Текст книги "Письма солдат (СИ)"

Автор книги: Андрей Максимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

Глава 34
Мейкомб. Штат Алабама

27 ноября 1941. Алексей.

Все же День Благодарения начался хорошо, но странно. Дик проснулся в постели Хиллари Джервис. Мужчина открыл глаза, сбросил одеяло, осторожно чтоб не разбудить мирно посапывающую учительницу встал с кровати и широко потянулся. Опять свободен! Нет ни работы, ни дома, ни обязательств. Привязанность к Хилл тоже оборвана. Все что началось должно закончиться. Крылья за спиной сами собой расправляются.

Бользен быстро оделся, оглянулся на подругу, поднял с пола и положил на стул женское белье и тихо вышел на лестницу. Дверь придержал, чтоб не хлопнула. Утренним туалетом лучше заняться в своей квартире. Пока есть свой угол, личное пространство. Скоро этого тоже не будет. И это пристанище останется в прошлом. Мистер Финн на днях познакомил Дика с его преемником. Молодой мужчина с уверенным взглядом, крепким рукопожатием, белоснежной фальшивой улыбкой.

– Очень рад, мистер Бользен. Жаль, что вы нас покидаете.

– Очень рад, – Дик широко улыбнулся, отвечая на рукопожатие.

Уточнять, он не стал. Молодой человек с блеском в глазах не поймет двусмысленности ответа.

Немного жаль учеников. Но и это не страшно. Рихард Бользен привык уходить. Вчера на уроках он коротко сухо попрощался с классами. Не все даже поняли, что речь не о каникулах. Последний учебный день, у всех приподнятое настроение, предвкушение праздника, городского парада. Дети вовсю обсуждали, кто какой костюм соорудил. Все перешептывания – кто будет солдатом Конфедерации, а кто пионером или индейцем. Наверное, поэтому мало кто серьезно грустил из-за увольнения учителя.

Завтрак готовится за считанные минуты. Рихард никогда не понимал, почему многие женщины делают из приготовления пищи трагедию, утверждают будто часами не покладая рук трудятся на кухне. Это же принципиально невозможно, особенно с современной газовой плитой и электрическим чайником.

Яичница с беконом и сыром, крепкий чай. На улице прохладно, потому Дик надел теплое пальто и шляпу. Перед выходом, провел щеткой по ботинкам. Машина завелась легко. Покурить пока греется мотор и можно ехать. Бользен бросил взгляд на окна учительского дома. Большинство соседей спят, только у Хилл светится гостиная. Проснулась, вон штора шевельнулась. Дик улыбнулся и помахал рукой. Утреннюю меланхолию как индианка отшептала.

На фривее Дик не спешил. Все равно выехал рано. Перед Монтгомери остановился на заправке, пока негр работник заливал бак, взял себе кофе. После первого же глотка человека перекосило. Бользен брезгливо отодвинул наполовину отпитую чашку. Напиток омерзительный, кофе даже не пережарен, а с привкусом сажи, да еще цена зашкаливает.

– Мистер, это еще неплохой кофе, – владелец отреагировал на исказившую лицо Дика гримасу. – Из прошлой партии вообще пить было невозможно.

– Тогда я заеду, когда поступит следующая партия.

– После войны точно. А пока я бы не рассчитывал.

– Окей. Сколько с меня?

В городе Дик не стал крутиться по улицам, сразу остановился на парковке у кинотеатра АМС. Несмотря на утро, на недостаток посетители здесь не жаловались. Обычно дешевле дневные сеансы. А сегодня еще выходной, праздничные скидки. Дик пробежал взглядом по афишам. Яркие продающие картинки, кричащие слоганы. Стоит, наверное, сходить, если вдруг появится желание. Вдруг вспомнил, что три месяца в кино не был.

Взгляд на часы – время еще есть. Нет, в кино на очередной патриотический блокбастер желания нет. Зато Дика привлекло кафе в кинотеатре. Растрепанная официантка итальянской внешности приветливо улыбнулась. Легкий перекус, горячий человеческий кофе, свежая пресса. Самое то, чтоб скоротать время.

– Привет, командир! – Герхард Эйслер плюхнулся на пустой стул.

– Рад видеть! Извини, выдернул в праздник.

– Пустое. Не с кем встречать. Вместо семьи верные камрады. Самому себе накрывать праздничный стол и дарить индейку слишком буржуазно. Отмечу вечером в хорошем ресторане.

– Солидарен, – улыбнулся Бользен. – Тоже самое.

– По твоему делу. Добровольческая дивизия не так плоха, как тебе рассказали.

– Что-то новое? – Резонный вопрос, Герхард уже делился сведениями от своих информаторов.

– Это не расходное мясо. Вот что тебе надо знать в первую очередь. Полный интернационал, ты это уже знаешь. Но Коминтерн там не играет первую скрипку как бы им этого ни хотелось. Много латиносов, эти пришли воевать за деньги. Рядовому в день дают больше чем мексиканец зарабатывает от зари до зари, плюс кормёжка бесплатная. Плюс боевые будут. Много всяких мигрантов.

При этих словах Дик невольно рассмеялся.

– Что так?

– Извини. Забавно получилось, когда ты так по-американски сквозь зубы упомянул «всякую европейскую шваль».

– Натурализуюсь. Если покопаться, у трети белых американцев немецкая кровь. Потому мы так легко вросли.

Дик пододвинул чашку кофе. Странно, Герхард постоянно и давно забывал, что Рихард Бользен не немец. Многие тоже путали. Видимо, наросла вторая кожа, прилипла маска так, что без мяса не отодрать.

– В дивизии много новых мигрантов из Европы. У всех личные счета к нацистам и русским. Эти будут драться всерьез. Их и держись, не побегут и не предадут.

– Спасибо, камрад.

– Такой ты мне нравишься. Уверенный деловой тон. Слушай, а что случилось такое, что ты вдруг решил войти в старую реку?

– Не спрашивай, – Бользен переложил газеты на пустой стул. – Я засиделся на одном месте. Стал заплывать жиром.

– Может еще не все потеряно? У меня, есть срочная работа. Ты когда должен явиться в часть?

– Через десять дней. Форт-Леонард-Вуд в Миссури.

– Время есть. Если хочешь подзаработать, есть срочный заказ на одного нехорошего человека.

Дик не сразу понял, о чем идет речь. Затем решительно мотнул головой.

– Нет. Не мой профиль.

– Даже не хочешь знать, кого заказали?

– Нет.

– Гут, – Герхард прищурился. Несколько секунд выжидал, затем протянул руку.

– Жаль. Это полезнее для здоровья, чем джунгли в дикой Полинезии или штурм Мартиники. Надеялся вернуть тебя к жизни через смерть.

– Оригинальный метод. Но нет, не мое.

После встречи в кинотеатре Дик Бользен долго сидел в машине, мимо шли люди, из кинотеатра выбежала стайка радостных довольных школяров, пожилая дама на крыльце в наряде времен гражданской войны долго пересчитывала монеты перед тем как зайти внутрь.

Сегодня праздник. Дик завел машину и вырулил с парковки. Пора жить дальше. Настроение? Очень давно, в юности он решил, что никогда не будет впадать в уныние и терять присутствие духа. С тех пор Алексей редко нарушал данное тогда слово.

В офис «Экспресс» заглянул совершенно случайно. Толкнуло что-то, наитие, пятое чувство сработало. Как всегда, посетителей нет, за стойкой опрятно одетый молодой человек.

– Добрый день, сэр! В Старый Свет уже две недели как отправляем. Пока закрыты Австралия и Новая Зеландия.

– Благодарю. Посмотрите мой ящик.

– Пусто. Будете что-то отправлять?

– Разумеется. Чуть попозже.

Писал Бользен в книжном магазине. Среди стоек обнаружился уютный уголок с диванчиком и столом. Видимо для желающих полистать книгу перед покупкой.

Текст на бумагу ложился легко, само лилось. Три письма. Все разные. Во все Дик старался вложить разные чувства, разный смысл. Для каждого нашел что-то свое. И только конец переписал одинаково до буквы.

'…Вот видишь, не получается у меня сидеть на месте. Когда-то давно, во Франции серьезно думал забрать Ольгу и Джулию, уехать с ними в тихую никому ненужную страну с теплым морем. Так получилось, некого забирать. Остается только надежда, рано или поздно свижусь со всеми вами, не обязательно в Штатах, не обязательно в России, мир большой. Где-то да есть моя земля, где можно построить дом и завести дело. Надеюсь, найду.

На этот ящик не пишите. Письмо не дойдет. Как обустроюсь, установлю контакт, заведу постоянный адрес, дам знать. Обязательно напишу.'

Три письма в один конверт. Адрес на двух языках. Осталось пройти квартал, открыть дверь офиса с незаметной табличкой и заплатить по тарифу.

Дик искренне надеялся, что транспортный самолет не собьет русский перехватчик, на почтовую машину не упадут немецкие бомбы, в Тихом океане судно не станет жертвой японской подводной лодки. А в Атлантике другое судно избегнет слишком пристального досмотра с английского или французского крейсера. Чиновник в португальском порту возьмет положенную мзду и не будет копаться в мешках. Компания честно писала, она ничего уже не гарантирует. Есть только надежда на того, в кого Дик не верил, но в душе признавал, как последний стержень этого мира.

В Мейкомб Дик вернулся поздно ночью. По примеру Эйслера отметил день Благодарения в ресторане. Разумеется, заказал индейку. Алкоголь самую капельку. Ночью гнал по пустынному шоссе. Мрачное небо, свет фар выхватывает из темноты указатели, придорожные столбики, рекламу. Светятся окна ферм и городков на горизонте. Благодать. Ты один в целом мире. Только ты, мощная машина и дорога, да еще небо где-то там высоко.

Именно в машине он решил, что стоит опять сменить имя. Нет, не сменить, а вернуть старое. Стать респектабельным американцем все равно не получилось, а быть англичанином не хочется. В одну реку нельзя войти дважды, но всегда можно поднять старый честный флаг.

В субботу утром Рихард собрал вещи. Все лишнее и штопаное выкинул, но все равно получился увесистый чемодан. И еще не все влезло. Однако, вот что жизнь оседлая делает. Почесав в затылке Рихард закурил, затем решительно вывалил содержимое чемодана на пол. Неверный подход. В дорогу берут не то что жалко оставлять и что может пригодиться. Нет, по заветам Джерома Капки Джерома и личному опыту, надо собрать только то без чего нельзя обойтись.

Через полчаса Бользен довольно взирал на полупустой чемодан. Вот так-то лучше. Затем достал из шкафа и закрепил специальными ремешками в малом отсеке бутылку кальвадоса. Это всегда пригодится.

Стук в дверь. Даже спрашивать нет смысла, больше провожать некому. Хилл впорхнула и остановилась в проеме комнаты.

– Уезжаешь? – тихо и грустно.

– Пора. Меня уже ждут, – уверенно ответил Рихард.

Лукавство. На самом деле он не хотел оставаться в Мейкомбе ни одного лишнего дня. В Миссури достаточно гостиниц чтоб было где переночевать, поесть и ни о чем не думать. Такси тоже есть.

Осталось одно дело. Бользен вытащил из кармана ключи, документы на машину.

– Держи, тебе нужнее.

– Рихард⁈ – глаза учительницы округлились. – А ты сам как без машины?

– Не нужно. Там куда еду дорог нет. А тебе машина нужна.

– Спасибо, – Хилл сложила ладони перед собой. – Знаешь, ты сумасшедший. Спасибо конечно за подарок. Честно не ожидала.

– Бак полон. Колеса подкачаны. Электролит в аккумуляторе на уровне. Слушай, Хилл, подкинешь до станции?

– Прямо сейчас?

– Можно выехать через сорок минут, – Рихард даже не смотрел на часы.

– Ты необыкновенный. Даже немного жаль так быстро расставаться, – поправилась дама, она даже сейчас осталась верна себе. – Ты настоящий.

Хиллари взялась за верхнюю пуговицу и облизала губы.

– Ты хочешь? Время еще есть.

– Хочу, но не стоит. Давай не будем опошлять.

– Только сейчас поняла, ты не тот, за кого себя выдаешь, Рихард Бользен. Ты не школьный учитель.

– Уже нет. Ты права.

– Нет. Не запутывай. Ты человек из другого мира. Ты никогда не был простым учителем.

Глава 35
Германия. Бреслау

1 декабря 1941. Иван Дмитриевич.

– Господин капитан, – жандармский ротмистр нашел Никифорова в управлении порта. – Здравствуйте! Когда вы уходите в Америку?

– Добрый день. Через шесть дней из Роттердама. Войсковой транспорт.

– Мы успеем. Ваши люди едут в Роттердам без вас.

– Секундочку. Подробнее, Аристарх Германович.

– Два часа на сборы и передачу командования. Новое командировочное я оформил от лица Корпуса Жандармов. Мы летим в Бреслау.

– Юлия? Я должен телеграфировать в батальон.

– Да. Есть шанс, что это ваша племянница.

Никифоров прищурился. Его разрывало, хотелось бежать за Вавиловым, но не мог оставить людей.

– Подождите. Сначала рапорт Чистякову.

На самолет они опоздали. Благо, билеты действовали и на следующий рейс. Оба офицера могли только предположить, какое действие на комбата оказали шифрованные телеграммы по оперативному каналу. Тем более, в Америке сейчас глубокая ночь. Однако, ответ пришел быстро и положительный. В конце телеграммы стояла приписка: «Ром на всех». Что ж, Алексею Сергеевичу не чужда добрая шутка. Вавилов воспринял приписку по-своему.

– Это точно наш комбат, сам ответил. – В ответ на недоуменный взгляд Никифорова, уточнил: – Мы условились, алкогольные дописки подтверждают подлинность сообщения.

С посадкой на рейс «Юнкерса» проблем не возникло. Самолет летел с недогрузкой в четверть салона. Весь полет Никифоров молчал. Осторожные попытки ротмистра разговорить спутника результат не возымели. Иван Дмитриевич переживал грядущую встречу с девочкой. Не знал, что ей скажет, как объяснит, кто она на самом деле? Опасался, что Юлия не примет родственников, затаит обиду, а то и замкнется, как маленький зверек.

Сели поздно вечером уже в сумерках. Летное поле ярко освещено прожекторами и люстрами на вышках. Мирный город в глубоком тылу. В здании аэровокзала людно, нормальная деловая суета. Кто-то ждет посадки, регистрируется на рейс, кто-то только прилетел и ищет такси, кто-то встречает самолет. Залы разрезают патрули военной полиции. Примета времени. Да, людей в форме много. Больше офицеры тыловики.

С транспортом вышла незадача. К комендатуре не смогли помочь, все машины заняты. Есть деньги на такси, но на посадку большая очередь. В конце концов Вавилов сообразил, что в приюте их на ночь глядя не примут. Даже грозные документы с орлом и свастикой не помогут. Пришлось устраиваться на ночь в гостиницу. С этим повезло, половина номеров пустует, а оплата по отдельному счету через Военное ведомство. То есть, счет придет потом прямо в Петербург. Казна заплатит.

Джулия проснулась затемно. Приподняла голову, протерла глаза. Соседки по комнате спят. Зельда опять свернулась клубочком и закрыла голову одеялом. Бедная девочка плохо говорила, всегда грустная, заторможенная, с испуганным взглядом. Воспитатели просили детей быть с ней осторожнее, никогда не оставлять одну, не обижать. Малышку нашли в Позене в подвале рядом с телами растерзанных погромщиками родителей и брата.

В приюте Бреслау многие воспитанники несли на душе гноящиеся раны войны. Дети, выжившие после погромов в Польше, потерявшие родных в Эльзасе и Лотарингии, найденные в руинах разбомбленных домов. Германия всех брала под свое крыло. Курировавшие приют партийные активисты многое делали для подопечных, наладили снабжение на высшем уровне, организовывали культпоходы, выезды на природу, организованно возили в театры. Они не могли только одного – заменить родителей. Да и со шрамами на детских душах не все так просто.

Джулия посадила на кровати своего медведя, нежно погладила по плюшевой голове. С игрушкой она не расставалась. Джулию так и называли: Девочка с Медведем. Иногда ночами она забывшись звала мишку Рихардом, папой. Прижималась всем телом, пытаясь заменить так недостающее тепло близких людей.

Зимой рассветает поздно. Светящаяся короткая стрелка на настенных часах приближается к «семерке». Длинная указывает на «десять». Скоро подъем. Джулия в одной ночной сорочке подбежала к окну и забралась на подоконник. Как и все дети в приюте она мечтала, что в один прекрасный день откроются ворота. На крыльцо поднимутся, держась за руки, папа и мама. Дальнейшее представлялось смутно. После того страшного дня в Ла-Манше девочка помнила тепло сильных рук, вспоминала как сквозь зон, слышала хрипловатый мужской голос. Нет, не папа, другой хороший сильный человек.

«Малышка, бедная девочка. Мы идем домой. Скоро будем. Потерпи, ты почти дома».

«Я уже не маленькая» – насупившись отвечала Джулия и просыпалась.

Дом она помнила смутно. Родители несколько раз переезжали. Потом уехал папа. Он так и не вернулся. Только мама плакала, когда он звонил. А затем толпа, большой серый лайнер, огромные дымовые трубы. Потом чайки над водой, большие злые чайки с пулеметами.

– Доброе утро! – из-под одеяла выглянуло заспанное личико Зельды.

– Подъем, соня! Скоро завтрак. Я первая в туалет, – Джулия вихрем метнулась в уборную.

Пусть другие стоят в очереди, когда она умывается. В приюте следили за гиеной. Старались не ругать, не наказывать, но неряшек высмеивали и ставили на вид.

После завтрака по графику занятия. Не все хорошо говорили по-немецки, их подтягивали. Джулия легко вспоминала язык, оказалось, у нее правильное берлинское произношение, чем не все могли похвастаться. Ее больше тянуло к урокам литературы. Гер Штрайхер читал сказки, интересные истории, просил дошкольную группу пересказать услышанное своими словами. Слушал воспитанников учитель спокойно, разве что поправлял произношение. Сердился он редко, только на самых нерадивых и забывчивых.

Однако, сегодня в коридоре возле столовой ждали директор гер Крюгер и молодой господин в черной форме. При виде Джулии, директор шагнул к девочке и чуть присев попросил отойти в сторону чтоб не мешать другим.

– Слушаю, гер Крюгер.

– Джулия, сегодня к тебе приехали два господина из России. Они хотят с тобой поговорить о твоих родителях. Они проделали большой путь, помоги им пожалуйста. Мы с криминальинспектором Клаусом Тохольте поможем тебе. Не бойся ничего, за тобой Германия и немецкий народ.

– Из России? Но я ничего не знаю об этой стране. Я немка.

– В России живет много немцев. Помнишь, при тебе разговаривали на русском, и ты узнала некоторые слова?

– Уже плохо помню.

– Зря. После Рождества у нас будет работать учитель русского языка. Может быть ты захочешь у него заниматься.

– Мы дружим с Россией, – добавил гестаповец. – Всегда полезно знать языки сильных развитых наций.

– Я подумаю.

– А где твой медведь?

– В комнате. Я не беру его в столовую, гер Тохольте.

– Давай зайдем за твоим талисманом, он поможет тебе. Ты же любишь своего медведя? – подмигнул Клаус Тохольте.

В кабинете директора на диване расположились двое господ в незнакомой форме. Оба сразу встали, приветствовали входящих на немецком. Затем перекинулись парой фраз на незнакомом языке и снова перешли на немецкий. Произношение коробило, так всегда говорят иностранцы, но Джулия хорошо их понимала. В приюте есть дети из Баерна и Остерайха, их речь вообще порой невозможно разобрать.

При виде девочки Иван вскочил на ноги. Похожа, очень похожа. В руках большая кукла. Уже не белая, видно, что игрушку часто стирали, местами мишка потрепался.

Сопровождающие вежливо предложили располагаться за журнальным столиком. Директор поставил заварник, чашки, электрический самовар. Иван Дмитриевич спохватился и суетливо достал из ранца коробку мармелада. Купили сегодня утром. Цена кусается, зато не по карточкам. В отличие от России у немцев нормируется распределение продовольствия.

– Здравствуй. Как тебя зовут? – отчетливо произнес на русском Никифоров.

– Меня зовут, – девочка наморщила носик и перешла на немецкий, – Повторите, пожалуйста. Не понимаю первое слово.

– Добрый день. Я поздоровался на русском. Как тебя зовут?

– Джулия Бользен.

– Расскажи о своих родителях. Подожди, – Иван Дмитриевич хлопнул себя по лбу и полез в карман.

– Мы жили в Лотрингене. Большой старинный город. Мец, – Джулия повернулась к директору. – На немецком тоже Мец?

– Все верно. Только написание другое.

– Я, папа и мама. У меня была своя комната, на улице дружила с соседскими детьми. Мы тогда все говорили по-французски. Родители при посторонних тоже всегда на французском. Только дома мы разговаривали на немецком.

– Ты узнаешь этого человека? – Иван протянул девочке карточку.

– Папа! – Джулия выронила фотографию и обмякла в кресле.

Сквозь обморок девочка почувствовала, как ее обхватили сильные мужские руки и прижали к груди. Затем в нос ударил резкий противный запах.

Гер Крюгер закрутил флакон с нашатырем и бросил ватку в корзину. Джулия зажмурилась и еще сильнее прижалась к мужчине в русской форме.

– Вот так, сомнений нет, – молвил ротмистр Вавилов. – Джулия узнала папу. Она урожденная девица Никифорова. Медведя подарил господин Алексей Никифоров, он же Рихард Бользен, перед тем как его призвали во французскую армию.

– Уникальное стечение обстоятельств. Это фантастика! – Клаус Тохольте сплел пальцы перед собой. – Очень рад за успех русских коллег. Снимаю шляпу, вы смогли совершить чудо.

– Я тоже очень рад, что Джулия нашла родных, – Крюгер украдкой смахнул слезинку. – Всегда приятно, когда за воспитанниками приезжают. Знаете, сколько у нас таких сирот? Некоторых берут в приемные семьи, у некоторых находятся родные. На моей памяти еще до войны за мальчиком приехали из Аргентины.

– Полагаю, надо оформлять документы. Как в Германии это делается? Гер Тохольте, вы как представитель тайной полиции поможете?

– К сожалению, не все так просто. Папа девочки жив, находится во враждебной Империи стране, по всей видимости. Мама погибла. Хочу ошибиться, но так даже лучше. Вы как самый близкий человек служите в армии.

– Я готов удочерить Джулию хоть сейчас.

– Подождите, – Тохольте поднял ладони. – Не знаю, как в России, а в Третьей Империи все делается по закону.

– У нас тоже, – вмешался Вавилов. – Коллега, давайте думать, как разрешить ситуацию. Я как офицер Отдельного Корпуса Жандармов Его Императорского Величества имею право требовать возвращения девицы Никифоровой родным. При ее согласии, разумеется.

– Не возражаю. Но даже через запрос по линии Иностранных дел экстрадиция не пройдет без суда и займет время. Нам все равно придется пройти через все процедуры. Давайте сделаем все правильно.

– Предлагайте, – кивнул Никифоров.

Про себя Иван Дмитриевич лихорадочно соображал, как объяснить по телеграфу полковнику Чистякову, что придется на некоторое время задержаться в Германии и съездить в Россию. Немец совершенно прав, военные не принадлежат себе. Даже отпуск дается в качестве заслуги или при особых стечениях.

– Как понимаю, гер Никифоров, вы в командировке и должны вернуться в часть? – сообразил Тохольте. – Самым правильным будет прямо сегодня инициировать дело о повторном признании девочки сиротой в виду открывшихся обстоятельств. Так как ее отец явно не может ее забрать по независящим причинам, суд признает его временно утратившим родительские права. Одновременно устанавливаем настоящую фамилию девочки, родство с русскими подданными. Только затем гер гауптман подает на удочерение. До этого Джулии придется пожить в Бреслау.

– Сколько на это уйдет времени?

– Два месяца. Около того.

– Устраивает, – Вавилов предостерегающе положил ладонь на плечо Никифорова. – Я подключаю юристов по линии Корпуса, пишу соответствующие рапорты. Думаю, очень скоро в Бреслау приедет чиновник МИД чтоб на месте решить все проблемы.

– Разумно. Давайте так и сделаем. Гер гауптман Никифоров, вы согласны?

– Хорошо.

Джулия слушала разговор взрослых затаив дыхание, как мышка. Все было похоже на волшебную сказку. Большой сильный добрый русский офицер, оказался родным дядей, братом папы. С ним верный друг из русского гестапо. Джулия всегда знала, папа живой, он вернется, заберет с собой, как только сможет, как только победит злого дракона. Он как рыцарь Зигфрид из легенды. Чудо случилось. Молитвы услышаны.

– Джулия, ты согласна? Ты поедешь со мной в Россию к нашей семье? Познакомишься с родными кузенами, бабушкой и дедушкой. Ты увидишь Санкт-Петербург, мы будем гулять по улицам, набережным, паркам. Будем жить в большом доме в пригороде.

– Да, дядя Иван. А папа к нам вернется?

Мужчины переглянулись.

– Вернется, куда он денется, – по-отечески улыбнулся жандарм. – В России ему ничего не грозит.

На улице, по пути к служебной машине Иван Дмитриевич поинтересовался у Вавилова.

– То, что вы сказали об Алексее правда? Может не стоило давать такое обещание?

– Если не совсем дурак, вернется. Я запрашивал выжимку по его досье. В Германии он натворил дел. Участие в мятеже, незаконные вооруженные формирования, попытка свержения государственного строя, преступления против нации. Полный букет. А вот у нас на него ничего нового нет. Если вернется во время войны и пойдет добровольцем в армию, попадает под полную амнистию.

– Умеете вы успокаивать. Как мед струится.

– Моя служба. Да не беспокойтесь, Иван Дмитриевич. Будет возможность, намекните вашему блудному брату, чтоб к германским владениям на пушечный выстрел не приближался. Копию указа о высочайшей амнистии я вам дам. Тоже постарайтесь намекнуть Алексею Дмитриевичу.

Джулия смотрела в окно на уходящих мужчин. К ней прижалась Зельда. За спиной двое соседок по комнате. Еще два месяца в приюте. Затем дядя Иван вернется. Он обязательно вернется и заберет ее в волшебную страну.

– Так ты русская? – протянула Зельда. – Везет.

– Если хочешь, я тебе подарю своего медведя. Пусть тебя защищает.

– Спасибо! – личико девочки расплылось в счастливой улыбке. – Ой! Не надо. Он твой ангел.

– Тебе тоже нужен защитник.

– Не надо. Пусть остается с тобой. Папин подарок.

Впервые за долгое время в глазах Зельды не было страха. После обеда спала она, тоже не пряча голову под одеяло. Джулия тихо лежала на кровати. Перед внутренним взором девочки проносились картинки из большого атласа. Читать она не умела, но в библиотеке листала книги с картинками. Воспитанникам позволялось если не шалить и аккуратно листать книги. Считалось, что так у малышей развиваются творческие способности.

За окном светит зимнее солнышко. А Джулия представляла себе лето. Большие дома, широкая река и корабли. Дворцы и сказочные замки на берегу. Девочка представляла, как летит на большом железном самолете. Внизу облака, а сверху улыбается бородатый человек со светящимся кругом над головой.