение!
– Включить противоатомную защиту! – командует Солидус.
Павел удивленно поднимает брови. Противоатомная защита, сокращенно ПАЗ всего лишь нагнетатель воздуха для избыточного давления в машине. Это не дает проникать внутрь ничему постороннему извне. Например – радиоактивной пыли, отравляющим веществам или воде. Последнее обстоятельство очень облегчает форсирование водных преград или нахождение в засаде на дне водоема. Только воздух надо брать не из внешних источников, а из своих собственных. Лязгнули заслонки в двигательном отсеке, взвыл электромотор, в салоне повеяло прохладой, барабанные перепонки заломило, как при погружении на глубину. Павел поморщился, вопросительно посмотрел на Солидуса.
– То, что за бортом, очень опасно, – пояснил он. – Придется потерпеть.
– Долго?
– Не очень. У этой гадости короткая жизнь.
– Так это биомасса, с которой мы встретились прошлый раз? – воскликнул Павел.
– Не совсем. Та была более агрессивной и вроде как мыслящей. Эта искусственная, она целенаправленно уничтожает органические соединения. Незаменимое средство для санитарной обработке помещений, – пошутил Солидус.
Павел повернулся к Ледатру.
– Получается, нам действительно повезло прошлый раз, товарищ Римский, а?
– Вы считаете, что я втянул вас в авантюру, когда повел в гору? – ответил вопросом на вопрос Ледатр.
– В какой-то степени, да.
– Неблагодарный свин! Вы вообще собирались пробраться туда в одиночку. Авантюрист – вы и те, кто вас послал!
– Ну... – Павел почесал в затылке. – В какой-то степени ... а, черт! Вы правы.
Танк продолжал двигаться вслепую. У гусеничной машины есть одно преимущество перед колесной – чтобы двигаться по прямой, надо уравнять тягу на гусеницы. Традиционного руля здесь нет. Есть неподвижный штурвал, по краям рукоятки, как на мотоцикле. Это регуляторы тяги, правый и левый. Механик-водитель установил их строго одинаково, теперь танк полз вперед, не отклоняясь ни вправо, ни влево, как на веревочке. Однако тоннель вовсе не обязательно идет прямо. Это поняли, когда правый борт танки задел стену. Корпус машины содрогнулся, раздался скрежет, на броню посыпались камни. Механик выправил машину, вопросительно посмотрел на Солидуса.
– Езжай, езжай, останавливаться нельзя, – сказал он.
Осмотрелся в салоне, взгляд остановился на приборной панели.
– Система дымопуска работает? – неожиданно спросил Солидус.
– Конечно, все оборудование исправно, – немного обиженно ответил танкист.
– Включай.
Щелкнул тумблер, к ровному гулу двигателя прибавилось шипение генератора дыма. Запасов белого фосфора в танке оказалось достаточно, дым повалил громадными белыми клубами. Вначале ничего не изменилось. Постепенно появилось ощущение облегчения, словно в тугой атмосфере появился свежий лесной воздух, перенасыщенный кислородом. Начали оживать приборы, на панели начали гаснуть красные огоньки, на их месте появились зеленые. Исчезло чувство тяжести. Триплексы очистились и снова закрылись – их затянуло дымом. Солидус выключил генератор, маска изолирующего противогаза снова оказалась на лице. Мягко щелкнула задвижка на люке, крышка распахнулась. Командир подтянулся на руках, мелькнули подошвы сапог, глухо звякнуло железо. Павел поспешно выбрался вслед за ним, легкомысленно снимает надоевшую маску противогаза.
Солидус стоит на каменном полу. Стены, потолок, бетонное покрытие под ногами покрыто сгустками блестящей жижи. Она похожа на парикмахерский гель для укладки волос, только гуще. Сгустки небольшого размера, с кулак, но есть громадные, как тюлени. Видно, что внутри что-то шевелится, происходят какие-то непонятные процессы. Поверхность покрывается пузырьками, пенится, теряет прозрачность. Прямо на глазах гель мутнеет, разлагается на куски. Воздух наполняется неприятной вонью. Противогаз мгновенно оказывается на голове.
– Фу, опять сера! – восклицает Павел.
Через маску голос звучит глухо, слова трудно разобрать, но Солидус понял, кивнул.
– Да, она самая. Соединение фосфора и углекислоты не понравилось биомассе. Хорошо, что я не ошибся.
Осторожно, чтобы не наступить на разлагающуюся жижу, Павел отходит в сторону. Танк неподвижен, покрыт слизью и блестит. За ним вытянулась колонна остальных машин. Они тоже выглядят так, словно только что побывали под дождем. На потолке шевелится длинное облако дыма, сквозь белые клубы проглядывают обрывки силового кабеля, провода, тускло светят фонари. В тоннеле тихо, только падают сверху капли не то воды, не то жидкого геля. Взгляд невольно останавливается на танке. Павел удивленно качает головой, хмыкает.
Еще полчаса назад боевая машина выглядела так, словно побывала под завалом. Броня покрыта пылью и грязью, гусеницы забиты землей, остатками растений и раздавленных пиявок. С бортов свисали клочья травы, вырванные с корнем кусты. Танк был похож на ... танк! А что сейчас? Броня блестит, словно ее отмыли шампунем, полили ключевой водой, а потом натерли полирующей пастой для автомобилей. Каждая щелочка тщательно вычищена и вымыта, гусеницы сверкают полированной сталью, нигде ни соринки, ни пылинки! Машина чище, чем была после заводского конвейера. Аж противно! Это все-таки танк, а не правительственный лимузин.
– По местам! – раздалась команда.
Павел занял свое место на башне, машина качнулась, мотор взревел и танк двинулся. Водитель включил прожектора. Сумрак тоннеля разошелся по углам, освобождая место ослепительному искусственному свету. Далеко впереди мелькнули тени, что-то крупное и быстрое метнулось в сторону и исчезло в трещине. Тоннель заметно сузился. Танк правым бортом зацепил трансформаторный шкаф, хлопнул взрыв, яркая вспышка озарила колонну машин, к потолку влетел сноп искр и обрушился ослепительным дождем вниз. По броне запрыгали маленькие красно-белые комочки раскаленного железа, остатки биомассы зашипели, неприятный запах усилился. Горячие брызги попали и на одежду Павла. Он инстинктивно дернулся, прикрылся рукой. Огненные шарики скатились с поверхности бронекостюма, не оставив следа. Вот сейчас он пожалел, что лишился шлема, очень пригодился бы. Солидус в блестящей броне даже бровью не повел на огненный дождь. Павел все время забывал спросить, для чего такой шик и блеск. Все это сверкание только демаскирует, выдает противнику месторасположение солдата. Однако Солидус снабдил такой броней всех своих подчиненных и сам носит. Какой в этом смысл, Павел так и не понял. «Может, в здешних краях лазерными мечами сражаются? Или лучевое оружие имеется? – думал он. – Но ведь этого не может быть, любой, даже сверхмощный луч гасится простым дымом или пылевым облаком. Лучевое оружие – красивая выдумка киношников. Оно даже в космосе малоэффективно все из-за той же пыли». Решил воспользоваться моментом и задать давно мучивший вопрос прямо сейчас.
– Командир, я хотел спросить...
– Потом, – оборвал Солидус. – Всем спешиться! Впереди тоннель сужается так, что танкам не развернуться, – пояснил он.
Едва он произнес эти слова, как впереди замелькали темные силуэты, донеслись неясные звуки. Из-за работающих танковых двигателей расслышать было невозможно, но Павел и так понял, в чем дело. Из боковой стены в тоннель вошли моры. Роботы четко повернулись, первая шеренга стала на колени, вторая осталась стоять. Все маневры были проведены так слаженно и четко, как будто моры получают команды из единого центра. Павел опрометью бросился за корму танка. Стрелок замешкался и первый залп раздался со стороны роботов. Град снарядов и пуль обрушился на головной танк. От грохота заложило уши, осколки и мелкие камни посыпались дождем. Толстая броня «абрама» буквально расцвела бутонами разрывов. Башня и носовая часть словно покрылась многочисленными язвами – так много было попаданий. Все надстройки на корпусе, пулемет и многоствольную мортиру снесло, как игрушечные домики ураганом. От плотного непрерывного огня броня буквально истаивала, словно ледяной домик на солнце. Несколько гранат попало в гусеницы. Стальные траки брызнули осколками, ведущие колеса стали разваливаться на куски, потом их вовсе вырвало с «мясом» и забросило далеко назад.
Павел лежал ничком, уткнувшись лицом в каменный пол. Выбрал момент, поднял голову. Рядом падает вырванный с корнем башенный пулемет «Браунинг». Железная конструкция весом в несколько десятков килограмм врезается в пол буквально в сантиметре от головы. От удара патронная коробка разрывается по швам, желто-красные патроны сыпятся, как яркие бусины, пулеметная лента тянется мертвой змеей. По инерции станину разворачивает, длинный ствол чертит полукруг, белые искры бьют фонтаном, пол брызжет каменной крошкой. Павел едва успевает увернуться, как на то место, где он только что лежал, словно попадает очередь мелких пуль. Это небольшие блестящие шарики. Разбитый подшипник выстрелил, как картечью. Наконец, перекрывая непрерывный грохот, стреляет танковая пушка. В замкнутом пространстве тоннеля звук оглушил и вдавил в землю. Тотчас раздался взрыв, стены затряслись, посыпался песок, кое-где обвалились потолочные плиты. Следом за пушкой загрохотал спаренный пулемет. Темный, пыльный тоннель наполнился визгом пуль, стуком и треском, по броне забарабанили горячие гильзы.
... затвор лязгнул последний раз, загоняя пустоту в ствол, пустая пулеметная лента падает на пол. Мешок гильзоприемника раздулся, словно зад упившегося кровью лесного клопа. Иссеченное осколками лицо пулеметчика склонилось на грудь, мокрая от пота прядь волос тихонько шевельнулась, тронутая движением дымного воздуха, громко воет вентиляция. Танковая броня не выдержала напора, башня и корпус испещрены пробоинами, сквозь дыры внутрь попадает наружный свет. Весь экипаж уже погиб, только наводчик оставался жив и стрелял, пока были силы. За его спиной, в отделении для снарядов, тоненькой струйкой поднимается дымок ...
Стрельба стихает. Уничтоженный танк представляет собой грустное и красивое зрелище. Сорванная гусеница валяется поодаль, железные колеса вывернуты, блестят сколы и разломы. Танк наклонен вперед и вправо, словно корабль, севший на мель. Башня искривлена, ствол опущен и смотрит в землю. Из многочисленных пробоин поднимается дым, на землю тонкой струйкой льется машинное масло и вонючая солярка. Кажется, будто умирающая машина истекает кровью, еще дышит, но это уже агония. Павел поднимается с земли, бросает взгляд на изуродованный танк. Из полуоткрытого люка на башне осторожно выбираются наружу клубочки черного дыма. Павел хочет подняться наверх, но его опережает Солидус.
– Возможно, еще живы! – произносит он и запрыгивает на броню.
Пальцы сжимают рукоять, изо всех сил тянет на себя тяжелый люк. Круглое отверстие плюется облаком дыма, показываются языки пламени. Солидус отшатывается, смотрит внутрь. То, что удалось увидеть, заставило побледнеть. Поворачивает голову, побелевшее лицо спокойно, равнодушно, даже как-то сонно, сообщает:
– Боекомплект горит.
– Надо срочно сматываться, – в тон ему отвечает Павел и пожимает плечами – мол, это и козе понятно!
Рядом стоит Ледатр, глядит круглыми глазами.
– И вы так спокойно говорите? Да вы оба контуженные!
Солидус спрыгивает с башни, подкованные каблуки врезаются в пол, словно припечатывают, мелкие камешки разлетаются брызгами. Все трое бросаются прочь, но дорогу обратно перегораживает второй танк. Экипаж хотел помочь товарищам, обошел головную машину справа, но их танк тоже попал под убийственный огонь. Несколько снарядов попали в основание башни, туда, где она крепится к корпусу. Взрывы уничтожили поворотный механизм, башню повернуло, ствол перегораживает тоннель, как шлагбаум. Противотанковые гранаты сорвали гусеницу, опорные катки, все это валяется на полу, еще больше загораживая проход. А самое главное – второй танк тоже пылает.
Не сговариваясь, поворачивают обратно. До взрыва остались считанные секунды. Одетый легче всех, Ледатр бежит первым, за ним Павел. Последним громыхает доспехами Солидус. В тоннеле темно, дорогу с трудом можно разглядеть только в мерцающем свете горящих останков моров и каких-то странных механизмов на четырехколесных платформах. Наверху укреплены направляющие для реактивных снарядов. Стало понятно, почему огонь противника был так эффективен. Платформы перепрыгивают с ходу, не останавливаясь. Что творится впереди, совершенно не видно, под ногами хрустят кости, сожженный металл, что-то лопается, чавкает и тогда ноги чуть не по колено погружаются в теплую жижу. Поднимается такая вонь, что нечем дышать. Бег продолжается считанные секунды, но кажется, что прошло не менее часа – сердце выламывает ребра, дыхание вырывается с хрипом, словно все трое умирают от приступа астмы.
Безумный бег в пляшущем свете костров, в дыму и копоти обрывается прыжком в глубокую яму – воронку от танкового снаряда. Падая на дно, Павел невольно отметил, что воронка великовата, скорее всего, тут сдетонировал боекомплект одной из реактивных платформ, поэтому... Умствования прервает жесткий толчок в пятую точку, от которого лязгнули зубы, из глаз посыпались искры, а в голове противно зазвенели колокольчики. Почти тотчас громыхнуло, затем звук пропал. Павлу показалось, что лопнули барабанные перепонки. В абсолютной тишине обрушился каменный ураган, по земле застучали булыжники размером с лошадиную голову. Несколько таких валунов упало совсем рядом, земля содрогнулась. Обширную воронку страшно озарил рыжий свет, нестерпимый жар опалил лицо. Павел ничком упал на дно. Он почувствовал, как на затылке шевелятся волосы. Импульсивно дернулся, попытался прикрыть голову рукам, но с криком отдернул – волосы горели! Пришлось закидать затылок влажным песком, которым покрыто дно воронки. Но раскаленный ветер сдирал спасительную землю, жег огнем открытые участки тела. Чтобы не сгореть заживо, Павел буквально ввинтился в мягкую породу. Словно гигантский крот, он за считанные секунды зарылся до половины в землю, снаружи остались только ноги, но их он тоже ухитрился присыпать песком.
Что творится в тоннеле, можно было судить только по дрожи земли. Звуки исчезли, вместо них был гул запредельной громкости, он и воспринимался, как полная тишина. Воронка тряслась, словно повозка на проселочной дороге. От этого особенно страшно. Мы привыкли с рождения, что земля – нечто твердое, незыблемое, на котором растут деревья, строят дома и расположены гигантские горные хребты. Отсюда и пошло – земная твердь. И когда это незыблемое вдруг начинает суматошно двигаться, убегать из-под ног, становится по настоящему страшно, потому что прятаться от такого некуда. Мы ведь не птицы, не летаем, по земле топчемся, на ней наша жизнь проходит. Появилось и тут же исчезло давящее чувство, словно великан слегка придавил и сразу убрал ногу. Вернулся слух, только звуки слышатся, как сквозь вату. Ну, это понятно, раз в землю зарылся, по-другому слышать не будешь. Павел торопливо выкопался, стряхнул песок. Темно, хоть глаз коли, ни огонька вокруг. Ползет на ощупь вверх по склону. Пальцы то и дело натыкаются на горячие осколки камней и металла. Когда ладони ощутили твердый край, понял, что выбрался. Осторожно, словно опасаясь удариться головой о потолок, встал. Вокруг темно, только по полу разбросаны маленькие тлеющие кусочки. Нагнулся, подул. Уголек разгорелся жидким огоньком. Подцепил плоским куском железа, поднял.
Маленький огонек осветил участок тоннеля. Стены словно тщательно соскоблены скребком и зачищены. Потолок скрывается во тьме, пол усыпан обломками разной формы и величины, валяются камни, куски бетона, страшно согнутая арматура и детали непонятных машин. Павел обратил внимание, что под ногами валяются кусочки странно знакомого вида, вроде как глины, только желтой и не такой твердой. Поднял один, повертел в пальцах – да это тротил! Не все снаряды сдетонировали, часть просто раскололась и начинка высыпалась на землю. Недолго думая, Павел собрал взрывчатку, засыпал в уцелевший цилиндр, обмотал проволокой. Подожженный тротил горит довольно хорошо, только сильно чадит. Водрузил самодельный светильник на кусок арматурины, подошел к краю воронки.