Текст книги "Письма солдат (СИ)"

Автор книги: Андрей Максимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Глава 24
Тринидад

28 августа 1941. Кирилл.

Благословенный край. Здесь не бывает зимы. На палубе «Выборга» настоящий пляж, точнее говоря, новомодный солярий. Летчики и моряки загорают на тиковом настиле. Авианосец на рейде. С палубы открывается прекрасный вид на порт. У причалов лес мачт. За ними красивый южный город.

– Когда увольнение? – Кирилл Никифоров поворачивается к соседу.

– Да хоть сегодня подпишу. Полетов все равно нет, – Борис Сафонов приподнимает солнцезащитные очки.

– В чем подвох?

– Нет подвоха, Кирилл Алексеевич. Полковник дал негласное указание не жлобиться на увольнения. Пока стоим в Порт-оф-Спейне, надо пользоваться.

Сафонов выдержал паузу. Вокруг стали собираться люди. Слух у молодых летчиков острый. Ребята из первой эскадрильи сразу уловили интересный разговор.

– Точно отпускают?

– Конечно. Да только мне идею одну подкинули. Всей эскадрильей пойти гулять сегодня с обеда и до завтра.

– Так что ж ты не сказал!

– А ты не спрашивал. Хотел в одиночное плаванье уйти.

Кирилл чуть было не закашлялся от возмущения.

– Идемте все! – солнце заслонила атлетическая фигура фельдфебеля Комозина.

– Так. Все здесь? Ворожейкина не вижу.

– Наш звеньевой в ангаре, механикам патрубки чистит, – донесся задорный молодой голос.

Смех смехом, но поручик Арсений Ворожейкин чуть было не погиб, когда во время учебного вылета у его «четверки» заглох мотор. Летчик чудом спланировал на палубу и зацепился за трос с первого захода. Как выяснилось, карбюратор засорился. Разумеется, мотористам и механикам пришлось пережить немало неприятных минут, когда в ангар спустился экспертный консилиум из целого звена истребителей. Дело житейское. Все выжили, и ладно.

– Целая ночь впереди! – обрадовался Зеленов. – Там такие мулаточки юные да сочные, обалдеешь.

– Так, слушать сюда! – Сафонов вскочил на ноги и упер кулаки в боки. – Кто по мулаточкам и негритянкам, чтоб зашли к врачу за кондомами. Кто мимо, тоже чтоб взяли на крайний случай. Если кого в гальюне от гонокока скрючит, или причинное место шанкерами покроется, спишу с корабля в чумной барак, чтоб георгиевский авианосец не позорили. До самой отставки будете на Груманте или Гренландии за белыми медведицами волочиться. Все поняли⁈

Даже зимой, хотя какая здесь зима! – Солнце в тропиках коварное. Сгореть можно в считанные минуты. Про лето и говорить нечего. С непривычки люди обгорали моментально. Корабельные врачи спешно поднимали и штудировали циркуляры по профилактике тропических болезней. Солнечных ожогов это тоже касалось.

Сразу после обсуждения грядущего рейда эскадрильи Кирилл набросил на плечи рубашку и спустился в каюту.

Иллюминатор открыт, вентилятор гоняет воздух, но в стальной коробке жарко и душно. Соседей нет. Первым делом Кирилл оделся. По трапам он спускался в нарушение всех уставов и приличий, то бишь в одних кальсонах. Увы, жара, тропики с дисциплиной плохо уживаются.

В порт прапорщик собирался честно говоря с главной целью – зайти на почту русского флота. Накопились письма. После того злосчастного сражения у Антигуа «Выборг» особо не гоняли. Один выход на поддержку десанта, да встреча конвоя. Людям дали возможность прийти в себя, некоторым подкрасить или сбрить раннюю седину. На «Выборг» перевели отличившихся истребителей с эскадренных авианосцев. Со дня на день обещают новые самолеты. Уцелевшие машины механики перебирают и латают.

Как всегда, неожиданно возник вопрос с моторами. Даже надежные как топор, прочные двигатели воздушного охлаждения морской авиации имеют свой ресурс. Увы, вырабатывается на войне он мгновенно. Увы, флотские и армейские интенданты не успели заказать и доставить моторы на новейшие машины. С тем полеты ограничены. Из трех штатных истребительных эскадрилий авианосец может поднять одну неполную сводную.

Кирилл Никифоров сам следил за ремонтом своей «девятки». Механики заменили истерзанную консоль, перетянули приводы рулей и закрылков, заменили правую пушку. В последнем бою ее опять заклинило. Видимо, небольшой перекос затворной коробки, разбираться не стали, пусть на заводе делают заново. Там все же оборудование нормальное и люди грамотные. Птичка великолепная, после того что пережил над Наветренными островами Кирилл влюбился в эту машину.

Впрочем, в тот злосчастный день чертов «Рейнджер» ушел. Судя по докладам с пустыми ангарами, но ушел. «Полтава» зря жгла мазут и насиловала котлы на «самом полном». Янки оторвался от преследования и растворился в океане к северу от Багам.

Кирилл достал из планшета бумагу, чистые конверты, извлек из нагрудного кармана авторучку. Увольнение его интересовало с одной главной целью, найти почту. Ну если быть совсем честным, не только за этим. Моряков всегда тянет на берег, а уж молодого парня в стальной коробке в считанных кабельтовых от причала вантовым тросом не удержать. Тропический остров предоставляет соблазны на любой вкус. Мулатки и креолки тоже не на последнем месте. Хотя, с недавних пор, интерес Кирилла к женскому полу несколько ослаб. Была тому вполне уважительная причина.

В последнем письме дяде Ване Кирилл открылся. Маме тоже написал о своем серьезном увлечении. Молодой Никифоров искренне надеялся, родные примут все как должно.

'Милая Инга, огромное вам спасибо за фотопортрет. Я даже не ожидал, что копия окажется ничуть не хуже оригинала. Талант фотографа запечатлел ваши прекрасную улыбку и взгляд. Сейчас смотрю на фотографию, вспоминаю наши встречи в Санкт-Петербурге.

Знаю, у вас лето. Вы на выходные выезжаете на дачу. Надеюсь, вам нравится под Сестрорецком. Места, говорят красивые. Сам, к сожалению, не бывал, но по рассказам друзей и родных, берег там живописный.

Меня судьба занесла в тропики. Жарко, купаться можно круглогодично, чем мы и пользовались во время стоянки в Парамарибо. Кок постоянно радует местными деликатесами. Хотя для Америки это самая что ни на есть обыденная еда.

Расскажу анекдот. Недавно на одном из транспортов моряки чуть было бунт не подняли. Баталер закупил вместо обычной местную сладкую картошку батат. Люди три дня терпели, а затем вышли с требованием дать им нормальную привычную еду. Чем дело закончилось, не знаю, но судно прославилось на весь флот.

У нас кстати тоже батат подают, но кок не переусердствует, разнообразит как может. Потому нижние чины не ворчат, а офицеры люди ко многому привычные. От заморских блюд нос не воротят. Добавлю, мясом нас снабжают исправно, не солонина, а пригоняют рефрижераторы из Аргентины с замороженными тушами бычков. Это гораздо дешевлее выходит, чем из России конвоями транспорты проводить.

Инга, простите если пишу не интересное. На самом деле моряки на флоте мало что видят. Целыми днями за иллюминатором сплошные волны от горизонта до горизонта. На берег сходим редко. Каждая оказия радует. Вот как сегодня нашей эскадрилье обещали дать увольнение до утра. Порт-оф-Спейн я уже видел. Даже встретил на берегу сводного брата Владислава. Он как и я учился в Оренбургском, только служит в сухопутной авиации. Как видите, вживую встречаемся не каждый год…'.

Кирилл отложил ручку и повернулся к иллюминатору. Его каюта смотрела на берег. Неизвестно, когда «Выборг» поднимет якорь, но раз такое везение, надо пользоваться на все сто. Прапорщик взял фотографию девушки, коснулся губами, сдул пылинки и убрал в специальный целлулоидный кармашек в планшете. После гибели «Апостолов» летчик все важные письма и документы носил с собой. Не самое важное отправлял на берег.

На бумагу ложатся строчки. Рассказать надо многое. А времени до склянок мало.

Он успел. Боря Сафонов не обманул. Уже после обеда комэск выдал летчикам свежие только подписанные увольнения на целые сутки. Через сорок минут от борта отваливает маленькая эскадра катеров и моторных шлюпок. Вместе с летчиками на берег идут счастливчики из команды авианосца.

В порту суета, гомон, грохот. На причалах и у складов множество народу. Мелькают уже привычные смуглые лица туземцев, сразу выделяются местные. С последнего захода «Выборга» коренные тринидадцы осмелели, многие вернулись к работе. Не все к законной, что уж греха таить. Перед увольнением вахтенный офицер проинструктировал на счет притонов, наркотиков и прочих колониальных удовольствий. Посоветовал не расставаться с оружием. Военная полиция, русские и немецкие патрули навели порядок, но бывает местные пошаливают в нехороших районах.

– Так, господа, куда прокладываем курс? Кто у нас штурман? – Сафонов одним из первых запрыгнул на белые плиты причала.

– Ты поручик, тебе и командовать, – отозвался Сергей Тихомиров.

– А ты подпоручик, должен расти, – с акцентом на звание бахнул Никифоров.

Градус настроения стремительно гнался за столбиком термометра. Температура за 30 по Цельсию. Благодать, если ты не в стальной коробке.

Самое разумное предложение подал поручик Ворожейкин. Он посоветовал для начала выбраться в чистый район, а там занять понравившуюся кофейню. Сказать легко. Город сильно пострадал при штурме. Благо Тринидад в доступности с аэродромов Гвианы. Бомбардировщики ходили рейс за рейсом, чуть ли не по расписанию. Военные строители, саперы и местные обыватели завалы порасчистили, но география города сильно изменилась. Довоенные карты устарели.

Унтер Кожедуб разжился красочным туристическим путеводителем на немецком, но первая же попытка воспользоваться рекомендациями из книжки привела к фиаско. На месте ресторана, рекомендованного туристам и офицерам, руины. У чудом сохранившейся стены развернута зенитная батарея.

Гостиница с прекрасным видом на море и рестораном американской кухни обнаружилась там, где ей и положено. Даже почти не пострадала при штурме. Она даже осталась гостиницей, но с некоторым нюансом. В здании разместился какой-то штаб, охрана на ворота без пропусков никого не пускала. Интересоваться судьбой ресторана и вовсе смешно.

– Стоп. Ложимся в дрейф. – Кирилл сориентировался на местности, нужное ему здание столь любимого служилыми ведомства должно быть совсем рядом.

Да, вот по этой улочке вниз.

– Ты куда?

– Тебя ждать?

– На почту.

– Прапорщик Никифоров! Не отрываться от строя! – громко произнес комэск. – Мы с тобой.

Чуть тише Сафонов добавил.

– Мне тоже надо отправить.

На почте Никифорова ждал сюрприз. Принимавший письма пожилой унтер-офицер, пробежался по адресам, затем поднял глаза на Кирилла и поправил дужку очков на переносице.

– Господин прапорщик, я сегодня уже видел в документах вашу фамилию.

– Может родственник?

– Возможно. Если не спешите, я посмотрю в журналах.

– Конечно. Буду признателен.

На приемке работал не один человек, вставший за Кириллом Тихомиров спокойно перешел к другому столу. Унтер вышел из зала в конторку. Минут через пять вернулся со стандартным бланком извещения.

– Господин прапорщик, штабс-капитан Никифоров вам кем приходится?

– Иван Дмитриевич дядя родной, – на сердце нехорошо кольнуло. – Что с ним?

– Уже все хорошо. Через меня сегодня проходили рассылки родным, вот запомнился почему-то штабс-капитан отдельного саперного батальона.

– Кексгольмский. Так что с дядей? Не томи, унтер.

– В госпитале на Мартинике. В документах указана контузия, лечение без комиссования.

– Сильно? Как его угораздило?

– Не могу знать. Да, жив твой дядя! – улыбнулся клерк. – Видишь, пишут: «на излечении в госпитале дивизии». Значит, ничего страшного. Поваляется, отдохнет, да поедет обратно в свой батальон.

– Спасибо, тебе. Хорошая у тебя память, унтер.

– Не жалуюсь. Уже шесть лет как на почте работаю. Знаете, какие только имена и адреса не попадаются. Ваш тоже зацепил, не каждый день встречается офицер однофамилец автора мемуаров о Крымской войне и аж двух весьма неплохих архитекторов.

– Дальние родственники, – глаза Кирилла расширились. – Ну и память у тебя! Удивил.

– Удачи, прапорщик! Дай Бог чтоб твое имя в такие вот извещения не попало. Через нас ведь оповещения не только о раненых проходят.

– Спасибо тебе еще раз!

После разговора Кирилла отпустило. Рядом дядя. На этих островах. Да только встретиться не удается.

– Борис Феоктистович, скажи, есть шанс, что «Выборг» в ближайшие дни уйдет на Мартинику?

– В этом мире все возможно. Командование все может приказать, а мы исполнить. Только, Кирилл Алексеевич, не пойдет «Выборг» в ближайший месяц севернее Тобаго. Определенно могу тебе сказать, капитан первого ранга Кожин подтвердит. Пока авиаотряд не пополнят, пока всех безлошадных на самолеты не посадят, никуда нас не отправят.

Есть у людей обыкновение забывать плохое. Вот и Кирилл уже через час поднимал бокал с вином в уютном заведении на Фредерик-стрит. Летчики заняли целый угол ресторанчика, с алкоголем не усердствовали, зато заказали на пробу все из рыбного раздела меню.

По соседству отдыхами моряки с «Кикиморы». Крейсер вчера встал у причала по соседству с однотипным «Лешим». По звучавшим за соседним столом тостам, доносившимся обрывкам разговоров, Кирилл понял, что дела у моряков не радостные. Много говорили о ночном бое у Антигуа. Летчики «Выборга» знали, нашим в том сражении пришлось несладко. Один только, список погибших и поврежденных кораблей впечатлял.

– Давайте за тех, кто не вернулся на палубу, – Сафонов поднял бокал с красным вином. – Райских кущ соратникам, мира и достойной пенсии вдовам и сиротам.

Выпили не чокаясь. Следующий тост подняли за техников, механиков оружейников. За инженерные службы, благодаря которым летчики видят под собой облака.

Поздно вечером, нагулявшись по городу, умудрившись сцепиться с перепившими моряками с французского транспорта, компания разделилась. Две трети эскадрильи отправились в офицерские бордели. Остальные наняли два такси и поехали за город. Иван Кожедуб нашел в своем путеводителе раздел с местными водопадами. Пусть смотреть их лучше днем, но когда такие мелочи мешали молодым офицерам и унтерам с крылышками на петлицах?

Южная ночь, это нечто. В России даже подобие не найти. Высокое небо, незнакомые звезды. Вокруг тебя тропический лес. Шум воды. Из зарослей доносятся шорохи, мяуканье, шелест листвы. Ощущаешь себя в величественном соборе. Почти как кафедральный Николай Третий в Петербурге, только еще величественнее, с вознесенным в недосягаемую высь куполом.

Ночь теплая. Хотя после дневной жары, организм не сразу приспосабливается к перепаду. Зато вода теплая как парное молоко. Разумеется, молодых людей понесло купаться.

Кирилл долго с теплом вспоминал это увольнение. В эту ночь Порт-оф-Спейн раскрылся перед ним со своей особой стороны. Одна из лучших ночей в жизни. Увы, ненадолго. Жизнь бежит вперед. Вскоре Кирилл познал и гораздо лучшие, и настоящие адские ночи. Наступившая пауза в сражении не вечна. Все заканчивается. Конвои шли через океан как экспресс. Десятки судов каждый день вываливали на причалы тысячи тонн самых разных грузов. С переоборудованных лайнеров сходили на землю Нового Света тысячи молодых крепких парней со штурмовыми винтовками в руках.

Авиаотряд «Выборга» пополнили до штатной численности. Георгиевский авианосец принял топливо, провизию, воду, снаряды, авиационное снаряжение и вновь вышел в море. Наткнувшись на отчаянное сопротивление американцев, европейцы не отступили. Поднакопив силы, понабравшись кровавого опыта русские, немцы, французы с свежими силами снова перешли в наступление. Гряду Наветренных островов, пальмовый и сахарный рай захлестнуло цунами из огня и стали.

Глава 25
Мартиника

28 августа 1941. Иван Дмитриевич.

Ночью привезли капитана Кравцова. К госпиталю прилетела машина, осветила крыльцо фарами. Проснувшийся от шума мотора и топота в коридоре Иван Дмитриевич подскочил к окну. В свете фонарей разглядел знакомую фигуру ротмистра Вавилова, тащивших на носилках что-то длинное саперов. Санитар или врач в белом халате разговаривал с жандармом.

Вскоре по коридору затопали ботинки. Хлопнула дверь. В палату заглянул санитар, застыл глядя прямо в глаза Никифорова. Штабс-капитан шагнул было к двери, но санитар уже выскочил в коридор.

– Тяжелого привезли, сапер, – проворчал один из соседей, замотанный в бинты танкист. – Ночью только тяжелых привозят. Спи, соратник. Утром познакомимся.

– Не спится, – Иван Дмитриевич обулся и вышел в коридор.

У операционной топтались Вавилов и двое солдат. При виде штабс-капитана рядовые отдали честь.

– Вольно, саперы. Аристарх Германович, кто там?

– Еремей Сергеевич.

– Черт! Господи, милостив будь грешному. Что случилось?

– На мину наступил наш капитан. Левая нога в клочья. В животе осколки, из афедрона, простите, кровь хлещет, – ротмистр опустил голову. – Страшное дело. В батальоне перевязали, конечно, но что толку. Я машину схватил и погнал в Фор-де-Франс. Уже в дороге вспомнил, вы в этом же госпитале лежите.

– Не я один.

– Я имел в виду старших офицеров. Иван Дмитриевич, здесь курить можно?

– По лестнице вниз. Дверь на ночь закрывают, но засов изнутри открывается. Санитары ворчат иногда, но так, порядка ради.

На боковом крыльце с видом на мусорные баки Вавилов жадно затянулся папиросой. Выдул ее буквально в три глубокие затяжки.

– Пойдемте в приемный покой, – Никифоров взял соратника под локоть. – Там стулья есть. Присядете, или полежите, если невмоготу. Людей можно отпустить, пусть в машине отдыхают.

– Спасибо, Иван Дмитриевич. Я сегодня сам не свой. Дорого нам Мартиника обходится.

По дороге Никифоров поймал санитара и тихо попросил не будить жандарма, если уснет. Медбрат молча кивнул. Персонал госпиталя давно привык к таким посетителям. По расписанию при дивизионном госпитале положено общежитие для сопровождающих, но находилось оно за два квартала, вселение по записке от старшего воен-лекаря. Его как раз разбудили, когда вносили раненного. Сейчас готовится к операции. Отвлекать человека по пустякам никто не стал.

На утро Никифоров нашел жандарма сладко посапывающим на стульях в приемной. Саперы и водитель ночевали в машине. Ночи теплые, в шинели не замерзнешь.

– Штабс-капитан, – прозвучал за спиной знакомый дребезжащий голос.

– Доброе утро, профессор.

– Нарушаете режим.

– Ночью моего сослуживца привезли. Отдельный Кексгольмский саперный.

– Капитан с взрывным ранением?

– Он.

– Подлатали, вашего капитана. Идите в палату, штабс-капитан. Чтоб на обходе были на месте.

– Как прогноз? Жить будет?

Врач отвел глаза. Никифоров молча смотрел на морщинистое лицо профессора. Слова лишние. Все понятно. Нет смысла просить, что-то обещать, врач и так сделал все что в его силах.

Через три дня Кравцов умер. В сознание не приходил, его держали на морфии. Дежуривший при госпитале поручик Гакен побежал звонить в батальон. Сам Никифоров зло стучал кулаком по ни в чем не повинной парковой скамейке. Сапера душили слезы.

Через два часа приехали все. На дежурстве за соратников отдувался командир первой роты капитан Басов. Как тишком сказали Никифорову, бедняге выпал такой жребий, не повезло. Конечно всю толпу в госпиталь не пустили. С Кравцовым по двое, по трое прощались в мертвецкой.

– Петр Иванович, прошу скатайтесь на кладбище, выберите красивое место, – шепнул адъютанту комбат.

– Лучше с нашими бойцами на восточной стороне, – Никифоров уже дважды провожал в последний путь своих саперов. Умерших в госпитале, само собой. Тех, кто погиб в бою, хоронили сразу. Маршрут батальона отметился крестами. В штабе старательно наносили все могилы на карты. Обычай завели еще в Азии, с подачи подполковника Никитина. При Чистякове порядок ни разу не нарушили.

Через три дня рота саперов на плечах пронесла гроб по улицам города. Никифоров как все шел пешком. После контузии на подъемах кружилась голова, но штабс-капитан держался. Вот и кладбище. Тихий старинный последний приют на тропическом острове. Под деревьями и на открытом пространстве ряды свежих могил.

Петр Гакен постарался, выбрал хорошее место под густым раскидистым, покрытым желтыми плодами кустом. Гроб опустили в могилу. Грохнули три залпа винтовок. Вот и все.

После кладбища, подполковник Чистяков отвел офицеров в сторону.

– Господа, простите, не в подобающем месте. Иван Дмитриевич, виноват, поминки в батальоне, вас вряд ли отпустят.

– Мою водочную порцию оставьте там.

– Совсем не хотите?

– Я лучше в церкви свечку поставлю. Врачи настрого запретили принимать, после выписки тоже нельзя.

Никифоров умолчал, что легкое вино ему позволительно. Сейчас после похорон на жаре одна мысль о спиртном выворачивала.

– Дело ваше. Знаю не к месту, дело не ждет.

Разговаривали близ ворот кладбища рядом с часовней. Прямо на крыльце сидел старый священник, перебирал четки. Напротив парк.

– Не буду долго размусоливать. Иван Дмитриевич, вы один из самых грамотных офицеров батальона. По возвращении в строй будете моим помощником. Роту передаете Андрею Ивановичу официально.

– Я всего две года на службе. Есть более достойные.

– Достойные есть, лучших мало. Если не знали, в действующей армии возрастные цензы отменены. Я сегодня отправил рапорты на новые звания лучшим и отличившимся. Манштейн обещал подписать все и сопроводить кратчайшим путем.

Никифоров прищурился. Морковка радовала, но за ней всегда следует кнут. К карьере Иван никогда не стремился, но как-то она сама находила его. Война как летний дождь, после нее все растет и колосится. Звездочки и просветы на погонах тоже, у выживших, разумеется. Такие вещи стоит принимать со смирением. Прибавка в жаловании тоже лишней не будет.

До госпиталя Ивана Дмитриевича довезли. С помощью верного Аристова спустился с подножки на землю, тепло попрощался. Проклятая контузия дает о себе знать, голова кружится.

– Вас довести до палаты?

– Нет, спасибо. До встречи, господа!

– Выздоравливай быстрее, Иван Дмитриевич, – комбат осторожно пожал руку. – Ты мне очень нужен.

У крыльца Никифорова встретил Антон Генералов.

– Проводили капитана в последний путь?

– Проводили. Честь по чести, Антон Капитонович.

– Хороший был офицер, правильный. Зря мне не разрешили пойти, – фельдфебель поднял костыль.

– После выписки вместе съездим не кладбище. Навестим наших.

Дни летят за днями. В госпитале можно отдыхать, но выдерживают такое немногие. Все дело в гнетущей атмосфере, пропитавшей стены человеческой боли. Несмотря на ежедневную уборку с хлоркой воздух пахнет кровью, гноем и дерьмом. Не каждый может заснуть под стоны из-за стенки или с соседней койки. Злобный визг пилы из операционной хуже звуков бормашины стоматолога. Иван Дмитриевич первое время закрывал уши подушкой, операционная на втором этаже в конце коридора. Стены толстые, но они не спасают.

Спасают письма. Первое пришло от племянника. С Тринидада. Почту на остров передали со сторожевиком. Потому так быстро. Самому писать не получалось. Гнетущая атмосфера. Иван Дмитриевич выводил первые строки, перечитывал, безжалостно черкал, затем рвал бумагу. Нельзя писать такое в таких словах. От него ждут поддержки, теплых слов. Даже родителям в Петербург так и не написал. Не смог подобрать слова. Хотя папа и мама ждут, Елена Николаевна сама каждый день после работы заезжает на почту.

Наконец, отпросившись на полдня Никифоров взял планшет с письменными принадлежностями и пошел гулять. В первом же уличном кафе за столиком под травяной аргентинский чай с незнакомым вкусом все получилось.

Прифронтовой город, половой не знает русского, в меню больше половины строчек зачеркнуты, но офицеру на отдыхе много и не надо. Достаточно фруктов, чего-то мясного и гарнир из кукурузы.

'Здравствуйте дорогие мама и папа! Обнимаю и целую дорогая моя Елена Николаевна!

Мы после боев на отдыхе. Батальон стоит лагерем в живописной местности. Рядом тропический лес, райские птицы порхают. Я немного приболел. Ничего страшного, глупая случайность. Лежу в госпитале на Мартинике, французская колония. Приходится вспоминать язык, сами знаете, учеником я был посредственным, а за прошедшие годы многое выветрилось.

Обстановка в моей роте просто великолепная. Люди все подобрались стоящие. С последним пополнением пришло много солдат из Петербурга. Получилось даже так, что один из саперов до службы работал вагоновожатым на «двадцатом» трамвае. То есть, мы совершенно точно с ним ездили. Такие вот чудесные совпадения бывают.'

В кафе совершенно пусто. Половой быстро принес заказ и поставил перед гостем. Из дверей кухни выглянула голова с характерным гасконским или картвельским носом. Иван Дмитриевич доброжелательно улыбнулся и махнул рукой.

Штабс-капитан не знал, писал ли племянник в Петербург, но упомянул, что служит тот совсем рядом. Четыре с половиной сотни верст до Тринидада по меркам операции даже не считается. Сутки хода транспорта. У военных моряков экономическим в полтора раза быстрее выходит.

Затем наступил черед писем братьям. Если Тимофею Иван накатал три страницы, то Алексею не знал, что писать. Из Штатов давно ничего не приходило. Может быть, застряло в Сосновке у родителей. А скорее всего, связь оборвалась.

О ранении говорить не нужно. О службе западнее Гринвича не желательно. О командовании ротой и эксцентричных приключениях на Наветренных островах тем более. Закончив с основными адресатами, Иван решил воздать должное обеду. Тем более, носатый повар уже два раза прошел мимо, работавшему посетителю не мешал, но на его лице явственно читалась печать удивления и обиды.

В госпитале Никифорова ждали. У ворот припаркован знакомый «Жук». Водитель отдает честь и тихо предупреждает о визите комбата. Сам подполковник Чистяков встретил своего будущего помощника на крыльце.

– Вижу, не сидишь. Здоров будь, Иван Дмитриевич! Молодцом. Хорошо, что не залеживаешься.

– Рад видеть!

– Нет, ничего не случилось, – подполковник предвосхитил закономерный вопрос. – Мне нужно отправить двух офицеров в Европу.

– Уже догадываюсь.

– Когда выписывают?

– Три недели. Лечения как такового уже нет. Врачи обещают, что все само пройдет со временем.

Немудреный намек командиру. С Чистяковым они давно понимали друг друга с полуслова.

– Без документов из госпиталя оформить командировку не могу. Ждем выписки. С тобой летит или плывет ротмистр.

– Что за особые дела у нас в Европе, что жандармерия свой пост оставляет?

– Аристарх Германович по своей служебной линии. Он мне только формально подчиняется. А тебя отправляю за маршевой ротой в Гамбург.

– Целая рота? – бровь Никифорова поползла на лоб.

– Так называется. Два неполных взвода. С ними пять молодых офицеров. Желторотые юнцы, подпоручики и прапорщики. Нижние чины тоже все мобилизованные, половина в армии не служила.

– Ты меня нянькой назначил.

– Я тебе морской круиз оформил. Самое главное, – подполковник дружески подмигнул. – Получишь новое оборудование дистанционного разминирования. К этому список снаряжения на два вагона.

– Машины есть? Мне нужно двое, лучше трое моих саперов, чтоб все приняли и посмотрели.

– Адама Селиванова не дам. Рядовых или ефрейторов бери.

Иван Дмитриевич задумался, идея очень даже неплоха. С «морским круизом» Алексей Сергеевич пошутил, а остальное даже полезно будет. Комбат принял молчание как согласие.

– Держи, – с этими словами протянул конверт. – Изучишь грузовую ведомость, инструкцию на саперный миномет. Список новичков там же.

– Давай свои секреты. Надо думать, как это перевозить.

– Не наше дело. Ставишь людей следить за погрузкой. На Тринидаде или в Гвиане ты или другой офицер встречают транспорт. Переадресацией к расположению батальона у Манштейна пусть голова болит.

– Мы так же в составе мехбригады?

– Так лучше. Манштейн стоит гарнизоном. Мы спокойно работаем на острове. Милая сердцу работа, мосты и дороги ремонтировать, завалы разгребать, аэродромы обустраивать.

Чистяков выдавал желаемое за действительное. В душе понимал, Мартиника не последний пункт пути. Наступление европейцев не останавливается. Не сегодня, так завтра придет приказ грузиться на боты и десантные баржи, идти вслед за морской пехотой. Никто не знает, какие именно части получат этот приказ. В том, что он будет, сомнений нет.