Текст книги "Мертвый континент 2 (СИ)"

Автор книги: Андрей Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

  Когда поднял глаза, мимо с шумом и треском пролетело что-то темное и громадное, как товарный вагон. Тяжелый и не очень поворотливый, ящер разогнался так, что не смог вовремя остановиться. Вид убегающих «зверушек» так завел, что он позабыл обо всем на свете и бросился в погоню. Но добыча не желала так просто сдаваться, бежала все быстрее и азарт охотника постепенно превратился в злость и досаду. Вкусно пахнущие человечки – не то что эти скользкие и холодные жабы! – так резво удирали, что он все внутренности отбил, пока добрался до берега, где едва не настиг, но проворные, как тараканы, двуногие ускользнули! Быстро поднялись по отвесной земляной стене и скрылись в зарослях. Он чуть когти не сорвал, пока карабкался вверх за ними, дважды срывался, падал, вывозился в грязи и глине, он насмешил всех ящеров и ящерок в округе! Но в лесу он должен их догнать. Все эти деревья, кустарники и хвощи для него просто трава, он ломился через зеленые заросли, как падающий камень сквозь паутину. Склон становится круче, земля просто бросается под лапы, еще немного и ослабевшая от долгой погони добыча захрустит на зубах, сладкая кровь хлынет прохладным потоком, остужая горячую глотку и блаженное чувство сытости разольется по всему телу.

  Но вертлявые и шустрые, как мыши, человечки внезапно куда-то исчезли! Только что были перед глазами, он уже вдыхал их теплый, остренький запах, что так возбуждает аппетит, и вдруг пропали! Вкусный запах резко ушел в сторону. Значит, человечки свернули. Эти жалкие существа, пригодные только на закуску перед настоящим обедом, пытаются хитрить и обманывать его! Обозленный и раздосадованный ящер попытался притормозить и одновременно свернуть с прямого пути. Но скорость и масса оказались слишком велики. Левая передняя лапа провалилась в мягкий грунт, центр тяжести сместился и ящера стало неумолимо тянуть вбок. Туша навалилась всей массой на переднюю лапу, кости не выдержали и с треском лопнули. Острые концы пропороли крепкую кожу и вылезли наружу, словно белые осколки льда. Ящер грохнулся боком на землю, его перевернуло несколько раз и потащило вниз. Массивная туша сметает все на своем пути, словно бульдозер, деревья с треском раскалываются на куски, хвощи с шумом падают на землю, словно гигантские хлысты, кустарник выдирается с корнями и вся эта масса быстро сползает вниз. Ящер не сдается, машет уцелевшими конечностями, тело изгибается. Чудовище переворачивается, но устоять на трех лапах не может. Снова падает, на этот раз собранные в кучу деревья и кустарник оказываются позади. Крутой склон оврага рушится под тяжестью и ящер падает на дно, увлекая за собой обломки, камни и тонны земли.

  Недавний ливень еще больше углубил разлом в земле, обнажились крутые каменные горбы. Тяжелая туша ящера пролетела почти три метра и рухнула на валуны. Павел и Ледатр услышали звук удара и громкий треск. Раздался протяжный рев, вслед за ящером в яму рухнули обломки деревьев, посыпалась земля и все стихло. Павел устало опустил голову, Ледатр недвижим – вокруг шипы! – только слегка ослабил ноги. Минуту ничего не происходит, из ямы не доносится ни звука.

  – Надеюсь, что гадина сломала себе спину или хотя бы шею, – прозвучал слабый задыхающийся голос Ледатра. – От всей души, как говорится.

  – Согласен с мнением предыдущего оратора, – улыбнулся Павел. Он перевернулся на спину и невесело добавил:

  – Только сматываться надо поскорее. Пообедать ... – посмотрел на темнеющее небо, – нет, поужинать недобитым ящером захотят многие. Так что выбирайтесь из своего укрытия.

  Ледатр ничего не ответил. Стараясь даже не дышать, он осторожно выбирается из колючек. Задача в том, чтобы не коснуться открытым участком тела до шипов, залитых подозрительной жидкостью. Павел молча наблюдает за странными телодвижениями Римского. Он похож на паралитика или стойкого оловянного солдатика, который пытается идти. Голова, руки неподвижны, ноги не сгибаются в коленях, а мелко топчутся по земле, будто уминают. Когда Ледатр выбрался наружу, Павел немедленно сообщил об этом.

  – Чрезвычайно остроумно, просто обхохочешься, – устало ответил Ледатр, вытирая мокрый лоб ладонью. – Вы даже не представляете себе, насколько ядовиты эти сопли на шипах.

  – Только догадываюсь, – признался Павел.

  – Вот видите, а шутите не по делу. Это, – кивнул Ледатр в сторону бледно-зеленого с черными полосками ствола, – не дерево, а стебель цветка. Угадайте с трех раз, какого.

  – Ну-у, начинается ... Откуда я могу знать такое?

  – А вы посмотрите внимательно. Ничего не напоминает?

  Павел смерил взглядом бугристый ствол, посмотрел вверх.

  – Если уменьшить раз в двадцать, то похоже на ... розу. Или шиповник?

  – Это одно и тоже. Роза – окультуренный шиповник.

  – Не может быть!

  – Ну, вроде того ... Не придирайтесь к мелочам! Так вот, в здешних лесах роза по неизвестным причинам превратилась в черт знает что с ядовитыми шипами. В чем смысл, совершенно неясно, у нее нет врагов, от которых необходима такая защита. Возможно, это тупиковая ветвь и она скоро вымрет, но пока существует и очень опасна. Если хоть капля попадет на кожу – конец. Все тело покрывается язвами, кожный покров истончается, а потом опадает струпьями. Вы представляете себе, что значить лишиться кожи? В открытые раны попадает инфекция и смерть неизбежна. А какие мучения испытывает человек? Ужас какой-то! Так что будьте очень ...

  – У вас в спине шип торчит, – перебил Павел. – С него капает густая жижа.

  Ледатр так страшно побледнел, что Павел пожалел о том, что сказал. Лицо превратилось в парафиновую маску, вокруг глаз возникла частая сеточка синих жилок. Даже показалось, что руки покрылись трупными пятнами. Ледатр медленно двигает плечами, опять застывает восковой куклой и вдруг оживает! Лицо розовеет, глаза блестят, грудь поднимается и опускается, слышен глубокий вдох-выдох.

  – Вы, Павел Андреевич, сволочь и дурак. И шутки у вас тоже дурацкие, – сообщил он Павлу дрожащим голосом. – У меня под курткой панцирь!

  – Да? Я рад за вас! Чего ж сразу не сказали?

  Вместо ответа Ледатр сбросил верхнюю одежду и остался в бронежилете на голое тело. На желто-серой поверхности отчетливо видны вмятины от пуль. В нескольких местах сталь вдавлена так сильно, что заметны маленькие сколы, они холодно блестят белым. Именно в такую вот трещину и попало острие шипа, обломилось и кусок остался торчать снаружи. Яд был слишком густым, чтобы проникнуть сквозь такое маленькое отверстие.Тем временем Павел перевернулся на спину, попытался встать. Получилось, но правую ногу пробило такой болью, что невольно скривился. Ледатр увидел.

  – Вывих? – спросил он встревожено.

  – Нет, но потянул хорошо.

  Павел быстро снял ботинок, достал из кармана эластичный бинт и туго перемотал сустав. Снова надел обувь, туго зашнуровал. Ступать на ногу все равно больно, но уже не так, идти можно. Осторожно потоптался на месте, даже подпрыгнул – ничего, терпимо.

  – Павел Андреевич, а где ваш пистолет? – напряженно спросил Ледатр.

  – Здесь, а ... черт, нету! – выругался Павел, когда ладонь хлопнула по пустой кобуре. – А у вас?

  – Тоже, – упавшим голосом сообщил Ледатр. – Я рассчитывал на ваш.

  – Значит, мы безоружны, ночь уже на носу и вдобавок не знаем, куда идти. Зашибись! – подытожил Павел.

  Рассвет застал на вершине гигантского хвоща. Макушку то ли разбило молнией, то ли сухопутный ящер сел толстой задницей в далекой юности растения, только сейчас хвощ был похож на вытянутую бочку со сплющенным верхом. Ствол уродливо разошелся в стороны, словно ромашка, получилась этакая площадка, на которой могли разместиться несколько человек. Или гнездо летающего ящера с вполне взрослыми ящерятами. Последнее обстоятельство больше всего волновало Ледатра. Объяснения Павла, что вокруг было бы полно экскрементов, не впечатлили. Павел забрался на вершину первым. Ледатр с беспокойством наблюдал, как ловкая фигура бывшего капитана скрылась за отростками. Несколько минут ничего не происходило и он уже решил, что произошло ужасное, как вдруг листья зашевелились и прямо на него свалился большой коричневый жук. Римский только успел отскочить в сторону, как еще одно насекомое размером с королевского пуделя смачно шлепнулось на влажную землю. Оглушенные жуки некоторое время не шевелились, потом задвигали усами, лапы задергались и начались неуклюжие попытки подняться.

  – Эй, Римский! – послышалось сверху. – Сражение за место под солн ... тьфу! ... под звездами закончилось полной победой. Поднимайтесь, а то рассерженные жуки покусают.

  Ночь выдалась прохладной, но зато безопасной. Летающих ночных охотников на крупную дичь здесь не водилось. Когда пришло время спускаться, оба внимательно посмотрели вниз и прислушались. Сквозь листву видно плохо, зато хорошо слышно чавканье, рычание и треск разрываемой плоти. Мертвым ящером уже вовсю завтракали обитатели здешнего леса. Пришлось очень тихо и осторожно спускаться по шершавому стволу и также незаметно покинуть место ночлега. К немалому облегчению обоих, лесное общество было всецело занято набиванием брюха и люди беспрепятственно ушли.

  Ледатр важно объявил, что знает, куда идти. Павел не возражал. Он шел последним и с любопытством оглядывался по сторонам. Вокруг сплошной стеной стоят лиственные деревья, какие-то странные растения, уходящие в вышину бледно-зелеными стволами в два обхвата. На небольших полянках растет трава три метра высотой, стебли подозрительно колышутся, слышен писк и возня, но на глаза никто не показывается. Из этого Павел заключил, что здешняя живность знакома с человеком. Как объяснил Ледатр, бояться крупных хищных ящеров в лесу не стоит. Они предпочитают менее густую растительность или вовсе пустыри, где легко выслеживать добычу и нападать из засады. По чащобе не набегаешься. Довольно скоро замаячили просветы, лес поредел, воздух стал суше и теплее. Последние деревья остались позади, взору предстала обширная равнина. Вдали темнее гряда холмов, кое-где растут редкие группы кустов или низкорослых деревьев, отсюда не разберешь. Неподалеку блестит солнечным отражением небольшое озеро.

  – Вы, господин Римский, когда о пустырях рассказывали, где удобно охотиться, это вот имели в виду? – спросил Павел, кивая на раскинувшийся пейзаж.

  – Да, примерно. Ну, а что вы хотите от меня? Мы посреди дикой природы, с этим надо считаться! – всплеснул руками Ледатр.

  – Совсем дикой ... – пробурчал Павел.

  На другом берегу озера ящер средних размеров увлеченно копается во вспоротом животе дикой лошади. Каждый раз, когда его окровавленная голова поднимается, за ней тянется длинная кишка, из пасти вываливаются куски не поместившегося мяса и внутренностей. Ящер недовольно мотает башкой, снова ныряет. Вокруг роится туча мух, в сторонке пригорюнилось маленькое стадо грифов падальщиков. Совсем рядом раздается истошный визг, из травы выскакивает небольшое животное, очень похожее на дикую свинью. За ним гонится стая юрких зеленых ящериц величиной с кошку с вылупастыми глазищами. Одна, наверно предводитель, вцепилась всеми четырьмя лапами в холку и остервенело грызет загривок. Обезумевшее от страха и боли животное бросается прямо под ноги людям. Ледатр инстинктивно шарахается прочь, другое дело Павел. Молниеносно выхватывает нож, клинок тускло сверкает в поднятой руке. В следующее мгновение острая полоса стали пронзает умирающее животное насквозь, от холки до груди. Оно валится на землю, переворачивается несколько раз и утыкается мордой в землю, но упрямая ящерица не отпускает добычу. Не разжимая когтей, она поворачивает оскаленную морду к человеку и режущий уши визг пополам с шипением режет тишину. Стая замирает неподалеку, выжидающе смотрит на людей. Ничуть не растерявшийся Павел подходит и хладнокровно пинает бешено орущую ящерицу. Крик обрывается, ярко-зеленое тело, словно футбольный мяч летит по крутой дуге прямо в озеро. Не давая опомниться остальным, подхватывает с земли здоровенную палку и бросается на стаю. Ящерицы реагируют мгновенно, но одна не успевает увернуться и дубинка ломает ей спину. Следующий удар настигает вторую ящерицу – хрупкий череп не выдержал и бледно-розовые мозги расплескало по земле. Остальные бросаются врассыпную, через секунду вокруг пусто.

  С озера доносится плеск. Оглушенная пинком ящерица пытается выбраться на берег. От удара она плохо соображает и потому вылазит из воды там, где более крупный собрат догрызает лошадиное нутро. Возможно, конина ему приелась или просто решил полюбопытствовать. Клыкастая голова поднялась, жестокие глаза замерли на барахтающемся в тине тельце. В следующую минуту трехпалая лапа опустилась в жидкую грязь возле воды, шея изогнулась и треугольная голова оказалась совсем рядом с ящерицей. Последовал глубокий вдох, ленивый кивок, клыки щелкнули и ящерица исчезла в пасти. Падает обрывок гибкого хвоста, слышен тихий плеск и тина смыкается на том месте, где только что трепыхалось тело. Ящер замечает людей на другом берегу, жестокие глаза оценивающе скользят по ловким фигурам. Взгляд возвращается к недоеденной лошади и чудище равнодушно отворачивается от людей – их еще поймать надо, а лошадка уже готова к употреблению!

  – Что за зверь! Свинья мутант? – кивнул Павел на распростертое тело животного.

  – Это кажется, валлаби, – с сомнением в голосе ответил Ледатр.

  – В лапе? Ничего нет, ни спереди, ни сзади.

  – Да не в лапе, а в-а-лл-а-б-и! Грызун такой, только очень крупный.

  – Съедобный?

  – Родственник крысы, – скривился Ледатр.

  – Попробуем. Помогайте!

  Павел ловко содрал шкуру, промыл тушку в воде и разрезал вдоль позвоночника. Потом вдвоем выкопали ножами и руками неглубокую, но широкую яму. Натаскали сучьев, сухой травы, под них положили несколько плоских камней. Огонь вспыхнул сразу, словно дрова были пропитаны горючим составом. Пламя поднялось так высоко, что ящер на другом берегу несколько раз отрывался от лошади, поднимал башку и подолгу с беспокойством смотрел на странные забавы людей. На своем ящерином веку он видел немало пожаров и хорошо знал, что такое огонь. Дрова прогорели, в яме осталась куча оранжево-красных углей. Павел сгреб в сторону, расчистил место по середине. Глинозем хорошо спекся, палка звонко постукивает о твердую корку. На горячее дно, словно на сковородку, укладываются половинки тушки. Вокруг плотным заборчиком ложатся дышащие жаром камни, сверху несколько кусков песчаника, плоских, как тарелки. Затем укладываются свежесрубленные палки, на них толстый слой мха и все это засыпается землей.

  – Ну, вот ... жаровня готова, теперь надо подождать часок и мясо будет готово, – удовлетворенно произнес Павел, похлопывая плоской стороной клинка по земле.

  – Это долго. Лучше бы шашлык сделали, – недовольно пробурчал Ледатр.

  – Нет подходящих условий. Мясо для шашлыка вымачивать надо, иначе оно жестким получается. А в земляной жаровне мясо печется медленно, но равномерно, влага не уходит и жир не капает в огонь, а тоже остается, – пояснил со знанием дела Павел. – Избалованы вы, господин Римский. О тарелках с вилочками еще скажите.

  – Привычка к комфорту не является недостатком, Павел Андреевич. Это признак ... э-э ... в общем, признак! – вздернул небритый подбородок Ледатр.

  – А привычка к простой, здоровой и вкусной пище больший признак! Когда вы попробуете мясо, приготовленное таким вот способом – а ему несколько тысяч лет – э-э ... способу, не мясу! – другое покажется вам просто никаким.

  – Ну-ну, посмотрим, – недоверчиво произнес Ледатр. Сел на плоский камень, предварительно подстелив травы. Несколько раз беспокойно оглянулся на другой берег, но ящер продолжал копаться в животе лошади. Павел садится так, чтобы видеть и ящера на том берегу и край леса, из которого недавно вышли.

  – Господин Римский, куда мы все-таки идем? – спросил он.

  – В поселок людей будущего, – твердо ответил Ледатр.

  – Ага, там живут те, кто не смог приспособиться к современной жизни – пацифисты и защитники пингвинов; верующие в Кришну, Каббалу; сайентонисты и маоисты; побывавшие в плену у инопланетян; жертвы бесчеловечных экспериментов спецслужб; дети снежного человека; те, кто видит мир по-другому ... кто еще? Словом, все те, кто в нормальном обществе не приживается, кто не может сделать карьеру, заработать денег и не нравится красивым женщинам. Такому в дурдом или сюда, все правильно.

  – Какая странная классификация. Где вы таких терминов набрались, Павел Андреевич? С каких пор военные занимаются социологией? – покачал головой Ледатр.

  – А с чего вы взяли, что я военный?

  – Да видно, – усмехнулся Ледатр. – Правда, вы стараетесь избавиться от солдафонских привычек, но пока не удалось. Ладно, оставим это ... В чем-то вы правы, таких и еще более ... э-э ... замутненных, хватает. Но почему такая ирония? Поверьте, именно иной взгляд на привычные вещи ведет к истине. Она парадоксальна, вызывает усмешку, недоверие, но это от общей ограниченности и инертности мышления большинства человечества. Девяносто девять процентов так называемых «царей природы» всего лишь биомасса, переносчики генов от предков до потомков. Они не читают серьезных книг, не интересуются наукой, природой, искусством, вообще ничем. Их любимое занятие в свободное от работы время одурманивание мозга алкоголем и лицезрение шоу, где умные – я подчеркиваю, умные! – скоморохи разыгрывают пошлые сценки, вульгарные бабенки демонстрируют задний проход, мочеиспускательный канал и гипертрофированные молочные железы. Чем больше, тем лучше.

  – Эк вы злобно насчет прекрасной половины! Вы женоненавистник, Ледатр Давыдович? – спросил Павел. – Феминистки на вашу голову не хватает.

  – Причем здесь половина, да еще и прекрасная? Я говорю о вульгарных простолюдинках, если хотите. Чернь была, есть и будет. А что касается феминисток ... Когда женщины научатся зарабатывать головой и руками столько же, сколько мужчины, феминизм исчезнет сам собой. Мясо уже готово?

  – Ну, насчет равных заработков вы, наверно, правы ... Нет, не готово! ... А вот по поводу «биомассы»... Знаете, Римский, эти люди работают. Это они создают все то, что нас окружает. Они сшили нашу с вами одежду, изготовили оружие, которое мы, кстати, потеряли. Да, придумывают новое одиночки, но построить, скажем, высотный дом, одному нельзя. Нужно много строителей, тех самых простолюдинов. Без них дом не построить. А то, что они невежественны, с вульгарным вкусом и небольшими запросами – так это от недостатка образования. Ну, не требуется много ума, чтобы складывать кирпичи! А вот когда дома будут строиться сами, по воле человека, он перестанет быть простолюдином. Мы образованы настолько, насколько того требует наша профессия.

  – Браво, браво! Полностью с вами согласен! – захлопал в ладоши Ледатр. – От всего сердца верю, что так и будет. Только вот когда, позвольте вас спросить? Сколько поколений сменится, прежде чем появится новый человек, новое общество и новый способ материального производства? Эволюция в природе длится миллионами лет, этапы социальной революции измеряются столетиями, научно-технический прогресс тоже не так быстр, как хотелось бы. Ждать, пока все наладится само собой, нет времени, человеческий век слишком краток!

  – И поэтому вы сторонник социальной революции?

  – Да, именно так. Массы нуждаются в организации! Вид неорганизованных трудящихся мне ненавистен! Необходимо объяснить, что надо сделать, указать путь и повести к цели, не обращая внимания на слабаков, сомневающихся и колеблющихся. Сильные достигнут!

  – Ну и убеждения у вас, – покрутил головой Павел. – Ведь ни одна революция не приводила ни к чему хорошему.

  – Ошибаетесь, Павел Андреевич. Страх смерти, желание выжить заставило пещерного человека взять в руки каменный топор. Войны, правильнее сказать, военная опасность движет технический прогресс. Революции движут прогресс социальный. Без них мы бы по сию пору носили бархатные сюртуки, шляпы с перьями, делились бы на дворян и простолюдинов. Вот интересно, разрешали бы крепостным летать в космос?

  – А кровищи сколько пролилось? А убили людей? Наверняка среди убитых были и те гениальные одиночки, что двигают науку вперед. Жизнь Архимеда оборвал меч римского легионера.

  – Чепуха, красивая легенда! – отмахнулся Ледатр. – Кровища ... слово-то какое! Вам ли рассуждать о недопустимости убийств. Я видел, какой вы мастер в этом деле.

  – Я нормальный человек и не получаю от убийства никакого удовольствия, – отрезал Павел. – Убиваю только в целях самозащиты и справедливости.

  – Допустим. Но скажите, дорогой праведник, для чего вы идите в поселок? Разве не для того, что бы нанять убийц и бандитов? Конечно, для совершения благородной и справедливой мести. Вот и получается, что убийцы нужны и кровь проливать разрешается; необходимое условие – наличие так называемой справедливости, а ее, мой дорогой, всяк понимает по-своему! Вы хотите отомстить – я полностью на вашей стороне. Но вот христианство считает месть грехом – подставь левую щеку вместо правой, возлюби врага своего ...

  Ледатр уже не сидит спокойно на земляном холмике, а расхаживает туда-сюда, взволнованно размахивая руками. Движения резкие, лицо напряжено, глаза слегка навыкате. Вьется стайка комаров, словно нимб над головой святого, но Ледатр не обращает на кровопийц никакого внимания.

  – ... и прочая ерунда, в которую не верит ни один здравомыслящий человек. К сожалению, до сих пор нет научно обоснованного определения справедливости. Те, что давались философами ранее, можно оспорить и даже высмеять. Почему, спросите вы? Справедливость происходит от права. А что такое право? Это совокупность законов, действующих в данный момент, в данном месте и в данном обществе. Но ведь мораль и нравственность, на основе которых и создаются законы, отличны и даже противоположны у разных народов. Мало того, они меняются в течение исторических периодов в свою полную противоположность внутри нации. Хотя, ради все той же пресловутой справедливости, следует сказать – принцип око за око, смерть за смерть незыблем. Он действует во все времена, у всех народов. Тоже самое можно сказать об отношении к предателям и изменникам – всегда и везде смерть! А остальное также изменчиво, как погода.

  Павел Андреевич, существует незыблемый закон, известный с незапамятных времен, но авторство почему-то приписывается Макиавелли. Он гласит: цель оправдывает средства, ОП-РАВ-ДЫ-ВА-ЕТ, всегда и везде! Отсюда же, кстати, – победителей не судят. Я и мои единомышленники хотим улучшить человечество и если ради этого придется пролить кровь – сделаем это без колебаний. Наполеон потоками лил французскую кровь ради блага Франции и нации. Гитлер, Сталин и другие диктаторы делали то же самое, творили великие злодеяния – и что? Да, их ругают, клеймят позором трусливые мелкие душонки, но никто не может оспорить того факта, что именно Гитлер поднял Германию с колен и вернул ей былое величие. Ни кто не может оспорить того, что именно Сталин превратил дряхлеющую Россию в империю нового типа, а когда прокрустово ложе СССР стало тесным, превратилась в Российскую империю, только с приставкой – ха-ха! – демократическая и федеративная. А то, что кровь пролили ... Ежедневно в мире гибнут в автомобильных авариях, травятся алкоголем и наркотиками, кончают жизнь самоубийством и просто убивают друг друга в драках сотни тысяч! И что? Разве прекратили выпускать автомобили, ввели сухой закон в планетарных масштабах? Ничего подобного! Никому и в голову не приходит объявить изготовителей автомобилей убийцами. Кстати, есть прямая зависимость роста уровня технического совершенства машин от количества смертей. Иными словами, чем больше убивается, тем лучше работает конструкторская мысль над решением проблем безопасности. Этот мир, Павел Андреевич, нисколько не изменился с пещерных времен. По-прежнему, за все надо платить. Вы думаете, кровавые жертвоприношения появились просто так? Или древним людям было не жалко ближних своих? Нет, они также, как и мы, любили, желали добра и тепла. Но законы этого проклятого мира, установленные непонятно кем, заставляли проливать кровь самых близких людей. Он, этот мир, не меняется иначе, как кровью.

  – Мясо готово, – буркнул Павел.

   Глава 9

  День лениво перевалился на вторую половину, когда Павел и Ледатр приблизились к поселку. Правильное определение этого скопища лачуг было бы город, так как вокруг тянется неряшливая ограда высотой в человеческий рост. Изготовлена из деревянных обломков, бетонных плит, остатков сборно-щитовых домиков и просто досок, обмазанных глиной. Размер по высоте выдерживается не везде и потому издалека забор похож на старый зубной протез, которому нет конца и края. За оградой мельтешат крыши домов, в основном серые, плоские, но встречаются и яркие, странные по форме – с загнутыми углами, как у китайских храмов, круглые, словно маковки православных церквей или строго пирамидальные.

  – Фэн-шуй, – пояснил Ледатр, заметив взгляд Павла. – Пирамидальная форма крыши генерирует электромагнитное поле, которое положительно сказывается на самочувствии людей ...

  – ... а также крыс, мышей и тараканов, – подхватил Павел. – Египтяне только хоронили в пирамидах, но никогда в них не жили. Китайцы, кстати, тоже. Римский, почему вы верите в эту чушь?

  Ледатр надул губы, отвернулся. К немалому удивлению Павла, на ветхих воротах не было никакой стражи. Перекошенные створки неплотно прикрыты, когда путешественники приблизились, из широкой щели выскочила собака и помчалась к ближайшей куче мусора, где ее подруги уже вовсю обсуждали последние новости. Сразу от ворот едва заметный путь раздвоился, потом еще и еще и вот уже по земле тянется полтора десятка исчезающих тропинок. Домишки расположены хаотично, без всякой системы. Впечатление такое, как будто наводнение смыло дома, словно мусор. Получилось в одном месте много, в другом мало, в третьем одиноко торчат странные домики в виде башен – как пни на вырубке. Ледатр уверенно идет к центру городка, Павел следует за ним. Внимание привлекает неясный шум со двора. Он стихает, слышны только отдельные восхищенные вскрики и стоны. Сильно пахнет растворителем. Павел улыбается, Ледатр хмурится, сворачивает с тропинки.

  За изгородью, в густой тени навеса из ржавых листов железа их ожидает удивительное зрелище. На шестах натянуто полотно, вокруг расставлены банки и ведерка с краской. В глаза бросается громадная оранжевая клизма. Рядом прогуливается молодой человек, рыжие волосы дыбом, на ногах здоровенные альпинистские ботинки на босу ногу, выпуклый животик украшает наборной поясок из разноцветных стекляшек и бижутерии, спереди странный черный валик. Больше на молодом человеке ничего нет. Полотно размером два на полтора покрыто странными узорами. Очень похоже, как если бы по холсту проползала большая крыса, страдающая сильным поносом, только вместо фекалий были бы краски. Полтора десятка зрителей, затаив дыхание, разглядывают полотно. Молодой человек ходит туда-сюда, хмурится, шевелит губами, глаза время от времени закатываются под узкий лобик. Розовые ягодицы задорно встряхиваются, словно полные щечки девчушки-хохотушки. Рядом стоит в свободной позе остриженная налысо девица в накинутой на плечи пятнистой шкуре, плотоядно посматривает на голого. Мутный взгляд скользит по замысловатым линиям на холсте, возвращается на ягодицы голого чудака, потом на волосатый передок, где болтается пенис, словно труп на виселице.

  Хождения прекращаются. Молодой человек подбегает к банкам, девица напрягается. Указательный палец с длинным нечистым ногтем тычет сначала на клизму, потом на краски. Девица молча записывает в блокнот, потом хватается за клизму. Длинный и толстый, как школьная указка, пластиковый наконечник поочередно ныряет в банки, резиновая груша наполняется вонючей краской разного цвета. Тем временем голый поднимает пояс повыше, к груди, расставляет ноги и слегка наклоняется. Лысая девица направляется к нему. У Павла перехватывает дыхание, по спине бежит холодок нехорошего предчувствия. Барышня в пятнистой шкуре подходит, наконечник клизмы опускается параллельно земле. С конца капает бурая жидкость. Молодой человек кивает и пластиковый стержень тотчас оказывается в заднем проходе. Девица радостно давит резиновую грушу, зрители вздыхают так это завистливо, все вместе, Павел едва не хватается за сердце. У Ледатра подгибаются колени, лицо белеет, правая рука безуспешно шарит у бедра в поисках пистолета.

  Лицо у молодого человека из тревожного становится радостно-удивленным, словно снизошло благословение богов, рыжие бровки поднимаются, глаза раскрываются, как васильки навстречу солнцу. Девица извлекает наконечник, озабоченно осматривает со всех сторон. Голый опускает пояс с валиком, семенит к холсту. Не доходя около метра, поворачивается. На краткое мгновение замирает многозначительно, дабы присутствующие смогли оценить важность момента, затем обхватывает живот, крепко прижимает валик и резко наклоняется. Выпяченный зад колеблется вправо-влево, словно радарная антенна. Узкая струя пестрой жидкости с характерным треском выплескивается из заднего прохода, полотно покрывается пятнами краски, что расплываются, смешиваются друг с другом. Холст уже заляпан краской, поверх старых пятен ложатся новые, заливают оставшиеся чистые места. Избыток краски сливается на землю. Несколько капель попадают на зрителей в первом ряду, раздается счастливый смех, шуточки, веселые возгласы.

  – Налетай, торопись, покупай живопись ... Зашибись! – бормочет Павел. Встряхивает головой, подозрительно осматривает одежду, словно капли краски могли попасть и на него. У Ледатра беззвучно шевелятся губы, едва слышно доносится:

  – ... твою мать! ...

  А в это время художник, извергнувший – в буквальном смысле – свое вдохновение на холст, пятится к зрителям. Взгляд строг, глаза замирают на недостатках, но они незначительны и осмотр продолжается дальше. В целом творение удовлетворяет. Замирает в позе творца на прогулке в момент внезапного озарения, нижняя губа выпячивается, взгляд останавливается, глаза сходятся на переносице. По голым ногам медленно ползут тоненькие ручейки краски, застывают хрупкой корочкой. Зрители благоговейно стихают, все замирает, даже пенис творца застывает в почтительном поклоне.

  – А я думал, откуда берутся шедевры абстракционизма? Или импрессионизма, как правильно-то? Вот то, что не кубизм, точно! – произнес Павел, ни к кому не обращаясь. Но Ледатр услышал.